Текст книги "Двойная осторожность"

Глава 14

Я оттащил Анджело подальше от лестницы, выпустил его ноги и вернулся в кухню. Он орал мне вслед что-то непотребное. Его было слышно даже из-за двери. «Ничего, пусть поорет», – бессердечно подумал я, но лампочку все же оставил включенной – выключатель был в кухне.

Я накинул щеколду и запер ее, просунув в отверстие ручку кухонного ножа, а для верности еще загородил дверь стремянкой, столом и парой стульев, заклинив все это между холодильником и дверью чулана, так что открыть ее наружу, в кухню, стало невозможно. Я не спеша вошел в гостиную и сказал:

– Ну, ребята, пора решать. – Я поглядел на Банана. – Впрочем, тебя это дело не касается. Так что, если хочешь, можешь спокойно вернуться к своим тарелкам и забыть про это.

Он уныло оглядел комнату.

– А ведь я обещал, что в доме все останется как было. Чуть ли не головой ручался!

– Что смогу – исправлю. За остальное заплачу. И извинюсь. Идет?

Банан покачал головой.

– С этим скотом тебе одному не управиться. Долго ты собираешься его тут держать?

– Пока не разыщу человека, которого зовут Питтс.

Я объяснил им с Касси, что я собираюсь делать и почему. Банан вздохнул и сказал, что в данных обстоятельствах это кажется вполне разумным и что он поможет, чем сможет.

Мы осторожно усадили Касси в мою машину, и я повез ее в Кембридж, а Банан со своей обычной энергией взялся за расчистку гостиной. С разбитой и незакрывающейся входной дверью пока ничего сделать было нельзя, и Банан пообещал остаться в доме до нашего возвращения.

В конце концов вернулся я один. Я долго сидел вместе с Касси в молчаливой больнице, пока медики разыскивали кого-нибудь, кто может сделать рентгеновский снимок руки. Но время было за полночь, рентгенкабинет был закрыт, все рентгенологи крепко спали у себя дома и пробудились бы лишь в случае крайней необходимости.

Касси наложили шину от кисти до плеча, вкололи еще одну дозу болеутоляющего и уложили в постель. Когда я поцеловал ее и собрался уходить, она на прощание сказала: «Не забудь быка покормить!» Сиделки списали это на легкий бред, вызванный наркотиком.

Когда я вернулся, Банан спал, растянувшись на диване. Должно быть, ему снились пальмы. Оставленный мною бардак исчез, словно по волшебству.

Никаких обломков не было и в помине. Конечно, многих вещей не хватало, но в целом комната обрела более или менее приличный вид и, по крайней мере, не должна была напугать хозяев. Я на цыпочках прошел в кухню и обнаружил, что моя баррикада переделана и укреплена четырьмя досками, которые валялись в гараже, так что дверь теперь загорожена сверху донизу.

Свет был выключен. Значит, темницу Анджело освещали теперь только скупые лучи, падающие в вентиляционные отверстия. Я старался не шуметь, но все же разбудил Банана.

Он сел на диване, потирая переносицу и мигая тяжелыми веками.

– Обломки все в гараже, – сказал он. – Я не стал их выкидывать. Подумал, а вдруг они тебе пригодятся.

– Ты молодец! – сказал я. – Анджело выбраться не пытался?

Банан сделал гримасу:

– Ужасный тип!

– Ты с ним говорил?

– Он орал через дверь, что ты слишком затянул веревку и у него руки онемели. Я вошел посмотреть, но все было нормально, руки у него были теплые. Он дополз до ступенек и пытался сбить меня с ног, бог весть, чего он надеялся этим добиться.

– Возможно, хотел запугать меня и заставить отпустить его.

Банан почесал себе бок.

– Я вернулся в кухню, закрыл дверь и погасил свет. Он, не переставая, кричал о том, что он с тобой сделает, когда выберется.

«Подбадривает себя», – подумал я. Я посмотрел на часы. Пять утра.

Скоро светать будет. Впереди была пятница со всеми ее проблемами.

– Ты знаешь, – сказал я зевая, – думаю, нам невредно будет пару часов соснуть.

– А этот? – он кивнул в сторону кухни.

– Ничего, не задохнется.

– Ты меня удивляешь! – сказал Банан. Я усмехнулся. Наверно, ему я казался таким же жестоким, как наш непрошеный гость. Но Банан ошибался. Я был совершенно уверен, что Анджело пришел убивать, довершить то, что начал вчера. Он уже знал, кто я такой, но не ожидал встретить здесь Касси. Так что по сравнению с ним я был само милосердие.

Банан вернулся домой, к своей немытой посуде, а я улегся на его место на диване: в спальню тащиться не хотелось. Несмотря на бурную ночь, уснул я мгновенно и в семь утра неохотно пробудился, чтобы задавить назойливый будильник. На Поле сейчас гоняют лошадей. Симпсон Шелл обещал устроить испытание двум запоздавшим в развитии трехлеткам, чтобы решить, что с ними делать, и, если я не приеду посмотреть, он напишет Люку Хоустону, что я бездельник... И вообще, я хочу посмотреть на этих трехлеток, и к черту Анджело!

Я любил бывать на Поле ранним утром и смотреть, как развеваются на скаку конские гривы. Моя любовь к лошадям была такой глубокой и давней, что я просто не мог себе представить жизни без них. Лошади – это чужая, но дружественная нация, живущая рядом с нами и позволяющая своим соседямлюдям ходить за собой, кормить себя, быть господами и слугами. Быстрые, завораживающие, никогда до конца не покоряющиеся человеку, они для меня все равно что знакомый пейзаж, все равно что старые уютные туфли, все равно что родной дом, к которому вечно стремится мое сердце. Они необходимы мне, как моряку необходимо море.

И даже в то утро они подняли мне настроение. Я следил за ними с вниманием, которого не мог бы отвлечь никакой Анджело. Один конь показал действительно хорошую резвость, Симпсон явно надеялся, что я напишу Люку об успехах жеребчика.

– Я напишу, что вы с ним сотворили настоящее чудо! Помните, каким неустойчивым он был в мае? Как вы думаете, он выиграет на следующей неделе?

Он, как обычно, глянул на меня исподлобья. Симпсон нуждался в моей похвале и тем не менее терпеть не мог, когда я его хвалил. Я улыбнулся про себя, расстался с ним и поехал туда, где Морт гонял своих лошадей.

– Все о'кей? – спросил я.

– Н-ну... да, – ответил Морт. – Дженотти по-прежнему хорошо готовится к Сент-Леждеру. – Он шесть раз подряд щелкнул пальцами. – Не могли бы вы зайти ко мне позавтракать? Кобылка Бангей все еще плохо ест, и мне хотелось бы обсудить, что делать. У вас иногда бывают блестящие идеи. И еще этот счет Люка. Я хотел бы объяснить пару пунктов, прежде чем вы станете спрашивать.

– Морт, – с сожалением перебил его я, – а нельзя ли отложить это на пару дней? У меня проблема, с которой надо срочно разобраться.

– Да? Ну ладно... – Морт выглядел разочарованным. Обычно я никогда не отказывался с ним побеседовать. – А точно никак нельзя?

– Мне очень жаль... – сказал я.

– Ну, может, после обеда увидимся, – сказал он, неловко переминаясь с ноги на ногу.

– Э-э... да. Конечно.

Он с удовлетворением кивнул и милостиво отпустил меня. А я подумал, что, возможно, не успею сегодня на скачки в Ньюмаркет, несмотря на то, что сегодня должны были скакать три лошади Люка.

Проезжая через город, я остановился у нескольких магазинов и купил для своего пленника еду и еще кое-какие необходимые вещи. Потом я вихрем пролетел шесть миль, отделявших мою деревню от Ньюмаркета, и для начала заехал в паб.

Банан выглядел совершенно как обычно. Он успел вымыть посуду, протереть стойку и до глубины души оскорбить Бетти, заявив ей, что она слишком стара, чтобы учиться ездить верхом.

– Эта старая корова отказалась делать сельдереевый соус к обеду!

Это, видите ли, противоречит ее идиотским правилам!

Он мрачно приготовил себе завтрак. На этот раз он посыпал мороженое молотым имбирем и щедро полил все это бренди.

– Я ходил в дом. Наш приятель помалкивает. – Он не спеша помешивал мороженое, предвкушая удовольствие. – Да, кстати, снаружи его совсем не слышно, я ночью проверял. Так что если будешь принимать посетителей в саду, все будет нормально.

– Спасибо.

– Когда я тут управлюсь, я зайду и помогу тебе.

– Отлично.

Мне не хотелось просить его об этом, но я был от души благодарен ему за предложение. Я приехал домой и отнес покупки в кухню. Когда я упаковывал еду в пакет, появился Банан в своих теннисных туфлях. Он окинул взглядом кучку приготовленных мною вещей, сваленных на полу у двери.

– Ну, пошли, – сказал он. – Давай я понесу это. Я кивнул.

– Поначалу свет ослепит его, так что, даже если ему удалось развязаться, у нас все равно будет преимущество.

Мы принялись убирать баррикаду от двери, и, когда разобрали ее настолько, что дверь стало можно открыть, я вынул нож из проушины щеколды, взял пакет, включил свет в чулане и шагнул внутрь.

Анджело лежал ничком посреди пола, связанный, как был: руки за спиной, и белая бельевая веревка тянется от запястий к лодыжкам.

– Доброе утро! – доброжелательно приветствовал его я.

Анджело не шевельнулся, но пробормотал несколько слов, из которых я разобрал только «дерьмо».

– Я вам еды принес, – сказал я, ставя на пол пакет. В пакете было две нарезанные буханки хлеба, несколько пакетов молока, вода в пластиковой бутылке, две большие копченые курицы, несколько яблок и куча шоколадных батончиков. Банан молча опустил на пол свою ношу, состоявшую из одеяла, дешевой подушки, нескольких книг в мягкой обложке и двух одноразовых ночных горшков с крышкой.

– Я не собираюсь вас выпускать, – сказал я Анджело, – но я вас развяжу.

– Твою мать!.. – ответил он. – Вот ваши часы.

Я снял их с него накануне, чтобы удобнее было его связывать. Я достал их из кармана и положил рядом с ним.

– Свет погасят в одиннадцать. Я счел разумным обыскать его, но в карманах у Анджело не оказалось ничего, кроме денег – ни ножа, ни спичек, ни ключей, – ничего, что могло бы помочь ему бежать.

Я кивнул Банану, и мы вдвоем принялись распутывать веревку, я на запястьях, а Банан на ногах. Дергаясь, Анджело так сильно затянул узлы, что развязать их удалось далеко не сразу. Освободив Анджело, мы смотали веревку и отступили к двери. Я смотрел с порога, как он неуклюже поднимается на колени. Конечности его не слушались.

Воздух в чулане был вполне чистый. Я закрыл дверь, запер щеколду, и Банан методично восстановил баррикаду.

– Сколько еды ты ему дал? – спросил он.

– Дня на два – на четыре. Зависит от того, сколько он ест.

– Ну, ничего, ему не привыкать сидеть взаперти.

Банан, видимо, боролся с последними угрызениями совести. Он вставил на место четыре доски, заметив между прочим, что ночью подпилил их, чтобы они точно вписывались между дверью и холодильником.

– Так надежней будет, – сказал он.

– Теперь ему нипочем не выбраться.

– Будем надеяться, – ответил я. Банан отступил назад, уперев руки в бока, чтобы полюбоваться плодами своего труда. Я действительно был практически уверен, что Анджело не удастся выбить дверь, тем более что делать это ему придется, стоя на ступеньках, ведущих вниз.

– Тут где-то должна стоять его машина, – сказал я. – Пойду позвоню в больницу, а потом поищу машину.

– Ты звони, а я поищу, – сказал Банан и вышел. Мне сказали, что Касси будут вправлять руку под наркозом. Если все пойдет хорошо, я могу забрать ее в шесть вечера.

– А можно с ней поговорить?

– Минутку.

Голос Касси звучал сонно.

– Меня тут накачали наркотиками, – сказала она. – Как наш гость?

– Счастлив, как кенгуру с чирьем на заднице.

– Что, скачет?

– Твои наркотики не действуют, – сказал я.

– Действуют-действуют! Тело будто плывет, а в голове искры вспыхивают. Так странно!

– Мне сказали, что я могу тебя забрать в шесть.

– Только не опаздывай, ла-адно? – Она зевнула.

– Могу и опоздать.

– Ты меня не любишь...

– Ни капельки.

– Милый Вильям! – пропела она. – Нежный цветочек!

– Спи, Касси.

– Угу.

Она явно засыпала.

– Пока, – сказал я, но, похоже, она меня уже не услышала.

Потом я позвонил в ее контору и сказал боссу, что Касси упала с лестницы в чулане и сломала себе руку и что она вернется на работу где-нибудь на следующей неделе.

– Как некстати! – воскликнул он. – То есть, в смысле, для нее, конечно...

– Конечно.

Когда я положил трубку, вернулся Банан и сообщил, что машина Анджело мирно стоит у начала проселочной дороги, там, где асфальтовое шоссе сменяется грунтовкой, разъезженной телегами. Ключи от машины Анджело оставил в зажигании. Банан бросил их на стол.

– Если что-нибудь понадобится, покричи, – сказал он. Я с благодарностью кивнул, и Банан зашагал прочь, электровеник в обличье медузы.

А я принялся разыскивать Теда Питтса. Сперва позвонил в школу, где раньше работал Джонатан. Резкий женский голос ответил, что среди их сотрудников такого нет и что никто из их нынешних сотрудников мне помочь не может, потому что в школе никого нет: до начала семестра еще целая неделя.

Единственный учитель, который работал в школе еще четырнадцать лет назад, это, видимо, Ральф Дженкинс, помощник директора, но он в конце летнего семестра уволился на пенсию, и к тому же вряд ли кто-то из его бывших подчиненных поддерживал с ним отношения.

Дама, видимо, поколебалась, потом ровным тоном ответила:

– Мистер Дженкинс такого не поощрял.

«Другими словами, – подумал я, – этот мистер Дженкинс был сварливый старый ублюдок». Я поблагодарил ее за оказанную ею посильную помощь (большего я и не ожидал) и попросил дать мне адрес профсоюза учителей.

– А телефон вам нужен?

– Да, пожалуйста.

Она дала мне адрес и телефон, и я перезвонил в профсоюз. Питтс? Тед?

Эдуард, значит? Да, наверное, ответил я. Меня попросили подождать.

Через некоторое время мой собеседник, на этот раз мужчина, сообщил мне, что Эдуард Ферли Питтс в членах профсоюза более не числится. Он вышел из профсоюза пять лет назад. Последний известный им адрес Питтса – где-то в Миддлсексе.

– Вам его дать?

– Да, пожалуйста.

Мне снова дали телефон и адрес. По указанному телефону ответил женский голос. На заднем плане звучали музыка и детские голоса.

– Чего? – сказала женщина. – Не слышу!

– Тед Питтс! – крикнул я в трубку. – Не можете ли вы сообщить мне, где он живет?

– Вы ошиблись номером.

– Он раньше жил в вашем доме.

– Чего? Погодите минутку... заткнитесь, вы, горлопаны! Что вы говорите?

– Тед Питтс...

– Терри, выключи ты этот проклятый проигрыватель! Я собственных мыслей не слышу! Выключи его. Выключи, говорю!

Музыка внезапно прекратилась.

– Так что вы говорите? – повторила женщина. Я объясил, что ищу своего старого знакомого, Теда Питтса. – Это мужика с тремя дочками?

– Да, да!

– Мы у него этот дом купили. Терри, если ты еще раз стукнешь Мишель головой об стенку, я тебе все зубы пересчитаю! Так о чем я? Ах да. Тед Питтс. Он дал нам адрес, чтобы мы переслали вещи, но это было несколько лет назад, и я не знаю, куда муж его сунул.

Я сказал, что это очень важно.

– Да? Ну погодите, я сейчас погляжу. Терри! Терри!!!

Послышался звук оплеухи и детский рев. «Радости материнства», – подумал я.

Я целую вечность висел на телефоне, слушая возню ссорящихся детишек.

Я уже успел решить, что про меня просто-напросто забыли, но в конце концов женщина вернулась.

– Извините, что я так долго, но в этом доме такой бардак. Но я таки нашла адрес.

– Вы чудо! – сказал я, записывая адрес.

Она рассмеялась, явно польщенная.

– Хорошо, что вы позвонили. А то сидишь тут с этими проклятыми ребятами...

– Ничего, через неделю в школу.

– И то верно!

Я нажал на рычаг и набрал номер, который она мне дала, но там никто не отвечал. Я подождал десять минут и попробовал еще раз. Ничего.

Я вышел на кухню. В чулане все было тихо. Я поел кукурузных хлопьев, походил взад-вперед и позвонил еще раз. Тишина.

Я подумал, что надо пока что-то сделать с входной дверью. Сейчас она даже не входила в раму, но если поработать рубанком и наждачкой... Я достал указанные предметы из ящика с инструментами, что стоял в гараже, застругал торчащие щепки, и в конце концов мне удалось закрыть дверь, вынув сломанный замок. Снаружи дверь выглядела нормально, но распахивалась от любого тычка, а у нас были приятные, но несколько навязчивые соседи, которые то и дело заглядывали к нам, предлагая купить меда.

Я снова набрал номер, по которому предполагал найти Теда Питтса. Никого.

Я пожал плечами, загородил входную дверь небольшим комодом и вылез на улицу через окно столовой. Доехал до паба и сообщил Банану, как проникать внутрь.

– Ты что, думаешь, что я...

– Нет. Просто на всякий случай.

– А ты куда? – спросил он.

Я показал ему адрес.

– Это шанс, – сказал я.

Адрес был в Милл-Хилле, на северной окраине Лондона. Я ехал туда, изо всех сил стараясь не думать ни о Касси, которая лежит под наркозом, ни об Анджело, который сидит в чулане, а только о дорожном движении. Не хватало еще разбить машину!

По указанному адресу был расположен особнячок средних размеров. Сад, тишина, запустение.

Я прошел по дорожке и заглянул в окна. Голые стены, голые полы, занавески сняты.

Упав духом, я позвонил в соседний дом. Этот был явно обитаем, но на звонок никто не откликнулся. Я сунулся еще в несколько домов, но все, с кем я говорил, знали о Теде Питтсе только то, что да, в этом доме вроде бы жила семья с тремя девочками, но тут так много зелени, что совершенно не видно, что делается у соседей.

Лишь в одном из домов наискосок, из которого был виден лишь угол палисадника Питтсов, мне наконец повезло. Входную дверь приоткрыла на фут пышная дама в розовых бигуди. Под ногами у дамы вертелась целая стая разномастных собачонок.

– Я ничего не покупаю! – сообщила она. Я изложил ей сочиненную мною историю о том, что Тед Питтс – мой брат, что он прислал мне свой новый адрес, а я его потерял, а он мне срочно нужен. Я повторил ее раз шесть и уже сам начинал верить ей.

– Я с ним не знакома, – ответила дама, продолжая придерживать дверь. – Он тут жил совсем недолго. Я его, кажется, даже ни разу не видела.

– Но разве вы не видели, как они въезжали и уезжали?

– Видела. Я как раз гуляла с собачками. – Она ласково поглядела на свою стаю. – Я каждый день хожу мимо того дома.

– А вы не помните, давно ли они уехали?

– Ой, лет сто тому назад! Странно, что ваш брат вам не сказал. Дом несколько месяцев продавался. Его вот только что продали. Я на той неделе видела, как агенты снимали объявление о продаже.

– А вы случайно не помните фамилий агентов? – осторожно спросил я.

– О господи! – сказала она. – Я ведь, наверно, раз сто проходила мимо этого объявления. Дайте-ка я подумаю...

Она наморщила лоб, глядя на своих питомцев. Я видел ее только наполовину. Не знаю, зачем она придерживала дверь: то ли чтобы собаки не вырвались наружу, то ли чтобы я не ворвался внутрь...

– Хантблич! – воскликнула она наконец.

– Как-как?

– Хант, запятая, Блич. Фамилии агентов. Такая желтая доска с черными буквами. Такие доски тут висят по всему району, вы их увидите.

Я горячо поблагодарил ее. Она кивнула розовыми бигуди и закрыла дверь, а я поехал дальше и ездил до тех пор, пока не нашел желтую дощечку с черными буквами. На дощечке был указан адрес: «Бродвей, Милл-Хилл».

История об утраченном брате, как обычно, вызвала множество сочувственных и жалостливых взглядов, охов и вздохов, но в конце концов дала свои плоды. Мрачноватая девушка сказала, что с тем домом, кажется, работал мистер Джекмен, но только он сейчас в отпуске.

– А вы не могли бы посмотреть в записях?

Она посоветовалась со своими многочисленными коллегами, те поразмыслили и наконец пришли к выводу, что в таких чрезвычайных обстоятельствах можно и посмотреть. Девушка ушла в соседний кабинет и принялась выдвигать и задвигать ящики.

– Вот, мистер Питтс, – сказала она, вернувшись. Я не сразу сообразил, что, раз я брат Питтса, значит, я тоже Питтс. – Ридж-Вью, Оуклендс-Роуд.

А города не назвала. Значит, Тед Питгс живет здесь!

– А вы не подскажете, как туда добраться? – спросил я.

Она покачала головой, но один из ее коллег сказал:

– Прямо по Бродвею, потом на кругу направо, в сторону Лондона, потом первый поворот налево, в гору, и там будет поворот направо. Вот это и есть Оуклендс-Роуд.

– Замечательно! – сказал я с искренним облегчением, которое все сочли вполне уместным. Строго следуя указаниям, я нашел этот дом. Дом был маленький и коричневый: коричневые кирпичи, коричневая черепичная крыша, узкие окошки по сторонам дубовой входной двери, остального почти не видно за разросшимися кустами. Я остановил машину на широкой дорожке перед запертым двойным гаражом и неуверенно позвонил.

В доме было тихо. Я слышал только отдаленный шум трассы да гудение пчел в купах темно-красных цветов. Подождал, позвонил еще раз.

Никакого результата. Если бы мне не был так нужен Тед Питтс, я бы сейчас развернулся и уехал. Здесь даже соседей не порасспрашиваешь: дома стояли только по одной стороне улицы, по другой стороне был крутой лесистый склон, а дома были расположены далеко друг от друга и прятались за деревьями, словно скрываясь от посторонних взглядов.

Я не мог решиться, что мне делать: то ли подождать, то ли потом вернуться еще раз, то ли оставить Питтсу записку с просьбой позвонить и на всякий случай нажал кнопку еще раз.

Дверь открылась. На пороге стояла приятная молодая женщина: уже не девушка, но еще не средних лет. На ней был свободный, развевающийся сарафанчик с широкими лямками на загорелых плечах.

– Да? – вопросительно произнесла она. Темные вьющиеся волосы, голубые глаза, лицо, коричневое от летнего загара.

– Я ищу Теда Питтса, – сказал я.

– Это его дом.

– Он мне нужен. Я брат его старого знакомого. В смысле, они были знакомы много лет назад. Не могу ли я повидать его?

– Его сейчас нет дома. – Она посмотрела на меня с сомнением. – А как зовут вашего брата?

– Джонатан Дерри.

После мгновенного замешательства ее лицо из настороженного вдруг сделалось приветливым, и на губах появилась улыбка, с какой люди обычно вспоминают былые дни.

– Джонатан! Мы про него много лет ничего не слышали.

– А вы – миссис Питтс?

Она кивнула.

– Джейн. – Она распахнула дверь и отступила назад.

– Проходите!

– Я – Вильям, – сообщил я.

Она задумчиво нахмурилась.

– Вы ведь вроде бы учились в школе?

– Да, но с тех пор я успел подрасти.

Она взглянула на меня снизу вверх.

– Как много лет прошло!

Она повела меня прохладным темным коридором.

– Сюда, пожалуйста.

Мы вышли к широкой лестнице с невысокими ступеньками, застеленными зеленым паласом, ведущей вниз, и я увидел то, что было совершенно незаметно сверху, с дороги: что дом на самом деле был большой, ультрасовременный, встроенный в склон холма и совершенно потрясающий.

Лестница вела вниз, в огромное помещение, наполовину под открытым небом. Половину помещения занимал бассейн, а другая половина была застлана все тем же зеленым паласом. Ближе к лестнице стояли диваны и кофейные столики, а вокруг бассейна, на солнышке, были расставлены бамбуковые кресла-качалки с розовыми, белыми и зелеными подушками; по сторонам бассейна тянулись два крыла дома, обещающие уютные спальни и приятную жизнь. Оглядев комнату с бассейном, я подумал, что ни один учитель на свете себе такого позволить не может.

– Я сидела вон там, – сказала Джейн Питтс, указывая на солнечную сторону. – Ужасно не хотелось отвечать на звонок. Я иногда не отвечаю.

Мы прошли мимо белых ниш с решетчатыми перегородками. В нишах стояли горшки с растениями и бамбуковые диванчики, на которых были раскиданы купальные полотенца. Вода в бассейне была зеленая, как в море. После утомительных поисков меня так и потянуло искупаться.

– Две младшие девочки где-то тут, – говорила Джейн. – Мелани, старшенькая, уже замужем. Скоро у нас с Тедом будет внук.

– Невероятно!

Джейн улыбнулась.

– Мы поженились еще в колледже.

Она предложила мне сесть, и я присел на краешек одной из качалок, а сама Джейн привольно раскинулась в другой. За домом была травянистая лужайка, а дальше – широкая панорама северо-западного Лондона, уходившая в туманные сиренево-голубые дали.

– Фантастика! – сказал я.

Джейн кивнула.

– Нам так повезло с этим домом! Мы здесь живем всего три месяца, но, наверно, останемся здесь навсегда. Это все закрывается, – она указала на открытый потолок. – Там солнечные батареи, которые выдвигаются. Говорят, в доме тепло всю зиму.

Я выразил искреннее восхищение и спросил, продолжает ли Тед преподавать. Она, не смущаясь, ответила, что он иногда читает в университете курсы по компьютерному программированию и что дома он будет не раньше завтрашнего вечера. Она сказала, что Тед будет очень жалеть, что не повидался со мной.

– У меня к нему довольно срочный разговор.

Она мягко покачала головой.

– Я действительно не знаю, где он сейчас. Где-то в районе Манчестера. Он уехал сегодня утром, но где остановится – не сказал. В каком-нибудь мотеле.

– А когда он будет завтра?

– Поздно. Я точно не знаю.

Видимо, лицо у меня сделалось таким озабоченным, что Джейн виновато произнесла:

– Если это так важно, приезжайте в воскресенье утром. Вас это устроит?