Текст книги "Разыскания о начале Руси. Вместо введения в русскую историю"

Константин Багрянородный сообщает нам некоторые любопытные географические подробности о болгаро-тмутараканской области, а также и вообще о Северном Черноморье.

Вот что говорит он в 42-й главе своего сочинения: «Об управлении империей». «Пацинакия ограничивает всю русь и Боспор до самого Херсона, а также до Серета и Прута. Морской берег от Дуная до Днепра (Днестра?) заключает 120 миль (milion – тысяча шагов, следовательно, около нашей версты). Днестр от Днепра отстоит на 80 миль, и этот берег называется Золотым». «От Днепра до Херсона 300 миль; посередине встречаются гавань и озера, в которых херсониты добывают соль. Между Херсоном и Боспором расстояние в 300 миль; тут лежат города Климатов. За Боспором находится устье Меотийского озера, которое по его величине все называют морем; в него впадают многие и великие реки. Так, на севере он имеет Днепр реку, из которой руссы отправляются в Черную Булгарию, Хазарию и Сирию. Залив Меотиды достигает до Некропил, отстоящих от Днепра на четыре мили, и соединяется с ним там, где древние переплывали море каналом поперек Херсона, Климатов и Боспора на расстоянии тысячи или более миль. Но с течением времени путь этот засыпался и обратился в густой лес, и теперь существуют две дороги, по которым печенеги отправляются в Херсон, Боспор и Климаты. С восточной стороны Меотийское озеро принимает в себя многие реки, каковы Танаис, который идет от Саркела, и Харакул, в котором ловится рыба берзетик (Βερξήτιχου), кроме того – реки Баль, Бурлик, Хадырь и многие другие. Устье Меотиды, изливающееся в Понт, также называется Бурлик; здесь есть город Боспор; а напротив его лежит город, называющийся Таматарха. Это устье простирается на 18 миль, и посреди его находится большой, низменный остров, называемый Атех. От Таматархи на расстоянии 15 или 20 миль есть река, именуемая Укрух, которая отделяет Зихию от (области) Таматархи. Зихия простирается на расстоянии 300 миль от Укруха до реки Никопсис, на которой находится город того же имени. Выше Зихии лежит страна Панагия, выше Панагии Казахия, над Казахией Кавказские горы, позади Кавказа Алания. Морской берег Зихии имеет острова, один большой и три малых, между которыми есть и другие острова, населенные и возделанные зихами, то есть Турганерх и Чарбагани; кроме того, еще остров при устье реки, и еще около Птелеев; на последний спасаются Зихи во время нападения аланов. От Зихии, то есть от реки Никопсиса, до города Сотериополя по морскому прибрежью лежит Авазгия на протяжении 300 миль».

Излишне было бы ожидать от подобных известий полной ясности и точности. Очевидно, северные берега Черного моря и особенно страны, лежащие к востоку от Азовского моря, были известны любознательному императору в общих чертах, и только местами он мог сообщить некоторые верные подробности. Наиболее темные и запутанные сведения относятся к какому-то древнему каналу, который шел поперек Херсона, областей и Боспора и потом обратился в густой лес с двумя сухопутными дорогами. Мы предложим следующий вопрос: в этом месте у Константина не скрывается ли отголосок древнейших преданий, вспоминающих о том времени, когда Крым был островом, и когда суда, например из Ольвии, то есть Днепровско-Бугского лимана, могли проходить в Азовское море и следовать до Боспора вдоль северных, а не южных берегов Крыма? А что касается до двух сухопутных дорог, ведущих в Крым из Печенежских степей, то здесь, может быть, подразумеваются Перекопский перешеек и Арабатская стрелка, которая только узким Геническим проливом отделяется от северного берега Азовского моря. Последним путем, как мы замечали, по всей вероятности, происходили сухопутные сообщения Днепровской руси с Тмутараканской областью, и, конечно, им пользовались в особенности при движении конницы. Далее из слов Константина можно понять, что сам Днепр как бы соединялся (каким-то протоком) с Азовским морем, и русь ходила этой дорогой на судах в Черную Болгарию; Хазарию и Сирию. В этом представлении, повторяем, заключается подтверждение того, что действительно между Днепром и Азовским морем существовало водное сообщение посредством Самары, Миуса и их притоков, при небольшом волоке. Что касается до рек, впадающих в Азовское море с восточной стороны, то опять повторяем, под Харакулем можно разуметь северный рукав Кубани или так называемую Черную протоку, Бал, Бурлик и Хадырь, по всей вероятности, суть не что иное, как другие рукава той же реки или протоки, наполнявшие Кубанскую дельту. Не забудем, что в X в. Тамань имела несколько иной вид, нежели в настоящее время: некоторые протоки заволокло песком и землей, другие, вследствие засыпавшегося устья, обратились во внутренние лиманы; таким образом Кубанская дельта получила характер полуострова. Но в X в., по всей вероятности, она представляла еще группу островов. Боспорский или Керченский пролив у Константина называется устьем Меотиды, и действительно, его можно так назвать вследствие течения из Азовского моря в Черное. Упомянутый посреди этого пролива низменный остров Атех, конечно, есть не что иное, как часть южной Таманской косы, в те времена еще представлявшая совершенно отдельный остров. Области, лежавшие по восточному берегу Черного моря, то есть Зихия и Авазгия, обозначены верно; но те, которые находились далее внутрь страны, очевидно, в своем взаимном отношении определены только приблизительно, то есть Панагия, Казахия и Алания. Алания будто бы находилась над Кавказом, а Казахия под Кавказом; выходит, что между ними лежал Кавказ. Но тут заключается явная неточность, и можно понять так, что они были разделены какими-либо отрогами Кавказа. Судя по тому, что аланы могли заграждать сообщение каспийско-волжским хазарам с кавказскими, то есть с Кабардою или Панагией и Казахией, а также затруднять сообщение с Саркелом, надо полагать, что аланы были ограничены той горной областью, в которой обитают предполагаемые их потомки, то есть нынешние осетины¹⁴⁴.

Нельзя также не обратить внимания на некоторые названия рек с их филологической стороны. Один из рукавов Кубани, именно самый южный, назывался Укрут, а другой рукав и вместе сам пролив именовался Бурлик – эти слова, очевидно, славянские и принадлежали к названиям болгаро-русским. В Каракуле мы узнаем Кара-Ингуль, или Черный (Карий) Ингуль (может быть, то же, что впоследствии Черная протока); название Хадырь (Χαδηρ) представляет также славянскую форму. А слово бал и до сих пор в польском языке означает бревно (у нас в уменьшенной форме балка), если же греческое b произносить как в, то получим другое славянское слово, вал, которое могло означать первоначально вал или волну, а потом уже и земляную насыпь¹⁴⁵.

В 53-й главе того же сочинения, в главе, посвященной рассказам из истории города Херсона и его борьбы с боспорскими царями, Константин дает еще следующие подробности о Тмутаракани и соседних с ней областях: «За городом Таматархою находятся многие источники, которые после питья производят сыпь во рту. Также и в Зихии, подле места, называемого Пагис, около Папагии, существует девять источников, производящих сыпь во рту. Но они имеют не одинаковые цвета: один красный, другой, желтый, третий темный. В Зихии, в месте, называемом Папага, по соседству с округом, именуемым Сапакси (Σαπαξυ), что значит «грязь», есть источник, который также возбуждает сыпь: существует и другой подобный источник в округе, называемом Хамух, по имени своего основателя Хамуха. Это место отстоит от моря на один день конного переезда. В области Дерзинес, подле двух округов, из которых один называется Сапикий (Σαπιχίου), а другой Епископий (Επισχοπίου), есть тоже производящий сыпь источник, а также и в области Чиляперт (Τζιλιαπερτ) в округе Срехя-Баракс (Σρεχιαβαραξ)».

Очевидно, Константин описывает здесь вулканические грязи и источники Таманского полуострова и соседнего Кавказа. Не заметно, однако, чтоб эти источники были известны в то время своими лечебными свойствами, так как Константин знает о них только то, что они для питья не годятся, ибо производят во рту сыпь. Интересны некоторые местные названия, здесь приведенные. Представляем объяснение их знатокам кавказских языков и обратим внимание только на слово Сапакси. (Следующее за тем название Сапикиу, может быть, происходит от одного с ним корня.) Предложим вопрос: не есть ли это слово в несколько искаженной передаче славянское сопки, то есть именно вулканы, извергающие из себя грязные потоки? Далее: девять разноцветных источников где-то за Таманским полуостровом на западном конце Кавказа – это число не находится ли в какой-либо связи с названием «Девяти хазарских Климатов» (τα εννεα χληματα της Χαςαριας), о которых Константин упоминает в 10-й главе того же сочинения?

Хазарские Климаты или окрути надобно различать от Климатов греческих, которые лежали в юго-восточном углу Таврического полуострова, по соседству с Херсонской областью. Мы говорим: надобно их различать, потому что у Константина иногда упоминание о них довольно сбивчиво. Например, в 11-й главе он говорит, что аланы могут преграждать хазарам путь «в Саркел, Климаты и Херсон». Здесь под Климатами в географическом смысле могут быть понимаемы и те и другие, если взять в расчет, что те и другие лежали между Саркелом и Херсоном; но, соображаясь с внутренним смыслом, надобно здесь разуметь Климаты хазарские, о которых Константин говорит в предыдущей главе. В этой последней он объясняет, что девять хазарских округов лежат по соседству с Аланией, и если аланы подвергали их опустошениям, то наносили тем большой вред хазарам, так как из этих девяти округов хазары получали все нужное для жизни. Очевидно, область этих округов лежала в западной части Кавказа около Кубанской дельты, то есть там, где находились упомянутые выше девять источников; по-видимому, то была часть Зихии и Панагии, подвластная собственным хазарам, то есть касогам или черкесам-кабардинцам. Эта, в сущности, небольшая область была дорога для них, ибо, по словам Константина, отсюда они получали все нужное для жизни. Это все нужное, конечно, доставляла им торговля с греками и руссо-болгарами при помощи гаваней азовских и черноморских, из которых товары шли в Хазарию при посредстве области, прилегавшей к Кубанской дельте. Кроме греческих тканей и металлических изделий они получали отсюда хлеб и рыбу. Последняя особенно в изобилии ловилась в кубанских лиманах. Так, Феофан преимущественно указывает на булгарскую рыбу ксист, а Константин на берзетик (по весьма вероятному мнению г. Бруна, это одна и та же рыба; но он не мог узнать, какая порода тут подразумевается. См. зап. Од. общ. Т. V. С. 147).

Берзетик ловился именно в Карагуле, то есть в северном рукаве Кубани. А страна, прилегавшая в этому рукаву в те времена, может быть, еще не была отвоевана руссами от хазар, и, следовательно, обитавшая здесь часть черных болгар еще платила дань хазарам, и, конечно, платила естественными произведениями. Вот почему в случае опустошения аланами девяти округов хазарам грозил голод. Это известие подтверждает нашу мысль, что тут надобно разуметь хазар кавказских, а не волжских. У последних, по известию Ибн-Фадлана, главной пищей служили рис и рыба; но рыбой снабжала их каспийско-волжская ловля; и рис они получали или от ближайших покоренных племен, или от торговцев, особенно восточных. Одним словом, нет вероятности, чтобы волжские хазары питались хлебом и рыбой, доставшимися с устьев Кубани или с Западного Кавказа. По всем признакам, Константин не имел ясного представления о положении в разных частях хазарского государства: он смешивал хазар волжских с черкесами или кавказско-крымскими. Его известия могут быть отнесены по преимуществу к последним, тогда как арабские известия того же века относятся преимущественно к первым.

Итак, мы можем положительно сказать, что около первой половины X в. аланы уже возвратили себе независимость от хазарских государей и тем нарушили связь Каспийско-Волжской Хазарии с Западным Кавказом или Кабардою. Но источники не дают определенных указаний на то, в каких отношениях последняя находилась к Итилю. Мы можем только догадываться, что Черкесия или собственная Хазария во времена Константина еще сохраняла вассальные отношения к итильским каганам. Но без сомнения, она также стремилась к независимости, и восстание воинственных кабаров, о котором вспоминает Константин, вероятно, повторилось не один раз. Во второй половине X в., когда хазарское государство ослабло под ударами алан, печенегов и особенно руссов, которые разорили Саркел, тогда и собственные хазары, то есть крымские и кавказские черкесы, по-видимому, возвратили себе самостоятельность и отделились от турок-хазар каспийских. Указанием на это обстоятельство могут служить войны руси и греков в первой половине XI в. с черкесскими князьями Георгием Чулом и Редедею¹⁴⁶.

Теперь в коротких словах доскажем дальнейшую судьбу Тмутараканской Руси.

Киево-русские князья, чтоб упрочить за собою обладание Тмутараканским краем, не раз должны были возобновлять борьбу с хазарами-кабардинцами, а иногда и с их соседями аланами. Так, Святослав, по словам нашей летописи, воевал с касогами и с ясами. Затем мы имеем известие византийского писателя Кедрена о предприятии греков против хазар при императоре Василии II. В 1016 г. он послал к Хазарии флот под начальством Монга; последний, «вспомоществуемый Сфенгом, братом Владимира, того самого, который женился на сестре императора Василия, покорил эту страну, взяв в плен в первой же битве князя ее Георгия Чула». Известие это, по всем признакам, не совсем точно; по крайней мере, оно не совсем согласно с русской летописью, которая не знает у Владимира никакого брата с именем Сфенга. Далее, не ясно, о какой Хазарии здесь говорится, во всяком случае, не о волжской, куда греческие войска не проникали; притом имя Георгия показывает, что он был христианин, а итильские каганы исповедуют иудейскую веру. Здесь, по всей вероятности, речь идет о каком-либо хазарско-кабардинском владении, которое уцелело до начала XI в. в Тавриде, по соседству с Корсунской областью (может быть, там, где лежат развалины Мангуна и Черкес-Кермена). Русские помогали тогда грекам и в этой стороне, конечно, так же, как помогали им в борьбе с болгарами дунайскими (вследствие родственного союза с греческими императорами).

Вскоре потом, именно под 1022 г., наша летопись помещает известие о войне с касогами Владимирова сына Мстислава, которому отец назначил в удел Тмутаракань. Эти хазары-касоги были соседями Тмутараканской Руси с восточной стороны, и, конечно, между ними происходили споры за границы. Но не видно, чтобы в эти споры вмешивались каганы итильские; следовательно, касоги-кабардинцы в то время были уже самостоятельны и не имели политической связи с хазарами Каспийско-волжскими. Мстислав, как известно, одолел в единоборстве Касожского князя Редедю и заколол его; после чего, по условию, взял его семейство и наложил дань на касогов, а по возвращении в город Тмутаракань, исполняя обет, построил церковь Богородицы. Эта церковь стояла еще во время летописца, то есть в XII в. Как сильно было в ту эпоху Тмутараканское княжество, показывает успех Мстислава в борьбе с старшим братом Ярославом. С своей руссо-болгарской дружиной и хазаро-черкесской конницей он победил Ярослава и заставил уступить себе восточную сторону Днепра. Мстислав перенес свою резиденцию в Чернигов, где и умер (в 1036 г.); не оставляя после себя детей, он все свои земли передал брату Ярославу. Последний при разделе Руси между своими сыновьями отдал Тмутаракань второму сыну, Святославу, то есть причислил ее к уделу Черниговскому. С тех пор она, за небольшим исключением, и оставалась в роде черниговских Святославичей.

Святослав отдал Тмутаракань в удел своему сыну Глебу. Деятельность Глеба Святославича в этом отдаленном конце Древней Руси засвидетельствована дошедшим до нас камнем с следующей надписью: «В лето 6576 индикта 6 Глеб князь мерил море по леду от Тьмутороканя до Керчева… сажени»¹⁴⁷. На этой надписи мы впервые встречаем болгаро-русское название Корчево или Корчев, откуда явилось сокращенное Керчь. Это название заменило греческие Пантикапея и Боспор, так же как имя Тмутаракань сменило древнее Фанагория. По-видимому, эти два города, лежавшие друг против друга на берегах пролива, уж успели несколько оправиться от разорений, причиненных им во времена гунно-болгарского и потом турко-хазарского завоевания. Керчь-Пантикапея не достигала уже никогда своего прежнего блеска; однако сохраняла свой торговый характер благодаря выгодному положению на торном пути между Русью и Хазарией, с одной стороны, и Византийской империей – с другой. О торговом характере Тмутараканской Руси, как мы говорили, особенно свидетельствуют арабские известия. Тмутаракань в это время имела верх над Корневом, ибо была стольным городом княжества.

Отдаленное от Киевской Руси положение, смешанный, разноплеменный состав населения и соседство варварских народов, готовых доставлять наемные дружины всякому предприимчивому вождю, делали беспокойным и довольно шатким положение тмутараканских князей, когда начались междоусобия в потомстве Ярослава I. Положение это сделалось особенно шатким с того времени, как из-за Дона, около половины XI в., надвинулись в южнорусские степи новые орды кочевников, дикие половцы, которые мало-помалу стали отрезать Тмутараканскую землю от остальной Руси и затруднять между ними сообщение.

Один из внуков Ярослава, Ростислав Владимирович, после смерти отца своего Владимира Новгородского проживал в Новгороде без удела. Этот смелый воинственный князь, вместе с Вышатою, сыном посадника Остромира, ушел на юг, набрал дружину и изгнал из Тмутаракани своего двоюродного брата Глеба Святославича. Отец последнего, Святослав, явился было на помощь сыну и возвратил ему тмутараканский стол (в 1064 г.). Но едва отец отправился назад в свой Чернигов, как Ростислав снова выгнал Глеба и снова занял Тмутаракань, где и княжил до своей смерти.

Но княжение это было кратковременно: оно продолжалось только два года. Храбрый Ростислав сделался грозен для своих соседей, то есть для корсунских греков и кавказских касогов; последние платили ему дань. Греки тяготились соседством такого воинственного князя и решились извести его. Летопись наша рассказывает, что какой-то греческий начальник или катапан приехал к русскому князю, подольстился к нему и потом отравил его в то время, когда он по обыкновению пировал с своей дружиной (1066 г.). Предание, записанное русским летописцем, прибавляет, будто катапан, успевший бежать в Корсунь, был побит камнями от самих корсунцев, когда Ростислав умер; но последнее известие едва ли вероятно, так как, по словам той же летописи, сами греки подослали его к Ростиславу. Этот князь погребен в том же каменном храме Богородицы, который был построен Мстиславом Владимировичем.

После Ростислава Тмутараканский удел снова перешел во владение черниговских Святославичей. Там мы встречаем опять Глеба, потом его брата, Романа Святославича. Когда умер их отец Святослав Ярославич, наступили известные междоусобия братьев его Изяслава и Всеволода с племянниками Святославичами, которые хотели воротить себе отцовскую часть, то есть Черниговскую землю. В 1078 г. знаменитый Олег Святославич убежал к брату Роману в Тмутаракань, куда еще прежде явился двоюродный брат его Борис Вячеславич, тоже обделенный своими дядьями. Здесь эти беспокойные князья вошли в связи с варварами, особенно с половцами, и с их помощью начали ряд своих попыток против дядей. Олегу и Борису не посчастливилось, и последний пал в битве на Нежатиной ниве. Тогда Роман с новыми толпами половцев пошел на помощь Олегу, чтобы добыть Чернигов. Но варвары изменили братьям и заключили союз с их дядей Всеволодом, конечно склоненные к тому золотом. Мало того, на обратном походе варвары убили Романа. Олег, по смерти братьев сделавшийся наследником тмутараканского стола, был схвачен и отправлен за море в Царьград (1079 г.). По поводу этих событий в нашей летописи упоминаются тмутараканские хазары: они подговорили половцев убить Романа, они же схватили Олега и выдали грекам (см. Ипатьевскую летопись. Итак, мы имеем ясное свидетельство, что часть населения в Тмутараканском княжестве, и, конечно, часть влиятельная, состояла из хазар или черкесов-кабардинцев, которые прежде владели этим краем. В данном случае туземные хазары, очевидно, действовали в согласии с великим князем Всеволодом, то есть, по всей вероятности, были подкуплены деньгами или обещанием каких-либо льгот. По крайней мере после удаления Олега в Грецию мы видим в Тмутаракани Всеволодова посадника Ратибора, но не надолго. В следующем году здесь явились два новых искателя уделов, Давид Игоревич и Володарь Ростиславич; они схватили Ратибора и завладели Тмутараканью. Все эти быстрые перемены, конечно, делались не без участия все того же влиятельного элемента в Тмутаракани, то есть хазар.

Между тем наследственный тмутараканский князь Олег Святославич из Константинополя был отправлен далее на остров Родос, где провел два года. Об этом пребывании его на Родосе упоминает известный паломник игумен Даниил при описании своего хождения в Иерусалим. В то время на византийском престоле царствовал Никифор Вотаниат, который, конечно, был в союзе с врагами Олега; кроме того, греки, вероятно, опасались найти в нем такого же беспокойного соседа, каким был Ростислав Владимирович. Но когда Вотаниат был низвержен и на престол вступил знаменитый Алексей Комнин, обстоятельства, очевидно, изменились в пользу Олега. В 1083 г. он снова появляется в Тмутаракани, которую, по всей вероятности, воротил себе с помощью прежних неприятелей, а теперь новых союзников – греков. Володаря и Давида он отпустил на свободу, но строго наказал крамольных тмутараканских хазар, предав смертной казни своих главных врагов¹⁴⁸.

После того, в течение целых десяти лет, ничего не слышно об Олеге. По-видимому, он в это время спокойно княжил в Тмутаракани. Но в 1093 г. умер Всеволод. Тогда Олег снова выступил на сцену: он опять явился с наемными половцами добывать Чернигов у Владимира Мономаха и на этот раз достиг своей цели. Может быть, к тому же десятилетнему периоду относится один вещественный памятник Олегова княжения в Тмутаракани. Мы говорим о серебряной монете, которая несколько лет тому назад найдена на Тамани. На одной стороне ее видно довольно неясное лицевое изображение, а на другой надпись: «Господи, помози Михаилу». Олег Святославич в крещении назван Михаилом, и некоторые исследователи с большой вероятностью приписывают ему эту монету (см.: Древности, издание Моск. Археолог, общества. Т. III. Вып. II).

С переселением Олега Святославича в Чернигов в летописи нашей прекращаются все упоминания о Тмутараканском крае. Можем только догадываться, что этот край в XII в. был наконец оторван от руси половецкой ордой. Но чернигово-северские князья не забывали о нем и делали иногда попытки воротить его в свое владение. На эти попытки указывает знаменитое Слово о полку Игореве.

Оно прямо говорит, что Игорь Северский и его брат Всеволод Трубчевский предприняли поход на половцев с целью «поискати града Тмутороканя». Вообще это Слово не один раз и с заметным сочувствием упоминает о Тмутаракани. Известно обращение поэта к «Тмутараканскому балвану». Мы уже имели случай представить свои соображения о том, что под словом болван тут не скрывается какой-то воображаемый идол, но что это значит пролив, а в переносном смысле здесь надобно разуметь весь Тмутараканский край. Какого-либо половецкого идола нельзя здесь разуметь и потому, что этот край, оторванный от Руси, во второй половине XII в. снова подпал господству Византии.

Византийская историография XIII, XIV и XV вв. мимоходом бросает некоторый свет на дальнейшие судьбы Тмутараканской руси. В первой половине XIII в. вместе с соседними зихами, абасгами и готами она была покорена татарами Чингисхана, по известию Никифора Грегоры (он называет здесь черноморских и азовских руссо-болгар тавроскифами и бористенитами). Писатель второй половины XIII в. Георгий Пахимер говорит, что аланы, зихи, готы и россы, покоренные татарами, мало-помалу стали усваивать себе их нравы, а вместе с одеждой стали употреблять и их язык, будучи принуждены поставлять татарам вспомогательные войска. Одежда, а отчасти и нравы завоевателей довольно легко переходят к покоренным народам. Под этой переменой нравов, конечно, надобно разуметь постепенное огрубление и одичание, которому подвергались тмутараканские болгаро-руссы под игом диких монголо-татарских орд, наводнивших юго-восток Европы, Кавказ и Закавказье. Но что касается до языка, то он не так скоро утратился из народного употребления и заменился языком господствующего народа. О готах мы знаем, что они долго еще сохраняли свой язык. То же можем предположить и относительно азовско-черноморских руссо-болгар, пока христианство не было у них вытеснено мусульманством. По крайней мере во второй половине XIII в. христианская церковь еще вполне соблюдалась, судя по известию Кодина о том, что архиепископ зихи и метрахов был возвышен в сан митрополита.

В начале XV в. болгаро-руссы еще раз упоминаются по поводу войны Тамерлана. По известию Дуки, в его полчищах находились дружины тавроскифов, зихов и авазгов.

Открытие новых исторических источников и особенно местные изыскания, может быть, дадут впоследствии более подробные сведения о судьбах этой Азовско-Черноморской Руси.