Текст книги "Выбирая судьбу"

Глава 27

Наступило Рождество. Было много суеты и восторженных криков Саманты. Как я и предвидела, кукольный домик заслужил горячее одобрение дочери и неодобрительный взгляд Криса.

Вечером мы долго гуляли в Центральном парке. Землю засыпало снегом, было безлюдно. Все отмечали праздник с родными и друзьями. Нам очень нравилось, что мы в парке одни.

– Крис!

– Что?

– То, что ты сказал вчера ночью, это серьезно?

– Да. Плохо, если ребенок будет незаконнорожденным.

– Так вот почему ты идешь на это?

– Нет, это не в моем характере. Просто я решил, что лучше убрать тебя с глаз, пока этот тип Гордон не повезет тебя к алтарю на своей инвалидной коляске.

– Крис! Он не такой уж старый. И с чего ты решил, будто Гордон собирается на мне жениться?

– Я, может, добрый малый, но не идиот. Кроме того, я умею читать.

– То стихотворение!

– Да, оно самое. И еще кое-что. Кстати, у меня такое чувство… Как думаешь, когда ты сможешь приехать? Наверное, тебе следует дать мне недели две, чтобы… привести дом в порядок.

– Да уж. Две недели – это хорошо. Все равно я не сумею приехать раньше. Нельзя бросить журнал в трудную минуту. Крис, как ты будешь объясняться с… – Я имела в виду Мэрилин.

– Предоставь это мне. Просто занимайся своими делами и приезжай.

– Мне потребуется время, чтобы снова сдать квартиру и собраться. Кроме того, журнал…

– К черту твой журнал! Ты нужна мне больше, чем им всем.

– С каких это пор? Правда, Крис?

– А ты как считаешь? – Мы снова поцеловались и пошли домой, взявшись за руки.

Лежа в ту ночь в постели, я рассматривала его вещи, сваленные горой в углу, и до меня начало доходить, что Крис уезжает. Я заплакала, потому что мне стало грустно. Но было тут кое-что еще.

– Крис, не так-то все просто! Есть проблемы. Например, Мэрилин и другие женщины. Наверное, у тебя всегда будет какая-нибудь Мэрилин. Я этого не выдержу. Мы с тобой разные, и порой я довожу тебя до бешенства. Я часто думаю о нас, и мне становится не по себе.

– Ты пытаешься сказать, что не хочешь за меня замуж? Тогда отдавай мой бриллиант.

– Нет, я серьезно. Я не хочу сказать, что не выйду за тебя. Просто боюсь.

– Меня?

– Нет, конечно… хотя да. Некоторым образом.

– Тогда не выходи за меня.

– Но я мечтаю, чтобы мы поженились…

– Я понимаю. Давай спать. Господи, да окажись ты в раю, все равно нашла бы, из-за чего дергаться. Прекрати ныть.

– Я не ною.

– Завтра мне рано вставать.

Как это на него похоже. А мне хотелось пообщаться.

– А когда ты хочешь, чтобы мы поженились, дорогой?

– Ты все об этом? Как только ты будешь готова. В родильной палате, если это сделает тебя счастливой. Годится?

– Да. Спокойной ночи. Но послушай, Крис…

– Что еще?

– Счастливого Рождества.

– Спокойной ночи.

На следующее утро я с тяжелым сердцем провожала Криса. Мне всегда было грустно, если кто-то уезжал. После отъезда Криса я чувствовала себя такой одинокой!

Странно, когда я вернулась в свою квартиру, у меня возникло желание позвонить Гордону и искать у него утешения, однако это было бы подло. К тому же я еще не решила, что ему сказать. В общем, все просто. «Гордон, я уезжаю. Мы с Крисом решили пожениться». Но как же это произнести? Как вообще приступить к разговору?

В понедельник я сообщила Джону Темплтону о своем уходе, и мне удалось избежать встречи с Гордоном, причем я целый день кляла себя за это. Трусиха! Остаток недели просидела дома с сильной простудой, разрываясь между спальней и гостиной, где стояли наши чемоданы, которые на глазах распухали, набитые вещами. Я хотела уехать из Нью-Йорка сразу после Нового года, и будь, что будет!

Я пряталась от Гордона всю неделю, решив, что сообщу ему новость на вечеринке у Хилари в канун Нового года. Может быть, шампанское облегчит разговор – и мне, и ему.

Хилари устроила очередной прием. В полночь она произнесла чудесный тост, поднимая бокал в честь своих гостей. Мы тоже подняли бокалы и выпили за Хилари, а потом все расселись маленькими группками. Разговоры вполголоса, комната в огнях свечей; нас окружала волшебная аура новогоднего праздника по-нью-йоркски – с ноткой грусти и умиления.

А потом Гордон посмотрел на меня, улыбнулся краешком губ и тихо произнес, чтобы нас не могли услышать:

– За тебя, Джиллиан. Пусть Новый год будет исполнен мудрости и покоя, а твой малыш станет для тебя радостью. И пусть Крис будет добр к тебе. Vaya con Dios. Ступай с Богом. – Слезы хлынули из моих глаз, когда он поднял бокал и встретился со мной взглядом. Он знал!

– Почему я вечно теряю лучших сотрудников? – вздохнул Джон Темплтон, когда мы столкнулись с ним в коридоре.

– Джон, спасибо за комплимент, но вы прекрасно справитесь без меня. Вы ведь справлялись раньше.

Он лишь покачал головой и двинулся дальше. Снова я его увидела только в пятницу на вечеринке, которую мне устроили на прощание. Мы с Гордоном пришли вместе и почти не разговаривали друг с другом. С того новогоднего праздника у Хилари он был любезен, однако держался отчужденно, и казалось, будто его мысли заняты чем-то иным. А вскоре наступила пора прощаться с коллегами, и тут-то и выяснилось, что именно происходит. Гордон тоже уходил из журнала. Когда он повез меня домой, я спросила, почему он не сообщил мне раньше.

– Когда ты решил?

– Я давно размышлял об этом.

– Нашел новую работу?

– Нет. Возвращаюсь в Европу.

– В Испанию?

– Нет. В Эз. Это маленький городок на юге Франции. Вероятно, сейчас там сущий ад – туристы, пиццерии и все такое, но десять лет назад было очень красиво. Вот я и решил съездить и посмотреть. Хочу остаток жизни посвятить живописи в каком-нибудь красивом местечке вроде этого, а не растрачивать годы в этих чертовых джунглях.

– Я рада, что ты уезжаешь, Гордон. Наверное, ты поступаешь правильно.

Он кивнул, улыбнулся и поцеловал меня в лоб, высаживая возле отеля. На два последних дня в Нью-Йорке мы с дочерью снова поселились в «Ридженси».

– Увидимся завтра.

– Да. Я тебе позвоню.

Мы договорились вместе провести субботу – мой последний день в Нью-Йорке. Отъезд был назначен на утро воскресенья.

Вечером я отправилась в клинику навестить Джули, и это было самое трудное из всего, что я сделала до отъезда. Что я могла сказать? «Спасибо за работу»? «Удачи»? «Скоро увидимся»? Нет, я могла лишь пытаться не заплакать.

Мы немного поговорили, но мысли Джули путались, и она заснула прежде, чем я ушла. Ее мозг был под воздействием демерола или что они там ей давали. Джули высохла, поблекла и теперь казалась седой и постаревшей. Она была такая маленькая и хрупкая в больничной кровати!

Я смотрела, как Джули спит; потом погладила ее по руке, и она открыла глаза и улыбнулась. Я поцеловала ее в щеку и машинально прошептала что-то вроде «спасибо, Джули». Она снова закрыла глаза и впала в забытье. Бросив на нее последний взгляд, я услышала собственный голос: «Ступай с Богом». Те же самые слова, что сказал мне Гордон.

Глава 28

Каким-то чудом нам снова дали тот же самый номер. Мы уезжали, как и возвращались, – стильно. Номер был прежним, но сколько всего произошло за эти четыре месяца. Даже не верилось. Будто прошла целая вечность.

Мы заканчивали завтрак, когда зазвонил телефон. Это был Гордон.

– Миссис Форрестер, это ваш гид и организатор светских мероприятий. Мы разработали программу вашего пребывания. – Я усмехнулась, предвкушая дальнейшее. – Сначала гид заедет за вами и доставит в пункт номер один вашего сегодняшнего маршрута: Пятьдесят девятая улица и Пятая авеню. Оттуда дряхлая лошадь повезет вас вокруг Центрального парка. Никто не знает, не сдохнет ли она на маршруте. Но в случае, если все-таки сдохнет, гид доставит вас на место назначения на собственном горбу. Просьба не надевать сапог со шпорами, поскольку у вашего гида чувствительные ребра. Благодарим за понимание, миссис Форрестер. Далее, вы отправитесь на завтрак в отель «Плаза», в Эдвардианский зал, а после вам предоставляется на выбор: а) небольшая остановка в Аукционной галерее; б) посещение Музея современного искусства; в) поход по магазинам; г) вы сможете послать гида куда подальше и отправиться домой, чтобы отдохнуть. Затем вас отвезут в «Голландский бар», где вам положены полторы порции выпивки – просьба показать бармену свой купон. А позднее доставят в «Каравеллу», где вы отобедаете. Проверьте фотоаппарат. И не забудьте надеть золотые туфельки и свитер с норковым воротником – впрочем, сойдет и лисица. После обеда в «Каравелле» вы отправитесь в «Раффлс», где потанцуете вместе с гидом. И опять-таки: не надевайте шпор! У вашего гида весьма чувствительные пятки. А затем вам предстоит поездка в одно из самых очаровательных тайных местечек Нью-Йорка, где вас ожидает сюрприз. Вот такую программу сегодняшнего дня мы организовали для вас, миссис Форрестер. Добро пожаловать в Нью-Йорк.

Меня в который раз поразило, какой же Гордон замечательный человек, к тому же он умеет держать удар.

– Гордон Харт, вы неподражаемы. Когда мы начинаем?

– В одиннадцать подходит?

– Ну…

– Тогда в половине двенадцатого. Я встречу тебя в холле.

– Гордон, послушай…

– Да?

– Я обещала Сэм сводить в зоопарк «в самый последний раз».

– Без проблем. Когда?

– Сейчас она с няней, и мы с ней посоветуемся.

– Часа в четыре, после дневного сна?

– Пожалуй. Я попрошу, чтобы она не уходила.

– Отлично! Скоро увидимся.

Гордон появился в холле ровно в одиннадцать тридцать. У него был довольный вид.

– Итак, мистер гид, что же дальше?

– Красивая карета. Но сначала вас ждет колесница.

Мы вышли из отеля через вращающиеся двери, и я поискала глазами его автомобиль, удивляясь, кому может принадлежать этот нелепый, алый, точно пожарная машина, «роллс-ройс», припаркованный чуть ли не у входа в отель. На номерном знаке в конце стояла буква Z, и это означало, что автомобиль взят в прокат. Наверное, ее арендовал какой-нибудь техасец. Или человек с хорошим чувством юмора.

– Мадам!

Картинно взмахнув рукой и широко улыбнувшись, Гордон распахнул передо мной дверцу алого «роллс-ройса». Рядом с автомобилем стоял шофер в ливрее, который взирал на происходящее с серьезным видом. Сцена была совершенно абсурдная, и я восторженно ахнула. Смеялась так, что почти сгибалась пополам. Смотрела то на Гордона, то на машину, пока не потекли слезы.

– Гордон, право же…

– Садись. Я решил, что ты должна хорошенько запомнить свой последний день в Нью-Йорке.

Действительно, этот день получился незабываемым. Я забралась в «роллс-ройс» и обнаружила в салоне бар, телевизор, стереосистему, телефон и вазу с алой розой. Прямо сцена из мелодрамы; Рок Хадсон и Дорис Дэй!

Мы выполнили все то, что запланировал Гордон, за исключением того, что после завтрака вместо пунктов а), б), в) и г) отправились на прогулку, а потом вернулись в отель, чтобы забрать Саманту. Ярко-красная машина вызвала ее живейший интерес, и она спросила:

– Это подарок? Можно нам забрать ее себе?

Саманта так таращила глаза, что мы с Гордоном расхохотались.

– Нет, милая, это только на один день. Ради смеха. Подарок от Гордона.

– Что тут смешного? Она мне нравится.

– Саманта, вспомни этот день, когда станешь большой девочкой, – серьезно произнес Гордон, и у меня возникло подозрение, что она действительно вспомнит.

Когда мы очутились на пересечении Шестьдесят четвертой улицы и Пятой авеню, водитель остановил машину и распахнул дверцу с моей стороны. Мы вышли и отправились в зоопарк. У Гордона в руках был фотоаппарат, которого я раньше не заметила.

– Хочу сделать несколько снимков. Не возражаешь?

– Нет. Мне бы хотелось взять на память несколько фотографий. На одной из них обязательно должна быть машина. – Я улыбнулась ему через плечо, стараясь не потерять из виду Саманту.

– Джиллиан, у меня нет твоих снимков, а мне бы хотелось… Кто знает, может, мы никогда не увидимся.

– Гордон, не говори глупостей. Мы обязательно увидимся!

– Эз и Сан-Франциско расположены отнюдь не по соседству, моя дорогая. И ты не знаешь, что произойдет, когда оставляешь кого-то. Если я говорю «прощай», то имею в виду – «навсегда».

– А когда я прощаюсь, то говорю себе, что мы еще увидимся.

– И ты в это веришь?

– Не совсем. – Мне стало грустно. Я взглянула на Гордона, но он смотрел в сторону.

Итак, следующий час Гордон фотографировал Саманту с воздушными шариками, с попкорном, верхом на пони, возле бассейна с тюленями. И меня тоже. Он ловил момент. Щелкал нас, когда наши рты были набиты кукурузой, а глаза закрыты. Или когда мы смеялись. Или махали руками. Гордон снимал, бегал вокруг нас… Щелк, щелк, щелк… последний день в жизни Гордона и Джиллиан… «Не пой мне песен, не рассказывай сказок, не проливай по мне слез»… но вспоминай меня добром.

Последний оставшийся снимок был сделан водителем – мы втроем стояли возле распахнутой дверцы красного «роллс-ройса», и Саманта держала в руках красный воздушный шарик. А я, садясь в салон, поняла, что это будет единственная фотография, на которой присутствует Гордон.

Остаток дня мы провели в соответствие с планом «гида» и в полночь были готовы покинуть «Раффлс» и отправиться за обещанным сюрпризом. «Роллс-ройс» был еще наш, и мы покатили в пригород, на восток. Я предположила, что мы направляемся к дому Гордона. Так оно и случилось.

Мы приехали, поднялись наверх. Гордон открыл дверь, вошел первым, щелкнул одним выключателем, вторым… зажег свечи и вернулся ко мне, чтобы помочь снять пальто. В комнате было множество цветов и бутылка шампанского в ведерке со льдом на журнальном столике возле низкого дивана. Гордон растопил камин и включил музыку. Забавная, однако, сцена, если учесть, что дама собирается уехать и выйти замуж за другого мужчину, ожидающего ее за три тысячи миль отсюда, и носит его ребенка! Тем не менее я была польщена. Знала, что моя жизнь с Крисом будет по-своему прекрасна, но и проблемы будут возникать. Жизнь с Крисом соткана из другого материала, никакого шампанского и свечей. Грустно признавать, но мы редко выходим замуж за шампанское и свечи. Напротив, нас прельщают голубые джинсы и мятые футболки, кока-кола и подгоревшие тосты. И мы прячем шампанское и свечи в волшебную шкатулку. Глядя в далекую перспективу, могу заметить, что с кока-колой и подгоревшими тостами жить легче.

Гордон словно прочитал мои мысли, потому что вручил мне пробку от шампанского и произнес:

– В твою волшебную шкатулку.

Я взяла пробку и улыбнулась, а он вдруг забрал ее и что-то написал на ней. Когда вернул пробку, на ней стояла дата. Только дата, и все.

– Не хочу, чтобы через пятьдесят лет твои дети ломали головы над инициалами, которых им все равно не разгадать.

Если вдуматься, эта фраза была исполнена глубокой печали, ведь я знала, что Гордон не шутит.

– Когда ты уезжаешь в Европу? – спросила я.

– Примерно через месяц.

– Что об этом думает Грег? Ты уже сообщил ему?

– Я звонил Грегу вчера. Знаешь, Джиллиан, он удивился. По-моему, я наконец совершил поступок, который заслужил одобрение моего сына. Отказался от «материального», которое он ставил мне в вину, и готов сделать нечто такое, что ему понятно. Грег сказал, что на следующее лето приедет повидаться со мной. Думаю, он это всерьез.

– Уверена! И я его понимаю. Я бы сама не отказалась от возможности провести лето на юге Франции.

– Что, уехать из солнечной Калифорнии?

– Гордон, ты будешь мне писать?

– Может быть… Однако я не силен по части переписки. Вряд ли Крису понравится наша затея. Но я сообщу, где нахожусь.

Гордон уже отдалялся от меня, и это было заметно.

– Крис не станет возражать. И я хочу получать от тебя весточки… пожалуйста…

– Он же не дурак, и я ему не нравлюсь, насколько мне известно. Я его не виню. Джиллиан, не давай Крису повода сделать тебе больно.

Я кивнула, и Гордон разлил шампанское по бокалам. «Луи Редерер» 1956 года. Любимое шампанское Шарля де Голля. И Гордона Харта.

Мы осушили наши бокалы, а потом молча сидели и смотрели на огонь в камине. Каждый думал о своем. Мы хорошо владели собой, многое сказали друг другу глазами, и слова были почти не нужны. Я знала, что расставание с Гордоном будет одним из самых тяжелым мгновений моей жизни… последняя минута… самый последний взгляд. Однажды я уже пережила это, с Крисом, но сейчас мне было ничуть не легче.

Я повернулась, чтобы взглянуть на Гордона, сидящего на диване. Великолепной формы голова, аккуратная бородка, глаза закрыты. И вдруг резкое движение его руки, звук лопающегося стекла – его бокал рассыпался вдребезги в камине. Я поняла значение этого жеста. Наверное, если запустить бокалом в камин и смотреть, как летят осколки, проще осознать тот факт, что между нами тоже все кончено.

Гордон встал, молча взял мое пальто, и мы медленно направились к двери.

Всю дорогу до отеля мы держались за руки и наблюдали, как за окном пролетают огни большого города. То, что осталось от прошлого снегопада, лежало в водостоках, покрываясь сероватым налетом.

Машина остановилась около «Ридженси». Гордон хотел выйти, но водитель уже успел открыть дверцу с моей стороны.

– Нет. Не выходи. Пожалуйста. – Мой голос срывался.

Гордон крепко обнял меня и поцеловал в макушку. Я подняла к нему лицо, и мы поцеловались. Я крепко зажмурилась, и слезинка медленно скатилась по щеке. Тогда я открыла глаза и увидела, что Гордон тоже плачет…

– Я люблю тебя, Гордон.

– Прощай, любовь моя. Всегда помни, как ты мне дорога.

Я вышла из автомобиля и побежала к вращавшимся дверям, ни разу не оглянувшись. До свидания… до свидания… увидимся… только не навсегда…

Какой смысл размышлять, как могло бы сложиться у меня с Гордоном? Я выбрала Криса. Я любила его. В лифте, зажмурившись, я шептала:

– Я люблю Криса… Я люблю Криса… Я люблю…

Глава 29

Перелет в Калифорнию прошел спокойно, но я чувствовала себя немного неуютно. Казалось, будто я нахожусь в каком-то коконе, подвешенном между двух миров, в особом месте, где легко прятаться и размышлять. У меня было пять часов, чтобы окончательно покинуть мир Гордона и снова войти в мир Криса. И я радовалась, что это время принадлежит только мне и никому больше.

Я парила над небоскребами Нью-Йорка, и мое сердце болезненно сжималось, когда я видела, как внизу стремительно уменьшаются и исчезают места, которые за последние пять месяцев стали частью моей жизни. Казалось, будто я скатываюсь по радуге на другой ее конец. Вот уже самолет описывает круги над полуостровом, приближаясь к Сан-Франциско, и во мне нарастает радостное возбуждение. Я возвращаюсь к Крису… К Крису… К Крису!

Я взглянула на Сэм и крепко сжала ее руку. У меня возникло чувство, словно мы наконец очутились дома.

Мы приземлились точно в назначенное время и, войдя в здание аэропорта, сразу увидели Криса. Он улыбался, глядя на меня. Мы посмотрели в глаза друг другу, и в моем мире все встало на привычные места. Нью-Йорк, Гордон, Джули Уэйнтрауб – все они находились за миллион миль отсюда, на другой планете.

– Тяжелый перелет?

– Нет, летели отлично. Сложная неделя в Нью-Йорке. Было много работы.

Мы забрали наши чемоданы и погрузили их в микроавтобус «фольксваген», который Крис одолжил у приятеля. С замиранием сердца я ждала, что Саманта сейчас выложит ему про вчерашний «роллс-ройс». Мне очень не хотелось вдаваться в объяснения прямо сейчас. Но дочь не сказала ни слова. Наверное, вспомнит о нем позднее, месяца через два, когда я меньше всего буду к этому готова. Но к тому времени уже будет неважно.

Мы покатили в город, и я выглядывала в окно с непередаваемым ощущением: «Бог мой, вот это да!» Сан-Франциско всегда заставляет сердце замереть, подхватывает и уносит ввысь, и мне кажется, что я лечу. Я мечтала проехать через весь город, чтобы снова увидеть то, что любила, но романтика была не в духе Криса. Ему бы и в голову не пришло, что я хочу полюбоваться городом. Поэтому мы сразу поехали домой. Свалили чемоданы в гостиной, и я отправилась посмотреть, что можно найти в холодильнике. Ничего. Добро пожаловать домой! Две наполовину пустые бутылки содовой, три кока-колы, заплесневелый лимон и открытая банка арахисового масла, которая завалялась, наверное, с прошлого июля.

– Крис, тут нечего есть!

– Знаю. Но еще не поздно сгонять в магазин. Ты поведешь мою машину, а я верну автобус.

– А как же Сэм?

– Мы возьмем ее с собой.

– Хорошо, но я хочу уложить ее спать пораньше. Сказывается разница во времени, и она устала с дороги.

– По-моему, Сэм вовсе не выглядит усталой.

Дочь носилась по дому и уже хозяйничала в «своей» комнате.

Да, все ясно – я вернулась. Холодильник пуст, мы едем в супермаркет. Никаких роз и шампанского. Это было вчера. Но я же знала, что меня ждет. Розам и шампанскому я предпочла заплесневелый лимон и выдохшуюся содовую. Знала, что могу выбрать розы и шампанское, но не пожелала. Я захотела ездить с Крисом за едой и раскатывать в одолженном у его приятеля микроавтобусе.

– О чем задумалась, Джилл?

– О том, как я тебя люблю.

И это были не пустые слова. Я вернулась домой, и это было здорово. Я натянула джинсы, заколов булавкой «молнию» там, где она не сходилась, надела свитер Криса и свой плащ, и мы отправились возвращать «фольксваген» и покупать продукты. Мы казались семьей, и Крис был очень красив. Я так радовалась, что казалось, лопну от счастья.

Когда мы вышли из дому, я кое-что вспомнила.

– Крис? Куда мы положим малыша?

– Сделай одолжение, уймись. Приехала всего час назад и уже придираешься ко мне. Куда-нибудь да положим. Прекрати меня доставать.

– Я не достаю. Просто подумала.

– Отлично, тогда прекрати думать. Встретимся в «Сейфуэй» через десять минут.

Крис чмокнул меня в щеку и укатил, помахав рукой. Резко сдал назад, едва не стукнув машину, когда я уже хотела включить зажигание.

– Не забудь вытащить воздушную заслонку! – крикнул он.

– Ладно. Хватит меня доставать! – Мне захотелось отплатить ему его же монетой.

– Иди ты. – Усмехнувшись, Крис покатил прочь.

– И тебе того же, приятель.

Господи, как же хорошо, что я вернулась. Здесь не пахнет элегантной роскошью и совсем не похоже на волшебную сказку. Зато это моя собственная сказка и в то же время реальность. Прекрасная реальность. Как и Крис.