Текст книги "Заповедь любви"

Как бы прочитав мои мысли, Ильдус заметил:

– Может, я не прав, но у меня такое чувство, что твоей вере не хватило высоты.

Я не нашелся, что возразить.

– Батюшка Петр, – продолжил он, – говорил нам с Анютой, что истинно верующий человек полон веры в то, что Всевышний неустанно заботится о нас, а потому никогда не ропщет на ниспосланные ему проблемы – мы растем, не нежась лениво на всем готовом, а преодолевая трудности. Непринятие ситуаций, непринятие другого человека, его образа мыслей или характера – это недоверие Всевышнему. А ты отказывался принять Алису такой, какой ее дал тебе Господь. Разве не так?

– Да, ты прав, – согласился я. – Единственное, что могло ей реально помочь, будь на то воля Господа, – мои молитвы и любовь. Силового пути побудить человека к воцерковлению нет и никогда не будет. Но что, по-твоему, я должен делать теперь?

– То, что ваш батюшка ставил превыше всего: прилежно исполнять свою работу, помогать нуждающимся, соблюдать посты, исповедоваться, причащаться – одним словом, жить по вере. Если Всевышний не откликается незамедлительно на твои молитвы, значит, откликнется в более подходящее время или у Него припасено для тебя что-то большее. – Ильдус поднялся из-за стола. – Извини, я должен уйти: через сорок минут разведут мост, а меня ждет Анюта.

7. Келейные записки иеромонаха Серапиона Тетрадь пятая

Бунт Ермолая

Я пробыл в Петербурге четыре дня, разработав для Александра Егоровича комплект проектной документации на строительство двух заводов, электростанции, складов, жилых бараков для рабочих и вспомогательных сооружений. Уезжая в Ефаново, оставил Ильдусу ключи от квартиры. Договорились, что он будет присматривать за почтой. На этот раз ехал поездом. На станции Харино[117]117
  Харино – ныне Некоуз, станция Северной железной дороги на ветке Санково – Рыбинск.


[Закрыть] меня встретил Александр Егорович, сам лично. По дороге огорошил новостью, что Ермолай от него «убег со своей лапотошницей».

– Да что ж вы ему такого сделали, что убег? – искренне удивился я.

– А то и сделал, что хотел его, сироту казанскую, своим наследником видеть, продолжателем дел.

– Весьма благородно.

– Благородно, да не по Сеньке шапка вышла.

– Что так?

– У порядочных людей в голове финансы, а у него – романсы! Какой-то пройдоха, назвавшийся Валерианом Андреевичем Козловым-Белопольским, посулил Ермолаю прославить его с Глафирой на всю Европу, если они присоединятся к труппе знаменитого театра «Пляски Аполлона».

– Не слышал про такой театр.

– Я и говорю – пройдоха! И фамилия подозрительная, и на лице крупными буквами написано, что плут! Он вначале ко мне подкатывал: «Не изволите ли, – говорит, – спонсировать театральную карьеру племянника ста рублями?» Я ему: «Нам театры ни к чему, а место Ермолая тут!» Два дня этот Козлов-Белопольский меня обхаживал. То с лестью подступал, какой мы талант взрастили, то про свои связи с императорским двором как бы ненароком упоминал, то про облагораживающую силу искусства байки рассказывал. Утомил несказанно. Ермошка за ним ужом вьется, к супруге моей ластится, чтобы слово за него замолвила. Дабы покончить с этой подковерной суетой, я возьми да брякни, что у меня свои виды на племянника. Сказал, как отрубил, будто сговорился с Марфой Игнатьевной по одному деликатному делу, и примет она нас с Ермолаем у себя сегодня вечером как самых дорогих гостей. Валериан не понял, о чем речь, а Ермошка весь побледнел с лица и сразу – вон из избы. Дверью хлопнул, вскочил на бричку и к своей зазнобе в Мологу покатил. Я хотел было этого Белопольского за шкирку взять, попытать немного – как сквозь землю провалился, каналья!

– А на самом деле никакого сговора не было?

– Сговора не было, но мечта объединить наши земли с ее землицей зрела давно, и чуял я, что Марфа Игнатьевна очень даже к этому расположена. Был бы Ермошка не таким строптивым, так тому и быть!

– И дальше что?

– Бричку он оставил в Мологе у Ваньки Барыгина, своего двоюродного брата, а сам с Глафирой на пароходе в Рыбинск махнул. Куда дальше будут путь держать – Ванька не сказал. А может, и правда не знает. Писульку вот нам со старухой передал от Ермолая. – Александр Егорович, переложив вожжи в правую руку, левой достал из нагрудного кармашка смятый клочок бумаги и протянул мне: – На-ка, полюбуйся.

Я развернул бумагу. На ней чернильным карандашом неровным почерком было написано: «Любезные мои дядюшка и тетушка, вы растили меня с любовью, как сына, и я буду молить Господа, чтобы послал вам здоровья, но жениться на земле Марфы Игнатьевны (жениться на земле – подчеркнуто жирной линией) – выше моих сил. Подчинись я воле дядюшки – и сам бы несчастным стал, и Марфа Игнатьевна от жизни с ненавидящим ее мужем захирела, и Глаша, которую я всем сердцем люблю, в бесчестии бы и унынии увяла. А потому прощайте. Если разбогатею, приеду с подарками навестить, а нет – так не взыщите. Ермолай».

– Да, неожиданный поворот, – возвращая записку Крилову, произнес я.

– Моя старуха на меня волчицей смотрит, – Александр Егорович свернул бумагу вчетверо и сунул обратно в нагрудный карман. – Говорит, это я Ермошку своей жадностью извел. А какая во мне жадность, если для него, непутевого, старался? Это ж не мне, а ему земли Марфы Игнатьевной достались бы. В чем моя корысть?

Я промолчал.

Крилов ослабил вожжи. Акварель перешла на шаг, потом потянулась мордой к траве у обочины и остановилась. Александр Егорович развернулся ко мне лицом:

– Не чую я в себе вины, мил человек. Что ты скажешь?

– Я полагаю, что искать в этой истории виновных – распоследнее дело, – ответил я и пояснил: – Вы все желали друг другу добра. Если что и делали не так, то без злого умысла – какие могут быть обиды и обвинения? Ермолая тоже понять можно. У вас кто был отец?

– Крепостной крестьянин.

– Арифметику знал, читал, писал?

– Какая арифметика – с утра до вечера в поле. Не до учебы. Если б матушка не настояла, и меня бы в приходскую школу не отпустил – не крестьянское, говорил, это дело.

– А послушались бы отца, росли б безграмотными – и дома нового не построили, и о заводах сейчас не думали, а работали б, как отец, не разгибая спины в поле. Так ведь?

– Вы что ж намекаете, что как я не по стопам отца пошел и потому состояние сколотил, так и Ермолай, коль не по моим стопам пойдет, то плясками да балалайкой состояние сколотит?

– Насчет состояния сказать не могу, но то, что каждому человеку Господь дает свой талант, знаю точно, и зарывать его в землю грешно. Вас Он наделил коммерческой жилкой, Ермолая – гибкостью и чувством ритма. Вы свой талант отрабатываете в полной мере, а племяннику палки в колеса вставляете – на свой лад его перекроить норовите. Какой из него коммерсант?

– Коммерсант из него неважный: верно подмечено, – согласился Крилов, – потому я его под крылышко Марфы Игнатьевны и хотел пристроить. Она б коммерцию вела, а он плясал да пел ей на потеху и себе в удовольствие.

– А я его зауважал, что не полез под крылышко. Был цыпленком, теперь, глядишь, в петухи выбьется! Зазнобу свою не бросил, не осрамил – значит, честь знает! Ему можно доверять – что ж тут плохого? Вот в этом он в вас пошел!

– Обведет этого петушка какой-нибудь Валериан Белпольский круг пальца – как пить дать! Мал еще, чтоб кукарекать! Сказал бы прямо, что нипочем не пойдет за Марфу, а без Глашки жить не может, я бы что-то более приемлемое придумал.

– Боится он вас. Боится, что жизнь ему переломаете. Вы и сейчас сожалеете не о том, что не позволяли ему жить своим умом, а о том, что не все за него продумали, что не сумели заставить его вашим умом жить.

– Так я же добра ему желал и желаю!

– Потому и нет на вас вины, что добра желаете. Но батюшка Петр мне, бывало, говаривал, что чужую жизнь по своим лекалам не скроишь – все мы разные. Говорил, что должно человеку, как созданию Божьему, любить другого человека не за приятные в нем качества, не за его похожесть на тебя, а из родства с ним. Любить за то, что он рядом живет. Любовь – суть нашего естества! А главное, говорил, не забывать, что для Господа мы все одна семья, что Он любит всех и никого без поддержки не оставляет.

– Мудрено, но, возможно, и так, – в раздумье произнес Крилов. Помолчал немного, собираясь с мыслями, потом хлопнул себя ладонью по колену: – Хорошо! Допустим, найду я Ермолая, поведу их с Глафирой под ручки в церковь венчаться, поддержу финансово его артистическую карьеру. Но кому я в старости передам дела? Кто будет распоряжаться заводами, которые будут построены по вашим проектам? В промежутках между «гопаком» и «чижиком» можно лишь квас пить да зубы скалить. Как бы вы, мил человек, поступили на моем месте?

Я улыбнулся:

– На вашем месте? Нет уж, увольте! На своем месте такие огрехи делаю, что голова кругом идет, а вы предлагаете на ваше взгромоздиться.

– Значит, и у вас, городских, не все мед да патока.

– У кого мед да патока, тем хуже всех приходится.

– Чего ж так?

– Кишки слипаются!

Александр Егорович рассмеялся, перегнулся ко мне с облучка, протянул руку и хлопнул по плечу:

– Ну, вот тебе последнее мое слово. Сам видишь, проекты мне сейчас в голову не пойдут. Я рассчитаюсь с тобой за проделанную работу и дам аванс, чтобы ты по первому моему зову был в Ефаново.

– Аванс не возьму, – возразил я, – по первому зову не выйдет. Может, какое-то время и в России меня не будет. Будем поддерживать контакт – а там, как Бог пошлет.

– Договорились, – согласился он, вытащил из ящика под сиденьем пачку денег, отсчитал необходимую сумму и передал мне: – Пересчитай.

Я пересчитал и отдал ему пакет проектной документации.

– Теперь выбирай, куда тебя везти, – засовывая оставшиеся деньги в карман за пазуху, а проектную документацию в ящик под сиденье, предложил Крилов: – Можешь у меня пожить, могу в Мологу подбросить или к твоей сестренке в Лацкое.

Я выбрал Лацкое, до которого было уже рукой подать.

На торговой площади в Лацком перед Вознесенской церковью мы попрощались, обняли друг друга. Александр Егорович, перекрестившись на храм, запрыгнул обратно на облучок и поехал утешать свою супругу, а я, проводив взглядом бричку, вошел под своды храма.

В гостях у Любомудровых

В храме было просторно и тихо. Молодая женщина с раскосыми монгольскими глазами, в белом платочке, покрывающем мощную копну черных как смоль волос, мыла пол после окончания службы. Мы разговорились. Она поведала, что церковь построена иждивением прихожан сто лет назад, а каменную часовню на юго-восточном углу ограды в память в бозе почившего Государя императора Александра II возвели недавно, и она сама, будучи первоклассницей, участвовала в работах – убирала мусор после окончания строителями отделочных работ. Отец Николай приехал в Лацкое, когда часовню уже построили. Дом его не так далеко от храма, а она – их соседка и с удовольствием проводит меня к батюшке – вот только полы домоет. Пока она домывала, я осмотрел храм, положил свечи к особо чтимой здесь иконе Казанской Божией Матери.

По дороге к дому Любомудровых моя провожатая, назвавшаяся Мариной Мосягиной, узнав, что я к батюшке не по нужде, а по-родственному, разоткровенничалась, сказала, что сельчане в нем души не чают и чтоб я так ему и передал, а то он от них похвал не принимает, считает себя обыкновенным человеком.

– А чем же ваш батюшка такой необыкновенный? – поинтересовался я.

– Не пьет, не курит и мужиков наших от пагубных привычек отваживает не только проповедями, но и публичными чтениями с картинками на стене.

– С какими картинками?

– Это когда лучом специальным на прикрепленную к стене простынь картинки туманные наводятся[118]118
  Для того чтобы укрепить нравственность народа, усилить борьбу за трезвость, повысить культуру и грамотность, отец Николай организовал публичные чтения литературы, иллюстрируя их диапозитивами при помощи проекционного устройства. Эти так называемые «народные чтения с туманными картинами» проводились по воскресеньям осенью и зимой в 1900–1915 годах; число присутствующих доходило до 600 человек. В качестве чтецов выступали сам о. Николай, его жена, дети, учителя местной школы. После чтений о. Николай беседовал с крестьянами.


[Закрыть], а батюшка читает вслух какую-нибудь интересную книгу и потом разъясняет сокрытый в ней смысл, на вопросы разные отвечает.

– Интересно.

– Интересно и поучительно. Добрый он, отзывчивый. Накупил разного оборудования на конной тяге и сельчанам бесплатно в пользование дает. Семенами высокосортными делится. Когда и что сеять, как землю обихаживать – все знает и всегда готов другим подсказать[119]119
  Николай Любомудров часто консультировал крестьян по вопросам плодородия земли, снабжал их высокосортными семенами зерновых культур, выписал из Америки несколько сельскохозяйственных машин на конной тяге, которыми также пользовались крестьяне.


[Закрыть]. Хор в церкви создал[120]120
  Отец Николай очень любил музыку, самостоятельно научился играть на скрипке. Эта любовь помогла ему создать в Лацком слаженный церковный хор (к моменту его приезда в село хора там не было), в котором пели и все его дети.


[Закрыть]. Все детки его, кроме меньшого, – в числе певчих. Закон Божий преподает так, что ребятишки с открытыми ртами на уроках сидят и потом на улице в апостолов играют. Библиотеку-читальню[121]121
  В 1895 году в Лацком усилиями отца Николая была открыта первая в округе библиотека-читальня для крестьян, в которой были собраны книги духовно-нравственного содержания, русская классика, книги для детей, газеты и журналы. Впоследствии такие библиотеки были открыты в Веретее (1897 год) и Брейтово (декабрь 1896 года). В числе первых членов совета Веретейской библиотеки был друг отца Николая священник Константин Панфилович Ельниковский, впоследствии в число членов совета библиотеки входил и предприниматель родом из крестьян Александр Егорович Корнилов.


[Закрыть] для крестьян открыл при волостном правлении. Своих книг и журналов много принес и соседских помещиков побудил поддержать благое дело. Целая комната от пола до потолка стеллажами с книгами заставлена: и все душевные, со смыслом, и посмеешься где, а где и слезу пустишь.

Так за разговорами мы незаметно подошли к дому сельского священника. Он мало отличался от других домов, разве что чистотой двора и обилием цветов под окнами. Позади дома рос яблоневый сад. Яблони еще не отцвели. Над бело-розовыми облаками их пышных крон деловито хлопотали пчелы. На крыльце дома сидел подросток лет десяти и плел из разложенных перед ним ивовых веток лукошко.

– Коленька, – окликнула подростка моя провожатая, – к вам гость приехал из Питера.

Парнишка поднял голову, посмотрел на меня и спросил:

– А вы кто?

– Человек.

Паренек отложил в сторону незаконченную работу, встал, отворил двери дома и с радостным криком: «Мама, мама, к нам человек приехал!» вбежал внутрь.

Из открытого окна выглянула Софья. Увидев нас, призывно махнула рукой:

– Мишенька, Маришка, чего стоите? Заходите.

– Спасибо, матушка, меня свои заждались, – отказалась от приглашения моя провожатая; стрельнула на меня глазами, рассмеялась, увидев мое смущение, и степенным шагом пошла по улице через дорогу к стоявшему напротив дому.

Перехватив дорожный чемоданчик из одной руки в другую, я поднялся на крыльцо.

– Наконец-то, – обняла меня в дверях Соня, – почти неделя прошла, как обещался заглянуть. Я уже волноваться стала – не случилось ли чего.

Мы троекратно расцеловались. Невзирая на ее протест, я поспешил снять в сенях обувь.

– Оленька, – окликнула Соня, когда мы перешли из сеней в горницу, сидевшую за письменным столом девчушку лет двенадцати, с длинными русыми косами и серьезным лицом, – принеси, пожалуйста, моему братцу вязаные тапочки. – И с гордостью за дочь тихо на ушко похвасталась: – Она специально для гостей сама, без чьей-либо помощи две пары тапочек связала.

Через некоторое время появился и хозяин дома. На руках отца Николая, прижавшись щекой к его широкому плечу и свесив руки, сладко посапывал младший сынишка – Владимир.

Потом мы пили в саду чай из пузатого двухведерного самовара, я раздавал хозяевам и детишкам привезенные из Питера гостинцы, они с восторгом принимали. Мы обменивались новостями, помянули Тоню и Раю[122]122
  Антонина и Раиса – дочери Петра Кондратовича и Анфисы Петровны Дьяконовых. Антонина была замужем за священником Сергеем Копорским, жили они в Печелках. Умерла от туберкулеза в 1901 году.
  Раиса была замужем за священником Василием Богородским. В 1894 году после тяжелой болезни муж Раисы скончался. В 1900 году умерла и Раиса Петровна, оставив своим родителям на воспитание двух малолетних детей: Нину и Анатолия.


[Закрыть], посетовали, что редко видимся с братьями: Женя[123]123
  Евгений (1879–1951) – младший сын Петра Кондратовича и Анфисы Петровны Дьяконовых. После окончания Санкт-Петербургской духовной академии работал помощником инспектора Одесской духовной семинарии; затем преподавателем Одесского духовного училища. После революции состоял настоятелем Одесской Кирилло-Мефодиевской церкви. В связи с закрытием храмов с 1936 по 1941 год работал бухгалтером. В 1942 году возвратился в Одессу и с 1945 года работал в Одесской духовной семинарии, сначала в должности инспектора, а затем ректора. Скончался 15 февраля 1951 года, в день Сретенья Господня.


[Закрыть] и Костя[124]124
  Константин (1876–1940) – сын Петра Кондратовича и Анфисы Петровны Дьяконовых. Работал заведующим учебной частью в Казанском соединенном промышленном училище (в 1919 году преобразовано в Казанский политехнический институт). В 1924 году был арестован как участник контрреволюционной организации и осужден Особым совещанием коллегии ОГПУ ТАССР. Приговор: 3 года лишения права проживания в 5 крупных городах. Впоследствии работал статистиком в Коммунально-жилищном управлении. Женат, трое детей. Умер в Казани в 1940 году. Реабилитирован в 1989 году.


[Закрыть] далеко, Александр[125]125
  Александр (1873–1943) – сын Петра Кондратовича и Анфисы Петровны Дьяконовых. Выпускник, затем доцент, профессор Санкт-Петербургской духовной академии по кафедре всеобщей истории и педагогики. В 1912–1916 годах – профессор кафедры всеобщей истории на Высших женских курсах в Петербурге. Долгие годы работал на различных должностях в Пермском университете. С 1934 года – профессор Смоленского педагогического института. В 1938–1941 годах там же – заведующий кафедрой всеобщей истории. За годы работы в Смоленске написал ряд научных статей по истории античности, Византийской империи, известиям сирийских авторов о славянах VI–VII веков. К 1937 году подготовил фундаментальную монографию «Восстание рабов в Сицилии во 2-й половине II в. до н. э.», за которую в 1940 году ему была присвоена ученая степень доктора исторических наук.
  Умер во время оккупации Смоленска нацистами и был похоронен на Польском кладбище.


[Закрыть] так увлечен работой, что его из Петербурга трудно куда-то вытянуть, а Николай[126]126
  Николай (1864–1918) – старший сын Петра Кондратовича и Анфисы Петровны Дьяконовых. После окончания Ярославской духовной семинарии женился, принял священство и был направлен на работу в погост Шондора (находится в Ростовском уезде недалеко от границ с Владимирской и Ивановской губерниями). С 1914 года служил священником в Ярославле. В семье было 6 сыновей и 2 дочери. 7 декабря 1918 года Николай Петрович во время службы умер. Его похоронили под церковью Воскресения Христова. Сейчас на этом месте построен дом.


[Закрыть] весь в семейных заботах и живет в глухомани.

Вечером к отцу Николаю приехал Константин Панфилович Ельниковский[127]127
  Константин Панфилович Ельниковский (1864–1948) – с 1889 года сверхштатный псаломщик, а затем – священник в селе Веретея Мологского уезда. Был награжден набедренником и бархатной фиолетовой скуфьею. Это был образованнейший человек, знавший греческий, латинский и французский языки, изучавший сельское хозяйство, торговлю и коммерцию. Преподавал Закон Божий в Сысоевском и Веретейском земских училищах. Был председателем Совета Общества «Веретейский Народный Дом». По его инициативе в Веретее была создана артель по переработке молока в сливочное масло, которую он и возглавил. Артель заключила контракт по поставке сливочного масла из Веретеи в Лондон при посредстве представителя английской торговой фирмы господина Д. Э. Ганзена. Масло, производимое веретейской молочной артелью, называлось «Парижское», позднее было переименовано в «Вологодское». В 1929 году отец Константин снял рясу и, передав земельный участок и все имеющиеся сельхозресурсы, одним из первых вступил в только что организованный колхоз «Луч коммунизма». Скончался в 1948 году и похоронен на кладбище в Веретее.


[Закрыть], священник из Веретеи, и я оказался вовлеченным в интересный богословский диспут. Соня с детьми затеяли перед воскресным днем генеральную уборку в доме. Чтобы не мешать им, отец Николай предложил нам с отцом Константином прогуляться за огороды к речке. Мы вышли на улицу, и отец Константин, видимо продолжая начатый когда-то разговор, спросил отца Николая:

– Хорошо, ты любишь повторять «Несть бо власть, аще не от Бога»[128]128
  «Всякая душа да будет покорна высшим властям, ибо нет власти не от Бога; существующие же власти от Бога установлены. Посему противящийся власти противится Божию установлению. А противящиеся сами навлекут на себя осуждение» (Послание к Римлянам,13:1–2).


[Закрыть], но если безбожники захватят власть – разве не следует предать их анафеме и скинуть с трона?

– Кому бы Господь не попустил воссесть на трон, воздайте «кесарева кесареви»[129]129
  Кесарь (Цезарь, Царь) – символ мирской власти. «Отдавайте кесарево кесарю, а Божие Богу» (Евангелие от Матфея 22:21) – отдавайте мирским правителям «мирское» (налоги, пошлины, повинности…), а Бога радуйте богатствами души.


[Закрыть], – ответил отец Николай и пояснил: – Христианин противопоставляет неправде не меч, но силу духа. Нет и не будет в мире оружия более мощного! Вспомни, что сказал Спаситель Петру: «Возврати меч твой в место его, ибо все, взявшие меч, мечом погибнут»[130]130
  Возврати меч твой в место его, ибо все, взявшие меч, мечом погибнут. Или думаешь, что Я не могу теперь умолить Отца Моего, и Он представит Мне более, нежели двенадцать легионов Ангелов? (Евангелия от Матфея, 26:52).


[Закрыть]. Христос мог легко одолеть искавшую схватить его толпу, но не сделал этого, а пошел путем крестных страданий и победил диавола. Апостолы Петр и Павел в своих посланиях призывали к покорности властям. И это было во времена Нерона, правителя злобного и коварного, бросавшего христиан на съедение диким зверям. Вспомни Дмитрия Солунского[131]131
  Великомученик Димитрий был правителем Солунской области и открыто проповедовал христианство. В его подчинении было войско. Император Максимилиан, возвращаясь с войны против славянских племен, заключил его в темницу. Святой Димитрий не поднял против него область, а роздал свое имущество бедным и принял мученическую смерть. Тело мученика было ночью погребено христианами, а его раб Лупп «благоговейно взял ризу своего господина, орошенную его честною кровью, в которой омочил и перстень. Сею ризою и перстнем он сотворил много чудес». В старинных русских стихах великомученик Димитрий представляется помощником русских в борьбе с Мамаем.


[Закрыть]. Вспомни святых князей-страстотерпцев Бориса и Глеба[132]132
  Борис и Глеб – русские князья, сыновья великого князя Киевского Владимира. В 1015 году Владимир заболел, и Борис как его возможный преемник был призван в Киев. Вскоре по его прибытии стало известно о вторжении печенегов. Отец послал сына с дружиною для отражения врагов. Возвращаясь обратно, Борис узнал о смерти отца и о вероломном занятии великокняжеского престола своим единокровным братом Святополком. Дружина предложила ему идти на Киев и силой овладеть престолом, но Борис не хотел нарушать святости родовых отношений и отверг это предложение. Святополк подослал к брату убийц. После убийства Бориса Святополк позвал в Киев Глеба. Когда Глеб остановился возле Смоленска, он получил от четвертого брата – Ярослава Мудрого – известие о занятии великокняжеского престола Святополком, о коварном убийстве Бориса и о намерении убить и его, Глеба.
  Когда явились перед ним посланные Святополком, Глеб запретил сопровождавшим его отрокам обнажать мечи, и тоже был убит.
  Борис и Глеб считаются первыми русскими святыми. Их называют заступниками Русской земли и небесными помощниками русских князей. Летописи полны рассказов о чудесах исцеления, происходивших у гроба святых, о победах, одержанных их именем и с их помощью (например, о победе Рюрика Ростиславича над Кончаком, Александра Невского над шведами в Невской битве).


[Закрыть]. Таких примеров много. Евангелие не требует восхваления безбожной власти, но, воздавая «кесарева кесареви», быть стойким в вере. Никакой кесарь не в силах заставить истинно верующего отречься от Христа, от любви. Ибо сказано: «Будут предавать вас на мучения и убивать; и во многих охладеет любовь; претерпевший же до конца спасется»[133]133
  «Тогда будут предавать вас на мучения и убивать вас; и вы будете ненавидимы всеми народами за имя Мое; и тогда соблазнятся многие, и друг друга будут предавать, и возненавидят друг друга; и многие лжепророки восстанут, и прельстят многих; и, по причине умножения беззакония, во многих охладеет любовь; претерпевший же до конца спасется» (Евангелия от Матфея, 24:9–13).


[Закрыть].

– Здесь есть одно «но», – возразил отец Константин, – во времена безбожника Нерона число христиан год от года увеличивалось. В наши же времена, когда у власти Божий помазанник, православный царь, – радуйся и благодари Всевышнего – растет число не христиан, а безбожников. Если раньше почиталась и возвышалась духовность, то сейчас почитаются и возвышаются деньги, власть, распущенность нравов. Не пора ли браться за меч? Можем ли мы и далее прикладывать к реалиям дня сегодняшнего мерки тысячелетней давности? Не потеряем ли мы Россию своим попустительством к царящему в городах безобразию? Вот в чем вопрос.

– Богохульство и нравственная деградация распространяются не от недостатка карательных мер, а от недостатка света, от оскудения в людях духа. И тут в первую очередь следует обратить внимание на себя. Достаточно ли мы, считающие себя слугами Христовыми, исполнены любви, кротости, смирения, милосердия? Почитаем ли вдову, бросившую в сокровищницу последнюю копеечку[134]134
  Намек на известную притчу о лепте вдовицы. «И сел Иисус против сокровищницы и смотрел, как народ кладет деньги в сокровищницу. Многие богатые клали много. Придя же, одна бедная вдова положила две лепты, что составляет кодрант. Подозвав учеников Своих, Иисус сказал им: истинно говорю вам, что эта бедная вдова положила больше всех, клавших в сокровищницу, ибо все клали от избытка своего, а она от скудости своей положила все, что имела, все пропитание свое» (Евангелия от Марка, 12:41–44).


[Закрыть], более чем боярина, сбросившего нам с плеч от избытка своего соболиную шубу? Следуем ли заповедям Спасителя: отдаем ли рубашку нуждающемуся, подставляем ли щеку обидчику, любим ли врага своего[135]135
  «Вы слышали, что сказано: око за око и зуб за зуб. А Я говорю вам: не противься злому. Но кто ударит тебя в правую щеку твою, обрати к нему и другую; и кто захочет судиться с тобою и взять у тебя рубашку, отдай ему и верхнюю одежду; и кто принудит тебя идти с ним одно поприще, иди с ним два. Просящему у тебя дай, и от хотящего занять у тебя не отвращайся. Вы слышали, что сказано: люби ближнего твоего и ненавидь врага твоего. А Я говорю вам: любите врагов ваших, благословляйте проклинающих вас, благотворите ненавидящим вас и молитесь за обижающих вас и гонящих вас» (Евангелия от Матфея, 5:38–44).


[Закрыть] так же искренне, как друга? Где все это? Внешнее возвышение церкви, не подкрепленное возвышением духа, стало приманкой для людей, алчущих славы бренного мира – богатства, чинов, почестей. В высших эшелонах церковной власти распространяется мздоимство – и это ни для кого не секрет. Синод более интересуется материальной стороной церковной жизни, нежели тем, как обстоят дела с духовным развитием, просвещением прихожан. Даже заработки священнослужителей поставлены в зависимость от церковных треб. Заказывая требы, крестьяне-бедняки отдают церкви последнюю копейку, лишая семьи куска хлеба. Жить в тепле и сытости на деньги голодных и раздетых – унизительно, безнравственно и противоречит евангельскому духу[136]136
  Считая безнравственным увязывать величину заработка священника с оплатой прихожанами церковных треб, отец Николай сделал основным источником доходов своей семьи обработку церковной земли. Сам с детства привыкший к крестьянскому труду, он и детей с юных лет приобщал к крестьянским работам. Желание уберечь детей и в будущем от искуса жить за счет взимания с прихожан «платы за благодать», стало основной причиной, почему его дети получили не церковное, а высшее светское образование.


[Закрыть].

На берегу Латки

Мы подошли к берегу реки Латки. Отец Николай присел на ствол поваленной ветром старой ольхи, крона которой покоилась на узкой песчаной косе противоположного берега. Отец Константин, подобрав рясу, устроился чуть в стороне. Я остался стоять.

– В ногах правды нет, садись, – предложил отец Николай, указывая мне на место рядом с собой.

– Насиделся в поезде – постою, – отказался я.

– А что молодежь думает – обнажить меч или оставить в ножнах? – обратился ко мне отец Константин.

Я задумался. Вспомнил рассказ Ильдуса о любви, соединившей его и Анюту поверх религиозных перегородок, вспомнил Алису, уход которой был обусловлен моей неспособностью подняться тогда над перегородками, и, неожиданно для самого себя, поведал все без утайки сидевшим напротив меня священникам.

Некоторое время они молчали. Наконец отец Константин отозвался:

– Ездра[137]137
  Ездра (около VI века до н. э., в исламе известен под именем Узайр) – иудейский первосвященник, возвратившийся после вавилонского плена, воссоздавший еврейскую государственность на основе закона Торы. Автор одноименной книги Библии (Книга Ездры). В Талмуде Эзра расценивается как один из величайших деятелей еврейской истории и основоположник раввинистического иудаизма. Иосиф Флавий описывает Ездру как личного друга персидского царя Ксеркса.


[Закрыть] называет смешанные браки «беззаконием, превышающим голову, и виной, выросшей до небес», а Неемия[138]138
  Неемия – еврейский наместник Иудеи под властью Персии, автор одноименной книги Библии (Книга Неемии). Соратник Ездры (Эзры, Узайр) в борьбе за национально-религиозную консолидацию еврейского населения Иудеи после возвращения из вавилонского плена. Много трудился над восстановлением Иерусалима и Храма.


[Закрыть] «великим злом, грехом перед Богом». О том же гласит и семьдесят второе правило VI Вселенского собора: «Недостоит мужу православному с женою еретическою браком совокуплятися». Но оставим это. Я не понял, как твои истории соотносятся с моим вопросом?

– А так, – расхрабрившись, ответил я, – что первейшая из всех заповедей – заповедь любви. Она от сотворения мира и на все времена. А все остальное – законы, обычаи, традиции, слова пророков, правила соборов – имеют ценность до тех пор, пока поддерживают эту заповедь, а не вступают с ней в конфликт. Раньше семьи создавались исходя из меркантильных интересов, интересов общества, религиозных общин. Из того времени и весь существующий сегодня свод законов и подзаконных актов, запрещающих браки православных с неправославными и отводящих женщине роль существа, зависимого от мужчины, подчиненного ему. Все это устаревает. На смену бракам по расчету приходят браки по любви, а любовь даруется Богом. «Всякий любящий рожден от Бога и знает Бога. Кто не любит, тот не познал Бога, потому что Бог есть Любовь»[139]139
  Первое послание Иоанна, 4: 7–9.


[Закрыть]. Идти против любви – идти против Бога. Миром должна править любовь. Бог Отец един для всех. Все люди на земле – братья и сестры. Так мои истории соотносятся с вашим вопросом, а отсюда и очевидность ответа – мечи надо убрать в ножны. Церковь должна отделиться от государства и жить по евангельским заповедям, видя и почитая Христа в каждом страждущем, независимо от того, как тот молится и молится ли вообще.

– Ишь ты, куда тебя занесло! – удивился отец Константин.

– А вы вспомните притчу о самарянине. Кто нам близкий? Для истинного христианина это человек, творящий добро. Будь он мусульманином или любой другой веры – если он творит добро, по духу мы с ним единоверцы. Иноверцами я бы называл только тех, кто зол, алчен, высокомерен. По-моему, если такой человек даже крещен в православную веру и ходит в церковь, – по духу он для истинных православных иноверец. Добрых людей гораздо больше, чем злых. Действуя вместе, а не стремясь подавить или принизить друг друга, добрые люди способны справиться с любыми вызовами нашего неспокойного времени. Любовь и доброта – вот наши мечи! Пора осознать, что все противоречащее сути христианства – заповеди любви, должно остаться в прошлом. А это не только брачное законодательство, гендерное неравноправие, но и возведенные в ранг закона привилегии одной религии перед другими[140]140
  Привилегированный статус православной веры был юридически закреплен в Основных Законах государства в статье 62 – «Первенствующая и господствующая в Российской империи вера есть Христианская Православная Кафолическая восточного исповедания». Поэтому всякое выступление против православия расценивалось как государственное преступление и наказывалось, вплоть до ссылки на вечное поселение и каторжные работы. Остальные церкви и религиозные направления были разделены на «терпимые» и «гонимые». Неправославные верующие ограничивались в гражданских правах, а зачастую и подвергались прямым гонениям.


[Закрыть]. Любое неравноправие разъединяет людей. Именно неравноправие, а не дефицит карательных мер, ведет к росту насилия, погромам, смутам.

Что тут началось! Отец Константин напал на меня. Православие – единственная в мире дорога к Богу! Все остальные – мусульмане, буддисты, адвентисты и прочие антихристы – уводят паству в ад. Признать их равными себе – означает поддержать своим авторитетом. Без православия Русь не состоялась бы как государство. Из Крещения Руси берет начало великая империя. Один царь, одна вера, одна страна – если от этого уйти, все рухнет!

Отец Николай стал защищать меня. Не оспаривая исторических заслуг православной церкви, он напомнил отцу Константину его же слова, что прикладывать мерки дня вчерашнего к реалиям дня сегодняшнего не всегда корректно. Сращивание церкви с государством было необходимостью, но сегодня следует вернуться к евангельскому «кесарева кесареви и божия богови», иначе церковь окончательно превратится в одно из подразделений государственного аппарата. И сейчас уже в ней «кесареви» довлеет над «богови».

Отец Константин в ответ высыпал пригоршню цитат отцов церкви и правил Вселенских соборов. Отец Николай, возвысив голос, возразил ему цитатами из Евангелий. Каждый дожидался окончания речи оппонента не для того, чтобы поразмышлять над услышанным, а для того, чтобы сразу же выпалить в ответ нечто противоположное. Ни тот, ни другой совершенно не слышали друг друга.

В какой-то момент я поймал себя на мысли, что словами можно обосновать что угодно и что угодно опровергнуть. Учитывая объем знаний священников и запал энергии каждого, эта дуэль цитатами могла продолжаться вечно, превращая друзей во врагов. И что самое печальное, я, катализатор этой дуэли, со своим тощим багажом знаний и нулевым авторитетом, бессилен ее остановить.

От невозможности предотвратить надвигающуюся ссору я чуть не расплакался и взмолился Богородице, чтобы помогла священникам осознать бессмысленность обрушиваемого ими друг на друга водопада слов, что слова пусты, если не создают в сердцах тишину. «Бог не в словах. Он отворачивается от спорящих, смиренно ожидая, когда они пригласят Его в собеседники. Пресвятая Богородица, помоги им осознать это!»

И тут случилось чудо. Отец Константин вдруг остановился на полуфразе, удивленно взглянул на меня, потом подошел вплотную к отцу Николаю, уткнулся своим широким лбом в его грудь и глухим от волнения голосом произнес:

– Прости, Коля – гордыня одолела. Не истины взалкал, а «ученостью» похвалялся, – и, нагнувшись еще ниже, поцеловал отцу Николаю руку.

Тот перекрестил склоненную перед ним голову и, торопливо схватив руку отца Константина, склонил в свою очередь голову перед ним:

– Прости и ты меня: вспылил как спичка – бес попутал.

Они обнялись и долго стояли так, хлопая друг друга ладошками по спинам.