Текст книги "Двойная осторожность"

Глава 10

Весенние вечера долги, но к тому времени, как мы въехали в Норидж, свет уже угасал, хотя полностью стемнеть должно было не раньше чем через час. Я въехал на улицу, где находился дом Кейтли, так, чтобы, когда я остановлюсь у тротуара, Гилберт оказался между мною и домом. Анджело видел мою машину у дома своего отца, и ее появление могло его вспугнуть.

– Пожалуйста, выйдите из машины, как только я остановлюсь, – сказал я. – Так, чтобы Анджело вас видел.

Он снова заворчал, но когда я остановился, он послушно открыл дверцу и предоставил всем, кто мог видеть нас из-за занавесок, наблюдать за тем, как он неуклюже выбирается из машины.

– Погодите, – сказал я, выходя из своей дверцы и обращаясь к нему через крышу машины. – Возьмите кассеты.

Я протянул руку через крышу и отдал их ему.

– Несите их в руке, – сказал я, – так, чтобы Анджело видел.

– Что-то вы слишком много командуете!

– Я доверяю вашему сыну не больше, чем он мне.

Он по-бычьи глянул на меня – к нему полностью возвратилась его самоуверенность, но все же повернулся и поднял кассеты, показывая их тем, кто был в доме.

А я, прячась за его спиной, наклонился и достал винтовку, завернутую в полотенце, прижал ее к себе и прикрыл полой пиджака.

Анджело открыл дверь и выглянул, прячась за нею.

– Войдите в дом, – сказал я Гилберту. – На нас могут глазеть из окон.

Услышав, что за ним могут подглядывать, Гилберт испуганно огляделся и поспешно пошел к своему сыну. Я проворно обогнул машину и пошел следом за ним, едва не наступая ему на пятки.

– Объясните! – настойчиво сказал я.

Он угрожающе вскинул голову, но тем не менее громко сказал Анджело:

– Телефон испорчен!

– Че-го? – удивился Анджело и приоткрыл дверь чуть пошире. – Не может быть!

– Телефон испорчен! – нетерпеливо повторил Гилберт. – Не валяй дурака! С чего бы я иначе поперся сюда, в Норидж?

Анджело отошел от двери и вернулся в гостиную, где стоял телефон. Я слышал, как он снял трубку, несколько раз нажал на рычаг, потом бросил ее.

– Но кассеты он привез, – сказал Гилберт, подходя к двери гостиной и показывая яркие коробки. – Я проверял их, все три. На этот раз они настоящие.

– Входи, ты, недоносок! – окликнул меня Анджело. Я поставил завернутую в полотенце винтовку на пол, дулом в ковер, прислонив ее к небольшому комоду, который находился на расстоянии вытянутой руки от двери в гостиную, и сам шагнул на порог.

Вся мебель в гостиной была передвинута. Сара и Донна сидели спина к спине в центре комнаты, связанные по рукам и ногам и прикрученные к стульям из столовой. По одну сторону от них стоял Анджело с «Вальтером» в руке, по другую, за спиной женщин, Эдди, двойник Анджело. Повсюду были расставлены стаканы и тарелки, и в комнате было сильно накурено. Сара сидела прямо напротив меня. Мы посмотрели друг другу в глаза со странным равнодушием. Я почти отстраненно отметил темные мешки у нее под глазами, обвисшее от усталости тело и глубокие борозды, которые проложили у ее губ боль и напряжение.

Она не сказала ничего. Несомненно, она решила, что я, как всегда, холоден и бессердечен: на лице ее отразились не любовь и облегчение, а облегчение и отвращение.

– Ступайте домой, – сказал я Анджело. – Вы добились, чего хотели.

Я молился, чтобы он ушел. Чтобы он удовлетворился, чтобы вел себя разумно, чтобы послушался отца, чтобы он оказался более или менее нормальным человеком.

Гарри Гилберт начал не спеша разворачиваться лицом ко мне.

– Ну вот, Анджело. Нам лучше уйти.

– Нет, – ответил Анджело, Гилберт остановился.

– Что ты сказал?!

– Я сказал «нет», – ответил Анджело. – Этот лох заплатит мне за все неприятности, в которые он меня втравил. Иди сюда, ты, ублюдок!

– Анджело, нет! – воскликнул Гилберт. Он сделал успокаивающий жест женщинам. – Довольно.

Анджело приставил свой пистолет с круглым глушителем на дуле к виску Донны.

– Вот эта бестолковая сучонка, – злобно сказал он, – несколько часов орала, что они сдадут меня в полицию!

– Они будут молчать! – поспешно сказал я.

– Ну еще бы! Я об этом позабочусь.

Смысл его слов был ясен даже Гилберту. Он в ужасе и отвращении замахал руками.

– Положи пистолет, Анджело! Положи немедленно!

Его голос гремел суровым родительским приказом, и давняя привычка пересилила: Анджело почти повиновался. Но тут же преодолел свой рефлекс. Я понял: теперь или никогда!

Я протянул правую руку, стряхнул полотенце и схватил винтовку – все это одним плавным движением. Мгновение спустя я уже стоял в дверях, целясь из винтовки в Анджело. Щелкнул предохранитель.

– Брось оружие! – приказал я. Все были ошеломлены, но Анджело, похоже, больше всех, потому что мне дважды удалось сыграть с ним одну и ту же шутку. Трое мужчин словно застыли на месте. На Сару я не смотрел.

– Брось пистолет! – повторил я. Анджело все еще целился в Донну.

Он не мог заставить себя бросить оружие. Настолько потерять лицо?

– Я тебя пристрелю! – сказал я. Он все еще колебался. Я поднял дуло к потолку и спустил курок. Грохот в маленькой комнате был оглушительный. С потолка посыпались куски штукатурки. Резкий запах бездымного пороха заглушил застоялую вонь сигаретного дыма, и все разинули рты, точно рыбы. Не успел Анджело шевельнуться, как я перезарядил винтовку и направил ее ему в сердце. Он смотрел в дуло ошарашенно и недоверчиво.

– Брось пистолет, – сказал я. – Брось, говорю!

Но он все еще колебался. "Мне придется стрелять в него! – подумал я.

– Не хочу! Ну почему бы ему не бросить этот треклятый пистолет! Все равно же он ничего не выиграет!"

В комнате, казалось, все еще звенели отголоски выстрела, как вдруг в тишине раздался голос Сары. С мрачной агрессивностью, которая была направлена не меньше на меня, чем на Анджело, она сказала вслух:

– Он победитель Олимпийских игр.

В глазах Анджело появилось сомнение.

– Брось пистолет, – сказал я ровным голосом, – а не то я прострелю тебе руку.

Анджело бросил пистолет.

Лицо его полыхало яростью и ненавистью, и я подумал, что сейчас он, пожалуй, способен броситься на меня, не задумываясь о последствиях. Но я спокойно смотрел ему в лицо, не проявляя ни гнева, ни торжества – ничего, что способно было бы разъярить его.

– Кассеты у тебя, – сказал я. – Садитесь в машину, все трое, и убирайтесь из моей жизни. Я вами сыт по горло.

Я шагнул назад, в прихожую, и кивнул им на входную дверь.

– Выходите, – сказал я. – По одному. Анджело первым.

Он направился ко мне. Темные глаза зияли, как дыры, на оливковом лице. В комнате было слишком темно, и свет не мог наделить их злобной живостью. Я отошел еще на несколько шагов назад и проводил его до двери черным стволом винтовки, как тогда, у меня дома.

– Я до тебя доберусь! – пообещал он. Я не ответил.

Он рывком отворил дверь, вложив в это движение всю свою ярость, и вышел на улицу.

– Теперь вы, – сказал я Гарри Гилберту. Он был почти так же зол, как его сын, но я приметил в его глазах легкую признательность за то, что я сумел остановить Анджело, когда он, отец, оказался бессилен, – хотя, возможно, мне это только показалось.

Он вышел вслед за Анджело на дорожку, и я увидел, как они открывают дверцы машины Анджело.

– Теперь ты, – сказал я Эдди. – Возьми пистолет. За глушитель.

Умеешь его разряжать?

Второй экземпляр кивнул с несчастным видом.

– Ну так разряди, – сказал я. – Только осторожненько.

Эдди взглянул на винтовку, на Анджело, который садился в машину, достал из обоймы патроны и вытряхнул их на ковер.

– Хорошо, – сказал я. – Пистолет можешь взять с собой.

Я указал дулом и дернул головой в сторону двери. Эдди из всех троих удалился наиболее охотно и наиболее поспешно.

Я смотрел из прихожей, как Анджело завел мотор и задом вылетел на мостовую. Оказавшись на улице, он нарочно долбанул мою машину, повредив заодно себе заднее крыло, и рванул по улице, словно утверждая свое посрамленное мужское достоинство.

С чувством ужасного напряжения я закрыл входную дверь и вернулся в гостиную. Подошел к Саре, оглядел резиновые ремни, которыми были связаны ее запястья, и расстегнул их.

Потом расстегнул ремни на ногах. Потом отвязал Донну.

Донна расплакалась. Сара неуклюже поднялась со стула и рухнула на более мягкий диван.

– Ты понимаешь, сколько времени мы тут просидели? – с горечью осведомилась она. – Насчет туалета можешь не спрашивать: да, они время от времени отвязывали нас, чтобы мы могли сходить в туалет.

– А поесть?

– Я тебя ненавижу! – сказала она.

– Я же серьезно спрашиваю.

– Да, и поесть тоже. Два раза.

Он меня готовить заставлял.

– Это было ужасно! – воскликнула Донна, не переставая всхлипывать.

– Ужасно! Ты себе просто представить не можешь!

– Они не... – встревоженно начал я.

– Нет, – отрезала Сара. – Только издевались.

– Мерзавцы! – воскликнула Донна. – Они называли нас коровами! Она проковыляла по ковру и плюхнулась в кресло. – У меня все тело болит!

По ее щекам струились слезы. Я вспомнил, как Анджело обозвал ее «мокрой курицей», но поспешно задавил это воспоминание.

– Послушайте, – сказал я, – я понимаю, что вам сейчас не до этого, но мне хотелось бы, чтобы вы собрали самые необходимые вещи и мы немедленно уехали отсюда.

Донна беспомощно затрясла головой.

– Зачем? – вызывающе воскликнула Сара.

– Анджело уезжал очень неохотно. Вы же сами видели. А вдруг он захочет вернуться? Когда решит, что мы утратили бдительность. А он может.

Эта мысль встревожила их не меньше, чем меня, а Сару еще и рассердила.

– Зачем ты отдал им пистолет? – гневно спросила она. – Идиотский поступок! Ты так глуп!

– Вы едете?

– Но ты же не можешь ожидать, чтобы мы... – заскулила Донна.

– Мне надо позвонить, – сказал я Саре. – Отсюда я позвонить не могу. Телефон не работает. Я уеду на машине. Вы со мной или нет?

Сара быстро сообразила, что к чему, сказала, что они со мной, и, невзирая на протесты Донны, потащила ее наверх. Через несколько минут они появились снова, обе с саквояжами. Я приметил, что Сара успела накрасить губы. Я улыбнулся ей, на миг испытав почти забытую радость, какую некогда доставляло мне ее появление. Она удивилась и смутилась.

– Ну, пошли! – сказал я и взял у них саквояжи, чтобы положить в багажник. – Нам лучше убраться отсюда.

Я взял винтовку, снова замотанную в полотенце, чтобы соседи не увидели, и убрал ее в чемодан. Посмотрел, захватила ли Донна ключи от дома, захлопнул входную дверь; и мы поехали.

– Куда мы едем? – спросила Сара.

– А куда тебе хочется?

– А деньги?

– Кредитные карточки, – сказал я. Мы некоторое время ехали в молчании, прерываемом лишь всхлипами и сморканием Донны. На улицах и в домах уже повсюду зажглись огни, долгий тихий вечер сменился ночью.

Я остановился у телефонной будки, и позвонил по бесплатному номеру в полицию Суффолка.

– Старший офицер Айрстон на месте?

Вопрос был безнадежный, но задать его все же было необходимо.

– Ваше имя, сэр?

– Джонатан Дерри.

– Минуточку!

Я некоторое время слушал обычное бормотание и щелчки, потом голос, принадлежавший не Айрстону, сказал:

– Мистер Дерри, старший офицер Айрстон приказал, чтобы, если вы позвоните снова, ваше сообщение записали дословно и немедленно передали ему.

Он просил меня передать, что из-за... м...э-э... помех в связи ему стало известно о ваших звонках только сегодня вечером. С вами говорит детектив Робсон. Я был у вас вместе с Айрстоном, если вы помните.

– Помню, – сказал я. Мужчина лет под сорок, светловолосый, краснолицый.

– Не сообщите ли вы, почему звоните, сэр?

– Вы это запишете?

– Да, сэр. Письменно и на магнитофон.

– Хорошо. Так вот. Человека, который приходил ко мне в дом с пистолетом, зовут Анджело Гилберт. Он сын Гарри Гилберта, который владеет залами для игры в лото по всему Эссексу и в северо-восточной части Лондона. Человек, который приходил ко мне вместе с Анджело, – это его кузен Эдди. Фамилии не знаю. Он во всем подчиняется Анджело.

Я сделал паузу. Инспектор Робсон спросил:

– Это все, сэр?

– Нет. В данный момент они все трое выехали из Нориджа на машине Анджело. – Я сообщил марку, номер и цвет машины и то, что на заднем крыле у нее свежая вмятина. – Едут они скорее всего в дом Гарри Гилберта в Уэлин-Гарден-Сити. Я думаю, что Анджело живет там же, хотя Эдди, возможно, нет. – Я сообщил адрес. – Они будут на месте часа через полтора или чуть раньше. В машине находится пистолет «Вальтер» калибра 0,22 с глушителем.

Возможно, заряженный, возможно, нет. Возможно, это не тот пистолет, которым угрожал мне Анджело, но тогда очень похожий. Возможно, это тот самый пистолет, из которого был убит Крис Норвуд.

– Это очень полезная информация, сэр, – сказал Робсон.

– И еще одно...

– Да?

– Я думаю, Гарри Гилберт ничего не знает об убийстве Криса Норвуда.

В смысле, он даже не подозревает, что Норвуд мертв. Так что, если вы приедете арестовывать Анджело, он не будет знать почему.

– Спасибо, сэр.

– Вот теперь все.

– Ну, – сказал он, – старший офицер Айрстон с вами свяжется.

– Это хорошо, – сказал я, – но только...

– Да, сэр?

– Мне хотелось бы знать...

– Минутку, сэр, – перебил он, и некоторое время до меня доносился только длительный и невнятный разговор на заднем плане. – Извините, сэр, так вы говорили?..

– Вы помните, я рассказывал, что отправил Анджело компьютерные кассеты с играми?

– Еще бы! Мы отправились на кембриджский почтамт и предупредили дежурного, который выдавал почту до востребования, но он, к несчастью, отошел на обеденный перерыв и никому ничего не сказал, и как раз в это время ваш пакет и забрали. Его отдала какая-то девушка с почты. Когда мы это узнали, было уже поздно. Мы просто рвали и метали!

– Гм, – сказал я. – Так вот, Анджело снова явился с новыми угрозами, потребовал настоящие программы, и я ему их отдал. Только...

– Что «только», сэр?

– Только они не смогут ими воспользоваться. Я думаю, что, как только они приедут домой, они попытаются их запустить, и, когда увидят, что они не работают, они могут... ну, начать меня искать. Я имею в виду...

– Я прекрасно понимаю, что именно вы имеете в виду, – сухо сказал Робсон.

– Так вот... э-э... мне хотелось бы быть уверенным, что вы что-нибудь предпримете уже сегодня вечером. Если вы, конечно, сочтете, что имеются достаточные основания задержать Анджело.

– Я уже отдал соответствующие распоряжения, – сказал он. – Его возьмут сегодня же, как только он доберется до Уэлина. У нас имеются отпечатки пальцев... и несколько девушек, которые видели, как к Норвуду входили двое мужчин. Так что не беспокойтесь, когда мы его возьмем, мы его уже не выпустим.

– А можно перезвонить, чтобы узнать?

– Можно. – Он дал мне новый телефон. – Позвоните по этому номеру.

Я оставлю сообщение. Вам передадут.

– Спасибо! – сказал я с искренней благодарностью. – Спасибо вам большое!

– Мистер Дерри!

– Да?

– А что не так с кассетами на этот раз?

– Да я в коробки магниты вложил...

Он расхохотался.

– Надеюсь, мы с вами еще увидимся! – сказал он. – И спасибо вам.

Большое спасибо!

Я повесил трубку и улыбнулся, представив, как три мощных постоянных магнита уничтожали все записи на кассетах. Плоские черные брусочки, длиной в два дюйма, шириной в три четверти дюйма и толщиной в три шестнадцатых. Я запихнул по одному в каждую коробку. Они были такие же черные, как и сама пластмассовая коробочка. Если не присматриваться, можно принять их за деталь самой коробки. К Гилберту я их вез по отдельности, кассеты в одном кармане, а коробки в другом, а после того, как мы проверили кассеты, я их засунул в коробки. Поместить магнитофонный записи рядом с такими магнитами – все равно что наспех протереть доску мокрой губкой: кое-какие следы записи останутся, но толку от них никакого не будет.

Анджело скорее всего этого не обнаружит, пока не доберется домой: магниты выглядели так, словно всю жизнь там были. Ну, а вдруг все же обнаружит?

Я устало ехал в сторону дома. Мне казалось, что я сижу за рулем уже целую вечность. День был ужасно длинный. И странно было думать, что я уехал от Теда Питтса только сегодня утром.

Миля за милей оставались позади. Обе женщины заснули крепким сном. Я подумывал о том, что ждет нас в будущем, но в основном все мои мысли были заняты дорогой и тем, чтобы не уснуть.

Мы остановились в мотеле на окраине Лондона и заснули как убитые.

Звон будильника, который я попросил у портье, вырвал меня из забытья в семь утра, и я, зевая, как большая белая акула, набрал номер, который дал мне инспектор Робсон.

– Джонатан Дерри, – представился я. – Я не слишком рано?

Мне ответил девичий голос, бодрый и неофициальный.

– Нет, не рано, – сказала девушка. – Джон Робсон просил вам передать, что Анджело Гилберт и его двоюродный брат Эдди арестованы.

– Спасибо большое.

– Не за что!

Я повесил трубку, чувствуя, как с души свалился огромный камень, и растолкал Сару, спавшую в соседней кровати.

– Извини, – сказал я, – мне к девяти в школу...

Глава 11

Прошло время, Сара вернулась на работу. Донна на некоторое время застряла у нас, пытаясь привести в порядок свои расстроенные чувства. Сара постепенно перестала быть чересчур заботливой и перешла на нормальные отношения. Когда Донна обнаружила, что над ней больше не трясутся и не утирают ей нос каждую минуту, она надулась и отправилась в Норидж, чтобы продать дом, забрать страховку Питера и убедить своего инспектора, который наблюдал за поведением условно осужденных преступников, начать играть психологическую роль Сары.

Внешне у нас с Сарой все шло по-прежнему: вежливость и корректность, отсутствие эмоционального контакта, ежедневные встречи чужих людей. Она редко смотрела мне в глаза и говорила только тогда, когда это было необходимо. Но постепенно я заметил, что горькая складка у губ, не покидавшая ее лицо до того дня, как мы отправились в Норидж, теперь более или менее разгладилась. Она сделалась как-то мягче, больше похожа на.себя прежнюю. Правда, ее отношение ко мне не переменилось, но, по крайней мере, было не так тяжко смотреть на нее.

Сам я переменился очень сильно. Словно выбрался из клетки. Теперь я все делал увереннее и получал от этого куда больше удовлетворения. Я лучше стрелял. Я вкладывал всю душу в преподавание. Даже надоевшая проверка тетрадей и то сделалась не такой скучной. Я чувствовал, что недалек тот день, когда я наконец расправлю крылья и взлечу.

Однажды ночью, когда мы лежали в темноте, завернувшись каждый в свой холодный кокон одиночества, я спросил у Сары:

– Ты не спишь?

– Нет.

– Ты знаешь, что я в конце семестра собираюсь с нашей командой стрелков в Канаду?

– Знаю.

– Я с ними не вернусь.

– Почему?

– Я поеду в Соединенные Штаты. Наверно, до конца школьных каникул.

– Зачем?

– Посмотреть страну. Может быть, мне захочется там поселиться.

Она помолчала. Когда она наконец заговорила, ее слова на первый взгляд не имели никакого отношения к моим планам.

– Ты знаешь, мы с Донной много разговаривали. Она мне все рассказала про тот день, когда украла ребенка.

– В самом деле? – уклончиво отозвался я. – Да. Она говорила, что увидела ребенка, лежащего в коляске, и ей вдруг ужасно захотелось взять его на руки и покачать. Она так и сделала. Она просто взяла его на руки. И когда она прижала его к себе, у нее возникло такое чувство, будто это ее ребенок, он принадлежит ей. И она взяла его в машину – машина была рядом, в нескольких шагах. Она положила ребенка на переднее сиденье, рядом с собой, и уехала. Она не знала, куда едет. Она говорила, это было как во сне: она так давно мечтала о ребенке, и теперь у нее есть ребенок.

Сара остановилась. Мне вспомнились девочки Теда Питтса и то, как он брал на руки свою младшенькую... Я готов был разрыдаться от жалости к Саре, к Донне, ко всем людям, не по своей вине лишенным детей...

– Донна ехала довольно долго, – продолжала Сара. – Она доехала до моря и остановилась. Она взяла ребенка на руки, села на заднее сиденье, и все было прекрасно. Она была совершенно счастлива. И все по-прежнему было как во сне. А потом ребеночек проснулся. – Сара помолчала. – Он, наверно, есть захотел. Его было пора кормить. В общем, он начал кричать и никак не успокаивался. Он орал, орал, орал... Донна говорила, он орал не меньше часа. Она сходила с ума от этого крика. Она попыталась зажать ему рот, но он заорал еще громче. Она пыталась прижать его лицом к своему плечу, чтобы он перестал плакать, но он все равно кричал. А потом она обнаружила, что у него мокрые пеленки и что по его ноге течет что-то коричневое и капает ей на платье...

Еще одна долгая пауза, потом снова голос Сары:

– Донна говорила, она не знала, что дети – такие. Что они орут и воняют. Ей всегда представлялось, что ребенок такой нежный и что он все время будет ей улыбаться. Она почувствовала, что не любит этого ребенка, что она его ненавидит. Она почти швырнула его на сиденье, выскочила из машины и убежала. Она говорила, крик ребенка преследовал ее до самого пляжа.

На этот раз молчание тянулось куда дольше.

– Ты еще не спишь? – спросила Сара.

– Нет.

– Ты знаешь, я теперь смирилась с тем, что у меня не будет детей.

Очень жаль, конечно... но с этим ничего не поделаешь. – Она помолчала, потом сказала:

– Я многое узнала о себе за эти недели благодаря Донне.

«И я тоже, – подумал я, – благодаря Анджело». После еще одной долгой паузы она снова спросила:

– Ты еще не спишь?

– Нет.

– Ты знаешь, я ведь так и не поняла, что произошло. В смысле я, конечно, знаю, что этот ужасный Анджело арестован и что тебя вызывали в полицию, но ты мне не говорил, что там было.

– Тебе действительно интересно?

– Конечно. А то бы я не спрашивала! – В ее голосе прозвенела знакомая раздраженная нотка. Она, должно быть, и сама ее услышала, потому что тут же сказала куда более миролюбиво:

– Мне хочется, чтобы ты рассказал.

Правда.

– Ладно.

Я рассказал ей почти все, начав с того, как Крис Норвуд заварил всю эту кашу, украв записи Лайэма О'Рорке. Я пересказал ей все события в хронологической последовательности, а не так вразброс, как узнавал о них я сам, так что получилась четкая картина путешествий Анджело в поисках кассет.

Когда я закончил, она медленно произнесла:

– Значит, в тот день, когда он взял нас в заложницы, ты знал, что он убийца?

– Угу.

– Господи... – Она помолчала. – А ты не думал, что он может убить нас? Донну и меня?

– Думал. Я думал, что он может сделать это в тот же миг, как только узнает, что кассеты у его отца. Я думал, что он может убить нас всех, если ему заблагорассудится. Я не знал наверное... но не мог рисковать.

Долгая пауза. Потом она сказала:

– Ты знаешь, теперь, оглядываясь назад, мне кажется, что он собирался это сделать. Он такое говорил... – Она помолчала. – Я была так рада, когда ты пришел!

– И зла.

– Да, очень зла. Тебя так долго не было... а этот чертов Анджело был такой жуткий...

– Я знаю.

– Я слышала, как ты стрелял. Я была на кухне, готовила.

– Я боялся, что ты скажешь о выстрелах Анджело.

– Я говорила с ним, только когда без этого никак нельзя было обойтись. Он был отвратителен. Такой надменный!

– Ты его вышибла из седла, когда сказала, что я участвовал в Олимпийских играх. Это был решающий довод.

– Я просто хотела... хотела уязвить его самолюбие.

Я улыбнулся в темноте. Ох и досталось же самолюбию Анджело от семейства Дерри!

– Слушай, – сказал я, – а ведь мы уже много месяцев не разговаривали так, как сейчас!

– Но столько всего случилось... И я чувствую, что... изменилась, понимаешь?

«Да, – подумал я, – иногда для того, чтобы изменить свою точку зрения на мир, требуется побывать в руках убийцы. Однако неплохо же он для нас потрудился!»

– Ну так что, – спросил я, – поехали в Америку?

В Америку. Вместе. Попробовать еще раз... На самом деле я сам не знал, чего хочу: перемениться, освободиться, развестись, начать все сначала, жениться на другой, завести детей – или попытаться воскресить прежнюю любовь, укрепить пошатнувшийся фундамент преданностью, отстроить все заново. И я подумал, что решать придется Саре.

– Ты хочешь, чтобы мы остались вместе? – спросил я.

– Ты думал о разводе?

– А ты?

– Думала, – она вздохнула. – В последнее время – довольно часто.

– Если мы разведемся – тогда всему конец, – сказал я.

– А что ты предлагаешь?

– Давай подождем, – задумчиво сказал я. – Посмотрим, как у нас пойдет дальше. Подумаем, чего мы оба хотим на самом деле. Поговорим.

– Ладно, – сказала Сара. – Идет.