Текст книги "Разыскания о начале Руси. Вместо введения в русскую историю"

Писатели VI в., каковы Прокопий, младший его современник Агафий и продолжатель Агафия Менандр, совсем не употребляют имени болгары, а называют их утургурами и кутургурами. Подобное тому явление представляет Аммиан Марцеллин, который, повествуя о нашествии гуннов на готские народы, не знает Иорнандовых остроготов и визиготов, а называет их грутунгами и тервингами; Прокопий, хотя и современник Иорнанда, также не знает остроготов и называет их тетракситами. Имя болгар точно так же не было неизвестно во время Прокопия, ибо о них упоминают и западные или латинские летописцы VI в., каковы Комис Марцеллин и Иорнанд⁷⁴. В этом случае мы находим замечательную аналогию с именем русь. Византийские писатели употребляют это имя только с IX в.; между тем как западные упоминают его ранее, например, тот же Иорнанд и потом географы Равенский и Баварский. Как русь у старейших византийских писателей скрывается под именами антов, скифов, тавроскифов и пр.; так и болгары долгое время скрываются под именем гуннов и другими указанными выше, преимущественно же под названиями утургуров и кутургуров с их вариантами. Хотя никто из последователей тюрко-финской теории, собственно, не отвергает родства болгар с кутургурами и утургурами Прокопия или Агафия⁷⁵; однако, повторяю, никто из них не обратил внимания на противоречия между сказаниями Феофана и Никифора о приходе болгар на Дунай в VII в. и известиями Прокопия. Последние говорили о событиях им современных, а потому должны служить проверкою для писателей более поздних. Обратимся к этим известиям.

Вот сущность того, что сообщает Прокопий о начале болгарской истории (О Гот. войне. Кн. VI, и О постройках. Кн. III и IV).

За Танаисом, между Понтом и Меотидой, обитают «утургуры, когда-то называемые иначе киммерияне»; далее к северу живут «бесчисленные племена антов»; а там, где открывается пролив Киммерийский, находятся готы, «по прозванию тетракситы». Некогда великий народ гуннов или кимериян повиновался одному царю; но по смерти его два сына, Утургур и Кутургур, разделили между собой народ: и по их именам одна часть назвалась утургурами, а другая кутургурами. Киммерияне или гунны обитали по ту сторону Меотиды; а по сю сторону жили готские народы, «которые некогда скифами назывались». После того как некоторые из этих народов удалились, именно вандалы в Африку, а визиготы в Испанию, однажды, «если только молва справедлива», несколько киммерийских юношей, гоняясь за ланью, перебрались через Меотиду и таким образом открыли брод. Киммерияне воспользовались этим открытием; они тотчас вооружились, перешли на другой берег, напали на готов и многих побили; остальные спаслись бегством⁷⁶. Последние ушли за Дунай и получили от римского императора жилища во Фракии; часть их вступила в римскую службу под именем федератов; а другая часть потом под начальством Теодориха двинулась в Италию. Места, где прежде обитали готы, теперь заняты были кутургурами. Хотя они ежегодно получают большие дары от императора (Юстиниана), однако не перестают переходить Истр и делать набеги на римские провинции, в качестве то союзников, то неприятелей. Между тем утургуры воротились на берега Меотиды; здесь они вступили в борьбу с оставшимися в том краю готами-тетракситами. Наконец по обоюдному согласию оба народа разместились на противоположных берегах пролива, соединяющего Меотиду с Понтом, причем утургуры заняли свои прежние жилища. Там, за таврами и тавроскифами, на границах Римской империи, лежат приморские города Херсон и Боспор, которых стены, пришедшие в ветхость, император Юстиниан перестроил вновь. Кроме того, он построил крепости Алустон и Горсувит (ныне Алушта и Гурзуф). Особенно он укрепил город Боспор, разоренный варварами и находившийся некоторое время в их руках, но возвращенный императором под власть римлян. А другие два города, Кипы и Фанагорию, с давнего времени принадлежавшие римлянам, соседние варвары недавно взяли и совершенно разорили. «Страну же между Херсоном и Боспором держат в своих руках варвары, преимущественно гунны».

Мы привели из сочинений Прокопия наиболее существенные данные для истории болгар. Но при этом необходимо заметить, что его географические указания могут быть принимаемы только в общих чертах; так как в своих частностях они не отличаются большою точностью и заключают в себе некоторую сбивчивость и противоречия. Он писал о том крае, очевидно, по слухам, а сам его не видал и ясного географического представления о нем не имел. Например, готы тетракситы или остроготы по смыслу его известий прежде обитали где-то на западной стороне Меотиды, то есть Азовского моря, откуда были изгнаны гуннами кутургурами и утургурами на Балканский полуостров; причем кутургуры заняли их места. Но утургуры, возвращаясь из похода, натолкнулись опять на готов-тетракситов; следовательно, не все остготы были изгнаны из Южной России болгарами, которых он называет общими именами гуннов и киммериян (последнее, вероятно, по их жительству около Киммерийского Боспора). После упорной борьбы противники заключили мир и разместились по обоюдному согласию; причем готы поселились в Тавриде; а утугуры заняли опять свои прежние жилища по ту сторону пролива, то есть на устьях Кубани.

Таким образом, на основании «Истории войны с готами» Прокопия можно заключать, что тетракситы и утургуры в его время отделялись друг от друга Боспорским проливом. Но в ином его сочинении, «О постройках», он сообщает, что тетракситы занимали приморскую страну Дори; а эта страна совсем не лежала на берегу пролива. Она находилась в самой южной части Крыма, где, благодаря гористому положению, готы долго сохраняли свою народность. С другой стороны, из слов Прокопия о поселении варваров, преимущественно гуннов, между Боспором и Херсоном ясно, что не все утургуры перешли обратно на Кубань, но что значительная часть их обитала в восточных краях Таврии, и здесь-то она действительно находилась в тесном соседстве с готами-тетракситами. Это соображение подтверждается тем же Прокопием. Он говорит, что тетракситы и утургуры, заключив мир, жили потом в дружбе и союзе друг с другом; но в ином месте сообщает данное, не совсем подтверждающее искренность этой дружбы, по крайней мере со стороны готов. А именно: в двадцать первом году Юстинианова царствования тетракситы, бывшие христианами, прислали к императору четырех послов с просьбою назначить им епископа на место недавно умершего. Опасаясь гуннов-утургуров, послы на торжественном приеме объявили только одну эту причину посольства; а потом в тайных переговорах они объяснили, какую пользу может получить империя, если постарается питать раздоры между соседними варварами (О Гот. войне. Кн. IV. Гл. 4).

Точно так же неясно, кого, собственно, Прокопий подразумевал под именем тавроскифов, говоря, что «приморские города Боспор и Херсон лежат за Таврами и тавроскифами» (О пост. Кн. III. Гл. 7). В другом месте (О Гот. войне в кн. IV. Гл. 5) Прокопий толкует о том, что равнину около Меотийского озера занимают гунны-кутургуры, что часть ее принадлежит скифам и таврам, отчего и называется Таврикой; а затем говорит об известном храме Дианы, в котором была жрицею Ифигения. Вообще обычай византийских историков – к своим известиям о скифских странах примешивать басни древних писателей, поддерживать запутанность и сбивчивость этих известий. Впоследствии византийцы под именем тавроскифов разумеют преимущественно руссов; а в упомянутом месте Прокопия это имя может быть отнесено и к готам-тетракси-там, и к гуннам-утургурам, которые жили по обеим сторонам Боспора. Собственные же руссы, без сомнения, скрываются у него между теми «бесчисленными племенами антов», которые обитали к северу от страны утургуров. Последнее название, как мы сказали, заключает в себе тот же корень, как анты и вятичи; в данном случае этот корень может намекать и на общее происхождение этих народов. Самая борьба с готами и изгнание их из Южной России были общим делом гуннов и антов, то есть болгар и руссов; ибо и последние также были некогда соседями готов. На это совокупное действие против них со стороны славянских племен, как увидим впоследствии, прямо указывает современник Прокопия Иорнанд.

Несмотря на указанные нами некоторые неточности в сочинениях Прокопия, известия его для нас в высшей степени драгоценны и должны служить исходными пунктами для разрешения тех вопросов, о которых идет речь. Во времена Юстиниана I гунны, склавины и анты почти ежегодными нашествиями опустошали Иллирию, Фракию, Грецию, Херсонес Фракийский и всю страну от Ионийскаго моря до предместьев Константинополя; вследствие истребления и пленения жителей, в этих провинциях можно было видеть «почти скифские пустыни» (Hist. Arcana. С. 18). В своей «Истории войн с готами» Прокопий изображает целый ряд этих нашествий, предпринятых то склавинами и антами отдельно, то в соединении с гуннами кутургурами. (У Феофана же и других более поздних историков при рассказе об этих войнах вместо кутургуров Прокопия упоминаются или просто гунны, или болгары.) Юстиниан строит непрерывный ряд укреплений по Дунаю, чтобы защитить империю против неукротимых варваров. Но это не мешало последним переходить реку, когда она замерзала. Однако, благодаря принятым мерам, варвары, обремененные добычею, нередко подвергались поражениям на своем обратном походе из византийских провинций. Их нападения особенно усилились к концу Юстинианова царствования, когда император, по словам одного писателя (Агафия), постарел и когда ослабла его энергия в учреждениях воинских. В это время по отношению к варварам он усвоил себе политику, основанную преимущественно на хитрости и вероломстве, то есть старался истреблять их, возбуждая между ними раздоры и вооружая их друг против друга. Такая политика была, конечно, плодом его собственной опытности и изворотливости, а не явилась вследствие совета готов-тетракситов, о котором повествует Прокопий. Юстиниан платил ежегодную дань соседним с империей кутургурам; но так как этою данью не удерживался от нападений народ, находившийся под властью многих и редко согласных между собой князей, то император старался частыми подарками приобрести дружбу утургуров. Последние по своей отдаленности были почти безопасны для византийских провинций на Балканском полуострове; но они могли быть полезными союзниками против своих родичей.

В 551 г. 12 000 кутургуров, предводимые князем Хиниалом, с помощью паннонских гепидов переправились за Дунай и начали производить свои обычные грабежи и разорения. Тогда Юстиниан отправил послов к князьям утургуров. Посольство упрекало варваров в том, что они, предаваясь праздности, позволяют другим разорять своих союзников римлян. Оно ловко затронуло жадность варваров, указав на кутургуров, которые не довольствуются ежегодною денежною данью, а еще грабят римские провинции; причем по своему высокомерию не думают делиться добычею с утургурами; так что последним нет никакой пользы от этой добычи. Подобные коварные внушения сопровождались, конечно, большими дарами и обещанием еще больших. Утургуры поддались на эти речи, собрали дружину и присоединили к ней еще 2000 своих соседей готов-тетракситов. Под предводительством князя Сандилха они напали на жилища кутургуров, разгромили их и увели с собой множество их жен и детей. Этим погромом воспользовались тысячи римских пленников, находившихся в рабстве у кутургуров, и бежали в отечество, никем не преследуемые. Между тем сами же римляне поспешили известить Хиниала о бедствии, постигшем его страну. Это известие также подкреплено было порядочною суммою золота. Тогда кутургуры поспешили заключить мир с римлянами и без всякого полона отправились на защиту собственного отечества.

В мирный договор включено и такое условие: те кутургуры, которые будут не в силах отстоять родную землю, возвратятся в римские пределы, император даст им землю во Фракии с обязательством защищать ее от вторжения варваров. В силу этого условия действительно часть кутургуров, побежденная утургурами, с своими женами и детьми удалилась к римлянам и получила землю во Фракии. В числе ее предводителей был Синнио, тот самый, который сражался под знаменами Велизария против вандалов как один из начальников наемных гунно-славянских отрядов. Слух о таком обороте дела привел Сандилха в сильное негодование: мстя за обиду римлян, он выгнал собственных родичей из их страны; а они после того нашли себе убежище в римской земле, где пользуются гораздо большими удобствами, чем в прежних жилищах, изобилуя вином, дорогими тканями, золотом и сверх того имея возможность наслаждаться римскими банями, между тем как утургуры, несмотря на свои труды и заслуги, продолжают обитать в бесплодных пустынях. В этом смысле утургурские послы изложили свою жалобу императору, впрочем, не письменно, а по обычаю варваров изустно; причем речь свою произнесли «как по писанному», замечает Прокопий. Но византийское правительство сумело, конечно, льстивыми увещаниями и богатыми дарами успокоить негодование своих союзников.

Почти то же самое, только еще больших размеров, повторилось спустя лет семь или восемь, о чем подробно повествует продолжатель Прокопия Агафий⁷⁷ (Agathiae hist. L. V). Это было знаменитое нашествие кутургуров на Византийскую империю под начальством их князя Забергана в 559 г. Полчища их разделились: одна часть пошла на Грецию, другая на Херсон Фракийский, а сам Заберган с 7000 отборной конницы подступил к Константинополю. Чтобы спасти столицу, император вызвал из уединения престарелого Велизария, и последний с горстью наскоро собранного войска действовал так удачно, что Заберган был принужден отступить. Отряд, посланный на Грецию, воротился, будучи не в состоянии прорваться сквозь Фермопилы. Те, которые осаждали Фракийский Херсонес, также не успели им овладеть. Из подробностей последней осады обратим внимание на одно обстоятельство. Потерпев неудачу с сухого пути, варвары довольно искусно устроили лодки из тростника и на этом легком флоте попытались сделать нападение с моря. Начальник греческого гарнизона Герман вовремя принял свои меры, и попытка неприятелей осталась без успеха. Но она подтверждает, что кутургуры не были угорское племя, как известно, не способное ни к каким морским предприятиям; эта попытка указывает на понтийских славян, которые с одинаковою отвагою действовали и на суше, и на море⁷⁸.

Когда все отряды собрались, Заберган повел их назад; но он это сделал не прежде, как получил от римлян значительный выкуп и заставил их выкупить также пленников, угрожая в противном случае избиением последних. Юстиниан насколько можно старался удовлетворить алчности варваров, лишь бы побудить их к удалению из своих пределов. А между тем он отправил послание к князю утургуров Сандилу. В этом послании император опять укорял его в лености и беспечности, с которыми тот допускает грабить римлян и брать у них золото, назначавшееся для союзников; он грозил на будущее время прекратить обычную плату утургурам, а отдать ее кутургурам и заключить с ними союз, как с народом более отважным и сильным. Подобные укоризны и угрозы как нельзя лучше достигли своей цели. Сандил немедленно собрал войско, разорил жилища кутургуров, а потом подстерег последних, возвращающихся из-за Дуная с огромною добычею, разбил их и отнял у них добычу⁷⁹.

Агафий прибавляет, что эта ловкая политика Юстиниана воздвигла между варварами такие междоусобные войны, которые довели их почти до взаимного истребления. Хотя известие об истреблении слишком преувеличено, однако жестокие междоусобия двух главных болгарских народов принесли обычный плод: они так ослабли, что вскоре подпали под иго других варваров, которые являются под именем авар. А что кутургуры далеко не были истреблены, видно из следующего. По словам Менандра, в царствование Юстиниана II, в 574 г. аварский каган Баян послал 10 000 кутургуров разорять Далмацию; он требовал от императора той же дани, которую получали от Юстиниана кутургуры и утургуры, так как оба этих народа покорились теперь аварам. Впрочем, под аварским игом находилась собственно западная ветвь болгар, то есть кутургуры; а восточная ветвь, или утургуры, спустя несколько лет, по известию того же Менандра, встречается в зависимости от новых завоевателей, которые появились одновременно с аварами; мы говорим о турках, называемых хазарами.

Сличим известия Прокопия с известиями его современника Иорнанда, епископа Равенского. Он был смешанного гото-аланска-го происхождения, из Нижней Мизии, и, очевидно, имел кое-какие сведения о народах Восточной Европы; впрочем, у него также дело не обходилось без некоторой сбивчивости и примеси древнего баснословия. Хотя под гуннами он иногда разумеет и болгар; но знает последних и под их собственным именем.

Перечисляя современных ему обитателей скифии (гл. V), Иорнанд говорит о «многочисленном народе винидов, имена которых изменяются по разным племенам и различным местам, ими обитаемым; главные же их названия суть склавины и анты». Склавины, по его словам, живут от Мусианского озера (Балатона) до Днестра и Вислы, а на восток от них до Дуная – анты, еще более храбрые, чем склавины. Днепр он называет Дунаем, ссылаясь но то, что этим именем зовут его сами туземцы. Но восточную границу антов Иорнанд определяет неверно: Днепр был их средоточием (напомним, что Прокопий полагал их соседями утургуров на прибрежиях Метийского озера). Далее, где-то за агацирами над Понтом он помещает жилища булгар, к несчастию сделавшихся слишком известными за наши грехи. «Отсюда-то воинственные гунны некогда двойным нашествием обрушились на народы. Ибо одни из них называются аулзягры, а другие авиры; те и другие обитают в разных местах. Аулзягры живут около Херсона, куда алчный купец привозит дорогие азиатские товары; летом они скитаются по широким равнинам, выбирая места с обильными пастбищами для своих стад; а на зиму удаляются к берегам Понта. Что же касается до гунугаров, то они известны по куньим мехам, которыми снабжают торговлю». Здесь мы предполагаем у Иорнанда вероятное смешение настоящих гуннов с теми народами, которые действовали с ними заодно против любезных ему готов. Но о каком двойном нашествии он говорит? Мы думаем, что тут надобно разуметь, во-первых, движение настоящих гуннов, которые, соединяясь с восточными сармато-славянскими народами (упомянутыми у Аммиана Марцеллина под общим именем алан), обрушились в IV в. на готов; что и побудило часть последних, именно визиготов, уйти на Балканский полуостров. А второе движение, конечно, есть не что иное, как изгнание и другой части, то есть остроготов, из Южной России теми же сармато-славянскими народами, антами и болгарами, спустя около ста лет, то есть во второй половине V в.; это именно та война кутургуров и утургуров с готами, которую мы встретили у Прокопия. Далее, что такое за гунны-аулзягры, обитающие где-то около Херсонеса Таврического? По всей вероятности, это гунны-утургуры Прокопия; а имя их аулзягры (или вулзягры?), может быть, представляет то же, только испорченное, слово вулгары, и равеннский епископ, конечно на основании более отдаленного места жительства, отличает их от другой ветви, которую он называет собственно вулгарами, то есть от кутургуров Прокопия. Разделив гуннов на аулзягров и авиров, Иорнанд потом забывает сказать что-нибудь об авирах, а вместо них говорит о гунугарах, богатых куньими мехами. Эти последние не суть ли то же, что буртасы арабских писателей, также богатые мехами? (Напомню «бурнастые» лисицы русских былин.)

В ином месте своего сочинения (гл. XXIII) Иорнанд возвращается к славянским народам, которых он называет общим именем винидов или венетов, и говорит: «Эти народы, происшедшие, как я сказал, от одного корня, имеют три имени, то есть венеты, анты и склавы; они свирепствуют теперь за грехи наши». Мы видели, что последнее выражение выше он употребил именно о болгарах. Ясно, что в обоих случаях речь идет о вражде славянских народов к готам и о тех вторжениях в пределы Восточной Римской империи кутургуров, антов и славян, которые известны нам из писателей византийских. Наконец, некоторые видовые названия гуннов (собственно болгар), приводимые византийцами, встречаются также у Иорнанда, например ульцингуры (ультинзуры Агафия) и витугоры (витигуры Менандра); но он не причисляет их к гуннам, как это делают византийцы; а относит к тем немногим народам, которые оставались еще в гуннской зависимости во время Денгизиха, сына Аттилы (гл. LIII).

Но возвратимся к судьбе болгар по византийским источникам.

Во второй половине VI в. и в первой четверти VII мы находим кутургуров под игом авар и вспомогательные болгаро-славянские дружины в войсках аварского кагана. Прежнее название гуннами и кутургурами начинает у византийских мало-помалу заменяться другими именами. Но до какой степени еще долго не устанавливались и путались народные имена, показывают нападения на Константинополь в 626 г., во время знаменитой борьбы императора Ираклия с персидским царем Хозроем. Между тем как на азиатском берегу Боспора появилось персидское войско, с европейской стороны Константинополь был окружен полчищами аварского кагана, союзника Хозроева. По известиям Хроники Пасхальной и патриарха Никифора, вспомогательные войска кагана состояли из славян; Феофан называет булгар, славян и гепидов, причем гуннами он исключительно именует авар; а Манасия аварских подручников называет тавроскифами. Когда осаждавшие сделали попытку действовать на город с моря, то замечательно, что в этом случае по обыкновению выступили не сами авары, а их славянские сподручники на своих однодеревках. Манасия говорит: «Князь неистовых тавроскифов, собрав корабли с бессметным числом воинов, покрыли все море ладьями-однодеревками». Народы, осаждавшие Византию, он характеризует следующими словами: «Перс уподоблялся колючему скорпиону, свирепое племя скифов ядовитому змию, а народ тавроскифский саранче, которая и ходит и летает» (то есть двигается и на суше, и на море. Ed Вон. 162). Под именем скифов тут разумеются, по всей вероятности, авары, а тавроскифы, очевидно, означают болгарские племена, жившие над самым Черным морем и привычные к мореплаванию. Заметим, что Манасия писал в XII в., когда именем тавроскифов византийцы обозначали вообще южнорусских славян. Патриарх Никифор, писатель первой половины IX в., следовательно живший гораздо ближе к событию, чем Манасий, говорит, что в морском сражении под стенами Константинополя славянские лодки были рассеяны; причем побито столько славян, что море кругом окрасилось в пурпурный цвет; а между их трупов оказались многие женщины. Последняя черта совершенно совпадает с известием Прокопия, который заметил, что при вторжении в Римскую империю гуннов (кутургуров или болгар), обыкновенно после их схваток с римскими войсками на поле сражения, римляне находили женские трупы между убитыми варварами. Эти черты подтверждают, что речь идет все об одном и том же племени, являющемся в источниках под разными именами⁸⁰.

Нашествие аварскаго кагана в 626 г. на Константинополь окончилось неудачею. По всей вероятности, этою неудачею и происшедшим затем ослаблением аварского могущества воспользовались болгары, чтобы возвратить себе независимость. По крайней мере, по известию Никифора несколько лет спустя, Куврат, вождь гунно-гундуров, восстал против авар, изгнал их из своей земли и заключил союз с императором Ираклием. Можно догадаться, что и само восстание против авар произошло не без участия византийской политики, старавшейся всегда вооружать соседних варваров друг против друга.

Перейдем теперь к рассказу Феофана, Никифора и Анастасия о разделении болгар и их переселении за Дунай, к тому именно рассказу; на котором до сих пор еще ученые основывают начальную болгарскую историю⁸¹.

«Гунно-болгары и котраги, – говорит Феофан, – первоначально обитали за Эвксинским Понтом и Меотийским озером. В последнее впадают великая река Атель, протекающая от океана через всю землю сарматов, и река Танаис, выходящая из Кавказских гор; а из слияния этих двух рек образуется Куфис, впадающий в Понтийское море подле Некропил у мыса, именуемого Баранья Морда, там где Меотийское озеро изливается в Понт между Боспором и Фанагурией. От этого озера до реки Куфис лежит Древняя или Великая Булгария, которая называется иначе страною котрагов, соплеменников болгар». Здесь мы видим, во-первых, очень сбивчивые географические сведения. Так, Атель, то есть Волга, смешана с Танаисом, или Доном, а Куфис, то есть Кубань (у древних и Гупанис, и Танаис), представлен результатом их слияния. Но общее указание на Кубанскую страну как на древнюю родину болгар совершенно совпадает с известием Прокопия о первобытных жилищах кутургуров и утургуров.

Во времена императора Константина (Погоната?), продолжает Феофан, Кроват, вождь булгар и котрагов, умирая, завещал своим пяти сыновьям не разделяться между собою и общими силами бороться против внешних врагов. Но сыновья не исполнили его завещания, поделили отцовское наследие и разошлись в разные стороны. Старший, по имени Батбай (у Никифора Баян), с своею частью остался на родной земле. Второй, Котраг, перешел на эту сторону Танаиса; четвертый двинулся в Паннонию, где потом поддался аварскому кагану; пятый удалился в Пентаполис или Равенский экзархат. А третий брат, Аспарух, двинулся за Днепр и Днестр и остановился на реке Онгл. Когда таким образом братья разделились, многочисленный народ хазар покорил все земли, лежащие за Танаисом около Понта, и наложил дань на участок Батбая, которую «он платит и до сего дня».

Дальнейшие, довольно запутанные известия упомянутых писателей повествуют, что болгары Аспаруховы, находившиеся недалеко от Дуная, начали переходить эту реку и опустошать Мизию и Фракию. Тогда император Константин предпринял против них поход (678 г.). Но поход был неудачен, и болгары быстро наводнили страну между Дунаем и Балканскими ущельями, в которой и поселились, покорив жившие здесь семь славянских племен и, кроме того, племя северян (сербов); причем болгары отодвинули эти племена далее на юг и запад.

Удивляться надо тому, каким образом такие писатели, как Шафарик, не обратили внимания на очевидные противоречия между подобными рассказами и несомненными историческими фактами и даже с самими собою. Например, выходит, что только по смерти Куврата, свергшего аварское иго, болгары разделились и большею частью покинули свою кубанскую родину. Следовательно, до его смерти все они жили за Меотийским морем, на Кубани? Но известно, что авары господствовали в Паннонии, Дакии и вообще по всю сторону Меотийского моря; а на восточной стороне его властвовали турко-хазары. То, что писатели IX в. изображают событием нескольких лет, относя его ко второй половине VII в., есть не более как обычный легендарный прием, повторяющийся в начальной истории едва ли не всех народов. Умирающий отец завещает сыновьям жить в единении и согласии; а сыновья не исполняют завещания и разделяются – все это очевидная легенда. Она сложилась, конечно, для того, чтобы объяснить широкое распространение болгарского народа, которого ветви к началу IX в. уже простирались от Волги и Кавказа до Апеннин.

Мы видели, что болгары переходили за Дунай, нападали на Мизию, Фракию и доходили до стен Константинополя еще во второй половине V в.; но и тогда эти походы они предпринимали, конечно, не прямо из своей древней родины, с берегов Кубани. Совокупность всех известий показывает, что болгары, вытеснив остготов из Южной России, вслед за ними подвинулись на запад и заняли некоторыми своими племенами страну между Днепром и Дунаем. Следовательно, не из-за Дона, а просто из-за Дуная совершали они свои вторжения в пределы Византийской империи в течение двух столетий, от второй половины V до второй половины VII в. Они не ограничивались одними набегами; нередко вступали наемниками на византийскую службу; а иногда получали от императора земли в Мизии и Фракии и селились там с условием защищать эти земли от внешних неприятелей⁸².

Естественный, исторический ход событий приводит нас к следующему выводу относительно болгар. Ловкая политика Юстиниана I, породившая взаимные раздоры и междоусобия князей, и наступившее затем аварское иго задержали на некоторое время их переселение за Дунай. Но в первой половине VII в. в среде болгар, живших около Дуная, по-видимому совершился поворот к объединению под одним княжеским родом. Обыкновенно такое объединение возникает под давлением иноплеменников, а болгар в то время, кроме авар, теснили надвигавшиеся из Азовских степей новые кочевники-завоеватели в лице угров. Является сильный князь Куврат, которому и удалось свергнуть аварское иго. Вслед за тем болгары возобновляют свое стремление за Дунай, и во второй половине VII в. значительная их часть поселяется в Мизии и Фракии, где она находит некоторых своих соплеменников, успевших поселиться там ранее, а также некоторые другие славянские роды, очевидно слишком слабые, чтобы противостоять такому наплыву. Следовательно, это была только эпоха окончательного утверждения болгарского народа на южной стороне Дуная, после того как этот народ уже долго жил на его северной стороне и высылал от себя дружины в Мизию, Паннонию, Иллирик и даже за Адриатическое море. С удалением болгар на запад по смерти Куврата легенда связывает и подчинение приазовских их родичей хазарам. Но мы знаем, что болгары-утургуры, по известию Менандра, уже во второй половине VI в. подпали зависимости от турок, именуемых потом хазарами. В рассказе Феофана обратим особое внимание на то, что участок Батбая «до сего дня платит дань хазарам» (мы говорим участок Батбая, а не сам он, как свидетельствует буквальный смысл, приписывающий Батбаю таким образом полуторасталетний возраст). Отсюда ясно, что во время этого историка, то есть в первой половине IX в., еще существовали болгары в своей древней родине около Азовского моря и что они еще находились под хазарским игом. Это свидетельство для нас важно по отношению к азовско-кубанским болгарам, о которых будем говорить в другом месте (по поводу вопроса о Тмутараканской Руси).

Надеюсь, мы достаточно обнаружили недостаток критики со стороны европейской ученой историографии, повторяющей о расселении болгар сомнительные известия писателей позднейших, без согласования их с писателями более ранними. Теперь обратимся к другим сторонам помянутой теории, то есть к доказательствам этнографическим и филологическим.