Текст книги "Двойная осторожность"

Глава 15

Суббота тянулась бесконечно. Касси бродила по дому с загипсованной рукой на перевязи. Раза три-четыре забегал Банан. Обоих тревожила эта проволочка, хотя они ничего не говорили. В четверг, когда Касси сидела со сломанной рукой и вся гостиная была завалена плодами рук Анджело, казалось вполне разумным и справедливым запереть его в чулан. Но к вечеру субботы Касси с Бананом перешли от сомнений и беспокойства к усиливающейся тревоге.

– Отпусти ты его, – сказал Банан, зайдя к нам уже ночью, когда ресторан закрылся. – Если кто-нибудь об этом узнает, у тебя будут серьезные неприятности. Он теперь понял, что ты не какой-нибудь слабак, и побоится прийти снова.

Я покачал головой.

– Он слишком заносчив, чтобы чего-то бояться. Он непременно вернется, потому что захочет отомстить.

Они переглянулись с несчастным видом.

– Ну-ну, веселей! – сказал я. – Я могу продержать его тут и неделю, и две недели – столько, сколько понадобится.

– Я просто не понимаю, как ты можешь спокойно ходить на скачки! сказал Банан.

Я не был спокоен. Ни утром на тренинге, ни потом, за завтраком у Морта. Но никто из тех, с кем я встречался, не догадывался, что со мной что-то не так. Я обнаружил, что скрывать свое преступление вовсе не так уж трудно – в конце концов, сотни людей так живут, и ничего.

– Надеюсь, он еще жив? – спросила Касси.

– В четыре часа он стоял у двери и ругался, – сказал Банан, поглядев на часы. – Девять с половиной часов назад. Я крикнул ему, чтобы он заткнулся.

– А он что?

– Только выругался в ответ.

Я улыбнулся.

– Ничего, не сдохнет.

Как бы в доказательство этого, Анджело принялся колотить в дверь и выкрикивать ругательства. Я уже начинал привыкать к ним. Я вышел на кухню, подошел к баррикаде и, когда он набрал воздуху для очередной звуковой атаки, громко окликнул:

– Анджело!

Короткое молчание, потом яростный рев:

– Ублюдок!!!

– Через пять минут я выключу свет.

– Я тебя убью!

Наверно, от этой угрозы у меня должны были мурашки поползти по спине, но почему-то не поползли. Я и так знал, что он убийца, убийца по натуре, и успел привыкнуть к этому. Я слушал, как он ярится, и ничего не ощущал.

– Через пять минут! – повторил я и ушел. Банан, сидевший в гостиной, в своей рубахе с расстегнутым воротом и с четырехдневной черной порослью на подбородке смахивал на пирата. Но у него бы никогда не хватило духу вздернуть человека на рею. Он не одобрял того, что я делаю, хотя и помогал мне. Я почти физически ощущал, как он борется со старым противоречием, что зло можно победить только силой.

Он сидел на диване и пил бренди, обняв Касси за плечи. Касси была не против. Банан заявил: ему надоело, что у нас в доме нет ни капли его любимого напитка, и притащил бутылку бренди с собой.

– А мороженого к нему нет? – поинтересовалась Касси.

– Какого? – вполне серьезно спросил Банан. Я дал Анджело обещанные пять минут, потом выключил свет. В чулане царило угрожающее молчание.

Банан чмокнул Касси в щечку, уколов ее щетиной, сказал, что у нее усталый вид, сказал, что у него в пабе ждет немытая посуда, предложил тост за Барбадос и опрокинул в себя очередную рюмку.

– Помоги, господи, всем узникам! Ну, спокойной ночи!

Мы с Касси проводили взглядом его удаляющуюся спину.

– Наверно, ему жаль Анджело, – сказала она.

– Угу. Но было бы ошибкой думать, что, если тебе жаль тигра в зоопарке, он тебя не сожрет при первой возможности. Анджело не понимает сострадания, даже когда сострадают ему. Сам он сострадания никогда не испытывал, а в других принимает его за слабость. Поэтому ты, дорогая, конечно, можешь быть добра к Анджело, но не жди, что он ответит тебе тем же. Она взглянула на меня. – Это предупреждение, да? – У тебя доброе сердце.

Она поразмыслила, потом нашла карандаш и написала для себя, как памятку, на белом гипсовом лубке крупными буквами: «БЕРЕГИСЬ ТИГРОВ!»

– Так сойдет?

Я кивнул.

– И если он скажет, что у него отваливается аппендикс или что у него бубонная чума, сунь ему несколько таблеток аспирина вон через те дырки и пропихивай их бумажкой, а не пальцами.

– Ну, до этого он еще не додумался.

– Додумается, дай срок.

Мы отправились наверх, но я спал урывками, как и в предыдущую ночь, все время прислушиваясь к звукам, доносящимся из чулана. Касси спала спокойнее: она привыкла к гипсу, и он уже меньше ей мешал. Говорила, что рука почти не болит. Она просто чувствовала себя усталой. Обещала, что наши игры возобновятся, когда обстоятельства будут более благоприятными.

Я смотрел, как темное небо постепенно светлеет, как темно-синие полоски облаков проступают на густо-оранжевом фоне. Странный восход, чемто похожий на ауру того человека, который сидит взаперти внизу. Я подумал, что мне никогда прежде не приходилось участвовать в таком страшном столкновении характеров. Никогда еще моя способность распоряжаться людьми не подвергалась такой серьезной проверке. Я никогда прежде не считал себя лидером, но теперь, оглядываясь назад, понял, что всегда терпеть не мог, когда мною кто-то командовал.

За последние месяцы я обнаружил, что управляюсь с пятерыми тренерами Люка куда легче, чем предполагал. Эта сила всегда была во мне, и сейчас, когда в ней возникла нужда, она проявилась. У меня хватило сил запереть Анджело в чулан и держать его там, а на это требовалась сила не только физическая, но и духовная. Возможно, способности человека вообще проявляются по мере того, как в них возникает нужда; но что ему делать с собой, когда нужда минует? Что делать генералу, когда война закончилась? Когда мир перестает ходить по струнке и подчиняться приказам?

Да, подумал я, надо уметь всегда приноравливать свои способности к текущим нуждам, иначе всю жизнь только и будешь делать, что вспоминать о былых подвигах. И сделаешься нудным деспотом, тоскующим о прошлом величии.

Нет, подумал я: когда я разберусь с Анджело и когда закончится этот год у Люка, я снова стану прежним. Если знать, что это необходимо, то, наверно, получится...

Грозное небо медленно менялось: теперь оно сделалось цвета расплавленного золота, и по нему ползли лиловато-серые облака, а потом сияние угасло, и облака стали белыми, а небо – бледно-бледно-голубым. Я встал и оделся, думая, что небо врет: грозный свет исчез, а проблемы остались, и Каин никуда не делся, а по-прежнему сидит внизу.

Когда я уезжал, Касси ничего не говорила, но взгляд ее был достаточно красноречив. «Поскорей! Возвращайся! Мне страшно тут одной с этим Анджело!»

– Сиди у телефона, – сказал я ей. – Банан прибежит если что.

Она сглотнула. Я поцеловал ее и уехал. В это воскресное утро дороги были пустынны, и я гнал, как на пожар, до самого Милл-Хилла. Когда я свернул на Оуклендс-Роуд, было только полдевятого. Джейн Питтс сказала, чтобы я не приезжал раньше восьми, но, когда я позвонил, она была уже на ногах и открыла мне дверь в мокром купальном халате.

– Проходите, – сказала она. – Мы тут плаваем.

«Мы» – это были две тоненькие хорошенькие девочки-подростка и жилистый лысеющий мужчина средних лет, который плавал в бассейне бесшумно, как тюлень. Небо было ясное, крыша была открыта, и на одном из низеньких бамбуковых столиков был накрыт завтрак, состоящий из кукурузных хлопьев и фруктов. Утро было довольно прохладное, но никто из Питтсов, казалось, не замечал этого.

Жилистый мужчина выскользнул на край бассейна плавным, экономным движением и встал на ноги, выжимая воду из волос и глядя приблизительно в мою сторону.

– Здравствуйте, я Тед Питтс, – сказал он, протягивая мне мокрую руку. – Только я без очков ни черта не вижу.

Я пожал ему руку и улыбнулся в невидящие глаза. Джейн обошла бассейн и принесла очки в тяжелой черной оправе, которые сразу превратили загорелую рыбу в обычного близорукого смертного, который пошел рядом со мной вокруг бассейна к креслу, на котором лежало его полотенце.

– Вы Вильям Дерри? – спросил он, вытряхивая воду из ушей.

– Он самый.

– Как Джонатан?

– Привет передает.

Тед Питтс кивнул, принялся энергично растирать себе грудь, потом вдруг остановился и спросил:

– Это ведь вы посоветовали мне, где найти каталоги?

Столько лет назад... мельком... через третьи руки... Я оглядел удивительный дом и задал главный вопрос:

– Эта система, что была на кассетах, – она действительно работает?

Тед Питтс самодовольно улыбнулся.

– А как вы думаете?

– Все вот это...

– Все это.

– Никогда бы не поверил, если бы не побывал здесь, – сказал я.

Он принялся вытирать спину.

– Конечно, это довольно тяжело. Приходится много ездить. Но когда возвращаешься, чувствуешь, что дело того стоит.

– И давно?.. – медленно начал я.

– Давно ли я играю? Да с тех самых пор, как Джонатан отдал мне кассеты. То первое дерби... Я тогда занял сотню фунтов под залог машины. Это было чистой воды безумие. Я не мог позволить себе проиграть. Нам ведь тогда временами едва на еду хватало. Честно говоря, я на это пошел от безысходности. Но, с другой стороны, система выглядела безупречной с математической точки зрения и много лет служила верой и правдой тому, кто ее изобрел...

– И вы выиграли?

Он кивнул.

– Пятьсот фунтов. Целое состояние! Я никогда не забуду этот день, никогда! У меня голова шла кругом. – Он радостно улыбнулся, вновь переживая тот ребяческий восторг. – Я об этом никому не сказал. Ни Джонатану, ни даже Джейн. Я не собирался больше играть, понимаете ли. Я был очень рад, что все так удачно вышло, но это чудовищное напряжение... – Он бросил мокрое полотенце на ручку кресла. – А потом я подумал: а почему бы и нет?

Он смотрел, как его дочери ныряют, держа друг друга за талию.

– В школе я проработал только еще один семестр, – спокойно рассказывал он. – Я не мог больше выносить главу отделения математики. Дженкинс его звали. – Тед улыбнулся. – Теперь это кажется смешным, но когда-то я его так боялся... Так или иначе, я обещал себе, что если за время летних каникул выиграю достаточно, чтобы купить компьютер, то после Рождества уволюсь, а если нет, то останусь в школе, буду пользоваться тамошним компьютером и иногда играть по маленькой.

К нам подошла Джейн с кофейником.

– Это он рассказывает, как начал играть? Я тогда думала, что он с ума сошел!

– Но недолго.

Она покачала головой, улыбаясь.

– Когда мы переехали из нашего фургона в настоящий дом – Тед выиграл столько, что хватило на дом, представляете? – я поверила, что это надежно, А теперь мы живем здесь. Так хорошо, что даже неудобно. И все благодаря вашему замечательному брату.

Девочки вылезли из бассейна и представились как Эмма и Люси. Они ужасно хотели есть. Мне предложили хлопьев с отрубями, натурального йогурта, пророщенного зерна и свежих персиков. Ели здесь немного, но зато с удовольствием.

Я тоже сел завтракать, но мысли мои неотступно вертелись вокруг Анджело и Касси, которая сидит там наедине с ним... Нет, дверь должна выдержать – выдержала же она целых два дня. С чего бы ей сломаться именно теперь? И все же меня не оставляло стойкое чувство, что лучше бы мне было оставить ее у Банана.

За кофе, когда девочки опять прыгнули в бассейн, а Джейн ушла в дом, Тед Питтс спросил:

– Как вы меня разыскали?

Я взглянул на него.

– Вы хотели спросить «зачем»?

– Н-наверно, да. Да.

– Я приехал, чтобы попросить вас дать мне копии этих программ.

Он глубоко вздохнул и кивнул.

– Я так и думал.

– Дадите?

Он некоторое время смотрел на мерцающий бассейн, потом спросил:

– А Джонатан знает, что вы их просите?

– Ага. Я спросил у него, где сейчас эти кассеты, а он сказал, что если кто-то это знает, то только вы.

Тед Питтс снова кивнул и наконец решился:

– Да, это справедливо. Это ведь на самом деле его программы. Только у меня кассет чистых нет.

– Я с собой привез, – сказал я. – Они в машине. Я их принесу?

– Ладно, – он решительно кивнул. – Вы несите кассеты, а я пока переоденусь в сухое.

Я принес специальные компьютерные кассеты, которые нарочно захватил с собой.

– Шесть? – удивился Тед. – Вам нужно только три...

– А в двух экземплярах?

– А-а. Ну ладно. Почему бы и нет? – он отвернулся. – Компьютер у меня внизу. Хотите посмотреть?

– Еще бы!

Он повел меня в глубь дома. По нескольким застеленным паласами лестницам мы спустились на нижний этаж.

– Кабинет, – коротко сказал Тед, впуская меня в обычных размеров комнату, из окна которой открывалась все та же панорама Лондона. – На самом деле это была спальня. Вон там ванная, а дальше еще одна спальня.

Кабинет был больше похож на гостиную: кресла, телевизор, книжные полки, стены, отделанные сосновыми панелями. На стуле с прямой спинкой у стены красовалась пара потрепанных альпинистских башмаков, а рядом на полу лежал новехонький теплый спальный мешок, еще не вытащенный из упаковки. Тед увидел, куда я смотрю, и пояснил:

– Я через пару недель уезжаю в Швейцарию. Вы альпинизмом не увлекаетесь?

Я покачал головой.

– Скалолазанием я заниматься не пытался, – серьезно продолжал он.

– Я предпочитаю просто бродить по горам.

Он открыл одну из панелей, и за ней обнаружился длинный стол, на котором стояла уйма всякой электроники.

– Для расчетов побед на скачках во всем этом нет необходимости, сказал Тед, – но я просто люблю компьютеры.

И он ласково, словно любимую женщину, погладил стальной бок машины.

– Я никогда не видел, как работают эти программы, – сказал я.

– Хотите посмотреть?

– Да, пожалуйста.

– Хорошо.

Он ловким, привычным движением сунул кассету в магнитофон и объяснил, что сейчас машина ищет файл «Epsom».

– Вы, вообще, разбираетесь в компьютерах?

– У нас в школе был компьютер. Мы на нем в «Космических пришельцев» играли.

Тед посмотрел на меня с жалостью.

– В наше время любой человек должен уметь написать хотя бы элементарную программу. Компьютерный язык – это всеобщее наречие нового мира, как латынь была всеобщим наречием средневековья.

– Это вы так студентам объясняете?

– М-м... да.

Маленький экран внезапно спросил: «Готово?» Тед нажал несколько клавиш, и экран спросил: «Какая из скачек в Эпсоме?» Тед напечатал «Дерби», и на экране тотчас появилось: «Эпсом: Дерби. Кличка лошади?» Тед напечатал свое собственное имя и наугад отвечал на все последующие вопросы. В конце концов компьютер выдал: «Тед Питтс. Шансы на победу – 24».

– Все просто, – сказал я. Тед кивнул.

– Весь секрет в том, чтобы задать нужные вопросы и правильно оценить ответы. Ничего таинственного в этом нет. Такую программу мог бы составить любой, только на это потребуется очень много времени.

– Джонатан говорит, что в США таких систем несколько.

Тед кивнул.

– У меня есть одна такая.

Он открыл ящик стола и вытащил что-то вроде карманного калькулятора.

– Это мини-компьютер с довольно изящными программами. Я его купил из любопытства. Но он, разумеется, годится только для американских скачек, потому что там все ипподромы одинаковы. Насколько я понимаю, если скрупулезно следовать всем инструкциям, действительно можно выиграть, но с ним, как и с системой Лайэма О'Рорке, надо еще поработать.

– А если положиться на интуицию?

– На интуицию полагаться не следует, – серьезно ответил Тед. – Это ненаучно.

Я с любопытством посмотрел на него.

– А вы часто бываете на скачках?

– На самих скачках? Практически никогда. Я их, конечно, иногда смотрю по телевизору. Но для того, чтобы выигрывать, в этом нет никакой необходимости. Все, что нужно, это каталоги и объективность.

Какой унылый взгляд на мир, где я проводил всю свою жизнь! Эти прекрасные создания, их быстрота, их отвага и решительность – и все это сведено к статистическим вероятностям и микросхемам...

– Вам эти копии сделать открытыми, так, чтобы любой мог пользоваться? – спросил Тед.

– То есть?

– Если хотите, их можно снабдить паролями, так, что если их у вас кто-то украдет, он не сможет ими воспользоваться.

– Вы серьезно?

– Разумеется, – ответил он с таким видом, словно ему никогда не приходило в голову шутить. – Я свои программы всегда снабжаю паролями.

– И как же это делается?

– Да проще простого. Сейчас покажу.

Он нажал несколько клавиш, и экран внезапно спросил: «Готово?»

– Видите вопросительный знак? – сказал Тед. – Вопросительный знак всегда означает, что оператор должен что-то ввести. В данном случае вы должны ввести определенную последовательность букв, иначе программа работать не будет. Вот попробуйте.

Я послушно напечатал «Эпсом». Тед нажал на клавишу, на которой было написано «enter». Экран мигнул и снова спросил: «Готово?» Тед улыбнулся.

– К этой кассете пароль «quite». Но это только сейчас. Пароль легко изменить.

Он напечатал «quite», нажал «enter», и на экране появилось: «Какая из скачек в Эпсоме?»

– Видите, снова знак вопроса, – сказал Тед. – Он всегда требует ответа.

Я подумал и сказал, что пароля, пожалуй, не надо.

– Как скажете.

Он напечатал «break» и «list 10-80», и экран внезапно изменился.

– А вот это сама программа, – сказал Тед. – Видите строку 10?

В строке 10 было написано:

«INPUT А$: IF $=»QUITE" THEN 20 ELSE PRINT «Готово?» – «Если $=»QUITE", тогда 20, иначе напечатать «Готово?»

В строке 15 было написано: «GO ТО END» – «В конец».

В строке 20 было написано: "PRINT «Какая из скачек в Эпсоме?»

– Если вы не введете «quite», – пояснил Тед, – то до строки 20 вы так и не доберетесь.

– Чисто сработано, – согласился я. – Ну, а что помешает мне заглянуть в программу и увидеть, что нужно напечатать «quite»?

– А очень легко сделать так, что заглянуть в программу никто не сможет. Когда покупаешь чужие программы, прочесть их практически никогда невозможно. Потому что если программу нельзя прочесть, то с нее и копию сделать нельзя. Ведь никто не хочет, чтобы его программы беспрепятственно распространялись.

– Хм, – сказал я. – Но мне бы хотелось, чтобы эти программы можно было просматривать и чтобы они были без паролей.

– Хорошо.

– А как избавиться от пароля?

Он чуть заметно улыбнулся, напечатал «10» и нажал «enter». Потом снова напечатал «list 10-80», но на этот раз, когда программа появилась на экране, строки 10 не было вовсе.

– Элементарно, как видите, – сказал он.

– Да, пожалуй.

– Мне понадобится довольно много времени, чтобы убрать пароли и сделать копии, – сказал он. – Не могли бы вы пока посидеть у бассейна? Честно говоря, один я управлюсь быстрее.

Я с готовностью согласился, вернулся к навевающим лень бамбуковым качалкам, и Джейн принялась мне рассказывать о своих дочерях. Прошел целый час, прежде чем появился Тед с кассетами. Прежде чем отпустить меня, он еще выдал мне инструкции:

– Чтобы запустить эти программы, вам понадобится либо старый компьютер «Грэнтли» – а его сейчас найти не так-то просто, эти компьютеры давно устарели, – либо компьютер IBM, который позволяет загрузку с кассеты.

Он посмотрел на мое растерянное лицо и повторил все это еще раз.

– Понятно, – сказал я.

Он объяснил мне, как загрузить с кассеты «Бейсик» для «Грэнтли» – он был записан в начале первой стороны каждой кассеты, – в компьютер IBM, у которого нет своего встроенного языка. Это он тоже повторил дважды.

– Понятно.

– Ну, желаю удачи, – сказал он. Я от души поблагодарил его и Джейн тоже и удалился настолько поспешно, насколько это позволяла вежливость.

Отъехав примерно полмили, я, леденея от страха, остановился у телефонной будки и позвонил Касси. Она сняла трубку после первого же звонка.

Голос у нее дрожал, что было ей в принципе совсем не свойственно.

– Это ты! Как хорошо! – воскликнула она. – Ты скоро будешь?

– Где-то через час.

– Поскорей, ладно?

– Что, Анджело?..

– Он колотит в дверь и трясет ее с тех пор, как ты уехал. Я была в кухне. Он расшатывает доски. Если так пойдет и дальше, он скоро сорвет дверь с петель. Я хотела укрепить баррикаду, но у меня ничего не выходит. С одной рукой...

– Касси, – сказал я, – иди в паб и сиди там.

– Но...

– Дорогая, я тебя прошу!

– А если он вылезет?

– Если он вылезет, я хочу, чтобы ты была у Банана, в безопасности.

– Ладно.

– До скорого! – сказал я и повесил трубку. И как бешеный понесся домой. Кое-где я проскакивал на красный свет, но все обошлось. Я молнией пролетел через Ройстон-Хис, виляя среди потока машин, возвращающихся с уик-энда в город. Промчался через сам город; перемахнул последний перекресток через автостраду М-11 и наконец свернул с шоссе на дорогу, ведущую к Шестой Миле.

И всю дорогу думал о том, что будет делать Анджело, если вырвется на волю. Разнесет весь дом? Подожжет его? Будет поджидать меня в засаде?

Единственное, во что я не верил, – это в то, что он тихо-мирно уберется восвояси.