Текст книги "Нездешний"

Справа вдруг грянуло хриплое «ура», и Йонат увидел, что на стену всходит Карнак. За ним четверо солдат тащили бутыли с вином.

– Йонат! И ты тут, негодяй! – гаркнул Карнак. Йонат ухмыльнулся и поймал брошенную ему бутылку. – Ну что, выпьешь со мной?

– Почему бы и нет, генерал?

Карнак сел и кликнул всех к себе.

– Вы, верно, слышали, что мне пришлось закрыть туннель, – с усмешкой сказал он. – Стало быть, выход у нас остался один – через ворота. Что скажете по этому поводу?

– Вы только скажите, когда собираетесь уходить, генерал! – крикнул кто-то сзади.

– Да по мне хоть сегодня, но неприятель и так пал духом – нельзя же огорчать его еще больше.

– Это правда, что вы обрушили гору? – спросил другой.

– Боюсь, что так, старина. Мои механики соорудили в туннеле шкивы, колесики и прочую хитрую машинерию. Нельзя же было оставлять за собой торную дорогу в крепость.

– Мы слышали, будто вы погибли, – сказал Йонат.

– Милосердные боги, парень, – неужто ты думал, что какая-то гора меня убьет? Экий ты маловер! Ну ладно – как у вас-то дела?

Карнак еще немного поболтал с ними и двинулся дальше. Через два часа он вернулся к себе – глаз у него пылал огнем, и сил не осталось совсем. Он со стоном повалился на кровать.

В нижнем зале Дардалион открыл глаза. Восемь пар других глаз взглянули на него, и еще девять священников зашевелились. Шестеро уже не вернутся никогда.

– Братство более не угрожает нам, – сказал Астила, – но мы достигли победы дорогой ценой.

– Ни одна победа не дается дешево, – ответил Дардалион. – Помолимся.

– О чем будем молиться, Дардалион? – спросил Байна, молодой священник. – Поблагодарим за то, что убили много врагов? Нынче ночью погибли более шестидесяти Черных Братьев. Я не вижу смысла в этой бесконечной бойне.

– Ты думаешь, мы избрали неверный путь, Байна? – мягко спросил Дардалион.

– Дело скорее в том, что я не знаю, избрали ли мы верный.

– Можно я скажу? – вызвался Астила. Дардалион кивнул. – Я одарен не столь острым разумом, как некоторые из вас, но будьте терпимы ко мне, братья. Когда я был послушником, настоятель часто говаривал: «Когда дурак видит себя таким, как есть, он перестает быть дураком; когда мудрец осознает собственную мудрость, он становится глупцом». Прежде мне это казалось игрой слов, и только, – но с годами я стал понимать, что опаснее всего для нас уверенность. Сомнение – вот что всего дороже, ибо сомнение побуждает нас неустанно вопрошать себя. Оно ведет нас к истине. Я не знаю, верно ли мы выбрали путь, по которому идем. Не знаю, правы ли мы в том, что делаем. Но делаем мы это с верой. Смертоубийство противно и мне, но пока Исток дает мне силы, я буду сражаться с Братством. Ты же, Байна, если считаешь себя неправым, не выходи больше на бой.

Байна склонил голову и тут же улыбнулся:

– Я не мудрец, Астила. Значит, я поумнел, раз сознаю это?

– Ты остался человеком, брат мой, – не скажу за других, но я этому рад. Больше всего я боялся, что мы полюбим войну.

– Я тоже буду сражаться, – сказал Байна, – но сомнения, по твоему совету, подавлять не стану. Хотел бы я, однако, знать, что нас ждет дальше. Что будет, если мы победим? Мы образуем орден священников-воинов или вернемся к прежней жизни? Благодаря нам в мире возникло нечто новое – должно же оно завершиться чем-то?

Дардалион поднял руку, и все взоры обратились к нему.

– Друзья мои, это очень важные вопросы. Не будем пытаться ответить на них теперь. Их будут решать те из нас, кто останется в живых. Скажу вам только одно. С недавних пор мне стали сниться сны – страшные сны, но кончаются они все одинаково. Я иду по пустыне, населенной погибшими душами и всякой нечистью, – но посреди этой пустыни есть оазис, и в нем растет дерево. Те, кто собирается в его тени, находят мир и покой, и никакая нечисть, никакое зло не смеют приблизиться к нему.

– И что же это, по-твоему, значит? – спросил Астила.

– У этого дерева тридцать ветвей.

23

Нездешний уснул и снова увидел себя на голом склоне, в обществе слепого короля Ориена. На небе светили незнакомые звезды.

– Здравствуй! – сказал Ориен. Нездешний сел, и старик отечески потрепал его по руке. – Я доволен тобой, Нездешний. Ты возродил мою веру, проявив себя человеком отважным, рыцарем чести.

– От похвал мне становится неловко, – проворчал Нездешний, высвободив руку.

– Тогда спроси меня о том, что тебя пугает.

– Где искать доспехи?

– Ты найдешь их. Завтра, если будет на то воля Истока, ты поднимешься на склон Рабоаса. Там ты увидишь узкую тропу, которая ведет к пещере. Пещера выходит на каменный карниз, по которому также проложена тропа. Только так можно попасть в глубину горы. В пещере ты увидишь три хода. Ступай по правому и придешь в большой сводчатый грот. Там и будут доспехи.

– Но это только образ, он не дается в руки.

– Нет, доспехи настоящие, но лишь избранный сможет взять их.

– Значит, этот избранный – я?

– Это мы узнаем завтра.

– У Даниаль все благополучно?

– Не могу тебе сказать – я этого не знаю. Я ведь не Бог, Нездешний.

– Кто же ты тогда?

– Образ, который ты видишь во сне.

– Нет, этого мало.

– Думай тогда обо мне как о духе Ориена, последнем проблеске бывшего короля. Когда доспехи окажутся у тебя, я уйду и никогда больше не вернусь.

– Куда же ты уйдешь? В рай? К Истоку? Он правда существует?

– На эти вопросы можешь ответить только ты сам. Теперь тебе пора ехать – опасность велика. Дардалион больше не ограждает тебя от Братства. Ступай!

Нездешний очнулся, закутанный в одеяло, у подножия Рабоаса.

Конь его исчез.

Он вскочил на ноги и увидел, что куст, к которому был привязан конь, вырван с корнем. Животное насмерть испугалось чего-то – но чего?

Нездешний натянул арбалет и оглядел подлесок – ничего. Тогда он закрыл глаза, напряг слух – и услышал слабый шорох.

Мигом обернувшись, он всадил обе стрелы в выскочившего из куста оборотня. Но стрелы, завязнув в крепких грудных мышцах, не затронули ни сердца, ни легких.

Зверь продолжал наступать.

Нездешний нырнул вправо, и над ним тут же нависло второе чудовище. Он взмахнул мечом – бесполезно: клинок отскочил от толстого черепа.

Теперь уже все четыре оборотня шли на него, разинув пасти, вывалив языки, сверкая красными глазами. Перехватив меч двумя руками, Нездешний занес клинок над головой, намереваясь дорого продать свою жизнь.

И тут позади оборотней возникла темная тень. Чья-то мощная рука ухватила одного из зверей за шею и оторвала его от земли. Раздался жуткий рев. Блестящий нож вонзился оборотню под ребра, и труп его отлетел на десять футов. Оставшиеся трое бросились на пришельца, но второй нож вспорол брюхо зверю, который прежде был Ленлаем-одержимым. Еще один оборотень впился Каю клыками в плечо – Кай оторвал его от себя, схватив обеими руками за горло. Нездешний и моргнуть не успел, как шея зверя хрустнула и труп отлетел в кусты.

Последний оборотень обратился в бегство.

Нездешний вложил меч в ножны и воззрился на Кая, зажавшего рукой рваную рану. Чудище отняло руку – рана исчезла. Целый и невредимый, Кай выдернул ножи из мертвых тел. Ноги под Нездешним подкосились, и он сел, привалившись спиной к дереву. Кай опустился рядом и протянул ему ножи рукоятью вперед. Нездешний молча взял их.

Кай, пристально поглядев на него, похлопал себя по широченной груди и произнес:

– Трух.

– Друзья, – подтвердил Нездешний.

Взяв свою котомку, он достал вяленое мясо и сушеные фрукты. Кай мигом все слопал, рыгнул и снова похлопал себя по груди.

– Кай, – с трудом выговорил он.

– Нездешний.

Кай кивнул, растянувшись на земле, подложил руку под голову и закрыл свой единственный глаз.

Новый шорох в кустах насторожил Нездешнего.

– Лохад, – сонно проговорил Кай.

На поляну вышел конь. Нездешний потрепал его по шее, скормил ему остаток зерна и привязал к крепкой ветке.

Потом улегся рядом с чудищем на одеяло и проспал до рассвета. Проснулся он в одиночестве. И Кай, и трупы оборотней – все пропало.

Он доел свои припасы и оседлал коня.

Прямо над ним высился Рабоас – Священный Великан.

Странный, но блаженный покой снизошел на Нездешнего, когда он направил коня вверх по склону. Солнце светило сквозь тонкую паутину облаков, придававшую небу особенную глубину, над головой, словно клочки тумана, кружили чайки. Нездешний натянул поводья и огляделся: его окружала незнакомая прежде дикая красота, горделивая, как сама вечность.

Справа, вытекая из трещины в скале, журчал по белым голышам ручей. Нездешний сошел с коня и разделся. Он помылся, побрился, расчесал волосы и стянул их в хвост на затылке. Вода обжигала холодом – он выбил из одежды дорожную пыль и поспешно оделся. Достав из котомки черную шелковую шаль, он повязал ею голову и плечи на манер сатулийского бурнуса, надел кольчужный наплечник, пристегнул серебряные наручни и перевязь с шестью метательными ножами. Отточил ножи, меч и встал, глядя на гору.

Сегодня он умрет.

И обретет покой.

Вдалеке виднелось облако пыли – оно двигалось к Рабоасу. Множество всадников скакало к горе, но Нездешнего это не волновало.

Нынче его день, и этот исполненный сияющей красы час – его час.

Сев в седло, он увидел узкую тропку между камнями.

Всю свою жизнь он шел к этой тропе. Все, что он пережил, точно сговорившись, толкало его сюда.

Убив Ниаллада, он почувствовал себя так, словно взошел на вершину, откуда возврата уже не будет. Все дороги закрылись перед ним – оставалось одно: прыгнуть с вершины и улететь.

Ему вдруг стало безразлично, найдет он доспехи или нет, победят дренаи или погибнут.

Это его, и только его час.

Впервые за двадцать лет он без муки вспомнил свою любимую Тану, стоящую в дверях дома и машущую ему рукой. Вспомнил сына и дочек, играющих в цветнике. Он так любил их.

А для пришлых мародеров они были только забавой. Разбойники изнасиловали и убили жену, а детей прикончили просто так, походя. Удовлетворенная похоть, несколько мешков с зерном да пригоршня серебра – вот и все, чем они могли похвастаться после набега.

Расплатой им стала жестокая смерть – каждый мучился не меньше часа. Крестьянин Дакейрас умер вместе со своей семьей – разбойники произвели на свет Нездешнего-убийцу.

Теперь его ненависть прошла, исчезла, словно дым на ветру. Нездешний улыбнулся, вспомнив свой первый разговор с Дардалионом.

«Когда-то я был ягненком и играл на зеленом лугу. Потом пришли волки. Теперь я стал коршуном и летаю в иной вселенной». «И убиваешь ягнят», – обвиняюще сказал Дардалион. «Нет, священник. За ягнят мне не платят».

Тропа вилась все выше, меж острых камней и громадных валунов.

Ориен сказал, что доспехи охраняют какие-то чудища, но Нездешнего это не пугало.

Он войдет в пещеру пешком, возьмет доспехи и будет ждать врага, которого одолеть не сможет.

Конь, тяжело дыша, наконец выбрался на ровное место. Впереди зиял вход в пещеру, а рядом у костра сидели Дурмаст и Даниаль.

– Не больно-то ты поспешал, – ухмыльнулся гигант.

Нездешний спешился. Даниаль, бросившись к нему, обвила его руками. Он поцеловал ее волосы и зажмурился, чтобы сдержать слезы. Дурмаст отвернулся.

– Я люблю тебя, – тихо сказал Нездешний, едва касаясь пальцами ее лица. В этих словах звучала такая тоска, что Даниаль отпрянула.

– Что с тобой?

– Ничего. Как ты?

– Хорошо. А ты?

– Лучше не бывает. – Взяв ее за руку, он подошел к Дурмасту. Глаза великана перебегали с одного на другую. – Рад тебя видеть. Впрочем, я знал, что с тобой ничего худого не случится.

– Да и с тобой тоже. Значит, все благополучно?

– Само собой.

– Ты точно витаешь где-то.

– Путь был долог, и я устал. Видел пыль на дороге?

– Да. У нас остается меньше часа.

Нездешний кивнул. Все трое, спутав лошадей, запаслись факелами и вошли в пещеру. Там было темно, дурно пахло, а от входа, как и предупреждал Ориен, расходились три коридора. Нездешний, ведя за собой остальных, двинулся во мрак.

На сырых гранитных стенах плясали тени, и Даниаль, крепко сжимая рукоять меча, старалась не отставать от мужчин. Скоро они вошли в просторную пещеру, чью тьму не мог рассеять свет факелов. Даниаль дернула Нездешнего за плащ.

– Чего ты? – оглянулся он.

Из мрака на них смотрели десятки горящих глаз.

– Не обращай внимания, – сказал Нездешний.

Дурмаст гулко сглотнул и вытащил из чехла свой топор.

Путники двинулись дальше, и глаза сомкнулись кольцом вокруг них. Еще немного – и они добрались до грота, о котором говорил Ориен.

Там в железные кольца на стенах были вставлены просмоленные факелы. Нездешний зажег их, и пещера осветилась.

В дальнем ее конце на деревянной подставке стояли бронзовые доспехи: крылатый шлем, панцирь с изображением раскинувшего крылья орла, бронзовые боевые перчатки и два меча редкой красоты.

Путники молча стали перед ними.

– Поневоле поверишь в волшебство, – прошептал Дурмаст.

– В таких доспехах нельзя не победить, – сказала Даниаль.

Нездешний подошел и коснулся доспехов. Его рука прошла сквозь них. Он попробовал еще раз – с тем же успехом.

– Бери же их! – сказал Дурмаст.

– Не могу. Мне не дано.

– Что ты такое городишь?

Нездешний, хмыкнув, сел на пол перед доспехами.

– Они заколдованы, Дурмаст. Старый король Ориен предупредил меня об этом. Только избранный может взять их в руки. Полагаю, это сделано для того, чтобы сокровищем, столь важным для дренаев, не мог завладеть враг. Впрочем, какая разница?

– Какая разница? – взорвался Дурмаст. – Мы жизнью рисковали ради этой проклятой жестянки! Надиры вот-вот будут здесь, и еще неизвестно, что за нечисть пялится на нас из мрака. Ничего себе – какая разница!

– Мы старались – это главное.

Дурмаст ответил на это кратко, яростно и непристойно.

– Дерьмо! На свете полно таких горе-старателей, и я к ним не отношусь. Что ж нам теперь – ждать златовласого героя, который омылся в каком-нибудь поганом волшебном фонтане?

Даниаль тоже попробовала взять доспехи, и тоже безуспешно.

– Ты-то куда лезешь? – рявкнул Дурмаст.

– Попробуй ты, – сказала она.

– За каким чертом? Я что, похож на златовласого героя?

– Я знаю, кто ты такой, Дурмаст. И все-таки попробуй – вреда от этого не будет.

Гигант подошел к доспехам. Они были совсем как настоящие. Он пожал плечами, протянул руку – и его пальцы коснулись металла. Даниаль раскрыла рот.

– Боги! Это он!

Дурмаст застыл, точно в столбняке, потом потрогал доспехи еще раз. Он снял со стойки шлем и с великим почтением поставил его перед Нездешним. Руки у него тряслись. Мало-помалу он снял с каркаса все части доспехов и плюхнулся рядом с Нездешним.

Факелы догорали. Даниаль постучала Нездешнего по плечу.

– Нам пора.

Нездешний и Дурмаст, неся доспехи, последовали за ней к выходу. Их встретили мириады мерцающих глаз. Даниаль, вздрогнув, высоко подняла факел, и глаза отступили во тьму.

– Веселая предстоит прогулка, – проворчал Дурмаст.

Свет упал на бронзовые доспехи, и вокруг поднялся свистящий шепот. Но глаза больше не приближались. Скоро путники вышли на свет.

Мужчины приторочили доспехи к вьючной лошадке Дурмаста и укрыли их серым одеялом. Заслышав стук копыт, Дурмаст выругался, схватил лук и бросился к тропе. Нездешний последовал за ним с арбалетом.

Появились двое надиров с копьями наперевес – и тут же вылетели из седел, один с короткой стрелой в глазу, другой с длинной между ребер.

– Это передовые – скоро мы не оберемся хлопот, – сказал Дурмаст, доставая из колчана вторую стрелу. – Сдается мне, они зажали нас в угол.

– Быть может, обратная тропа свободна, – сказал Нездешний. – Бери Даниаль и беги – я задержу их тут, а после догоню вас.

– Езжай с ней сам. Я сыт ею по горло.

– Послушай меня, дружище. Черные Братья ищут меня, меня одного. Куда бы я ни двинулся, они последуют за мной. Оставшись здесь, я буду притягивать их, как маяк, и у вас появится возможность доставить доспехи Эгелю. Поезжайте же – бегите, пока не поздно.

Дурмаст, выругавшись, повернулся к Даниаль:

– Седлай коня – мы уезжаем.

– Нет.

– Это он придумал – чертовски хорошо придумал. Иди попрощайся – я сам оседлаю поганую клячу.

Даниаль со слезами на глазах бросилась к Нездешнему.

– Он правду говорит?

– Да, вам надо ехать. Мне очень жаль, Даниаль, – жаль, что нам не суждено быть вместе. Я стал лучше после того, как узнал тебя. Убегу я или останусь – мне все равно конец, поэтому я остаюсь. Но мне будет легче от сознания, что я хоть как-то помог вам.

– Дурмаст – предатель.

– Что ж поделаешь? Я свою роль сыграл – остальное от меня не зависит. Иди, прошу тебя.

Она протянула к нему руки, но тут из-за поворота выскочил надирский воин. Нездешний оттолкнул ее и выстрелил из арбалета – стрела попала надиру в плечо, и он с воплем отступил назад.

– Я люблю тебя, Дакейрас, – прошептала Даниаль.

– Я знаю. Иди.

Нездешний слышал, как они отъехали, но не смотрел в их сторону и не видел, как Даниаль напоследок обернулась к нему.

Надиры бросились на него всем скопом. Двое упали сразу, еще двоих он сбил из Дурмастова лука – и с устрашающим воплем ринулся вперед, размахивая мечом. Тропа была узкой, надиры не могли его обойти. Меч косил их, и они отступили перед бешеным натиском Нездешнего.

На камнях осталось шестеро убитых.

Нездешний перезарядил арбалет. Из раны на ноге текла кровь. Он вытер глаза от пота и прислушался.

Сверху донесся едва слышный шорох, и с валуна соскочил надир с ножом в руке. Нездешний отшатнулся и разом спустил оба курка. Стрелы вонзились в летящего вниз надира, но он все-таки рухнул на Нездешнего и ножом поранил ему плечо. Отшвырнув тело прочь, Нездешний вскочил на ноги. Нож так и торчал у него в плече – лучше не вынимать, иначе можно истечь кровью. С трудом он перезарядил арбалет.

Солнце клонилось к закату. Тени стали длиннее.

Надиры дождутся ночи… и он их уже не остановит. Пальцы на левой руке онемели, он с усилием сжал их в кулак. Боль, поднявшись по руке, сосредоточилась вокруг ножа. Он выругался. Как мог, перевязал рану на бедре, но кровь все равно продолжала сочиться.

Начался озноб. Он поднял руку, чтобы вытереть пот, и тут в воздухе просвистела стрела. Отклонившись влево, он выстрелил сам. Лучник пропал из виду.

Нездешний привалился к скале. Стрела с черным оперением вошла ему в бок над левым бедром. Он осторожно ощупал себя сзади. Стрела вышла высоко между ребрами. Он со стоном обломил древко.

Надиры ринулись вперед. Две стрелы из арбалета попали в цель, и они опять отступили.

Но теперь враги были ближе и знали, что он тяжело ранен. Он с великим трудом натянул арбалет – пальцы сделались скользкими от пота, и усилие отзывалось болью в левом боку.

Сколько их там еще?

Он не мог вспомнить, скольких уже убил.

Облизнув сухим языком губы, Нездешний прислонился к скале. Шагах в двадцати от него лежал большой валун – он знал: за валуном затаился надир. Скала над валуном выдавалась вперед – он прицелился в выступ и выстрелил. Стрела, ударившись о камень, отлетела вправо. Раздался пронзительный вопль, и показался надир с кровоточащей раной на виске. Вторая стрела вошла ему меж лопаток, и он беззвучно упал.

Нездешний снова натянул арбалет. Левая рука у него почти отнялась.

Внезапный жуткий вой оледенил ему кровь. Он все же решился выглянуть из своего убежища и увидел последнего из оборотней, окруженного надирами. Они рубили его, зверь рвал их когтями и зубами.

Оборотень уложил уже шестерых, и теперь с ним бились только двое. Вот он прыгнул – и клинок надира вонзился в мохнатое брюхо, но гигантские челюсти уже сомкнулись на голове воина. Второй надир удрал вниз по тропе.

Оборотень двинулся к Нездешнему.

Он приближался медленно, одолевая боль, – из бесчисленных ран струилась кровь. Он сильно исхудал, и язык у него распух и почернел. Надирский меч торчал в его брюхе.

Нездешний поднял арбалет.

Оборотень надвигался, сверкая красными глазами.

Нездешний спустил курки, и обе черные стрелы вонзились в пасть зверя, поразив мозг. Оборотень выгнулся назад и упал. Нездешний повалился на колени.

Зверь взмахнул еще напоследок когтистой лапой – но глаза его остекленели, и он затих.

– А теперь ты сгниешь в аду, – произнес чей-то голос.

Нездешний оглянулся.

Слева на тропе стояли девять Черных Братьев с черными мечами в руках, и их черные доспехи сверкали в лучах угасающего дня. Нездешний попытался встать, но снова повалился на камень и застонал от боли в боку. Рыцари приближались – черные шлемы скрывали их лица, черные плащи трепетали на легком ветру. Нездешний метнул нож, рука в черной перчатке презрительно отшвырнула клинок в сторону.

И тогда его захлестнул страх, пересиливший все, даже боль.

Он не хотел умирать. Покой, в котором он пребывал еще недавно, исчез. Он был испуган, как ребенок, оставленный в темноте.

Он стал молиться – о возвращении сил, об избавлении, о громовой стреле с неба…

Черные Братья разразились смехом.

Чей-то сапог ударил Нездешнему в лицо, швырнув его наземь.

– Гнусный червь, сколько же хлопот ты нам доставил!

Рыцарь, став рядом с ним на колени, ухватился за обломок стрелы, торчавшей в боку, и свирепо крутанул его. У Нездешнего помимо воли вырвался крик. Нос хрустнул под ударом кулака в перчатке с бронзовыми шипами. На глазах от боли выступили слезы. Его ухватили под мышки и посадили. Когда зрение его прояснилось, он увидел перед собой темные безумные глаза, глядящие в прорезь черного забрала.

– Ты сам безумен, – сказал рыцарь, – если поверил, что способен противиться Духу. Теперь ты поплатишься за это жизнью, а доспехи и твою женщину Дурмаст взял себе. Уж он сумеет распорядиться и тем, и другим. – Рыцарь взялся за рукоятку ножа, застрявшего в плече Нездешнего. – Любишь ты боль, убийца? – Нездешний застонал от медленного нажатия на клинок. – Я люблю.

Он лишился сознания, и темное море покоя поглотило его. Но они нашли его и там – его душа неслась по угольно-черному небу, а за ней гнались звери с огненными языками. Он очнулся под хохот Черных Братьев и увидел, что луна стоит высоко над Рабоасом.

– Сейчас ты поймешь, что такое боль, – сказал вожак. – Ты будешь страдать, пока жив, и будешь страдать после смерти. Что ты дашь мне за то, чтобы я прекратил твои муки?

Нездешний молчал.

– Теперь ты прикидываешь, хватит ли у тебя сил, чтобы достать нож и убить меня. Попробуй, Нездешний! Ну пожалуйста. Давай я тебе помогу. – Рыцарь снял один из ножей с перевязи и вложил в руку Нездешнего. Ну же – убей меня.

Он не мог шевельнуть рукой, но все же сделал усилие, от которого из раны на плече хлынула кровь, – и, побледнев, обмяк.

– То ли еще будет, Нездешний, – сказал рыцарь. – Ну-ка, кольни себя в ногу.

Рука Нездешнего поднялась, потом опустилась – и он закричал от боли в бедре.

– Ты мой, убийца. Мой телом и душой.

Другой рыцарь, опустившись рядом с вожаком, спросил:

– Разве мы не будем преследовать Дурмаста и девицу?

– Нет. Дурмаст наш. Он везет доспехи Каэму.

– Тогда я, с твоего разрешения, позабавлюсь с убийцей.

– Разумеется, Энсон. Я не жадный. Прошу тебя, продолжай.

– Вынь нож из ноги, – велел Энсон.

Нездешний готов был молить о пощаде, но стиснул зубы и промолчал. Его рука свирепо дернула нож, но клинок остался в ране.

– Спокойно, Энсон, – сказал вожак. – Ты возбужден, и это мешает тебе.

– Извини, Тхард. Можно я попробую еще?

– Конечно.

Рука Нездешнего снова взялась за нож и на сей раз вырвала его из ноги.

– Отлично, – проговорил Тхард. – Теперь попробуй что-нибудь потруднее. Вели ему медленно выколоть себе глаз.

– О боги, нет! – прошептал Нездешний. Но рука с ножом уже поднималась, нацелившись окровавленным острием ему в лицо.

– Ах вы поганые ублюдки! – взревел Дурмаст, и Тхард увидел на тропе бородатого великана с топором в руках. Энсон тоже обернулся, и чары, овладевшие Нездешним, пропали. Он посмотрел на нож, остановившийся в нескольких дюймах от глаза. Гнев вспыхнул в нем, пересиливая боль.

– Энсон! – тихо позвал он. Рыцарь повернулся к нему, и Нездешний вогнал нож в прорезь забрала по самую рукоять.

Тхард ударил его кулаком по голове. Нездешний повалился рядом с мертвым Энсоном. Тогда предводитель встал и спросил Дурмаста:

– Зачем ты здесь?

– Я пришел за ним.

– Чего ради? Он наш. Если тебя награда беспокоит, мы позаботимся о том, чтобы ты ее получил.

– Не нужна мне награда. Мне нужен он… живой.

– Что это с тобой, Дурмаст? Столь выспренние слова тебе как-то не к лицу.

– Не тебе судить, что мне к лицу, а что нет, ты, куча дерьма. Отойди от него!

– А если не отойду, то что?

– То ты умрешь.

– Ты полагаешь, что способен убить восьмерых рыцарей Братства? Да ты, приятель, не в своем уме.

– Посмотрим, – шагнул вперед Дурмаст.

Тхард двинулся ему навстречу. Остальные семеро стали полукругом с мечами наголо.

– Замри! – крикнул вдруг Тхард, и Дурмаст застыл на месте.

Тхард, зловеще рассмеявшись, медленно обнажил меч.

– Эх ты, дубина! Уж кому-кому, а тебе роль героя идет как корове седло. Ты точно ребенок, задирающий взрослых, – и тебя, как всякого скверного мальчишку, следует наказать. Я долго буду наслаждаться твоими криками.

– Да что ты говоришь? – сказал Дурмаст, и его топор разрубил Тхарда от плеча до бедра. – Кто-нибудь еще желает высказаться? Нет? Ну, тогда начнем убивать друг дружку!

С жутким воплем он кинулся на рыцарей, описав топором сверкающую дугу. Они попятились. Один упал на месте с расколотым черепом.

Нездешний приподнялся на колени, но встать не смог. Он ждал, держа нож наготове, и молился, чтобы рука не изменила ему.

Чей-то меч вонзился Дурмасту в спину – гигант дернулся, вырвал клинок из руки врага и обратным взмахом топора рассек ему шею. Другой рыцарь пронзил Дурмасту грудь – и тут же умер от чудовищного удара кулаком. Оставшиеся сгрудились вокруг великана, кромсая мечами его большое тело, но топор косил их по-прежнему. Наконец рыцарей осталось только двое, да и те пятились от израненного Дурмаста.

Нездешний обтер пальцы, скользкие от пота и крови, и метнул свой нож. Клинок вошел левому воину под шлем, прямо в яремную жилу. Из раны хлынула кровь, и рыцарь зажал рукой горло, тщетно стараясь сдержать багровый поток.

Дурмаст бросился на последнего, но враг, пригнувшись, вонзил меч в живот гиганта. Отшвырнув топор, Дурмаст сгреб противника за горло и свернул ему шею – а сам рухнул на колени.

Нездешний по камням подполз к великану, сжимающему обеими руками торчащую из живота рукоять меча.

– Дурмаст?

Гигант растянулся на земле, улыбаясь окровавленными губами.

– Почему? – прошептал он.

– О чем ты, дружище?

– Почему избранником стал я?

Нездешний крепко сжал его руку. Дурмаст истекал кровью. Он тихо выругался и снова улыбнулся.

– Красивая ночь.

– Да.

– Вот уж, поди, удивился тот ублюдок, когда я разрубил его пополам.

– Как же ты это сумел?

– Будь я проклят, если знаю! – Дурмаст поморщился, и голова его запрокинулась назад.

– Дурмаст!

– Я здесь… пока еще здесь. Боги, какая боль! Думаешь, он потому оказался бессилен против меня, что я – избранник?

– Не знаю, может быть.

– Вот бы здорово было.

– Зачем ты вернулся?

Дурмаст хмыкнул, но тут же закашлялся, и изо рта его потекла кровь. Он поперхнулся и сплюнул.

– Хотел убить тебя, чтобы получить награду.

– Я тебе не верю.

– Я и сам себе не всегда верю.

Некоторое время оба лежали молча.

– Засчитают мне это как доброе дело? – тихо, почти шепотом, спросил Дурмаст.

– Думаю, что да, – улыбнулся Нездешний.

– Не говори никому об этом. – Дурмаст закатил глаза, и с его губ сорвался хрип.

Посторонний звук привлек внимание Нездешнего.

Из пещеры вылезло около десятка уродов – то ли людей, то ли зверей. С восторженным клекотом они накинулись на трупы и поволокли их в глубину горы.

– Я никому не скажу, – шепнул Нездешний мертвому Дурмасту. И чудища нависли над ним.