Текст книги "Сцены страсти"

Сцена пятая

Влюбленные, пустите.[34]34
  У. Шекспир «Бесплодные усилия любви», пер. Ю. Корнеева.


[Закрыть]

– Конечно, я люблю тебя. Как ты можешь в этом сомневаться? Разве за все эти годы я сделала хоть что-то кроме того, что ты велел мне делать?

Шрив опустил голову.

– Я думал, ты просто хочешь быть актрисой.

– О, ради Бога! Ты же все прекрасно знаешь. Я всеми силами противилась этому, пока не поняла, что единственный способ остаться с тобой – делать то, что ты от меня требуешь. И я никогда не играла слишком хорошо, – скромно добавила Миранда.

Он взял ее за подбородок и поцеловал долгим, страстным поцелуем. Потом легкими поцелуями он коснулся уголка ее рта, ее щеки, бровей, кончика ее носа. Она поежилась.

– Я никогда не придавал большого значения любви, – прошептал он. – Я считал, что ее придумали великие драматурги, вроде Шекспира, чтобы романтизировать свои пьесы. Я никогда не думал, что кто-нибудь может быть таким глу… э-э… неразум…

Она усмехнулась.

– Ну продолжай. «Глупым». «Неразумным».

– Нет. Я не то хотел сказать. То, что ты сделала, было безумием. Ты подвергла опасности свою жизнь, а больше всего на свете я не хотел бы, чтобы твоя жизнь подвергалась опасности. Поэтому твой поступок показался мне безумием. Я сам поступил бы также, если бы ты оказалась в опасности, но я просто не предполагал, что кто-то может совершить такое ради меня. – Он жадно всматривался в ее лицо. Она была очень красива, а ее взгляд, обращенный на него, говорил так много. Неужели она действительно любит его?

– Почему ты считал, что ты способен на благородный поступок, а я – нет?

– Потому что я не способен на это. На самом деле – нет.

– Но зато способен с риском для жизни бросаться в огонь, чтобы опустить огнеупорный занавес или спасти горсть монет?

– Долларов, дорогая моя. Пятьсот долларов. Они дают нам независимость. Я ведь человек практичный, не забывай!

– То, что ты совершаешь благородные поступки с оглядкой на собственную выгоду и одновременно спасая других людей, не делает их менее благородными. Это делает их более честными. Ада говорит, что я всегда могу рассчитывать на твой эгоизм. Она права. И в этом моя безопасность. – Она встала на цыпочки, чтобы поцеловать его. Это был очень нежный поцелуй, доставивший удовольствие обоим, и глаза Шрива подозрительно увлажнились.

Миранда взяла его за руку и подвела к тахте.

– А теперь я хочу кое-что обсудить с тобой.

Он сделал над собой усилие, чтобы вернуться к обыденным делам.

– Я выяснила, что мой отчим, скорее всего, пытался убить меня.

Шрив сразу же встрепенулся.

– Кто тебе сказал?

– Детектив.

– Черт! Когда он приходил сюда? Он допрашивал тебя?

– Нет. Он просто подготовил отчет.

– Ему не следовало беспокоить тебя. Ты ведь ничего не знаешь об этом Арчи Доуте?

– О ком?

Он бросил на нее растерянный взгляд и сразу же замолчал.

– О ком? – настойчиво переспросила Миранда. – Кто такой Арчи Доут?

Шрив попытался высвободиться из ее объятий и встать.

– Ты все равно его не знаешь. Я напрасно упомянул его имя.

Она крепче сжала его плечи.

– Хорошо, но расскажи мне о нем.

– Он просто бродяга.

– И…

– Вчера вечером он поджег театр. Тишина в комнате была жуткой. Наконец Миранда произнесла упавшим голосом:

– Его послал мой отчим?

– Мы этого не знаем.

– Тебе это известно. – Она покачала головой. – Ты об этом знал и подумал, что я тоже знаю, поэтому у тебя и сорвалось с языка его имя. Иначе ты ничего не сказал бы мне. – Вдруг она зажала рот рукой. Ее глаза расширились от ужаса. – Боже мой! Он заплатил, чтобы поджечь театр, полный людей, для того, чтобы убить меня?

– Миранда, этот самый Доут сказал, что все было задумано как шутка.

– Тогда где тот, кто прыгал бы и смеялся? Где же тот человек, который признался, что это он все организовал? Бенджамин Уэстфолл заплатил этому человеку по одной-единственной причине. Моя сестра написала ему, что я жива, а он не хотел видеть меня живой. Он попытался убить меня в исправительном доме. Потом он убил детектива, который помог ему упрятать меня туда.

Шрив удивленно уставился на нее.

– Как ты об этом узнала?

– Его имя было Бледсоу. Его доклад оказался неполным. Он был убит в ту самую ночь, когда составлял его. Ему отрубили голову саблей.

Шрив покачал головой.

– Это еще ничего не доказывает, – неуверенно произнес он.

Она прижала руки к щекам.

– Следующим мог быть ты. Тебе тоже могли отрубить голову или…

– Миранда! – Он обнял ее за плечи и прижал к себе.

– Я должна поехать в форт Галлатин. Он – убийца, способный продолжать свое черное дело вновь и вновь. Невинные люди ничего для него не значат. Целый отряд солдат. Театр, заполненный зрителями. Его надо остановить. В нем нет ни капли жалости.

– Миранда. Ты не можешь этого сделать. Это слишком опасно, к тому же тебе там не место.

– Ты не можешь заставить меня изменить мое решение, – настойчиво произнесла Миранда. – Пока он жив, я никогда не буду в безопасности, а так же все люди вокруг меня. Я поняла, что он хладнокровный убийца в ту самую минуту, когда услышала выстрелы на перевале Лодж-Трейл. Он должен ответить за смерть всех этих людей. Почти половину жизни я промедлила, но теперь не могу и не хочу больше откладывать. Даже если мне придется спуститься в ад, я поеду в форт Галлатин и встречусь с убийцей моего отца.

Ее непреклонность поразила Шрива. В ее голосе не слышалось нежных интонаций знаменитой актрисы – ее слова звучали глухо и твердо. Шрив заглянул ей в глаза.

– Ты не можешь поехать.

– Почему?

У него остался последний аргумент, пусть очень слабый, но он решил воспользоваться им.

– У тебя обязательства перед публикой. У тебя контракт.

– Не ты ли всего несколько дней тому назад говорил мне, что контракты существуют, чтобы их нарушать.

– У тебя обязательства перед твоей профессией. Ты же великая актриса.

– Ты всегда говорил мне, что я всего лишь посредственность.

Он покачал головой, на его лице появилась обворожительная улыбка.

– За последнее время ты сделала большие успехи.

Она не поддалась.

– Я уже старею. Ты сможешь заменить меня более молодой актрисой. Она будет играть лучше.

– Миранда! – Он только развел руками и начал нервно ходить взад-вперед по комнате.

– Шрив!

Он остановился.

– Я лгал тебе. Ты же знаешь, что я лгал тебе снова и снова.

Она пристально посмотрела на него.

– Да, я знаю, что ты мне лгал. Вновь и вновь. Все же приятно слышать, что ты признался. Конечно, сейчас ты мог опять солгать. Мог сказать мне все это только для того, чтобы я осталась.

– Как ты можешь так говорить?

– Ничего удивительного. С помощью своей лжи ты всегда добивался от меня того, что тебе было нужно.

Шрив смутился. Его смуглые щеки покраснели. Красивые глаза Ромео потупились, потом он вновь взглянул на нее.

– Но сейчас я говорю чистую правду. Она тронула его за рукав.

– Шрив, я должна ехать. Я не смогу жить, если не рассчитаюсь с ним.

Он схватил ее за плечи.

– Нет. Это все игра. Ты вбила себе в голову эту кровную месть, прямо из скверной итальянской трагедии. Ты отказываешься признать, что события двадцатилетней давности не имеют отношения к тебе.

– Все имеет отношение ко мне. Мой отец был убит. Безжалостно убит. И теперь его убийца дважды пытался убить меня. Погиб еще один человек. Зрители в театре испытали шок. Из-за него резко переменилась моя жизнь и жизнь сестры и матери, и это принесло всем нам одни страдания.

Его руки сдавили ей плечи. Он резко встряхнул ее.

– О двух последних ты ничего не знаешь. Это лишь твои предположения. Что же касается тебя, я не видел, чтобы ты очень страдала. Ты знаменитая актриса, красивая, обожаемая, живущая в роскоши. И, кстати, твоя сестра учится в самой престижной школе для девочек, а твоей матери жилось в Чикаго намного легче, чем в форте Галлатин.

– Мы и при моем отце могли бы иметь все, что захотели, – возразила Миранда.

– В самом деле? Ты так считаешь? Если бы он не погиб в форте Галлатин, кто знает, может быть, он погиб бы в следующем месте своей службы? Твоя мать могла умереть, рожая Рейчел в далеком гарнизоне без медицинской помощи. Ты могла заболеть тифом или холерой.

– Я не хочу об этом слышать.

– Твой отец мог получить назначение в Вашингтон, но у него не было шансов подняться по служебной лестнице. Капитан в далеком гарнизоне живет в условиях, в которых твоя мать состарилась бы раньше времени. Уэстфолл по крайней мере женился на ней и…

– Он убил моего отца, чтобы заполучить ее. У моего отца просто не было возможности сделать что-то для нее или для нас с Рейчел. Он погиб вместе с восьмьюдесятью другими солдатами, а человек, который погубил их по своим эгоистичным мотивам, получил назначение в Бюро по делам индейцев. Боже мой! Где же справедливость? Он будет решать судьбы тысяч людей – белых и индейцев. Ради собственной славы он развяжет новую войну. Я не позволю ему. Не позволю!

– Миранда. – Совершенно расстроенный, Шрив привлек ее к себе и крепко поцеловал. Его язык проник ей в рот, заглушая ее протест. Не обращая внимания, что в его объятиях она была холодна как статуя, он провел руками по ее телу, вниз по спине до упругих ягодиц. Он прижал ее к себе, чтобы она почувствовала его возбужденное состояние. – Я хочу тебя, – прошептал он. – Я люблю тебя. Ты меня слышишь? Я тебя люблю. Она обвила руками его шею.

– О Шрив! Прошу тебя, не говори мне этого сейчас. Только не сейчас. Я так давно хотела услышать эти слова, но ты произнес их слишком поздно.

– Еще не поздно. – Его губы стали нежными, ищущими чувствительные места у нее на шее и за ушами. Его руки начали ласкать ее грудь, пощипывая соски сквозь тонкую ткань блузки и сорочки. – Миранда…

– Не надо, Шрив. – Она почти плакала. – О, прошу тебя, не надо.

– Ты же сама хочешь меня. – Он закрыл ей рот поцелуем, глубоким и требовательным. Он почувствовал, как она вся затрепетала. Тихо усмехнувшись, он приподнял ей юбку.

Ее протест смолк, когда его ладонь пробралась ей в панталоны и легла на пушистый треугольник. Миранда была внутри теплой и влажной, ждущей его. Его палец нашел холмик наслаждения и начал ласкать его.

Вдруг Миранда отстранилась. Ее грудь вздымалась, по телу пробегала дрожь, но она вырвалась из его объятий.

– Я же сказала: «Не надо». Он усмехнулся.

– Не говори так. Лучше иди ко мне, здесь твое место.

Она протестующе подняла руку.

– Отойди от меня.

– Дорогая, но ты же на самом деле не хочешь этого. – Он повлек ее к кровати.

– Я не шучу. Отойди от меня.

Он схватил ее, прижал к себе и начал целовать в губы, в шею. Она затрепетала: ее тело жаждало его ласк, а разум противился этому. Одной рукой Шрив расстегнул на ней блузку.

– Не надо, – простонала она, но его пальцы уже ласкали ее соски, потом он прижался к ним губами.

По щекам Миранды потекли слезы.

– Варвар, – прошептала она. – Ты гадкий, испорченный, эгоистичный человек.

Он поднял голову, улыбнулся ей и поцеловал в губы.

– И ты любишь Меня. Да, я такой, но я люблю тебя, и ты это знаешь.

– Шрив, побойся Бога…

Он подхватил ее на руки и понес на кровать. Она лежала вздрагивая, пока он раздевал ее, не переставая целовать. К тому времени, как она оказалась полностью обнаженной, она уже была вне себя от желания. Он раздвинул ей ноги и, приподняв ее тело, начал целовать ее и ласкать языком, заставляя Миранду стонать и вздрагивать.

Он вел любовную игру так, словно выступал перед большой аудиторией, его чувство времени было безупречным. За мгновение до ее оргазма, он поднял голову. Потемневшими от страсти глазами он посмотрел на нее. Он тоже дрожал.

– Ты никогда не покинешь меня, – пообещал он. – Мы принадлежим друг другу. Всегда принадлежали и будем принадлежать впредь.

Ее лицо застыло, широко распахнутые глаза светились страстью.

Он опять прижался губами к ее телу, лаская языком жемчужину наслаждения.

Она вскрикнула и, приподнявшись на локтях, попыталась сдвинуться к изголовью, желая прекратить эту сладкую пытку, такую сильную, что ее невозможно было вынести. Но он не отпустил ее, продолжая ласкать – язык не прекращал свое движение. Горячее дыхание Шрива опаляло ее.

Она вскрикнула снова. – Шрив! Шрив! Перестань! Наконец когда его собственное возбуждение достигло предела, он оторвался от Миранды. Она лежала полуприкрыв глаза, раскинув ноги, не имея сил пошевелиться. Он освободился от одежды и намеренно не спеша вошел в нее.

На этот раз он казался больше, чем всегда, он заполнял ее всю, подавляя ее волю.

Никогда еще она не любила его с такой страстью. И все же она не могла избавиться от чувства обиды. Эти чудесные мгновения любви были ни чем иным, как тактическим ходом, задуманным, чтобы помешать ей уехать.

Он двигался сильными медленными толчками, и она стонала одновременно от душевной боли и от восторга, пронизывавшего ее тело. Чувство обиды подстегивало ее.

С громким возгласом она задрожала в экстазе. У него не было возможности уклониться от слабых ударов, которые она обрушила на его голову.

– Отпусти меня. Сейчас же прекрати. При помощи секса ты не заставишь меня передумать.

– Заставлю. – Он засмеялся. Толчки стали более сильными и быстрыми. – Если я привяжу тебя к постели, ты не уедешь. – Каждое новое слово сопровождалось новым ритмичным толчком – рассчитанным наступлением на ее чувства.

– Прекрати, – застонала она. – Прекрати. Прекрати. Прекрати…

Продолжая оставаться внутри Миранды, приподнявшись на руках над ее распластанным телом, он все так же, в такт движениям, произнес:

– Твое место здесь, со мной. Мы принадлежим друг другу. Шрив и Миранда. Миранда и Шрив.

Она выгнула спину. Ее волосы мотались из стороны в сторону, когда она начала энергично качать головой.

– Повтори, – потребовал он, продолжая двигаться в том же темпе. Его собственная разбуженная страсть разливалась волнами по его телу, передавая эти восхитительные ощущения ей. Его горячее дыхание обжигало ей щеку. Его пот капал ей на грудь.

– Нет. – Это слово не имело смысла. Он уже довел ее до порога того особого мира грез, куда попасть она могла только с ним.

– Повтори!

Но ее ноги уже обхватили его талию, ее влагалище сжало его член с такой силой, что Шрив тоже оказался близок к оргазму. Он попытался контролировать себя, попытался задержать этот миг, но не смог. Она увлекла его в глубь себя, и громко вскрикнув, он почувствовал наступление разрядки.

Миранда тоже вскрикнула. Сила его страсти поразила и даже слегка испугала ее, заставив сделать попытку отстраниться, хотя третья волна наслаждения уже подхватила ее.

Его глаза закрылись. Нахмуренный лоб разгладился; на лице появилось знакомое выражение блаженства. Он всей тяжестью давил на нее, но у нее не было сил оттолкнуть его. Наоборот, она прижала его к себе, и его голова бессильно упала на подушку.

Устремив взгляд в потолок, она лежала, успокаивая свои возбужденные чувства, продолжая ласкать его влажные кудри. Постепенно гнев начал пробуждаться в ней. Он пришел к ней, чтобы заставить ее отказаться от своего намерения. Когда она не поддалась на уговоры, он прибегнул к тому, чем пользовался прежде не раз – к сексу. Только на этот раз ему не удалось ее соблазнить.

Он любил ее со всей силой своей страсти. Она затрепетала и крепче прижала его к своему утомленному телу. Но он не смог заставить ее изменить свое решение.

Должна ли она сказать ему правду? Если она убедит его, что его план удался, он ничего не заподозрит. Тогда она сможет уехать, прежде чем он силой остановит ее. «Привязать ее к постели», сказал он. Она достаточно хорошо знала его, чтобы понимать, что он способен это сделать. Нет, она ничего ему не скажет.

Сегодняшний день может оказаться их последним днем, проведенным вместе. Она прижала его к себе. Она всегда любила его. И хотя иногда ненавидела, она все же его любила.

Во сне он пробормотал что-то неразборчивое и перевернулся на бок, увлекая ее за собой. Их тела остались сплетенными, как бывало прежде. Он машинально положил ее ногу себе на бедро, так что она оказалась совершенно открытой для него.

Ему доставляло удовольствие просыпаться в таком положении и дразнить ее и себя. Иногда он опять занимался с ней любовью, иногда нет. Она поцеловала его в ямку на шее, где пульсировала жилка.

Слезы навернулись ей на глаза. Они потекли прямо на его плечо. Пусть они жгут ее. Пусть причиняют боль и напоминают о том, какую трудную дорогу она выбрала.

Откинув назад голову, чтобы задержать слезы, она вдруг осознала одну непререкаемую истину: Шрив любил ее с такой страстью только потому, что не хотел потерять ее как актрису. Если она погибнет, если Уэстфоллу удастся убить ее, тогда Шриву придется не один день искать ей замену. Ему придется потратить многие часы, репетируя с новой актрисой, пока та запомнит все слова и движения, на что лично у нее ушли долгие годы.

Задача будет трудной. И утомительной. А Шрив Катервуд, «Романтическая звезда трех континентов», не любит лишних трудностей.

Сейчас у него есть и актриса и любовница. Он не хочет, чтобы она его покидала. Ее собственные планы, ее устремления ничего для него не значили.

Всхлипнув, Миранда потихоньку высвободила одну руку и прижала ее к начавшему болеть виску. Она закрыла глаза. В темноте перед ней предстало лицо Ромео. Он был таким красивым. И таким эгоистичным. Если бы не его настойчивость, не его преследования, Джульетта спокойно бы вышла замуж за своего кузена Париса.

Шрив, как Ромео, безжалостно использовал ее всю их совместную жизнь.

Он был чудесным любовником. Она сама не знала свое тело так, как знал его он. Она вытянулась под тяжестью его тела, наслаждаясь прикосновением вьющихся черных волос у него на груди к ее влажной от пота коже.

Он провел рукой по ее бедру, лежавшему поперек его ноги. Затем его рука скользнула вверх по ее ягодицам, и пальцы пробежали по самым интимным частям ее тела, прикосновение к которым заставило кровь в ее жилах бежать быстрее.

Почему он столько лет ждал, чтобы сказать, что любит ее? Еще несколько недель назад она отдала бы что угодно, только бы услышать эти слова. Она не сомневалась, что он сказал ей это, чтобы повлиять на нее и добиться своей цели.

Она лежала неподвижно, чувствуя, как его пальцы касаются ее, ласкают ее шелковистую кожу. Она заставила себя лежать неподвижно и ровно дышать, притворяясь уснувшей.

Через минуту его пальцы замерли, и он стал дышать ровно и глубоко. Он опять заснул.

Она ничего ему не скажет. Когда они приедут в Сент-Луис, она напишет письмо и купит билет до Шайенна. Он не сможет последовать за ней, потому что никогда не нарушит контракт.

Она закрыла глаза, прислушиваясь к нараставшей боли в висках. На следующей неделе будет самое ответственное в ее жизни представление, но еще никогда она не испытывала такого отвращения к необходимости играть роль.

На следующее утро к Миранде пришла Рейчел.

– Я слышала про пожар в театре, – сразу же сказала она. – Я хотела убедиться, что ты не пострадала.

Миранда смущенно улыбнулась.

– Нет, со мной все в порядке. Я не пострадала. Спасибо за беспокойство.

– Конечно, я беспокоюсь о тебе. Ты же моя сестра. – Она помедлила в прихожей. – Можно мне войти.

– Входи, пожалуйста. Я позвоню, чтобы принесли кофе. – Она открыла дверь, впуская Рейчел в комнату.

– Замечательно. – Рейчел села и открыла свою сумочку. – Я получила от мамы письмо, – сказала она, когда Миранда вызвала горничную и велела принести кофе. – Все именно так, как ты сказала. Как ты узнала?

– А что я говорила?

– Ты говорила, что она будет расстроена. Ты говорила, что она не захочет возвращаться в Вайоминг. Откуда ты могла это узнать?

Миранда с сочувствием посмотрела на свою младшую сестру.

– Я знаю, потому что я сама не хочу возвращаться в Вайоминг.

Рейчел протянула сестре письмо. Миранда прочитала его. Грусть и тоска матери сквозили в каждой фразе. Миранда еще острее ощутила свою вину перед ней. Она оставила мать в руках Уэстфолла. Чтобы скрыть слезы, она заморгала глазами и быстро вернула письмо.

– Спасибо, что принесла его мне. Складывая письмо и пряча его в конверт, Рейчел заметила слезы на глазах сестры.

– Ты едешь в Вайоминг, Миранда? Миранда бросила настороженный взгляд на дверь комнаты Шрива. Он обычно спал крепко, но если он бодрствовал, то у него был прекрасный слух.

– Почему ты так решила? Рейчел проследила за ее взглядом.

– Я подумала, что это вполне возможно. Нет, не так. Я подумала, что ты обязательно поедешь. Я уверена, что ты поедешь, потому что ты задумала что-то ужасное.

Миранда сохраняла невозмутимое выражение лица.

– У меня контракт на выступления в Сент-Луисе.

– Но ты не…

Послышался стук в дверь. Горничная вкатила столик, на котором были кофе, чай, блюдо с тостами и булочками с корицей. Миранда поблагодарила ее, и горничная удалилась.

– Ты не останешься в Сент-Луисе, – настойчиво продолжала Рейчел. – Ты поедешь в Вайоминг. Ты поедешь в форт Галлатин.

Миранда налила себе чашку горячего кофе.

– Не говори глупости. Что я буду делать в форте Галлатин? Там нет театра. Попробуй булочку с корицей. Это фирменное блюдо здешнего повара. Шрив очень любит их.

– Я не смогу ни есть, ни пить, пока не узнаю, что ты задумала, – возразила Рейчел.

Миранда поднесла чашку к губам.

– Зачем тебе это знать? Тебя это совершенно не касается.

Рейчел возмущенно вскочила. Сжав руки в кулаки, она сердито посмотрела на сестру.

– Перестань. Перестань поучать меня. И не пытайся держать меня в неведении. Все это тоже меня касается. Вы ведь члены моей семьи. – Она запнулась, потом добавила: – Ты хочешь что-то предпринять. У тебя там остались друзья.

Миранда улыбнулась.

– Да, хорошие друзья.

– И они тоже ненавидят моего отца?! – отчаянно воскликнула Рейчел.

– Они схоронили многих своих друзей на перевале Лодж-Трейл, – ответила Миранда. – И, конечно, они не испытывают к нему симпатии.

– Но они не помешаны на этом, как ты. Миранда встала, нервно затянув пояс халата на тонкой талии. В последние недели ее терзали противоречивые чувства. Пожар и последующее разоблачение лишили ее остатков аппетита. Она дрожала от слабости. Сегодня ее разбудили раньше обычного. И хотя ее сон был беспокойным, это все-таки был отдых. А теперь она еще должна была выслушивать оскорбления.

– Я не помешана, – холодно сказала она сестре. – Но я очень устала. Если ты хочешь сказать мне что-то важное, говори. Если нет, пожалуйста, уходи.

Рейчел набрала в легкие побольше воздуха.

– Ты все равно не уйдешь от…

– Что, черт возьми, здесь происходит?

Обе женщины вздрогнули от неожиданности, когда Шрив Катервуд распахнул дверь своей спальни. Его волосы были взлохмачены, на подбородке проступила щетина, и настроение у него было скверным.

По привычке Миранда поспешила налить ему чашку черного кофе и подать ему.

Губы Рейчел язвительно скривились, когда она увидела, что делает ее сестра.

– Как рабыня перед своим господином, – презрительно заметила она. – А теперь ты падешь перед ним ниц?

Миранда густо покраснела.

Чашка звякнула, когда Шрив поставил ее на блюдце. Его настроение, всегда не самое безоблачное по утрам, окончательно испортилось.

– Ты опять пришла сюда, чтобы оскорблять свою сестру? Я советую тебе убраться отсюда, если ты не хочешь услышать неприятные слова и о себе.

– Я ухожу. Не хочу вам мешать. – Рейчел схватила свою сумочку. – Я уверена, что у вас есть дела, которыми вы обычно занимаетесь по утрам. – Слово «дела» прозвучало в ее устах как нечто неприличное.

Шрив поставил чашку на стол и подошел к двери. На нем был лишь купальный халат, слабо завязанный на талии. При ходьбе он распахнулся, обнажив его волосатую мускулистую ногу почти до бедра.

Рейчел невольно взглянула на него и шокированная прикрыла рот рукой.

Шрив ехидно усмехнулся.

– Если вторгаешься в личную жизнь людей, то неизбежно сталкиваешься с разного рода интимными вещами.

– О! – Рейчел резко повернулась и бросилась к двери. Она торопливо начала дергать ручку, но дверь не поддавалась. Она никак не могла открыть ее.

Шрив приблизился к ней.

– Мадам, позвольте мне помочь вам удалиться. В конце концов, вы мешаете нам заняться «делами», которыми мы обычно занимаемся по утрам. – Он распахнул перед ней дверь. Рейчел опрометью бросилась прочь.

Шрив закрыл дверь и сделал вид, что отряхивает пыль со своих рук.

– Как жаль, что она так быстро ушла. Я мог бы показать ей еще кое-что.

Рут Уэстфолл задумчиво смотрела в окно вздрагивающего на стыках рельсов вагона. Френсис, думала она. Френсис. Под стук колес имя ее погибшего мужа снова и снова звучало у нее в ушах. Двадцать лет не стерли в ней память о нем. Он навсегда остался молодым и красивым, галантным и мужественным. Френсис. Как заклинание она повторяла его имя, пока поезд проносился мимо городов и деревень.

Нынешний ее муж разложил на столе карту и делал по ней измерения, занося результаты в записную книжку. Он что-то бурчал себе под нос. Его лицо было напряженным, взгляд сосредоточенным.

Рут уже хотела вернуться к пейзажу за окном, когда он поднял глаза. Его взгляд не остановился на ней. Напротив, он снял очки и потер усталые глаза. Не заметив, что она наблюдает за ним, он снова вернулся к своим записям.

Она опустила взгляд на свои руки, спокойно лежавшие у нее на коленях. Они были красивыми, особенно для женщины ее возраста – ухоженные, мягкие и белые с безукоризненным маникюром. Она посмотрела на пальцы. Ногти были овальные, блестящие.

Когда она была моложе и жила с Френсисом, руки у нее были жесткими и вечно красными от домашней работы, с коротко постриженными ногтями. Иногда зимой кожа на руках обветривалась и трескалась.

После смерти Френсиса, вынужденная вернуться к своим родителям, она много работала по дому и была лишена возможности заниматься собой. Теперь она была освобождена от всякой работы, и руки у нее были ухоженными, так почему же она с такой тоской вспоминает свою прежнюю тяжелую жизнь?

Уэстфолл тихо выругался, когда поезд сделал резкий поворот. Его книги и бумаги заскользили по столу. Карандаш скатился со стола и упал на ковер к ногам Рут. Он раздраженно посмотрел на карандаш, потом поднял взгляд на жену.

Вероятно, печальное выражение ее лица подействовало на него. Он встал, опираясь рукой на стол, и подошел к стоявшему напротив нее креслу. Устроившись в нем, он кивнул в сторону стола.

– Я тут сделал кое-какие расчеты. Так, предварительные наброски. Просто чтобы убить время. Мне понадобится больше людей, чем первоначально предполагал Хью. Территория слишком большая, чтобы я мог поддерживать на ней надлежащий порядок с небольшим отрядом.

Рут с беспокойством взглянула на мужа.

– Я не знала, что тебе придется подавлять индейцев. Я думала, ты будешь обеспечивать поставки продовольствия, торговлю, обучение их детей, медицинскую помощь.

Он недовольно поджал губы. У него на скулах заходили желваки. Подобные вопросы ужасно раздражали его. Он выслушал их немало еще в Вашингтоне от представителей различных комитетов.

– Только после того, как они полностью подчинятся. Нельзя начинать делать из них цивилизованных людей прежде, чем истребишь в них варварство. Они как дети. Им нужна дисциплина.

– Но они живут в резервациях. Они уже находятся под контролем.

– Рут. – Он резко встал, но вагон качнуло, и он опять упал в кресло. Когда же он наконец поднялся на ноги, его глаза сердито сверкали. – Я знаю, что я делаю. Я надеялся, что ты будешь мне помощницей, а не помехой.

Он прошел по вагону так быстро, насколько позволяло движение поезда, и открыл дверь. Смешанный с дымом свежий воздух ворвался в вагон. Уэстфолл захлопнул за собой дверь и вышел на площадку. Сквозь резное стекло Рут увидела, что он закуривает сигару.

Ее взгляд задержался на песчаной насыпи, обрамлявшей железнодорожную колею. Она не смотрела на пейзаж – она все это уже видела. Горы Аппалачи, зеленые поля Огайо, все было прежним. Поезд вез ее в Вайоминг. Она не могла сойти с него, как бы страстно этого ни желала.

– Френсис. – На этот раз она произнесла это имя вслух в пустом вагоне. Достав из рукава влажный от слез платок, она вытерла глаза. – Сначала Френсис, потом Миранда, – прошептала она.

Она взглянула на свои руки. Какой ужасной ценой далась ей эта белая нежная кожа.

Она не обманывала себя. Западные границы мало изменились за прошедшие двадцать лет. Это она изменилась. Поезд безжалостно возвращал ее к лишениям, отсутствию комфорта, к душевной боли. Она справлялась с ними, когда они с Френсисом были молоды и любовь окружала и защищала их. Но сейчас она боялась всего этого. Она уже была не Молода, и ко второму мужу столь сильных чувств не испытывала.

Стоя на площадке, Уэстфолл долго раскуривал сигару. Сильный порывистый ветер гасил пламя всякий раз, как он пытался ее зажечь.

Если бы не жена, не ее постоянно мокрые от слез глаза, он бы сейчас не стоял здесь, на ветру. Он бы сидел за столом и строил планы боевых действий.

Налетевший ветер растрепал его редкие седые волосы, заставив закашляться от густого паровозного дыма, попавшего ему в легкие вместе с дымом сигары, что только подогрело его раздражение. Эта женщина причиняла ему одни лишь неприятности и неудобства.

В первые годы их брака она только и делала, что плакала и тосковала. Красота и жизнерадостность, которые привлекли его к Рут в те дни, когда она принадлежала Драммонду, были похоронены под лавиной совершенно неоправданного горя и уныния. Хотя ее горе притупилось, он знал, что она по-прежнему убивалась по своей беспутной дочери.

(Осталась ли она по-прежнему его проблемой? Или его небольшой заговор удался? Вероятно, нет, потому что он не получил никаких известий о ее смерти. Эта негодяйка оказалась живучей как кошка.)

В последнее время Рут все чаще стала ставить его в неловкое положение. Он сжал рукой железные поручни площадки. Ни он, ни другие высокопоставленные лица в Вашингтоне еще не скоро забудут возмутительную сцену, которую она устроила на приеме. Уэстфолл подумал о Мод Мэри. Та никогда бы не позволила себе такого. Она была ему настоящей помощницей.

В сердцах он резко погасил сигару.

– Положи мои дорожные вещи в этот небольшой чемоданчик, Ада. Я воспользуюсь ими в случае, если багаж не придет вовремя.

– Это маловероятно, дорогая, – ответила ее костюмерша. – Такое случилось лишь однажды. И то это было тогда, когда вы делали две пересадки. От Чикаго до Сент-Луиса такого не будет.

– Но багаж постоянно куда-нибудь грузят. Кто знает, где могут оказаться чемоданы.

– Это верно. Я сделаю, как ты хочешь, если это тебя успокоит. – Пожилая женщина положила руку на плечо Миранды. Их взгляды встретились в зеркале. – Не нужно больше бередить прошлое, дорогая. Ты сделала попытку, больше от тебя ничего не зависит. Лучше об этом забыть.

Миранда опустила глаза.

– Ты, вероятно, права, Ада. Я не могу заставить свою сестру полюбить меня.