Текст книги "Сумерки героя"

8

Шардин, священник Истока, был известен своими зажигательными проповедями. Его мощный, раскатистый голос мог наполнить помещение любой величины, излучаемое им обаяние привлекало к Истоку толпы новообращенных. Как оратору ему не было равных; будь в мире хоть какая-то справедливость, его давно бы сделали настоятелем. Но несмотря на столь выдающийся дар, его карьере мешал один маленький недостаток, которым мелкие умишки не переставали тыкать ему в глаза.

Он не верил в Исток.

Двадцать лет назад, полный юношеского пыла, он избрал для себя поприще священника. О, тогда он веровал! Его вера преодолевала все: войну и болезнь, голод и нищету. И когда занемогла его мать, он отправился домой, зная, что Исток услышит его молитвы и исцелит ее. Приехав в родовое поместье, он поспешил к ложу больной и обратился к Истоку с мольбой внять рабу своему и коснуться болящей своей целительной силой. После этого он приказал готовить пир, чтобы отпраздновать предстоящее чудо.

Мать скончалась еще до заката, в муках, кашляя кровью. Шардин, сидя около нее, смотрел на ее мертвое лицо. Потом он спустился вниз, где слуги раскладывали на столах серебро. В приступе ярости Шардин перевернул столы, расшвырял посуду и распугал слуг.

Сам же он убежал в ночь, воплями изливая свой гнев под звездами.

Он остался на похороны и даже прочел заупокойную молитву над могилой матери, упокоившейся рядом с мужем и двумя умершими в младенчестве детьми. После этого он отправился в Николанский монастырь, где настоятелем был его старый учитель Парали. Обрадованный старик обнял и расцеловал ученика.

«Скорблю о твоей потере, мой мальчик». – «Я воззвал к Истоку, и он не ответил мне». – «Он не всегда отвечает. Или отвечает нежелательным для нас образом. Но ведь это мы служим ему, а не он нам». – «Я больше не верю в него», – признался Шардин. «Ты уже не раз видел смерть, – напомнил Парали. – Ты хоронил грудных младенцев, детей и их родителей. Почему же в те времена вера твоя оставалась крепкой?» – «Речь шла о моей матери. Он должен был спасти ее». – «Мы рождаемся, живем краткий срок на земле, а потом умираем. Таков порядок вещей. Я хорошо знал твою мать. Она была хорошей женщиной, и я верю, что теперь она пребывает в раю. Будь благодарен за ее жизнь и за ее любовь». – «Благодарен? – вспылил Шардин. – Я распорядился устроить пир, чтобы воздать Истоку хвалу за ее выздоровление, а меня выставили дураком. Ну что ж, теперь я поумнел. Если Исток существует, я проклинаю его и не желаю больше иметь с ним никакого дела». – «Ты отказываешься от служения ему?» – «Да». – «Тогда я буду молиться, чтобы ты вновь обрел мир и радость».

Целый год Шардин проработал в крестьянской усадьбе. Труд был тяжелый, скудно оплачиваемый, и ему недоставало маленьких радостей, к которым он привык, будучи священником: спокойной жизни при храме, обильной еды, часов, посвященных медитации.

Как-то раз он весь день рубил солому на корм скоту. Вечером работники развели костер, и он, сидя рядом с ними, слушал, о чем они говорят. Прежде чем приняться за праздничную трапезу из жареного мяса, эти простые люди воздавали благодарение Истоку, пославшему им обильный урожай. В прошлом же году, когда урожай был плохой, они благодарили Исток за то, что он даровал им жизнь. В этот миг Шардин смекнул, что религия – то самое, что азартные игроки называют «беспроигрышным раскладом». Исток благодарят как в изобильные, так и в голодные времена. Если кто-то исцеляется от чумы, это божественный промысл. Если кто-то умирает от чумы, его ждет вечное блаженство. Хвала Истоку! Как видно, вера, несмотря на ее вселенскую глупость, приносит людям счастье и довольство. Зачем тогда ему, Шардину, надрываться, работая батраком, если он может внести свою долю в общее счастье? Это уж наверняка поможет ему самому стать счастливым и снова зажить в уютном доме, в окружении преданных слуг.

А потому он снова облачился в синие одежды, отправился в Кайдор и получил место в маленьком карлисском храме. Через несколько недель число прихожан утроилось благодаря его проповедям. Два года спустя стоящие в храме лари ломились от пожертвований, и было задумано построить новый храм, вдвое больше старого. Еще через три года даже это внушительное здание не могло вместить толпы, сходившиеся послушать Шардина.

Обожание паствы резко противоречило мнению, которое составили о Шардине церковные власти, – об этом позаботился Парали.

Однако слава принесла свои плоды. Шардин жил теперь в большом доме с целым штатом слуг и всегда имел в запасе приличную сумму на вкусные яства, дорогие вина и женщин.

Казалось, у него было все, что может пожелать человек, – вернее, было до этого утра, когда посланцы герцога потребовали его участия в изгнании демонов из древних руин на равнине.

Шардин не имел опыта общения с демонами и не желал его приобретать. Но отвергать просьбу герцога было бы неразумно, и он быстро отобрал несколько свитков, трактующих об изгнании злых духов, а затем присоединился к кавалькаде.

Когда они стали спускаться на равнину, солнце жгло немилосердно. Впереди Шардина ехал герцог с адъютантами, князем Ариком и магом Элдикаром Манушаном, позади – полусотня лучников, двадцать копейщиков в тяжелых доспехах и пятьдесят кавалеристов с длинными саблями.

Выехав на ровное место, Шардин достал из седельной сумки первый свиток и стал просматривать его, пытаясь запомнить заклинания. Они оказались слишком сложными, и он отложил их. Во втором свитке говорилось о применении святой воды, которой у него не было, поэтому сей трактат тоже отправился обратно в сумку. Третий повествовал о возложении рук на страждущего с целью изгнания бесов. Шардин, с трудом удержавшись от брани, смял свиток и швырнул его наземь.

В разговорах, которые велись вокруг него, слышался страх, который стал передаваться и ему. Говорили о перебитых караванщиках, о нападении, которому подверглись Серый Человек и двое чиадзе.

– Я рад, что вы с нами, святой отец, – сказал один солдат, поравнявшись с Шардином. – Я слышал ваши проповеди. Вы поистине святой человек, благословенный Истоком.

– Спасибо, сын мой, – ответил Шардин.

Улан снял свой серебристый шлем, наклонил голову, и Шардин, возложив на нее ладонь, произнес:

– Да благословит тебя Исток и да оградит от всякого зла. – Другие солдаты тоже стали подъезжать к ним, но Шардин отогнал их: – Подождем до места нашего назначения, дети мои. – Его благодушная улыбка излучала уверенность, которой он отнюдь не испытывал.

Он никогда прежде не бывал в Куан-Хадоре и удивился обширности занятого руинами пространства. Отряд, ведомый герцогом, проехал в глубь развалин и спешился. Лошадей привязали, лучникам было приказано занять позиции по периметру лагеря. Шардин подошел к герцогу, занятому беседой с Ариком, Элдикаром Манушаном и маленьким худым чиадзе в длинном сером кафтане.

– Вот здесь произошло последнее нападение. – Герцог, сняв шлем, расчесал пальцами густые, черные с проседью волосы. – Чувствуете ли вы присутствие Зла? – спросил он Шардина.

Священник покачал головой.

– Я не вижу и не чувствую ничего, кроме жаркого дня, ваша светлость.

– А ты, маг, что скажешь?

– Умение чувствовать Зло – не самая сильная моя сторона, ваша светлость, – ответил Элдикар, глянув на Шардина, и священник прочел в его глазах веселость, близкую к насмешке. – Что твой клинок – светится? – спросил в свою очередь Элдикар маленького воина-чиадзе.

Тот наполовину обнажил меч и снова вдвинул его в черные ножны.

– Пока нет.

– Может быть, тебе следует обойти руины и посмотреть, не таится ли где-нибудь Зло, – предложил маг.

– Пусть остается здесь на всякий случай, – решил герцог. – Я не знаю, когда начнет сгущаться туман, но знаю, что живущие в нем существа перебили караванщиков за несколько мгновений.

– Как будет угодно вашей светлости, – поклонился Элдикар.

Послышался быстрый стук копыт. Шардин оглянулся и увидел скачущего через равнину Серого Человека. Князь Арик тихо выругался, а с лица Элдикара сошла вся веселость. Зато Шардин воспрял духом. Собирая пожертвования на новый храм, он как-то побывал у Серого Человека и получил тысячу золотом – при этом даятель даже не потребовал, чтобы его имя внесли в почетный список или вывели на вделанной в алтарь табличке.

«Да благословит вас Исток, сударь», – сказал ему Шардин. – «Будем надеяться, что этого не произойдет, – ответил Серый Человек. – Все мои друзья, благословленные им, уже мертвы». – «Но ведь вы – человек верующий?» – «Верю я или нет, солнце от этого всходить не перестанет». – «Зачем же в таком случае жертвовать нам целую тысячу?» – «Мне нравятся ваши проповеди, святой отец. Они составлены живо и пробуждают мысль, призывают любить друг друга, быть добрыми и сострадательными. Эти качества драгоценны, существует Исток или нет». – «Воистину так. Почему бы тогда не дать две тысячи?» – «А почему бы не пятьсот?» – улыбнулся Серый Человек. – «Тысячи вполне достаточно, сударь, – усмехнулся в ответ Шардин. – Я просто пошутил».

Серый Человек спешился, привязал коня и подошел к ним. Шардин отметил в его походке грацию, говорящую об уверенности и силе. Серый Человек был в узких штанах, сапогах и черной кожаной рубахе с кольчужным нараменником. На поясе у него висели два коротких меча, через плечо был перекинут маленький двукрылый арбалет. Металл не блестел нигде, даже кольчуга была выкрашена в черный цвет. Шардин, до того как избрал путь священнослужителя, воспитывался как воин, и ни один солдат на его памяти не пожалел бы денег за окраску своих доспехов. Большинство предпочитали идти в бой во всем своем блеске. Серый Человек, видимо, добивался как раз противоположного. Стремена и вся сбруя его мышастого мерина тоже были темными и тусклыми. Шардина это заинтересовало.

Серый Человек кивнул священнику и учтиво поклонился герцогу.

– Я не просил вашего присутствия, – сказал Элфонс, – однако благодарю, что не сочли за труд присоединиться к нам.

Если Серый Человек и раскусил легкий укор, заключенный в этих словах, то не подал виду.

– Если туман появится, он сразу затопит их, – заметил он, указывая на стоящих в ограждении лучников. – Надо сказать им, чтобы держались более кучно и стреляли, как только увидят черного пса. Укусы этих тварей содержат смертельный яд.

– Мои люди хорошо обучены и сами сообразят, что им делать, – сказал князь Арик.

– Будь по-вашему. – Серый Человек, пожав плечами, отвел в сторону чиадзийского воина. Они сели и стали разговаривать.

– Самомнения у него хоть отбавляй, – бросил Арик.

– И есть из-за чего, – откликнулся Шардин.

– Что вы хотите этим сказать?

– Только то, что сказал, ваша милость. Он человек сильный, и не только потому, что богат. Это чувствуется в каждом его жесте. Он, как сказал бы мой отец, из тех, чей пепел опасен.

– Я давно уже не слышал этого выражения, но склонен согласиться с вами, – засмеялся герцог.

– Я его и вовсе никогда не слышал, государь, – фыркнул Арик. – Бессмыслица какая-то.

– Это из одной старой сказки, – пояснил герцог. – Был некогда разбойник по имени Каринал Безан, убивший великое множество людей, в основном на поединках. Его схватили и приговорили к сожжению на костре. Когда палач поджег костер, Каринал, умудрившийся освободить одну руку, затащил его с собой в огонь. Так они и сгорели вместе: палач вопил во всю глотку, а смех Каринала перекрывал рев пламени. Позднее применительно к людям определенного рода стали говорить: «Его можно сжечь, но обходи стороной его пепел». Наш друг как раз из таких. Учитывая это, предлагаю стянуть ваших людей поближе к лагерю и передать им его слова насчет черных собак.

– Да, государь, – опустил голову Арик, с трудом подавляя гнев.

Герцог встал и потянулся.

– А вы, отец, – сказал он Шардину, – пойдите к солдатам и благословите их. Они неспокойны, и это придаст им решимости.

«А кто придаст ее мне?» – подумал Шардин.

Кисуму молча выслушал Нездешнего, пересказавшего свой разговор со жрицей. Похлопав по черной рукояти своего меча, раджни сказал:

– У нас нет доказательств того, что он враг. Если бы они были, я убил бы его.

– Устарте говорит, что убить его нельзя.

– Ты этому веришь?

– Мне трудно поверить, что стрела в сердце неспособна его убить, – пожал плечами Нездешний, – однако он маг, и его возможности превышают мое понимание.

Кисуму оглядел лучников, занявших новую позицию.

– Если туман придет, погибнут многие.

Нездешний, наблюдая, как священник Шардин благословляет людей, молча кивнул.

– Думаешь, Элдикар Манушан задумал убить нас всех?

– Не знаю, что он там задумал, – ответил Нездешний. – Но Устарте говорит, что ему нужны союзники, так что, возможно, и нет.

Кисуму, помолчав немного, посмотрел в темные глаза Нездешнего.

– Зачем ты здесь, Серый Человек?

– Надо же мне где-то быть.

– И то верно.

– А ты, раджни? Зачем тебе сражаться с демонами?

– Я не хочу больше сражаться ни с кем. В юности я хотел стать великим воином, прославленным и богатым. Совсем как Ю-ю. – По его лицу пробежала едва заметная улыбка. – Я хотел, чтобы люди кланялись, когда я прохожу мимо.

– А теперь – нет?

– Все юнцы этого желают. Гордость для них превыше всего, и они стремятся завоевать высокое положение. Но все это суета, недолговечная, как лист на дубу. «Смотрите на меня, я больше всех, зеленее всех, красивее всех. Никакой другой лист не может сравниться со мной». Но приходит осень, за ней зима, которой нипочем все листья, как большие зеленые, так и маленькие пожухлые.

– Я тебя понимаю – но это еще один довод против того, чтобы оставаться тут и драться с демонами. Какая разница, будем мы драться или побежим, одержим победу или потерпим поражение?

– Слава преходяща, но любовь и ненависть живут вечно. Быть может, я только маленький листик в вихре времен, но я буду выходить на бой со Злом, где бы его ни встретил и чего бы мне это ни стоило. Демон, которого я убью, не вторгнется в дом крестьянина, не расправится с его семьей. Бандит, погибший от моего меча, не будет больше убивать, насиловать, грабить. И если моя смерть хоть одну душу спасет от боли и терзаний, дело того стоит.

Шардин перелез через груду камней и подошел к ним.

– Не хотите ли получить благословение? – спросил он. Нездешний потряс головой, но Кисуму встал и поклонился. Шардин возложил руку ему на голову. – Да благословит тебя Исток и да оградит от всякого зла, – произнес он. Кисуму поблагодарил и снова сел. – Могу я присоединиться к вам? – спросил Шардин. Нездешний жестом пригласил его сесть. – Как по-вашему – демоны придут?

– А у вас имеются заклинания на этот случай? – в свою очередь осведомился Нездешний.

– Нет, – с кривой улыбкой ответил Шардин. – Мои познания о демонах и способах их изгнания оставляют желать лучшего.

– Восхищаюсь вашей честностью, – сказал Нездешний. – Но если вы неспособны бороться с ними, вам лучше уйти. Когда они явятся, безоружному здесь будет делать нечего.

– Я не могу уйти, как бы мне ни хотелось последовать вашему совету. Мое присутствие помогает солдатам. – Священник улыбался, но Нездешний видел страх в его глазах. – Если демоны все-таки придут, я швырну им в зубы свою проповедь.

– Когда поднимется туман, держитесь ближе к нам, святой отец.

– Вот этому совету я определенно последую.

Некоторое время они сидели молча. Затем к Нездешнему подошел Элдикар Манушан.

– Не хотите ли пройтись со мной немного? – спросил он.

– Почему бы и нет? – Нездешний поднялся, и они, переступая через камни, отошли в сторону.

– Мне кажется, что у вас сложилось обо мне неверное мнение, – начал Элдикар. – Я не злой человек и не желаю вам вреда.

– Хорошо, что сказали, а то бы я ночей не спал.

Элдикар искренне и добродушно рассмеялся.

– Вы мне нравитесь, Серый Человек. По-настоящему нравитесь. И нам нет нужды быть врагами. Я могу удовлетворить самые сокровенные ваши желания – это в моей власти.

– Не думаю. Я не хочу снова стать молодым.

Эти слова на миг озадачили Элдикара.

– В обычных обстоятельствах я бы вам не поверил, но теперь верю. Неужели вы столь несчастны, что вам хочется поскорее закончить свои дни?

– Зачем вы ищете моей дружбы? – спросил вместо ответа Нездешний.

– Посмотрите вокруг. – Элдикар повел рукой, указывая на солдат. – Испуганные, мелкие, покорные люди – вот на ком держится этот мир. Они живут для того, чтобы ими повелевали. Посмотрите, как они жмутся в этих древних руинах, молясь о том, чтобы их столь замечательные жизни продлились до утра. Если превратить их в животных, они станут овцами. А вот вы – хищник, существо высшего порядка.

– Вроде вас? – усмехнулся Нездешний.

– Я всегда презирал ложную скромность. Да, вы такой же, как я. Вы богаты и потому много значите в этом мире. Вы могли бы быть полезны Куан-Хадору.

Нездешний тихо засмеялся, оглядывая руины.

– Вот он, ваш Куан-Хадор.

– Он разрушен здесь. Эта реальность лишь одна из многих. Куан-Хадор вечен, и он победит. Этот мир когда-то был нашим и снова им станет. И когда это произойдет, вам предпочтительнее будет числиться в наших друзьях, Дакейрас.

– Если это произойдет.

– Произойдет. Прольется много крови, многие умрут, но так будет.

– В этом месте, видимо, вам полагается сказать мне, что случится, если я не захочу быть вашим другом.

– Мне нет нужды угрожать вам, Серый Человек. Я уже сказал – вы хищник и при этом очень умны. Я только прошу вас рассмотреть мое предложение относительно дружбы.

Элдикар Манушан сцепил руки за спиной и направился к герцогу и его офицерам.

День выдался жаркий и душный. Тяжелые тучи закрывали солнце. Элфонс, герцог Кайдорский, старался сохранять спокойствие. Серый Человек чуть поодаль растянулся на земле и, видимо, спал. Маленький чиадзийский воин сидел рядом с ним, поджав под себя ноги и закрыв глаза. Священник Шардин расхаживал взад-вперед, заглядывая в глубь развалин.

Солдаты немного успокоились, но Элфонс знал, что дух их нетверд. Они, как и он сам, никогда еще не сталкивались с демонами.

– Способны ли наши мечи поразить демонов? – спросил он Элдикара Манушана.

Тот развел руками:

– Говорят, что шкура у них крепкая, как выделанная кожа, ваша светлость, – но демоны делятся на множество видов.

– Ты думаешь, они придут?

– Если и придут, то после сумерек.

Герцог встал и подошел к Шардину. Тот казался испуганным, что отнюдь не вселяло бодрости. Священники должны сохранять безмятежность при любых обстоятельствах.

– Я слышал, люди толпами валят в ваш новый храм. Надо будет посетить одну из ваших проповедей.

– Вы очень любезны, ваша светлость. Число верующих в Карлисе действительно растет.

– Религия – вещь полезная. Она удерживает бедных от недовольства.

– Вы полагаете, это единственное ее назначение? – улыбнулся Шардин.

– Кто знает? – пожал плечами герцог. – Что до меня, я ни разу не видел чуда, и Исток не обращался ко мне. Впрочем, я прежде всего солдат и верю только в то, что вижу и могу потрогать. Для религии у меня времени нет.

– И вы никогда не молитесь?

– Однажды меня окружило племя згарнов, а меч сломался, – усмехнулся герцог. – Вот тогда я молился, могу сказать точно.

– И ваша молитва не осталась без ответа, иначе вы не стояли бы передо мной.

– Я бросился на них и вонзил свой сломанный меч в горло первому, кто подвернулся. Тут подоспели мои люди и разогнали их. Расскажите о себе – в чем источник вашей веры?

Шардин отвел глаза и произнес тихо:

– Правда об Истоке открылась мне много лет назад, и ничто с тех пор не смогло изменить моего мнения.

– Утешительно, должно быть, иметь веру в такие времена, как теперь. – Герцог увидел, что Серый Человек проснулся, и с улыбкой откомментировал: – Только старый солдат способен спать перед боем.

– Если они явятся, бой будет недолгим, – ответил Серый Человек, поднимаясь.

Герцог кивнул:

– Вы имеете в виду холод? Я видел в лесу замерзших птиц. Надеюсь, наши лучники уложат побольше демонов, прежде чем те до нас доберутся. Остальных, если Исток поможет, – герцог покосился на Шардина, – мы добьем своими мечами.

– Иметь план действий всегда полезно, – кивнул Серый Человек.

– Вы не согласны со мной?

– У этих тварей следы больше медвежьих, – пожал плечами тот. – Забудьте о демонах, ваша светлость. Если сюда явятся двадцать медведей, многих ли сумеют уложить ваши лучники? И ваши солдаты с мечами?

– Я вас понимаю, но поймите и вы меня: я правитель этих земель, и мой долг защищать здешних жителей. У меня нет иного выбора, кроме как выйти на бой со Злом и надеяться, что сила и мужество помогут нам выстоять.

– Скоро мы узнаем, сбудутся ли ваши надежды. – Нездешний обернулся к западу, глядя, как солнце опускается за горы.

Когда равнина оделась тьмой, за полуразрушенной колонной вспыхнула яркая искра. Вокруг нее вихрем закружилась пыль, всасывая влагу из воздуха. Из смешанных частиц земли, воздуха и воды в лунном свете стала вырисовываться высокая, тощая нагая фигура. Ее пятнистая кожа покрылась серой чешуей, потом отросли руки, и фигура облеклась в струящийся плащ из мрака. Тонкий безгубый рот открылся, наполнив воздухом только что возникшие легкие.

Ниаразз почувствовал тепло ночи, мягкую землю под ногами, шелковистую ткань плаща на плечах. Пленка на глазах отошла, и он моргнул. Какой-то миг он не мог пошевелиться – восторг материального существования вызывал дрожь во всем его теле.

Обретя способность двигаться, он выглянул из-за колонны. Шагах в тридцати к востоку он увидел людей и понюхал воздух. От запаха мяса у него свело желудок, а пьянящий аромат страха, исходящий от этих слабых розовых созданий, заставил его затрепетать от желания. Рот непроизвольно открылся, обнажив острые клыки. Его одолевали восхитительные воспоминания о человеческих самках, сладостно благоухающих ужасом, и детенышах, чьи мягкие косточки полны вкусного мозга.

Ниаразз подавил свой голод и снова укрылся за колонной.

Когда-то он был богом, ходил по земле и брал в пищу все, что хотел. Теперь он стал слугой и ел лишь тогда, когда позволяли хозяева. Пока Врата в их руках, он так и останется рабом – но еда не перестает быть едой.

Ниаразз накинул капюшон из тьмы и опустил его на лицо. Потом, перейдя на другое место, отыскал воина с ярким, несущим смерть мечом. Тот сидел, держа в руках свое злое оружие. Рядом стоял другой человек, высокий, весь в черном. Ниаразз понаблюдал за ним и почувствовал, что он тоже опасен, хотя и не излучает магии.

Рисковать незачем, решил Ниаразз. В своей духовной форме он был бессмертен, но, облекаясь в плоть, мог умереть так же, как любое из этих примитивных существ.

«Держись подальше от этого меча, – сказал он себе, – и не позволяй им себя увидеть».

Пригнувшись, он вытянул руку. Семь искр, слетев с его пальцев, закружились в тени колонны. Крутясь, они превращались в огромных собак-кралотов. С массивных челюстей стекала ядовитая слюна.

Ниаразза прельщала мысль натравить своих псов на воина с мечом, но прошлой ночью этот человек уже убил нескольких его любимцев. Пусть им занимаются ледовики, кралоты же пожертвуют собой ради истребления людей, вооруженных дальнострелами. Он сделал собакам знак, и те, таясь в тени, тихо поползли к лучникам.

Меч на коленях у Кисуму начал светиться. Раджни встал на камень, высоко поднял меч и прокричал:

– Враг близко!

Солдаты повскакали на ноги, вынимая мечи и прикрываясь щитами, лучники наложили стрелы на тетивы. Шардин вгляделся в одетые мраком руины и завопил, указывая на запад:

– Вон они!

Первая из громадных черных собак ринулась на лучников. В нее полетели стрелы, почти все прошедшие мимо цели. Одна ударила зверю в спину и отскочила, даже не поцарапав шкуру.

– Цель в шею и в голову! – проревел Нездешний. Показались еще шестеро собак, несущихся с огромной скоростью. Первая уже добралась до разрушенной стены, за которой сидели лучники, перескочила через нее, и ее клыки сомкнулись на лице одного из стрелков. От хруста костей Шардина затошнило.

Другие кралоты тоже накинулись на лучников. Воцарился хаос.

– Бей собак, – велел Кисуму Нездешний, – а я займусь псарем.

Кисуму побежал через руины со своим сияющим мечом. Серый Человек исчез во мраке.

Шардин, оставшийся в одиночестве, увидел вдалеке надвигающуюся стену тумана.

Ниаразза, почуявшего кровь, сотрясала голодная дрожь. Теперь не время кормиться, говорил он себе. Позже, когда ледовики закончат дело, он выхватит хотя бы одну живую жертву из тумана, до того как мясо застынет. Запустить зубы в мягкую плоть, чтобы рот наполнился теплым соком, – о, это совсем не то, что глодать окаменевший труп.

Он рискнул еще раз выглянуть из-за колонны. Маленький воин со светящимся мечом подоспел на подмогу лучникам, но те в панике пытались убежать и мешали ему. Однако коротышка даже в давке успел убить двух собак, будь он проклят! Кралоты тоже не сплоховали – больше дюжины лучников валялись на земле, почти все мертвые, хотя двое еще визжали. Восхитительный звук!

Это было почти то же самое, что кормиться самому. Ниаразз смаковал различные степени ужаса – от сжимающего нутро страха до опорожняющей кишки паники. Внезапно он заморгал, уловив среди общего страха несколько иное чувство – столь же сильное, но не имеющее той сладости. Он знал, что уже ощущал это прежде, тысячи лет назад, когда в последний раз посещал эту одетую мраком землю. Ниаразз сосредоточился на этом чувстве, выделив его из общей атмосферы побоища.

И тогда он понял.

Это была ярость – не буйная, как у воина в пылу боя, а холодная, управляемая – и очень близкая!

Ниаразз застыл неподвижно.

Человек был близко, очень близко. Ниаразз догадывался, что это тот, высокий, стоявший рядом с владельцем меча. Ниаразз сам ощутил страх – чувство скорее приятное, ибо оно лишь обостряло радость физического существования. Медленно, очень медленно он повернул голову.

Человек находился шагах в двадцати от него и всматривался во тьму, но он смотрел в противоположную от Ниаразза сторону.

Давно уже Ниаразз не впивался зубами в живую плоть, не чувствовал, как струится по горлу свежая кровь.

Придерживая теневой плащ, он собрал всю свою силу, оторвал ноги от земли и тихо поплыл по воздуху. Человек сделал несколько шагов к развалинам стены и повернулся спиной к Ниараззу.

Бесха летел к нему, протянув руки с выпущенными когтями.

– Пора умирать, – тихо сказал человек.

Ниаразз едва успел расслышать эти слова: человек повернулся, и что-то темное вылетело из маленького предмета в его правой руке.

У бесхи не осталось времени, чтоб покинуть плотскую оболочку и даже чтобы излить в крике жалобу на жестокую несправедливость подобной участи.

Стрела раздробила ему череп и вошла в мозг.

Тело исчезло мгновенно, но черный плащ еще парил на ветру, легкий, как былинка. Нездешний поймал его.

Четверо оставшихся кралотов внезапно вспыхнули, как факелы, и превратились в пляшущие над камнями искры. Они померцали еще несколько мгновений, а потом угасли.

Плащ казался нематериальным и переливался в пальцах у Нездешнего, как вода. Но самое странное случилось, когда Нездешний попытался рассмотреть его. Взгляд уходил в сторону, прилипая к камням или к собственным рукам, и никак не желал сосредоточиваться на плаще.

– Туман надвигается! – крикнул Шардин.

Посмотрев на запад, Нездешний увидел катящуюся к нему белую стену. Скомкав плащ, он затолкал его себе за пояс и устремился туда, где сгрудились перепуганные солдаты.

– Лучникам стоять на месте! – крикнул герцог, обнажив свой длинный меч.

Элдикар Манушан взобрался на выступ стены и протянул навстречу туману правую руку ладонью вперед. Звучный голос мага начал выпевать какие-то слова, туман замедлил свое движение. Кисуму стал рядом с Нездешним, держа наготове сияющий меч. Нездешний взглянул на него. Раджни казался совершенно спокойным. Священник Шардин примостился позади них.

– Может, помолитесь? – обернулся к нему Нездешний.

Шардин заставил себя улыбнуться.

– Мне кажется, это не тот случай, чтобы проявлять лицемерие.

По мере приближения тумана становилось все холоднее. В голосе поющего Элдикара слышались уверенность и сила. Князь Арик, тоже обнажив меч, занял место рядом с герцогом и его воинами. Уцелевшие лучники ждали с натянутыми тетивами.

Туман остановился перед магом и стал обтекать его с обеих сторон. Элдикар, продолжая петь, вдруг дрогнул и чуть не свалился со стены. Пение умолкло, и туман тут же накрыл его. В тот же миг Нездешний увидел, как чья-то лапа рванула когтями грудь Элдикара, а правая рука мага отделилась от туловища.

– Вот тебе и вся магия, – молвил Серый Человек.

Кисуму, прыгнув вперед, коснулся тумана своим мечом, голубая молния прорезала мглу. Над маленьким раджни нависла громадная белая фигура, и Нездешний выстрелил ей в глаз. Великан отшатнулся, Кисуму что есть мочи рубанул его по груди, а затем отмашкой раскроил ему шею.

Камни обрастали льдом. Туман продолжал прибывать. Нездешний передвинулся за спину Кисуму, к Шардину. Отовсюду слышались крики и хруст костей – это ледовые гиганты расправлялись с солдатами герцога.

Перед Нездешним вырос из земли белый змей. Удар короткого меча едва оцарапал кожу на плоском черепе. Кисуму рассек чудищу шею, задев при этом своим клинком меч Нездешнего. Тот тут же зажегся голубым светом, и туман отступил. Нездешний на миг застыл, вытаращив глаза на свой светящийся меч.

– А волшебство-то передается! Теперь у нас есть шанс. Надо прорываться к герцогу.

Кисуму сразу понял его, и оба, сопровождаемые священником, ринулись в туман, где слышались звуки битвы. Кисуму, срубив еще одного великана, перелез через низкую стенку. Герцог и несколько солдат в тяжелых доспехах отважно бились с врагом. Кисуму коснулся своим мечом герцогского, и голубое сияние передалось длинному клинку. Туман откатился немного назад. Кисуму быстро переходил от воина к воину, заряжая мечи светлой магией.

Из тумана донесся слабый голос Элдикара Манушана, который снова завел свою песнь. Пение становилось все громче и громче, и туман начал отступать, уменьшаясь, пока не сжался до величины большого валуна.

Элдикар, не прекращая петь, простер правую руку, и туманный шар поплыл к нему. Маг подкинул шар в воздух. Сверкнул ослепительный белый свет, раздался гром – туман исчез бесследно.

Нездешний убрал меч в ножны, вперив в мага тяжелый взгляд. На Элдикаре не осталось ни царапины, только правый рукав был оторван и камзол располосован на груди, но крови на одежде не было.

Герцог снял обледенелый шлем и бросил наземь.

– Молодцом, маг. Я думал, ты убит.

– Я только упал, ваша светлость.

– Так что же, прикончили мы их?

– В это место они больше не вернутся. Я закрыл проход.

– Мы в великом долгу перед тобой, Элдикар, – сказал герцог, стиснув плечо мага, и оглядел распростертые на земле тела. Тридцать человек погибли и еще двенадцать были ранены. – Проклятие, мы были на волосок. – Меч в руке герцога начал меркнуть и обратился в обычную сталь, блестящую при луне. – Благодарю и тебя, чиадзе, хотя жаль, что мы не знали об этом маленьком фокусе раньше.