Текст книги "Сцены страсти"

Сцена восьмая

Век расшатался – и скверней всего,

Что я рожден восстановить его![39]39
  У. Шекспир «Гамлет», здесь и далее пер. М. Лозинского.


[Закрыть]

– Миранда берет на себя то, что должна была сделать я, – заявила Рут.

– Мама! – с болью в голосе воскликнула Рейчел. – Мама, как ты можешь говорить такое?

– Рейчел, помолчи!

– Мама!..

– Я могу с полной откровенностью заявить, что моя собственная дочь заставила меня устыдиться той жизни, которую я вела. Ужасный человек, который стал моим мужем, был в ответе за гибель целого отряда. Я это знала. Неважно, что решил суд. Он вошел в мою жизнь, и моя любимая дочь пропала. Вместо того, чтобы указать ему на дверь и начать поиски дочери, я вышла за него замуж. А теперь я узнаю, что он искалечил ее юность и пытался отнять жизнь. О, я готова умереть от стыда. – Она взглянула на Адольфа и Вулфа. – Я удивляюсь, что вы еще не выгнали меня из своего дома.

– Ну что ты. Ты всегда будешь для меня желанной гостьей, – заверил ее Линдхауэр. Он обвел взглядом комнату. В его глазах вспыхнула гордость, когда он встретился взглядом с женой. Они все сидели в гостиной его дома в Шеридане. Когда-то на его месте стоял простой вигвам, где Адольф жил с молодой скво из племени шайенов. Теперь это был дом из десяти комнат и с большим штатом прислуги.

Мебель и ковры, привезенные с востока по железной дороге, а потом собственными фургонами Линдхауэра, соседствовали с индейскими корзинками и вазами, пончо и одеялами. Голубое Солнце на Снегу, жена Линдхауэра, носила индейскую обувь, так же как и ее сын Брат Белого Волка, но та была скрыта подолом ее длинного красивого льняного платья с кружевной накидкой.

Под одобрительными взглядами Адольфа она сидела в кресле красного дерева с темной цветной обивкой и наливала из серебряного чайника им чай в фарфоровые чашки. Они пили приготовленный ею особый напиток из целебных трав и чая.

Голубое Солнце на Снегу бегло говорила по-английски, но в разговор вступала лишь изредка. Прислушиваясь к беседе, она следила за тем, как ее сын смотрит на юную Рейчел Драммонд. Чуть заметная улыбка время от времени появлялась у нее на губах.

– Я предоставила своей дочери делать то, что должна была сделать сама, – с грустью произнесла Рут. – Даже в день гибели Френсиса я не протестовала так, как она. Я просто стояла остолбенев от шока. – Она сжала руку дочери. – И ты абсолютно права, Миранда. Нельзя допустить, чтобы он осуществил свои планы.

– Мама, – возразила Рейчел. – Ты же не знаешь, что папа собирается сделать. Как ты можешь об этом говорить!

Рут с сочувствием взглянула на младшую дочь.

Рейчел вспыхнула, узнав в этом взгляде тот взгляд своей сестры, который та бросила на нее лишь накануне. Она огляделась вокруг, ища поддержки. Лица у всех были серьезными; они сдержанно смотрели на самую младшую из присутствующих здесь. Рейчел скрестила руки на груди.

– Вы все не в своем уме. Мой отец все равно будет новым представителем Бюро по делам индейцев.

– Но на самом деле его совершенно не волнуют нужды сиу и северных шайенов. Он строит форт, а не гражданские сооружения. Он планирует собрать здесь большие войска, – прямо заявила Рут. – Он хочет начать войну.

Брат Белого Волка удивленно присвистнул.

– Почему вы так уверены в этом?

– Я проехала с ним почти через всю страну, и все это время он сидел над военными картами, составлял заявки на продовольствие, оружие, боеприпасы и войска.

– Это его работа… Рут остановила дочь.

– Предполагалось, что он будет доставлять сюда лекарства, продукты, школьные учебники. Прошло не так много времени со дня поражения Кастера. Я полагаю, что мир еще очень хрупок. Нужно совсем немного, чтобы сиу опять вышли на тропу войны. – Она посмотрела прямо на Адольфа и Голубое Солнце на Снегу. – А Бен Уэстфолл жаждет войны.

Рейчел вскочила с места.

– Вы все сошли с ума. Мама, я не могу поверить, что ты говоришь такие вещи. Ты на самом деле поощряешь ее.

– Рейчел, Вайомингу не нужна война. Если мы можем что-то сделать, чтобы предотвратить ее, мы должны это сделать.

– Вы ошибаетесь. Мой отец…

– Но он тебе не отец, – вмешалась Миранда. – Он убил твоего родного отца. Но ты поверишь в это лишь тогда, когда я заставлю его в этом признаться.

– Он никогда не признается в том, что не делал. Он ничего не делал из того, в чем вы его обвиняете. – Она бросилась к двери.

Рут перехватила ее и заставила вернуться. Ее голос был тих, но настойчив.

– Миранда права. Ты должна узнать правду. Мне невыносимо думать, что ты будешь продолжать любить этого человека. Если ему удастся осуществить свои планы, это кончится тем, что погибнут сотни невинных людей.

К ней присоединилась Миранда.

– Лучше послушай маму, Рейчел. Если начнется война, наша мама может погибнуть, и наши друзья тоже. Следуя своей привычке, он в этот момент уедет на восток за подкреплением. Он сумеет остаться в стороне от боевых действий.

– Ты мне отвратительна! – Со слезами на глазах закричала Рейчел. – Отвратительна!

Миранда гордо вскинула голову. Ее глаза – глаза леди Макбет – были холодными.

– Я только тогда стану для тебя сестрой, когда заставлю его признаться в том, что он совершил. Я добьюсь от него признания, и тогда я покончу с этим делом раз и навсегда.

– Ты ненормальная! Мама, она сумасшедшая!

Рут покачала головой.

– Нет, она права. Этому надо положить конец. Семнадцать лет слишком большой срок для отсрочки правосудия.

– Это празднование будет самым грандиозным из всех, что только видели эти места. – Бенджамин Уэстфолл почувствовал, как поднимается его настроение, когда он смотрел на возвышавшуюся перед ним каменную колонну. Большая бронзовая плита, укрепленная на уровне глаз, включала имена всех, кто погиб в тот день. Первыми были названы подполковник Роберт Кларендон и капитан Френсис Драммонд. Он с гордостью указал жене на эти имена.

– Вот, – сказал он ей. – Вот они здесь, как я и обещал. Теперь их никогда не забудут. Эта не какая-то могила на военном кладбище, а настоящий монумент.

Рут знала, что он ждет, чтобы она поблагодарила его. Она устало улыбнулась.

– Очень хорошо, дорогой. Надеюсь, все получится именно так, как ты задумал.

– Конечно. Этим я навсегда заставлю замолчать злые языки. Люди больше не будут шептаться за моей спиной. Они увидят это и уйдут удовлетворенными. Знаешь, на празднование приедут даже из форта Лареми и Каспера. Среди них не только старики, но и молодые люди, которые построили новые города на этих холмах. Они все будут здесь, и я вселю в их души покой. Я расскажу им, что они могут ждать от нового представителя по делам индейцев.

– Это надо рассказывать сиу. Это с ними ты будешь иметь дело, – тихо заметила Рут, но он не слушал ее.

– Я могу обеспечить им защиту, которой у них не было со времен сражения при Малом Бигхорне.[40]40
  Малый Бигхорн – река в Монтане, где в сражении с индейцами погиб генерал Джордж Кастер.


[Закрыть] Благодаря новому представителю они смогут спокойно спать в своих постелях.

– Бенджамин…

– Напоследок я приготовил большой сюрприз. Хью Батлер приедет из Вашингтона, чтобы открыть праздник.

Она удивленно посмотрела на мужа.

– Сенатор Батлер!

– Да. Я знал, что ты удивишься.

– Он проделает весь этот путь? Ты уверен?

Уэстфолл нахмурился.

– Конечно, он приедет. Разве ты мне не веришь?

– Но признайся, случай не достаточно важный, чтобы ехать в такую даль из самого Вашингтона. Бенджамин, он пожилой человек. Ему, должно быть, уже восемьдесят пять!

Ее муж был явно озадачен. Он, кажется, никогда не считал Хью Батлера старым.

– Бенджамин, – продолжала она. – Он слишком стар, чтобы совершать такие дальние поездки. Даже ты был очень утомлен дорогой сюда. Подумай, как ужасно может сказаться на нем такая дорога.

– Глупости. Я вовсе не был утомлен. – Он вытер пот со лба и недовольно взглянул на солнце. – Он приедет. Я его пригласил и совершил все приготовления.

– Но ты не получал от него известий? Он же не подтвердил свое намерение приехать.

– Он приедет. Он знает, как это событие важно для меня. Он приедет. – Уэстфолл вылез из повозки и направился туда, где строители возводили платформу для выступлений.

Ветер Вайоминга поднимал пыль при каждом шаге. Рут закрылась зонтиком от пыли, но при этом солнце стало нещадно жечь ей плечи и лицо. Ее муж остановился, чтобы закурить сигару, и бросил сердитый взгляд в ее сторону. Она следила за ним взглядом и не могла найти в себе ни капли жалости. Навязчивая идея привела его в это негостеприимное место. Все, о чем она молила сейчас, это чтобы он оказался единственным, кто здесь погибнет.

Шрив улыбнулся смуглой женщине-индианке в накрахмаленной блузке в белую и зеленую полоску.

– Я пришел поговорить с Адольфом Линдхауэром.

– О чем?

– По личному делу. Я ищу очень дорогого мне человека, а поскольку мне известно, что она – его старая знакомая, то я подумал, что ему, возможно, известно, где она может находиться.

Голубое Солнце на Снегу выслушала его вежливую речь и улыбнулась.

– Вы актер?

Его черные брови поползли вверх. Потом его улыбка стала еще шире; он снял шляпу и церемонно поклонился ей.

– Мне кажется, вы знаете человека, которого я ищу.

– Входите.

– Благодарю, мадам. Меня зовут Шрив Катервуд.

– А меня – Голубое Солнце на Снегу. Он опять поклонился, беззвучно повторяя ее имя.

– Чудесное имя. Вам не приходила в голову мысль о карьере актрисы?

Она засмеялась; от глаз по ее смуглому, гладкому лицу побежали морщинки.

– Нет, сэр. Я жена и мать. Проходите сюда.

Он последовал за ней по длинному коридору, отметив дорогой персидский ковер с синим и красным рисунком под ногами. Хозяйка дома открыла дверь.

– Миранда, к вам гость.

При виде Шрива Миранда вздрогнула.

– Что ты здесь делаешь? Как ты нашел меня?

Он бросился к ней, а Голубое Солнце на Снегу закрыла дверь, оставив их наедине.

– Миранда! – Каким счастьем было ощутить ее в своих объятиях. Он крепко обнял и поцеловал ее. Еще долго в комнате раздавался лишь ее страстный стон и звук жарких поцелуев. Наконец они оторвались друг от друга, чтобы перевести дух.

– Я не могу поверить, что ты здесь.

– Мне казалось, что я потерял половину себя.

– Я так скучала по тебе.

– Что бы ты ни задумала, я здесь, чтобы помочь тебе.

– Поцелуй меня еще раз, – прошептала она. – Пожалуйста.

И как галантный кавалер он был рад выполнить любую ее просьбу.

Потом они сели рядом на софу, покрытую ярким индейским одеялом.

– Я все еще не могу поверить, что ты поехал за мной, – робко сказала она. – В своей записке я сказала правду. Я хотела присоединиться к труппе в Сент-Луисе. Если бы мое дело потребовало больше времени, я бы встретилась с вами в Новом Орлеане. Но я не была уверена, что ты взял бы меня назад.

Он сжал ее руки в своих.

– Я отменил все спектакли в Сент-Луисе.

– Шрив, мы никогда не отменяли спектакли, никогда.

– …по причине твоей «болезни». Хозяин театра был расстроен, но отнесся с пониманием. Мы перенесли контракт на осень.

– Значит… значит…

– Мы нужны тебе, – серьезно сказал он. – Какие бы у тебя ни были планы, это опасное дело. Этот человек – убийца. Ты же член нашей семьи. – Он увидел, как ее глаза наполнились слезами. – К тому же Марк Антоний не относится к числу моих любимых ролей.

Она чуть смущенно засмеялась.

– А мне казалось, что это прекрасное распределение ролей. Ты всегда угрожал мне, что будешь играть его, бегая обнаженным по сцене с плеткой, чтобы хлестать ею всех исполнительниц женских ролей. Когда я особенно плохо играла, ты говорил, что будешь ставить «Юлия Цезаря».

– Да, но я лгал. – Он вновь стал серьезным. – Все эти мужские роли трудно распределять. А ты никогда не играла плохо.

Она улыбнулась.

– Я это запомню. Ада и Джордж поехали в Новый Орлеан?

– Они? Как бы не так! Они здесь в самой отвратительной гостинице, где всем заправляет женщина по имени миссис Браунбутс, которая вполне могла бы сыграть третью ведьму. Мы все там живем, но у тебя условия лучше. – Он оглядел уютную гостиную.

– Да, я остановилась у друзей. – Она прижала руки к щекам. Слезы дрожали у нее на ресницах. – Ада и Джордж приехали с тобой. Вы все приехали в Шеридан, чтобы помочь мне.

– Конечно, Миранда… – Что еще он мог сказать, кроме как опять поцеловать ее влажные от слез щеки.

– О Шрив! Я так тебя люблю!

– И я тоже люблю тебя.

Она серьезно посмотрела на него.

– Ты действительно меня любишь. А раньше ты говорил мне о любви только тогда, когда хотел заставить что-то сделать.

Он поцеловал ее в кончик носа.

– Клянусь, что я любил тебя, даже когда мне ничего от тебя не требовалось. За исключением того, чтобы ты любила меня. – Он насмешливо сморщил нос. – А теперь расскажи мне, что здесь произошло.

Она прижалась к его груди и рассказала ему все – о встрече с Братом Белого Волка, о гневе и отчаянии сестры, о встрече с матерью.

– Она даже попросила у меня прощения, – пробормотала она, подняв к нему лицо. – Она сказала, что это она должна была наказать его.

Шрив поцеловал Миранду.

– Так она и должна была поступить вместо того, чтобы предоставлять это дочери. Однако я рад, что этого не случилось. Тогда ты бы никогда не спряталась в фургоне.

– И никогда не поступила бы в труппу.

– И не стала Великолепной Мирандой. – Он опять поцеловал ее. Шриву казалось, что его сердце готово разорваться от любви. Зачем он порвал лицензию на брак? Они могли бы пожениться прямо сейчас.

– И никогда не влюбилась бы в Шрива Катервуда, «Романтическую звезду трех континентов».

– Это верно. – Спустя несколько минут он наконец выпустил Миранду из своих объятий. – Меня проводила сюда какая-то женщина. У нее такое необычное имя.

– Голубое Солнце на Снегу?

– Она спросила, не актер ли я, и, кажется, решила, что у меня есть право находиться здесь. – Он оглядел уютно обставленную гостиную. – Однако я не думаю, что ей понравилось бы, если бы я сейчас бросил тебя на пол и занялся с тобой любовью.

– Ты ничего о ней не знаешь. Она – жена Адольфа Линдхауэра. И они любят друг друга. У них шестеро замечательных детей: трое мальчиков и три девочки. Я думаю, у них тоже бывали такие моменты.

Шрив поцеловал ее снова, проникая языком ей в рот; от этой ласки она застонала от наслаждения. Когда Шрив прервал поцелуй, они оба дрожали от возбуждения.

– Я хочу увезти тебя из этого места в какой-нибудь приличный отель.

Она выпрямилась.

– Шрив, я очень этого хочу, но сначала нужно покончить с этим. Если он осуществит свои планы, начнется новая война с индейцами. Он восстанавливает военный форт вместо того, чтобы строить гражданские здания.

– Ты права. Это дело нужно довести до конца. Но как?

Миранда встала и начала мерить шагами комнату. Наблюдая за стройной, элегантной женщиной, он вспоминал худенькую, неуклюжую девушку, забравшуюся в повозку. Для него она была всем. Сейчас его распирала гордость: он видел перед собой свое дитя, свою ученицу, свою возлюбленную. И надеялся скоро назвать ее своей женой.

Заметив, с какой любовью он смотрит на нее, Миранда остановилась. Странное выражение появилось на ее лице.

– Не надо Шрив, – прошептала она. Он улыбнулся и покачал головой.

– Я рада, что ты приехал, потому что у меня не было времени все обдумать. Слишком многое произошло, причем произошло одновременно. Мне срочно нужен план, потому что все это должно быть сделано послезавтра.

Шрив вопросительно посмотрел на нее.

– Что? Почему так скоро?

– Потому что послезавтра четвертое июля. День независимости. Планируется большое празднество и открытие памятника.

– Какого памятника?

– На месте форта Галлатин они построили памятник Кларендону и всем, кто погиб вместе с ним. Его будут открывать в этот день и Уэстфолл произнесет речь. Люди приедут со всей округи. Каким-то образом я должна заставить его сделать признание перед ними.

Шрив недоверчиво покачал головой.

– Перед публикой? Невозможно. Мы могли бы похитить его и заставить написать признание, а потом опубликовать его в газете.

Миранда не поддержала его.

– Это уже не то. Он должен сказать это вслух. Должен признаться. В противном случае моя сестра никогда не простит меня.

Он возмущенно всплеснул руками.

– Эта девчонка! Что она здесь делает?

– Приехала, чтобы помешать мне. – Миранда грустно посмотрела на него. – И она настолько зла, что вполне может это сделать. Она даже разозлилась на нашу маму. Уэстфолл был для нее единственным отцом, которого она знала. Он всегда был добр к ней, и она решила защищать его.

– Но она наверняка не сможет ничего сделать, ведь она еще ребенок.

– Она бросила школу и самостоятельно добралась сюда из Чикаго.

Шрив усмехнулся.

– Ну конечно. Я забыл, что она твоя сестра. Миранда улыбнулась в ответ.

– Конечно. Она может предупредить его. Она может напасть на меня. Я не знаю что еще. Но я должна заставить ее увидеть Уэстфолла в истинном свете. Пока она собственными ушами не услышит его слова, она никогда мне не поверит. Он должен признаться.

– Выглядит достаточно просто. – Шрив засмеялся. – Надо всего лишь заставить твоего отчима признаться перед сотнями людей в том, что он стал причиной гибели целого отряда. А как заставить его сказать, что он убил детектива из агентства Пинкертона и нанял Арчи Доута, чтобы поджечь театр? На словах все выглядит довольно просто. Но даже если мы добьемся всего этого, мы не сможем заставить твою сестру полюбить тебя. Ты же знаешь, не так ли, что даже если он признается под дулом пистолета, она никогда не поверит тебе? Миранда прижала ладони к вискам.

– Я уже больше ничего не хочу слышать.

– Миранда, давай уедем. Мы можем отправиться на гастроли в Сент-Луис. Или устроить небольшие каникулы в Новом Орлеане. Это ведь не трагедия, где на героя падает проклятье в любом случае, совершит он данный поступок или нет. Если ты предпримешь такую попытку, ты можешь сама погибнуть. Если не будешь ничего предпринимать, ты можешь спокойно уехать и забыть об этом. Жить долгой, счастливой жизнью. Выйти замуж. – Он сделал многозначительную паузу, но она была слишком расстроена, чтобы обратить на это внимание. – Иметь детей.

Она стояла к нему спиной, уставившись в окно, и выглядела такой хрупкой, совершенно не способной осуществить задуманный план.

– Больше и больше я склоняюсь совершить то, о чем думала много лет назад. Я полагаю, ты привез все чемоданы с костюмами и вообще весь реквизит?

Шрив вздохнул. Его речь была впустую.

– Никогда не знаешь, когда нас пригласят на гастроли.

– А у нас осталась военная форма к пьесе «Много шума из ничего»?

– Да.

С минуту она постояла молча, глядя в пространство, но когда повернулась к Шриву, он увидел, что она улыбается.

– «Я слыхал, что иногда преступники в театре бывали под воздействием игры так глубоко потрясены, что тут же свои провозглашали злодеянья».[41]41
  У. Шекспир «Гамлет».


[Закрыть]

– Послушай, Миранда, – сурово предупредил он ее. – Жизнь – это не театр. Настоящий король Клавдий никогда не признался бы вот так, перед всеми. – Шрив сделал широкий королевский жест. – Он бы приказал зажечь факелы, велел убить актеров и арестовать Гамлета. Или даже, возможно, арестовать актеров и убить Гамлета.

– Я не согласна. Я думаю, он сделал бы именно то, что сделал. Особенно, если удачно выбрано время.

Шрив пожал плечами.

– Но как мы заманим твоего отчима в театр?

– Мы не будем заманивать его в театр. Он будет стоять у памятника. Он будет открывать его.

Шрив вскочил на ноги.

– Это невозможно. Нет. Я запрещаю. Миранда схватила его за руки.

– Подумай об этом. Ни время, ни место не имели значения, и все же они признавались. Какое грандиозное представление! Он будет стоять именно на том месте, где стоял в тот момент, когда они погибали там, за холмом. Он пытается успокоить свою совесть. В течение семнадцати лет он носил в себе свою вину. Он женился на женщине, мужа которой убил, и пытался убить ее дочь. Теперь он пытается загладить свою вину перед ней. Он назовет имена своих жертв, и они придут. Как призрак Банко и отца Гамлета. Придут души погибших.

В его глазах появилось задумчивое выражение, хотя он и продолжал качать головой.

– Возможно. Возможно, в темноте ночи ты и могла бы заставить кого-то поверить в призраков, но не здесь, при ярком свете дня.

– Ты не знаешь здешних обычаев. Ты не знаешь, во что верят люди, которые здесь живут. Это страна, где духи бродят по перевалам и глубоким долинам. Несколько дней назад я ехала через перевал. Я чувствовала дух отца. Не будет никаких призраков. Никаких белых простыней и жутких воплей. Нет. Души. «Я дух. Я твой отец».

Он уставился на нее.

– Значит, ты решила играть Гамлета? Она опустила руки и с гордо поднятой головой отошла от него.

– Я и есть Гамлет. Я поняла это, как только в первый раз прочитала пьесу.

Шрив улыбнулся и поклонился ей.

– Мой соратник. Тогда я сыграю призрака.

– Ты этого не сделаешь! В кавалерийской форме, спрятав волосы под шапку и наклеив светлые усы, я буду очень похожа на отца. Ни один человек, кто когда-нибудь знал Френсиса Драммонда, увидев меня издали, не усомнится, что я – это он. Особенно если моя мать, которая будет сидеть рядом с Уэстфоллом, забьет тревогу, когда я спущусь с холма.

– А если он и глазом не моргнет? Если он рассмеется? Если он просто потребует, чтобы кто-то поехал и помешал тебе срывать церемонию? А если он достанет оружие и начнет стрелять?

Миранда сунула руки в карманы и зло прищурилась.

– О, на это я и рассчитываю. Когда я окажусь от него на расстоянии пистолетного выстрела, я заставлю его это сделать. Если он начнет стрелять? Тогда и я выстрелю в него.

Шрив обнял ее, но она не отозвалась на его ласки, и он почувствовал, как ее бьет нервная дрожь. Он прижался щекой к ее макушке и погладил по спине.

– Миранда, Миранда. Что я с тобой сделал? Научил тебя тому, что жизнь – это театральные подмостки.

– Это сработает, Шрив, – сказала она. – Обязательно сработает.

Он почувствовал, что и его охватывает дрожь возбуждения.

– Миранда, я люблю тебя.

Внезапно она изогнулась в его объятиях, взяла его лицо в свои ладони и привлекла к себе. Ее губы с жадностью прижались к его губам.

– Это сработает. – Она опять поцеловала его. – Сработает, сработает, – повторяла она между поцелуями.

Пламя страсти опалило их. Миранда подалась навстречу ему.

– Шрив, Шрив…

– Миранда, любимая. Только не здесь.

– Нет, здесь. Сейчас. Я безумно тебя хочу. Я не выдержу…

Она распахнула блузку, отрывая пуговицы, и подставила ему свою грудь.

– Пожалуйста, прошу тебя.

Опустив глаза, Шрив увидел, что ее соски уже затвердели, и его тело ответило на ее призыв. Он почувствовал возрастающее возбуждение. Его губы прижались к ее груди. Она обхватила его за шею и поднялась на цыпочки.

– О Шрив! – Ее дыхание с трудом вырывалось сквозь стиснутые зубы. – Укуси меня. Сделай мне больно. Я этого не выдержу. Не выдержу того, что я чувствую. Прошу тебя. О Боже! «Лишь натяни решимость как струну – и выйдет все».[42]42
  У. Шекспир «Макбет».


[Закрыть]

В его руках она превратилась в демона. Изогнувшись, она сжала зубами его мочку уха.

– Прошу тебя.

– Любимая…

Одна ее рука обвилась вокруг его талии и скользнула вниз за пояс его брюк. Обычно Шрив брал на себя инициативу в их любовной игре. Теперь он поежился, когда ее ногти начали царапать тонкую ткань его белья, доставая до самого тела.

Не отрывая губ от ее груди, он приподнял ее юбки. Его руки с резким треском разорвали на ней панталоны.

– Да! – прошептала она. – О да! Последнее слово закончилось криком боли, когда он впился зубами в ее затвердевший сосок. Одной рукой он расстегнул брюки и освободился от них.

– Миранда, – глухо выдохнул он. – Мы не должны этого делать. Особенно здесь в гостиной твоих друзей.

Вместо ответа она обхватила его руками за шею. Правую ногу она закинула ему за спину, открывая ему свое горящее страстью тело. Влажное и горячее, оно прижималось к нему. Миранда начала двигать бедрами.

– Я хочу тебя, Шрив. Я хочу тебя прямо сейчас.

Сунув руки ей под панталоны, он сжал ее ягодицы. Они были не мягкими и податливыми, как у женщины, лежащей под мужчиной, а упругими и напряженными.

Он не мог ответить точно: он приподнял ее или она взобралась на него. Это не имело значения. Внезапно она оказалась над его членом, полностью открытая, готовая принять его.

Ее по-прежнему сотрясала дрожь.

– Шрив… – Она действительно произнесла его имя? Или только подумала?

Он прогнулся в спине и, резко подавшись вперед, одним точным движением вошел в нее. Она вскрикнула от восторга, почувствовав его в себе, ощутив, как он проник в самую ее глубину. Он сделал одно движение, второе. На третий раз наступила разрядка. Всю суть своей жизни, своей любви к ней он выплеснул в нее.

Она вскрикнула снова. Ее бедра задвигались, ее влагалище ласкало его член, то сжимая, то отпуская его. И. теперь Шрив застонал от наслаждения, сравнимого с болью, чувствуя, как с каждым ее движением силы покидают его.

Некоторое время они стояли тесно сплетясь руками и ногами. Потом Миранда разжала ноги и скользнула вниз, лаская его при этом.

Шрив покачнулся и почти упал на низенькую скамеечку. Когда ноги Миранды коснулись пола, она обняла его за шею рукой и опустилась к нему на колени, закрыв себя и его своими юбками. Для любого, кто вошел бы в комнату, все выглядело так, словно она просто сидит у него на коленях. Она закрыла глаза и положила голову ему на грудь.

– Я люблю тебя, – прошептала она. – И спасибо тебе. Спасибо.

Он поцеловал ее в висок, его глаза были тоже закрыты.

– Не стоит благодарности. Поверь мне, Миранда, удовольствие было взаимным.