Текст книги "«Орки» с Востока. Как Запад формирует образ Востока. Германский сценарий"

Если сделать еще шаг назад, то мораль, которую Запад постоянно ставит себе в заслугу, предстанет не в таком уж привлекательном свете. Глядя на успешное примирение Франции с Германией и объединение Западной Европы после Второй мировой войны, венгерский писатель и лауреат Нобелевской премии Имре Кертес размышляет о причинах, приведших к этим позитивным событиям, в эссе, опубликованном в 1999 году. Приведу пространную цитату, поскольку в ней прекрасно описаны коммуникационные, интерпретационные и номенклатурные расхождения между Западной и Восточной Европой, сохранившиеся и по сей день: «Прежде чем я поддамся соблазну нарисовать радужную картину, не худо заметить, что внешняя безопасность Западной Европы, сколь бы эффективной она ни казалась, возникла на аморальной основе – если под аморальностью мы понимаем пренебрежение собственными, нами же установленными нравственными нормами. С нашей точки зрения из-за Стены или из-за железного занавеса, не было никакой солидарности с маленькими государствами, безжалостно и без каких бы то ни было условий брошенными под ноги матерому каперу Востока, сталинскому Советскому Союзу, и безнравственно выглядит то, с каким пафосом в угоду самодовольной конформности это деяние потом объявили незыблемой основой западной стабильности и мира во всем мире. Возделывать свой сад под сенью позорного ‹…› соглашательства, наверное, приятное и даже полезное занятие, но сомнительно, чтобы европейская идея процветала в таком саду. Как мало тут процветания, показывают дотошные, почти десятилетие длящиеся подсчеты, во сколько обойдется Евросоюзу расширение на Восток – свидетельство трезвого рассудка, но омертвевших сосудов и окаменевшего сердца. Да, так это и воспринимается оттуда, где я пишу эти строки, с берегов Дуная, Молдовы и Вислы»[152]152
  Kertesz: Die exilierte Sprache. S. 169 f.


[Закрыть]. На Западе давно воцарилось безразличие к европейскому Востоку. Только конфликт между Россией и Украиной как-то изменил ситуацию.

Что касается Восточной Европы, должен признаться: лично мне Польша и Чехия гораздо ближе, чем, например, Франция или Италия, просто в силу их географической близости. Это страны, где я не раз бывал ребенком и подростком, страны, с народами которых я пережил опыт диктатуры в «тюрьме народов социалистического лагеря» (Имре Кертес) и где меня всегда встречали с гостеприимством и радушием. Между тем не разделять знаменитую немецкую тоску по Италии сродни святотатству[153]153
  Как сказал Нео Раух: «В счастливой Италии мне не о чем думать». (Примеч. автора.)


[Закрыть], а пренебрегать Францией – значит все еще стоять на ступени дремучего варварства. Иногда ради развлечения или эксперимента я позволяю себе усомниться в том или другом или в обоих постулатах сразу, что повергает образованного западного собеседника в ужас, а то и заставляет задуматься о моем душевном здоровье – о моей способности отвечать за свои слова вопрос даже не поднимается. Презрение, каким меня при этом окатывают, направлено, разумеется, не только на меня лично, но и на все страны восточнее Востока Германии. Если я и соберусь снова поехать на Запад, то в Англию или США, потому что среди пуритан я чувствую себя атеистом и одновременно архипротестантом, ведь вырос я не просто в ГДР, а в Тюрингии, в самой глубокой протестантской глубинке.

Предыдущие рассуждения элементарно подкрепляются цифрами и фактами. В частности, недавними социологическими исследованиями 2020 и 2022 годов[154]154
  Ср.: Lars Vogel / Sabrina Zajak: Teilhabe ohne Teilnahme? Wie Ostdeutsche und Menschen mit Migrationshintergrund in der bundesdeutschen Elite vertreten sind // DeZIM Research Notes 4/20, Berlin 2020. S. 2–33; Olaf Jacobs: Der lange Weg nach oben. Wie es Ostdeutsche in die Eliten schaffen. Repräsentation und Karrierewege. Entwicklungen nach drei Jahrzehnten deutscher Einheit. Leipzig, 2022.


[Закрыть], которые подтверждают всякого рода механизмы отстранения и масштаб дискриминации. Так, авторы исследований фиксируют серьезный дефицит представительства восточных немцев в большинстве социальных сфер. Лишь в политике наблюдается корректное соотношение: доля восточных немцев в населении оценивается в 19 процентов, на них приходится 19 процентов политиков восточно-немецкого происхождения, правда, в основном в региональном руководстве. В других отраслях цифры значительно меньше. Среди армейского генералитета показатель идеальный – 0,0 процента, в науке – 1,5, а в судебной системе – от 2 до 4[155]155
  По конкретным цифрам ср.: Jacobs: Der lange Weg nach oben. S. 2–4.


[Закрыть]. То есть с 2016 года и без того низкие показатели стагнировали, а то и снизились! Судя по всему, процедуры отстранения наращивают темп и проходят все эффективнее, достигая вожделенного полного исключения. Причина того, что в политике сохраняется более или менее приемлемое соотношение, заключается в реальном действии демократических процедур, просто потому что люди могут выбирать. А в других областях избирают избранные. Здесь речь не о демократичном голосовании, а скорее о корпоративности и клановости, о дружбах, знакомствах, землячестве, габитусе, единстве мировосприятия и, разумеется, о банальном кумовстве, протекции, сохранении власти и прав собственности – в общем и целом о западногерманском трайбализме. Поэтому социальная изоляция не смутное «субъективное ощущение», а доказанный факт, помимо того, что «чувства» не менее реальны и значимы, чем «факты».

Но в нашем современном мире верят только в то, что доказано расчетами, фактами и цифрами, будто бы мир держится на арифметических действиях и количественных оценках. Кому это и знать лучше, как не гуманитарию, обретающемуся в академической культуре с доминированием естественных наук, где привлечение внешнего финансирования из-за целевого недофинансирования университетов стало фетишем ректоратов и мерилом научных достижений, где, стало быть, количество ценится больше, чем качество? И, конечно, представление о том, что верить можно только цифрам и фактам, выдает себя с головой, поскольку проявляет квазирелигиозное измерение взаимоотношений. На деле же есть множество фактов и цифр, подтверждающих чудовищное неравенство и систематическую дискриминацию Востока не только в отношении нерепрезентативности, но и разницы в заработной плате между Западом и Востоком. Согласно публикации в Handelsblatt от 21 ноября 2021 года, она составляет в среднем 22,5 процента за одну и ту же работу – и это более чем через тридцать лет после воссоединения! Если присмотреться внимательнее, можно увидеть, как велики злоупотребления в некоторых отраслях промышленности на Востоке, буквально превратившихся в зону низкой оплаты труда. Самая вопиющая разница в текстильных компаниях (69,5 %), в привилегированной автомобильной промышленности она также впечатляет (41,3 %), за ней следуют машиностроение (40,4 %), выпуск IT-продуктов (39,8 %) и судоходные компании (38,9 %)[156]156
  Ср.: Handelsblatt от 21. 11. 2021: https://www.handelsblatt.com/politik/deutschland/arbeitsmarkt-lohnunterschied-zwischen-ost-und-west-sind-in-textilfirmen-am-groessten/27819734.html. Последнее посещение 1 декабря 2022 года.


[Закрыть]. И безусловно, Восток получает гораздо меньше рождественских бонусов или вообще не получает их, как сообщает SPIEGEL в ноябре 2022 года[157]157
  Сообщение в SPIEGEL от 10 ноября 2022 года. См.: https://www.spiegel.de/karriere/weihnachtsgeld-analyse-tarifbeschaeftigte-bekommen-mehr-a-4b0ea699-2f7b-438d-8838-4ec297a19f20.


[Закрыть]. При таком демпинге заработной платы и такой эксплуатации всякие предположения совершенно расходятся с реальными цифрами. Расширим обзор: румын и болгар нанимают для забоя скота, поляков – для заготовки спаржи и грузоперевозок, а немецкий Восток – регион преимущественно низких заработков. Список, разумеется, неполный, ибо есть еще производства в Азии и Африке. Запад с давних пор большую часть своего богатства стяжал, бесстыдно эксплуатируя историческую отсталость Восточной Европы и других частей света, но в то же время делая вид, что творит добро.

Какие возможности защиты от произвола есть у восточных немцев, пораженных в правах в собственной стране? Понятно, никаких, ведь компании грозят в старом добром стиле в любой момент вывести капитал и производство в «более дешевые страны». К примеру, текстильные товары предпочитают производить в Бангладеш, где современное рабство прекрасно функционирует. То, что здания там от случая к случаю рушатся и погибает более 1000 человек, как в 2013 году на текстильной фабрике в Дакке, очевидно, учтено в цене: дешевый товар дешево ценится (приятно, что язык уже сформировал идиоматическое выражение, не надо и напрягаться). И другие отрасли, в особенности немецкий автопром, уже давно потеряли всякий стыд. Поэтому можно производить в Китае детали руками уйгуров, хотя жестокие репрессии, применяемые против них китайским правительством, известны уже много лет. На этом фоне возмущение и озабоченность после очередных разоблачений в мае 2022 года кажутся чистым лицемерием. Политическая воля, способная изменить эти бесчеловечные условия, например, принятием закона «О цепочке поставок»[158]158
  Закон «О цепочках поставок» вступил в силу в 2023 году и распространяется на зарегистрированные в Германии предприятия с персоналом 3000 человек и выше. Его цель – возложить на компании ответственность за соблюдение прав человека в международных цепочках поставок.


[Закрыть], регулярно блокируется СвДП и другими циниками с неолиберальными взглядами, будто рынок сам все отрегулирует. А он в этом не заинтересован.

Знатоки по долгу службы, конечно, попытаются объяснить весомые различия в заработной плате более низкой стоимостью жизни на Востоке. Несомненно, такие города, как Мюнхен, Франкфурт, Гамбург или Штутгарт, дорогие, но на Западе достаточно районов, где жизнь ничуть не дороже, чем на Востоке, и точно не настолько, как указанная разница в зарплатах между Западом и Востоком. Например, в мае 2022 года цены на электроэнергию в Тюрингии и Саксонии были намного выше цен в Гамбурге и Баварии[159]159
  Сообщение в Tagesschau от 17 мая 2022: https://www.tagesschau.de/wirtschaft/verbraucher/energie-kosten-ost-deutschland-101.html.


[Закрыть]! И на Востоке помимо Берлина есть дорогие места: Дрезден, Лейпциг, Росток, Эрфурт, Потсдам или Йена, если называть только самые известные из них, «Мюнхены Востока» (FAZ), как их уже окрестили. Впрочем, речь идет о простом принципе справедливости: за равный труд – равная плата. Подобно тому как необходимо наконец устранить gender pay gap (гендерный разрыв в оплате), пора устранить и geographical pay gap (географический разрыв). Долгосрочные последствия этих различий известны – более низкие пенсии, меньший достаток или его отсутствие и, как правило, невысокие перспективы и шансы и сокращение продолжительности жизни. Если большинство населения примет это как неизбежную реальность, то сама легитимность и будущее демократии под большим вопросом. До 1989 года на Востоке из-за государственной идеологии было запрещено наживать капитал, а после 1989 стало невозможно или крайне сложно из-за разницы в оплате: низкой заработной платы, с одной стороны, а с другой – потому что щедро дотируемые высокие должности, как правило, занимают западные немцы.

В сентябре 2022 года было зафиксировано, что доверие к демократии на Востоке упало до 39 процентов, в то время как на Западе оно все еще осталось на уровне 59 процентов[160]160
  Сообщение в Süddeutschen Zeitung от 2 сентября 2022 года: https://www.sueddeutsche.de/politik/geschichte-nur-vier-von-zehn-ostdeutschen-zufrieden-mit-der-demokratie-dpa.urn-newsml-dpa-com-20090101-220928-99-931386.


[Закрыть]. Тревожный разрыв в 20 процентов – почти такой же, как шокирующая разница в заработной плате между Востоком и Западом, а именно 22,5 процента. Расхождение в вопросах демократии возмущает Запад, а разница в оплате труда – нет. Первое критически освещается и интерпретируется как свидетельство якобы антидемократической ориентации Востока; второе западный нормализм[161]161
  Педантичное отношение к соблюдению социальных норм, предполагающее полное подчинение им человека.


[Закрыть] считает «нормальным» и оправданным, если вообще замечает это. Будто между демократическими и социальными проблемами не существует связи.

Я привел лишь некоторые из причин, по которым Восток остается намного беднее. Между тем находятся умники, которые пеняют Востоку на то, что он не только работает слишком мало или плохо, но еще и не умеет разумно обходиться с деньгами, инвестируя их неправильно. В газете Frankfurter Allgemeine Sonntagszeitung 24 февраля 2019 года были помещены две исследовательские статьи, претендующие на обоснование того, «почему восточные немцы остаются беднее» – эта сентенция вынесена и в общий заголовок. Представленные «аргументы» и «прозрения» поражали своей примитивностью, равно как и заключения – одномерностью. Публикация изобиловала упрощениями разного рода, а ее тезисы звучали примерно так: пропаганда в ГДР работала, и восточные немцы демонстрировали «прочные прокоммунистические убеждения». В частности, когда рядом поселялись бывшие олимпийские чемпионы, восточные немцы критиковали рынок, поскольку закоснели в своем превосходстве спортивной нации. Шутки в сторону, написано это на полном серьезе. Куда ни кинь, Восток оказывается невежественным и твердолобым. Эти тенденциозные исследования, бесспорно, первые номинанты на Шнобелевскую премию. Но еще больше раздражают бездумные и некритичные инвективы ведущего журналиста. Восточные немцы остаются бедными не из-за того, что неправильно вкладывают свои деньги по примеру живущего за углом олимпийского чемпиона. Они остаются бедными, потому что не смогли сколотить капитал в прошлом и редко способны сделать это в настоящем. До 1961 года ГДР пережила двойной исход: с одной стороны, Советский Союз в качестве репараций демонтировал инфраструктуру и оборудование крупных промышленных предприятий, а вместе с ними зачастую вывозил и квалифицированный персонал ради ноу-хау; с другой стороны, крупные компании, такие как Carl Zeiss из Йены или Horch/Audi из Цвикау, переехали на Запад, туда же перебрались зажиточные буржуа, состоятельный средний класс и молодые, хорошо образованные люди. Brain drain и capital drain[162]162
  Утечка мозгов и утечка капитала (англ.).


[Закрыть] первого порядка. Крупная частная собственность до конца существования государства ГДР находилась под тотальным идеологическим надзором, впрочем, для нее и не было никакой экономической основы.

Как это выглядит теперь, по прошествии более тридцати лет? Крупные компании на Востоке тоже в руках Западной Германии, а число их директоров, социализированных на Востоке, уже давно, вплоть до 2022 года, составляет менее одного процента[163]163
  Ср.: https://leadership-berlin.de/blog/2022/09/26/leadership-talk-zur-unterrepraesentanz-von-ostdeutschen-in-fuehrungspositionen/.


[Закрыть]. Большая часть жилой недвижимости на Востоке принадлежит западным немцам, поскольку у них был и есть капитал для ее покупки. Восточные же немцы из-за прежнего запрета на накопление капитала особенно ничего не унаследовали, не заработали, ибо, во-первых, как я уже говорил, заработная плата на Востоке значительно ниже, а во-вторых, восточные немцы ни в одной из социальных сфер не достигают руководящих постов в репрезентативном количестве. Другими словами, они не поднимаются туда, где можно обрести деньги и власть. Причины комплексны, но вслед за Бурдьё мы вправе прямо говорить о «структурном лицемерии».

При желании примеры можно приводить и приводить. Восток не может инвестировать свои деньги неправильно, потому что у него их, как правило, нет и не предвидится.

С учетом данных, подтверждающих неравенство, несправедливость, разнообразные формы ущемления интересов, дискриминацию и стигматизацию, равно как и существование толстого, непроницаемого стеклянного потолка, приписывать «нытье» Востоку – на самом деле ошибочный подход во всех отношениях; удивлен, что люди еще не выходят в желтых жилетах[164]164
  Намек на протестное движение «Желтые жилеты», возникшее во Франции в 2018 году, характерной чертой которого были спонтанность и отсутствие лидера.


[Закрыть]. Реальность, пусть и представленная в абстрактных числах, и есть подлинный «скандалон»[165]165
  Scandalon (греч.) – колышек, на который крепится приманка в ловушке для животных.


[Закрыть], который надо во всеуслышание «скандализировать», чтобы он дошел до сознания. Только не следует его раздувать и выставлять социальной катастрофой, не говоря уже о систематическом (или системном) нанесении оскорблений, цифрами не улавливаемых, ибо они проявляются в тонких отличиях, которые Бурдьё описал как мощный механизм исключения в социальной селекции.

Чтобы проиллюстрировать практические последствия этих абстрактных процентов, хочу присовокупить немудреный расчет: от предполагаемой щедрой месячной брутто-зарплаты в 4000 евро на Западе при разнице в 22 процента на Востоке остается 3120 евро. В итоге валовая разница составляет более 10 000 евро в год, то есть 48 000 евро на Западе и 37 440 евро на Востоке. За один год! Приемлемо? «Нормально»? За десять лет более 100 000 евро. И это только среднее значение. А если различие больше, проблема умножается. Каждый может себе представить, что значат такие различия в реальности жизни, как сильно расходятся возможности и как это отражается на детях и внуках, например на перспективах их обучения. Таким образом, Восток стабильно остается исключенным из процесса накопления капитала, приобретения собственности и так далее. Такой феномен известен из глобальных исследований бедности: родившийся бедным, скорее всего, так и останется бедным, не важно в какой стране. Юрген Хабермас прав, когда пишет, что до 1989 года у Востока не было публичной сферы, но не появилась она и после[166]166
  Ср.: Habermas: 30 Jahre danach. S. 53 f.: «У восточногерманского населения ни до 1989 года, ни после не было собственной политической публичной сферы, в которой конфликтующие группы могли бы вести дебаты о самоосмыслении. ‹…› Отсутствует гласность и после 1989 года. Ибо, хотя тогда публичная сфера Федеративной Республики открылась для новых граждан, им было отказано в собственной публичной сфере».


[Закрыть], то же самое можно экстраполировать и на деньги: до 1989 года на Востоке не было денег, не появились они и после. Причины разные, результат тот же. Восточная собственность прекрасно улеглась в руки западных немцев. По мнению Инго Шульце, нигде во всей Европе местные не владеют столь малым, как люди на Востоке: «Сегодня нет такого региона в Европе, где населению принадлежит так мало земли, на которой оно живет, так мало недвижимости и предприятий, которые оно может назвать своими, как в Восточной Германии»[167]167
  Schulze: Der Amerikaner, der den Kolumbus zuerst entdeckte… S. 300.


[Закрыть]. И с такой реальностью Восток должен «свыкнуться» и «смириться»? Не выйдет. Реальность заявит о себе, обернувшись серьезной проблемой для самой демократии, что мы уже видим в весомом количестве голосов, отданных за правоэкстремистскую АдГ. До 1989 года человек на Востоке в условиях оккупации и диктатуры был бесправным и заключенным; с 1990 года – бесправным и исключенным Западом.

Подведу итог. С 1989 года в преобладающем дискурсе «Восток» означает в первую очередь уродство, глупость, лень, а также расизм, шовинизм, правый экстремизм и бедность, то есть во всех отношениях упадок – и это лишь наиболее важные из ловко внушенных Западом характеристик, коими он так изящно оттенил свое самовосприятие. Напротив, «Запад» означает (старую) Федеративную Республику, а именно Германию в ее исконном смысле, воплощающую красоту, ум, трудолюбие, а также открытость миру, свободомыслие, демократию и богатство, то есть успех во всех отношениях – конечно, в самоидентификации самого Запада. «Восток» – это то, чего вы не хотите для себя, всегда чужой и противоположный, стоящий на низшем уровне цивилизации. В Древней Греции таких людей называли попросту варварами. Поэтому от Востока непреложно требуют: «нормализуйся!» – что бы это ни значило – и в то же время целенаправленно мешают ему, используя политику силы, экономику и медиа. У Востока нет будущего, пока его оценивают по происхождению[168]168
  Если перефразировать известное высказывание Одо Маркварда (Odo Marquard): «Будущему [не] нужно происхождение», если это неправильное происхождение.


[Закрыть].

5. «Восток» Востока: Саксония

Говорить о Востоке – это прежде всего говорить о «Востоке» Востока, о Саксонии, где очерченные проблемы возведены в степень. Ни у какой другой федеральной земли нет столь дурного имиджа, за ней прочно закрепился дискурсивный образ бывшей ГДР и Востока в целом. Вот в различных СМИ ее и преподносят, по обыкновению в пренебрежительном тоне, как лицо Востока и беспрестанно топчут. Отторжение вызывают две вещи: во-первых, смесь ксенофобии и правого экстремизма, во-вторых, диалект, порождающий неприязнь. К первому вернемся позже, а сейчас коротко по второму пункту. Насмешки над саксонским диалектом вошли в моду задолго до 1989 года и на Востоке, и на Западе, вероятно, в связи с Вальтером Ульбрихтом и его фальцетом, который породил бесчисленные шутки. Томас Розенлёхер даже называл его «ульбрихтским языком»[169]169
  Rosenlöcher: Ostgezeter. S. 13.


[Закрыть]. Еще до падения Берлинской стены в силу обстоятельств саксонский диалект, будучи обыкновенной локальной разновидностью, в общественном восприятии «повысился в ранге», став олицетворением Востока в целом, то есть воплощением всего безобразного, дурного, бесталанного, невежественного, того, чего вы не желаете себе и не хотите в себе видеть. Есть у меня знакомые, выросшие в Саксонии, которые посещали курсы литературного немецкого языка, потому что исключительно «по вине» впитанного ими с детства родного языка они постоянно подвергались унизительной дискриминации и были лишены социальных возможностей. В одной дрезденской газете девяностых годов есть образчик объявления: «Саксонский диалект в свободной рыночной экономике? Немыслимо! Берите уроки речи!» Томас Розенлёхер придерживается того же мнения и метко называет саксонский «языком неудачников»[170]170
  Ibid. S. 12.


[Закрыть]. Я сам грозил своим детям, что лишу их карманных денег, если они заговорят по-саксонски. Как же плохи дела, если регион не смеет сохранять родной язык, опасаясь разного рода притеснений и даже угрозы своему существованию?! Что за социальный климат, что за страна, в которой многие вынуждены отказываться от языка, впитанного с молоком матери, и скрывать свое происхождение, чтобы избежать социальной стигматизации? Что за страна, в которой люди должны стыдиться своего языка, своего происхождения и своего прошлого, то есть неотъемлемых экзистенциальных ценностей? Что за страна, в которой приходится расчетливо дистанцироваться от того, что составляет сущность человека и укореняет его в мире?

В то время как баварское ассоциируется с уютом, рейнландское – с весельем, гамбургское – с элитарностью и элегантной открытостью миру (начиная с Фонтане), берлинское – с дерзостью и сметкой, швабское – с прилежностью, саксонское происхождение связывается с чем-то отталкивающим и нелепым. Эдакая адская смесь этики, эстетики и политики. Для всех остальных происхождение – дом и родина, но не для Саксонии, а значит, не для Востока в целом. Как будто бездомность и недоброжелательность – подобающее положение! В конце концов, многие человеческие трагедии, запечатленные в немецкой литературе начиная с XVIII века и особенно после «Страданий юного Вертера» Гёте, вырастали из социальной неприкаянности или бесприютности, то есть чувства собственной экзистенциальной безродности.

Еще сильнее сталкивается с гонениями Дрезден, так сказать, Восток Востоков Востока, и не только из-за PEGIDA[171]171
  PEGIDA (нем.) – Patriotische Europäer gegen die Islamisierung des Abendlandes («Патриотичные европейцы против исламизации Запада»), – немецкое правопопулистское движение, созданное в декабре 2014 года в Дрездене.


[Закрыть]. Презрение, с каким о нем говорят в публичном пространстве даже люди с высоким социальным статусом, не знает границ. Конечно, не мое дело защищать Дрезден из Лейпцига, но и достоинство дрезденцев так же неприкосновенно. После сентябрьских выборов 2017 года Ансгар Майер, в то время директор по массовым коммуникациям Кёльнской архиепископии, написал в Twitter, мол, стоило бы обменять Саксонию на чешские ядерные отходы. В свою очередь немецко-австрийский писатель Даниэль Кельман опубликовал 5 февраля 2018 года в WELT следующее: «Чтение делает человека толерантным. Но сбрасывать романы парашютами на Дрезден – не то решение»[172]172
  Ср.: Die Welt от 5 февраля 2018 года: https://www.welt.de/poli-tik/deutschland/article173216673/Bestseller-Autor-Daniel-Kehlmann-warnt-vor-Aufstieg-der-Rechten-in-Deutschland. Последнее посещение 1 декабря 2022 года.


[Закрыть]. Так что дрезденцам пока везет, на этот раз их пощадили. Надеюсь, что бомбардировкой города в ночь с 13 на 14 февраля 1945 года все и ограничится. Кельману, выходцу из привилегированной семьи, с гуманистическим образованием, не зазорно ради красного словца прибегать к дешевой шутке, циничной и безвкусной, от которой кровь стынет в жилах. Ядерные отходы и бомбардировка, замаскированная под «гуманистическую» миссию, очевидно, считаются адекватными карательными и воспитательными мерами, когда речь заходит о Саксонии и Дрездене. И подобные заявления – всего лишь верхушка айсберга.

Вполне в духе истории, рассказанной одним из моих возрастных студентов, который давно посещает мои курсы, лекции и семинары. Много лет он руководил учреждением социального обеспечения в Бремене, затем вышел на пенсию и переехал в Лейпциг, где его дочери изучали музыку. Ему захотелось отпраздновать свое 75-летие в Веймаре с семьей, старыми и новыми друзьями. Но некоторые из его бременских друзей отказались: «Веймар? Это на Востоке? Нет, туда не поедем». Заметьте, Веймар, а не Биттерфельд, Айзенхюттенштадт или другие «заштатные» городки. А вот Гёте, Шиллер, Лист, Габриэль Рейтер и Анри ван де Вельде не гнушались посещать Веймар и даже жить там. Да, город расположен на Востоке, хотя по всем параметрам Веймар скорее Запад на Востоке. Однако дать определение этого места, насквозь пропитанного историей, задача не из легких. В июле 2022 года в Веймаре прошла конференция «Веймар как памятное место», организованная Саксонской академией наук, Фондом «Классический Веймар» и Немецким национальным театром Веймара. Об этом событии вещала кёльнская Deutschlandfunk, правда, ничтоже сумняшеся в анонсе передислоцировала Веймар в Саксонию[173]173
  Ср.: https://www.deutschlandfunkkultur.de/weimar-gedaechtnisort-symposium-100.html.


[Закрыть]. Мать честная! Если даже флагман журналистики, лучший из лучших, так оскандалился, всякая надежда тает. Вот яркая оговорка по Фрейду, симптоматичная и в то же время лукавая. Прекрасная иллюстрация того, что весь Восток считается Саксонией, где, должно быть, все поголовно говорят на саксонском диалекте. То, что существуют «пять новых федеральных земель», которые правильнее было бы назвать «пятью восточными федеральными землями» (Тюрингия и Саксония – куда более старые образования, чем, скажем, западные земли, пишущиеся через дефис), с очень разными региональными особенностями, с большим количеством языковых вариантов и диалектов, как бы не имеет значения: Восток, он и есть Восток, то есть Саксония. Вот здесь в лаконичной форме сведено все, что Запад в конечном счете думает о Востоке:

 
Все были в Штази.
Все были одурманены.
Все говорят на саксонском.
Все нацисты.
И даже если не всё касается всех, хотя бы одно да соответствует.
 

На этом месте в моей рукописи была помещена фотография с обложки газеты Hamburger Morgenpost от 22 февраля 2016 года. На ней во всю полосу изображена карта Германии, на которой Саксония обозначена коричневым цветом, остальная часть оставлена белой. В заголовок вынесено: «Бельмо на глазу. Снова Саксония». Теперь обложку можно увидеть только в Интернете[174]174
  Ср.: https://www.pressreader.com/germany/hamburger-morgen post/ 20160222/page/1.


[Закрыть]. Газета запретила перепечатку первой полосы.

Между тем беспрестанная порка Саксонии как некое self-fulfilling prophecy[175]175
  Самоисполняющееся пророчество (англ.).


[Закрыть] привела к тому, что те, кто и без того действует по-идиотски, впадают во все больший идиотизм, что выводит на новый виток избиения Саксонии. Средства массовой информации, которые десятилетиями раскачивали друг друга как на качелях, выступили в роли резонансного усилителя в этом процессе взаимного подталкивания. Ни о какой группе или регионе не говорят и не пишут столь цинично и уничижительно, как о Саксонии, причем не опасаясь последствий, напротив, им даже аплодируют.

Возвращаясь к первому пункту, признаем, что в Саксонии довольно давно имеются серьезные проблемы с неонацистами, ксенофобией и правым экстремизмом. В течение лет и даже десятилетий они находились в «слепой зоне» политики разных саксонских правительств. Конкретные исторические и социальные причины такого положения могут быть разнообразными, но две из них бросаются в глаза, поскольку они раскрывают участие Запада, и весьма значительное.

После 1989 года западногерманские правые прицельно объявили Саксонию своей «основной зоной дислокации» и методично внедрялись в нее. Нет сомнений, пишет Михаэль Краске в публицистической книге Der Riss («Трещина»), опубликованной в 2020 году, «что западногерманские неонацисты, и прежде всего Михаэль Кюнен вместе с “Национальной альтернативой” и “Немецкой альтернативой” создали мощные неонацистские структуры в Восточной Германии»[176]176
  Kraske: Der Riss. S. 55.


[Закрыть]. Федеральное ведомство по защите конституции Германии, которое обязано пресекать такой ход событий, тем не менее бездействовало. Не связано ли это с тем, что с 1990 года все без исключения директора саксонского подразделения этого ведомства сами прибыли с Запада? Такая взаимосвязь дала повод сатирику Яну Бёмерману сделать целую передачу под названием «Западная Саксония»[177]177
  Ср.: https://www.youtube.com/watch?v=du2nIqy0Hjw.


[Закрыть], потому что именно с Запада прибыли как многие нацисты, так и те, кто по долгу службы должен бороться с нацистами. Иными словами, наци – с Запада, руководство из ведомства по охране конституции – с Запада, а место действия – Восток. И наконец, Бьорн Хёке, главный нацист, фашист и идеолог АдГ, тоже родом с Запада, из города Люнен, что в Краевом союзе Вестфалия-Липпе. То, что действия крайне правых в сочетании с провальной работой ведомств могут упасть на благодатную почву и стать реальной угрозой демократии, отвратительно и позорно. По этому поводу у Краске сказано: «Привыкание к насилию, идеологии и структурам правых, которые ставят под угрозу верховенство закона, приводит к разрушению институтов. Проще говоря, полиция, прокуратура и суды местами перестают функционировать так, как должны и как того требует правовое государство»[178]178
  Kraske: Der Riss. S. 19.


[Закрыть].

Помимо этого, Запад как единое сообщество за долгое время сумел оценить выгоды иммиграции, благодаря которой можно стать экономически, культурно и интеллектуально богаче и одновременно умножить жизненную силу и привлекательность. У Востока не было такого опыта, поскольку до конца 1989 года он вынужденно оставался однородным и во всех отношениях закрытым обществом как извне, так и внутри. Даже те немногие, что приезжали в ГДР на работу или учебу из-за границы, например из Вьетнама, Анголы или Мозамбика, были изолированы в повседневной жизни и практически незаметны для граждан. Это же парадоксальным образом относилось и к солдатам оккупационной армии СССР, которых ограничивали в контактах с населением. Как и во многом другом, Запад получил сорокалетнюю фору, имел время осознать себя обществом иммигрантов, несмотря на связанные с этим социальные и политические проблемы. Максимальная депотенциализация[179]179
  Депотенциализация – временное снижение действенности, активности сознания. Ее цель – снять критику, скепсис, сознательный контроль, поскольку нельзя сознательно сопротивляться тому, о чем не знаешь.


[Закрыть], которой подвергли с начала девяностых годов Восток как жизненное пространство и пространство опыта, никак не способствовала пониманию иммиграции как шанса, то есть возможности плюрализации и дифференциации собственной идентичности. Скорее, Восток, который в общественном дискурсе и сам предстает как нечто чужеродное, видит в притоке чужих лишь дополнительную угрозу в экзистенциально и без того хрупкой ситуации. А вот Запад после 1989 года стал намного богаче, сильнее и могущественнее – благодаря Востоку, так и не выбравшемуся из бедности, потому что его намеренно оставили за бортом.