Текст книги "Эпилог к концу света"

Надо сказать, мимика старейшины за время нашего знакомства заметно оживилась. Причём я была готова спорить, что это именно моя заслуга, а вернее – появившейся у него компании. Насколько я успела выяснить, мой приёмный отец был весьма одиноким существом: семьи так и не завёл, близких друзей тоже не имел – или просто пережил их всех. Да и обязанность сдавать умирающих сородичей с рук на руки духам никому не добавит жизнерадостности. А я, конечно, тот ещё подарок, но со мной хотя бы не соскучишься.

В подробности местного символизма в одежде я пока не лезла – с языком бы разобраться! Выяснила только, что мужчины не злоупотребляли верхней одеждой не только из-за татуировок, но и по вполне объективным причинам: они не мёрзли и не испытывали никаких неудобств без одежды. Тогда, у озера, мне не показалось, Чингар действительно, как и все инчиры, был очень горячим: два духа, уживаясь в одном теле, давали не только физическую силу и живучесть. Старейшины же одевались отчасти потому, что с возрастом тело слабело и становилось чувствительным к температурам, отчасти – из-за традиций, которые ставили старейшин выше личных достижений, отражённых в татуировках. Примеряя эту роль, инчир словно переходил в новое качество существования, когда детали прошлой жизни уже неважны.

Впрочем, морозоустойчивость мужчин имела свои пределы. Климат в этих землях достаточно мягкий, даже суровый по местным меркам Край Мира не укрывался снегами и в самые холодные зимы, так что на равнине они не мёрзли. Но, поднимаясь в горы, инчиры защищались от снега и ветра, не полагаясь на собственную шкуру, и точно так же берегли её, работая на рудниках, раскиданных по удалённым уголкам мира.

Добывали и плавили руду они с помощью женщин и младших духов. Конечно, тяжести таскали на себе мужчины, а вот отделяли пустую породу и всё остальное проделывали те самые маленькие и очень самостоятельные заклинания. Хотелось бы мне взглянуть поближе на этот процесс…

– Микар, пока мы идём, ответь мне вот ещё на какой вопрос, – опомнилась я, когда мы покинули дом. – Как вы узнаёте, что Дверь открылась и можно идти? И, наоборот, как понимаете, что она закрыта? Как она ведёт себя в таком состоянии? Судя по тому, как выглядел этот проход, он должен работать постоянно…

– Двери не бывают закрыты, – спокойно отозвался старейшина.

– Погоди, как это? Что, вождь соврал, получается? – растерялась я. – Он же говорил, что она открылась и закрылась!

– Не совсем, – возразил Микар. – Чингар был неточен. Двери открыты всегда, но не всегда они ведут туда, куда надо. Те, кто проходил через Дверь в неверное время, не возвращались. Иногда гибли на месте. Духи, стерегущие проход, гневаются на тех, кто не спрашивает их дозволения, и могут разорвать несчастного на части. О том, что в Дверь можно войти, нам говорят духи.

– Опять духи?! – тоскливо вздохнула я.

Старейшина промолчал – привык уже, что не все мои вопросы требуют ответа.

Я вынуждена была признать, что сущности местных духов не понимаю, и расписаться в собственном бессилии как-то прояснить этот вопрос. Они существовали за пределами моего понимания, они просто не могли существовать в той картине мира, которую я знала, и уж тем более не могли появляться спонтанно, без воли некоего могущественного мага. Однако – существовали и, похоже, действительно самозарождались.

Но с другой стороны, я вполне могла принять их существование. Да, с некоторыми оговорками. Но, главное, духи не нарушали никаких фундаментальных законов мироустройства: они состояли из привычной мне магической энергии, поддерживали своё существование с её помощью и фактически служили проводниками между сырой силой и инчирами, неспособными напрямую воздействовать на энергию. Самым большим вопросом здесь оставалось объединение в одном теле мужчины-инчира и духа-чешуекота, уж очень странный симбиоз, но с этой странностью тоже удалось смириться.

А вот знакомства с тайюн я ждала с предвкушением. Версий у меня была масса, но ни одна из них не могла объяснить всех странностей. Оставалось лишь счесть описание, данное Микаром, неточным и недостаточным и запастись терпением.

* * *

Жертвоприношение происходило на площади у подножия холма, так чтобы все желающие могли разместиться на склоне – на улицах, крышах домов и даже на деревьях – и видеть всё от начала до конца. Впрочем, и зрителей было не так уж много: весь народ инчиров насчитывал едва ли больше десяти тысяч.

Под торжественный плач нескольких дудок и труб разного размера женщины сначала исполняли путанный ритуальный танец. Сначала совсем девочки, потом девушки постарше, и так состав танцовщиц сменился несколько раз, пока не закончился на возвращении детей к самым старшим. Простой и понятный символ – замкнувшийся круг жизни.

Жертвы приносили они же – дети и старшие женщины. На камни были опрокинуты несколько бочонков местного густо-зелёного хмельного напитка, ойги, и эта рукотворная река на наших глазах сбежала в ливневый желоб. А потом инчиры расправили полотнища, с которыми танцевали – огромные платы, покрытые тончайшим узором, – и с радостными улыбками, без малейшего сожаления бросили в пламя огромного костра, полыхавшего в центре площади. Пламя взметнулось, и даже мне на мгновение почудились длинные гибкие руки, подхватившие тончайшую ткань и рванувшие её вверх, к небу. Ветер со свистом метнулся следом, подняв пыль и пепел – подношение сгорело мгновенно.

На этом торжество кончилось, дальнейшие гулянья в планах не значились, и радостные инчиры стали расходиться. Я же осталась на том же месте, задумчиво глядя на костёр и размышляя над неожиданным выбором жертвы. Положим, с вылитым вином всё было понятно и предсказуемо, а вот почему в огонь бросали не еду, а именно платки, узнать хотелось. Но Микар с остальными старейшинами оставался у костра и явно намеревался продолжить какую-то свою часть обряда, и я никак не могла определиться: то ли попробовать дождаться старейшину, вдруг они там ненадолго, то ли плюнуть и уйти, отложив на потом очередной вопрос. Он, конечно, сомнительной важности, но ведь любопытно. А потом я и забыть могу…

– Что случилось, Стевай? – неожиданно прозвучал сбоку голос вездесущего Чингара. Преследует он меня, что ли?

Я едва не огрызнулась машинально, но всё-таки удержала язык за зубами. Спасибо недавнему представлению, наблюдение за долгим размеренным танцем и ритуалом настроило на задумчивый, философский лад. А, не сорвавшись сразу, я решила поддержать начинание и хоть раз попытаться поговорить с вождём спокойно: он ведь выбрал нейтральный тон, обратился он ко мне по имени, значит, не настроен ругаться. Уникальный случай, стоит воспользоваться.

– Думаю, ждать Микара или нет. Что-то подсказывает мне, он здесь надолго, – я неопределённо кивнула в сторону костра.

– Старейшины будут говорить с духами всю ночь, – подтвердил Чингар.

– Ладно, – я вздохнула, а потом спросила неуверенно, ожидая подвоха и очередных насмешек: – А, может, ты знаешь смысл этого ритуала?

– Смысл ритуала в том, чтобы поблагодарить и задобрить духов, – отозвался он с лёгкой насмешкой.

– Ой ладно, а я и не догадалась! – отозвалась я в тон, глупо хлопнув глазами. Но одёрнула себя и, пытаясь избежать привычного уже развития разговора, поспешила уточнить: – Я поняла, что танцовщицы символизировали течение жизни: от детства до смерти и нового поколения. Непонятно, почему именно такие жертвы. То есть напиток ладно, но с ним тогда еда должна быть. При чём тут платки?

За разговором мы, не сговариваясь и не спеша, двинулись прочь с площади. На последних словах Чингар покосился на меня с непонятным сомнением во взгляде, а потом заговорил гораздо ровнее, уже без издёвки:

– Предлагать духам пищу нельзя, они обидятся. Ойга – кровь мира и кровь инчиров. Платки – жизнь и её деяния. Женщины год создают их специально для духов, инчирам нельзя такими пользоваться.

– Почему? – озадачилась я.

– Они лишены изъянов, – пояснил вождь, но понятнее не стало.

– И что?

– Законченным, идеальным вещам не место в нашем мире, – ответил он, поморщившись. – Они для духов. Если инчир будет пользоваться такими, его дух вспомнит свой родной мир и вернётся туда, а инчир здесь умрёт.

– Какой ужас, – мрачно, с сарказмом прокомментировала я.

– Это нечасто случается, даже дети знают простые правила, – снисходительно утешил меня Чингар.

– Ну да. Никогда – куда уж реже, – фыркнула я. – Какие забавные у вас суеверия.

– Это не суеверия, – резко возразил вождь. – Надеюсь, ты не собираешься доказывать свою правоту ещё и в этом, подвергая всех инчиров опасности?

– Ну ткать и вышивать я точно не собираюсь, – отозвалась насмешливо.

– Потому что не умеешь? – хмыкнул Чингар.

– И это тоже, – спокойно согласилась я. – Не люблю тратить время и силы на ерунду. Тем более такую, которую потом придётся просто сжечь. Хотя, не спорю, обряд по-своему красивый, и точка зрения на мир у вас интересная и даже кое в чём справедливая. В конце концов, в сравнении с жизнью всего мира жизнь смертного выглядит каплей в море. Только именно здесь всё это смотрится нелепо.

– Нелепо? – вождь так растерялся, что даже съязвить забыл.

– На таком фоне? Конечно, – я широко повела рукой, охватывая город. – Наши общие предки построили всё это очень, очень давно, и город пережил очень многое. Кстати, а на ваших землях есть ещё подобные?

– Попадаются, – отмахнулся он. – Когда они создавали всё это, они были духами, об этом я тебе и говорю.

– Да не могут ваши духи ничего построить, не то у них устройство и наполнение, – отмахнулась я. – Выяснить бы, кто их самих создал!

– Почему ты такая… неуёмная? – запнувшись, устало спросил Чингар. – Почему ты не можешь вести себя как нормальная женщина?!

– А почему должна? – со смешком уточнила я. – Лично меня всё устраивает.

– Связать бы тебя и охрану приставить, – угрюмо вздохнул он.

– Ты все проблемы так решаешь? – рассмеялась я. – Отвернуться и сделать вид, что ничего не случилось? Меня вот связать, тайюн есть – значит, так надо, знания – зло… Знаешь, если бы Микар не отзывался бы о тебе так уважительно, я бы сказала, что ты попросту трус.

– Шайса!.. – гневно прошипел вождь.

– Замри! – поспешила скомандовать я, на всякий случай отпрянув.

Чингар послушно застыл с приподнятой рукой. Наверное, этой самой рукой он собирался схватить меня за горло или за рубашку. Я окинула злого инчира задумчивым взглядом, с интересом пощупала острый коготь.

– Нервный ты, мой дикий друг, – проговорила весело. – Ладно, спасибо за разъяснения и за то, что проводил, дальше я сама. Ах да, отомрёшь через минуту, – разрешила я и быстрым шагом двинулась дальше по улице. Вряд ли вождь кинется убивать меня, когда его отпустит приказ, но лучше к тому моменту покинуть его поле зрения.

До дома Микара я добралась в прекрасном настроении. Посмотрела красивый обряд, познакомилась с новой гранью местной философии, не разозлилась на Чингара, но умудрилась вывести его из себя – сплошные маленькие удовольствия.

Ничего не могу с собой поделать, мне нравится дразнить вождя. Такой вот лёгкий и безобидный способ пощекотать себе нервы: я ведь знаю, что ничего плохого мне этот тип сделать не сможет. Даже если воспитание даст сбой, клятва не позволит.

Сегодня я решила немного отдохнуть от конструирования заклинания и переключиться на нечто иное, а именно – изучение духов. Чингар со своими заявлениями о духах-предках подтолкнул меня к обратному предположению: а что, если хозяева этого самого города и духов этих каким-то образом создали?

Раньше я о таком не задумывалась, слишком уж грандиозный выходил бы масштаб. Но, взглянув на город, засомневалась – а такой ли уж непосильной задачей было это для древних? Даже инали умеют создавать самообучающиеся, автономные заклинания, и нетрудно представить, что наши здешние предки владели этим умением на куда более высоком уровне. Заклинания, которые поддерживали жизнь этого города, очищали и доставляли на поля воду, помогали полям приносить урожай, – всё это казалось звеньями одной цепи, нитями единой огромной магической сети, которая опутывала этот мир когда-то невероятно давно.

Я даже рискнула предположить, что именно увлечение слишком самостоятельными чарами стало той катастрофой, которая разрушила прежний мир. Слишком много самостоятельности – и в результате инали вынуждены бежать с родной земли. А те, кто остались, сначала утратили возможность управлять стихиями самостоятельно, а потом научились сосуществовать с «духами» по-новому, как с равными.

Стройная, заманчиво стройная версия, в которую укладывалось очень, очень многое. Например, симпатия ко мне младших духов: почуяли нечто близкое их создателям, а приказ на подчинение у них, может, так и остался заложен в структуре. А старшие духи наверняка менее покладисты, потому что это боевые, опасные заклинания, вот и молодой воин тогда, у озера, напал на меня по старой памяти, как на естественного врага. То заклинание, которое помогало инчирам превращаться в чешуекотов, могло быть, например, охранным. Вместо живого хищного зверя – сгусток магии в форме него, куда более покладистый, предсказуемый и не требующий ухода и питания. Правда, польза такой охраны лично мне сомнительна, но это мелочи.

Ещё я не вполне понимала, какое место в этой стройной теории отвести тайюн, но от этой мысли без сожалений отмахивалась. Тайюн в моей задаче пока неучтённый, абсолютно неизвестный фактор, поэтому не стоит их приплетать.

Пока же стоило распотрошить осветительный кристалл и, когда вернётся Микар, подробнее расспросить его об особенностях накаби. Как-то упустила я этот вопрос, а ведь это должна быть очень занятная трава! Общего у меня с местными духами – способность непосредственно воздействовать на энергетические потоки, и почти наверняка накаби влияет именно с этой стороны. Вопрос только как именно?

* * *

Погода не особенно располагала к прогулкам: с моря дул сильный и пронзительно-холодный ветер, в воздухе висела противная морось, а низкое небо грозило вот-вот прорваться дождём. Но откладывать вылазку к статуе Небесной Девы из-за подобной мелочи я не стала, потерплю. Тем более самое интересное ждёт меня уже под крышей, а в здешних домах весьма уютно. Тоже проявление изумительной древней магии: камни сами накапливали тепло, а потом отдавали его по мере надобности.

С нашего прибытия в город прошло три дня – мне как раз хватило времени, чтобы спокойно собрать всё необходимое незаметно для Микара. Старейшина, конечно, не вождь с его тираническими порывами, но я не сомневалась, что названый отец не одобрит этой прогулки. Выяснять, к чему это приведёт, не хотелось, поэтому сегодня я тихонько выскользнула из дома вслед за ночью, незадолго до рассвета, и, кутаясь в накидку, зашагала к статуе.

Конечно, верхом было бы быстрее, но местные ездовые твари, гапуры, были существами очень своенравными и трудными в обучении. Каждый желающий инчир выращивал себе скакуна с детёныша, и такой четвероногий друг слушался только одного хозяина. Нет, на прочих они не бросались и вообще обладали неагрессивным нравом, с удовольствием позволяли себя гладить, чистить и кормить, но на спину пускали только хозяина. Я, конечно, договорилась с Микаром о том, что мне подберут такого вот малыша на воспитание, тем более к верховой езде женщины допускались на равных с мужчинами, но не ждать же, пока он вырастет!

К сожалению, за прошедшие дни мои знания о духах не слишком-то расширились. Я распотрошила несколько световых кристаллов, выпустив из них мелких духов, одного даже поймала в ловушку – начерченный на земле за домом узор, заклятый моей кровью. Как и ожидалось, структура мелкого огненного духа почти не отличалась от структуры водного, только привязка шла к иной стихии.

Но все эти эксперименты ни к чему не привели. Я по-прежнему склонялась к теории искусственного происхождения духов, но доказать её так и не смогла, слишком разный у меня с этими вероятными создателями был уровень знаний. А, не имея доказательств, сбросить со счетов версию – пусть неубедительную, но возможную, – природного происхождения этих живых заклинаний не могла.

Что до накаби, это и впрямь оказалось очень интересное растение. Жалко, я не алхимик и не могла в полной мере оценить его по достоинству. Эта мелкая и невзрачная трава росла вблизи Дверей, которыми пользовались инчиры для перемещения. Приспособившись к постоянно повышенному магическому фону возле покалеченных временем порталов, она научилась защищаться от него, полностью отражая. Именно поэтому в виде дыма она на некоторое время блокировала объекту окуривания доступ к внешним энергетическим потокам. Самодостаточным инчирам это не мешало, даже как будто было полезно, а вот на духов, накрепко к ним привязанным, действовала подобно удару молота по голове. Она местными женщинами так и применялась – для облегчения ловли младших духов и получения от них пользы.

Подозреваю, накаби подействовала бы на любого из иналей ещё сильнее, чем на меня. А меня оглушило в основном из-за эффекта неожиданности, в следующий раз будет лучше: благодаря специфике силы, я почти не черпаю энергию из внешних источников. Поэтому лучше бы не доводить до следующего раза, а то местные окончательно уверятся в том, что я дух, решивший жить среди них. Мол, сначала накаби действовала, а потом я пообтесалась среди аборигенов и перестала реагировать на дым.

Зато я подготовила ритуал, который в теории должен был помочь моему взаимопониманию с местными, и наметила его проведение на своё возвращение. Сейчас же уверенно и целенаправленно двигалась к Небесной Деве, почти не задумываясь о том, зачем это делаю. Мне интересно и это не противозаконно – чем не повод попробовать?

К дальнему пути я подготовилась со всем тщанием. На боку верный меч, через плечо – сумка с провиантом на три-четыре дня и удобным кожаным мешком для воды. Вряд ли в последней будет какой-то недостаток, но я решила не рисковать.

Идти в одиночестве по пустынным, брошенным улицам было тревожно и тоскливо. Я не ожидала, что откуда-то из подворотни вдруг вынырнет чудовище и я прямо здесь познакомлюсь с тайюн, но всё равно вглядывалась в слепые тёмные окна и дверные проёмы.

Город выглядел почти целым, и это тревожило даже сильнее, чем могла бы разруха. Давящее чувство запустения и неестественная тишина, которую нарушал только зловещий посвист ветра и мерный шелест дождя… Птицы попрятались от непогоды, а зверья здесь, похоже, не было вовсе, даже крыс. Город как будто терпеливо ждал возвращения хозяев, преданно оберегая оставленное ему имущество.

Но даже такой пейзаж вскоре примелькался и перестал вызывать беспокойство, а потом и вовсе наскучил, заставляя мечтать поскорее добраться до цели. Которая, однако, не спешила приближаться, хотя шла я ходко: город был весьма и весьма немаленьким.

Интересно, тогда, в древности, это была столица, впечатляющая даже по меркам своего времени? Или просто захолустный городок на отшибе, который так хорошо сохранился просто потому, что был никому не интересен?

Чингар говорил, что есть и другие руины, но – какие они? Более грандиозные или от других городов осталось только бессистемное нагромождение камней? Жалко, спрашивать инчиров бесполезно, они просто не поймут, что меня интересует, а если поймут – вряд ли сумеют ответить. Если у них даже эта статуя была недостойной упоминания мелочью, что ещё может найтись в других местах? Увы, тут только смотреть своими глазами, больше ни одного достойного доверия источника у меня нет.

Плащ-накидка с капюшоном отлично укрывал от сырости и ветра, ровная дорога охотно стелилась под ноги, и прохлада была даже кстати: гораздо лучше, чем топать под палящим солнцем. Сначала улицы петляли, потом я вышла на одну очень широкую, которая плавной дугой заворачивала вправо, к бухте. Именно туда, где, по моим прикидкам, должен был выгибаться над водой мост. Не думаю, что древние зодчие ограничились всего одним, но рисковать не хотелось. Здесь я хотя бы уверена, что переправа цела, а что осталось от остальных, ближе к Небесной Деве, большой вопрос. Положим, магия-то их берегла, но там рядом горы, и мост легко могло погрести под обвалом. Рисковать и тратить несколько часов на проверку совсем не хотелось.

На мосту я на некоторое время задержалась, чтобы вдоволь полюбоваться видами – и на сизое, взволнованное море, усыпанное светлыми крапинками далёких волн, кажущихся отсюда совсем крошечными, и на другую сторону, на дальнюю оконечность бухты, укутанную у самого устья ущелья дымкой водопада. Отсюда его было не видно, но зато прекрасно слышно – по ровной глади бухты рокот воды докатывался, почти не ослабленный расстоянием. И я пообещала себе найти возможность взглянуть ещё и на ущелье или хотя бы подобраться к нему на возможно близкое расстояние.

Судя по обшарпанному виду прибрежных домов, бухта защищена не так уж хорошо, и когда ветер дул прямо в её устье, здесь бывало опасно. Вон из окон домов свисают серые клочья принесённых давним штормом водорослей, а улицы засыпаны песком и прочим мусором, да и сами здания гораздо более потрёпанные, чем вдали от бухты.

Вторая половина пути оказалась чуть более увлекательной. На дороге попалась одна из башен, и я посчитала её достаточно крепкой, чтобы осмотреть внимательнее. Потратила на это в общей сложности около часа – пока поднялась на этакую верхотуру по узкой винтовой лестнице, пока осмотрелась, пытаясь понять назначение постройки.

Правда, результат осмотра оказался не столь интересным, как мог бы. Никаких дополнительных комнат эти стены не вмещали, только длинную-длинную спираль крутой лестницы вокруг головокружительно-бездонного центрального колодца и небольшую площадку наверху, открытую всем ветрам. Если на башне и было когда-то нечто интересное, утраченное со временем, оно наверняка располагалось именно тут.

Сидя на парапете, я дала отдых ногам и наскоро перекусила лепёшкой с сыром и парой клубней чапти – не то фрукта, не то сладковатого овоща, который местные выращивали в земле и ели в любых видах – и сырым, и жареным, и тушёным, и сушёным.

Отсюда открывался изумительный вид на город, которым можно было не только любоваться очень и очень долго, но и вынести практическую пользу. Я, например, сумела прикинуть дальнейший маршрут и разглядеть возможный вход в пирамиду у подножия статуи. И с новыми силами двинулась дальше.

Ближе к центральному дворцу-храму было гораздо уютнее и оживлённей: здесь вдоль дороги тянулись запущенные, одичавшие сады. Дождь шелестел по листьям, а снизу ему, в отличие от пустынных городских улиц, вторило какое-то мелкое зверьё – не то лягушки, не то мыши. Один раз даже мелькнула серо-бурая спинка зверька покрупнее, вроде куницы.

Город поднимался к Небесной Деве широкими террасами. Здесь, среди зелени, прятались невысокие, в один-два этажа, но достаточно большие по площади дома, которые когда-то наверняка принадлежали местной знати. Это чувствовалось по тому, как вольно они стояли, и даже по самому камню, из которого они были сложены. Внизу, в городе, дома имели одинаковый желтовато-серый цвет, точно как ближайшие скалы на срезе, и камень для них, очевидно, добывали где-то здесь, рядом. А на террасах радовало глаз сдержанное великолепие оттенков – бледно-розовый, зелёный с золотой искрой, голубой с белыми прожилками. Глядя на эти дома, я почти не сомневалась, что вижу их буквально в первозданном виде: вряд ли хозяева прятали подобную красоту за слоями краски.

На следующий ярус можно было подняться по серпантину дороги, по широкой парадной лестнице или по лесенкам узким и крутым, наверное предназначенным для слуг.

Откуда я взяла, что здесь существовали слуги, если совсем недавно полагала древних хозяев города магами запредельной силы, которые создали слишком самостоятельные заклинания и в конечном итоге за это поплатились? Не знаю. Меня преследовало странное, жутковатое ощущение узнавания. Казалось, что здесь я уже бывала. Ходила этими тенистыми аллеями, плавно шествовала по парадным лестницам и, когда никто не видел, сбегала по крутым ступеням вниз, в город, где терялась в хитросплетениях похожих друг на друга каменных улочек.

Чем ближе к статуе, тем ярче и отчётливей становилось чувство родства с этим местом. А когда я, уверенно и бездумно, свернула на узкую дорожку, начало которой терялось среди кустов, то и вовсе в растерянности замерла на несколько секунд, чувствуя почти страх.

Ведь… это же невозможно, верно? Я прекрасно знаю историю своего народа, своей семьи и уж тем более свою собственную. Я уверена, что никогда прежде здесь не бывала не только я, но и вообще кто-то из моих сородичей. Я никогда не читала ни о чём подобном, но… вспоминала эти дорожки, эти деревья и эти дома. Не могла сказать, кто и когда здесь жил, кому принадлежал какой из домов, но ориентировалась так уверенно, словно провела тут несколько недель, исследуя все входы и выходы. Или, по крайней мере, внимательно изучила карту.

Но заминка вышла короткой. Я быстро взяла себя в руки и уверенно зашагала дальше, списав всё это на врождённые способности и решительно отбросив сомнения. В конце концов, ни один иналь не способен заблудиться в лесу, мы точно знаем, куда нужно идти, чтобы добраться до цели или вернуться домой, так чем это место хуже? Тоже ведь в какой-то степени лес! Или, может, дело в кровном родстве с этой землёй, по которой ходили мои давние предки.

А что я про слуг подумала… так это логично. Судя по внешнему виду этого города, его создатели были по своей сути близки иналям, поэтому я так легко распространяла на них привычные представления. Магия не всемогуща, а сильные мира сего наверняка стремились окружить себя комфортом; они во все времена к этому стремились.

Да и вообще, не поворачивать же назад из-за этого дурацкого ощущения! Я же не опасность чувствую, наоборот.

Убедив себя подобным образом и доверившись обретённому чувству направления, я уже через четверть часа ступила под гулкие своды длинного и узкого зала. Неяркий, но вполне достаточный свет давали колонны, которые стройными рядами тянулись по обе стороны вдоль стен. Голубоватое свечение зарождалось у их основания, где было совсем тусклым, и кверху набирало яркости, достигая пика на высоте где-то в два моих роста. Из-за подобного освещения зал, отделанный искристо-белым камнем, вид имел сказочный и слегка жутковатый. Всё-таки храм, а не дворец?

Внутри чувство направления меня не покинуло, даже как будто ещё усилилось. Я немного опасалась доверять ему полностью и безоговорочно, но это всё равно было лучше, чем ничего. Судя по всему, ходы изрезали всю гору, в эти залы легко можно было вместить весь город, и вслепую я бродила бы очень долго.

Нет, если бы не осталось выбора, я бы и наугад пошла, но зачем? Я ведь чувствую, что мне нужно в самую глубину этого строения, туда, куда никогда не допускались посторонние. Благо хозяева не могут разозлиться и выставить меня прочь, а сторожевые чары оказались куда менее стойкими, чем эти стены.

Шагая через великолепие залов и коридоров, минуя богато украшенные комнаты, я всё больше сомневалась, что это – обыкновенный храм. Я не видела надобности в таких площадях, если здесь не находились постоянно не сотни – тысячи обитателей. Слишком много для храма, даже самого крупного. Может быть, здесь кто-то учился?

Прикинув масштабы, я пришла к выводу, что это самый вероятный вариант. К предположению о дворце правителя – или правителей – не ладилась одна деталь: в сравнении с этим масштабным великолепием ближайший город был слишком мал и совсем не тянул на столицу. А вот на какую-нибудь стихийную школу с полным пансионом вроде тех, какие во множестве были разбросаны по Семилесью и где училось большинство иналей, очень походило, если пропорционально увеличить. Только на исключительно богатую.

Может, у древних обучались не все, а только самые одарённые и отсюда такая роскошь?

Ну или все мои фантазии бесконечно далеки от истинного положения вещей. И жить здесь могли, например, элитные воины-маги или кто-то ещё, кого попросту не существует в современной жизни иналей.

Впрочем, все эти умствования и предположения ничего не меняли и не объясняли, они лишь развлекали меня в пути. Просто любоваться залами быстро наскучило: при всей своей красоте и безупречности, они в таком количестве казались однообразными. Не хватало… обитателей. Или хотя бы мебели.

Кстати, любопытно, что с ней стало? Почему она оказалась настолько непрочной? Хозяева не считали нужным тратить на неё магию? Или, подобно инчирам, предпочитали сидеть на полу, на коврах, и больше им ничего не было нужно?

Так интересно хоть одним глазком взглянуть на тот, древний, мир, которого больше нет… Столько вопросов! Но увы, ответов на них нет и не предвидится.

* * *

Больше всего в подгорном городе-храме мне понравился широкий балкон, тянущийся над рекой, куда ноги вынесли меня где-то через час неспешного блуждания по коридорам, залам и лестницам. Каменные стены ущелья здесь почти смыкались, и казалось, если постараться, можно достать противоположного края рукой. Серая полоска неба виделась отсюда тусклой, и по ней нельзя было определить, насколько далеко сейчас до заката, идёт ли всё ещё дождь – или в воздухе висит водяная пыль от близкой реки.

Грязный, красновато-бурого цвета поток её клокотал под ногами, совсем рядом, и чудилось, что вода вот-вот захлестнёт балкон. Интересно, а половодье здесь бывает? А когда вверху, в горах, подолгу идут ливни, река выходит из берегов? Хотя это ощущение близкой воды тоже могло быть весьма обманчивым.

Опираясь о сырой, покрытый не то водорослями, не то мхом парапет, я долго стояла, любуясь сумрачным ущельем и запертым в нём буйством стихии. Просто смотрела, дышала прохладной сыростью и слушала монотонный шум воды, даже не пытаясь найти и рассмотреть защитные чары. Были они тут, нет ли, какая разница?

Снова перекусив и утолив жажду, я двинулась дальше с уверенностью, что цель моя где-то совсем рядом.

Так и оказалось, до святая святых я добралась не больше чем через четверть часа. Зашла в огромную, очень высокую залу, опоясанную тремя широкими ярусами этажей и озарённую тусклым желтоватым светом, и замерла в растерянности при входе, оглядывая бесконечные стеллажи.

Библиотека выглядела так, словно хозяева никуда и не уходили. Никакой пыли, шкафы – серые, похоже каменные, – словно только что поставлены. Знания создатели всего этого берегли куда трепетней, чем всё остальное. И знания эти дождались того, кто их ищет.