Текст книги "Вечный ястреб"

Драда поежился, несмотря на яркое солнце.

Асбидаг был отцом одиннадцати сыновей. Трое погибли на прежних войнах, одного он задушил сразу, как тот родился, рассорившись с его матерью. Ее смерть была менее легкой.

Теперь их осталось семеро, как на подбор – все в отца.

Из своих братьев Драда больше всего ненавидел Тостига. Злобный, неимоверно сильный, тот в полной мере был наделен присущей трусам жестокостью. Будучи мужеложцем, он оправдывал себя тем, что убивал жертвы собственной похоти. «Когда-нибудь я убью тебя самого, – думал Драда. – Всех вас порешу, как только отца не станет. Оставлю только Орсу-Берсеркера – он не честолюбив и не знает ненависти, несмотря на ярость в бою».

Драда запрокинул голову, закрыл от солнца глаза.

– Вот, значит, где ты думаешь свои батальные думы.

– Здравствуй, госпожа. – Драда открыл глаза. – Присядь рядом со мной. – Он не любил, когда его беспокоили здесь, но открывать свои чувства Моргас было опасно.

Она, как всегда, была в черном платье, на сей раз шелковом. На беломраморное плечо падала черная коса. Сев, она закинула руку за спинку скамьи, пальцами почти касаясь его затылка.

– Ты так учтив, Драда. У аэнирских мужчин это редкость.

– Ребенком отец отправил меня ко двору Риаса. Там я и вырос.

– Ты был заложником?

– Скорее змеей на груди неприятельского семейства.

– Понимаю. – Ее рука, скользнув чуть ниже, потрогала его бицепс. – Чем я тебе так не нравлюсь? – Блестящие глаза смотрели насмешливо.

– Ты очень мне нравишься, – не моргнув глазом солгал он. – Но если я сейчас предамся с тобой любви, ночью мой кровавый труп будет валяться рядом со злосчастным Мартеллусом.

– Возможно, и так. – Она убрала руку, как будто сразу потеряла к нему интерес. – Красивое место.

– Да.

– Ты замышляешь войну против кланов?

– Горцы нам не враги.

– Полно, Драда. Думаешь, твой отец не делится со мной мыслями? Думаешь, я для него только наложница?

– Нет, госпожа, я так не думаю.

– Тогда скажи правду.

– Я обдумываю скорую поездку в Фарлен. Нас пригласили на Игры.

– Экая скука.

– Да, занятного мало.

– Ну а если ты все-таки задумал бы воевать с ними, как бы ты взялся за дело?

– Это что же, игра такая?

– Почему бы и нет.

– Хорошо. Скажи в таком случае, как взялась бы за дело ты, а я добавлю свои замечания.

– Ты всегда так осторожен?

– Всегда, – улыбнулся он.

Моргас, смежив глаза, задумалась. Она была красива, но Драда тут же погасил зародившееся было желание. Почему оно вдруг возникло? За те полгода, что она жила с Асбидагом, Драда ни разу не испытал ничего подобного. Она подняла веки, и ответ пришел к нему сам собой: в ее глазах было что-то змеиное.

– Полное истребление, – с торжеством сказала она.

– Объясни, – севшим голосом попросил он.

– Города можно брать по-разному. Если ты хочешь воспользоваться торговлей и ремеслами, то стараешься убивать поменьше, и горожане работают уже не на прежних хозяев, а на тебя. С горным краем дело иное. Аэнирам нужна только земля и скот, но никак не люди. Эти дикари ни за что не станут рабами – стало быть, вторжение в Фарлен должно стать началом их полного истребления.

– А женщины? Их ты тоже не советовала бы брать в рабство?

– Нет. После того, как они насытят похоть воинов, их нужно убить. Эта земля станет аэнирской, лишь когда горцы погибнут все до единого.

– Это конечная цель, но как бы ты осуществила само вторжение?

– Я не знаю тех мест и не могу судить, как лучше провести в горы войска и обозы.

– Вот и я тоже.

– Потому ты так и стремишься попасть на эти самые Игры?

– Ты сказала «войска и обозы». Тебе уже случалось решать стратегические задачи, Моргас?

– Тебя это удивляет?

– Нет, – поразмыслив, ответил он.

– Вот и прекрасно. Нам с тобой следует подружиться, Драда. У нас много общего.

– Похоже, что так, госпожа.

– Скажи тогда, как друг: что ты обо мне думаешь?

– Думаю, что ты умна и красива.

– Это ясно и так, – отрезала она. – Мне нужна правда.

– Я недостаточно хорошо тебя знаю, чтобы составить определенное мнение. До сегодняшнего дня я считал тебя просто обольстительной женщиной, покорившей отца. Теперь мне придется пересмотреть свои взгляды.

– Верно, придется. У меня есть собственные планы – великие планы, – и ты мне в этом можешь помочь.

– Каким образом?

– Поговорим, когда аэниры займут Фарлен.

– Почему ты придаешь этому такое значение? Ты не имеешь дела с кланами – что они для тебя?

– Мне ведомо то, о чем ты, дорогой мой Драда, не ведаешь. В Фарлене есть нечто, недоступное пониманию простых смертных: врата в иные, бесчисленные миры.

– Откуда ты знаешь?

– Знаю, и довольно с тебя.

– Чего ты желаешь, Моргас?

Она, смеясь, потрепала его за бороду.

– Мести, мой пригожий мыслитель. Пока ограничимся этим.

– Кому же ты хочешь мстить?

– Женщине, убившей моего отца и отдавшей на поругание мать. Женщине, захватившей империю, которая должна была стать моей. – Змеиные глаза блестели, язык шнырял по губам. Драда скрыл свое омерзение. – Ты согласен быть моим другом, Драда? Согласен помочь мне в моих устремлениях?

– Я служу своему отцу, госпожа, но готов стать твоим другом.

– Осторожность восхищает меня. – Она провела пальцами по его горлу, и он, сам себе дивясь, снова испытал возбуждение. – Восхищает при условии, что ей сопутствует честолюбие. Честолюбив ли ты, Драда?

– Я сын Асбидага, – ответил он.

Глядя, как она уходит, Драда почувствовал страх. Он недооценивал эту женщину, умную и беспощадную – ужасную женщину. Еще одна змея в родимом гадючнике, сказал себе он.

Касваллон, пропадавший три дня, вернулся домой ранним утром и молча стал в дверях верхней комнаты. Мэг мыла Донала и натирала его тельце маслом, воркуя над ним. Нахлынувшие чувства грозили лишить Касваллона всякого мужества. Он кашлянул. Мэг обернулась, откинула с лица распущенные волосы, улыбнулась мужу.

Он опустился на колени. Ребенок, смеясь, потянулся к нему и попытался обхватить за шею ручонками, когда отец взял его на руки.

Мать надела на Донала рубашонку, сверху кафтанчик, и все вместе спустились на кухню, где Карен готовила завтрак. Оставив ребенка с девушкой, Касваллон повел Мэг посмотреть, как всходит солнце над горами Друина. Мэг, чувствуя, что мужу грустно, молчала.

Они поднялись на холм, сели под развесистым дубом.

– Прости меня, любимая, – сказал Касваллон и поцеловал руку жене.

– За что? Мужчина должен порой давать волю гневу.

– Знаю, но ты единственная, кому я не хотел бы причинить боль.

– Дурачок. Ты думал, я стану страдать из-за разбитых мисок?

– Зачем ты пошла за меня? – спросил он вдруг.

– Отчего все мужчины такие глупые? – задала она встречный вопрос.

– Нет, я серьезно. Зачем?

Заглянув в зеленые глаза Касваллона и ощутив придавившее его бремя, Мэг пригнула к себе его голову для поцелуя.

– На это никто не может ответить. В тот первый раз, когда ты подошел ко мне на Играх, ты мне не понравился. Я видела в тебе зазнавшегося фарленского вора. Но когда Маггриг тебя прогнал, я стала часто о тебе вспоминать. Потом, обнаружив тебя поутру в своей комнате, я воспылала к тебе жгучей ненавистью. Я искренне желала, чтобы тебя убили. Но дни шли за днями, думы сменялись думами, и когда ты зимней ночью, с обледенелой бородой, явился в общинный зал, я поняла, что люблю тебя. Скажи теперь ты: зачем тебе надо было рисковать жизнью, чтобы жениться на мне?

Мягко высвободившись, он взял в ладони ее лицо.

– Потому что до встречи с тобой жизнь не имела для меня никакой ценности.

Они долго сидели молча, наслаждаясь теплом восходящего солнца.

– Теперь скажи, что гнетет тебя, – попросила Мэг.

– Не могу. Я дал слово. Скажу лишь, что нам больше не придется жить так, как прежде. Я знаю, что нынешним летом золотые времена Фарлена скорей всего кончатся, и это знание меня убивает.

– Аэниры?

– И собственная наша глупость.

– Вечно никто не живет, Касваллон. Человек, будь то мужчина или женщина, может умереть в любой миг, поэтому сегодняшний день всего важнее для нас.

– Я знаю.

– Знаешь, но не проникся этим. Положим, ты прав, и аэниры придут сюда на будущий месяц или на будущий год. Допустим также, что они убьют нас обоих…

– Нет! Не желаю даже думать об этом!

– Придется подумать! – жестко сказала Мэг. – Что толку мучить себя понапрасну? Аэниры пока еще не пришли. Мы вместе. У нас есть Донал и Гаэлен. Мы наслаждаемся миром и нашей любовью. Не ты ли всегда говорил, что завтрашний день должен сам о себе заботиться?

– Я мог бы все повернуть по-другому.

– Вот она, настоящая причина твоего горя. Ты не стал бороться за титул лорда-ловчего, отказался от места в совете и теперь сожалеешь об этом. Но один человек не может помешать такому народу, как аэниры. Кто они и к чему стремятся? К войне и смерти, крови и разрушению. Скоро они сами сгинут бесследно, ибо не создают ничего.

– Ты сердишься на меня, – посетовал Касваллон.

– Да, потому что ты позволил страху войти в свое сердце, и он побуждает тебя сдаться без боя. Не этого я ждала от тебя, Касваллон из Фарлена.

– Чего же ты ждала? – улыбнулся он.

– Что ты всегда будешь мужчиной. Ты сердит на Камбила за то, что он позвал аэниров на Игры?

– Да.

– Почему так?

– Потому что они все здесь разведают и будут воевать с нами малой кровью.

– Значит, устрой так, чтобы в пути их сопровождали наши охотники.

– Не могу. Совет…

– Чума на твой совет! Ты один из самых богатых людей во всех трех долинах. И сторонники у тебя найдутся – например, Леофас. Подбери себе сотню надежных людей. Кстати, вот еще что. Карен вчера была на восточных холмах и видела за стенами Атериса мужчин, которые упражнялись в стрельбе и метании копий.

– Ну так что ж? У аэниров есть свои Игры.

– Раньше такого не замечалось.

– Зачем же, по-твоему, они это делают?

– Аэнирских гостей будет двадцать. Думаю, они попросят, чтобы их допустили участвовать в Играх.

– Для чего?

– Чтобы выиграть.

– Им этого никогда не позволят.

– Распорядителем Игр в этом году будет Камбил.

– Немыслимо, – прошептал Касваллон. – Но ты права, в случае удачи они многого сумеют добиться. Их победа подорвет дух наших воинов и даст им право свободно разъезжать по горам.

– Вот теперь ты уже больше похож на моего Касваллона.

– Именно. Надо было мне поговорить с тобой раньше, Мэг.

Касваллон позвал Гаэлена и Гвалчмая понаблюдать за странным поведением аэниров. Казалось, что половина Асбидагова войска вышла за стены города. На равнине стояли шатры. Натянутые веревки огораживали беговую дорожку, поля для стрелков и копейщиков, огромный круг для борьбы и сражения на мечах. Проводились и состязания силачей.

– Совсем как Игры, – удивился Гвалчмай. – Давно они этим занимаются?

– Карен видела их вчера, – сказал Касваллон.

– У них есть несколько хороших атлетов, – заметил Гаэлен. – Гляньте вон на того белобрысого бегуна – мчится, как ветер.

Драда и Онгист внизу тоже следили за бегунами. Онгист поставил десять золотых на Снорри Вольфсона против фаворита Драды, Борака. На последнем отрезке Снорри отстал на тридцать шагов.

– А, будь ты проклят, – проворчал Онгист.

– Он хорошо бегает на короткие расстояния, – усмехнулся Драда, – и не создан для длинных.

– Может, побьемся об заклад против Орсы?

– Нет. В силе он никому не уступит. – Братья прошли через беговую дорожку туда, где двенадцать человек состязались в поднятии тяжестей, и расположились на траве.

После жеребьевки один из силачей подошел к мраморному шару, где были вырезаны имена величайших поэтов Атериса. Вес этой сферы, которая раньше покоилась на бархатном цоколе в библиотеке города, превышал шестьдесят фунтов.

Силач, согнув колени и держа снаряд у груди, вышел к черте, вскинул шар над головой и метнул. Шар грохнулся шагах в пяти от него. Трое служителей выковыряли его копьями из земли и опять подкатили к черте.

Драда и Онгист наблюдали за состязанием с умеренным интересом, пока не пришла очередь Орсы. Он скинул рубашку и помахал им.

Двое человек вложили шар ему в руки. Едва они отошли, Орса перекинул снаряд в правую и сделал бросок. Шар разбился вдребезги, опередив самую дальнюю метку на три шага.

– Наверное, в том месте под землей лежит камень, – предположил Онгист.

– Это было легко, – сказал Орса, подойдя к братьям.

– Ты по-прежнему самый сильный, – кивнул Драда.

– И так ясно. Только время терять. Я голоден, – заявил Орса и пошел прочь. Драда в который раз подивился его громадности – руки у него были толщиной с бедро обычного человека.

– Клянусь Ватаном, он просто чудовище, – молвил Онгист.

Драда отвел глаза. Не смешно ли, что брат назвал так самого безобидного из их чудовищного семейства?

Трое горцев на холме решили, что насмотрелись достаточно.

– Думаю, Мэг права, – сказал Касваллон. – Как по-твоему, Гаэлен, сможешь ты обогнать того белобрысого?

– В будущем месяце мы это узнаем. Думаю, что смогу, но сегодня он не старался – бежал, как хотел сам. Надеюсь, они и великана тоже возьмут – поглядим, что он сделает против Леннокса.

6

Дива проснулась, как только к ней в окно заглянуло солнце.

Зевнула, потянулась, посмотрела, как пляшут в луче пылинки, откинула пуховое одеяло, открыла ставни и облокотилась на каменный подоконник.

Прохладный утренний ветерок напоминал об осени, и деревья в лесу уже тронула ржавчина. Горные ясени и медные буки сверкали, как груды только что отчеканенных монет.

Дива всегда поднималась первая. Ее брат Агвейн храпел в соседней комнате. Сбросив шерстяную рубаху, она налила воды в глиняный таз и умылась. Она была высокая девушка, тонкая и узкая в бедрах. Черты ее лица, хотя и правильные, не поражали красотой, но большие серые глаза с золотыми искорками придавали ей несказанную прелесть. Чуть ли не все фарленские юноши ухаживали за ней и были отвергнуты. Ей суждено быть матерью королей – так предсказала старая лудильщица, когда она родилась. Разве может это сбыться, если она выйдет за горского парня? Дива вытерлась, посмотрелась в серебряное зеркало на стене. Глаза у нее хоть и серые, но не такие, как ненастное небо или зимнее море. Такого цвета бывает кроличья шкурка, а золотые крапинки в них греют и манят. Девушка улыбнулась самой себе, склонив набок голову.

Она знала, что мужчины находят ее привлекательной. Тряхнув головой, она расчесала пальцами золотисто-пшеничные волосы и вспомнила о гостях, которых принимал накануне отец.

Асбидаг, вождь аэниров. Дива поежилась, охватив себя руками. Большой, плечистый, пузатый. Широкое лицо с жестоким ртом и злыми глазами. Диве он не понравился, как и сопровождавшая его женщина по имени Моргас. Белая, словно атерисские статуи, и столь же холодная.

Дива слышала много толков о том, как страшны аэниры, но целиком полагалась на мудрость отца. Вчера вечером она в ней усомнилась.

Асбидаг привез с собой двух сыновей. Оба были красивы – будь они Фарленами, Дива, быть может, согласилась бы поплясать с ними у Ворла. Чернявый Онгист улыбался ей, но смотрел похотливо, и она в нем разочаровалась. Драда, которого она уже знала, ограничился поклоном и поцеловал ей руку. Его низкий голос звучал мягко, а в глазах, чуть насмешливых, не было ничего худого.

Он показался ей достойным внимания.

Все лето она с нетерпением ждала Игр. Совет выбрал ее их хозяйкой – это значило, что она будет распоряжаться танцами и сможет выбирать себе пару прежде всех других девушек. Хозяйке Игр никто не откажет.

Дива представила себе, как идет вдоль ряда парней. Она остановится у Гаэлена, улыбнется ему. Он ступит вперед, а она пройдет дальше и выберет Лейна… хотя, может быть, и с Гаэленом потанцует.

Дива хихикнула в восторге от этой картины. Облачившись в пышную зеленую юбку и рубаху с широкими рукавами, она сошла вниз.

Моргас и Драда о чем-то беседовали на кухне. Они кивнули на ее «доброе утро», и ей стало неловко, как будто она подслушала их секрет. Дива открыла дверь, вышла во двор.

На поле для Игр раскрылись за ночь, словно цветы, красочные палатки. Места состязаний огородили веревками, поставили огромнейшие столы для обмена товарами, вырыли ямы для жарки мяса. Посередине, где лежал на пригорке Ворл-камень, водрузили бочонки с медом.

Со всех близлежащих склонов, куда ни глянь, спускался народ. Паллид, Хестен, Лода, Ирела, Дунильд, Клауд – все кланы, большие и малые, спешили на праздник.

Нынче они тоже разобьют на поле свои палатки. Завтра Камбил объявит распорядок Игр, и Дива откроет первое состязание.

– Доброе утро, Талиесен, – сказала она, увидев рядом верховного друида, и улыбнулась, чтобы скрыть тревожное чувство. Она недолюбливала этого старика. Отец часто рассказывал о его магической силе, и Дива в присутствии Талиесена покрывалась мурашками.

– Доброе утро и тебе, Дива. Как поживает хозяйка Игр?

– Хорошо, а ты?

– Как видишь.

– Что же тут видеть? Ты никогда не меняешься.

– Все люди меняются. С временем не поспоришь. Не могла бы ты оказать мне небольшую услугу?

– Охотно.

– Вот спасибо. Пойдем со мной.

– Куда это? – Ее тревога сменилась страхом.

– Не бойся, никакого вреда я тебе не причиню. Идем.

Дива держалась чуть позади старика. Войдя в лес на западном склоне, Талиесен отыскал у поваленного дерева длинный сверток и достал найденный Агвейном меч.

– Что ты делаешь? – шарахнулась от него Дива.

– Надо вернуть эту вещь законной владелице.

– Так ведь она умерла.

– И да, и нет.

Дива почувствовала, как краски сходят с ее лица.

– Ты хочешь вызвать ее дух?

– Нет, не дух, – ласково улыбнулся друид. – Доверься мне, малютка. Возьми в руки меч. – Он протянул его рукоятью вперед. Меч оказался тяжелый, но Дива была сильная девушка и удержала его без труда.

Талиесен закрыл глаза и стал шептать что-то на неведомом языке. Воздух вокруг Дивы затрещал, и она ощутила странный запах. Ей захотелось убежать, но от страха ноги приросли к месту.

– Войди в туман, – приказал Талиесен, открыв глаза. В десяти шагах перед ней от земли поднимались густые серые клубы. – Ступай. Это не опасно.

– Но что там, в тумане? – медлила Дива.

– Увидишь. Доверься мне. – Она все не решалась, и терпение Талиесена лопнуло. – Бог мой! Фарлен ты или низинница, боящаяся собственной тени?

Дива набралась духу и шагнула вперед. Рукоять меча она держала обеими руками, и острие словно вело ее за собой. Туман сомкнулся вокруг, впереди замерцали огни. У Дивы озябли ноги, и она с удивлением обнаружила, что ступает по воде – не вброд, а так же, как ходят по суше. Большая серебристая рыба промелькнула под ней в глубине, и голос Талиесена в голове сказал:

– Дальше!

Справа послышался странно приглушенный шум водопада. Дива, глядя прямо перед собой, пересекла озеро. На берегу толпились воины с факелами. В их гуще стояла женщина в темных доспехах, красивая и молодая, несмотря на сверкающие серебром волосы.

– Теперь стой, – велел Талиесен.

Воительница вступила в озеро и двинулась к Диве… Вода, поднимаясь все выше, дошла ей до бедер.

– Кто ты? – спросила она.

– Не отвечай, – приказал Талиесен. – Просто отдай ей меч.

Дива послушно повернула меч и рукоятью вперед подала незнакомке.

На миг взгляды их встретились, и Дива застыла, ощутив силу и власть другой женщины.

– Способна ли ты видеть будущее, о дух? – вновь задала вопрос королева, но Дива, повинуясь новому приказу друида, медленно пошла прочь по воде.

Талиесен ждал ее по ту сторону тумана. Он сидел на освещенной солнцем траве, запахнувшись в свой плащ из перьев, с изнуренным серым лицом.

– Кто она, эта женщина? – опустившись с ним рядом, спросила Дива.

– Королева иных времен. Не говори никому о том, что видела здесь.

На следующий день четыре тысячи горцев – мужчин, женщин и детей – собрались вокруг холмика, где лежал Ворл, легендарный камень Эариса. Именно у него король поклялся привести свой народ в мирную землю, лежащую за Вратами. Камень был черный, но его жемчужно-белые вкрапления сверкали на солнце, словно драгоценности. Любой из мужчин мог обхватить его без труда, однако весил он больше двухсот фунтов.

В первых рядах среди лордов-ловчих стоял и Асбидаг, вождь аэниров. Лордам от этого было явно не по себе.

Маггриг, глава Паллидов, кипел от ярости. Вчера вечером Камбил вдруг признался, что пригласил аэниров участвовать в клановых Играх. Прочие лорды спорили с ним битый час.

– В уме ли ты?! – бушевал Маггриг. – Или исконное фарленское слабоумие наконец-то одолело тебя?

– Играми в этом году распоряжаюсь я, и проходят они на земле Фарлена. Я так решил, – отвечал Камбил, подавляя гнев.

– Пусть так, Камбил, – вмешался седовласый Ларик, лорд-ловчий Хестена, – но допустимо ли одному человеку устанавливать обычай, которому другие после обязаны будут следовать? – Все знали, что Ларика рассердить нелегко, однако теперь он говорил в сердцах, со сжатыми кулаками.

– Таково мое решение, – стоял на своем Камбил.

Ларик сдержал себя.

– У аэниров нет друзей, есть только вассалы. Они уже приходили на наши земли, чтобы все здесь разведать, но их отослали прочь. Понимаешь ли ты, что в случае их победы мы будем вынуждены допустить их сюда? Победители Игр могут ходить и охотиться где хотят.

– Где уж им, – отговорился Камбил. – Они ведь не горцы.

– Не стану трудиться и обзывать тебя дураком – ты собственными речами доказываешь, что достоин этого имени. Но сердце мое болит оттого, что глупость одного горца может привести к погибели всех остальных. – Лорды зашептались, услышав это, Камбил же оцепенел и сделался пепельно-серым.

– Меня так и подмывает увести Паллидов домой, – поднялся с места Маггриг, – да нельзя. Без нас аэниры как раз и одержат победу. Думаю, каждый из лордов здесь думает то же самое, но тебе, Камбил, я вот что скажу. До сих пор я тебя хоть немного, но уважал, а теперь уж не стану. Мне все равно, что Фарленами правит дурак – это дело самих Фарленов. Но ты ставишь под удар Паллидов, и этого я тебе не прощу.

– Да как ты смеешь! – взъярился Камбил. – По-твоему, меня заботит, что обо мне думает твой захолустный клан? Валяй, уводи отсюда своих хиляков. Паллиды все равно останутся в самом хвосте, с аэнирами или без них.

– Смотрите-ка, аэнирская собачка еще лаять не разучилась, – не остался в долгу Маггриг.

– Довольно! – прервал свару Ларик. – Послушайте лучше меня. Я не горю любовью как к Фарлену, так и к Паллиду, но все мы здесь горцы, и осквернять Игры не дозволено никому. Пусть не будет насилия между лордами-ловчими. Мы можем спорить до хрипоты, но сделанного все равно не поправим. Давайте обсуждать распорядок, иначе нам тут придется до утра просидеть.

К своим палаткам Маггриг и Ларик возвращались в молчании. Ларик, старейший, почти шестидесятилетний лорд-ловчий Друина, был к тому же намного мудрее других. Он нравился Маггригу, но Паллид скорей проглотил бы горячие угли, чем сказал об этом ему.

– Камбил глуп, – произнес старый лорд, когда они до–шли до его жилища. – Он не видит того, что должно быть ясно каждому горцу. Аэниры – враги нам. Наши земли граничат с твоими, и мы с тобой часто ссорились, но если аэниры войдут в Паллид, я пришлю своих воинов тебе на подмогу.

Ловко, подумал Маггриг с улыбкой. Чтобы войти в Паллид, аэниры должны сперва пройти либо через Фарлен, либо через Хестен, а Хестен слабее Фарлена. Ларик ищет себе союзника.

– У нас с тобой вместе наберется тысячи две бойцов, – сказал Маггриг. – Думаешь, они остановят аэнирское войско?

– Может, и остановят.

– Тогда по рукам. Будем стоять друг за друга. Воеводой, само собой, буду я.

– Само собой. Доброй ночи.

И вот на следующее утро Маггриг, глуша в себе гнев, стоял рядом с Асбидагом. Они могли бы сойти за братьев, думала Дива: оба мощно скроенные, оба с рыжими, тронутыми серебром бородами. Разница видна, только если посмотреть им в глаза. Маггриг в отличие от другого не злой человек.

Камбил после краткого приветственного слова перешел к распорядку Игр. Их открывал пятимильный пробег по горам, через леса и долины. В пробеге участвовали триста человек, которых лорды решили разбить на шесть полусотен. Пятеро первых в каждой из них входили в полуфинал, а пятнадцати сильнейшим в последний день предстояло совершить финальный пробег.

Когда Камбил перечислил другие отборочные состязания, первые пятьдесят бегунов, в том числе Гаэлен и Агвейн, заняли места у черты. Дива в белом платье, в венке из горных цветов, взмахнула рукой, и они устремились вперед.

Гаэлен ровно бежал в середине. Касваллон, зная, что в этом забеге тот победит без труда, пошел к лоткам на краю поля.

Там продавались разные безделушки, ножи, инструмент, меха, одеяла, башмаки, а также мясо, сыры, фрукты и овощи. Поискав ожерелье для Мэг и не найдя ничего на свой вкус, Касваллон купил кувшин меду и ковригу овсяного хлеба. В конце ряда осталась еще пара пустых столов, и он сел там, чтобы побыть в одиночестве. После разговора с Мэг аэнирская угроза уже не так его подавляла, но он, по своему обыкновению, хотел обдумать это дело со всех сторон.

Меньше чем в тридцати шагах от него сидели Моргас и Драда, но Касваллон из-за обилия народа не видел их. Зато Моргас, скучающе разглядывавшая толпу, остановила взгляд на высоком горце и широко раскрыла глаза. Касваллон был одет в травянисто-зеленый плащ, кожаный бурый камзол и зеленые штаны со шнуровкой. На его нагрудной перевязи висели два тонких ножа, на боку – длинный, охотничий. Моргас всматривалась в его лицо. Бородка, расчесанная в виде трезубца, смутила ее, но эти зеленые глаза она узнала бы где угодно.

Ненависть хорошо запечатлела их в ее памяти.

Подойдя к нему, она со стиснутым горлом произнесла:

– Доброе утро.

Касваллон увидел перед собой женщину в черном платье, показывавшем стройную фигуру во всей красе. Черные косы, скрепленные золотыми шпильками, лежали на ее голове как венец.

– Доброе утро, моя госпожа. – Учтиво поднявшись, он предложил ей сесть и спросил, чем ее угостить – но к ним уже шел Драда, держа в руках два кубка с вином.

– Как поживаешь, Касваллон?

– Хорошо. Не представишь ли меня даме?

– Так ты не знаешь меня? – удивилась она.

– Я порой бываю забывчив, но такой красоты в жизни бы не забыл.

Моргас пришла в замешательство.

– Вы до невероятия похожи на одного знакомого мне человека.

– Надеюсь, он был вашим другом.

– Нет. Не был.

– Позвольте тогда мне искупить его вину, – улыбнулся Касваллон.

– Мне пора идти, но вы двое друг друга знаете и можете выпить вместе.

Мужчины проводили ее глазами.

– Странная женщина, – сказал Драда.

– Кто она?

– Моргас, отцова сожительница. Красивая, но уж очень угрюмая.

– Она приняла меня за кого-то знакомого.

– Да… Ты участвуешь в Играх?

– Участвую.

– В чем состязаешься?

– В сражении на коротких мечах.

– Я думал, что ты бегун.

– Был им прежде. У тебя довольно верные сведения. А на каком поприще хочешь сразиться ты сам?

– Ни на каком. Атлет из меня прескверный.

– Зато других ты натаскивать мастер. Я видел.

– Аэниры любят побеждать, – улыбнулся Драда.

– Отчего так?

– Как то есть отчего? Никто ведь не любит проигрывать.

– Ты прав, но вот горцы, скажем, никогда не готовятся к Играм. Игры – часть нашей жизни, проверка наших природных навыков. Горец, проиграв, только плечами пожмет. Для него это не конец света.

– Потому вы и живете себе спокойно в своих прекрасных горах, пока аэниры завоевывают сопредельные земли.

– Это самое я и хотел сказать.

– Не ты ли придумал дать нам сопровождающих?

– Я боялся, как бы вы не сбились с дороги.

– Очень любезно с твоей стороны.

– Стараюсь как могу. До дому вас тоже проводят.

– Камбил заверил нас, что в этом не будет нужды. Разве не он ваш лорд-ловчий?

– Он самый, но мы свободный народ, и лорд-ловчий не–ограниченной властью не пользуется.

– Ты слишком много берешь на себя, Касваллон. Почему бы нам не дружить? Аэниры, как ты сам убедился, уважают границы вашего клана. Нас связывают торговые дела. Мы соседи.

– Мы сейчас одни, Драда, и притворяться незачем. Я знаю, что у тебя на душе. Аэнир, подобно всем хищникам, боится, как бы к нему не подкрался более крупный хищник. Вы не можете существовать, пока на ваших границах живут свободные люди. Вам всегда нужно с кем-то воевать. А если сбудется ваша мечта и аэниры займут всю землю от моря до моря, вы, словно бешеные волки, накинетесь друг на друга. Сегодня вы вселяете страх в людские сердца, завтра вас назовут прыщом на шее истории.

Касваллон говорил спокойно, без злобы. Драда, отняв от губ кубок с вином, посмотрел ему прямо в глаза:

– Ход твоих мыслей понятен мне, но ты ошибаешься. Все новые народы поначалу льют кровь и сеют ужас, а потом оседают и обрастают жирком. Тогда на горизонте появляется новый враг, и кровопролитие начинается сызнова.

– Вашим камнем преткновения станет Фарлен. Вы похожи на человека, занесшего ногу над червяком. В последний миг он замечает, что это гадюка, но остановиться уже не может.

– Гадюка, раздавленная ногой человека, умрет.

– Но и человек умрет вместе с ней.

– Все когда-нибудь умирают, – пожал плечами Драда.

– Верно, красавчик – только одним приходится тяжелей, чем другим.

* * *

Десять дней продолжались Игры, и страхи лордов-ловчих росли с каждым днем. Аэниры внесли в состязания нечто новое. Дух дружеского соперничества исчез без следа – пришельцы сражались так, словно речь шла о жизни и смерти.

Вечером накануне последнего дня стало ясно, что только фарленские атлеты могут помешать их полной победе. Аэниры выиграли все забеги на короткое расстояние и опередили Гвалчмая в стрельбе из лука. В метании копий лучшим остался Лейн. Касваллон побил аэнира на коротких мечах, но проиграл Интошу из Паллида. Гаэлен и Агвейн дошли до финального пятимильного забега, намеченного на завтра – Агвейну, правда, помогло то, что хестенский бегун подвернул лодыжку, а Гаэлен в полуфинале занял второе место, уступив первое аэниру Бораку.

Леннокс тоже благополучно добрался до финала, но там ему предстояло помериться силой с устрашающим Орсой. Горцы нехотя признавали преимущество аэниров, но Игры для них были испорчены.

Камбил уже понял, что ошибся, но не показывал виду. Невозможное свершилось – аэнирам осталось выиграть всего два состязания. Лорд-ловчий позвал к себе Агвейна и Гаэлена.

– Ты уверен, что побьешь этого Борака, Гаэлен? – Родного сына Камбил не спрашивал, зная, что тот не вытянет.

Гаэлен потер левый глаз, обдумывая ответ.

– Вчера я не стал делать рывок – не хотел показывать ему, на что я способен. Он, со своей стороны, тоже бежал не в полную силу. Нет, я не уверен, но все-таки думаю, что побью.

– А ты что на это скажешь, Агвейн?

– Я согласен с Гаэленом, отец. Силы у них равные, и победить может любой.

– Оба вы показали себя молодцами и сделали честь Фарлену. Ты хоть и приемыш, Гаэлен, но сердце у тебя как у горца Успеха тебе.

– Спасибо, лорд-ловчий.