Текст книги "Вечный ястреб"

– Знал бы ты, как любил тебя он. Когда зверь гнался за вами и мы шли по вашим следам, он сказал мне, что, если ты погибнешь, он уйдет из Фарлена. А глупцом его не считай. Это воинствующая глупость аэниров ввела его в заблуждение. Камбил рассуждал верно: разумные люди пойдут на что угодно, только бы избежать войны. Не учел он лишь того, что там, где война неизбежна, разуму места нет. Ум – палка о двух концах. Умный человек всегда рассматривает вопрос с обеих сторон, чтобы не поступать наобум. Твой отец был именно таким человеком и верил, что аэниры судят обо всем не менее здраво. Только в этом он и ошибся.

– Хотел бы я в это верить… Ты вот тоже умен, но аэнирам себя одурачить не дал.

– Не дал, – признал Касваллон, – но ведь на мое суждение не влияли тысячи зависящих от меня жизней. Камбил знал, что война будет стоить нам огромных потерь. Вот в чем главное различие между нами, Агвейн.

– Спасибо тебе, родич, за эти слова. Я подумаю над ними, как ты советуешь. Что от меня требуется сейчас?

– Найти Маггрига и собрать как можно больше Паллидов. Привести их к восточному берегу озера над Атафоссом. Там мы решим, как покончить с врагом.

– Ты веришь в нашу победу?

– Верь и ты, Агвейн из Фарлена.

– Постараюсь, – усмехнулся молодой горец.

Касваллон отвел его в сторону, и они сели на склоне. Звезды сверкали, как драгоценные камни на бархатном платье.

– Ты знаешь, что мы с твоим отцом выросли вместе. Знаешь и то, что друзьями мы никогда не были. – Глядя на Агвейна, Касваллон с грустью отмечал его сходство с Камбилом. – Он не любил меня, но я его не виню за это. Никогда не винил. Он видел во мне то, что может погубить клан: себялюбие, пренебрежение к связующим нас обычаям. Теперь мне это ясно как день. Я сожалею, что не могу сказать об этом ему, и хочу высказать все тебе, его сыну. Клан жив, пока мы заботимся друг о друге. Клан – не только происхождение, это еще и образ мыслей. Без этого мы бы ничем не отличались от аэниров. Камбил это хорошо понимал. Забота о соплеменниках делает нас сильными, придает нам мужества.

– К чему ты говоришь мне все это? – спросил Агвейн.

– Замечал ты, как природа возмещает нам то, что недодала? Слабейший в помете щенок всегда самый хитрый, в человеке невысокого роста живет боевой дух, некрасивая девушка добра как ангел. Ты сам убедился в этом на Играх. Борак был сильней тебя и бегал быстрее. Он даже сообщником заручился, чтобы обеспечить себе победу. И все-таки проиграл, потому что ему подобные проигрывают всегда. Мужество питается заботой о ближних, а злу не на что опереться. Ты хочешь уверовать в победу, Агвейн? Я даю тебе эту веру. Горцев им не одолеть никогда.

– Мы убегаем от них. Их гораздо больше, и они убили тысячи наших.

– Да, и многим еще суждено погибнуть – но все-таки мы победим. Не думай о том, сколько их. В наших краях это мало что значит. Думай о своем отце с несколькими сотнями человек, среди которых были и женщины. Бьюсь об заклад, что на каждого горца в том бою погибло три аэнира. Думай об этом, ибо аэниры уже задумались. В глубине души они знают правду – узнай и ты. В этой войне мы на стороне Света, хотя мало годимся для такой роли, и аэнирская тьма наш огонь не угасит.

Агвейн, посмеиваясь, оперся на локти.

– Ты в совете недавно, Касваллон, а речи горазд говорить.

– Сам удивляюсь. Но еще удивительнее, пожалуй, что я в это верю. Всем сердцем.

– Веришь, что добро всегда побеждает зло?

– Да, в конечном счете.

– Почему?

– Не могу объяснить. Я знаю это сердцем, не разумом. Отчего в час смертельной опасности к вам пришла королева?

– По воле случая.

– Где ты взял силы, чтобы побить быстрейшего бегуна?

– Не знаю. Почему же тогда низинники пали? Они ведь тоже были на стороне добра?

– Я не говорил, что тьма не одерживает порой мелких побед. Но мы не низинники, мы Фарлен.

– Вот с этим я целиком согласен. Пойду искать Маггрига.

– Ну что, прибавилось у тебя уверенности?

– Сам не знаю, но мне стало легче.

– Уже хорошо, – сказал Касваллон, поднимаясь.

– Знаешь, моя сестра может быть где-то поблизости. Она ушла в гости к Ларсу со своей подругой, Лареной.

– Я велю разведчикам ее поискать.

Клан стал лагерем на северном склоне гряды холмов, чтобы их костры не заметили с юга. Ночью Касваллон, однако, приказал потушить огни во избежание зарева. Талиесен стоял на холме рядом с ним. Старый друид тяжело опирался на посох, под пернатым плащом виднелся длинный белый хитон. Касваллону показалось, что старик смертельно устал.

– Как твое здоровье? – спросил он.

– Не бойся, помирать я покуда не собираюсь.

– Ты не ответил мне.

– Какое уж здоровье у старого человека. – Друид хитро прищурился. – Знаешь, сколько мне лет?

– Семьдесят… или восемьдесят.

– Если скажу, сколько в точности, ты поверишь?

– Поверю. Зачем тебе лгать?

– Так вот, мне перевалило за тысячу.

– Беру свои слова назад: я не верю тебе.

– Тем не менее это правда. Это я когда-то привел сюда Эариса. Мы с ним стояли на этом самом холме, смотрели вниз на Фарлен и радовались.

– Довольно шутить, Талиесен.

– Я не шучу и не пытаюсь тебя поразить. Ты один из всех горцев способен понять то, что сейчас от меня услышишь. У тебя открытый, пытливый ум, и суевериям ты не подвержен. Ты обо всем судишь самостоятельно. Мне больше тысячи лет, и родился я там. – Друид показал костлявой рукой на звезды. – Ты слышал предания о народе древних – я последний из них. Это мы построили Врата, Касваллон. Не могу даже передать тебе, на какие расстояния мы путешествовали. Подумай о муравье, ползущем через Фарлен, умножь в тысячу раз, и это будет лишь первая ступень моих странствий. Отсюда мы распространились по всей вселенной. Там, где нас видели, рождались религии и складывались легенды. А потом случилась беда.

– Какая беда?

– Великие Врата закрылись внезапно, без всякого предупреждения. Все наши связи с домом и дальними империями оборвались безвозвратно. Нам остались лишь Малые Врата, созданные для ученых вроде меня – чтобы изучать примитивные общества в контролируемой внешней среде.

– Многих слов я не понимаю, но в людях разбираться умею и вижу, что ты говоришь правду. Почему ты решил рассказать мне об этом?

– Потому что ты нужен мне. От тебя зависит будущее Фарлена, моего избранного народа. Еще потому, что в грядущие дни ты увидишь много чудес и должен быть к ним подготовлен. Устройства Врат я тебе объяснить не могу, поэтому считай их волшебными сооружениями. Я уже говорил тебе, что нашел для клана убежище – теперь скажу, где оно находится. Это Голфаллин, первая долина Фарлена.

– Что за нелепица! Ты хочешь, чтобы мы вернулись туда, откуда пришли?

– Да. Но там не будет ни аэниров, ни домов, ни возделанных полей – только девственная земля.

– Как так?

– То же самое я сделал для Эариса. Врата не просто соединяют разные земли – я проведу вас сквозь само время. Мы вернемся на десять тысяч лет назад, когда не было еще ни кланов, ни аэниров.

– Поистине волшебство.

– Мы вернемся туда, но ты останешься здесь. Есть задача, которую ты должен выполнить.

– Какова она?

– Ты должен найти умершую королеву и привести ее вместе с войском в Фарлен. Только это даст тебе надежду разбить аэниров.

– Ты хочешь, чтобы я отыскал мертвую?

– Не забывай о времени, Касваллон. Я отправлю тебя к живой, молодой королеве.

– Но с какой стати она станет нам помогать?

– Есть вопросы, на которые я тебе не отвечу. Скажу лишь одно: постигшие нас бедствия отчасти вызваны одним себялюбцем. Я всеми своими силами стараюсь исправить то, что он натворил.

– Оракул?

– Он самый.

– Он рассказывал мне о своем путешествии, и поэтому я тебе верю. Он сказал, что провел своих людей за Врата, в терзаемый войной край. Там он стал служить королеве и был возвеличен. Он сражался во многих битвах, потом снова ушел за Врата и стал королем, главой многотысячного войска. Но его предали, и он бежал к тем же Вратам.

– Он не все тебе рассказал, Касваллон. Люди не любят говорить о своих ошибках. Он в самом деле стал королем, но ради этого заключал союзы с дурными людьми. Одним из них был Агрист, сущее чудовище. В обмен на его услуги Оракул открыл ему тайну Врат, и Агрист провел через них свое войско, чтобы захватить новые богатства и новые земли. Они приобрели большую силу и стали теми самыми аэнирами, которые сейчас разоряют Фарлен. Врата, которые указал им Оракул, привели их в наше недавнее прошлое.

– Он и об этом сказал мне.

– А рассказывал ли он о той ночи после большого сражения, – улыбнулся друид, – когда он нашел вдову и дочь вражеского военачальника, укрытых в некой пещере? Рассказывал, как овладел матерью на глазах у дочери и как эта благородная дама убила себя?

– Нет, не рассказывал.

– То-то же. Он не сказал и о том, как украл у Сигурни легендарный меч Железнорукого. Как построил собственный трон на крови невинных. Люди, как я уже говорил, редко бывают вполне откровенны, повествуя о своих беззакониях. Я потратил многие годы, чтобы исправить вред, причиненный его гордыней и честолюбием.

Касваллон устремил взгляд на чернеющие вдали горы.

– Я чувствую себя малым ребенком. Он едва научился выводить свое имя, а ему вручают книгу и приказывают: читай. Некоторые буквы я еще распознаю, но слов сложить не умею. Врата… странствия сквозь время… – Он посмотрел в глаза Талиесену. – Если такое возможно, почему бы нам попросту не вернуться на несколько дней назад? Мы первыми нанесли бы удар аэнирам, еще до вторжения, и все бы спаслись.

– А если я скажу тебе, что мы так и сделали? И что это привело Фарлен к гибели?

– Теперь уж я и вовсе ничего не пойму.

– Тем-то и страшен хаос. Слишком много в нем соперничающих реальностей. Скажи я тебе, сколько раз я пытался помешать торжеству аэниров, ты счел бы меня безумцем. Осложнениям и парадоксам числа нет. Армии из одного времени переходят в другое, мертвецы воскресают и достигают величия, матерей великих сынов убивают в детстве. Сами Врата трещат под напором хаоса. Знаешь, сколько таких бесед у нас с тобой было? Нет, не знаешь, зато я знаю: много десятков. А гибель кланов и победа аэниров прошли передо мной сотни раз. Я постарел и сделался слаб, а задача так и остается неразрешимой.

– Вряд ли я смогу усвоить твои уроки, старик, – покачал головой Касваллон. – Ты уведешь кланы в то время, когда они еще не появились на свет, а я отправлюсь искать королеву, которой уже нет в живых. Чем ты еще меня удивишь, Талиесен?

Друид молча смотрел на звезды, мысленно называя их имена. Дойдя до самой дальней, мигавшей, как тусклая свечка, он поднялся с земли.

– Кое-чем удивлю. Если дело, что весьма сомнительно, все же закончится нашей победой, ты претерпишь такие страдания, каких ни один из Фарленов еще не терпел. Не знаю пока, как это произойдет, но знаю, что это будет. Ибо я видел Вечного Ястреба.

Касваллон хотел что-то сказать, но друид остановил его жестом.

– Ни слова больше сегодня, воевода. Я устал до смерти.

Аэниры в долине забили трех быков и готовили пир. За три дня ни один вражеский воин не нашел пещеры Оракула. Отсюда, сверху, он видел, как умер Дирк. Старик вытащил из-под узкого топчана дубовый, окованный медью сундук, достал заржавленную кольчугу, шлем и меч, завернутый в промасленную тряпицу. Кольчуга висела мешком на его отощавшем теле – человек стареет быстрей, чем железо. Собрав назад белые волосы, он нахлобучил шлем. Опоясался мечом, вышел на солнце и стал спускаться в долину.

Много мыслей он передумал в пути. Вспомнилось детство, первая Охота, тот славный день на Играх, когда он пронес Ворл дальше всех. Вспомнилась любимая Астель, резвушка из Хестена – в их первую зиму вместе она заболела и умерла. Эта утрата причиняла ему боль даже теперь. Он с тех пор состарился, а она осталась молодой навсегда, но это не делало утрату менее горькой.

Лес вокруг стал редеть. Оракул шел дальше, вниз.

…Потом настал день, когда он, дав отпор нашествию равнинных жителей, явился в совет. Его имя гремело тогда по всему Фарлену. Он возмечтал, что его сделают королем, но его отвергли, и он в ярости поклялся, что никогда не вернется в клан.

С горсткой отважных сторонников он отплыл на Валлон и заставил друидов открыть для него Врата. Два года он сражался на стороне королевы Сигурни. Затем он покрыл себя позором – этот случай был глубоко погребен в его памяти, – и королева разжаловала его. Вместе со своими людьми он вновь ушел за Врата, в другой мир.

Что это был за край! Зеленый, плодородный, с прекрасными городами из мрамора. Но край этот раздирала междоусобица: многочисленные вожди и принцы без конца боролись за власть. Дарования Оракула там пришлись как раз к месту. Через два года он стал генералом. Через пять лет повел трехтысячное войско на Вашину, Лисьего Принца, и разбил его в битве при Дункарнине. Еще пять лет спустя он объявил себя королем и был провозглашен от северных гор до южных морей как бесспорный правитель.

Умей он заглянуть хоть немного вперед, он принес бы жителям той страны мир и процветание. Но он был воителем, ничего не смыслил в дипломатии и прощать не умел. Он казнил своих врагов, порождая этим все новых и новых. Подавил два восстания и был разбит, когда вспыхнуло третье.

Раненый, лишенный немногих друзей и сторонников, он бежал на север и попытался собрать новое войско. Три года он вел мелкие войны, но великих побед так и не одержал. В конце концов его выдали врагу собственные помощники. Приговоренный к смерти, он убил двух часовых, бежал из тюрьмы, украл коня и поскакал на юго-восток, к Вратам. Дважды его чуть было не схватили, в спину ему попала стрела. Но в те годы он был силен и добрался до той самой пещеры, откуда впервые когда-то вышел в эту страну.

Друид, сидевший там, выпучил на него глаза. Оракул помнил его по Валлону. Ослабевший от потери крови беглец попросил отправить его обратно домой, и друид сделал это, не споря.

Теперь старик в полной мере вкусил горький вкус плодов, взлелеянных его честолюбием. В родной долине чернели обугленные дома, враги топтали пшеницу на фарленских полях. В общинном доме, охраняемом часовыми, содержались в цепях пленные горянки трех кланов.

Аэниры показывали пальцами на идущего мимо них старца. Их смех разъедал душу Оракула, как кислота. В свое время люди трепетали, видя его в боевом снаряжении. Он обнажил меч, и смех поутих.

– Спасайся, ребята, – выкрикнул кто-то. – Клановое войско идет.

– Кто у вас главный? – спросил Оракул насмешников, заключивших его в круг.

– Гляди-ка, он говорить умеет! Изложи свое дело мне, старина.

– Я ищу пса, а не его дерьмо, – ответил Оракул.

Обиженный аэнир сам выхватил меч и бросился на него. Старик отразил удар и наполовину рассек противнику шею.

Смех окончательно прекратился, сменившись шорохом вынимаемых из ножен клинков.

– Оставьте его, я сам им займусь, – приказал Асбидаг, расталкивая толпу. По правую его руку шел Драда, по левую Тостиг. Вождь остановился шагах в пяти от Оракула, с усмешкой оглядел его ржавую кольчугу. – Главный здесь я. Говори что хотел сказать.

– Не о чем мне с тобой говорить, отродье Агриста. Я пришел сюда умирать. Не желаешь ли проводить меня на тот свет?

– Ты хочешь сразиться со мной, старик?

– Если у тебя духу хватит.

– Хватит, только скажи сначала, куда делся твой клан. Где они хоронятся и что намерены делать?

– Они повсюду, – осклабился старик, – и намерены покончить с тобой.

– Думаю, тебе известно еще кое-что. Взять его!

Меч Оракула сверкнул дважды и сразил двоих воинов. Третьему клинок горца погрузился в живот. В ответ аэнир, обезумев от боли, воткнул меч старику между ребер и пронзил легкие.

– Назад, дурачье! – закричал Асбидаг.

Оракул попытался встать, но вождь аэниров сам опустился рядом с ним на колени.

– Твое желание исполнилось, старина. Но если ты ничего мне не скажешь, я выколю тебе глаза, и ты придешь в Валгаллу слепым.

Голос Асбидага, доносящийся словно издали, перекрыл другой, женский, звенящий от ненависти. Оракулу показалось, что он узнал этот голос, но зрение уже изменило ему, и он не почувствовал, как ему перерезали горло.

Моргас, плача навзрыд, продолжала кромсать ножом его шею. Успокоилась она, лишь когда Асбидаг поднял ее и дал ей пощечину. Сделав над собой усилие, она скрыла переполнявшую ее ненависть.

– Ты знала этого человека? – спросил Асбидаг.

– Да. Он приказал убить моего отца и обесчестил мать. Она покончила с собой после этого. Это Каразис, генерал королевы Сигурни.

– Я не знаю этих имен. Должно быть, ты ошибаешься. Ты говорила мне, что до твоей родины десять тысяч лиг пути, а этот старик жил здесь, в горах.

– По-твоему, я могла забыть того, кто загубил мою жизнь?

– Вряд ли. Скорей уж ты умолчала о чем-то, черноглазка моя. Как он здесь оказался?

– Я думала, что он умер. Он… пропал двадцать пять лет назад.

Асбидаг пнул убитого.

– Кем бы он ни был, теперь-то он мертв. – Его взгляд задержался на Моргас, повернувшей обратно к дому.

– Неужели ты веришь, что он запомнился ей? – спросил Драда. – Двадцать пять лет назад она была малым ребенком.

– Меня это беспокоит. – Асбидаг все так же смотрел ей вслед. – Я никогда не слышал о стране, откуда она будто бы родом. Думаю, ее кто-то околдовал.

– Как же ты с ней поступишь?

– Как захочу. В чем-то, наверное, она привирает, но с этим можно и подождать. Уж очень она хороша в постели.

– А что ты решил с Фарленом, отец?

– Мы выступим на них завтра. Онгист взял Паллид в клещи и теснит их назад на восток, к Барсе. Если будет на то милость Ватана, мы поспеем вовремя и повеселимся еще малость.

Подъем в горы был труден. Старики едва ковыляли, многие родители шли с детьми на руках. Отчаяние, вызванное войной и бегством, отнимало силы даже у молодых и крепких. Тропы после дождя стали скользкими, но беженцы, несмотря ни на что, понемногу двигались к Атафоссу. Мэг передала Донала одному из горцев и подошла к Касваллону. Он, увидев ее, отпустил воинов, с которыми говорил. Мэг показалось, что он устал: походке недоставало упругости, глаза потускнели. Улыбнувшись, он взял жену за руку.

– Тебе надо больше отдыхать, – сказала она.

– Скоро отдохнем, Мэг.

Вместе они смотрели, как Фарлен одолевает последний склон перед Атафоссом. Грохот водопада уже был слышен вдали. День за днем к колонне прибивались все новые беженцы, и теперь за Касваллоном следовали тысяч шесть человек. Мужчины, женщины, дети тащились медленно, изнуренные трехдневным походом. Старых и малых поместили в середину колонны, молодые женщины с ножами и луками шли во главе, воины замыкали. Разговаривали мало. Молодым мужчинам не терпелось доставить семьи на Валлон и выйти навстречу врагу. Старики стыдились собственного бессилия и сожалели, что не смогут отомстить аэнирам. Женщины, и молодые и старые, думали об оставленных ими домах и о грозящей их мужчинам опасности.

Воины попеременно несли детей, чтобы матери могли отдохнуть – ведь все они были единым кланом.

– Ты спас клан, Касваллон. – Мэг, обхватив мужа рукой за пояс, вглядывалась в его лицо и замечала проложенные заботой морщины, замечала темные круги у зеленых глаз.

Он поцеловал ее волосы.

– Подбадривать меня не надо, прелесть моя, но все равно спасибо. Мне кажется, что я вишу, цепляясь кончиками пальцев за обледенелый утес. О стольком приходится думать. Вот гонец от Бадрейга докладывает о каком-то войске к востоку от нас. С юга тоже надвигается враг. Поневоле испугаешься, а неверное решение может стоить жизни нам всем.

– Ты все решишь наилучшим образом. Я верю в тебя.

– Я, Мэг, тоже верю в себя, но все люди совершают ошибки.

– Маггриг всегда говорил, что ты хитрый, как лис. Пытаться тебя перехитрить – все равно что ловить дым руками.

Касваллон повеселел, но усталость не покинула его.

– Мне станет легче, когда наши женщины и дети окажутся в безопасности. Тогда я смогу подумать о чем-то попроще – о том, скажем, как доконать аэниров.

– Это, по-твоему, проще?

– А то нет. Они считают себя победителями, потому что видели наше бегство. Но мы обернемся к ним лицом, и они увидят наши карие волчьи глаза.

Глаза, в которые Мэг смотрела сейчас, были не карими, а зелеными.

– Но ты не позволишь, чтобы ненависть овладела тобой?

– Нет. Можешь за меня не бояться. Я не испытываю ненависти к аэнирам – такие уж они есть, что поделаешь. К горному барсу, который режет мой скот, я тоже не испытываю ненависти, я просто убиваю его.

– Это хорошо. Ненависть тебе не к лицу, Касваллон из Фарлена.

– Ты занимаешь все мое сердце, и для ненависти места не остается. – Касваллон поцеловал жену в губы. – Теперь иди, у меня еще много дел.

Мэг, подобрав юбку, догнала воина с Доналом на руках, поблагодарила за помощь и взяла у него спящего сына.

Касваллон зашагал назад, в хвост колонны. Леофас в окружении молодежи казался глубоким старцем, но глаза его при виде Касваллона бодро сверкнули.

– Все обошлось без происшествий.

– Похоже на то, – признал Касваллон.

Леофас почесал бороду. Его рыжие волосы, сильно побитые сединой, походили на заржавленное железо. Он был еще в силе, а сметки у него с годами только прибавилось – далек тот день, когда враг сможет больше не опасаться его. В его кожаный кафтан были вшиты серебряной нитью кольчужные звенья, по бокам висели два коротких меча, опирался он на посох с железным наконечником.

– Ты в самом деле хочешь отправить клан за друидские Врата, Касваллон?

– Да.

– Будут ли наши там в безопасности?

– Здесь куда опаснее, друг, поверь мне. Туда, помимо женщин с детьми, отправятся сто пожилых, но еще крепких мужчин – они будут охотиться и строить дома.

– А мы?

– А мы с тобой поохотимся на другую дичь.

– Давно пора. – Леофас усмехнулся, скалясь по-волчьи. – Мне стыдно, что я убегаю от этих дьяволов – ноги так и просятся повернуть назад. Не думал я, что когда-нибудь стану волноваться из-за Паллидов, а вот пришлось. Надеюсь, старый волчище Маггриг в добром здравии.

– Не такой он человек, чтобы его застигли врасплох. Он должен был выслать дозорных.

– Так ведь мы тоже их выслали, Касваллон.

В сорока милях к юго-востоку от них бесился Маггриг, теснимый врагом на запад. Он устал прятаться, устал все время бояться. На следующий день после атаки аэниры догнали их, но оставленные позади дозоры встретили врага бурей стрел и задержали на время. После этого аэниры обошли клан с востока и вступили с ним в смертельную гонку, стараясь воспрепятствовать отходу Паллида на север. Маггриг благодаря своей недюжинной хитрости и прекрасному знанию гор пока умудрялся опережать их, но направление приходилось постоянно менять. У лорда-ловчего зарождалось подозрение, что клан отжимают на запад не просто так. Поначалу он думал, что аэнирский воевода хочет навязать ему бой и отрезать от водопада, но тот упустил уже две хорошие возможности. Один раз куда ни шло, это можно приписать недомыслию.

Ошибиться дважды – дело другое.

Интош считал, что командир аэниров попросту глуп.

– Горе тому, кто полагается только на глупость врага, – ворчал в ответ Маггриг. – Я думаю, что прямое столкновение с нами его пока не устраивает. Думаю, что на западе нас поджидает другое войско. Мы угодили между молотом и наковальней.

– Выбор у нас ограничен. – Интош, сидя на корточках, чертил на земле карту лежащих впереди мест. – Мы можем действовать только по их указке. Женщины и дети нас связывают.

– Разведка доносит, что у врага две тысячи человек. У нас восемьсот бойцов и семьсот женщин. Если собрать всех детишек, способных удержать лук, будет еще шестьсот.

– К чему это? Уж не биться ли ты собрался?

– Другого выхода я не вижу. Можно, конечно, бежать и дальше, но каждая миля приближает нас к гибели. Начнем первые.

– Нам их не одолеть.

– Тогда мы умрем, дружище, и захватим с собой побольше этих свиней.

Интошу и самому опостылело бегство.

– Раз ты так решил, я с тобой. Остается выбрать поле сражения.

Маггриг присел рядом с ним, и они выбрали вместе.

Войско Онгиста шло по широкой долине. К западу от них высилась гряда, поросшая густым дубняком. На востоке, на голом холме, стояли с сомкнутыми щитами Паллиды. Восходящее солнце, отражаясь от их оружия и доспехов, слепило аэнирам глаза.

Онгист кликнул к себе разведчиков.

– Когда к нам должен подойти Барса?

– Завтра, – ответил один. – Будем ждать или как?

Онгист поразмыслил. Ожидание значило, что славу – и женщин – придется делить на двоих. Заслонив глаза, он смотрел на холм.

– Сколько их там, по-твоему?

– Тысячи полторы—две, – пожал плечами разведчик. – Половина, считай, бабы. Ядра Ватана, Онгист, их втрое меньше, чем нас!

Драда наказывал не вступать в бой до соединения с Барсой. Но что сказал бы отец, услышав, что аэниры не решились атаковать холм, обороняемый стариками, женщинами, детьми и горсткой мужчин?

Онгист созвал капитанов и дал приказ наступать.

Аэниры с громовым кличем помчались на холм. Склон был крутой, сверху летели копья и стрелы, но атака не останавливалась.

Маггриг наверху обнажил меч, поправил щит на левой руке. Когда аэниры поднялись до половины, он дал знак воину рядом. Тот поднес к губам рог и протрубил сигнал «к бою».

Из леса позади аэниров вышли семьсот женщин. Спустились со склона, преклонили колени, натянули луки. На открытые спины аэниров обрушилась летучая смерть.

Онгист, наступавший в середине строя, увидел, как пали сотни его людей. Другие поворачивались, чтобы защититься от этой новой угрозы, и подставляли спины лучникам на вершине холма.

Онгист пригнулся, и стрела просвистела над ним, поразив в затылок другого воина. Атака захлебывалась. Оставалось только одно: повернуть ее в другую сторону, против лучниц. Вы–крикнув приказ, он побежал вниз с холма.

Наверху снова протрубил рог, и Маггриг бок о бок с Интошем первым ринулся на обратившихся вспять аэниров. Живая лавина покатилась, сминая павших.

Спереди на аэниров густо сыпались стрелы, сзади гремело: «Бей!» Многие, спасаясь от смертельного дождя, устремились влево. Взбешенный Онгист с ближайшими сподвижниками держался и не отступал, но битва была проиграна. В стене из щитов, прикрывавшей командира, образовалась брешь. В грудь Онгиста вонзились две стрелы разом. Рыча, он обломал древка, повернулся и увидел перед собой Маггрига. Борода горца потемнела от крови, глаза горели, зубы обнажились в хищном оскале.

Онгист слабо взмахнул мечом. Маггриг поднял руку, давая знак прекратить стрельбу. Все аэниры, кроме Онгиста, были мертвы. Поглядев на врага новыми глазами, он зашатался и упал на колени.

– Поднять его, – бросил Маггриг, проходя мимо.

Час спустя Паллиды снова выступили на северо-запад. Аэниры, с которых сняли оружие и доспехи, лежали на склоне холма, и воронье слеталось клевать их. Онгист висел, приколоченный к дереву, с разверстыми ребрами. Лучины-распорки удерживали внутри его сердце и легкие. Ему выкололи глаза и вырезали язык.

Маггриг не хуже аэниров знал, какие у них в Валгалле порядки.

Онгист войдет в чертоги Серого Бога немым и незрячим.

Гаэлен и Дива поднялись на последнюю перед Атафоссом гряду. Отсюда открывался хороший вид на водопад, леса, долины и скалистые перевалы.

Вдали, наподобие муравьев, ползущих по зеленому одеялу, колонной двигались люди. Гаэлен плюхнулся рядом с Дивой. Он устал, а она совсем обессилела. Ее самодельные башмаки изодрались о камни, ноги кровоточили, лицо побледнело, золотые волосы висели сальными прядями.

Она уронила голову ему на плечо.

– Я уж и не надеялась, что мы сюда доберемся.

Он молча погладил ее по голове. Рендер вытянулся рядом, положив голову на лапы. Он два дня ничего не ел, и его шерсть утратила блеск.

Трижды они обманывали погоню, прячась то в пещере, то под кустами, то в ветвях старого дуба. Трижды натыкались на замученных, прибитых к деревьям горцев. Дива хотела снять их, но Гаэлен побоялся, что это еще больше насторожит аэниров.

Теперь им только под гору осталось спуститься, чтобы встретиться с кланом. Гаэлен вытер пот с лица, рассеянно почесал белый шрам над глазом. Поглядел еще раз на медленно тянущуюся колонну и вдруг дернулся, как ужаленный. В лесу под ним мелькнула согнутая фигура воина в аэнирском рогатом шлеме.

– О боги, нет! – прошептал Гаэлен.

– Что такое? – Дива оглянулась назад, думая, что враги их снова настигли.

– Там, в лесу, сидят аэниры. Они подстерегают клан, а я не могу предупредить наших.

Дива посмотрела вниз, заслоняя глаза ладонью.

– Я ничего не вижу.

– Я видел только одного, но ясно, что их там много. Пошли скорей. – В отчаянии они побежали вниз по травянистому склону, забирая как можно дальше от леса.

Касваллон внизу приказал колонне остановиться. Впереди лежал Атта, священный друидский лес. За ним, по словам Талиесена, был невидимый мост на остров Валлон. Воевода позвал к себе Леофаса и Бадрейга. Последний, вернувшись с запада, доложил, что аэниры разделились: основное войско быстро движется на восток, более мелкие отряды уходят куда-то в горы.

В пути его разведке попались десятка два аэниров. Горцы убили всех, оставив одного для допроса, но он мало что мог сказать, кроме того, что они гнались за парнем и девушкой. Бадрейг прикончил его и вернулся к своим.

– Не Гаэлен ли это? – предположил он.

– Возможно, – кивнул Касваллон. – А девушка, вероятно, Дива. Разведчики Дирака думают, что зверски убитая горянка, которую они нашли – это Ларена, а она, говорит Агвейн, ушла вместе с Дивой.

– С чего аэнирам вздумалось дробить свои силы? – недоумевал Леофас.

– Бьюсь об заклад, что причина в Маггриге. Старый лис заставил их поплясать.

К ним подошел Талиесен, опираясь на посох. Утренний ветерок шевелил его длинные белые волосы.

– Может, двинемся дальше? Не терпится попасть в без–опасное место.

– Погодим еще. Что ни говори, а их раскол меня беспокоит. Зачем им это надо, Бадрейг?

– Чтобы сойтись где-то еще – другой причины не вижу.

– Да, но где? На западе мы все обшарили.

– Они могли вернуться на юг.

– Или пойти на север, – сказал Леофас.

– Вот и я так думаю, – подтвердил Касваллон, глядя на темный лес впереди.

– Сколько человек может быть в той части их войска, которая затерялась в горах? – спросил Леофас.

– От двухсот до тысячи – но уж точно не больше, – прикинул Бадрейг.

– Значит, мы в кои-то веки не уступаем им численностью, – подвел итог Касваллон. – Станем здесь лагерем, а к ночи зажжем костры. Любое войско, идущее с юга, доберется сюда разве что завтра к полудню.

Бадрейг и Леофас передали приказ по колонне, и женщины принялись собирать хворост, не заходя в лес.

Барса со своими восемью сотнями лучников терпеливо ждал, когда Фарлен разобьет лагерь. Он не был бесшабашным храбрецом, как его единокровный брат Онгист, не имел чутья, которым славился Драда. Он был обыкновенным головорезом и полагался больше на опыт, чем на мозги. Опыт подсказывал, что Фарлены о нем ничего не знают. Его мелкие, тщательно подобранные отряды не были замечены вражеской разведкой и успешно соединились у водопада. Барса верно угадал, каким путем будет двигаться клан, и был втайне доволен этим. Не знал он только, какова цель их похода: все сведения аэниров о севере исчерпывались тем, что здесь где-то близко должно быть море. Получив от Онгиста известие, что Паллиды тоже идут на север, Барса тут же отправил к брату три тысячи воинов, а оставшихся привел сюда, в этот лес.