Текст книги "Александрия-2"
Автор книги: Дмитрий Барчук
Жанр: Современная русская литература, Современная проза
Возрастные ограничения: +16
сообщить о неприемлемом содержимом
Текущая страница: 9 (всего у книги 15 страниц)
Я провел с ним месяцы в океане и могу с уверенностью сказать: такой не выдаст и не предаст.
Хозяин дворца неожиданно протрезвел и абсолютно нормальным голосом, словно и не пил вовсе, сказал:
– Именно об этом я и хотел поговорить с тобой наедине, брат.
Роберт вопросительно посмотрел на Джона.
– Я о предательстве, – пояснил свои слова младший и спросил напрямик: – Долго ли еще ты собираешься скитаться с ним по миру?
– Но ведь он не закончил еще свое путешествие. Слышал ведь? Он собирается пожить в Тибете какое-то время. И о Китае он уже заикался. Здоровье у него – богатырское. На все кругосветное путешествие хватит.
– И тебе не надоело выполнять прихоти этого высокомерного господина?
Джон Шервуд, похоже, обиделся на последний выпад графа в его адрес.
– А что ты предлагаешь? – в ответ спросил мореход.
Сотрудник Ост-Индской компании замялся, но после некоторого размышления сказал:
– Я недавно получил письмо из Санкт-Петербурга. Граф Аракчеев утратил свое прежнее влияние при русском дворе. Теперь паломничество графа Северного курирует генерал-адъютант Клейнмихель, доверенное лицо императора Николая I. Так вот, этот господин недоволен сметой наших расходов. Скрепя сердце, он, правда, возместил твои затраты в Кейптауне на восстановление яхты, но дальнейший пенсион твоего подопечного он урезал наполовину и ограничил его 1828 годом.
– Как же это понимать? – воскликнул с негодованием Роберт. – Мы что, должны содержать бывшего русского царя за свой счет?
– Выходит, что так, дорогой братец, – констатировал хозяин дворца.
– Но неужели императору Николаю безразлична судьба его брата?
– Я думаю, что он даже во сне видит, как его предшественник на троне покинет этот бренный мир на самом деле. А то вдруг нашему графу надоест странствовать и взбредет ему в голову вернуться. С него же станется. Что тогда? Два императора для одной империи – это очень много. Еще одно восстание декабристов? Один полк – за Николая, другой – за Александра. Если бы не мать – вдовствующая императрица Мария Федоровна, я думаю, что мы бы давно получили из Санкт-Петербурга приказ: успокоить мятежную душу Александра Павловича навечно. Но, говорят, она стала сдавать. Вот Клейнмихель и намекает нам, что пора заканчивать путешествие графа Северного.
– Я этого делать не буду, – испуганно замотал головой мореплаватель. – Я не убийца.
– А тебя никто и не заставляет. Надо же, чистоплюй нашелся! – язвительно заметил ставленник генерал-губернатора, теребя кольца на своих пальцах. – Не переживай! Исполнителя мы найдем. С этим здесь не проблема. Есть у меня человек для таких деликатных поручений. И обставим все в лучшем виде, как несчастный случай или, еще лучше, как нападение тугов-душителей. Есть здесь такие сектанты. Народ душат в жертву своей богине. И освободишься ты от этой обузы, заживешь, как человек. Я относительно тебя уже говорил с генерал-губернатором. Скоро готовится крупная военная кампания на северо-западе против сикхов. У них золота и драгоценных камней – тьма! Мои камешки – жалкие побрякушки по сравнению с богатством сикхов. Говорят, что у них хранится самый крупный в мире алмаз «Кох-и-Нур», что в переводе на английский означает «Гора света». Им бы завладеть! Тогда уж точно место в палате лордов нам обеспечено. Будешь ты, как и я, жить во дворце, у тебя будут сотни слуг. Сейчас же начинается новое освоение Индии. Правительство ликвидировало монополию Ост-Индской компании на торговлю с этой страной. Сюда, знаешь, сколько купцов и промышленников сейчас лезет? Тьма! А мы уже здесь. Мы знаем местные обычаи и нравы. Да нам цены не будет! Глядишь, со временем откроем свою торговую компанию – «Роберт и Джон Шервуды». А когда вернемся на родину миллионерами, представляешь, как вытянется лицо нашего старшего брата Тома, которому по закону отошло все отцовское наследство. Женимся на самых знатных невестах королевства. Да Том просто лопнет от зависти. Ну как, по рукам?
Роберт нехотя протянул свою ладонь, и Джон крепко сжал ее в своей руке.
– Только я все равно не буду его убивать, – предупредил брата морской офицер.
– Да успокойся ты! Я же сказал, что все улажу сам. В окрестностях Пуны появился тигр-людоед. На днях собираем большую охоту. Я думаю, что его сиятельство не откажется поучаствовать в охоте на тигра. В своей последней охоте.
Хотя Джон Шервуд и принес графу свои извинения, дескать, бес попутал по пьяному делу, однако его сиятельство бывшего унтер-офицера хоть и простил, но не до конца. И сейчас, восседая на слоне рядом с тараторившим без умолку англичанином, русский путешественник в основном отмалчивался или ограничивался дежурными фразами.
Капитан яхты отказался участвовать в охоте на тигра, сославшись на плохое самочувствие.
А Шервуд-младший, пока слон пробирался через джунгли к месту засады, излагал теорию народонаселения Томаса Роберта Мальтуса, с которым имел честь познакомиться во время своего короткого пребывания в Лондоне.
– Это умнейший человек, один из самых просвещенных умов нашей эпохи. Он так же, как и мы с моим братом, младший сын сквайра. А поскольку в английских семьях родительское состояние между детьми не делится, все наследует первенец, то ничего кроме хорошего образования от отца он не получил. После окончания колледжа принял духовный сан и стал священником. Но тяга к знаниям все равно в нем взяла верх. Я повстречался с ним в колледже, основанном Ост-Индской компанией, когда он нам, будущим сотрудникам, отправляющимся в Индию, читал лекции по современной истории и политической экономии. Сэр Мальтус, единственный из современных экономистов, не прячется за красивые фразы, а говорит правду, какой бы горькой она ни была. Он считает, что люди размножаются быстрее, чем растут средства для их существования, что население, если его рост не сдерживать, может удваиваться каждую четверть века. Производство пищи не может расти такими же быстрыми темпами. Перенаселение планеты не позволяет человечеству выбиться из бедности. Чрезмерная плодовитость бедняков – вот главная причина их жалкого положения в обществе. Вот примерно что он пишет в своем трактате.
Шервуд стал по памяти цитировать выдержки из брошюры сэра Мальтуса:
– «Человек, пришедший в занятый уже мир, если его не могут прокормить родители… и если общество не нуждается в его труде, не имеет права на какое-либо пропитание; в сущности он лишний на земле. На великом жизненном пиру для него нет места. Природа повелевает ему удалиться, и не замедлит сама привести приговор в исполнение». Каково? Прямо в самую точку. Знаете, в Индии есть такая секта. Ее члены, в основном по ночам, а иногда и средь белого дня душат одиноких прохожих и на свежевыкопанных могилах совершают загадочные ритуалы. Они, будучи мусульманами, совершают свои жертвоприношения в честь индуистской богини Кали. Только за четверть этого столетия их жертвами в Индии стали около полумиллиона человек. Представляете, каковы масштабы этого бедствия. Их называют здесь тугами. Это местные санитары природы. Они не дают индусам сильно расплодиться. Так что, ваше сиятельство, эпидемии и войны, несмотря на все их ужасы, выполняют важную роль в мире: они регулируют численность народонаселения. С их помощью в итоге торжествует главный закон природы: выживает сильнейший. Слабые народы становятся добычей сильных, никчемные и лишние люди умирают, а их место занимают более жизнеспособные собратья.
– А себе вы, конечно же, отводите роль хищника? Но скажите, Шервуд, неужели вы не боитесь сами оказаться на месте жертвы? – неожиданно спросил его граф.
Собеседник, звякнув перстнями, многозначительно ухмыльнулся и ответил:
– У вас это получится лучше, ваше сиятельство.
Рам в своей жизни поклонялся только двум божествам. Первой его богиней была Фатима, дочь пророка Магомета.
Это пусть глупые европейцы думают, что туги убивают людей в честь индуистской богини Кали, на самом деле ее настоящее имя – Фатима. Но ни один ассасин даже под самой страшной пыткой никогда не произнесет вслух это священное имя, тем более – не выдаст его врагам.
А еще он любил слонов и тоже почитал их за богов. Ради слонов и Фатимы он пожертвовал в своей жизни всем. Он не женился и не обзавелся детьми, хотя мог бы это сделать легко, ибо происходил из хорошей семьи, и родители многих невест посчитали бы за честь выдать за него замуж лучшую из своих дочерей. Но он выбрал слоненка. Он жил, ел и спал рядом с ним. Он кормил и мыл его. А когда слоненок вырос в большого и красивого слона, его заметил пешва и взял слона вместе с Рамом к себе на службу. А когда пешву сменил этот молодой англичанин, Рам стал служить ему.
Раму было все равно, из чьих рук слон и он будут получать еду. Его главное призвание, его настоящая жизнь начинались с наступлением темноты. Когда он со своим неизменным оружием – шелковым шарфом выходил на охоту за душами неверных, коих так жаждала Фатима. Как трепетно стучало его сердце, когда он выслеживал свою добычу, – сильнее, чем у любого самого сладострастного любовника в ожидании встречи со своей избранницей.
Никто никогда не мог застать его на месте жертвоприношения. Но однажды Рам опростоволосился. Во сне ему явилась Фатима и приказала принести ей в жертву главного смотрителя дворца. И Рам, проснувшись среди ночи, пошел выполнять ее указание.
Он задушил дворецкого во сне, так тихо и незаметно, что тот даже не пикнул. Но когда выходил из его покоев, то столкнулся нос к носу с англичанином.
На следующее утро, когда обнаружили труп дворецкого, англичанину не составило большого труда догадаться, чьих рук это дело. Но он не выдал Рама, не приказал его расстрелять, а лишь поговорил наедине и сказал, что отныне, кроме Кали, погонщик слона должен выполнять и его подобные поручения. Рам согласился.
И вот вчера вечером, накануне охоты, хозяин велел принести в жертву их гостя. Он сказал, что этот человек когда-то был правителем большой страны на Севере, и богиня Кали будет просто счастлива, если Рам принесет ей такую жертву. И он посоветовал сделать это во время охоты.
Но ночью Раму явилась во сне Фатима и сказала ему: мне мало только одного старого царя, я хочу еще и молодого.
– Здесь мы будем дожидаться тигра, – показал на лесную опушку Джон Шервуд и махнул погонщику, чтобы он опустил слона.
Спрыгнув на землю, англичанин взял с собой ружье и сказал:
– Я пойду на разведку. А вы ждите меня здесь.
Он незаметно подмигнул Раму.
Отойдя в лес, он присел на поваленное дерево, дожидаясь, когда душитель сделает свое грязное дело. И не услышал, как кто-то тихо подкрался к нему со спины и набросил на его шею туго свернутый шелковый шарф. Бывший унтер-офицер даже вскрикнуть не успел. Рам знал свое ремесло.
Он вышел на поляну, где поджидал из джунглей тигра бородатый старик. Его ружье лежало рядом на траве. Но Рам решил не спешить. Он расстелил циновку и стал молиться Фатиме, как того требовал ритуал жертвоприношения. Иначе богиня могла обидеться и не принять жертву. И только он встал на колени и поклонился, шепча про себя слова заветной молитвы, как мирно лежавший доселе слон вдруг встрепенулся, вскочил с земли и в два прыжка оказался рядом с Рамом. Погонщик так и не успел оторвать голову с циновки, мощная слоновья ступня вдавила череп ассасина в землю, и он раскололся под многотонной тушей. Нельзя поклоняться многим богам сразу.
Шторм налетел неожиданно. С востока, со стороны Цейлона. Матросы даже не успели убрать парус, потому яхту сейчас швыряло с волны на волну.
Но капитан уже не боялся смерти. После нелепой гибели брата он будто утратил инстинкт самосохранения. Осталось лишь чувство мести. Почему-то в смерти Джона он винил не сектанта-душителя, которого раздавил его же слон, а графа Северного, бывшего русского царя Александра. Не будь его, Джон наверняка был бы жив.
И капитан «Святой Марии» только и ждал удобного случая, чтобы свести счеты со своим подопечным. Ему и впрямь надоело скитаться по морям и океанам. Он должен занять место Джона в Ост-Индской компании. Он должен вернуться в Англию миллионером и жениться на самой знатной девушке королевства. У него будет много детей. И он обеспечит будущее их всех. У него хватит на это денег. Он их получит в Индии. Только надо, чтобы этот проклятый беглый русский царь быстрее вознесся на небеса.
А тот словно чувствовал умонастроения капитана и не прятался от бури, как делал обычно, а стоял на корме, уцепившись в канаты и как бы приглашал Роберта: давай сведем все счеты сейчас, чего тянуть?
И он поддался этому искушению. Когда очередной вал накрыл яхту, капитан набросился на графа сзади, вцепился ему в горло и стал что было в нем сил душить ненавистного русского. Тому удалось повернуться. И их взгляды встретились. Бывший император выпустил из рук канаты и тоже схватил капитана за горло.
– Кто? Кто приказал тебе меня убить? – хрипел он ему в лицо.
– Сам знаешь, – ответил англичанин.
– Брат? – вскрикнул пассажир.
Но его догадке не суждено было получить подтверждение, ибо следующая огромная волна, накрывшая яхту, смыла их обоих за борт. И ответ Шервуда потонул в бушующем океане.
К середине девятнадцатого века после аннексии Синда, Пенджаба и Ауда Британия завершила свое завоевание Индии.
Знаменитый драгоценный камень «Кох-и-Нур» стал самым крупным бриллиантом в короне британской королевы Виктории.
Ост-Индскую компанию упразднили в 1858 году. Ее пайщикам выплатили компенсацию в 3 миллиона фунтов стерлингов.
Секта тугов была ликвидирована британскими войсками приблизительно в это же время. Только в девятнадцатом веке эта секта уменьшила население жемчужины британской короны почти на миллион человек.
Английские колонизаторы ушли из Индии лишь после Второй мировой войны. 15 августа 1947 года было провозглашено независимое государство Индия.
Глава 8. Приговор дороже денег
Анна Сергеевна Самойлова была потомственным судьей. Ее дед ушел на пенсию с должности заместителя председателя Верховного суда. Мама тоже четверть века прослужила Фемиде в Мосгорсуде.
Поэтому, когда Аня закончила школу, вопрос о ее будущей специальности в семье даже не обсуждался. Конечно же, юридический факультет МГУ. Уже в то время поступить на юрфак было непросто, но у девочки была золотая медаль, к тому же связи деда и матери тоже значили немало.
В университете она влюбилась без памяти в своего сокурсника и выскочила замуж. Вся ее родня была против этого брака. Ее избранник, хотя и происходил из хорошей семьи (мама – профессор, папа – крупный партийный работник), но по национальности был грузин, и родители его жили в Тбилиси. Надо сказать, они тоже не очень-то одобряли выбор сына. Но любовь, как говорится, зла… К тому же Аня была уже на четвертом месяце беременности, поэтому какие-либо уговоры повременить с женитьбой запоздали.
Получив дипломы, молодые юристы вместе с двухлетней дочкой Сонечкой уехали жить и работать в Тбилиси. Томаз, так звали Аниного мужа, с помощью отца устроился в республиканское Министерство внутренних дел, а Аня – в адвокатуру.
Им дали трехкомнатную квартиру в новом доме. Родители помогли ее меблировать. Молодая хозяйка изо всех сил старалась создать в ней уют. «Теплое гнездышко», «моя крепость», «убежище» – так она называла свое детище. Но сколько Аня ни старалась, муж приходил с работы все позже и позже, и очень часто навеселе.
– Как ты не понимаешь, женщина! – кричал он на нее, когда она пыталась делать ему замечания. – У нас такой обычай в Грузии: после работы мы выпиваем с друзьями. Почему я не могу посидеть за столом с дорогими людьми и выпить стакан вина? Я что теперь навечно привязан к твоей юбке?
От былого нежного и обаятельного ухажера в нем не осталось ровным счетом ничего. А от страстного и темпераментного любовника – тем более. На пятый год своего замужества Анна Сергеевна поняла, что ошиблась в выборе спутника жизни.
А тут еще накалилась политическая ситуация в республике. После разгона советскими солдатами мирной демонстрации, когда в ход пошли дубинки и саперные лопатки, на всех русских в грузинской столице местные жители стали смотреть, как на оккупантов. В глаза ей, правда, об этом никто не говорил, но отношение к ней изменилось. Она каждый день покупала на рынке молоко, творог и сметану у одного и того же торговца – старика-кахетинца. Раньше он всегда интересовался ее здоровьем и неизменно улыбался ей своим беззубым ртом. А теперь просто брал у нее смятые купюры и, не считая, совал их в свой карман, подавая выбранные продукты в абсолютном молчании. Словно язык проглотил. Соседки во дворе тоже замолкали при ее появлении. В коллегии адвокатов ей стали распределять такие дела, за которые не брались грузины. Некоторые даже демонстративно разговаривали с ней только на грузинском языке, в котором она многих слов не понимала.
Но это еще были цветочки. Ягодки поспели после неудавшегося путча ГКЧП в Москве в августе 1991 года. Приход к власти в Грузии Звиада Гамсахурдиа поставил крест на карьере ее свекра и мужа. Более того, новый демократически избранный президент начал уголовное преследование обоих мужчин. Томазу и его отцу удалось бежать в Батуми и найти защиту у аджарского лидера Аслана Абашидзе.
Жену и дочь беглый милицейский начальник с собой не взял. Из адвокатуры ее выгнали за незнание языка. Как она с маленькой дочкой прожила зиму в холодной квартире, без каких-либо средств к существованию, Анна Сергеевна сейчас уже не представляет. Однако с той поры в ее подсознание навсегда поселился животный страх еще раз когда-нибудь потерять работу. Этого она в своей жизни больше не вынесла бы.
Весной 1992 года она вернулась в Москву. Мать прописала дочку и внучку по прежнему их месту жительства, то есть в своей квартире. Благо тогда паспортно-визовая служба не лютовала, как сейчас. Помедля с возвращением еще год, Анна Сергеевна, скорее всего, навсегда лишилась бы возможности получить российское гражданство.
Самойловы никогда не испытывали особой тяги к деньгам. В их семье почитались другие ценности: уважение и признание коллег, честное имя, образованность и широкий кругозор. Бывало, когда дед еще был жив, они собирались все вместе – три поколения юристов – и спорили до хрипоты, обсуждая какую-нибудь правовую проблему. Особой гордостью в семействе судей считалось отсутствие отмены решений. Недовольная сторона зачастую обжаловала вердикт в суде вышестоящей инстанции и, случалось, добивалась отмены предыдущего решения. Дед гордился, что за почти сорок лет его судейской практики, у него было меньше двадцати отмен. Мать не могла похвастать такой ювелирной работой. Отмены ее решений случались чаще, но все же были очень редки, и на квалификационной коллегии она всегда легко подтверждала свою профессиональную пригодность.
Но, оказавшись снова в Москве, Анна Сергеевна не узнавала родной город. Понятия «долг», «честь», «достоинство» ушли далеко, на второй-третий план, а наружу вылезли неприкрытая жажда наживы и стяжательство. Но делать было нечего, надо было как-то выживать.
С горем пополам ей удалось устроиться в московскую коллегию адвокатов. Подруга матери Эстера Хаимовна, устав от сюрпризов очередной русской революции, решила уехать к родне в Израиль. Освобождалось место в коллегии, и тетя Эста порекомендовала на него Анечку.
Хотя адвокатская практика и приносила относительно неплохой доход, но Анна Сергеевна все равно чувствовала, что это не ее призвание. Наработав пятилетний стаж, она сразу же сдала квалификационный экзамен на статус судьи и стала ждать, когда коллегия порекомендует ее на какую-нибудь вакантную должность.
Место освободилось в Мещанском районном суде.
Десять лет прошли быстро. Изо дня в день Анна Сергеевна приходила на работу в суд к восьми, а то и к семи часам утра и по вечерам засиживалась над делами допоздна. Дед мог бы по праву гордиться своей внучкой: за десять лет ее судейской практики не было ни одного пересмотра вынесенного ею приговора по уголовным делам и считанные единицы отмененных решений по гражданским. Госпожа Самойлова имела репутацию справедливого, принципиального и – главное – неподкупного судьи.
Она не щеголяла в дорогих нарядах, не носила драгоценностей, на работу ездила на трехлетней корейской легковушке Daewoo Nexia и жила с матерью и дочерью в полученной еще дедом старой трехкомнатной квартире в сталинском доме.
Поэтому, когда в их суд поступило дело банкира Журавлева, председатель вызвал Анну Сергеевну в свой кабинет и, протянув ей пухлый том, сказал очень серьезно:
– Вот, принимайте. Остальные двести томов работники прокуратуры завезут к вам в кабинет. Но учтите, коллега, дело это – очень даже не простое. На кону стоят очень большие деньги. Возможности сторон – чуть ли не безграничные. Поэтому приготовьтесь к давлению и со стороны обвинения, и со стороны защиты. Ваша задача – строго следовать букве закона. От остальных дел я вас освобождаю, занимайтесь только этим. Но вердикт должен быть безукоризненным, чтобы комар носа не подточил.
Председатель суда свое слово сдержал: от мелких и несложных дел он действительно освободил Самойлову. Зато дело банкира вскоре объединили с делом нефтяного магната и олигарха Ланского за общим составом преступления, и это огромное хозяйство взвалили на плечи Анны Сергеевны. К 200 томам прибавилось еще 420. Теперь весь кабинет судьи, как какой-то архив, был завален папками, и в нем практически не осталось свободного места. Судья Самойлова прописалась на работе.
Девять месяцев ушло на заслушивание представителей обвинения и защиты, всевозможных свидетелей и потерпевших. Принимая в производство дело олигарха, Анна Сергеевна относилась к его основному фигуранту так же, как и к предыдущим своим обвиняемым, то есть соблюдая положенную дистанцию, без какой-либо предвзятости и заинтересованности. Она специально не хотела вникать в политическую подоплеку этого громкого дела. Перед ней были только статьи уголовного и уголовно-процессуального кодексов, наличие состава преступления, доказанность обвинения и аргументы защиты.
Но, чем глубже она погружалась в процесс, чем детальнее вникала в суть дела, тем больше осознавала, что это слушание – особенное. Ни одно из ранее рассмотренных ею дел не могло даже сравниться с ним. Его заказанность сильными мира сего для судьи была очевидна с первого дня.
Ну и пусть пауки грызутся между собой. Ей-то какая разница от того, что одни жулики съедят других. Все они там наверху одним миром мазаны. У нее есть закон, вот и будет она судить по закону. В этом ее профессиональный долг. Его она и будет выполнять, чтобы там ни случилось.
Но более всего ее ставили в тупик сами подсудимые. В их поведении не было ни нарочитой заносчивости, ни показушного раскаяния. Оба обвиняемых держались на суде корректно, сдержанно и, как ей показалось, интеллигентно. Особенно Ланский.
Они чувствовали себя уверенно даже на скамье подсудимых. Ведь их семьи никогда не замерзали от холода в неотапливаемых квартирах, они не считали копейки, чтобы заплатить за жилье и умудриться при этом не умереть с голоду. Эти проблемы были чужды им. Они были детьми своего времени. Жестокими детьми периода первоначального накопления капитала.
Им повезло. Они оказались в нужное время в нужном месте. Им отдали в собственность (или в управление?) большой и лакомый кусок государственного пирога. И, надо отдать им должное, они с честью справились с возложенной на них задачей. Создали процветающий бизнес. Они должны были извлечь максимальную прибыль, они ее и получили. Да, они оптимизировали выплату налогов до такой степени, что почти ничего не платили. Но ведь все делали так в постсоветской России. А иначе откуда было взяться миллиардным состояниям за столь короткий срок? Уклонение от уплаты налогов было чуть ли не обычаем делового оборота. Почему же на скамье подсудимых сейчас сидят только эти двое и отдуваются за всех чиновников и приближенных к власти бизнесменов, сколотивших миллионы и миллиарды на разграблении страны. Эти-то, в отличие от «красных директоров», хоть не разваливали, а создавали. За что же их теперь судить?
Если бы он признал себя виновным и покаялся в содеянном, она бы со спокойной совестью приговорила его за уклонение от уплаты налогов и неисполнение решения суда на полтора года лишения свободы, которые он уже отбыл в следственном изоляторе. И освободила бы его и его товарища из-под стражи прямо в зале суда, для проформы лишив их права занимать руководящие должности в коммерческих структурах и заниматься бизнесом года на три.
Но он этого не сделал. Наоборот, его последнее слово прозвучало не как оправдание подсудимого, а как обвинение прокурора. Он не признал себя виновным ни по одному пункту, а сам обрушился с гневной критикой на своих гонителей – нечистоплотных и своекорыстных бюрократов, заказавших этот судебный процесс с единственной целью – забрать себе процветающую нефтяную компанию. И этим сжег все мосты на пути к компромиссному решению. Чем поставил судью перед нелегким нравственным выбором: с кем вы, ваша честь?
Пожилого джентльмена с благородной сединой на висках и с греческим профилем привел к ней в кабинет председатель суда.
– Анна Сергеевна, у нас к вам будет конфиденциальный разговор, поэтому, пожалуйста, удалите на время своих помощников, – настойчиво попросил он.
Самойлова оторвалась от материалов дела и, бросив на своего старшего коллегу пронзительный взгляд, все же сказала:
– Девочки, перерыв на пятнадцать минут. Можете сходить попить кофе.
Когда они остались в кабинете втроем, председатель представил своего спутника:
– Это Семен Семенович. Он, как бы точнее выразиться… представляет интересы государства в этом деле.
– Говоря проще, тех людей, которые заказали разгром холдинга и упекли моих подсудимых в тюрьму, – срезала судья.
Ей уже до такой степени надоели все эти ходатаи с обеих сторон, что она уже не могла сдерживаться.
Председатель суда даже потерял дар речи от такой отповеди, а гость, наоборот, моментально собрался и ответил, словно заранее был готов к подобному приему:
– Можно, конечно, сказать и так. Только я бы на вашем месте, уважаемая Анна Сергеевна, воздержался от столь категоричных оценок. Судья ведь должен быть беспристрастным. Не так ли?
– Это в процессе, – Самойлова не желала сдаваться. – А сейчас, извините, у нас частный разговор.
– Я вам больше не нужен? – заискивающе спросил джентльмена председатель суда. – Тогда, с вашего позволения, я удалюсь?
Представитель государства великодушно кивнул в знак согласия.
– Слушаю вас внимательно. У нас осталось еще четырнадцать минут, – напомнила судья посетителю, когда за председателем закрылась дверь.
Семен Семенович посмотрел на нее изучающим взглядом.
«Еще молодая. Чуть больше сорока. Но как плохо выглядит! Настоящий синий чулок!» – заключил он.
«Хлыщ и пижон. Но в его голосе есть нечто такое, что заставляет людей повиноваться ему», – сделала вывод о визитере судья.
Они на самом деле настолько контрастировали друг с другом, словно происходили с разных планет. Плохо покрашенные в рыжий цвет дешевой краской, когда-то пышные, но рано поредевшие локоны судьи и гладкая, уложенная волосок к волоску, отливающая благородным серебром шевелюра пожилого джентльмена. Ее неопределенного цвета турецко-китайский костюм и серая, в мелкую изящную полоску, тройка из тончайшей английской шерсти, ладно облегающая его спортивную фигуру. Роговые очки из ближайшего магазина «Оптика» и тонкая стальная оправа, настоящее произведение искусства, придающая любому лицу значительность и весомость. В свои сорок лет судья выглядела старше, чем представитель государства в шестьдесят.
– Мы заинтересованы, чтобы суд поддержал обвинение и вынес самый суровый приговор, какой только возможен, – сразу обозначил цель своего визита Семен Семенович.
– Я еще не определилась со своим решением, – огрызнулась судья, почувствовав нешуточное давление.
– Определяйтесь быстрее. Мы умеем быть благодарными. Ваша карьера в ваших руках. Вы же давно хотели перейти на работу в городской суд. Там больше зарплата и меньше дел. А потом можно подумать и о суде высшей инстанции. Представляете, как был бы рад ваш дедушка, узнав, что его внучка пошла дальше его. У вас в этом году будет поступать в высшее учебное заведение дочь. Вы, кажется, уже определились, куда она подаст документы. В Российский государственный гуманитарный университет, на юридический факультет. Правильно, династия – дело святое. Мы поможем ей туда поступить, даже на бюджетное обучение. И вы что, собираетесь, всю жизнь прожить вместе с мамой? Виданное ли дело, три поколения женщин живут под одной крышей! Как в крестьянской семье. Мы выделим вам такую квартиру, какую пожелаете. Извините, Анна Сергеевна, но ваш внешний вид? Так уже давно женщины вашего возраста не одеваются. Вы же не старуха, чтобы носить это! Вы еще молодая, интересная женщина, зачем же так рано ставить крест на своей личной жизни? Я понимаю, что работа для вас превыше всего. Но надо же и отдыхать когда-нибудь. Заканчивайте быстрее это дело, выносите обвинительный приговор и поезжайте на отдых в Бразилию. Я был там в прошлом году. Впечатлений – уйма. Представляете, три дня в Рио-де‑Жанейро, потом посещение водопада Игуасу – Глотки Дьявола, затем перелет в Амазонию, в национальный парк, а потом еще десять дней отдыха на океане. Каково?
– Красочно вы это описали. Прямо слюнки потекли, – ответила судья. – Но вы забыли об одной маленькой вещи, уважаемый: я не продаюсь!
– А вас никто и не покупает, уважаемая, – передразнил ее посетитель. – Вас только просят выполнить свою работу по букве закона и не вдаваться в какие-то сомнительные нравственные дебри. И вы получите вознаграждение, какое давно уже заслужили за годы своей безупречной работы. Закон говорит, что Ланский – преступник, и он должен сидеть в тюрьме. Не мучайте себя излишними сомнениями и отправьте его туда лет на десять. Это ему пойдет только на пользу, и другим неповадно будет нарушать закон. Надо же когда-то начинать его соблюдать!
Анна Сергеевна задумалась, а потом спросила напрямик:
– А что будет, если я не послушаю вашего совета и оправдаю подсудимых?
Семен Семенович равнодушно пожал плечами:
– Ну, им-то, положим, вы ничем не поможете. Как вам известно, против Ланского и Журавлева прокуратура выдвинула еще одно обвинение – в растрате средств акционеров. Поэтому, независимо от того, какой приговор вынесете вы – обвинительный или оправдательный, эти господа очень скоро вернутся в тюрьму. Только их дело будет рассматривать уже другой судья, и, поверьте, он будет куда сговорчивее! А вот себе вы сильно навредите. Статуса судьи точно лишитесь. И я очень опасаюсь, что вас обвинят в получении взятки от родственников подсудимых. Учтите, вы сами рискуете оказаться в положении ваших подопечных.
Правообладателям!
Это произведение, предположительно, находится в статусе 'public domain'. Если это не так и размещение материала нарушает чьи-либо права, то сообщите нам об этом.