Текст книги "Кровь на холсте"

– Ерунда всё это, – хрипло отвечает он. – При бритье можно порезаться сильнее!

– Тогда смотри не убейся, когда будешь в следующий раз бороду ровнять, – говорит Джорджи, пересекая помещение. – Ты нам ещё нужен.

– Не дождёшься чтоб я скопытился, – отвечает старик, скосившись в его сторону. – Хрена с два тебе, а не моё место, Джордж… – шипит он, стиснув зубы и терпя боль от загнутой иглы, прокалывающей его кожу.

– Сдалось оно мне очень! – отмахивается рукой.

Когда Командир и Кэрол встречаются взглядом, они обмениваются кивками, а медик говорит на это старику:

– Пожалуйста, не дергайтесь хотя бы секунду…

– Значит, тебя на самом деле Джордж зовут? – спрашивает Кэрол, следуя за ним.

– Ага, – отвечает, распахивая следующую дверь на своём пути. – Просто старик до сих пор молодёжь щемить любит.

И как только он проходит в однокомнатную квартирку, что была полностью переделана под личный кабинет, Джордж негромко восклицает:

– А вот и он – наш большой папочка! – сообщает он с ноткой сарказма.

– Это смотритель лаборатории? – спрашивает Кэрол и замирает буквально на пороге, увидев щуплого человека, стоящего на коленях в центре помещения. Голова бедолаги была опущена практически в пол, а тощие руки скованы наручниками за спиной. Помимо него, в комнате, расположившись как у себя дома, отдыхали бойцы спецотряда.

– В точку, – отвечает Джордж на подходе к сложенной на полу фигуре. – Это же его ты так хотела видеть?..

– Да, – обнадеживающе кивает Кэрол. – Нужно как можно быстрее его допросить, – она делает ещё несколько шагов.

– Бесполезно, – невольно останавливает её Джордж, стоя уже возле задержанного. – Этот утырок ещё часов шесть отходить будет. Он так обдолбался, – объясняет, – что всю перестрелку проспал, а когда к нему вломились наши ребята, он принял их за Архангелов, сошедших с небес. – Кидает взгляд на мужиков: – Правда, парни?

– Было дело, – усмехается оперативник, сидящий прямо на столе. – Он стал раскаиваться за грехи и рыдать, как малолетний.

– Я же говорю – жалкий нарик, – вякает Джордж и, наклонившись, поднимает закованного за волосы.

Едва он успевает запрокинуть его голову, как Кэрол становится видно, что этот лысеющий мужичок азиатской наружности, не прекращая рыдать, безостановочно что-то бормочет. Так ко всему прочему у него было разбито всё лицо.

– Почему он в крови? – спрашивает.

– Сопротивлялся, – на отвали отвечает Джордж.

– Ты же сказал, он весь штурм проспал?

– А в рапорте будет написано, что сопротивлялся.

Он отпускает голову задержанного, и тот чуть ли не бьётся лбом о пол.

– Понятно, – мямлит Кэрол.

– Ты, наверно, в курсе, – Джордж вразвалку зашагал обратно к ней, – все местные работяги получают зарплату дозами. Так что, если бы не он и его жена – тоже ещё одна нюхачка, – думаю, мы бы нашли в хранилище ещё пару тонн.

– Жена? – недоумевает Кэрол.

– Ага, – встаёт напротив неё и упирает руки в бока, – она в соседней комнате. Обдолбанная в хламину – тоже всё никак не может прийти в себя.

– Откуда вы знаете, что она его жена?

– По свадебной фотографии, – отвечает сидящий на столе оперативник и поворачивает к ней рамку подле себя.

Кэрол аж передёргивает от того, что он трогает место преступления голыми руками.

– Послушайте, – выдавливает она из себя. – Вы бы не могли…

Но тут Джордж затыкает её, шикнув:

– Тихо…

– Что тихо? – возмущается она.

– Тихо, говорю… Слышишь звуки?

Он делает шаг к коридору справа от Кэрол и заглядывает вглубь него.

– Мать вашу, парни! – снова оборачивается на мужиков. – Не говорите, что вы подсобку забыли посмотреть…

Оперативники в комнате переглянулись между собой.

– Только давайте без поиска виноватого – просто сделайте дело и всё.

Тогда парень, сидящий на раздроченном кресле возле стены, стал лениво подниматься.

– И ради бога, дай собаке понюхать, – добавляет, – вдруг тротил…

Не спеша, боец пересекает комнату, проходя мимо стоящего на коленях смотрителя, и высовывается в дверь по левую руку от Кэрол:

– Кинолог ещё здесь?.. – спрашивает.

В ответ ему раздаётся приглушённый бубнеж из соседнего помещения.

– Замечательно, тогда можно собаку ещё на минуту?

– Так и чего хотела? – Джордж возвращает к себе внимание Кэрол. А та, сперва посмотрев на него и вспомнив, о чём говорила, скользнула взглядом по оставшимся оперативникам:

– Пожалуйста, попросите своих людей ничего не трогать. Скоро прибудут криминалисты – отпечатки пальцев могут на кого-нибудь вывести… – говорит она и чуть оборачивается в тот момент, когда позади неё проходят двое людей в форме, а голландская овчарка, немного напоминающая гиену, вскользь прокатывается шерстью по задней поверхности её бедра.

– Парни, – вздыхает Джордж. – Хватит всё лапать, мамочка уже ругается…

Услышав это, боец, что у шкафа, сначала замирает, а потом медленно убирает руку от полки; другой же – тот, что расселся прямо на столе, – выразительно фыркает и швыряет стопку документов, которую только что перебирал в руках, обратно на стол. После чего он встаёт и с надменным видом отправляется на выход.

Он чуть не задевает Кэрол плечом и громко хлопает дверью за её спиной, отчего девушка даже вздрагивает немного.

– А знаешь, – произносит Джордж, – он в чём-то прав. Не будь наивной, – он на мгновение бросает взгляд на звук жалобного лая собаки возле подсобки. – Подумай, кто мог к нему приходить? Если только не такие же наркоманы, как и он, – кивает в сторону бормочущего азиата на коленях. – У них всё организовано так, что комар носа не подточит. Сколько ты уже работаешь в отделе? Лет семь? И всё ещё веришь в чудеса?

Стиснув зубы, Кэрол сдерживает в себе приливающую ярость:

– Ага… – отвечает ему наперекор.

Джордж же, разочарованный её ответом, не спеша обводит её взглядом с головы до ног, а после будто выносит приговор:

– Значит, ты ещё не созрела для этого места…

Он уставился на Кэрол, а она на него, слабо понимая, о чём он.

Кэрол ощущала себя крайне неуютно под его тяжёлым, пристальным взором, однако их гляделкам не суждено было длиться вечно – очень скоро в коридоре раздаётся голос:

– Эй. Нам тут нужна помощь. Подойдите кто-нибудь сюда…

Джордж не сразу отрывается от лица Кэрол.

– Слышите? – зовут ещё раз через некоторое время.

– Да, что у вас там? – он кидает взгляд в глубь коридора.

– Вам лучше самим это увидеть…

Тьь.. – он цыкает языком и отправляется на помощь, а Кэрол, пораздумав секунду, тоже идёт вслед за ним.

– Взгляните, – оперативник и чувак с собакой теснятся, освобождая ему место возле чулана.

– О господи… – Джордж даже отшатывается немного, лишь заглянув в него.

– Что там? – Кэрол высовывается из-за его широкой спины, и тут же краски на её лице бесследно исчезают.

Однако она и сама не сразу понимает, из-за чего…

Там, в темноте чулана, она видит закрывающихся от света подствольного фонаря двух маленьких, чумазых детей – худющих, будто ожившие скелеты. Голые, со слипшимися в комья волосами, со впавшими глазами, окутанные вонью высохшей мочи – малыши были настолько истощены, что их движения казались слишком вялыми и медлительными, будто они находились под тоннами воды…

– Ещё одни мауглиоиды… – промямлил один из оперативников, поглаживая собаку, чтобы она перестала скулить.

– Что это значит? – сглотнула Кэрол.

– Это значит, что их родители-торчки были заняты наркотой куда больше, чем своими детьми, – бормочет Джордж. – Мы иногда натыкаемся на таких. Часто эти бедолаги даже разговаривать не умеют. Единственное, что у них остаётся человеческого, так это человеческий облик… Да и то с натяжкой…

К концу его слов напряжение, росшее в Кэрол и заставлявшее изображение перед её глазами дрожать, достигло своего пика, и в тот момент (в момент разрушения паритета) в её голове словно что-то переключилось, а в глазах резко потемнело, и она, потеряв равновесие, навалилась на стену позади себя…

– С тобой всё в порядке?

Но она ничего не ответила. Её сильно затрясло.

– Эй, ты куда? – продолжает расспрашивать Джорджи.

А Кэрол, с трудом переставляя ноги, уже побрела по коридору.

– Правильно, выйди на воздух, – говорит ей вслед. – Всё будет в порядке! – Затем продолжает уже с остальными: – Зрелище-то и вправду не для слабонервных… Ну что, Опеку вызываем? Пусть забирают этих зверят…

Между тем, несмотря на совет Джорджи, Кэрол возвращается обратно в комнату и, не обращая внимания на оставшегося в ней оперативника, расстёгивает кобуру. Медленно, как зомби, она подходит в упор к стоящему на коленях смотрителю, а тот, хотя и не сразу, замечает, что к нему кто-то подошёл, и поднимает своё окровавленное лицо с мокрыми от слёз глазами. Не прекращая плакать и бормотать, он повторяет одно и тоже:

– …я видел… видел… Это ещё не конец… я видел… Да простят меня за это боги…

Но Кэрол, по-прежнему не выходя из странного транса, достаёт свой «Glock 17» и приставляет его к покрытому мелкими капельками пота морщинистому лбу бедняги. И в момент, когда в комнату заходит Эшли в сопровождении охраны, Кэрол спускает курок:

Паффф…

После выстрела раздаётся громкий визг, а затем и сорвавшийся голос Эшли:

– Господи, Кэрол… Когда же ты успокоишься, наконец?..

№2

Трек: Lucas King – Pain

Дождь…

Струи воды шумящим водопадом проливаются с маркизы – массивного козырька из металла и стекла над выходом из старого здания ABA33
  American Bar Association – Американская ассоциация юристов.


[Закрыть]. Шипя и брызгая во все стороны, нисходящие потоки разбиваются об асфальт и впадают в океаны луж, что рекой бегут по тротуару, унося с собой мелкий мусор, пенящиеся пузыри и пожелтевшую листву…

– Ну и погодка… – раздаётся хриплый, слабый голос выходящего из здания пожилого швейцара. – Да, Мистер Уризэн?

Он обращался к высокому мужчине с портфелем в руке, что стоял на границе навеса – у самой стены проливного дождя.

– Я же просил вас, Кинзи, – мужчина оборачивается на сутулого старика со сцепленными за спиной руками, который, шаркая, медленно приближался к нему. – Зовите меня просто Дэниэл…

– Только если вы так настаиваете… – пробормотал старик и тоже остановился у самого края маркизы, выдавив из себя, будто через силу: – Дэниэл…

Усталые глаза пожилого швейцара, обременённые нависшими веками, медленно поднимаются на серое небо, как вдруг в глубине его роговиц вспыхивает отражение пробежавшего среди туч разряда молнии…

Ччик-Бдуффффф…

– Он начал лить сразу после того, как вы вошли днём в здание, – заговорил о дожде старик, как только отзвуки грома растворились шуме ливня, – и всё никак не хочет заканчиваться… Говорят, это циклон, и что он продержится над нами вплоть до середины следующей недели…

– Правда? – спрашивает Дэниэл, после чего возвращает взгляд к клокочущим облакам, застилающим весь небесный свод. Мазки темно-серых туч вытягивались и закручивались прямо на его глазах из-за шквальных порывов ветра. – А знаешь, – бормочет он, – я вообще люблю дождь… – Он продолжал смотреть на небо и улицу, которая, благодаря дождю и бегущим по асфальту потокам, пребывала в непрестанном движении. – Особенно эту свежесть… – добавил он и набрал полную грудь воздуха. – Помню, как-то в детстве отец рассказал мне, что древние греки верили – первый дождь на землю пролился в тот день, когда прекрасная богиня – одна из титанид – узнала, что её любимого отца, Урана, больше нет в живых. Он рассказал, они считали, что капли дождя – это её слезы, а гром – эхо её тяжелых всхлипов, которые доносятся до нас издалека… – Дэниэл задумывается на мгновение. – И несмотря на то, что это глупо, я до сих пор слышу в звуках дождя её плач…

Старый швейцар, стоящий неподалёку, внимательнее прислушивается к шуму ливня:

– Точно, чем-то похоже… – бормочет он, покачивая головой. Но через некоторое время его вялые глаза снова поднимаются на лицо Дэниэла: – Да, и спасибо вашему отцу, что он подписал гравюру. Моя сестра была очень растрогана, когда я её передал…

– Не за что, Кинзи, – Дэниэл глянул на него в ответ. – Как, кстати, она? Выздоравливает?

– Потихоньку, – отзывается старик. – Возможно, даже скоро выпишут…

– Это хорошо, – он кивает и снова возвращает глаза к затянутой серой пеленой улице и к грозному штормовому небу. Задумавшись на время обо всём, он позже шепчет на латинском: – Sub specie aeternitatis…

– Что, простите? – несмотря на шум дождя, старый швейцар все же расслышал его голос.

– Sub specie aeternitatis, – повторяет Дэниэл уже громче. – С точки зрения вечности, – переводит ему. – Это слова Спинозы. А Бертран Рассел в одной из своих работ с помощью этого выражения призывал взглянуть на сущность человеческих проблем через призму вневременного мира, полагая, что так с ними справиться будет легче…

Сразу после этих слов на глазах Дэниэла полнеба озаряет огромная молния, пронзающая тучи насквозь…

– Интересная мысль, – бормочет старик, но его голос полностью утопает в раскате грома. Однако постояв ещё пару секунд, швейцар кидает взгляд в глубь разных концов улицы: – Что-то ваше такси долго едет… Может быть, случилось что? – спрашивает, продолжая высматривать машину сквозь пелену дождя.

– По правде говоря, – произносит Дэниэл, – я его не вызывал…

Швейцар нахмуривается немного:

– Это следует сделать мне?

– Нет, – мотает головой. – Я думаю пройтись пешком. Мне ещё нужно зайти в магазинчик, здесь – неподалеку, – кивает направо в сторону перекрестка, виднеющегося вдалеке.

– У вас же нет зонта. Позвольте, я принесу?

– Только если вам не сложно…

На лице старого швейцара проступает услужливая улыбка:

– Если было бы сложно, я бы не предложил, – говорит он.

И, развернувшись, начинает шаркать обратно к двери.

Дэниэл же, ещё раз задумчиво поглядев на небо и на улицу, утопающую в тонне осадков, в последний момент всё же останавливает старика:

– Подождите, Кинзи, – тот замирает, уже распахнув дверь и стоя одной ногой в холле. – Я передумал, – говорит, – я пройдусь так…

Швейцар оборачивается с удивлением на лице:

– Уверенны? – сводит серые густые брови. – Вы промокните до нитки.

– Это ничего. Но у меня к вам есть другая просьба… – он делает несколько шагов навстречу старику и протягивает ему портфель. – Не могли бы вы подержать его где-нибудь у себя – я по привычке взял его и только сейчас понял, что он будет только мешать.

Старик ещё больше изумился и неуверенно потянулся к ручке портфеля:

– Вы что, закончили все дела? – спросил Кинзи, потому что знал – работники ассоциации никогда не расстаются со своими бумагами и дорожат ими даже больше, чем собственной жизнью.

– Что-то вроде, – Дэниэл разжимает руку, и вся тяжесть портфеля переходит на старика.

– Оставляете его до понедельника?

– Не знаю. Может, больше.

По-прежнему не скрывая удивления, швейцар всё же отвечает:

– Ладно, я позабочусь о нем.

– Спасибо вам, Кинзи. Всего хорошего.

– И вам удачи, Сэр.

Старик кивает, а Дэниэл, улыбнувшись напоследок, уже через секунду шагает прямо под потоки ледяного дождя.

Его волосы моментально намокают.

Несмотря на это, он продолжает идти по практически пустой улице, ощущая, как с каждой секундой его одежда всё больше тяжелеет от впитывающейся воды, как холодные капли срываются со лба и пробегают через всё его лицо, как влажными становятся его ботинки, и как порывы ветра неистово толкают его в спину.

Одновременно с этим, он наблюдал за столбами пара, валящими из канализаций, за пролетающими по дороге машинами, поднимающими фонтаны брызг из-под колёс, и за бесчисленными кругами на воде, которыми безостановочно покрывались океаны луж повсюду, а также за тем, как ветер меняет штриховку направления дождя над крышами домов…

Изредка Дэниэл смахивал со лба, щёк и век скопившуюся воду. Но в отличие от других прохожих, виднеющихся на другой стороне улице и в серой дали, он не прятался ни от дождя, ни от ветра. Такое ощущение, что этой непогоды для него просто не существовало, и он шёл спокойно и размеренно, будто прогуливался под зонтом, пропуская через себя каждое мгновение.

Однако на подходе к дверям небольшого одноэтажного киоска, поместившегося в пустом пространстве между домов, Дэниэл неожиданно останавливается, заметив, как неподалёку впереди на загоревшемся красным светофоре, стали скапливаться машины. Из-за канализационного пара и невероятно плотной стены дождя, автомобилей впереди практические не было видно, за исключением их растушёванных силуэтов и тусклых красных стоп-габаритов, выстроившихся в два ряда…

– Вот чудо, – бормочет он себе под нос, уставившись на необычный урбанистический пейзаж.

А уже в следующую секунду дверь магазинчика неподалёку распахивается, и оттуда под дождь вылетает человек в капюшоне и с букетом в руке.

Дзинь-дзинь…

Дэниэл заходит в помещение под звук наддверного колокольчика и первым делом смахивает лишнюю влагу с волос:

– Здравствуйте, – говорит он суетящейся женщине за стойкой.

– Проходите, проходите – не стойте на пороге, – отвечает она, занимаясь уборкой стойкой-стола от обрезков прошлого букета.

Тогда Дэниэл проходит в глубь небольшого магазинчика, полного цветов. Но несмотря на изобилие всевозможных красок, казалось, что серость пасмурного дня проникла и сюда, вместе с приглушённым шипением ливня.

– Чем могу помочь? – спрашивает немолодая хозяйка цветочного магазина, не отрываясь от своих дел.

– Я звонил вам сегодня днём, – отвечает, шагая к стойке. – Спрашивал по поводу роз сорта «Fabulosa Rosáceae»…

– А, это вы, – тут же откликается хозяйка. – Я помню. Их как раз недавно завезли… – сообщает она и впервые задерживает на посетителе взгляд. Но стоило ей лучше присмотреться, как выражение её лица тут же меняется: – Ой, как вы промокли…

Стоя уже у стойки, Дэниэл осматривает сам себя и оглядывается через плечо на мокрые следы, оставшиеся на плиточном полу от его ботинок:

– Не обращайте внимания. Я сам виноват… Как я говорил, – продолжает, – мне нужно…

Но она опережает его:

– Двадцать семь бутонов «Fabulosa Rosáceae» на необработанном стебле длиной пятьдесят пять сантиметров, – от скромной, но искренней улыбки вокруг её глаз наливаются морщины. – Помню, я же сказала… – Она ещё секунду внимательно смотрит на своего клиента, словно изучая его, а затем выбрасывает последние обрезки и, прежде чем испариться в подсобке, произносит: – Это замечательный выбор…

Чуть позже в соседней комнате раздаётся какое-то копошение, а Дэниэлу, оперевшемуся влажными руками на стойку, ничего больше не остаётся, как начать разглядывать коллекцию редких растений, что выставлены на полке на стене напротив…

Но вскоре из подсобки доносится голос:

– А вы знали, что эти цветы были очень популярны в середине XVI века?

– Конечно, – отвечает он, не отрываясь от растений. – А ещё на пару веков раньше из-за насыщенного цвета лепестков их использовали для окрашивания тканей. Правда, непродолжительное время – пигмент оказался не стойким.

– Ого! Значит, вы знаток, – подмечает она. – Любите цветы?

– В какой-то мере, – отвечает он и опускает взгляд на Латирус фиолетовый справа от себя на стойке. – Они красивые… – Осторожно касается пальцем его необычного пестика. – Настоящие символы жизни… – бормочет уже себе под нос.

Но тут хозяйка магазина неожиданно появляется из подсобки, держа в охапке огромный пластиковый вазон, полный ярко красных цветов.

– Вам стоило сказать, – произносит Дэниэл, – я бы помог…

– Не стоит, – она ставит цветы на прилавок. – Я предпочитаю делать всё сама, – мягко отмахивается рукой. – К тому же тут нет ничего сложного…

Не спрашивая клиента, она первым делом раскладывает картонную бумагу на столе и, разгладив её, отрывает лишнее отточенным движением.

– Вы извините… – обращается к ней Дэниэл, подглядывая на надпись с именем, вышитой на её жакете, – Лора. Можно задать вам личный вопрос?

Женщина за прилавком поднимает украдкой взгляд, не отрываясь от работы:

– Конечно, спрашивайте, – говорит с улыбкой.

Она возвращает глаза к цветам и, аккуратно приподняв всю охапку, вдруг отпускает её, отчего цветы легко стукаются о дно вазы, и Лора вдыхает поднявшийся аромат.

– Дело в том, что я уже заглядывал к вам пару лет назад, – объясняет Дэниэл. – Тогда вам с делами помогал, кажется, ваш супруг. Если не ошибаюсь, его звали…

– Бенни… – снова опережает его Лора.

– Да, точно… С ним всё в порядке? – спрашивает он.

К тому времени Лора уже начала отсчитывать цветы. Она аккуратно отбирала их в ладонь по пять и откладывала на стойку – благодаря этому подходу ей не нужно было держать счет в уме, и она могла спокойно отвлекаться. Но услышав вопрос Дэниэла, Лора прервалась на секунду:

– Не совсем, – ответила она и продолжила отсчитывать розы. – Он скончался больше года назад. Рак лёгких. Курение и ботаника – вот были две его страсти, – объясняет, глядя на темно-зелёные стебли с шипами, которые она подбирала по длине.

– Соболезную… – произносит Дэниэл.

– Спасибо, – машинально отвечает она и откладывает уже третью охапку из пяти цветов, но начав набирать новую, Лора задумывается на мгновение. – Впрочем, знаете, – произносит, – я не вижу здесь причин для соболезнований, – она поднимает глаза на покупателя, поправляя мизинцем волосы, заползающие ей в лицо. – Я верю, что со смертью всё не заканчивается. Я убеждена – нас всех впереди за этим что-то ждёт…

Она замолкает, после чего продолжает отбирать бутоны.

– А вы что думаете? – чуть позже интересуется она. – Или это все бредни стареющей женщины? – говорит, сосредоточившись на деле.

– Если откровенно… – произносит Дэниэл и останавливается, позволяя Лоре себя прервать, но вместо этого она одобрительно кивает. – Если откровенно, то я считаю, что только человек может мыслить такими категориями как: конец, начало. Жизнь, смерть… рождение…

Лора продолжает наблюдать за покупателем, изредка поглядывая на цветы, которые она складывает себе в руку.

– Я считаю, что наше существование чем-то напоминает след от падающей звезды, – говорит, выдержав небольшую паузу. – Он проскальзывает по небу за какие-то мгновения; а наши глаза – они способны увидеть только его, но что было до и после – никому не известно. Так и человеческая жизнь – она может пролететь на твоих глазах совершенно незаметно, но, так или иначе, она навсегда останется не тем, чем показалась и за что её приняли люди. Вот во что я верю.

Выслушав его до конца, Лора задумчиво отвела взгляд и, собрав букет из разложенных на столе цветов, внимательно поглядела на них:

– Это особенные цветы, – сказала она, наклонив голову на бок. – Они для вашей девушки?

Дэниэл кивает ей в ответ:

– Да.

На лице Лоры проступает печальная улыбка:

– Ей очень повезло, что у неё есть вы…

– Нет, – мотнул он головой. – Это мне повезло, что я её встретил.

– Она тоже особенная?

– Безусловно… – Дэниэл снова кивает ей.

После этого Лора поднимает перед собой букет и внимательно осматривает его уже со всех сторон. И тут кое-что замечает:

– О, – мягко усмехается, – я так с вами заболталась, что не заметила, как прихватила нераскрывшийся бутон…

Она достаёт его с края и собирается уже отложить в сторону, но Дэниэл останавливает её в последнюю секунду:

– Постойте, – просит он. – Оставьте его. И, если можете, вставьте в самый центр.

– Вы уверены? – удивленно поворачивается к нему. – Это не очень хорошая примета.

– Знаю, но сделайте, как я прошу.

– Ладно, только если расскажете почему? – предлагает ему, а сама принимается пристраивать цветок так, чтобы он как можно лучше смотрелся.

– Этот бутон чем-то напоминает мне её, – признаётся Дэниэл. – Она и вправду очень особенная, но пока даже сама не подозревает насколько… Ей ещё только предстоит раскрыться…

Лора аккуратно опускает тонкий стебель в самый центр между других бутонов:

– Тогда хорошо, – соглашается она. – Раз это ей и вправду подходит…

Лора поправляет ещё пару цветов, придавая букету завершённый вид, а когда дело подходит к концу, она снова обращается к покупателю:

– Я проработала флористом всю жизнь, – объясняет, – и могу с первого взгляда определить предпочтения клиентов. Поэтому предлагать вам бантики и другую мишуру не буду.

– Вы правы, я не люблю ничего лишнего.

Тогда Лора обвязывает стебли самой обычной бечёвкой и ловко заматывает букет в упаковочную бумагу.

– Вот и всё, – сообщает, подходя к кассе. – С вас пятьсот сорок.

– Сейчас… – пробормотал Дэниэл и достал из внутреннего кармана бумажник.

Он протянул ей шесть сотен, а она, отсчитав сдачу, вернула её пятёрками и двадцатками, после чего передала букет, держа его в обеих руках.

– Спасибо.

– Приятного вечера, – ответила она с добродушной улыбкой.

Поджав подбородок, Дэниэл кивнул ей на прощание и отправился на выход.

Дзинь… – вновь раздаётся у него над головой, и Дэниэл выходит под потоки ледяного дождя.

Прохладные капли воды снова заструились по его лицу, а телом он ощутил неистовые порывы ветра, пытающиеся его снести.

Но не успевает он продолжить путь, как замечает бездомного, которого он подметил ещё при входе в магазин, но не обратил тогда на него особого внимания.

Старик сидел неподалёку возле здания на размоченном куске картона и прикрывался от дождя проржавевшим металлическим листом.

– Эй, отец! – Дэниэл перекрикивает шум дождя приближаясь к нему.

Из-под гнутого металла поднимаются усталые, голубые, как океан, глаза, словно окантованные узорами из глубочайших морщин.

– На, возьми, – Дэниэл достаёт только что убранный бумажник. – Сходи куда-нибудь, обсохни и перекуси…

Обтекая водой, будто стоя под душем, он протягивает неумытому бродяге всю наличку, которая у него осталась, а тот вяло, но не раздумывая ни секунды, забирает деньги, по-прежнему придерживая металлический лист одной рукой. Однако стоило ему оценить количество и номинал купюр, как глаза старика тут же округляются:

– Тебе что, деньги совсем не нужны? – подаёт он изумленный голос.

– Ага, – отвечает Дэниэл и, сунув бумажник обратно в карман, продолжает движение. – Туда, куда я направляюсь, они мне больше не понадобятся… – бормочет он уже себе под нос.

– Благослови тебя Господь, сынок! – кричит старик ему в спину.

Но Дэниэл не проходит и пяти шагов, как снова останавливается, перед этим опустив взгляд на наручные часы.

Крупные капли дождя, успевшие упасть на стекло, искажают циферблат и стрелки, но и с ними всё было понятно:

«Ого, я так и опоздать могу… – подумал он. – Время, куда же ты летишь?..»

А уже в следующую секунду он оборачивается на старика:

– Слушай, отец! – кричит бездомному, который всё продолжает мять наличку в грязных руках. – Ты всё-таки не одолжишь мне двадцатку на такси?

В глубине синих глаз появляется алчный блеск, после чего взгляд старика снова опускается на баксы…

* * *

– Спасибо, что остановились.

Дэниэл хлопает дверью, запрыгивая в такси.

– Не за что! Ну и погодка сегодня, да? – спрашивает мужичок за рулём под звонкий бой капель дождя по крыше и нажимает на газ.

Машина трогается с места и приводит океаны луж на проезжей части в движение.

– Куда едем? – спрашивает водитель, поправляя зеркало заднего вида так, чтобы через него было лучше видно пассажира.

А щетки стеклоочистителя, включенные на полную мощь, непрерывно мотаются из стороны в сторону, издавая скрипучий звук:

Фью-фью… Фью-фью…

– Знаете ресторан на Сансет-авеню?

– Это который на первом этаже старого небоскреба?

– Ага.

– Тогда знаю. Но никогда в нем не был…

Тон водителя располагал к продолжению пространного разговора, но у Дэниэла не было желания его поддерживать. Поэтому он, поправившись на уже промокшем сидении, перевёл глаза в окно – на город, утопающий в осадках. Однако таксист не унывал: он потыкал что-то на телефоне, закрепленном на торпеде, а затем кинул взгляд назад и, увидев промокший букет у пассажира на коленях, поинтересовался:

– Вы на свидание собрались? – спрашивает, продолжая поглядывать на Дэниэла через зеркало заднего вида.

– Именно, – кивает, по-прежнему не отрывая взгляда от проносящихся мимо домов.

– И как же вы теперь появитесь в таком виде?

Услышав это, Дэниэл всё же заглядывает через зеркало в глаза таксисту:

– Думаю, это не имеет никакого значения ни для меня, ни для того, кто меня ждёт, – отвечает он, помедлив перед этим секунду.

– А, ну если так… – как-то обиженно отзывается водитель, после чего делает вид, что сосредоточился на дороге.

Но Дэниэл, ещё понаблюдав за ним через отражение, добавляет:

– Если всю жизнь думать только о том, что от тебя хотят другие, можно прожить чужую жизнь. Вернее – тень от своей собственной.

– Тень от своей собственной?.. – непонимающе повторяет таксист, поглядывая то на дорогу, то в глаза пассажира на заднем сидении. – А знаете, вы правы… – произносит он, покачивая головой, когда до него, наконец, начинает доходить. – Вот у меня есть один знакомый, так он всю жизнь…

И таксист принимается рассказывать о своём друге, который, по его словам, постоянно пытался всем угодить, но Дэниэл не стал это слушать. Он лишь тихо усмехнулся и, пропуская мимо ушей бубнеж таксиста, переводит взгляд обратно к окну, вновь прислушиваясь к ливню, что безостановочно барабанит по крыше и пускает водную рябь по стеклу, а также к звукам дворников, которые продолжают монотонно издавать:

Фью-фью… Фью-фью… Фью-фью…

Однако чуть позже Дэниэл всё же вклинивается в монолог таксиста:

– А знаете, что здесь самое смешное? – делает вид, что слушал его, и это срабатывает – водитель заинтересованно замолкает, прыгая взглядом с зеркала заднего вида на лобовое стекло и обратно. – Если вы расскажете вашему знакомому о нем самом, не упоминая имени, то, вероятно, он тоже поддержит вас и посмеётся над глупостью этого человека. Нам людям очень сложно примерить на себя то, что мы замечаем у других.

– Точно! – не взяв и секунды на размышление, таксист подхватил мысль и прям заёрзал на сидении от согласия. – Люди за собой ничего не замечают! Они вообще ни черта не замечают! Я уже давно это подметил… Вот, к примеру, был у меня случай…

И таксист снова принимается что-то рассказывать, а Дэниэл, возвращаясь взглядом к боковому окну, пробормотал вполголоса так, что разобрать его слова мог только он один:

«А ещё мы все слышим только то, что сами захотим…»

Вскоре машина сбрасывает скорость. Но не из-за того, что прибыла на место, а из-за плотного трафика на дороге. Постоянно притормаживая каждую пару метров, такси продолжает плестись в окружении других машин.

Ливень не прекращался…

Осадков уже выпало столько, что колёса припаркованных вдоль тротуара автомобилей утопали вплоть до с самых дисков. А потом, уставший тащиться в соседнем ряду автобус вдруг остановился, и из него выбежала группа туристов в ярко-жёлтых дождевиках. Они сломя голову неслись по тротуару, семенящими шагами разбивая лужи в такт барабанящему по крыше такси дождю, но буквально через полздания все жёлтые брезенты по одному занырнули в дешёвую забегаловку на углу…