Текст книги "Марш мертвецов"

Второй сет закончился со счетом шесть – четыре в мою пользу. Третий – шесть – один. Я выиграл матч.

Тренер возмущенно двинулся на меня.

– Вы ведь играли раньше! – вознегодовал он.

– Нет. Я первый раз.

– Чушь! Вы же меня по корту размазали!

– Новичкам везет.

– Лажа! – Он ткнул меня пальцем в грудь. – Вы профессионал. Никакой новичок меня бы так не раздраконил. Кто вас подослал? Шерил заплатила, чтобы меня мордой в грязь макнуть? Это у нее шутки такие? – Он снова ткнул меня в грудь.

Я схватил его за руку и до хруста вывернул запястье – еще чуть-чуть, и перелом.

– Еще раз так сделаешь, – пригрозил я в ответ на его поскуливания, – и подавать будешь не мячи, а тарелки в забегаловке. Никто меня не подсылал. Может, я такой природный талант, а может, ты не такой крутой, каким себя возомнил. Так что мой тебе совет – забирай деньги, проглоти обиду и убирайся с глаз моих.

Отпустив его руку, я ушел, чувствуя, как бурлит в крови адреналин. Времени еще оставался вагон, поэтому я вдарил по сквошу и гандболу. Такого фурора, как на теннисном корте, не произвел, но все равно продемонстрировал неожиданное для самого себя спортивное мастерство. Если я на новенького так отличился, что же было бы после регулярных занятий? Может, я упустил свое истинное призвание и меня ждет головокружительный успех на теннисном корте?

После клуба я заскочил в «Шанкар», чувствуя прилив свежести и бодрости. Впереди великий день. Я уже видел, как Кардинал, раскрыв мне объятия, вручает ключи от своей могущественной империи.

Я обедал с И Цзе и Леонорой. Рассказал им о предстоящей встрече. Известие их впечатлило, особенно И Цзе.

– Вот, Капак, начинается! – радостно воскликнул он. – Сегодня он вряд ли что особенное скажет – так, побеседует, и все, – но твое будущее целиком может зависеть от того, как будешь держаться на этой встрече в одиннадцать.

– И как мне держаться? – поинтересовался я. – Непринужденно, как со старым приятелем? Или потупить взор и помалкивать, когда не спрашивают?

– Будь самим собой, – посоветовала Леонора. – Дорри все равно за тобой следит. Он знает, каков ты есть, так что нет смысла надевать маску. Отвечай так, как думаешь. Не играй.

– Да, – согласился И Цзе. – Ни стелиться перед ним, ни распускать перья не надо. Он просто хочет проверить, как идут дела у новичка. А может, он припас для тебя какое-нибудь заданьице. Если так, то не смотри, что оно мало чем отличается от обычного, для него оно очень важно. Отнесись к этому заданию, как к любому другому, без ажиотажа, но не завали.

– Вас понял. – Я вонзил зубы в бургер. В «Шанкаре» их готовили отменно – черные, как глубины ала, а салата и соуса ровно столько, сколько нужно. – Вы Адриана вчера-позавчера не видели? – отхватывая очередной кусок, вспомнил я.

– Кого? – не поняла Леонора.

– Адриана. Моего водителя.

– А мы разве знакомы?

– Насчет знакомства не уверен, но вы наверняка его видели со мной. Молодой парень, улыбчивый такой, паясничает все время.

– Никаких ассоциаций, – покачала головой Леонора.

– И у вас тоже? – обратился я к И Цзе.

– Для меня все молодые парни по большому счету одинаковы.

– Да, помощи от вас не дождешься, – посетовал я.

– Возраст… – улыбнулась Леонора. – К старости память уже не та. Одни обрывки. Собственное имя и то с трудом помнишь. Да, И Цзе?

– Кто такой И Цзе? – рассмеялся он.

– Если я доживу до ваших лет, – пообещал я, – пусть кто-нибудь надо мной сжалится и избавит от мороки. – Я поднялся из-за стола. – Посидел бы еще, но пора делать карьеру. Увидимся!

– Удачи! – пожелал И Цзе.

– Да, удачи тебе, Капак, – подхватила Леонора.

Из ресторана я вернулся в «Скайлайт». Принял душ – третий раз за день. Этот город заставит попотеть… Вышел, обмотанный в полотенце, и столкнулся с Кончитой.

– Привет, морячок! – развязно протянула она, неплохо копируя Кэтрин Хепберн. – Иду на «Африканскую королеву». Ты со мной?

– Прости. Речную прогулку я, к сожалению, пропущу. Встреча с боссом. Может, светит повышение.

Я открыл гардероб и принялся выбирать одежду. Без фанатизма. Аккуратные брюки, рубашка, свободный галстук. Пиджака не надо – слишком жарко.

– А когда вернешься? – спросила Кончита.

– Не знаю.

– Мне тебя подождать?

– Только не допоздна. Пару часов можешь. Я позвоню из Дво… из офиса, если освобожусь до полуночи.

Незачем ей знать про Кардинала, я для Кончиты по-прежнему страховой агент, пусть пока им и останусь. Неведение в данном случае ей только на пользу.

Томас вез меня во Дворец молча. На мои попытки завязать беседу отвечал кратко, односложно. Нет уж, пусть мне скорее возвращают Адриана…

Дворец во время ночной смены гудел как улей. Чуть потише, конечно, чем днем, но все же в эту пору в городе трудно было отыскать другое здание, где так бурлила бы жизнь. Интересы Кардинала простирались на обе половины земного шара. Его компания, ненасытный экономический молох, работала как гигантский вечный двигатель.

Подступы охраняли суровые гвардейцы. Недавно в прессе снова поднялась шумиха – так происходит раз в несколько лет, когда молодые политики пытаются сделать себе имя на кампании против личной армии Кардинала. Волны хватало недели на две, за это время горожане успевали выпустить пар и успокоиться, а зачинщиков затем либо подкупали, либо закатывали в асфальт, и все – страсти улеглись.

Я отметился на стойке регистрации и сдал обувь. Тем, кто ощущал на себе пагубное влияние жары, предлагались флакончики дезодоранта для ног, но мои после душа были еще свежи. Времени оставалась уйма, я пришел сильно заранее, где-то за полчаса. Дожидаясь лифта, я вдруг увидел сбоку дверь на лестницу. В здание Дворца – административный центр империи Кардинала – мне уже приходилось наведываться не раз. Сперва получал документы, официальные бланки, удостоверения личности, чтобы легализоваться (старые бумаги я, видимо, просто не привез). Потом заходил по страховым делам, копался в бездонных архивах, занимавших целых восемь этажей, – полнейшее в городе собрание досье на всех, кто хоть что-то собой представляет, и на многих не представляющих собой ничего. Доступ в хранилище был ограничен, меня пустили только на три этажа, но даже там сразу стало ясно, на что идут исчезающие с лица земли тропические леса. Хранение информации в компьютерах Кардинал не признавал – слишком легко взломать, а значит, удобства риск не оправдывают.

Ни разу за все это время я не воспользовался лестницей. Зачем, если есть отлично работающие лифты? Но сейчас я чувствовал прилив бодрости после своей тренировки, и мысль пробежаться до пятнадцатого этажа показалась интересной. Хоть время убью, а потные подмышки потом ополосну, заскочив в уборную наверху.

На лестнице, в отличие от сияющего всеми огнями вестибюля, оказалось темновато. До одиннадцатого этажа мне не попалось навстречу ни души. Во Дворце никто не ходил по лестнице, даже на один этаж, и не из-за лени, а повинуясь указу Кардинала: в этом здании никто не смеет тратить его время попусту, поэтому будьте добры из точки А в точку Б перемещаться как можно скорее.

Где-то этаже на седьмом в моих мыслях снова возникла та женщина. Я замедлил шаг, сощурился и наконец представил ее себе как следует. Передо мной поплыла череда кадров. Вот эта женщина в кухне, за барбекю, замахивается теннисной ракеткой на подаче, целует меня, лежит обнаженная у открытого очага перед шахматной доской, ведет машину, занимается любовью (видимо, со мной), подбрасывает блин на сковороде, нервно крутит обручальное кольцо, поливает цветы, смеется – почти все время смеется.

Настоящая она или плод моего воображения, она оказалась очень смешливой. Человек, радующийся жизни, судя по веселым морщинкам в уголках губ и глаз. От каждого движения ее губ у меня сжималось сердце, будто я был в нее влюблен. Непонятно. Откуда такие сильные чувства к призраку?

Я попытался перебрать своих прошлых подружек. Может, это одна из них, давно забытая, или, наоборот, собирательный образ, идеальная женщина, отразившая все черты любимых и оставленных мной? Я приторомозил в замешательстве.

Ни одна не приходит на ум!

Подружки, прежние любовницы – я без труда припоминал тех, кто появлялся за время моей жизни в городе, но вот до этого – ноль! Снова чистый лист, снова пустота, стена, в которую я утыкаюсь уже не первый раз за последние месяцы. У меня провалы в памяти. Наверняка ведь были какие-то женщины в моей жизни до приезда в город, но я не мог припомнить. Да что там, я и родителей-то едва помню…

Под ложечкой противно засосало, и я остановился как вкопанный – на одиннадцатом этаже. Не помню! Мать, отца… Есть ли у меня братья и сестры?.. Не знаю! Пустота. Все кануло в никуда: вся жизнь, все, кто мне встречался до того, как я сошел с поезда…

И тут краем глаза я заметил спускающуюся сверху женщину. Я бы не обратил на нее ни малейшего внимания, если бы она шла нормально, не крадучись и не таясь. Она именно кралась, прижимаясь к стене. При виде меня она замерла и попыталась скользнуть назад, в тень. Вот тут-то, когда она хотела раствориться, я ее и засек.

Под моим взглядом женщина застыла на месте. Она была одета во все черное. Я поднялся на ступеньку, чтобы разглядеть получше, и тогда незнакомка, перестав скрываться, шагнула на свет. Высокая, наверное, с меня ростом; длинные ноги, широкие бедра, тонкая талия, идеальная грудь. Лицо удлиненное, не подходящее ни под какие каноны красоты. Кожа довольно смуглая, хотя, может, это только при таком тусклом свете. Заостренный подбородок, уши скрыты длинной черной гривой. Я почувствовал, как твердеет в штанах, и усилием воли заставил себя сосредоточиться.

– Что вы здесь делаете? – спросил я резким тоном. Что она здесь незаконно, сомнений не вызывало. Но как же она проникла в здание? Мне казалось, Дворец неприступен. – Кто вы такая? – Правой рукой я потянулся к воображаемой кобуре, делая вид (надеюсь, успешно), что сейчас достану пистолет. – Как вас зовут? Почему вы…

Я осекся. Она шагнула вперед, склонив голову набок и пристально разглядывая меня. Лоб сморщился, будто она меня узнала, но не могла вспомнить откуда. А потом, с обезоруживающей сексуальной улыбкой, она провела ладонями по бедрам и, расстегнув пуговицы, выскользнула из своих брюк.

Моя рука дернулась, так и не нащупав мнимый пистолет. Под брюками на девушке обнаружились высокие белые трусы. Не особенно сексуальное белье, но долго мне им любоваться все равно не дали: трусы немедленно присоединились к брюкам на полу.

Левушка начала спускаться, а я не мог оторвать взгляд от темного треугольника в низу ее живота. Лаже если у нее в руке был нож, я бы не заметил. Я смотрел в одну точку как завороженный.

Незнакомка остановилась на четыре ступеньки выше.

– Эй, – негромко позвала она.

Я наконец заставил себя поднять взгляд. Она, облизнув губы, кинулась на меня.

Мы оба повалились на пол, целуясь и срывая друг с друга одежду. Я сжал ее грудь и подмял девушку под себя. Она укусила меня за шею, а потом обеими руками рванула застежку ширинки, и я почувствовал ее холодные пальцы, влекущие за собой (можно подумать, меня надо было еще куда-то направлять!).

Мы набросились друг на друга с безумством мартовских котов. Перекатились по ступенькам до стены и там поднялись на ноги. Сперва я вдавил девушку в стену, потом она меня. Через несколько фрикций мы снова оказались на полу. Никогда еще я не трахался с таким остервенением. Задрав ее рубашку, я со стоном впился губами в грудь. Даже кончив, я продолжал наяривать с прежней силой, такой же неуемный, как и раньше. Она прижала меня крепче и прикусила за ухо, бормоча непристойности. Мы не хотели останавливаться. Мы просто не могли. Пока…

Я вдруг отвалился, тяжело дыша. В голове шумело, надо было чуть-чуть очухаться. Когда я снова вскинул взгляд, девушка уже сидела, покачивая головой, положив одну руку на колено, а другой мягко касаясь лобка. Потрясенно улыбаясь, она встала, натянула трусы с брюками и, послав мне воздушный поцелуй, безмолвно удалилась.

Я лежал как идиот и смотрел ей вслед. Даже если она заложила в здание бомбу, мне было все равно. Остановить ее представлялось таким же невозможным, как шагнуть с крыши Дворца, расправить крылья и полететь.

Потом я все-таки поднялся на ноги, хотя перед глазами плыло, и застегнулся. Глянул на часы – время еще есть. Оргия продлилась всего лишь несколько минут. Я сбегал в уборную и привел себя в порядок. А потом, весь красный и запыхавшийся, отправился к Кардиналу.

В приемной дожидалось несколько человек. Из самых разных слоев, в костюмах, в отрепьях, даже в сутане священника. Секретарь жестом пригласила меня пройти без очереди, и я почувствовал спиной испепеляющие ревнивые взгляды.

Когда я вошел, Кардинал играл с марионетками, присев на корточки у низкого столика. Перед столиком была натянута белая простыня, подсвеченная сзади яркой лампой. Послушные манипуляциям Кардинала, за экраном плясали две тростевые куклы, и спереди казалось, что на простыне движутся две живые тени.

– Китайские, – пояснил Кардинал, не повернув головы. – Им по триста лет. – Он сменил одну из кукол – мужчину в большой шляпе – на маленького дракона.

– Невелика премудрость, – сказал я.

– Кому нужна премудрость, если… – Кардинал убрал кукол в сторону, а потом с улыбкой скрестил руки на груди. Тени на экране продолжали плясать как ни в чем не бывало, дракон и воин с копьем, они кружили на месте, делая резкие выпалы. – Если владеешь магией, – закончил он.

– Но как?..

Кардинал позволил мне заглянуть за экран. Никаких специальных приспособлений, никаких фокусов. А тени спереди плясали по-прежнему. Я обернулся, но за спиной тоже не заметил ни камер, ни проекторов.

– Это экран? – спросил я.

– Потрогай.

Нет, обычная ткань. Постепенно бледнея, тени угасли, и остался только круг света от лампочки, которую Кардинал тоже вскоре погасил.

– Как вы это делали?

– Вера. Сила воли. Сила мысли.

– Не скажете?

– Есть хочешь? – Он сменил тему. – Или пить?

– Пива хорошо бы.

Он подошел к столу, щелкнул переключателем и попросил секретаря принести бутербродов, пива и минеральной воды. Бутерброды выглядели аппетитно, так что я съел парочку. Мы жевали, прихлебывали, вели задушевные разговоры о погоде и футболе, как два приятеля.

– То, что доктор прописал, – приканчивая последний кусок, похвалил Кардинал. – С пяти утра на ногах, совсем про еду забыл. У меня такое часто. Врачи ругаются, но если всех их слушать – совсем жизни не будет.

– Ничего себе, сколько вы работаете! – изумился я. – Наверное, скоро собираетесь ложиться?

– Нет, мистер Райми, еще часов тридцать потружусь. – Он смахнул крошки с губ, облизал руку и рыгнул. – Я мало сплю. По паре часов через день. Сном часто злоупотребляют. Дрыхнут по семь, восемь, девять часов. – Он неодобрительно покачал головой. – Так всю жизнь продрыхнуть можно. Это суркам позволительно спать без просыпа, а людям нет. Думаю, обезьяна стала человеком, только когда увернулась от объятий Морфея. Чего добилось бы человечество, тратя по шестнадцать часов на сон? Так бы и жили дикарями до сих пор, потому что если так ненадолго просыпаться, то ничего изобрести не успеешь. Прыгали бы по деревьям по сей день…

Видя, что он не шутит, я сдержал смех. С большим трудом.

– Мы все сони, – продолжал он. – Вполне можно – и нужно – бороться со сном. Только представь: восемь лишних свободных часов в день, пятьдесят с хвостом в неделю, две с половиной тысячи в год. А если все будут так работать? Помножь эти часы на таланты тружеников. Каких высот мы могли бы достичь! Ключ к успеху, мистер Райми, это сознательное управление режимом сна.

– Может, его вообще запретить? – подыграл я.

– Нет, – серьезно возразил он. – Совсем без сна нельзя. Мозгу нужны отдушина и отдых. Но не в таких количествах, как мы привыкли. Больше трех часов в сутки – это уже роскошь. Она делает нас изнеженными и слабыми. Надо, как на пачках сигарет, делать предупредительные надписи на изголовьях кроватей: «Вредит вашему здоровью».

– Ну, это уж мы слишком далеко зайдем, – улыбнулся я.

– Я вот тоже далеко зашел – построил империю, – отрезал он.

На это у меня не нашлось ответа, и я замолчал, но мне показалось, что Кардинал ждет возражений. Если мне показалось неправильно, я в глубокой заднице, это ясно, однако тянуло поспорить.

– В некоторых случаях ваша логика не работает, – осторожно начал я.

– Например?

– Эйнштейн. Величайший гений всех времен. А спал верных восемь часов, не сойти с этого места.

– Эйнштейн все профукал, – отмахнулся Кардинал. – Было у него богатство? А власть? Что он поимел, в чем его выгода?

– На основе его теории создали ядерную бомбу.

– Да, – согласился Кардинал. – Создали. Другие. Такие, как я, мистер Райми. Обладающие властью, видящие цель и твердо стоящие на земле обеими ногами. Эйнштейн с этой бомбы не получил ничего. Наоборот, твердил, как она опасна. А ведь мог сделать свою бомбу, взять весь мир в заложники и получить состояние. Но нет, он слишком много спал. Если кому и не помешали бы лишних восемь часов в день, так это Эйнштейну. Использовал бы свою теорию относительности, чтобы влиять на фондовый рынок, – вот это было бы умно!

Фондовый рынок… У меня шевельнулось воспоминание.

– Я недавно разговаривал с И Цзе Лапотэром. И он мне посоветовал поинтересоваться у вас насчет акций и предсказаний. Он…

Лицо Кардинала стало мрачнее тучи, и я моментально умолк. Он грозно выставил вперед руку с искривленным мизинцем:

– Не смей больше упоминать при мне этого ублюдка. Нет такого. Когда-то я знал человека по имени Инти Майми, он ушел с моей службы и больше для меня не существует.

– Простите.

– Не извиняйся! – рявкнул Кардинал. – Молчи!

Он отошел к окну и погрузился в мрачное раздумье.

– Инти Майми, – наконец со вздохом произнес он. – Великий человек окружает себя великими. Я – правитель этого города, потому что его сильнейшие принадлежат мне. Инти Майми был лучшим. Я возлагал на него такие надежды… Мы правили бы миром вместе, рука об руку. Но он от всего отказался, разрушил мои планы, отбросил меня назад на годы. Я бы уже перебрался отсюда. Страны мира подчинялись бы мне так же, как сейчас подчиняется город, я правил бы государствами, а не каким-то вшивым городишкой.

Он печально покачал головой. Услышав такое от кого-то другого, я только покрутил бы пальцем у виска, но от этих слов по коже шли мурашки. Мне приоткрылась будущая империя Кардинала, коленопреклоненный мир у его ног. Он не будет распыляться на всякие высшие расы. Нет, он один приберет все к рукам.

– Почему вы не убили его?

У Кардинала пугающе задергалась челюсть, а пальцы сжались в кулаки. Он изо всех сил сдерживал ярость, и это меня обрадовало несказанно – обычно правитель города не утруждал себя самоконтролем.

– Не испытывай мое терпение, – прорычал он. – Я же велел не упоминать его имени! Хватит на этом.

– Хорошо, – покорно ответил я. – А что насчет фондового рынка и прорицаний?

Он улыбнулся, и я понял, что опасность миновала. Хотя бы сейчас.

– Ладно, открою тебе свой секрет. Но только между нами. Я уже полтора десятка лет король фондового рынка. Есть люди, которые за мою тайну отвалили бы любую сумму; есть банкиры, готовые ползать на коленях, лишь бы ее заполучить. Инти Майми мог бы быть поаккуратнее с намеками. Придется принять меры. А тебе я бы посоветовал впредь держаться подальше от этого падшего ангела. Однако, раз уж шила в мешке не утаили, к чему отпираться? Посиди-ка здесь пару минут, я сейчас. Допей пока. Надо позвонить.

Вернувшись (примерно через четверть часа), он повел меня из кабинета наружу, мимо секретаря и дожидающихся в приемной, к лифту. Нажал кнопку, двери разъехались.

– Шестой, – рыкнул он на задрожавшего лифтера, и мы начали спускаться.

– Ты уже бывал в Холодильнике?

– Нет.

– Но знаешь, что это?

– Да, конечно.

Холодильником назывался огромный частный морг, принадлежавший Кардиналу. Многие его друзья и враги обрели здесь вечный покой, и, по слухам, тысячи тел до сих пор хранились в этом Холодильнике по непонятным причинам.

– Я попросил заказ на вынос, – подмигнул Кардинал.

Внизу мы вскоре очутились перед массивными раздвижными дверьми. Кардинал набрал код доступа на панели сбоку, и двери послушно поползли в стороны, открывая вход в продолговатое помещение с простыми скамьями вдоль стен и операционным столом посередине. Кардинал уселся на одну из скамеек, мне указал на соседнюю.

Где-то полчаса мы просто сидели и ждали, сложив руки на коленях.

Кардинал что-то фальшиво мурлыкал себе под нос. Наконец двери разъехались снова и вошли три гвардейца, везущих каталку с упакованным трупом. Тело они переложили на стол в центре зала и так же безмолвно удалились.

Поднявшись, Кардинал двинулся к столу, кивком подзывая и меня. Расстегнув молнию на пластиковом мешке, он отогнул края, являя на свет обнаженное тело мужчины лет сорока плюс-минус немного. Как давно он умер, определить по этому замороженному, как индейка, трупу не представлялось возможным.

– Саймон Спантон, – представил его Кардинал. – Большой начальник в крупной компьютерной компании. Был. До своей скоропостижной кончины во цвете лет. Полагаю, сердечный приступ на фоне стресса, а может, и передозировка наркотиков. Вот что чаще всего губит молодых начальников.

Кардинал выдвинул ящик стола, который я раньше не заметил, и добыл оттуда набор скальпелей. Потом снял с бокового крючка пилу и другие серьезные инструменты, предназначенные для того, чтобы пропиливать грудную клетку и удерживать ее в раскрытом состоянии.

– Из меня никогда бы не вышел хороший патологоанатом, – приступая к работе нал бледно-сизым телом, заявил он. – Я слишком большой кайф ловлю. Дело-то серьезное, а я могу бесконечно возиться с требухой и костями, делать из них марионеток или смешные фигурки.

Я молчал, сцепив зубы, пока он пилил, не в силах слушать визг и хруст. Казалось, что он вот-вот попросит меня помочь, но нет, ему действительно было в кайф пилить самому. За эту маленькую поблажку я испытывал огромную благодарность.

Раскрыв грудную клетку мертвого начальника, Кардинал отложил инструменты и вытер руки об штаны. Перчатками он не озаботился, но пятна его, видимо, не смущали. Сейчас правителя занимало только одно: внутренности Саймона Спантона.

– Меня всегда интересовали прорицания, – задумчиво проговорил Кардинал. – Древние этим и жили. Надеялись, что человеческая требуха откроет им секреты мироздания, если приглядеться повнимательнее. Они думали, мы все на каком-то уровне связаны, и то, что внутри, отражает то, что снаружи. – Кардинал поднял на меня глаза. – Ты ведь, думаю, помнишь, что я говорил о взаимосвязях в первую нашу встречу? Так вот, по-моему, древние угадали. Если знаешь, что именно искать, обязательно увидишь связь. Весь фокус в том, чтобы правильно сопоставить это… – Он зачерпнул горсть сизых кишок и, вытащив их из трупа, бесцеремонно плюхнул на пол, – с этим. – Он описал рукой дугу, подразумевая окружающий мир.

Склонившись нал горкой требухи, Кардинал принялся копаться в ней, перекладывая и иногда разрывая, изучая образующиеся узоры. Меня замутило, но я из вежливости склонился рядом, будто он разбирал не внутренности, а коллекцию бутылочных пробок, демонстрируя мне редкие экземпляры.

– Я досконально изучил прорицания, – пыхтя от усердия, продолжил Кардинал, – но не особенно впечатлился. Сплошной идиотизм. Норовили провести параллель между требухой и стихиями или духами умерших – ерунда на постном масле. Кого, скажи ты мне, интересует завтрашняя погода? Носи с собой зонтик и темные очки, и будет тебе счастье.

– Вряд ли их заботил моросящий дождик по пути в офис, скорее стихийные бедствия вроде засухи или наводнения, – саркастически усмехнулся я, однако Кардинал только хмыкнул:

– И поскольку имеющиеся толкования оказались ересью, пришлось изобретать свои.

Он выудил из общей кучи какой-то лиловый комок, мало чем отличающийся от остальной груды бренных останков Саймона Спантона. Оглядев непонятный ошметок со всех сторон, Кардинал лизнул его и с отсутствующим взглядом почмокал губами. Меня чуть не вырвало, но усилием воли я удержал готовый выплеснуться наружу обед.

– Я решил обратить искусство прорицаний на фондовый рынок, – непринужденно, как о погоде, продолжил Кардинал. – Приказал доставить тела нескольких начальников из крупных компаний. Вскрыл их, изучил внутренности, посмотрел, какие образуются узоры, сравнил с делами компаний до и после смерти этих шишек, и начало было положено.

– Не понимаю, – нахмурился я, уставившись на груду требухи. – Что-то я не вижу никаких узоров.

– Все зависит от взгляда смотрящего, – усмехнулся Кардинал. – Как в тестах Роршаха. Вот я гляжу на останки Саймона Спантона и вижу груз забот. Он умер в тревоге. Проблемы на работе. Стресс, хотя и без видимых причин. Компания вроде шла в гору, однако внешнее впечатление бывает обманчиво. У меня имеется крупный пакет их акций, я собирался докупить еще. Но если верить кишкам Спантона, пора, наоборот, продавать.

Я поморгал, но картина для меня не изменилась.

– Значит, вот так вы и определяете, когда покупать, когда продавать и так далее? Чуете нутром? Нутром мертвых начальников?

– Безумие, да? – ухмыльнулся Кардинал. – Но действует. Может, конечно, случайность. Может, у меня просто полоса везения. Но за пятнадцать лет я пока ни разу не прокололся. Я держу в руках рынки по всему миру. Теперь ты знаешь как.

– А если никто не умирает? – поинтересовался я. – Ведь начальники вряд ли мрут как мухи. Как вы обходитесь, если подходящих трупов нет?

Кардинал улыбнулся ангельской улыбкой:

– Говорят, Бог дал – Бог взял. Но ведь и Кардинал может давать и отбирать. Если костлявой нужно слегка подсобить… – Я лишился дара речи, но Кардинал, хлопнув меня по плечу, стал раскладывать по местам инструменты. – Пойдем. Вернемся в кабинет. Вроде перекусили же перед уходом, а почему-то опять аппетит разыгрался…

Снова оказавшись на своем пятнадцатом этаже, он велел принести и проглотил в один присест тарелку ребрышек. Увидев, что на столе прилеплено несколько записок, он их наскоро просмотрел, не отрываясь от еды.

– Мисс Арне передает, что ты прирожденный коммивояжер, – облизывая вымазанные в соусе пальцы, огласил он содержание одной из них. – Уже вошел в число лучших агентов. Говорит, что через год сможешь занять ее кресло.

Я улыбнулся:

– Мило, но ерунда это все. Да, я тяну свою лямку. Но жилы рвать не собираюсь. Да, практика полезная, но не более. А более…

– Да, мистер Райми? Что же более?

– Я надеялся, вы мне скажете.

– Со временем, – поддразнил он. – Сперва еще кое-чему подучись, прежде чем я решу тебя пристроить в другое место. Ты быстро схватываешь. Мистер Тассо рассказал, как ты обработал нашего еврея. Впечатляет. Жестоко, безжалостно, виртуозно. Мне понравилось. Большинство выбило бы из него эту подпись силой: сила есть – ума не надо.

– Да, неплохо вышло, – гордо заметил я. – Получше, чем с Джонни Грейсом.

Кардинал махнул рукой:

– Не твоя вина.

– Значит, вы слышали?

– Я обо всем слышу, мистер Райми.

– И не сердитесь?

– На Паукара Вами и не такие, как ты, напарывались. И лучшего исхода пока ни у кого не было. Мне бы, конечно, предпочтительнее, чтобы Джонни Грейс остался в живых, но драться за него с Паукаром Вами не собираюсь.

– Этот Вами здесь, кажется, что-то вроде табу, – заметил я. – Никто не хочет о нем говорить.

Кардинал медленно кивнул:

– Есть люди, которые спокойно проходят под стремянками, просыпают соль или наступают на трещины в асфальте. А потом они сталкиваются с Паукаром Вами и начинают креститься при упоминании его имени.

– Что, так плохо дело? – серьезно спросил я.

– Да. – Кардинал помолчал. – Что ты успел о нем узнать?

– Он убийца. Наводит на всех страх уже лет тридцать – сорок, хотя выглядит гораздо моложе. Когда-то работал на вас, кажется. Может, до сих пор работает.

Кардинал улыбнулся:

– Богатый урожай. Мало кому удается столько накопать. – Он опустил взгляд и подвигал искривленным мизинцем. – Паукар Вами был моим величайшим… – он не сразу подобрал слово, – творением. Я его подобрал, выпестовал, наставил на путь. Он машина для убийства. Смерть – его жребий. В семидесятых – восьмидесятых я с его помощью избавился от надоевших соперников, стоявших у меня на пути: сильных и с хорошей охраной, – обычным способом с ними было не сладить. А Вами, если уж начал, не остановишь. Сметет любые барьеры. За пару лет истребил шестнадцать самых влиятельных людей в городе. Убивал в постели, в особняках, на детских утренниках…

Кардинал восхищенно потряс головой.

– Потом мы уже так тесно не сотрудничали, – продолжал он. – Вами трудно удержать в руках – слишком своенравен. Он путешествует по всему свету, убивает и за деньги, и забавы ради. Как придется. Но когда надо, он по-прежнему работает на меня, хотя теперь особой нужды в нем нет. Ладно, – Кардинал резко сменил тему, – давай поговорим о жилье. Ты уже давно в «Скайлайте». Пора о тебе позаботиться получше. К чему душа лежит? Я оплачу. Особняк не обещаю – рановато, а вот квартирку на верхнем этаже в деловом районе – сколько угодно. Или тебе лучше с видом на реку?

– Вообще-то, я надеялся, вы оставите меня в «Скайлайте».

Он удивленно улыбнулся:

– А что там особенного? Еда, обслуживание? Не надо самому ничего делать? Так наймешь себе домработницу…

– Нет, дело не в этом, – выпалил я. – Это… из-за женщины.

Кардинал посмотрел на меня с язвительной усмешкой:

– Понятно. Какая-то femme fatale тебя все-таки заарканила. Что ж, следовало ожидать, ты ведь завидный жених. Ладно, веселись. Надеюсь, она того стоит. А вместе с тобой она не может переехать? Или ты не хочешь связывать себя отношениями?

Поразмыслив, я решил, что можно признаться насчет Кончиты.

– Это не роман. Она больна, я ей просто друг. И все.

– Не знал, что в «Скайлайте» держат больных. Надо будет выяснить. Развели санаторий!

– Кончита исключение. Она…

– Кончита? – рявкнул Кардинал, затем свел брови, будто роясь в памяти. – Кончита… – Поерзав в кресле, он потер лоб рукой: – Кубелик?

– Кубекик, – поправил я. – Вы знакомы?

Я слегка удивился, но, в конце концов, ее муж ведь был гангстером, а Кардинал своих знает наперечет. Может, тогда, это мой шанс узнать побольше о Фердинанде Уэйне.

– Да, когда-то были, – рассеянно протянул он.

– Она замужем за гангстером, да? За Фердинандом Уэйном?

– Да. – Кардинал отвернулся, и во взгляде его я заметил легкое замешательство, но, котла через секунду он посмотрел мне в глаза, замешательство пропало, если вообще было. – Да, я знал Фердинанда и его несчастную молодую жену. Кончита Уэйн была исключительной женщиной. От нее в комнате делалось светлее – клише из дешевых романов. Мужики наизнанку выворачивались, чтобы ей утолить. – Он улыбнулся при воспоминании. – А потом ее сразила болезнь. – Улыбка померкла. – Ужасно. Я пытался помочь. В кои-то веки проявил сострадание, свел Фердинанда с лучшими врачами страны, одолжил ему денег на оплату их услуг. Но они ничем не могли помочь. Котла надежды иссякли, я поселил ее в номере на верхнем этаже «Скайлайта», чтобы ей хотя бы никто не докучал в ее страданиях. Мало к кому я питал такую же слабость.