Текст книги "И все-таки она плоская! Удивительная наука о том как меняются убеждения, верования и мнения"

Решение не иметь большой семьи стало нормальным. Решение вступить в брак по любви – тоже. И решение развестись из-за отсутствия любви теперь тоже воспринималось как норма. Как и решение иметь детей без вступления в брак или вообще не иметь детей. Как и желание просто жить вместе. И не выбрать ничего из этого также стало нормальным. И все эти изменения произошли очень быстрыми темпами.

* * *

Лучший признак того, что адаптация к изменившейся среде происходит в больших масштабах и, следовательно, социальные изменения неизбежны, – это широкое распространение в обиходе принципиально новых понятий. Например, термин «дежурный водитель» был придуман в рамках Гарвардского алкогольного проекта, нацеленного на искоренение вредных привычек, а затем использован в таких популярных телевизионных сериалах, как «Чирс» (Cheers) и «Закон Лос-Анджелеса» (L. A. Law). Зрители наблюдали за поведением человека, которого называли этим словосочетанием, и этот образ внедрился в массовое сознание. Если вы усвоили этот термин и начали им пользоваться, у вас возникал диссонанс с желанием выпить и сесть за руль. Зачем нужно создавать термин для обозначения человека, который развозит по домам своих выпивших друзей, если раньше было абсолютно нормально выпить и сесть за руль? Чтобы устранить диссонанс, пришлось обновить прежние представления: теперь человек, который выпил, за руль не садится. По данным проекта, после того как этот термин вошел в обиход в 1988 году, количество смертельных аварий, связанных с употреблением алкоголя, за четыре года снизилось на 24 процента, что говорит о чрезвычайно быстром изменении привычек. Сегодня большинство американцев утверждают, что хотя бы раз в жизни выступали в роли дежурного водителя[186]186
  В роли дежурного водителя: «Designated Driver Campaign: Harvard Center Helped to Popularize Solution to a National Problem», Harvard School of Public Health, June 1, 2010. https://www.hsph.harvard.edu/news/features/harvard-center-helped-to-popularize-solution-to-a-national-problem; «Harvard Alcohol Project: Designated Driver», Harvard School of Public Health, May 20, 2013. https://www.hsph.harvard.edu/chc/harvard-alcohol-project.


[Закрыть].

Кваме Энтони Аппиа в своей книге The Honor Code («Кодекс чести») утверждает, что более широкий взгляд на понятие достоинства напрямую привел к отмене рабства в Великобритании. Достоинство в XVI веке считалось привилегией высших сословий. Многие философы того времени, и в частности Томас Гоббс, безо всяких сомнений утверждали, что одни люди обладают большим достоинством, чем другие. Идея иерархического устройства мира была общепризнанной истиной. Во всем, от растений до людей, существовала вертикальная структура, и на самом деле между теми и другими была связь: крестьяне питались грязными растениями, растущими под землей, а дворянство – прекрасными плодами, созревающими высоко на деревьях. Людям той эпохи даже не могла прийти в голову мысль, что человек, изготавливающий свечи из животного жира, может обладать таким же достоинством, как и король.

Аппиа определяет честь и достоинство как состояние, в котором пребывает заслуживающий уважения человек. Кодексы чести того времени не могли поддержать идею о том, что все люди заслуживают чувствовать себя достойными просто потому, что они люди. Но в связи с развитием технологий и появлением фабрик, благодаря чему повысилось материальное благосостояние и политическое влияние рабочих, возникла концепция рабочего класса. Это была новая категория, и люди, которые в нее вошли, потребовали представительства в органах власти и уважения со стороны общества.

В связи с этим само понятие уважения стало гораздо более широким, чем прежде. А по мере того, как аналогичные идеи накапливались и побеждали, стало как-то странно считать человека более достойным только потому, что он родился в определенном экономическом слое. Определение достоинства было пересмотрено. Вскоре оно охватило целый новый класс общества, затем пол, затем расу, а затем и все человечество. Аппиа говорит, что, как только достаточное количество людей начали разделять представление, согласно которому все люди заслуживают чувства собственного достоинства, новая общепринятая модель реальности больше не смогла поддерживать отклонения от нормы, порожденные институтом рабства[187]187
  Порожденные институтом рабства: Kwame Anthony Appiah, The Honor Code: How Moral Revolutions Happen (New York: W. W. Norton & Co, 2011).


[Закрыть].

Таким же образом исчезла и практика дуэлей. Для человека, жившего в конце XVIII века, главным в жизни была честь. Иметь честь – значит занимать достойное положение среди товарищей. Честь нельзя было заслужить, она не имела степеней и уровней – честь либо есть, либо ее нет. Люди с подобными убеждениями жили, по словам Аппиа, «в мире чести», и этот термин был своего рода нравственным законом. Людям в мире чести должно быть стыдно, если они не соответствуют его стандартам. Если ты не чувствуешь стыда, значит у тебя нет чести, а бесстыдный – это самый низкий человек. Если кто-то проявлял к вам неуважение, называл лжецом или каким-то образом намекал другим, что у вас нет чести, сначала вы должны были потребовать извинений, но если оскорбление было серьезным, вызывали обидчика на дуэль. В вас должны видеть того, кто скорее рискнет своей жизнью, чем прослывет непорядочным и, следовательно, бесчестным.

Дуэли с давних пор подвергались осуждению, и к XIX веку большинство ученых и посвященных заявляли, что для современного общества они неприемлемы. Тем не менее, сотни дуэлянтов ежегодно гибли, стреляясь друг с другом из-за оскорблений. Так как случилось, что дуэли исчезли? Сыграли свою роль газеты. Появление печатного станка и его широкое внедрение привело к всплеску грамотности и появлению новых средств массовой информации. Газеты публиковали статьи о видных членах общества, которым сошло с рук убийство. Они высмеивали существующий порядок. Они рисовали карикатуры. Но в то же самое время из желания подражать высшему классу некоторые богатые торговцы и купцы тоже начали биться на дуэлях.

В течение целого столетия дуэль была способом, которым дворяне демонстрировали свою исключительную честь простым людям. Когда дуэли стали вызывать насмешки и считаться чем-то примитивным, аристократия отказалась от них менее чем за поколение. При описании исчезновения дуэли как социальной нормы Аппиа цитирует Оскара Уайльда: «Пока война считается злом, в ней всегда будет очарование. Если же ее будут рассматривать как нечто тривиальное, она потеряет свою популярность». Как сказал один историк, когда «важные джентльмены выходят на поле чести только для того, чтобы молодое поколение их осмеяло – такого не выдержит ни один обычай, даже самый древний и освященный традицией[188]188
  «Важные джентльмены выходят»: Steven Pinker, The Better Angels of Our Nature: Why Violence Has Declined (New York: Penguin Books, 2012).


[Закрыть].

Один из любопытных аспектов перехода от одной системы взглядов к другой заключается в том, что, когда мы начинаем видеть происходящее в новом свете, все, казавшееся прежде ненормальным и не вписывающимся в реальность, находит свое объяснение и становится просто фактом. Мы перестраиваем свои категории, создаем новые и включаем в них уже другие, уточненные определения.

Кун назвал это «взять палку за другой конец». У нас та же информация, что была раньше, но мы обращаемся с ней по-другому. В самих понятиях рабства, дуэли, вождения в нетрезвом виде, любви и брака ничего не изменилось – изменилось то, к каким категориям мы это относим.

Около 86 процентов жителей Великобритании, которые при опросе в декабре 2019 года отказались прививаться против COVID-19, в апреле 2021 года заявили, что передумали[189]189
  Около 86 процентов жителей: Frank Langfitt, «The Fight to Change Attitudes toward Covid-19 Vaccines in the U. K.», NPR, April 19, 2021, accessed March 4, 2022. https://www.npr.org/2021/04/19/988837575/the-fight-to-change-attitudes-toward-covid-19-vaccines-in-the-u-k.


[Закрыть]. Что же произошло в этом случае, и как мы можем использовать этот опыт?

Если кратко, то, по словам исследователей, дело было в доверии – мы живем не в мире постправды, а в мире постдоверия. Общее недоверие к средствам массовой информации, науке, медицине и правительству резко снижает вероятность, что человек сделает прививку, сколько бы информации вы ему ни предоставили, особенно если люди, которым он доверяет, разделяют его отношение.

Как и в Соединенных Штатах, в Великобритании больше всего колебались люди с негативным отношением к властям. По сообщению NPR: «Поток дезинформации нашел благодатную почву среди части чернокожих британцев и выходцев из Южной Азии, чьи предки выросли во времена Британской империи и скорее всего не доверяли системе… Кроме того, история использования расовых и этнических меньшинств для испытаний лекарств усиливала скептицизм людей»[190]190
  «Усиливала скептицизм людей»: Frank Langfitt, «The Fight to Change Attitudes toward Covid-19 Vaccines in the U. K.», NPR, April 19, 2021. https://www.npr.org/ 2021/04/19/988837575/the-fight-to-change-attitudes-toward-covid-19-vaccines-in-the-u-k. Greg Satell, Cascades: How to Create a Movement That Drives Transformational Change (New York: McGraw-Hill Education, 2019).


[Закрыть].

Так как же удалось развеять это недоверие? Вместо агитации и пропаганды вакцину просто начали распространять в мечетях.

Для тех, кто среди самых недоверчивых сомневался чуть меньше прочих, одобрения авторитетных представителей их религии было достаточно, чтобы они сделали прививку. За первые несколько дней вакцинировано было более пятнадцати тысяч человек. Затем группа привившихся стала оказывать влияние на следующую, более других склонную к сомнениям. После этого все, кто еще колебался, увидели, что не только религиозная элита выступает за вакцинацию, но и многие их товарищи. Дальше перемены пошли каскадом, когда каждая группа колеблющихся влияла на следующую, которая сомневалась сильнее, и так до тех пор, пока отношение не изменилось в масштабах всего населения.

Каждая группа, изменившая свое отношение, увеличивает общую численность тех, кто принял новые взгляды, благодаря чему усиливается их влияние на всех остальных. Так возникает сетевой эффект, который иногда называют диффузией или перколяцией (просачиванием) – он и является движущей силой всех основных изменений общественного мнения. В больших группах людей мнение меняется в следующей последовательности: от первых носителей новых взглядов к первым последователям, от группы последователей к сомневающимся. Это всегда происходит именно в таком порядке. Весь секрет в том, чтобы как можно раньше привлечь достаточное количество первых последователей, которые при этом глубоко связаны со всем остальным сообществом. Тогда их мнение повлияет на других, и появится возможность создать влиятельную социальную группу, способную запустить каскад изменений во всем сообществе.

Вывод: исследователи полагают, что для изменения настороженного отношения к вакцинам или чему угодно другому нужно выявить сомневающихся и определить, каким структурам они больше всего доверяют, а затем распространить новые знания (или вакцину) от имени этих структур, наиболее привлекательных для тех или иных социальных групп в составе сообщества.

* * *

В социуме со сложной организацией на каскады изменений влияет множество факторов, но важнее всего то, насколько каждый из людей, регулярно взаимодействующих друг с другом, способен поддаться влиянию окружающих.

Ранее в этой книге мы говорили об исследованиях эмоционального переломного момента, после которого мозг больше не может оправдывать отклонения в рамках прежней модели и вынужден приспосабливаться к новой. Этот порог варьируется у разных людей. Социолог Марк Грановеттер называет его «порогом сопротивления»[191]191
  «Порогом сопротивления»: Mark Granovetter, «Threshold Models of Collective Behavior», The American Journal of Sociology 83, no. 6 (May 1978): 1420–43.


[Закрыть]. В любой группе часть людей будут ранними последователями, другие – упрямыми уклонистами, многие же займут промежуточное положение.

Представьте группу людей, которым нужно войти в университетскую аудиторию. Аудитория пуста, но первый пришедший человек сознательно не предпринимает попытку открыть дверь и посмотреть, что за ней. Причина, по которой он не хочет этого делать, связана с его характером, создающим, как говорят социологи, определенный внутренний сигнал.

Возможно, в первую неделю учебы в университете он открыл дверь и заглянул в аудиторию, где еще продолжалось занятие. Все, кто там был, повернули головы в его сторону и засмеялись. Он очень сильно смутился и теперь чрезмерно осторожен. Сегодня он решил просто постоять у двери и поиграть в игры на телефоне в ожидании, когда предполагаемое занятие закончится. Тем временем подходит следующий студент, который никогда не испытывал подобного смущения, но он не хочет говорить с незнакомцем, опасаясь сказать глупость, а потому, даже не глядя на него, тоже начинает играть в телефоне где-нибудь в углу. Потом приходит студентка, которая, приходя первой, всегда без проблем проверяет, свободна ли аудитория. Но поскольку тут уже ждут два человека, она предполагает, что они в курсе дела, и в своем поведении следует их примеру. Она игнорирует свой внутренний сигнал, подчиняясь силе внешнего сигнала.

И вот перед нами уже разворачивается каскад. Каждый, кто приходит следующим, просто подражает в своем поведении другим сообразно своему личному порогу подчинения. Поведение первого студента было основано на прошлом опыте столкновения с подобной ситуацией в реальной жизни. Вторым студентом двигала социальная тревога, связанная с его прошлым опытом взаимодействия в социуме. Третья участница исходила из количества людей, стоящих перед ней в текущей ситуации. Дальше каскад становится самораспространяющимся. Каждый следующий человек просто повторяет поведение предыдущих, и чем дальше – тем больше нужно смелости и инициативы, чтобы прервать этот каскад – вот почему чем больше в нем участников, тем его влияние сильнее.

Четвертый, пятый, шестой студенты тоже будут вести себя так же, как и впереди стоящие. И чем больше людей соберется, тем все меньше вероятность, что вновь прибывший окажется тем человеком, которому все равно, что о нем подумают, если он окажется в неловком положении. Безопаснее предположить, что у всех ожидающих есть веские причины для такого поведения, даже если это не так.

Взаимовлияние внутри группы, а вовсе не реальная ситуация теперь определяет поведение людей. У пятнадцатого студента может быть очень высокий порог, но каскад слишком силен, чтобы ему сопротивляться. Придя он чуть раньше, даже если бы десять человек ждали у двери, он бы проверил, действительно ли аудитория занята. Обнаружив, что это не так, он разрушил бы каскад. За ним и все остальные последовали бы его поведению, а не поведению группы. Но поскольку верхний предел его порога подчинения составляет десять человек, то четырнадцать – это уже слишком много, чтобы можно было подвергнуть сомнению их правоту. Его порог для бунта превышен. С его приходом, когда в толпе под дверью уже пятнадцать человек, для следующего пришедшего планка поднимается еще выше. Чтобы разбить каскад, должен прийти кто-то более смелый, чем все остальные, и готовый оказаться в глупом положении, заглядывая в аудиторию. Когда группа уже слишком большая, такого человека может просто не найтись.

Каскад разрушится только в том случае, если в систему будет добавлена какая-то новая вводная – например, преподаватель откроет дверь изнутри, чтобы проверить, почему студенты не заходят, или пройдет достаточно времени, чтобы, измучившись от ожидания, студенты предпочли пережить стыд и смущение в случае своей ошибки, только бы положить конец тягостной ситуации.

Возможно, вы видели, насколько быстро может распространиться подобный каскад на домашней вечеринке. Если нет плана мероприятия с максимальным вовлечением всех гостей, то люди могут очень быстро разойтись. Если ушел кто-то один, потому что устал или заскучал, но нет других людей в похожем состоянии и с низким порогом подчинения, то веселье продолжается. Но если есть и другие уставшие, к тому же с низким порогом, то чей-то уход может побудить их сделать то же самое. А если количество ушедших будет достаточно велико, чтобы побудить людей с более высоким порогом тоже уйти, то каскад прекращает вечеринку, как если бы все договорились одновременно разойтись по домам.

Теперь представьте, что такой же психологический эффект, как в примере с учебными аудиториями и домашними вечеринками, разворачивается в социальных группах в рамках всей культуры. Например, все больше людей бросают курить и убеждают своих друзей и коллег сделать то же самое. Каскад изменений может охватить всю культурную общность. И положение дел, остававшееся неизменным на протяжении десятилетий, вдруг рушится под воздействием глобального каскада изменения мышления миллионов людей.

Исследователь инноваций Грег Сателл в своей книге Cascades («Каскады») предлагает представить три группы людей – А, В, С. В каждой из этих групп люди принимают во внимание то, что думают, чувствуют и делают другие[192]192
  Представить три группы людей: Greg Satell, Cascades: How to Create a Movement That Drives Transformational Change (New York: McGraw-Hill Education, 2019).


[Закрыть]. Все члены каждой группы тесно взаимосвязаны. Но во всех группах есть люди, регулярно контактирующие с представителями других групп. А потому в каждой группе есть не только люди с разным порогом подчинения – у кого-то он очень низкий, у кого-то очень высокий, а у большинства средний, – но также и люди, чье сопротивление может быть подавлено влиянием других, не входящих в их группы.

Эта сложная система, создаваемая взаимовлиянием людей и их пороговых значений, способна меняться по мере того, как люди создают и разрывают связи, присоединяются к группам и покидают их и т. д., но в целом она все же довольно устойчива. Однако если люди с низким порогом подчинения постоянно контактируют с представителями других групп, система становится ненадежной и может включиться в каскад, который охватывает более масштабные сообщества.

Сателл предлагает представить, что может произойти в трех группах:

• Один человек в группе А с порогом 30 процентов (то есть ему нужно, чтобы треть его товарищей приняла какую-то идею, прежде чем он сделает то же самое) связан с одним человеком в группе С с порогом 0 процентов (то есть он очень легко приспосабливается).

• Второй человек в группе А с порогом 70 процентов (уклонист) связан с одним человеком в группе В, у которого порог 0 процентов (то есть тем, кто очень легко приспосабливается).

• При этом группы B и C связаны друг с другом через двух человек: один в группе B с порогом 20 процентов связан с другим в группе C с порогом 70 процентов.

Только при соблюдении этих трех условий, если люди начнут менять свое мнение в группе А и это приведет к каскаду, то он распространится из группы А на обе группы В и С. А поскольку каждая группа связана с двумя другими, чем больше каскад, тем быстрее он будет распространяться.

Вот как это может происходить: каскад начинается в группе А и становится достаточно сильным, чтобы достичь человека с 30-процентным порогом, через которого это влияние достигнет порога знакомого с ним первого последователя из группы С. Этот человек, меняя свое мнение, запускает отдельный каскад. Позже, когда каскад в группе А превысит 70-процентный порог, он опять через знакомых распространится на других первых последователей из группы B, где в результате начнется еще один каскад. К тому времени, когда каскад в группе C дойдет до предела, человек, связанный с ними в группе B, уже изменит свое мнение, поэтому последний уклонист в группе C почувствует давление на себя как внутри своей группы, так и извне, а значит, он с большой вероятностью, изменит свое мнение и сделает это быстрее, чем уклонист в группе A.

Социологи называют такую совокупность взаимосвязанных групп перколяционным уязвимым кластером. Это масса сплоченных групп, тесно связанная с другими группами, связи внутри которых слабы. При этом у них возникает идеальное сочетание пороговых значений в точке соединения, что и обеспечивает цепную реакцию. Если в таком кластере возникает какой-то толчок, или начинает разворачиваться достаточно сильный каскад, появляется возможность изменить мнение всех людей во всех связанных группах, чье совокупное влияние изменит мнение соседствующих групп, которые в свою очередь изменят мнение своих соседей, – так возникает гигантская сеть, по которой распространяются изменения, будь то в рамках организации, города или целой страны.

Воспользуемся аналогией Дункана Уоттса, физика, ставшего социологом. Представьте себе лес, через который проходит оживленная дорога. Каждый день несколько человек бросают окурки в окно машины. Большинство этих тлеющих бычков так и не долетают до деревьев. Но несколько все же долетают. Они отскакивают от асфальта и летят в кусты, но из-за сырости гаснут. Каждый окурок может вызвать пожар, способный охватить весь лес, но пока что этого не происходит. Затем начинается засуха. На огромных территориях высыхают земля и трава, деревья тоже сохнут и гибнут. При этом прежнее количество людей продолжают безответственно бросать окурки. И опять же чаще всего ничего не происходит. Но если какой-то один окурок упадет в сухую траву, огонь начнет расползаться и в конце концов перекинется на сухое дерево, а затем и на соседние с ним деревья. Если пожар будет сильным, он выжжет огромную территорию, и лес, который еще оставался живым, тоже погибнет.

Вскоре и вся сельская местность на много километров вокруг окажется охвачена огнем. Как только участок леса высыхает и становится беззащитным перед огнем – неважно, будет ли это маленький окурок, или мощный удар молнии, или бомба, или сжигаемый мусор – есть множество причин, чтобы начался пожар. Но если условий для распространения огня нет, если большая часть системы неуязвима, то у небольших уязвимых участков не так много шансов породить большой пожар. Однако если все условия для возгорания в наличии, требуется лишь искра[193]193
  Требуется лишь искра: Clive Thompson, «Is the Tipping Point Toast?» Fast Company, January 2, 2008. https://www.fastcompany.com/641124/tipping-point-toast.


[Закрыть].

Именно состоянием сети определяется, могут ли возникнуть глобальные каскады. Это отвечает не только на вопрос, почему одни идеи приживаются, а другие нет, но и почему некоторые идеи возникают вновь и вновь и уходят в никуда, а однажды вдруг меняют все. Точно так же, как окурки, которые тысячу раз летели в лес, прежде чем вызвали масштабный пожар, – один и тот же толчок может сотрясать систему миллиард раз, но в миллиард первый попадет в перколяционный уязвимый кластер. Уличные беспорядки, например, случались каждый день в Сан-Франциско, Лос-Анджелесе, Чикаго, Новом Орлеане и в маленьких городках по всей Америке. Но однажды может наступить момент, когда массовое сопротивление полиции запустит такой масштабный каскад, что это мгновенно изменит и общественное мнение, и законодательство целого государства.

Не существует не меняющихся обществ. Крупные социальные системы, даже если кажутся внешне стабильными, всегда меняются, хотя и медленно и незаметно для живущих в них людей.

Даже если пороговые значения остаются постоянными, что не позволяет каскаду развернуться внутри одной группы, множество обстоятельств могут повлиять на количество связей между группами, изменяя условия так, что случайным образом возникают перколяционные уязвимые кластеры. Любое общество может, даже не осознавая того, превратиться из такого, в котором масштабный каскад невозможен, в такое, где он может произойти в любой момент. Повторяющиеся толчки в системе, ранее безрезультатные, теперь могут изменить мир.

Перемены могут происходить незаметно, без каких-либо признаков значимого прогресса в течение десятилетий. При этом кажется, что существующее положение дел всеми единогласно одобрено, неизменно и вечно. В этих условиях изменение мышления кажется невозможным – до тех пор, пока один удачный толчок не запустит такие масштабные перемены, что все пороговые значения приведут к перколяционному кластеру. И тогда изменения охватят все культурное сообщество. Социальные изменения, происходящие таким образом, коснутся всех, кроме тех, у кого очень высокие пороговые значения, и тех, кто входит в так или иначе изолированную от общества группу, например, религиозную или просто проживающую отдельно от остальных.

Стремление покончить с рабством, быстрое изменение общественного мнения в отношении брака и семьи, бурный рост протестов против жестокости полиции – вот лишь несколько примеров из американской истории. Критические ситуации, происходящие по всему миру, регулярно меняют наши представления с правильных на неправильные, с истинных на ложные, с привычных на запретные и наоборот. От одомашнивания животных до теории эволюции, от открытий Коперника до протестантской Реформации, от промышленного бума до Французской революции и далее до окончания холодной войны, – скачкообразные изменения и инновации привели к быстрым, неожиданным, разрушающим прежнее положение дел мировым каскадам изменений.

Поскольку большинство людей не склонны к крайностям, то есть не являются ни первопроходцами в новом деле, ни теми, кто до конца сопротивляется всему новому, подобные изменения, кажется, возникают на пустом месте. Из-за этого возникло убеждение, что все перемены исходят от влиятельных людей, как будто они переносчики инфекции при вирусном распространении нововведений. Некоторые из них кажутся более значимыми для продвижения новшеств – это лидеры мнений, фанатики идей, законодатели вкусов, «иконы стиля» и другие влиятельные лица. Как будто если эти люди изменят мнение, то другие последуют их примеру, и старое мышление уйдет. Раньше считалось, что если хочешь получить пример для подражания, найди людей, к которым другие обращаются за советом о том, как думать и действовать. Но на самом деле запустить каскад может любой человек.

Чтобы идея распространилась и изменила мнение почти всех людей, вовсе нет необходимости в лидерах мнений или элите. Решающий фактор – то, насколько вся сеть готова воспринять новые взгляды. Если в группах достаточно связанных между собой людей с низкими пороговыми значениями, любое событие и любой человек может запустить каскад, который изменит мнение большинства.

Как говорит Уоттс, чтобы вызвать лавину, атомная бомба не нужна. Как только сложились все условия, достаточно одного толчка.

* * *

В своей книге The Day the Universe Changed («День, когда Вселенная изменилась») историк науки Джеймс Берк писал: «Мы – это то, что мы знаем, и когда совокупность знаний меняется, мы тоже меняемся».

На протяжении всей нашей истории меняющиеся нравственные ценности, влияние открытий, расширение контактов между нациями и группами, неожиданные инновации и нарастающее число изобретений – все это постоянно и неуклонно обновляло убеждения и установки, а с ними и наше представление о реальности[194]194
  И наше представление о реальности: James Burke, The Day the Universe Changed (Boston: Little, Brown, 1995).


[Закрыть].

Как отдельные люди, так и целые культуры движутся от одной модели, объясняющей реальность, к другой. Текущая модель не меняется, пока мы можем ее придерживаться. В этой связи Берк сказал: «В любой момент времени мы находимся в определенных рамках, которые очерчивают наш мир и говорят, что он собой представляет. Эти рамки ограничивают нас в том, что мы думаем, а также в том, что в нашем представлении мы можем постичь». До Коперника гелиоцентрическая модель была непостижима. Земля была центром космоса. Когда Коперник представил доказательства неверности этого утверждения, сначала это было воспринято как ошибка и поэтому на время отложено. Для решения этой проблемы требовалась новая, улучшенная модель, а значит, от старой необходимо было отказаться. «Это был какой-то бедлам, – сказал Берк. – Ведь если Земля не в центре всего, то она и не в центре внимания Бога, а если мы не в центре внимания Бога – караул!»[195]195
  «А если мы не в центре»: Интервью с Джеймсом Берком от 09 сентября 2016 г.


[Закрыть]

За нашими плечами десятки отброшенных моделей реальности, общих убеждений, высоких нравственных принципов и вытесненных научных теорий, каждая из которых когда-то была последним словом. По сегодняшним меркам мы были неправы, и мы не только были слепы к своей неправоте, мы верили, что правы. Для нас быть неправым – это что-то, что всегда относится к прошлому. В настоящий же момент мы считаем, и всегда будем так считать, что нам наконец-то все ясно.

Каждая эпоха и каждая культура верила, что знает правду, пока не осознавала, что это не так. А когда менялось представление о правде, культура менялась вместе с ним. Люди могут казаться недальновидными и абсолютно невежественными, но я предпочитаю замечать, как прекрасно мы умеем менять мнение в глобальных масштабах. Вы сегодня не верите, что гуси растут на деревьях. Вы верите, что Земля вращается вокруг Солнца. Это доказывает, что наши модели реальности и те знания, убеждения и установки, на которые они опираются, способны меняться.

Большинство толчков ни к чему не приводят. Большинство каскадов остаются локальными. Тем не менее, стабильное состояние любой системы периодически сменяется случайными, регулярными, мировыми каскадами, которые кажутся настолько внезапными и неожиданными, что мы, оглядываясь назад, пытаемся связать их возникновение с какими-то удивительными, невероятными, дальновидными людьми, или с потрясающими открытиями и изобретениями. Тогда как реальная причина в том, что сеть была достаточно восприимчива к переменам, и толчок, который в другое время ничем бы не закончился, в конечном итоге изменил все.

По словам Дункана Уоттса, в массе своей люди категорически отвергают понятие случайности. Они скорее поверят, что мир стал таким, потому что именно так и было задумано.

«Мы не хотим учиться, просто потому, что нам не нравится узнавать правду, – сказал он. – Я переживаю из-за этого, ведь наше упорное желание найти всему красивое объяснение просто лишает нас сил. Оно глубоко в нас сидит, и оно очень обманчиво». Я ему ответил, что попытаюсь изменить мнение людей, запустив в сеть новую информацию. Кто знает? Может, на это потребуется много времени. Но в том-то и дело – настойчивость плюс удача, вот что меняет умы, а вовсе не гениальность. Идеи, меняющие мир, рождаются в головах людей, которые не сдаются.

В этой книге мы рассмотрели множество способов провести людей через естественный процесс изменения мышления. Мы узнали о методах убеждения, которые дают наилучшие результаты. Мы научились противостоять влиянию племенной психологии; создавать лучшие онлайн-сообщества, чтобы рассказывать о том, что помогает нам менять свое мнение; использовать генетические способности ассимиляции и аккомодации, рассуждения, обработку, восприятие перспективы и социальное обучение, которые дают нашей аргументации силу, способную изменить мнение людей, ограниченных причинами, описанными SURFPAD, и племенной идеологией. Все вместе эти пути к переменам меняют статус-кво в тех случаях, когда рассмотренные нами сетевые эффекты создают условия, при которых каскады изменений становятся непредсказуемыми. Но любое текущее положение дел не вечно. Каждая система время от времени становится хрупкой. Ключ к изменению целой нации или всей планеты – настойчивость.

В каждый момент времени в каждой системе тысячи людей пытаются делать что-то, что изменит мир. Но никто не знает, где именно находится уязвимый кластер. Никто не может заставить систему работать так, как ему хочется.

Система должна стать уязвимой. Когда она уязвима и когда множество людей ее сотрясают, кто-нибудь неизбежно запустит каскад, который изменит все. Но этот «кто-то» не предопределен. Вам не нужны особые привилегии, чтобы начать менять статус-кво, потому что никто ничем не руководит. Что зависит от вас, так это прекратите ли вы попытки растолкать систему или нет. И если вы добиваетесь больших перемен, вам, возможно, понадобится вся ваша жизнь. На протяжении всей борьбы за расовое равенство в Америке людям, пытавшимся раскачать статус-кво, приходилось передавать эстафету следующим поколениям. Эта борьба начиналась снова и снова, и всегда находился человек, который изо всех сил старался обнаружить уязвимый кластер. Каскады, которые привели к изменениям, не были постоянными, но они были неизбежными. Главное – никогда не опускать руки.