Текст книги "Тридевятое царство. Удар Святогора"

– Сумею. – Еруслан самодовольно похлопал по колчану со стрелами.

– Тогда двинули, и быстро.

Два богатыря устремились к площади, следом припустил кот, шипящим шепотом осыпая богатырей проклятиями. Аленушка и Лютополк вернулись в свои клетки, на случай, если кто-то зайдет посмотреть.

Михаил внимательно осмотрел площадь пристальным взглядом, стараясь ничего не упустить.

– Восемь, – наконец сообщил он, – и это ночью. Хорошо у них тут караул налажен, ничего не скажешь.

– Девять, – не согласился Еруслан, – вон узкая бойница, за ней лучник, тоже следит.

– Девятерых мне не осилить, – сообщил кот, – бросайте это дело. Один крикнет – и все прахом пойдет.

– Не дрейфь, пушистик, – подзадорил паникующего Баюна Еруслан, – лучше смотри, как русские богатыри умеют.

Еруслан разложил перед собой девять стрел и замер, глубоко вдыхая воздух. Неожиданно он вскинул лук и начал выпускать стрелы одну за другой; скорость, с которой богатырь это проделал, поражала: казалось, прошло только одно мгновение, а все стражники на площади разом осели на землю.

– А вот теперь все делаем быстро, – распорядился Михаил, и два силуэта метнулись к колодцу. Первым в него прыгнул Еруслан, Михаил схватил его за ноги и тут же принялся тащить наружу. Еруслан вытащил за руку Колывана, вид у однорукого богатыря был изможденный.

– Надо было им глубже рыть колодец, – усмехнулся он, – не верили, что меня спасут.

– Идти можешь? А бежать?

– Придется, – кивнул Колыван, – о чем вы думали вообще, тут Святогор рядом.

– Дружина своих не бросает, – снова сообщил Михаил, – бежим, нам еще Ивана спасать.

– Да вы сдурели совсем, – сердился Колыван, – у вас какой приказ был? Княгиню спасать. Зачем на меня тратили время?

– Без тебя нам решетки не сломать, – на бегу бросил ему Михаил, – моих силенок не хватает.

– Я сейчас тоже не в полной силе, – признался Колыван. Из бокового прохода вышел стражник, но богатырь резким ударом в голову сбил его, страж, не успев крикнуть, рухнул на землю.

– Быстрей, быстрей, – торопил всех кот. Троица богатырей и Баюн вломились в темницу.

– Ты смотри, дуракам везет, – прокомментировал их возвращение Лютополк.

– Давай, Колыванушка, попробуй решетку сломать, – взмолилась Аленушка.

– Нечего дурью маяться, – осерчал Колыван, – княгиню надо спасать. Иван подождет.

– Давай, Колыван, не тяни время, – поторопил его Михаил, – чем быстрее сломаешь решетку, тем скорее побежим.

– Я без Ивана никуда не пойду, – поддержал товарища Еруслан, – не по-богатырски это – друзей в плену оставлять.

– Вот дурни… – взвыл Колыван, поняв, что тратить время на препирательства бессмысленно. Он напрягся, упершись спиной в одну решетку и единственной рукой – во вторую. Теперь решетки шевельнулись, но гнулись медленно, Михаил с Ерусланом уперлись так же, пытаясь помочь. Теперь решетка оказалась согнута так, что человек средней комплекции и смог бы протиснуться, но Иван Быкович был крепок и широкоплеч.

– Я умру тут с вами, – взвыл кот тихо, – вы думаете, ночью стража тут не меняется? Это Чернигов, тут войско отменное. Здесь еще и ночные обходы есть. Нам же еще из города надо уйти…

– Не гундось под руку, – огрызнулся Колыван; он сделал еще одно усилие, и стальной штырь вылетел из гнезда, открывая путь к побегу.

– Бежим, – Иван Быкович выбрался из каморки, – только куда? Как из города-то выбраться?

– По реке, – распорядился Михаил, – у нас и лодка есть, давайте за мной.

– Не получится, – Колыван даже во время бега держался поближе к Аленушке, – выходы из города стерегут, и речные тоже. Там десятки стражников на заставах, лодку мигом заметят.

– Только не нашу, – весело успокоил его Михаил, – у нас лодка особая.

Отряд выскочил на берег, тут стояла женщина; непонятно, что она забыла ночью на берегу, но на беглецов не смотрела.

– Эту я взял на себя, – пояснил кот, – давайте все под лодку.

– ПОД ЛОДКУ?

– У нас лодка не простая, у нас лодка подводная. – Еруслан с Михаилом перевернули самую обычную с виду лодку днищем вверх.

– Давай под нее, – скомандовал Михаил, и все беглецы, прижимаясь друг к другу, полезли под днище.

– А теперь – в реку.

– Холодно же… – Аленушка опасливо поглядела на студеную воду.

– Давай ко мне на спину, – распорядился Колыван.

– Вам-то что, вы богатыри, а я замерзну, – пожаловался Лютополк; лезть в холодную реку ему не хотелось.

– Хочешь, оставайся тут.

– Проклятье… ненавижу вас, богатырей. – Галицкий воевода нырнул под днище.

Лодка с беглецами, спрятавшимися под ней, устремилась в реку.

– И вот так вот – по дну, перебирая ногами, – сообщил Михаил.

Днище лодки скрылось под водой.

– А дышать как?

– Тут такая трубка есть, – похвастался Еруслан, – через нее будем дышать.

– Ненавижу вас… – Баюн, весь мокрый, перебирал лапами в воде. Как и любой кот, он не любил рек, да и вообще воды.

– Терпи, киса, – похлопал его по спине Иван ободряюще, – будешь морской котик, то есть речной.

– Уже наверняка всполошились, – сообщил всем беглецам Колыван, – ищут нас.

– Собаки их на берег быстро приведут, – согласился Еруслан, – но они если и будут искать, то обычное судно. Никто никогда не догадается, что у нас такая необычная лодка, подводная.

– Надеждой одной и живем, – испортил всем настроение Лютополк, – вот как обратится Вольга в осетра, тут нам и конец.

Какое-то время все угрюмо перебирали ногами по дну, наконец Иван не выдержал:

– Да темно же, хоть глаз выколи. Даже осетр ничего не увидит.

– Вот чему я сейчас ужасно рад, – выдал Колыван, – это тому, что рыбы не умеют, как собаки, нюхать. Кто бы мог подумать, что такая штука нам жизнь спасет…

Компания беглецов значительно повеселела. Аленушка, кот и Лютополк попеременно прикладывались к трубке, чтобы подышать, богатырям было проще, задерживать дыхание они умели надолго.

Необычная подводная лодка медленно, но верно удалялась от Чернигова в сторону стольного Киева.

Глава 36
Песье чутье

Домовой Нафаня только горестно всплеснул руками, увидев возмутительную картину. Толстый рыжий кот нагло спал, свернувшись клубком. И это в то время, когда мыши могут проникнуть в сарай и съесть все зерно! Это непорядок. Нафаня резко дернул рыжего нахала за хвост, грубо прервав кошачий сон. Зверь только недовольно мяукнул, но спорить с домовым не стал, себе дороже.

– Все должны быть при деле, – пробормотал домовой себе под нос, – везде должен быть порядок.

Он, Нафаня, может быть, – главный домовой на Руси. А что? Микула Селянинович – главный богатырь, а Нафаня за его домом следит. Что из этого следует? То-то и оно. В избе Микулы всегда порядок, все при деле. Котов много, за всеми уследить непросто. Но это понятно: где зерно – там и мыши, без котов никак нельзя. Сам Нафаня мышей гонять уже не может, старость – не радость. Да и раньше не особо выходило, очень уж шустрые зверьки эти мыши, а главное – много их. А вот собака всего одна, зато настоящий сторожевой пес. Дружка даже домовые уважали, пес был взрослый и умный.

Хозяин сегодня дома, не пошел никуда. Гостей, что ли, ждет? Нафаня тихо проскользнул мимо богатыря, Микула что-то мастерил за столом и его не заметил. На самом деле заметил, конечно, от богатырского взора не укроешься. Только делает вид, что не замечает, это он так уважение оказывает старому домовому. У людей пройти мимо, не замечая, за грубость считается. У домовых не так, домовой – он незаметным быть должен; если домового заметили, значит, плох он совсем.

Дел-то вроде бы и не осталось. Корова подоена, пол подметен, мышей пока не слышно. Порядок кругом. Нафаня любил порядок, как и дом, в котором жил. Странно, что некоторые считают домовых родом нечисти. Какая же он нечисть? Даже племянник, Кузя, и тот не нечисть вовсе. А озорной, потому что молодой еще, сундук со сказками свой еще не собрал. Вот соберет сундук со сказками свой, сразу поумнеет. Возле Микулы быстро соберет, это только кажется, что богатырь только пашет да сеет, вокруг него всегда что-то происходит.

Раздался одиночный взлай Дружка: гости пожаловали. Умный пес только подал знак – гость не опасен. Дружок никогда не ошибался: кто знает, каким образом, но людей он видел насквозь. Микула поднялся со скамьи, встретить гостя. Деревенский староста пришел, наверняка, он часто приходит.

Нафаня выглянул за околицу. Никакой это был не деревенский староста, возле калитки стоял худой человек в черной одежде. Нафаня не любил людей в черных одеждах, от них редко можно было ждать чего-то хорошего, но волноваться еще рано. Раз старый пес его не счел злым и опасным, скорее всего – так и есть.

– Добрый день, – поздоровался Микула, – вы кем будете, дедушка; меня ищете?

Микула уважал старость, хотя самому ему было уже больше восьмисот лет. Вот только в этот раз ошибся он, никакой посетитель не дедушка; седой – да, но молодой.

– Здравствуй, Микула, – поздоровался посетитель, – люди говорили, ты хотел меня видеть.

– Так это ты людей баламутишь! – Дружелюбность Микулы быстро спала; Нафаня отлично знал, каким грозным умеет быть хозяин дома, если захочет.

– Я с людьми разговариваю, – спокойно ответил гость: угрожающий вид богатыря его не смутил, – кто хочет, тот слушает.

– Вот и со мной поговори, – Микула зловеще улыбнулся и открыл калитку, – заходи, коли не боишься.

– Почему я должен тебя бояться. – Подозрительный визитер смело перешагнул порог. – Нет, я не боюсь тебя, Микула Селянинович.

– Это зря, – Микула смотрел на гостя изучающим взглядом, – тут давеча двое твоих товарищей заходили, тоже поначалу не боялись…

Нафаня ужаснулся: неужели опять придется оттирать все от кровавых пятен? Микула был скор на расправу и суров. На прошлой седмице двое похожих посетителей также зашли проповедовать, вот только кончилось все для них трагично. Но на тех людей Дружок лаял долго, а тут молчит.

– Какие же они мне товарищи, – вздохнул гость, – это закатные проповедники, мы с ними совсем по-разному понимаем то, чему учил наш бог. Я не могу одобрять убийство, потому что тот, кто смерть приносит человеку, не только противника своего, он и себя губит.

Микула фыркнул.

– Ибо сказал наш господь – не убий. Не сможет жить человечество, если не создать запрет на убийства, потому как иначе каждый истребит каждого.

– Это мы и без вашего бога знали, только без убийства людям тоже не прожить. Как иначе покарать злодея, как защититься от врага?

– Верно, только от того, что истина очевидна, истиной она быть не перестает. Поэтому соборность людская, народная, наделяет избранных правом карать и судить, а воинов – защищать.

– Вот я такой избранный и есть. – Микула не стал продолжать спор возле калитки. – Заходи в дом.

Нафаня крался за мужчинами, в руках он сжимал тряпку, на случай если придется оттирать кровь. Микула защищал народ русский не только от тех, кто с саблей приходит или копьем, но и от тех, кто с ядовитыми языками приходит умы людские отравлять. Стареет, видно, Дружок, ошибся. Нафаня неодобрительно взглянул на пса, беспечно лежавшего возле порога. Старый сторож поднял голову и взглянул в глаза домовому: взгляд пса был мудр и спокоен.

– Вот оно как… – протянул домовой удивленно, – стало быть, считаешь, что не ошибся? Ну что же, посмотрим, посмотрим…

Пес не мог его видеть, зато безошибочно определял по запаху. Микула тоже бросил косой взгляд на своего сторожа, но ничего не сказал.

Нафаня прошмыгнул прямо между ног хозяина, занимая место на печке, откуда лучше всего видно всю горницу. Микула провел гостя в дом и указал на лавку за столом.

– Садись, что ли.

– Благодарствую.

Хозяин дома сам садиться не стал, он прошелся вдоль стола, задумчиво глянул в окно и только потом решил продолжить разговор:

– А вот, кстати, и про давешних проповедников. Я им простой вопрос задал, а они кричать на меня стали. Вот они утверждали, что всякая власть от бога. Очень удобно для князей да бояр. Мы – от бога, повинуйся. Вот и Святогор то же самое талдычит. А мне простой народ милее. Я и князю в лоб дам, если он пахаря обидит или ткачиху. Так вот я и считаю, что учение это ваше – вредное.

– Всякая власть от бога.

– Вот и ты туда же… – Микула тяжело вздохнул, теряя интерес к гостю, но тот сумел удивить:

– Совсем не туда же. Даже читая одни и те же слова, люди воспринимают их по-разному: одни так, другие этак. Хотя мы с закатными проповедниками читаем одни и те же книги, понимаем мы их различно. Вот взять хотя бы это изречение про власть. Представь, что власти нет, совсем. Хорошо ли это?

– Скажешь тоже – совсем, – немного растерялся Микула, – так не бывает.

– Бывает, только недолго. Любое сообщество без власти всегда проиграет обществу, где власть есть.

– И к чему ты клонишь?

– Там, где нет власти, процветает безнаказанность. Любой грабитель и убийца чувствует себя безнаказанно. И тогда появляется власть. Кто-то говорит людям – нельзя убивать и грабить, потому что я накажу.

– А что же ваше учение?

– Учение наше – власти в помощь и людям в защиту. Если человек не убьет соседа, потому что боится наказания князя, – это хорошо. Но если он не убьет, поскольку верит, что это грех, что совершать убийство нельзя, – это намного лучше. Князь и стража могут и не увидеть преступления, а вот внутренний страж видит все.

– Вот только ты забыл, что князь начинает себя считать выше остальных.

– Он и есть выше остальных, и в этом его ноша. Он, сильный, должен защищать слабых. Оттого мы и учим людей смирению: нельзя возноситься над другими людьми в сердце своем.

– А в теле можно, что ли?

– Иначе никак, – вздохнул посетитель, – право судить и вершить наказание должно быть не только в твоих глазах, но и в глазах народа непреложно. Если ты, князь, равен всем нам, почему ты судишь нас? Не может быть тот, кто вершит закон и суд, равен остальным.

– А если князь вершит неправый суд? Как тогда управу на него найти?

– Управа на князя есть, и это царь. Высшая власть – ибо выше царя только сам бог и есть. У нас даже таинство такое предусмотрено, когда царя благословляют на царство. И все остальные равны в своем неравенстве перед ним.

– Ты за словами не прячься; а если царь вершит суд неправый? Если царь настолько плох, что чаша терпения народного переполнится?

– У нашей веры нет ответа на этот вопрос, мы о душах людских заботимся, мирская власть – не наше дело.

– Но учите же…

– Учим, потому что иначе будет еще хуже. Даже самый плохой царь лучше, чем вообще никакого.

– Ха.

– Разве было хоть раз, чтобы плохой царь настолько сильно довел людей, чтобы взбунтовалось большинство? Обычно дурных царей убивают или отстраняют князья-бояре. Но это не наше учение, мы мирских дел не касаемся.

– Ты хочешь сказать, что Святогор прав, а я нет? Мы с ним давно спорим, твои прадеды не родились еще, когда мы начали.

– Святогор прав, и ты, Микула, тоже прав, потому как вы два главных богатыря земли Русской, два защитника земли нашей и народа ее.

– А вот не получается у нас у обоих быть правыми. Вот, например, случай был…

– Я не могу дать ответ на все вопросы – я ведь не бог. Но если хочешь услышать правду-истину, то она в том, чтобы вы со Святогором двигались друг другу навстречу, а не тянули в разные стороны. Как и власть с народом. И наша в том задача состоит, чтобы помогать вам идти навстречу, сближаться. Ведь не понимая, может быть, всего, но сердцем же ты, Микула, чувствуешь, что есть за Святогором какая-то правда. И он, поверь мне, чувствует то же самое.

В этот раз Микула думал долго.

– Ты и правда совсем не похож на тех, прежних. Есть хочешь? У меня каша есть с молоком и хлебом. Хочешь?

– Не откажусь, раз хозяин угощает.

– Вот, кстати, раз тема еды всплыла. У вас, говорят, такое есть явление, когда вы не едите мяса или что-то там еще. Это зачем? Вот я тех, прошлых, спросил, а они мне начали заливать, что так ты ближе к богу. Я ответил, что если ты голодным ближе к богу, то не кушай вовсе; помрешь, правда, но к богу будешь ближе всех. Как же они меня назвали… еретик, во как. Сжечь на костре меня грозились. А ты что скажешь?

– У поста смыслов несколько. Править народом, который придерживается учения, могут только те, кто и сам придерживается тех же основ.

– Опять про власть?

– Про нее, – мягко улыбнулся гость, – и вот представь себе: и князь и бедняк в какие-то дни едят простую пищу, тем самым подчеркивая свою соборность.

– Со… что?

– Общность народа промеж собой. И князья и бояре ведь плоть от плоти своего народа.

– То есть, кушая скромно, и князь и бедняк как бы становятся ближе друг к другу?

– Вольно или невольно.

– Единение – это хорошо, – кивнул Микула, – но, может, и лучше есть что-то?

– Может, и есть, – согласился гость, – если кто придумает и сделает – честь ему и хвала.

– Ладно; а ты сказал, есть и еще смыслы…

– Добровольное ограничение себя, лишение удовольствий.

– Зачем?

– Человек должен знать, что может управлять своими желаниями, ибо страшен и жалок тот, кем управляют его страсти. В пост не только по еде себя ограничивают, стараются все страсти смирять.

– То есть если ты точно знаешь, что можешь справляться со своими желаниями и страстями, можно пост и не соблюдать.

– Можно. Пост доброволен. Вот только откуда ты можешь знать, что ты управляешь страстями, а не они тобой?

– Я тебя где-то все-таки видел, никак не могу избавиться от этого ощущения. Вроде кто-то знакомый – и в то же время другой человек. Меня трудно провести, но тут и я в замешательстве.

– Я другой, – мягко улыбнулся гость, – тот, кем я был, остался в прошлом. Мы даже имя берем другое, принимая бога в свое сердце.

– Я еще, конечно, не во всем разобрался, – признал Микула, – но сердцем чувствую, что ты не похож совсем на тех, кто был до тебя. Они в книге слова читали и их несли, а ты в самую глубь смотришь. Мы еще поговорим, есть что обсудить. Но я и сейчас вижу, славный ты человек. Право же, славный.

– Право… славный, – улыбнулся гость, как бы катая на языке слова богатыря, – интересное слово, мне нравится.

Домовой Нафаня понял, что убивать сегодня никого не будут, и с облегчением убрал тряпку. Все эти споры, которые так любили вести люди, его мало волновали. Держи дом в порядке – вот и все, что надо знать. У домовых нет князей, нет и богов. Домовые не умеют даже мечтать. Нафаня вышел из дому: уже вечерело, солнце клонилось к закату. Дружок, учуяв его появление, повернул к нему морду. Старый пес смотрел слегка насмешливо, высунув язык и склонив голову набок.

– Вот откуда ты всегда все знаешь? – проворчал домовой себе под нос. – Если такой умный, чего пол не метешь?

Глава 37
Приглашение на турнир

Прошло уже три седмицы, как Святогор перестал бушевать. Со стороны могло даже показаться, что гигант смирился с тем, что Аленушку увели у него прямо из-под носа, хотя это было и не так. Просто приготовления к предстоящему походу занимали почти все его время, не давая возможности для возмущения и причитаний. Потерянного не вернешь, да и имеет ли это значение, если половодье уже сходило на нет и дороги скоро вновь станут проходимы для войск? В приготовлении войска к походу старый воевода чувствовал себя как рыба в воде. Припасы в достаточном количестве готовы, доспехи и оружие исправны. Большинство воинов – бывалые ветераны, разбавленные полгода назад менее опытными войсками, чтобы покрыть потери после битвы на Протолчьем броде, однако ратная подготовка не утихала все это время, да и набранное пополнение совсем уж зеленым не было. В большинстве своем это были стражники из дальних гарнизонов и городов, а также боярские дети, которых сызмальства обучали ратному делу. Огромной силы собрать не успели, но того, что имелось, должно было хватить. Черниговская дружина, номинально исчислявшаяся двумя полками, по силе и количеству ратников равнялась не меньше чем четырем полновесным полкам. Войско берендеев состояло из одного полка, часть воинов берендеи оставили для обучения ратному делу молодежи бывшего царства Кощея. Дело шло медленно, немного одичавшие мужики совсем мало что понимали в воинском искусстве, но вода камень точит. Эта силища скоро должна была двинуться на Киев. То, что стольный град защищала рать галицких войск и киевская дружина, не менее шести полков, Святогора не сильно заботило. Он не раз выигрывал сражения с гораздо худшим соотношением сил. Да и по богатырям преимущество было несопоставимым. Даже один Илья Муромец справился бы с любым богатырем, которого мог выставить князь Даниил, сам же Святогор шутя одолел бы их всех разом. А еще был Змей Горыныч, но его воевода берег. Судьба луков и стрел из звездного металла, которые создал князь Владимир для борьбы со змеем, оставалась неясной. По всему выходило, что должны они были попасть в руки Даниила, а потому просто так выпускать змея было опасно. Но и для него работа найдется, в этом древний богатырь не сомневался.

Ратибор докладывал, что галичане привезли из Еуроп каких-то наемников, но и их Святогор не шибко опасался. В битвах количество практически никогда не решает исхода, главное – правильно и в нужный момент ударить. Тем более что воинство царя Мстислава было в основном конным и двигалось гораздо быстрее пешего воинства Тридевятого царства. Именно Святогор будет выбирать, где и на каких условиях будет дан бой, а в этом опыт у воеводы был огромный.

Возле шатров Мстислав самолично рубил дрова, он работал наравне со всеми воинами, чем заслужил огромное уважение со стороны простых ратников. Мстислав никогда не задавался, оставаясь простым и доступным, но в то же время строгим там, где нужно. Воины души не чаяли в новом царе, авторитет которого взлетел воистину до небес, когда оказалось, что тот еще, ко всему прочему, прекрасно поет и играет на гуслях. Знающие люди утверждали, что не хуже легендарного Садко. Святогор не препятствовал, вера в своего царя – большое дело, он не раз видал, как небольшие рати с верой в воеводу и настроем на победу громили многочисленные орды. Никто из остальных князей не тронулся к стольному граду, все предпочли выждать, чья возьмет. Ничего, это даже хорошо. Чем позже вступят, тем меньше с ними можно будет считаться. Мнение примкнувших к победителю стоит немного. В грядущее Святогор смотрел весело, его давняя мечта о возрождении единой Руси под дланью царя близилась к исполнению.

Единственным, что омрачало всю радостную картину грядущего триумфа, было зерно сомнения, которое заронил в его разум Колыван. Ведь и вправду выходило, что не могло так получиться, чтобы царя оставили без сопровождения кого-то из богатырей. Нескольких, конечно, степняки в том набеге убили, но большинство сильных богатырей пало в боях в первый же год. Никак не могли царю слабого богатыря выделить, ежели даже воеводу у Финиста охранял Колыван. Колыван тогда молодой и зеленый был, к царю такого не подпустили бы. Как ни крути, а оставались только три кандидатуры: Илья Муромец, Микула Селянинович и Вольга Всеславович. И, зная характер Микулы, его можно было смело вычеркивать. Остаются Вольга и Илья. Поначалу казалось, что можно просто спросить, благо оба сейчас рядом. Но после того как Святогор попытался аккуратно затронуть эту тему, все запуталось еще больше. Илья честно сказал, что должен был защищать царя, пока сам Василий его не отправил в Переяславль, организовать оборону города. Вольга же уверял, что это он должен был защищать царя, но Василий почуял что-то неладное и именно его отправил предупредить Китеж, что зреет заговор. Версия Вольги выглядела правдоподобней, его часто использовали как гонца, в образе сокола он быстро мог доставить нужную весть. Утверждения Ильи выглядели не так достоверно, царь Василий в ратном деле разбирался слабо и самолично отправлять богатыря на защиту города вряд ли бы стал. Но сомневаться в словах Муромца тоже было непросто, Илья был человеком бесхитростным и обманывать не умел. Или научился? А вот Вольга обмануть как раз мог легко, среди богатырей он слыл самым хитрым. Но Вольга всегда сторону Марьи держал и Китежа, а они тогда за царя Василия выступали. И они же больше всего от его смерти проиграли. Зачем им самим себе плохо делать? Вольга не глуп, а Марья – так и подавно. С другой стороны, Илью заподозрить во лжи… мыслимо ли. Оставался третий вариант, в котором оба богатыря говорили правду, а на царя Василия снизошло какое-то затмение, раз он обоих своих защитников отправил восвояси и остался без их охраны. Перед лицом зреющего заговора. Тоже глупость какая-то. Что-то здесь было не так, что-то было очень неправильно, и Святогор это чувствовал. Мысль о том, что кто-то из ближайших соратников мог оказаться изменником, грызла его изнутри, как мышь грызет сыр. Но кто? Да и можно ли помыслить? Вольга? Он и тогда был за царя, и сейчас остался. Илья? Илья Василия не шибко жаловал, но предать? Нет, невозможно, сколько сотен лет Илью знаем… А Вольгу? Вольгу и того дольше. Или Василий все же сглупил под конец своей жизни? Теперь уж не спросишь.

Взгляд Святогора упал на фигуру Мстислава: молодой царь как раз замахнулся для очередного удара топором по полену, на красивом теле правильными очертаниями играли мускулы, из-под светлой копны волос ярко сверкали васильковые глаза, так часто встречающиеся у династии русских царей. На сердце у старого богатыря потеплело: он сумел вырастить самого достойного из царей, осталось дело за малым – посадить его на трон и объединить державу. Ну да за этим дело не станет, Святогор всегда все доводит до конца.

Святогор недоверчиво приподнял бровь: поверить в новость, которую принес Ратибор, для него оказалось непросто, он даже переспросил с сомнением в голосе:

– От Даниила?

– Подписано Даниилом, а печать на письме – Тридевятого царства, с гербом великой княгини.

– Поглумиться хочет, как мы Аленку упустили, – понял богатырь, – выкинь письмо в огонь. Посмотрим, кто будет смеяться, когда мы к Киеву подойдем.

– Признаюсь, я сильно сомневаюсь, что князь Даниил умеет глумиться или смеяться, – задумчиво произнес Ратибор, недоверчиво покачивая свиток в руке, – я бы прочел.

За походным столом в царском шатре заседали те, кого можно было назвать царским советом. Присутствовали все богатыри, включая берендейского царя, сам Мстислав, Ратибор и двое воевод: черниговский военачальник Путята и Федор из берендейского войска.

– Давайте узнаем, чего хочет Даниил. – Мстислав взял у Ратибора свиток и, распечатав его, принялся читать. Лицо молодого царя несколько раз меняло выражение, пока наконец не осталось крайне удивленным.

– Вот это поворот на дороге… – наконец вымолвил он.

– Князь Даниил сдается, присягает на верность царю Мстиславу и просит не рубить его буйную головушку, – предположил Вольга.

– Не верю. – Илья Муромец посмотрел на Вольгу, но тот лишь озорно подмигнул товарищу.

– Князь Даниил пишет, что в сложившейся ситуации ему хотелось бы избежать лишнего кровопролития русичей промеж собой. Для решения вопроса о правящей династии он предлагает устроить турнир, на котором в несмертельных поединках и будет определен победитель.

– Каковой и превратится в резню сразу, как только станет ясно, какая из сторон проигрывает, – недоверчиво хмыкнул Вольга.

– Верно, – согласился Путята, – результат можно просто не признать, если проигрываешь.

– Князь пишет, что следить за соблюдением честности турнира будет Микула Селянинович.

На мгновение над столом повисла тишина.

– Микула – это еще один богатырь? – переспросил Дмитрий, плохо знающий нынешний расклад сил на Руси.

– Микула – это не еще один богатырь, Микула – это… Микула.

– Микула – это серьезная сила, – подтвердил Илья Муромец.

– Даниил с ним спелся, – предположил всегда подозрительный Ратибор, – и там нас ждет ловушка.

– Это невозможно! – в один голос вскрикнули Вольга, Илья и даже Святогор.

– Микулу нельзя подкупить, и обмануть его не получится, – пояснил Вольга.

– Чем его Даниил взял – понятно: негоже, чтобы русичи друг друга убивали.

– Да, но если Микула будет следить за турниром, как Даниил сможет схитрить?

– Да уж, – Святогор задумчиво побарабанил пальцами по столу, – хитер князь, ничего не скажешь. Нам турнир этот нужен как телеге пятое колесо, мы и так победим.

– Вот только теперь вопрос встает, как Микула посмотрит, если отказаться.

Вольга взглянул на Святогора с вызовом, – ты же понимаешь, что будет: решил наш могучий пахарь, что новый царь не желает зря губить русских людей в войне, когда можно решить вопрос без смертоубийства.

– Не знаю я, что Микула решит, – огрызнулся Святогор, – и никогда не понимал я его.

– Скажи честно: ты просто не хочешь встречаться с Микулой.

– Говорю честно: с Микулой встречаться мне не очень хочется, – признал Святогор, – слишком разные мы.

– А если Микула выступит на стороне Даниила, это что-то изменит?

Дмитрий переводил взгляд с одного богатыря на другого, ожидая ответа.

– Много, – грустно признал Илья. – Микула любого одолеет, кроме разве что Святогора. А вдобавок народ русский Микулу любит и уважает, если он против нас пойдет – это очень плохо будет.

– Скажу вам друзья, одну весть, – вздохнул Святогор, – только вы уж пообещайте не болтать. Микулу не одолеть даже мне. Мы всерьез с ним никогда не дрались, так что если до смертного боя дойдет – может, и на моей стороне удача окажется. Дабог уж на что силен был, а теперь его обезглавленное тело в земле лежит. А вот силушкой мы с Микулой как-то мерились. И не в мою пользу оказался результат.

– Ну про это давно бают, – Ратибор махнул рукой, – тоже мне секрет.

– Бают разное, – поправил его Святогор, – тайный двор в свое время этих баек кучу насочинял, чтобы правду скрыть.

– Зачем это?

– Затем, что я воеводой был, а Микула – он простой пахарь, хоть и богатырь. Для укрепления авторитета моего. Правда в том, что Микула – самый сильный богатырь земли Русской, если Дабога покойного не считать.

– Ты когда с Микулой встретишься, сам все поймешь сразу, – добавил Илья.

– А что, если нам это приглашение принять?

Все повернули головы к Мстиславу, предложение царя было неожиданным.

– Мне эта идея не нравится, – первым высказался Святогор.

– Ловушкой попахивает, – принял его сторону Ратибор.

– А вот я бы посоревновался, – Дмитрий осмотрел соседей, – ну я не настаиваю, как скажете, так и будет. Но мне было бы интересно помериться силой с другими богатырями. С вами – какой смысл, таких гигантов мне не одолеть никогда, а вот Михаила Потока или Колывана я сильней или нет?

– Тут подумать надо, – высказался Вольга, – так сразу трудно решить. С одной стороны, Даниил наверняка что-то задумал. С другой – он вряд ли понимает, что Микулу никто не перехитрит. Так что яму-то он, вполне возможно, роет самому себе.

– У нас царь есть, чтобы такие решения принимать, – высказался вдруг Илья Муромец, остальные согласно закивали.