Текст книги "Эхо Великой Песни"

25

Демоны были сильны и владели ужасным оружием. Жители Небесного Града смотрели на адову орду, и страх овладевал ими. Ра-Хель, царь богов, смотрел, как собираются демоны, и Царица Смерти тоже следила за ними издалека. О братья мои, эта песнь повествует о войне и о героях. Демоны были многочисленны, как листья в темном лесу, но Ра-Хель был богом Солнца, и он воззвал к его власти.

Из Закатной Песни анаджо

Раэль знал, что в любом сражении время решает все. Софарита сказала ему, что Королева Кристаллов будет знать обо всех его планах и передавать их своему полководцу Кас-Коатлю, но это займет некоторое время. В этой небольшой задержке состояло единственное преимущество Раэля.

Алмеки заняли позицию ровно в четверти мили от стен Эгару, за самым пределом досягаемости зи-луков. Еще дальше разместились сорок с лишним блестящих бронзой орудий. Даже солнцестрел не мог достать их на таком расстоянии, а если бы и мог, у Раэля все равно не осталось энергии на сорок разрядов. В лучшем случае – на три.

Межана и Пендар поднялись к Раэлю на городскую стену.

– Почему же они не идут на штурм? – нервно спросил Пендар (разговор происходил поздним утром).

– Пойдут, – ответил Раэль.

В этот самый миг орудия изрыгнули огненные шары. Шары проплыли высоко над рядами алмеков и ударили в стену сразу в трех местах. Обломки камня и человеческие тела полетели вниз. В трехстах ярдах справа от Раэля обвалилась часть стены. Сверху он видел, как алмекские бомбардиры меняют наводку орудий. Теперь все огненные шары стали бить в эту единственную брешь. Сорокафутовой вышины стена выдержала двенадцать залпов, а затем рухнула окончательно, образовав тридцатифутовый проем.

Раэль прокричал приказ Горею и Катиону, и двадцать человек стали спешно разгружать стоящую внизу повозку. Снятый со «Змея» солнцестрел по частям подняли наверх. Лафет с поворотными колесами установили на площадке рядом с Раэлем. На лафет водрузили дуло, и Раэль с Катионом подсоединили золотые провода к энергетическому устройству. Раэль навел орудие на земляную дамбу, препятствующую разливам Луана в сезон дождей.

Ствол начал вибрировать.

Раэль беспокойно поглядывал на орудия алмеков. Сейчас они молчали, но около трех суетились бомбардиры. Раэль понимал, что через несколько минут снаряды полетят прямо в него.

– Отойдите-ка назад, – велел он Межане. – Сейчас мишенью станем мы.

Она тряхнула головой и осталась на месте.

Алмеки ровными рядами двинулись к проему.

Солнцестрел перестал вибрировать, и Раэль, зажмурившись, нажал на спуск. Мощный разряд ударил в дамбу, мгновение спустя грохнул взрыв. Огромное облако пыли поднялось в воздух, и освобожденные воды Луаны хлынули через пробоину на равнину. Река снесла еще шестьдесят футов дамбы. Наводнение началось.

Вода уже плескалась вокруг ног наступающих алмеков, но солдаты, подняв повыше огневые дубинки, продолжали шагать к пролому.

Раэль развернул солнцестрел.

– Поднимите казенную часть, – приказал он Горею и Катиону. Те с помощью еще трех солдат выполнили команду. Теперь ствол орудия лежал на зубцах парапета.

Межане их действия казались почти комичными. Тысячи солдат вот-вот ринутся на штурм, а подвижник-маршал тратит время, возясь с одним-единственным орудием. Если разряд даже попадет во вражеские ряды, то убьет человек двадцать, не больше.

К стене поплыли два огненных шара. Первый разорвался наверху, и по всей стене прокатилась дрожь. Второй, пролетев над головами защитников, попал в крышу склада и поджег ее.

Раэль, держа руку на спуске, смотрел на людей, бредущих по воде к городу.

– Что вы задумали? – подойдя, спросила его Межана.

Вибрация прекратилась.

– Закройте глаза, – велел Раэль и выстрелил.

Разряд ударил в воду перед первой неприятельской шеренгой. Межана открыла глаза и увидела нечто ужасное. По воде бежали голубые искры. Алмеки дергались, точно в конвульсиях, голубое пламя охватывало их одежду, дубинки палили сами собой. Солдаты гибли сотнями, и наступление захлебывалось.

– Еще раз! Только один! – вскричал Раэль, подняв глаза к небу.

Рядом разорвались еще три шара. Межану сбило с ног, и она приподнялась, оглушенная. На двух аватарах горели белые плащи. Пендар, сорвав с себя свой, бросился к ним и сбил пламя. Раэль поднялся на ноги у солнцестрела со страшным ожогом на левой стороне лица.

– Поднимите его кто-нибудь! – крикнул он.

Катион, Пендар и Межана общими усилиями задрали казенную часть, и Раэль нажал на спуск.

Еще один разряд ударил в воду, на этот раз позади.

Голубое пламя заплясало снова. Алмеки повернулись и обратились в бегство, потеряв более двухсот человек.

– Успеем пальнуть еще раз! – усмехнулся Раэль. Кожа отваливалась от его обожженного лица, левая рука покрылась пузырями и почернела.

– Нет, маршал, – покачал головой Катион. – Мы погибнем, если останемся здесь.

– Трус! – крикнул ему Раэль.

– Он не трус, – вмешалась Межана. – Идем. – Она потянула его за правую руку, и он обмяк, привалившись к ней. Вместе с Катионом они повели маршала вниз по лестнице. Пендар помог встать Горею, ослепшему при последнем попадании, и довел его до ступеней как раз вовремя: новый огненный шар снес весь верхний участок стены вместе с солнцестрелом и силовым сундуком.

Катион и Межана усадили Раэля под стеной, и адъютант приложил к ожогу зеленый кристалл. Межана смотрела, как нарастает новая кожа и пропадают пузыри. Раэль вздохнул и взял Катиона за руку.

– Извини. Я тебя оскорбил.

– Ничего. Сидите спокойно. Пусть кристалл делает свое дело.

Пендар рядом с ним лечил кристаллом ослепшие глаза Горея. Катион, занявшийся теперь рукой Раэля, при виде этого ощутил мимолетный гнев, но тут же подошел к вагару и отдал ему свой кристалл.

– Старайся не думать о лечении, – посоветовал аватар. – Сосредоточься на том, что должно быть. Представь себе здоровую, чистую кожу. Представь Горея, каким он был до ранения. Остальное кристалл сделает сам.

– Спасибо, – кивнул Пендар.

Горей со стоном открыл глаза и прошептал:

– Я вижу. Твой должник, парень, – добавил он, взяв за плечо Пендара.

– Кто-то идет сюда, – крикнул солдат со стены. – Позовите подвижника-маршала.

Катион помог Раэлю встать, и они поднялись на стену, перебираясь через обломки.

К городу шел Кас-Коатль, сцепив руки за спиной. Можно было подумать, что он прогуливается – так свободно он держался, не обращая никакого внимания на целящие в него зи-луки.

– Чего тебе надо, алмек? – крикнул Раэль.

– Поговорить, аватар. Впустишь меня в город?

– Да. – Раэль, Катион и Межана прошли по стене и спустились по ближней к пролому лестнице. Кас-Коатль подошел к ним, расплескивая воду, доходившую ему до щиколоток.

– Нельзя ли нам поговорить в более сухом месте?

– И здесь хорошо, – усмехнулся Раэль. – Ты пришел, чтобы сдаться?

Кас-Коатль ответил искренней, веселой улыбкой.

– Давай поговорим наедине. Только ты и я.

– Хорошо. Следуй за мной. – Раэль открыл дверь караульной. Там сидели трое вагаров, закусывая хлебом и бараниной. При виде маршала они вскочили на ноги. – Извините, что помешал, но попрошу оставить нас одних, – сказал Раэль.

Солдаты, захватив еду, вышли, и маршал предложил алмеку сесть.

– Как это ты еще жив со своей кристальной болезнью? – поинтересовался Раэль, разглядывая его стеклянные надбровья и скулы.

– Я нужен Королеве Кристаллов. Она спасла меня, и за это я верно служу ей.

– Моя дочь тоже страдала этой болезнью, но для нее спасителя не нашлось.

Кас-Коатль промолчал, и Раэль через несколько мгновений заговорил снова:

– Зачем ты пришел, алмек?

– Ты был прав, а я нет. Я действительно недооценил вас. Вы не просто смышленые недолюди – вы, в сущности, те же алмеки. А может, это мы – аватары. Моя королева полагает, что нам следует объединиться. Мы многое можем вам предложить, как и вы нам.

– И я должен в это поверить?

– Это чистая правда, Раэль. Своими орудиями я мог бы разнести этот город вдребезги. Мне незачем лгать тебе.

– Мне как-то не по вкусу рыскать по свету, чтобы вырывать у людей сердца.

– Мне тоже. Некоторое количество жертвоприношений необходимо для того, чтобы низшие знали свое место. Но повальная бойня мне претит, и моей королеве тоже. В настоящее время это печальная необходимость, но как только Ану достроит свою пирамиду, нужда в избиениях отпадет. Мы с вами братья, и я не хочу видеть, как гибнут аватары.

– Что будет, если мы договоримся?

– Мои войска займут оба города, но никому из аватаров вреда не причинят.

– А вагары?

– Пирамида Ану еще не достроена, а моя королева голодна. Пусть эти недочеловеки не волнуют тебя, Раэль. Если у тебя среди них есть любимцы, возьми их к себе домой, и их не тронут.

– Я не могу принимать подобное решение в одиночку, Кас-Коатль. Я должен посоветоваться со своим народом.

– Разумеется. Даю тебе срок до рассвета и призываю тебя принять мудрое решение.

Глубоко обеспокоенный Талабан несколько раз подходил к каюте Софариты. Она велела ему оставить ее в покое, но он слышал, как она стонет от боли. Ро сказал, что она не выдержит двадцатидневного путешествия, и теперь Талабан этому верил.

Не имея возможности увеличить скорость «Змея», он сидел у себя, снова и снова ломая голову над этой задачей.

К нему пришел Ро, и они обсудили, как можно уменьшить вес судна, выбросив все лишнее за борт. Но даже отправив в море мебель, оружие, а заодно и команду, они сократили бы переход не больше чем на сутки.

В сумерках к ним присоединился Пробный Камень, который ничего не предлагал и сидел молча, слушая их разговор.

– Будь здесь Ану, он ускорил бы Танец Времени, – сказал Ро.

– А будь у корабля крылья, и горя бы не было! – рявкнул Талабан, но тут же устыдился. – Извини, кузен. Я устал и не в себе.

– Мы приведем его сюда, – молвил Пробный Камень.

– Кого его? – осведомился Талабан.

– Святого Мужа.

Талабан, сдерживаясь, потер глаза.

– Ты предлагаешь повернуть назад и попросить Ану отправиться с вами?

– Нет. Волшебство не в теле, а в духе. Мы приведем дух.

– Каким же образом ты намерен совершить это чудо? – спросил Ро.

– Одноглазый Лис, – ответил анаджо, глядя на Талабана. – Мы полетим. Как тогда.

– В тот раз мы чуть не погибли оба, но я согласен. Это единственный выход.

Пробный Камень сел на ковер посреди каюты, Талабан уселся напротив него. Они положили руки на плечи друг другу и соприкоснулись лбами.

Талабан успокоил свой ум и вошел в транс, ища фокус без сосредоточения, слияния противоположностей, замыкания круга. Как и в прошлый раз, его закружило, и множество радуг вспыхнуло вокруг него и в нем самом. Он снова услышал музыку, барабанную дробь вселенной, шепот космических ветров.

Он и Пробный Камень вновь слились воедино и позвали к себе Одноглазого Лиса, повторяя его имя в такт биению вселенной и посылая эту песнь через пустое пространство.

Время утратило смысл, радужные краски слились в голубизну летнего неба, и Талабан увидел под собой лес, откуда к ним неспешно поднималась струйка серого дыма. Достигнув их, дым преобразился в фигуру шамана, и Одноглазый Лис спросил:

– В чем ваша нужда, братья мои?

Талабан рассказал. Дымовая фигура взяла за руки их обоих, и вокруг снова замелькали краски. Потом метель утихомирилась, настала ночь, и они очутились в маленькой хижине, где молился, стоя на коленях, глубокий старец.

Он поднял глаза на пришельцев. Его дряхлость и немощность поразили Талабана. Вокруг старца вспыхнул голубой ореол, и дух Ану вышел из тела.

– Я знаю, что вам нужно, – сказал он.

– Можешь ли ты помочь нам? – спросил Талабан.

– Могу, Талабан, но за это придется заплатить дорогой ценой.

– Какой?

Дух Ану коснулся призрачной рукой лба Талабана, и тот один услышал последующие слова:

– Нет предела могуществу Музыки и нет предела ее разрушительной силе. Я за пятьсот лет научился управлять ею. Я не могу бросить пирамиду и сотворить чары в другом месте – у меня на это нет сил. Но у тебя они есть. Я вложу в тебя свое знание, и ты создашь Музыку на борту «Змея», но ценой за это будет твоя жизнь. Невозможно научить тебя за пару часов тому, что у меня заняло пять столетий. Музыка пожрет тебя, как раковая опухоль, и жизнь твоя продлится не долее нескольких дней. Понимаешь?

– Понимаю.

– И ты согласен умереть?

Талабан подумал о страдающей на «Змее» женщине, подумал об опасности, грозящей его народу, и ответил просто:

– Да.

– Тогда да будет так.

Из пальцев Ану хлынул жар, проникая в голову Талабана. Воину показалось, что все яркие краски вселенной разом вспыхнули в его черепе, и он зашатался. Перед ним промелькнул целый рой образов, а потом началась Музыка, величественный хорал, сплетающий воедино миллионы звуков. Постепенно она делалась проще, и Талабан стал слышать только двенадцать нот, затем пять, затем всего одну.

– Когда вернешься на корабль, – заговорил Ану, – найди флейту – они есть почти у каждого матроса. Войди с ней в сердце-камеру и излей Музыку на сундук. Когда в кристаллах вспыхнет живое пламя, ты будешь знать, что Танец начался.

– Как скоро мы сможем пересечь океан?

– За два дня.

– И как долго я проживу после этого?

– Неделю, не больше, – помолчав, ответил Ану.

– Спасибо тебе, Святой Муж.

– Мы еще встретимся с тобой, Талабан, – за пределами этой жизни.

Ану убрал руку, радуги вспыхнули снова, и Талабан очнулся.

– Ну что, нашли вы Ану? – спрашивал Ро. – Он здесь?

– Да, нашли. Теперь мне надо найти флейту. – Талабан встал и медленно вышел.

– Что произошло? – спросил Ро у Пробного Камня.

– Не все знаю. Святой Муж говорил только с ним.

– А когда мы прибудем к берегу?

– Через два дня.

– Есть! – Ро потряс кулаком в воздухе, но тут заметил, что Пробный Камень не разделяет его восторга, и спросил на анаджо: – Что-то не так?

– Я не знаю, но на сердце у меня тяжело, – ответил Пробный Камень.

Софарита лежала на полу своей каюты, поджав колени, обхватив себя руками. Ее сотрясала крупная, конвульсивная дрожь.

Никогда еще в своей недолгой жизни она не страдала так и не испытывала такого голода. Она как будто умирала от голода на пиру, среди изобилия восхитительных яств.

Новая судорога свела ей живот, и она закричала. Это сменилось ознобом, и Софарита заползла в постель, но даже теплые одеяла ее не спасали. Смутно, сквозь завесу боли, она вспомнила, как Алмея пыталась убить ее. Тогда Ро согрел ее своим телом.

Теперь все было иначе. Теперь ее убивало собственное изголодавшееся естество.

Ро предупреждал ее, что отдаляться от городских кристаллов для нее опасно, но она не представляла, как это будет тяжело. «Возьми немножко энергии из корабельного сундука, – вопило все ее существо. – Совсем чуточку!»

Она противилась искушению, потому что знала: стоит ей поддаться своим желаниям, и она мигом вытянет из корабля все до капли.

Когда боли только начались, она попыталась избавиться от них, освободив свой дух, но не смогла. Судороги мешали сосредоточиться, запирая ее в пыточной клетке тела.

Талабан дважды за день подходил к ее двери, но она не открыла ему. Даже сквозь дверь она чувствовала сладостную пульсацию его жизненной силы, и жажда поглотить эту жизнь ужасала ее.

Помимо воли она перебирала в уме корабельную команду и думала, что не все они хорошие и честные люди. Она видела их мысли, когда поднялась на борт. Есть среди них негодяи, жестокие к своим близким. Никто по ним плакать не станет.

«Нет! Их жизни принадлежат им, а не тебе!»

«Они твои. Ты богиня. Ты нужна, а они нет. Их жизни послужат великому делу – истреблению Королевы Кристаллов».

Это звучало убедительно.

Сев, Софарита завернулась в одеяло и задумалась о том, кто же из матросов всех хуже, но судорога опять впилась в нее огненными иглами, заставив скорчиться и закричать.

Теперь Софариту бросило в жар. Откинув одеяло, она налила себе воды и выпила залпом.

Дверь открылась, и вошел Ро.

– Уходи, – сказала Софарита. – Мне радо… работать.

– Что это за работа, Софарита?

– Уйди прочь, тебе говорят! – Она вскинула руку. Ро пролетел по воздуху и грохнулся о стену. Он сполз на пол и поднялся, держась за косяк.

– Я знаю, ты страдаешь, но это скоро кончится. Ану научил Талабана, как ускорить Танец Времени. Мы пересечем океан всего за два дня.

– Мне надо… поесть! – Ей рисовались лица тех, кого она намеревалась погубить.

– Как Алмее. Зря мы не захватили с собой ребенка – сейчас мы похоронили бы его. Живым – чтоб кричал.

– Не серди меня, Ро.

– Пусть даже Алмея со всем своим злом погибнет – это ни к чему не приведет, если ты станешь такой же, как она. Но ты не такая. Ты лучше. Ты сильнее. Если тебе так нужна чья-то жизнь, возьми мою. Она твоя. Я отдаю ее тебе без принуждения.

Она качнулась к нему.

– Зачем? Зачем ты это делаешь?

– Чтобы уберечь тебя от человекоубийства.

Она посмотрела на него, и на миг ей сделалось легче.

– Зло – это яд, – продолжал он, – поэтому им нельзя пользоваться. Победить зло его же оружием – значит заменить одно зло другим. Я верю, что силой тебя наделил Исток, и она не должна быть запятнана.

– Что же мне делать? Голод терзает меня.

– Скоро мы будем на месте. Мужайся.

– Что же будет, когда – если – я впитаю в себя силу Алмеи? Что станет со мной тогда?

– Ану достроит свою пирамиду, и ты насытишься.

Услышав это, она рассмеялась, горько и презрительно.

– Его пирамида убьет меня! Она вырвет у меня душу. – Произнеся это, Софарита побелела и прошептала: – О нет! Что я наделала!

Ро молча смотрел на ее исказившееся лицо.

– Я обрекла на гибель их всех. Алмея была здесь и слышала меня! О небо!

– Что такое могла она услышать?

– Пирамида Ану предназначена не для того, чтобы питать кристаллы. Совсем наоборот. Она выпьет из них всю энергию. Он строит оружие против Алмеи. Наше путешествие всего лишь уловка, придуманная, чтобы отвлечь внимание Королевы Кристаллов на меня. – Софарита вскрикнула от новой судороги. – Я не могу жить без пищи, Ро! Я не выдержу!

Он нежно взял ее за руку.

– Давай сядем на пол, и я проведу тебя через Шесть Ритуалов. Мы обретем покой. Мы победим, Софарита. Перелей в меня свою боль и свой голод, и мы сразимся с ними вместе.

– Это погубит тебя, – прошептала она.

– Посмотрим.

Держась за руки, они опустились на ковер.

Зал Подвижников использовался редко – разве что для особо торжественных церемоний или для панихид по аватарам, достойно прожившим свои несколько веков, что, к счастью, случалось нечасто. Зал с высокими окнами и сиденьями вдоль стен занимал весь низ Библиотеки. При Верховном Аватаре он предназначался для театральных представлений и мог вместить восемьсот человек.

Теперь он был полон едва ли наполовину. Оставшиеся аватары со своими семьями собрались послушать подвижника-маршала. Раэль стоял в середине зала, оглядывая присутствующих. Аватары редко собирались все вместе, и при каждой такой оказии Раэль сознавал, как их все-таки мало. Только шесть женщин держали на руках грудных младенцев. Дети постарше играли на галерее под присмотром двух матерей.

Когда наконец пришли все – кроме двадцати человек, отплывших на «Змее», – Раэль призвал к тишине и рассказал собранию о предложении Кас-Коатля. Союз с алмеками. Новая жизнь в единстве с братским народом. Он дал понять, что верит в искренность слов алмека, и на этом пока закончил.

– Я выскажусь еще раз по завершении дебатов, – сказал он, – а сейчас готов ответить на ваши вопросы.

– Что заставило их передумать, Раэль? – спросил Никлин.

– Думаю, что главное здесь – работа Ану. Королева Кристаллов узнала о его талантах и поняла, что, впитав его мудрость и знания, обеспечит себе вечную жизнь.

– Почему же ты сразу не согласился? – спросил Капришан.

– Об этом я скажу позже.

Высоко в задних рядах подняла руку Мирани.

– Да, госпожа моя? – сказал Раэль.

– Как намерены алмеки поступить с населением двух городов? Насколько я знаю, они оставляют за собой только руины и груды трупов.

– Вагаров они намерены перебить, – ровным голосом ответил Раэль. – Как сказал Кас-Коатль, его королеве нужно чем-то питаться, пока пирамида Ану не начнет подавать энергию.

– Значит, они предлагают нам жизнь ценой измены?

– Да, – ответил Раэль, и Мирани, встретив его взгляд, умолкла.

– Знает ли Ану о ситуации, в которой мы оказались? – спросил кто-то из мужчин.

– У нас нет возможности связаться с ним.

Руку поднял синебородый Горей.

– Как вам известно, – начал он, – я здесь один из старейших. Я видел много войн и несчетное количество битв. Мой вопрос таков: верит ли подвижник-маршал, что мы сможем выиграть эту войну?

– Да. Я верю.

– Тогда я задам второй вопрос: что будет с нами в случае победы?

– На это я не могу ответить, Горей. Я не знаю. Есть еще вопросы?

– Сможем ли мы вернуть себе власть, когда работа Ану будет завершена? – встав, спросил Никлин.

– Вряд ли, – признал Раэль. – Наше время как властителей истекло. Хуже того, я не думаю, что вагары позволят нам и дальше сохранять бессмертие. Найдутся многие, которые захотят отомстить нам за прошлые обиды, а другие воспротивятся нашему долгожительству из зависти. Если мы все-таки победим, нам придется искать себе дом в другом месте.

– Если мы не заключим союз с алмеками, – вставил Капришан.

– Да, верно.

Все молчали, и Раэль, выждав несколько мгновений, заговорил снова:

– Перейдем к обсуждению. По нашему обычаю, я попрошу выступить двух человек. Один из них выскажется за союз с алмеками, другой против. Привести свои доводы в пользу принятия предложения Кас-Коатля я прошу подвижника Капришана.

Капришан вышел на середину зала и стал лицом к собранию.

– Мне кажется, здесь нечего обсуждать. Мы не защищаем больше наши дома и нашу землю, ибо земли у нас нет, а дома и все имущество будут отняты у нас в случае победы над алмеками. Однако забудем на время о войне и о наших близких, которых мы успели на ней потерять. Вспомним, как мы впервые услышали об алмеках. Тогда мы узнали, что они такие же аватары, как и мы. Мы надеялись, что они примут нас, как братьев, и мы вместе будем править этим дикарским миром. Отчего же мы отказались от той своей надежды? И что сулит нам продолжение войны? Мы станем изгнанниками – если, конечно, вагарам не придет в голову перебить нас, когда война будет выиграна. Мы будем странствовать по морям и рыть землянки на каком-нибудь чужом берегу, и гнуть спину на полях, как крестьяне. Многие ли из нас хоть что-то смыслят в земледелии? Многие ли умеют выращивать и забивать скот? Кто здесь способен построить дом, соткать кусок полотна, сколотить стул?

Мы боги, друзья мои, а боги не опускаются до подобных низменных занятий. На то есть слуги и крестьяне, возделывающие нашу землю.

Итак, алмеки намерены убить сколько-то вагаров. Почему это должно нас волновать? Их жизни по сравнению с нашими длятся лишь несколько мгновений.

Правда в том, что поражение алмеков станет и нашим поражением. Следовательно, мы должны объединиться.

Капришан вернулся на свое место, провожаемый рукоплесканиями, и Раэль снова вышел на середину.

– Оппонентом я попрошу выступить Вирука.

Вирук, сидевший двумя рядами выше, сошел вниз с озадаченным видом.

– Но я согласен с Капришаном. Почему я?

– Потому что ты садовник, – сказал Раэль и отошел в сторону.

Вирук стоял посреди зала под взорами безмолвных аватаров. Только что, слушая речь Капришана, он соглашался с каждым его словом. Любые возражения казались ему бессмысленными, однако Раэль попросил его выступить оппонентом. Подвижник-маршал выбрал его, и Вирук чувствовал себя польщенным, ибо Раэль был единственным человеком, к которому он питал уважение. Вирук по-своему любил его так, как никогда не любил собственного отца, и не хотел бы его подвести.

Все ждали, когда Вирук заговорит, он же не имел понятия, о чем говорить. Слова Раэля казались ему загадочными. Какое отношение имеет садоводство к союзу между алмеками и аватарами?

– Кажется, у нашего кузена возникли некоторые затруднения, – заметил Капришан. По залу прошел нервный смешок. Вирук улыбнулся и вдруг понял, чего ждет он него Раэль.

– Я вспоминал свой сад, – начал он, – со всеми его цветами, кустарниками, козявками и червячками. Знаете ли вы, какую важность имеет самый маленький червячок? Ведь он проделывает ходы, по которым воздух проникает в землю и питает ее. А летучие насекомые, которые так досаждают нам в городе в летнюю жару, опыляют растения, позволяя им плодоносить и радовать взоры грядущих поколений. В моем саду все гармонично, все связано с ростом и продолжением жизни. Это большое целое, где каждая частица имеет свою цель. Но я безжалостный садовник. Растения, не желающие цвести, я удаляю вместе с сорняками, и мой сад благоденствует.

У каждого растения своя роль. Аромат привлекает бабочек и помогает опылению, широкие листья сберегают влагу и затеняют почву. А увядшие листья и лепестки уходят в землю, утучняя ее для будущей поросли.

Голос Вирука зазвенел.

– Вся земля, вся наша планета – это сад, а мы в нем растения. Вот только какого рода? Две тысячи лет назад один из аватаров изобрел письменность и дал людям возможность общаться, не прибегая к устной речи. Полторы тысячи лет назад другой аватар открыл связь, существующую между кристаллами и солнечным светом. Еще через триста лет три математика, изучающие тайны звезд, открыли Великую Песнь. С помощью ее Музыки мы творили чудеса на погибшем ныне континенте. В то время, друзья мои, мы были ценными растениями. Мы научили мир письму и земледелию. Мы победили болезни, а затем и саму смерть. Мы были подобны плодовым деревьям, выросшим на голом камне. Мы питали мир своим знанием.

Вирук помолчал и обвел глазами публику.

– Но это было давно. Чем мы стали теперь – мы, новаторы, изобретатели, подвижники? Во имя чего мы подвизаемся? Что мы даем саду? Мы находимся на грани вымирания, и единственный довод, который наш кузен Капришан находит в пользу союза с врагом, – это наша никчемность, не позволяющая нам выжить в одиночку. Мы, давшие миру цивилизацию, не можем смастерить стул. Мы, одевавшие невежд знанием, не способны ткать. Какую же роль в таком случае мы исполняем в общем саду? Мы больше не плодоносим и даже не цветем. Мы солома, мертвая и давно высохшая.

Поймите меня правильно, аватары: с алмеками дело обстоит точно так же. Они ничего не дают миру – они берут. Они никого не кормят – они поедают. Да, они такие же, как и мы, и Садовник выполет их с корнем, как и нас.

Теперь я отвечу на вопросы Капришана. Да, я разбираюсь в земледелии, я умею выращивать скот и забивать его. И мне случалось делать стулья, столы, а однажды и кровать. Ткать я, правда, не умею, но если будет нужда, научусь.

Я призываю собрание отвергнуть предложение алмеков.

Вирук в полной тишине вернулся на свое место, а Раэль опять вышел на середину.

– Приношу благодарность моим уважаемым кузенам. Теперь слово принадлежит мне, как подвижнику-маршалу. За последние десятилетия мы сумели убедить себя в том, что вагары – недочеловеки, а следовательно, природные наши рабы. На себя мы смотрели как на благожелательных родителей, руководящих неразумными детьми. Первая концепция, как я понял в последние дни, – это заблуждение, вторая – самообман, но именно на ней я хотел бы остановиться. Если мы в самом деле добрые родители, можем ли мы отдать своих детей на заклание? Думаю, что нет.

Алмеки, несмотря на свои знания и свою развитую цивилизацию, пали, уступив злу. Уверен, что сами себя они не видят в этом свете, тем не менее это так. Объединиться с ними значило бы уступить тому же злу, приняв его в свою жизнь. Я по совести не могу пойти на это. Я намерен сражаться с ними и победить их. Если собрание проголосует за союз, я откажусь от своего аватарства, отдам свои кристаллы и буду сражаться рядом с вагарами. – Раэль сделал паузу, перевел дух и закончил: – Объявляю перерыв на три часа, чтобы вы могли обсудить это между собой. В полночь мы соберемся снова и проголосуем. Тех, кто остается солдатами империи, прошу пройти со мной в оружейную палату Музея.

Сто двенадцать аватаров поднялись с мест, и Мирани, присоединившись к ним, взяла мужа за руку.

– Я горжусь тобой, Раэль, и никогда не любила тебя больше, чем в эту минуту.

Он, нагнув голову, поцеловал ее.

– Пока ты со мной, я ничего не боюсь.

– Тогда я всегда буду рядом.

Оружейная размещалась в холодном, сыром, лишенном окон подвале. Паутина затянула дверные проемы и расставленные вдоль стен доспехи, в воздухе висела пыль. На лестнице и в самой оружейной горели лампы, и доспехи тускло отсвечивали серебром.

– Эту броню носила некогда гвардия Верховного Аватара, – сказал подвижник-маршал. – Доспехи были выкованы две тысячи лет назад и в последний раз использовались во время Кристальной Войны.

Вирук снял с ближнего деревянного каркаса шлем с серебряными крыльями и стер с него паутину. Шлем был сделан из неизвестного Вируку металла и оказался легче, чем он ожидал. Воина защищали выпуклое забрало и шейный щиток. Панцирь, скованный из серебряных полос, имел кожаную подкладку; набедренники и поножи надевались поверх кожаных штанов.

– Слишком громоздкие, чтобы носить их, – заявил Вирук.

– Я предназначаю их не для защиты, – ответил Раэль. Взобравшись на стол, он обратился к присутствующим: – Преимущество алмеков заключается в их огневых дубинках и в орудиях, стреляющих огненными шарами. Нам известно, что для работы того и другого требуется большое количество черного порошка. Если мы сумеем уничтожить этот источник энергии, вагарам будут противостоять восемь тысяч воинов с мечами, только и всего.

– Только и всего? – повторил Вирук. – И почему вагарам? Что ты предлагаешь, кузен?

– Я хочу повторить то, что сделал Банель в последней битве Кристальной Войны. – Между аватарами прошел ропот. – Вслух ничего не говорите, – предостерег их Раэль. – Быть может, Королева Кристаллов следит за нами.

– Вы хотите повторить этот подвиг, Раэль, – вышел вперед Горей, – но что, если большинство проголосует за союз с алмеками?

– Думаете, они так проголосуют? – спросил Раэль.

Горей промолчал, а Вирук ответил:

– Еще бы! По-твоему, жирный телец станет голосовать за нож мясника?

– Я надеюсь, что мой народ сделает достойный выбор, – сказал Раэль.

– Я люблю тебя, кузен, – засмеялся Вирук, – но с годами ты стал романтиком. Не бойся: в той банельской затее я с тобой.

– Я тоже, – кивнул Горей.

Остальные молчали. Раэль, обведя взглядом их лица, понял, что Вирук верно оценил настроение аватаров. Никто из них не хочет продолжать войну.

– Мне доспехи не понадобятся, – подал голос стоявший позади Капришан.

– Да они на тебя и не налезут, жирный ты ублюдок, – парировал Вирук.

В этот миг над ними прокатился гром, и по потолку оружейной побежали трещины.

– Праведное небо, они опять атакуют! – вскричал Горей.