Текст книги "По законам Преисподней"

Его природное любопытство вступило в конфликт с нежеланием говорить о смерти. В конце концов, юный демон не выдержал и спросил:

– А как вы хороните своих мертвецов?

– Мы их не хороним, – отвечал мастер Браттак. – Мы предаем их огню. Это древняя традиция; многие вормы верят, что когда тело сжигают, душа умершего возвращается в лоно Солнца.

Он поцеловал амулет, висевший на его шее.

– Может, вы успели заметить, – что у нас не бывает преступлений. По нашим законам, ворм, который нарушил закон, – пусть даже речь идет о совсем небольшом проступке, – теряет право войти в объятия Солнца; его хоронят в земле, как поступают люди и кобольды.

7

– Мрачное, однако, место, – заметил Джоуи.

На его лице, обычно цветущем клумбой, теперь застыло угрюмое выражение. Внезапно юный демон остановился, и Франсуаз врезалась ему в спину.

– Патрон, – обратился ко мне Джоуи.

Он обошел девушку, словно фонарный столб.

– Мы с вами забыли о чем-то важном.

– О чем? – удивилась Франсуаз.

– Кузина, – рассудительно отвечал юный демон. – Это мужские дела. Я говорю со своим начальником, ментором и хорошим другом; а это тебя совершенно не касается.

И, повернувшись ко мне, он продолжал:

– Мы не подумали о том, что столь печальный ритуал мог произвести негативное воздействие на эмоциональную сферу чувств юной девушки.

– Чего? – удивилась Френки.

Она любит ученые слова, но не больше двух подряд.

– Нам надо развеять ее грусть, – пояснил Джоуи. – Одним словом, давно не ели; пошли куда-нибудь поедим.

Его предложение оказалось кстати; я вспомнил, что обещал девушке сводить ее в ресторан.

Френки взглянула на меня с подозрением. Наверное, она немного иначе представляла себе наш поход.

Для романтики нужна целая куча побрякушек; луна, прибитая к небу, вечернее платье, бриллиантовое колье, шампанское, стоящее на льду, словно мамонт, – и, конечно, цветы, которые завянут так же быстро, как и ваша любовь.

В эльфах романтики нет, даже не ищите.

Серые глаза Франсуаз сузились; она поняла, что я собираюсь выдать наш поход с Джоуи за долгожданный романтический вечер. Но девушка не успела ничего сказать. Юный демон выхватил из кармана серебряную монету, и швырнул об дорогу.

Такие динары выдают во многих тавернах.

Бросишь об землю, – и вновь вернешься в трактир; когда вы проголодаетесь, вам не придется два часа искать ресторанчик, в лабиринте похожих улиц, а потом уныло гадать, что за помои окажутся в вашем супе.

Лучше всего носить с собой с полдюжины, про запас; и я был уверен, у Джоуи таких монет очень много.

Динар звонко ударился об мостовую, подпрыгнул, и врезал демону по лбу; тот покраснел, раздулся, попытался поймать серебряный на лету, да едва не упал. Затем кузен оглянулся, – не видел ли кто конфуз, – и пояснил:

– Видите, патрон, как проголодался; даже руки дрожат.

Он шваркнул монетой снова, и мы оказались в яблоневом саду. Под деревьями стояла таверна, в форме кабаньей головы. Вывеска гласила: «Хитрый поросенок».

– Знаете, здесь так классно, – воскликнул Джоуи. – Когда мы с ребятами сбегали с занятий, то часто приходили сюда. Чего здесь только нет! Заходите.

Дверь тихо растворилась, и мы оказались в большой светлой зале. За стойкой темнел высокий кабан, одетый в зеленые велюровые штаны, и такую же жилетку, поверх белоснежной рубахи.

В ухе у него болталась золотая серьга, а в манжетах сверкали запонки; были они волшебными, и стоило лишь кому-то положить на стол фальшивые деньги, или подпиленную монету, – как украшения сразу же темнели, выдавая мошенника.

К нам сразу же подбежал небольшой поросенок, и провел к столу.

Народу собралось много; я понял, что ресторанчик пользуется большим успехом. Но не было и ощущения тесноты, как в придорожных тавернах. Каждому хватало тут места, – а если гость был слишком высок, вроде трех великанов, что устроились возле стойки, – потолок изгибался кверху, легко и изящно, словно так и было задумано.

Половой протянул нам небольшую коробочку.

– Если вдруг захочется, – пояснил он.

– Вы здесь люди новые, – прогудел кабан из-за стойки. – Просто нажмите кнопку.

– Да что там новые? – воскликнул Джоуи. – Дядько Кабан, ты что, не узнаешь меня?

– Вас, сударь, я завсегда узнаю, – приветливо отвечал трактирщик. – Не желаете ли морс с завлекалочками?

Кузен покраснел, смутился, и ответил, что как-нибудь в другой раз.

Френки пронзила его взглядом, а на конце этого взгляда был крюк, на котором и повис юный демон; девушка твердо решила, что выяснит, о каких таких завлекалочках идет речь, и почему Джоуи сразу же покраснел, как помидорный дракон.

Но пока ей надо было разобраться с коробочкой; со всех сторон, словно иглы у дикобраза, торчали кнопочки самых разных цветов.

– Ну нажми, нажми, – юный демон приплясывал на плетеном стуле, сразу забыв о своей недавней промашке.

Франсуаз с подозрением оглядела коробочку, опасаясь, что оттуда выскочит какая-то гадость; тогда Джоуи, вереща:

– Да не бойся ты, – сам надавил на одну из кнопок.

Юный демон сразу преобразился; теперь он был одет, как рейнджер Пустоши гоблинов, – в охотничьей шляпе, где торчали два пера птицы Сильмарин, короткой кожаной куртке, там и здесь надорванной когтями болотных хоббитов, а за спиной его покачивался арбалет, на четыре болта.

– Каково? – спросил Джоуи, чуть не лопаясь от восторга; он нажал еще кнопку, и тут же оказался в воздушном костюме эпохи рококо, с воланами, кружевами и лентами; штаны оканчивались у колен, их дополняли белые чулки.

– А теперь.., – сказал юный демон, но вдруг в таверне установилась тишина.

Джоуи замер, не донеся упитанный палец к кнопке, и вдруг принялся энергично скакать на стуле. Я удивился, думая, что это еще один ритуал, заведенный в местной таверне. Франсуаз не отставала от своего кузена, и с запозданием я понял, что именно она и задает темп.

Юный демон уже был рядом со мной, вплотную, пыхтя и отпырхиваясь. Мне ничего не оставалось, как передвинуться; но Джоуи не остановился, и запрыгал опять.

Я взглянул на кабана, и увидел, что лицо его помрачнело и приняло угрюмое выражение. Дверь распахнулась с треском, – скорее всего, вошедший нарочно ударил ногой по створке, – и в залу вошел крепыш, невысокого роста, с холодными пустыми глазами.

Скорее всего, он давно уже начал лысеть, и поэтому бросил борьбу со временем. Голова его была обрита начисто, натерта маслом и блестела в свете шандалов. На лице гостя, словно жир, застыла неприязнь, – и он явно ждал какого-то промаха со стороны владельца таверны.

Кабан поклонился молча, и проводил гостя к отдельному столику, на котором стояла табличка «Зарезервировано».

Посетитель уселся, и мрачно посмотрел на трактирщика, как прокурор глядит на приговоренного к смерти.

В этот момент наш хоровод прекратился; мы сделали полукруг, и теперь Франсуаз и Джоуи сидели спиной к странному незнакомцу. Бросив взгляд в окно, я увидел карету, с незнакомым гербом, – и понял, что именно ее появление послужило знаком для нашей скачки на стульях.

Несмотря на то, что символы на дверях экипажа были мне неизвестны, – проглядывало в них что-то знакомое. Судя по всему, я уже видел геральдику этого Дома, а сейчас передо мной сиял личный герб одного из Грандмастеров.

– А почему мы скачем? – удивился я.

– Ой, – тихо хихикнул Джоуи. – Наша прынцесса не хочет с тестем встречаться.

– Не с тестем, а со свекром, – поправила девушка.

– Вот видите, ченселлор! Сам призналась; этого человека свекром уже считает.

Я быстро пересчитал женихов.

Саламандры вылупляются из яиц и не знают своих родителей; настоящее благословение, надо сказать. Отец барона фон Фламенгарда давно вознесся; правда, тролли шептались, будто он свалился в магму по пьяни, и растворился в ней так, что его душу уже не выделить из криков элементалей.

Старшего Фергюсона я знал, как и Альдо Ло’Дзефирелли; стало быть, перед нами важничал сын Пралорда, отец Перевозчика Душ.

– Ну что, свиное рыло? – пренебрежительно бросил тот.

Трактирщик холодно посмотрел на гостя, и подал меню; аристократ проглядел, явно не читая, затем сказал:

– Все бы хорошо; да вот только нет ли у вас свиных отбивных?

И, верно, сочтя свою шутку очень удачной, громко расхохотался.

Наконец гость сделал заказ; два поросенка принесли ему подносы с едой. Тот расковырял по каждой тарелке, все обругал и приказал заменить. Видно, хозяин знал, что этим закончится, и уже держал на готове смену. Не хотел видеть здесь лорда дольше, чем было необходимо.

Аристократ не стал есть; вместо этого, повернул кольцо на указательном пальце, и все блюда сразу же опустели. Теперь они оказались в перстне; и появятся снова, как только велит хозяин.

Гость в третий раз приказал принести еду.

– Экий хам, – вполголоса произнес трактирщик, подходя к нашему столику. – Вот обязательно раз в неделю приходит, и портит все настроение. Такой неприятный…

Кабан оглянулся на аристократа.

– Не то, что его сын. Молодой лорд, он совсем другой, – не знаю, в кого пошел. Наверное, в деда; тот в свое время славился и умом, и манерами. Сейчас, как я слышал, в детство немного впал, но что здесь поделаешь? Годы у него такие.

Глава 3. Вормовская слобода

1

Я составил длинный список вопросов, и отправил Джоуи в городской архив. Мы же с Френки отправились в вормовскую слободу.

Мне хотелось побольше узнать о Грегори Джарднисе.

– Френки, – попросил я. – Расскажи мне об этом месте.

– Ну, – девушка пожала плечами. – Слобода стоит далеко за городом, на отшибе. Сама я в ней не бывала, туда вообще мало кто ездит. Там селятся вормы, которые не хотят жить в городе Преисподней.

– И чем они занимаются?

– Живут, наверное.

Подивившись глубине ее знаний, я решил уточнить:

– Разводят свиную свеклу? Лапти плетут? Превращают людей в опоссумов?

Демонесса глубоко задумалась, и я испугался, что от усилий у нее рожки засветятся.

– Не знаю, – наконец призналась она.

– Значит, настало время расширить твой горизонт.

2

– Выбирай, – сказал Уильям Шекспир.

Чародей парил в нескольких футах от меня.

Больше никто в мантапане не видел его.

– Решай, кого ты оставишь. Скоро вернется Харблинг. Мое заклятие может спрятать троих, но теперь вас четверо. Один лишний. Кого-то я должен вернуть на Мангровое болото. Выбирай, кого.

– Почему я должен решать?

Шекспир засмеялся.

– Просто хочу посмотреть, кого ты выберешь. Это же шанс выбраться отсюда. Умереть здесь проще, чем задолжать троллю-ростовщику. Вряд ли вы все вернетесь живыми… Кому-то предстоит умереть.

Мастер Теней вызвал новый призрак из прошлого.

Теперь по мантрапану крался ассассин, – с двумя плененными баньши на серебряных поводках.

– Другой бы на твоем месте выбрал себя, – благодать! Посидим спокойно на бережку, поболтаем, пока остальные плющатся.

– Откуда мне знать, что ты сдержишь слово, и вернешь того, чье имя я назову, на Мангровое болото? Может, просто убьешь.

– Я могу убить каждого из вас, – напомнил Шекспир. – Но вы мне нужны живыми. Ваша работа еще не закончена. Заклятие смерти, – еще та морока, к тому же, крепко вводит в расход. Да ты и сам знаешь…

Кровавая роза расцвета на мифриловых плитах.

Цепи порвались, и освобожденные баньши принялись пожирать куски ассассина.

– Если вы все погибнете, придется искать замену, – сказал Уильям. – Зачем мне такие хлопоты? Согласись, я никогда тебя не обманывал.

– Хорошо, – я сделал вид, будто думаю, хотя решение было принято сразу. – Выбираю ее.

– Фу, как скучно.

Щупальца Шекспира опали.

– И что вы находите в этих девушках? Почему вам всем кажется, будто спасать беззащитных дам – это так благородно? Думаете ж вы не сердцем, – или где у вас там благородство растет? – а членом; небось, на жирную старуху с усами да бородавками так не накинетесь…

Янтарные огоньки вспыхнули между щупальцами медузы, и рассыпались круговертью алых и черных искр.

– Но будь по-твоему…

Столб огня вспыхнул над мраморным постаментом, заставив отшатнуться Ледовика. Демонесса исчезла; и только капли астрала дрожали в горячем воздухе.

– Что это было? – хмуро спросил хобгоблин.

– Много будешь знать, не доживешь до вечерней порки, – огрызнулся я. – Уильям решил, что нас слишком много; боится разбудить харблинга. Поэтому и вернул ее на Мангровое болото.

Конечно, я знал, что им это не понравится.

Чувствовал себя Санта-Клаусом, который принес детишкам вместо игрушек учебник по арифметике.

Еще секунда, – и эти двое взбунтуются. А может быть, даже попробуют отодрать мне уши.

Но я не дал им этой секунды.

– Мы видели достаточно, – сказал я, отодвигая их в сторону.

Поднял руку.

Сапфировые прозрачные руны заиграли на моей ладони.

– Хочешь пойти туда, и взять Книгу? – спросил маг Холода.

– Не только. Я собираюсь вернуться.

Волшебные символы разлетелись по залу, веером сияющих якорьков.

Я создал прямую трость, с набалдашником в форме головы лебедя, и по ней выверил расклад рун.

Осторожно передвинул две из них.

Потом вернул одну на прежнее место.

– Что ты делаешь? – спросил Ледовик.

– То, что дано только эльфам.

Я закрыл глаза, и сцепил руки перед собой, в молитвенном жесте.

Астральный поток подхватил меня, и понес от одного якорька к другому, стремительно обходя все ловушки.

Я слышал, как за моей спиной визжат пилы, с лязгом смыкаются челюсти огромных капканов, и острые клинки разрубают горячий воздух.

Мне было все равно.

Я знал, что гораздо быстрее них.

Над алебастровым постаментом я наклонился, и мои пальцы сжали Книгу Отчаяния. Когда я выпрямился, – то вновь стоял на мраморном вовышении, рядом с Ледовиком и Мастером Теней.

– Дело сделано, джентльмены, – сказал я. – Можно возвращаться.

– Не совсем, – ответит чародей Холода.

Пасть шэдоу распахнулась, и ядовитый язык взбуравил воздух вокруг меня. Горячая волна сбила с ног, белые стены манпарана закружились, – и я вновь оказался на алебастровом постаменте, в самом центре залы.

– Мы решили, что без тебя будет проще, – пояснил Ледовик.

Книга Отчаяния переливалась в его руке черными молниями.

– Решай, эльф, как ты хочешь умереть. Можешь попробовать выйти из манпарана. Но тебе не удастся снова обмануть охранные руны… Во второй раз твой трюк уже не сработает. Или подожди, пока сюда придет Харблинг…

Я ждал.

Колдовство рун молчало, – и стало ясно, что ничто мне не угрожает, пока я стою на алебастровом постаменте.

Вот только оставаться здесь я не мог.

– Уильям, – позвал я. – Это слегка нечестно, тебе не кажется? Не хочешь вмешаться?

Но Шекспир молчал.

Он даже не появился, чтобы увидеть мою смерть.

Думаю, ему было все равно, – раз Книга Отчаяния теперь так близко.

– Ладно, джентльмены, – сказал я. – Сами напросились.

Одна из прозрачных рун по-прежнему светилась на мраморном возвышении, – у самых ног Ледового. Ни дэв, ни Мастер Теней ее не заметили, – пока магический якорь не взорвался, обдавая их каплями Мрака.

– НЕТ! – закричал чародей Холода.

Книга вырвалась из его рук, и устремилась ко мне.

Мастер Теней рванулся наперерез, и его когтистые пальцы сомкнулись на переплете.

Но даже его сил было недостаточно, чтобы одолеть власть астрального якоря. Книга Отчаяния потащила шэдоу за собой, прочь с мраморного возвышения, – прямо на плиты, усеянные ловушками.

В последний момент, Мастер успел выхватить вакидзаси, – короткий меч, – и отрубить себе руку.

Вращаясь все быстрее, Книга Отчаяния рванулась через мантапан, а мертвые пальцы по-прежнему сжимали ее.

Черное трехгранное лезвие вылетело из пола, и единым махом срезало отсеченную руку шэдоу, – даже не поцарапав корешка Книги.

Я поймал ее, и широко улыбнулся.

– Не пытайся обмануть эльфа, – сказал я. – Народная пословица.

– Безумец! – заревел Ледовик. – Ты разбудил стражей мантапана.

– Не знаю, как тебе сказать об этом, – заметил я. – Но мне плевать.

3

Шепот умерших рун пролетел над плитами.

Я вспомнил, как впервые вступил под своды Мертвого Храма, и глаза мумий коснулись моей души. Там, в мантапане, – это жуткое чувство было еще сильнее.

Хотелось кричать и плакать, забиться в самую глубокую щель, и даже не дышать, чтобы никто меня не услышал.

А еще – встать и идти вперед, ибо я сильнее всех страхов мира.

Ну, если бы рядом оказалась норка поглубже, – я выбрал бы ее.

Хлопанье крыльев.

Я обернулся, поднимая в руках эльфийскую трость.

Ничего другого у меня не было; а сотворить новое оружие я не решился. Это могло пробудить новых Стражей, – и тогда я наверняка потеряю даже тот призрачный шанс, за который сейчас цепляюсь.

Мой взгляд терялся в мраморной белизне мантапана.

А еще я знал, что они появятся и нападут раньше, чем я их увижу.

Так и случилось.

Спину мне обжег горячий огонь.

Четыре острых крюка полоснули по коже, раздодрав магическую защиту. Я обернулся, поднимая посох, – и увидел их.

Три майаранга кружились над моей головой.

Их огромные крылья были невидимы, – они оставались в другом измерении, и ни острый меч, ни заклятие не могли бы причинить им вреда.

Пять длинных хвостов, затянутых в прочную чешую, змеились вокруг шипастого тела, – круглого, как у рыбы-шар.

У каждого на конце изгибался острый ядовитый крюк, из проклятого адамантина, а в центре него мерцала проклятая звезда, – то были души тех, кто погиб в клыках майаранга.

Чародей, создавший этих чудовищ в безднах Невозвратья, не дал им головы; лишь алые глаза, и три огромные лапы, похожие на орлиные.

Острые зубы росли на их пальцах, а в центре ладони распахивалась жадная пасть.

– Ты убил нас всех, – прошептал Ледовик.

Клекочущий майаранг обрушился на меня.

Я вскинул эльфийский шест, и успел закрыться от удара крюка. Но в тот же момент второе чудовище врезалось мне в спину.

Ноги подогнулись, я едва не упал.

Мифриловая плита в полу приоткрылась, и острое лезвие показалось из нее, словно жало. Охранные руны ждали, когда я упаду с постамента, – чтобы сразу же растерзать меня.

Я напряг все силы, чтобы удержаться на ногах, – и тут же понял, что падаю. Второй майоранг набросился на меня слева.

Мой шест врезался в него, отскочил, – и этого хватило, чтобы сохранить равновесие. Так удар ракетки удерживает мяч в воздухе, – только на этот раз я был мячом.

Я развернулся, и резко полоснул тварь шестом.

Удар прошел мимо.

Чешуйчатый хвост майаранга хлестнул меня по ноге, – обвился змеей и дернул, обрушив меня на алебастровый постамент.

Моя рука качнулась над полом, – и вопящее лезвие циркулярной пилы рванулось навстречу. Я отдернул пальцы, но страх уже глубоко погрузился в них.

Мне казалось, что я никогда не освобожусь от него, – а впрочем, если так дело пойдет и дальше, это мое «никогда» будет очень, очень коротким.

Я перевернулся на спину, и выставил перед собой шест.

Клекочущее чудовище напоролось на него, и отлетело в сторону.

Я понял, что долго не выстою.

Эльфийский шест не мог причинить вреда майарангам. Создать новое оружие уже не было времени.

Оставалось одно – сдаться.

И я спрыгнул вниз.

Плавно, словно ворота смерти, раскрылась передо мной мифриловая плита. Шесть зазубренных лезвий выстрелили в меня, а рядом безумным смехом зашлась кружащаяся пила.

Майаранги спикировали следом за мной.

Эльфийский шест коснулся мраморного пола.

Мое тело развернулось, – конечно, не так стремительно, как мне бы хотелось, мои наставники в Даркмуре пришли бы в ужас от этого исполнения, – а потом ноги вновь коснулись белого постамента.

С лязгом сомкнулись стальные челюсти.

Обернувшись, я увидел капкан, медленно уходящий обратно в пол.

В его клыках бился и кричал майаранг.

Вторая тварь лежала у моих ног, распоротая на миллионы частей.

Охранные руны не нападали на Стражников; волшебство их даже не замечало. Но погнавшись за мной, чудовища попали прямо на лезвия.

Ледовик и Мастер Теней рубились спина к спине.

Майаранги наседали на них.

Теперь они были похожи на крылатых обезьян; это значило, что силы их прибывают.

Шэдоу вынул из-за пояса крис, – длинный кинжал, со змеевидным лезвием.

Не оборачиваясь, резко всадил его в бок чародею Холода.

Ледовик качнулся, потом упал на колени, и кровавая пена вскипела на его дрожащих губах.

Мастер Теней обернулся, и быстрым движением перерезал горло хобгоблину.

В тот же миг, один из майарангов набросился на него сзади, и впился в спину. Острые челюсти пробили магическую броню, и вырвали кусок позвоночника.

Но шэдоу не чувствовал боли.

Ледовик рухнул.

Второй майаранг набросился на него, и стал пожирать.

Мастер Теней всадил свой меч в затылок чудовища, и дважды повернул, кроша череп.

Первая тварь вцепилась в шэдоу сзади, обхватила крепкими лапами, и теперь стремительно выгрызала из его спины кусок за куском.

Он закричал, и его голова начала стремительно вырастать, поднимаясь на гибкой шее. Лицо Мастера Теней повернулось, и он заглянул в глаза терзавшему его майарангу.

Чудовище замерло.

Страх парализовал крылатую тварь, – словно та была не свирепым порождением Невозвратья, а беспомощным детенышем дракка.

Мастер Теней впился в ее загривок, и двумя ударами челюстей переломил хребет майарангу.

Затем шэдоу поднялся.

Раны на его спине стремительно заживали.

– Отдай мне Книгу, эльф, – властно приказал он. – И я позволю тебе выйти отсюда.

– Ты ничего не понял, – ответил я. – Шекспиру неважно, где я стою. Главное Книга. Он заберет меня на Мангровое болото, а тебя оставит. Прощай, Тень; передавай привет старикану Харблингу.

4

Слобода вормов спряталась в небольшой лощине.

Серые черепичные крыши тонули в изумрудной листве. Над городом, узкой стрелой, взметался малахитовый шпиль, собиравший в небе крупицы магмы. Астральная башня давала хутору свет и тепло, от нее работали магические кристаллы и механизмы.

У околицы был вырыт колодец, облицованной серебристым мрамором. Чуть дальше, на высоком холме, улыбалась и махала нам ветряная мельница.

– Зачем здесь колодец? – спросила девушка. – Не в лом им за околицу ходить?

– Это элементарно, Френки, – ответил я. – Едет кто-нибудь по дороге, захотелось ему водички. Сунул рыло в колодец, пузыри попускал, а в слободу заезжать не станет. Очень удобно, если ты не любишь гостей. Лучше задай себе другой вопрос. Где церковь?

– Что? – Франсуаз стала оглядываться. – Какая церковь?

– В каждой такой деревеньке должен быть храм. Где же они молятся?

– Не знаю, – ответила демонесса. – Наверное, ездят в город, или к святилищу ходят.

Мы спешились и, привязав коней, вошли в слободу. Низкие дома вормов были сложены из серых камней, и покрыты глиняной черепицей, – она оказалась вовсе не серой, как я подумал в начале, а в черно-бордовый шахмат. Мы прошлись вдоль площади, но она была совершенно пуста.

– Куда это они все подевались? – спросила Френки.

– Сегодня очень важный день, – раздался чей-то голос позади нас.

Мы обернулись и увидели ворма, одетого в простой холщовый хитон и соломенную шляпу с большими полями.

– Я остался в деревне на всякий случай, – пояснил он. – Вдруг какой путник забредет, – ну, как вы например. Если воровать начнет, я должен, – и ворм достал из кармана большую тетрадь, – подробно записать, у кого что взял, и потом доложить хозяевам.

Франсуаз в удивлении захлопала ресницами.

– То есть, вы будете стоять и смотреть, как грабят дома ваших соседей, и только в тетрадочку заносить?

– А что я могу сделать? – удивился ворм. – Так уж у нас заведено.

– А если ваш дом начнут грабить? – поинтересовался я.

Тот задумался и ответил:

– А я, наверное, вперед забегу и скажу, что здесь ничего нет, и дверь перед носом у него захлопну.

– Так где же все? – спросила Франсуаз.

– Сегодня у нас важный день, – повторил сторож. – Все собрались там, на Изумрудной поляне, и обсуждают наши важные вормовские дела, до которых вам, любезные странники, нет никакого дела.

Оставалось лишь удивляться порядкам, заведенным в вормовской слободе.

Охранник раскрыл тетрадку, уставился на нас и спросил:

– Ну что?

– Да в общем-то мы не грабить приехали, а поговорить об одном из ваших.

– Это о ком же? – подозрительно нахмурился ворм.

– О Грегори Джарднисе, которого недавно убили в городе Преисподней.

Лицо нашего нового знакомого посуровело, и он холодно ответил:

– Сам виноват. Нечего было из себя важную птицу строить. Это ж подумать только, втесался в доверие к самому лорду Лодочнику и решил, что он ровня демонам.

– А разве он не был ровней?

– У нас так зав’едено: мы сами по себе, а все прочие сами по себе. Нам чужого не надо, но и нас не трогайте. Это уже и так не годится, что вормы в вашем городе-то живут, а уж о том, чтобы в особняке у демона поселиться, тем более, такого аристократа, как лорд Лодочник, – и речи быть не должно. Неправильно все это, отсюда, из-за того, что мы правила нарушаем, и происходят все неправильности мира.

– Да вы философ, – усмехнулась Френки.

– Я не знаю, кем это вы меня обозвали, – с достоинством отвечал ворм. – Но таковы уж мои рефлексии. Да вы посмотрите сами, пойдемте, я вам кое-что покажу.

Мы вновь зашагали вдоль площади. Вормы строили дома в глубине участков, и высокие тенистые яблони выглядывали на улицу поверх декоративных заборов.

– Смотрите, – сторож подвел нас к одному из них.

Ворм толкнул покосившуюся калитку, и мы вошли в небольшой садик.

– Мы здесь порядок наводим, сорняки убираем, – если оставить на одном-то участке, они к другим перекинутся. Деревья, вот, подрезаем, в том месяце стволы побелили, – ну так, по мелочи делаем. Еще подождем немного, и поделим землю между собой. Печальное, однако, зрелище.

И действительно, когда-то нарядный домик покосился, крыша провалилась, окна были небрежно заколочены корявыми досками.

– Здесь его родители жили; умерли они, четыре года назад. Ни братьев, ни сестер у Грегори не было, да и стариков своих он не навещал. Поди, и не знал, что они скончались. Да и не очень-то переживал из-за них… Вот и никто из наших не пришел, чтобы с ним проститься. Отрезанный он ломоть.

Ворм энергично кивнул головой, но сразу же призадумался.

– Хотя, – сторож нахмурил брови, – если быть справедливым, надо сказать, что он не так уж и долго прожил с родителями. Рано его в учение отдали, в город Преисподней. Здесь долго думать не пришлось, выбор на Грегори сразу пал, и он поехал учиться.

Ворм помедлил, подошел к высокой молодой яблоне, и вынул из кармана складную пилочку. Раскрыл ее, примерился пару раз, отпилил какую-то небольшую ветку, потом старательно смазал садовым варом.

– Правда, другие дети на каникулы приезжали. Почти все, как диплом получат, снова к нам возвращаются, в слободу. А даже если кто останется в городе, так все равно то и дело домой заглядывают, на ярмарку да на праздники, или просто так, и родители их навещают часто.

Сторож задумался, – видимо, вспоминая о своем собственном сыне.

– А Грег, как уехал в колледж, так и не помню, чтобы он вообще здесь хоть раз показывался. И стариков никогда не приглашал к себе. Наверное, маленький сперва был, вот и не позволяли ему домой ездить, а потом, когда вырос, видно, и он, и родители его как-то да поотвыкли. Ну не знаю, – не мое это дело, лезть в чужую жизнь.

Послышались разговоры, топот ног, и выйдя за калитку, мы увидели, как базарная площадь медленно заполняется вормами.

Они заметили нас, разговоры стихли, и настороженная толпа уставилась на нас сотнями глаз.

– Чем обязаны? – поинтересовался один из фермеров.

– Не лезь поперед других, – оборвал его другой ворм.

Тот был повыше остальных, пошире в плечах и одет побогаче. Вышел вперед, развел все шесть рук и сказал:

– Милости просим, гости из города Преисподней, в слободу нашу, на вольный хутор. Я староста, и зовут меня Онуфрий. Пойдемте в дом мой, там у меня и кабинет рабочий, там гостей принимаю и дела веду. А вы, друзья мои, – обратился он к односельчанам, – расходитесь по домам, занимайтесь своими делами. Приход любезных гостей вас не касается.

Вормы постояли немного, тихо переговариваясь, потом разошлись, бросая на нас не слишком гостеприимные взгляды.

Мы направились к дому старосты.

Особняк почти не отличался от других, – такой же крепкий, ухоженный, свежая краска блестела на окнах и наличниках. Мы поднялись по небольшой лесенке, резная дверь открылась, и мы оказались в пустом, прохладном и полутемном коридоре.

– А вот направо мои, так сказать, хоромы, а налево кабинетик рабочий.

Мы прошли в просторную, не заставленную мебелью комнату, и уселись на крепких дубовых стульях.

– Итак, – староста выжидательно посмотрел на нас. – Думаю, ваши приезд связан с печальной смертью нашего друга, Грегори Джардниса.

– Это правда, – согласился я. – Прежде всего, позвольте принести наши соболезнования.

Франсуаз вынула из-за наруча ветку циаргуса, и зеленый бутон сразу раскрылся, белоснежными лепестками. Староста склонил голову в молитвенном жесте. Цветок загорелся, вспыхнул, и девушка держала его в руках, пока огонь не коснулся ее пальцев.

– Мы были на Вознесении, – сказал я. – И почему-то не видели никого из ваших.

Староста внимательно посмотрел на меня, а потом усмехнулся.

– А неужели сами не понимаете?

– Может, вы объясните?

Ворм поудобнее устроился в кресле – изогнулся гусеницей, и подпер голову нижней парой рук.

– Ну рассудите сами. Один из нас в кое-то веки выбрался на такой верх. Сами знаете, как в городе Преисподней относятся к вормам. Нас ставят на одну доску с полукровками, – хотя мы, вормы, подревнее будем, чем все эти демоны, некроманты и саламандеры.

Он хмуро посмотрел на Франсуаз, ожидая возражений, но девушка промолчала.

Френки не спорит.

Она просто срубает головы.

– Грегори был Подателем Скипетра, – продолжил свой рассказ староста слободы. – Это один из самых важных постов в городе Преисподней, – из тех, что открыты всем, а не только аристократьям. И что случилось, как только одному из нас повезло? Его убили, убили жестоко, в доме одного из верховных демонов. И мы подумали, стоит ли нам приходить на Вознесение? Видно, он прогневал кого-то. Глядишь, и нам всем достанется. Родители его умерли, друзей не было, вот мы и решили не приходить.

– А кого вы там боялись? – спросила Френки.

Староста хитро ухмыльнулся.

– Небось, коли Совет Тринадцати хотел бы найти преступника, – так давно бы нашли. А в городе тишь да гладь, никто и не собирается искать убийцу какого-то там ворма. Да и сам лорд Лодочник, хотя все шесть лап Грегори пожимал, а глядишь, не сильно-то спешит отомстить за него. Вот мы и подумали, – что ж мы будем вылазить тоже?

– А тем более, – подсказал я, – если он вообще в вашей деревне чужой.

Лицо старосты перекосилось от неудовольствия.

– Ну что значит чужой?

– Да то и значит; нетрудно было заметить, что вы его своим не считали.

– Ну, – тут же заюлил староста. – Мне кажется, вы неправы...

Франсуаз приподняла одну бровь.

– Что ж, – осторожно ответил ворм. – Если вы уже и сами все знаете, если вам кто-то проговорился, значит, я никакого секрета не выдам. Тем более, сам Грегори уже мертв, и родители его тоже. А дело было так… Если барышня не возражает, – сказал староста, доставая трубку.