Текст книги "Заповедь любви"

Возлюби врага своего

Ночь я напросился спать на сеновале вместе со старшими детьми. Зарывшись в пахучее сено и помолившись, уснул моментально. Утром, едва забрезжил рассвет, прихватив полотенце, побежал на берег Латки, скинул одежду, прыгнул с разбегу в речку. Она оказалась неглубокой, а вода в ней обжигающе холодной. Осенив себя крестным знаменем, присел на колени, окунулся, и тут рядом со мной в воду влетел невесть откуда взявшийся отец Николай. Погрузившись с головой и тут же распрямившись в полный рост, он обрушил на меня ураган брызг. Я, не желая оставаться в долгу, работая руками как мельница, направил в его сторону целую Ниагару искрящихся струй. Он атаковал меня. После непродолжительной борьбы мы оба, ухватив друг друга за голые торсы, упали в воду. Потом, смеясь, выбрались на берег, растерлись полотенцами, накинули одежду. Отец Николай предложил для согрева бежать наперегонки к церковной сторожке. Я согласился.

К своему стыду, несмотря на разницу в возрасте, я не смог составить ему достойной конкуренции. Он прибежал первым, опередив меня метров на двадцать и, распахнув дверь сторожки, пригласил:

– Заходи.

Я, почти падая от усталости, переступил порог и, расслабившись всем телом, прислонился к дверному косяку. Где-то на окраине села прозвучал пастуший рожок.

Отец Николай зашел следом за мной. Прикрыв дверь, громко крикнул вглубь:

– Савельич, пастух коров собирает, а ты все дрыхнешь.

В глубине сторожки затеплилась свеча, и перед нами предстало сонное, изборожденное глубокими морщинами лицо столетнего деда в белой домотканой рубахе навыпуск, с окладистой под цвет рубахи бородой.

– Прости, батюшка, сию минуту задремал, – начал было он оправдываться.

– Не переживай. Ты солдат справный, – прервал его оправдания отец Николай и предложил: – Сходи-ка до дому, проведай своих. К семи вернешься – откроешь церковь.

Старик поставил подсвечник с горящей свечой на высокий треножный столик возле узкого окна, поклонился нам в пояс и, нахлобучив на голову матерчатый картуз, молча с достоинством вышел из сторожки.

Мы прошли вглубь, открыли занавески на окнах, впустили свет, раздули самоварчик.

– Отец Константин, перед тем как уехать к себе, рассказал одну удивительную вещь, – присаживаясь на табурет и подвигая мне напротив себя другой, сказал отец Николай.

– А что такое? – забеспокоился я.

– Да ты присядь сначала.

Я присел на предложенный мне табурет.

– Вчера, когда мы с ним в пылу спора уже готовились друг другу глотки перегрызть, он мельком взглянул в твою сторону и увидел над твоей головой золотой нимб, а затем текущие по твоим щекам слезы.

– Надо мной – нимб???

– Так он сказал. И одновременно он услышал женский голос, призывающий к прекращению словесной баталии.

– Я ничего не говорил, не плакал и нимба над головой не чувствовал. Мне больно было видеть, как вы топите друг друга водопадами слов, вместо того чтобы «дать слово» тишине.

– Ты молился за нас?

– Да, когда я бессилен кому-либо помочь, то обращаюсь за поддержкой к Богородице.

– И, похоже, Она тебя слышит, – констатировал отец Николай, помолчал, пристально вглядываясь в мое лицо сквозь сноп солнечных лучей, струящихся через узкое окошко почти параллельно полу, потом в раздумье, как бы еще не окончательно утвердившись в пришедшей ему на ум мысли, произнес: – Богоматерь благоволит к тем, кто чист в помыслах, кто ощущает в каждой мятущейся душе боль Ее Сына как свою собственную боль.

Я молчал.

– Ты не возражаешь, если я поделюсь с тобой кое-какими мыслями? – спросил он.

– Почту за честь.

– Видишь ли, чистота души – нежная штука, ее легко утратить. Человек привык чистить свой дом, свои одежды, умывать по утрам лицо, но о самом главном – о чистоте души – редко кто задумывается. Душа, чтобы оставаться чистой, требует очень тщательного и нежного ухода. Да, ее очищают исповеди, причащения святых даров, пост, молитвы, благие дела. Но этого мало – стоит уму зацепиться за мирское: будь то страсть к женщине, славе, почестям, деньгам, или за обиду, ревность, и душа покрывается налетом. Она уже не сияет чистотой. Ты понимаешь, о чем я говорю?

– Пожалуй, да.

– Например, если человек возгордится сияющим над его головой нимбом, это будет верным признаком того, что нимба над ним уже нет. Согласен?

– Да.

– Чистая душа может быть только у обыкновенных людей. Те, кто считают себя необыкновенными, превосходящими других, теряют естественность, а значит, и чистоту. Ты вчера говорил о необходимости подниматься в отношениях с людьми над религиозными перегородками и тут же возвел новую перегородку, еще более высокую. Ты разделил людей на добрых, назвав их единоверцами, и на злых, иноверцев. Себя ты, естественно, причислил к элитному сословию добрых. Улавливаешь?

– Да, тут есть какая-то неправда.

– Поэтому я и затеял этот разговор. Смотри, ведь зло никогда не бывает всеобъемлющим, непобедимым, но и добро далеко от постоянства. Бывает так, что друзья предают, а бывшие враги протягивают руку помощи. Разве можно на людях ставить клеймо: этот хороший, тот плохой? Мы все меняемся со временем не только внешне, но и внутренне. Меняются наши вкусы, привычки, наше окружение. Друзья, враги – понятия неустойчивые. И потом, кто возводит героев на пьедестал, как не враги? Первые русские святые Борис и Глеб прославлены благодаря их брату Святополку. Не было бы властолюбивого коварного Святополка, на Руси не было бы святых князей-страстотерпцев! Тут есть над чем задуматься, не так ли?

Я молчал, не зная, к чему он клонит.

– Возлюби врага своего – это не что-то запредельное для человека, а требование души, – наконец перешел отец Николай к сути затеянного им разговора. – Чистая душа не может ни к кому пылать ненавистью, потому что соткана целиком из любви. Враг, губя собственную душу, прославляет духовную силу героя, воздвигает для него пьедестал святости. Враг может убить только бренное тело, которому все равно суждено когда-то умереть, но чистой бессмертной душе не может причинить ни малейшего вреда. Каким бы ни казался со стороны грозным и великим враг, он бессилен, слаб и немощен перед чистой душой – комарик на ладони великана. Веруя во Христа, ощущая Его безмерную любовь и заботу о нас, какие чувства, кроме сострадания, мы можем испытывать к возомнившему себя слоном комарику? Весь мир – одна семья, мы все – дети Божьи, братья и сестры. Убери перегородки между добрыми и злыми, друзьями и врагами. Возлюби врага своего. Китайский мудрец Конфуций говорил, что лучше зажечь свечу, чем проклинать темноту. Будь свечой. Тьма рассеивается не ненавистью, а светом любви. Согласен?

Я задумался: сердце соглашалось, но ум протестовал: «Если бы на Руси следовали такой логике, то и сама Русь, и православие давно канули в Лету, смиренно сдавшись печенегам, шведам или немецким псам-рыцарям».

– Тебя что-то смущает? – вглядываясь мне в лицо, спросил отец Николай.

– Смущает, – ответил я, – как любить того, кто занес меч над твоей страной, над твоей верой? Покорно подставлять врагу выю – принимай, дорогой, жертву? Не равносильна ли такая любовь трусости и предательству?

– Когда душа открыта и чиста – для вражды нет пространства. Злоба и ненависть всегда поверхностны, они не затрагивают сути человека. Суть человека – любовь. Мы все созданы из вещества, называемого любовью. Жить – означает любить. Дай человеку все – власть, деньги, славу, но если во всем мире не будет ни одной любящей его души, он проклянет такую жизнь. Единственное, чего мы хотим, – это любви. Разве не так? Наполнить сердце того, кого считаешь врагом, любовью – разве это не то, что требует от нас Христос? Пусть даже ценой своей жизни. Жертва способна оживить заблудшую душу, побудить врага сломать меч и раскаяться в своей неправде. Истинный христианин в равной степени готов жертвовать своей жизнью и спасая души близких, и спасая душу врага. Но ты прав – тут необходимо четкое понимание: пробудит ли твоя жертва сострадание и любовь у ослепленного злобой врага? Не укоренится ли он еще более в своей неправде, приняв жертву за трусость и немощность? Не станет ли она по этой причине прологом к новым жертвам, к попранию святынь, к возвеличиванию лукавого? Вот в чем вопрос. Алчность и злоба ненасытны. Поэтому, когда все средства испробованы, но злобный враг не внял им и занес свой меч над тем, что свято и дорого, сразить его своим мечом – дело чести. Сразить не по злобе, а оставаясь внутренне спокойным и уравновешенным – ибо вершишь правое дело. Посмотри на лики святых воинов. Ни на одном ты не увидишь гнева, отвращения к врагу, жажды мести. Георгий Победоносец, поражая змея, бесстрастен и светел. Так же и преподобный Сергий Радонежский, благословляющий Дмитрия Донского на битву с Мамаем, и святые иноки-воины Ослябя и Пересвет. Мужество и любовь всегда идут рука об руку. Когда, сражаясь за правое дело, воин бесстрастен и готов протянуть руку вложившему меч в ножны врагу, ему незримо помогает воинство небесное – все ангелы и архангелы со святыми и великомучениками. Заповедь любви мощнее любого оружия. Враг, побежденный ненавистью, рано или поздно окрепнет и восстанет на тебя или на твоих потомков. Тогда войнам не счесть конца. Враг, побежденный любовью, становится другом. Убедил?

– Тут есть над чем задуматься.

– Тогда попей кипяточку – самовар уже вскипел, поразмышляй немного, а мне, извини, пора в церковь, готовиться к литургии.

По образу и подобию

Я пробыл в Лацком три дня. С удовольствием играл с детьми, пилил дрова, помогал Соне на огороде, а по утрам, когда село только-только просыпалось, купался в Латке и потом под тихое гудение самовара в церковной сторожке беседовал с отцом Николаем. Когда-нибудь я опишу эти беседы более подробно, поведаю о судьбах героев моего бесхитростного повествования, о своей жизни в эмиграции, о возвращении на родину, об истории возникновения нашего монастыря и о многом другом. Но сейчас к нашему храму и кельям со всех сторон подступает вода. Каждая минута потерянного времени может обернуться утратами. Поэтому расскажу лишь о главном – о последних минутах жизни отца Николая.

Как-то в одной из бесед он сказал, что любовь бывает двух видов: младенческая, выражаемая в радости принятия даров, радости общения с теми, кто одаривает (такова любовь младенца к матери), и зрелая, выражаемая в радости дарения того, что как бы принадлежит тебе (на самом деле человеку ничего не принадлежит в этом мире – все вокруг Божье, но об этом отдельный разговор).

Любовь, выражаемая в радости принятия, рождает желания. Желания, если они исполняются, приносят кратковременный восторг, а если не исполняются или исполняются не в полной мере, становятся причинами обид, разочарований, озлобления и всего спектра отрицательных эмоций.

Любовь, выражаемая в радости дарения, уносит нас за пределы всей этой суеты. Она создает чувство принадлежности между любящим и любимым – таинственное единение, не знающее пространственных и временных ограничений. Эта любовь действенна сама по себе. Мать интуитивно ощущает беду или радость сына, находящегося от нее за много верст. Молитвы, исполненные любви и сострадания к страждущему, отгоняют от него смертельную болезнь.

Дорога, ведущая человека от радости принятия к радости дарения, называется благодарностью. Все в этом мире: вода, земля, воздух, пение птиц, аромат цветов, солнце, звездная россыпь над головой, любящие глаза матери и сама человеческая жизнь и все таланты человека – бесчисленные дары Бога. Осознав это, невозможно не возлюбить Творца. Любящий Творца видит красоту Его творения в каждой былинке, в каждом встречном (если кто-то говорит о любви к художнику и чернит его картины – не верьте ему). Вершина радости дарения – Христос, положивший на алтарь любви к людям самою свою жизнь.

Знал ли отец Николай, что и ему уготовлен был Господом мученический венец? Вот что рассказали о событиях тех лет очевидцы.

После революции власть на селе перешла к волостному совету, а точнее, к его председателю – бывшему приказчику галантерейного магазина из Петербурга Городничеву, возглавившему также местную ячейку РКП(б) и комитет бедноты. Селяне долго не принимали Городничего всерьез – в крестьянском деле не бельмес не смыслит, один лишь гонор. Однако отсутствие знаний и опыта бывшему приказчику с лихвой заменяла классовая ненависть к «мироедам и попам». Отец Николай воспринимался им как конкурент в борьбе за умы крестьян, поэтому был объявлен врагом народа. В доме у священника провели обыск якобы с целью обнаружения укрытого хлеба. Кровати перевернули, истоптали сапогами белье, книги по полу расшвыряли, побили часть посуды. Для устрашения сельчан и демонстрации силы провели обыски еще в ряде домов. Крестьяне – народ мирный: пороптали и стихли. Но дальше становилось хуже и хуже. Массовые обыски и изъятие хлеба – не излишков, а всего без остатка, стали обычным делом. Иногда это сопровождалось избиениями. Новые власти проводили также и «монополию» для своего пропитания: забирали сукно и другие вещи, ничего за это не платя. В октябре 1918 года до Мологских краев докатились волны Ярославского восстания[141]141
  Ярославское восстание – было организовано Союзом защиты родины и свободы. Целями восставших являлись ликвидация большевистской диктатуры, восстановление политических и экономических свобод, созыв Учредительного собрания и ряд других.
  В ночь на 6 июля 1918 года заговорщики (105 человек, вооруженных 12 револьверами) напали на склад с оружием и захватили его. Из города были посланы 30 вооруженных милиционеров с целью выяснить, что происходит на складе, но они сразу же присоединились к восставшим. Позже на сторону восставших перешла вся городская милиция.
  Вооружившись, повстанцы разбились на группы и двинулись в город, где на их сторону перешел автоброневой дивизион. К утру ими был захвачен Губернаторский дом, в котором находились исполком и ГубЧК, заняты почта, телеграф, радиостанция и казначейство. Руководители восстания объявили о записи в добровольческую армию. В первые же дни записалось около шести тысяч человек, которым оказывали поддержку местное духовенство, интеллигенция, а также крестьяне некоторых пригородных сел. По сообщению Мологской газеты «Известия», во время восстания в Ярославле 27 призванных из Мологского уезда красноармейцев также добровольно сдались в плен к восставшим.
  В подавлении восстания приняли участие отряды красной гвардии и части «интернационалистов» (в частности, китайцев, германских и австро-венгерских военнопленных). Город непрерывно обстреливали артиллерия и бронепоезда, бомбили с аэропланов.
  Отчаявшись сломить сопротивление ярославцев, командир сил на южном берегу Которосли Ю. Гузарский 16 июля 1918 года телеграфировал командованию: «Срочно шлите 10 000 снарядов, половина шрапнель, половина гранат, а также пятьсот зажигательных и пятьсот химических снарядов. Предполагаю, что придется срыть город до основания».
  Газета «Правда» призвала народ к мщению, напечатав 14 июля 1918 года следующее обращение: «В Ярославле убиты восставшими белогвардейцами Доброхотов… Закгейм… Нахимсон… Убиты самые стойкие, испытанные борцы пролетарской армии… Товарищи ярославцы! Мы ждем от вас ответа: сколько сотен гадов и паразитов истребили вы за эти три драгоценные жизни наших друзей? Поп, офицер, банкир, фабрикант, монах, купеческий сынок – все равно. Ни ряса, ни мундир, ни диплом не могут им быть защитой. Никакой пощады белогвардейцам!»
  Красные подвергли город артиллерийскому обстрелу «по площадям». Уничтожались улицы и целые кварталы. В охваченной восстанием части города было уничтожено до 80 % всех строений. В городе бушевали пожары. После взятия Ярославля 21 июля 1918 года в городе начались массовые расстрелы участников восстания и сочувствовавших им лиц.


[Закрыть], и обокраденные до нитки новыми властями крестьяне стали браться за оружие[142]142
  Более грозные, чем в Мологском уезде, восстания прокатились тогда по всей России. Так, в Тамбовской губернии армия Тухачевского (55 тыс. военнослужащих) расстреляла в восставших деревнях чуть ли не все мужское население, а против укрывшихся в лесах крестьян применяла отравляющие газы. Не последнюю роль в разгроме крестьянского бунта сыграли жестокие репрессивные меры: захваты заложников, массовые расстрелы крестьян, уничтожение сел и деревень, создание концлагерей.


[Закрыть].

Недалеко от Лацкого, в Веретее, восставшие обрезали у почты провода, затем разгромили волисполком, арестовали председателя, бывших там милиционеров, красноармейцев и двух-трех сотрудников. На другой день арестованных привели на кладбище и, решив расстрелять, поставили лицами к церковной стене. Кто-то из сельчан сообщил о готовящейся расправе отцу Константину. Отец Константин, когда-то в спорах с отцом Николаем, агитировавший «предавать безбожников анафеме и скидывать с трона», на этот раз встал в один ряд с приговоренными к смерти и, повернув лицо к жаждавшей крови пастве, воскликнул: «Что вы делаете? Всякая власть от Бога! Стреляйте тогда и в меня!» Крестьяне растерялись – отец Константин как справедливый и добрый пастырь пользовался авторитетом. Посовещавшись, казнь отменили, тем самым сохранив и свои жизни (в одну из ночей Веретею занял отряд латышских стрелков, направленных в Мологский уезд для подавления крестьянских восстаний, месть была бы страшной[143]143
  При подавлении Веретейского восстания красноармейцами были расстреляны восемь крестьян родом из соседних с Веретеей деревень: Груздев Алексей Фомич из деревни Сысоево, Жилкин Александр Александрович из деревни Обухово, Турусов Димитрий Иванович и Васин Степан Васильевич из деревни Дуброво, Цветков Михаил Александрович из деревни Прямик, Соколов Василий Иванович и Захаров Николай Семенович из деревни Кашино, Нориков Михаил из деревни Лямино.


[Закрыть]).

В Лацком события развивались иначе. Там крестьяне никого не арестовывали и не обрезали проводов связи. Но в один из октябрьских дней в село явились вооруженные люди из соседних деревень. Силою и призывами: «Если не мы, то кто ж другой?» они увели с собой несколько сельчан на борьбу с большевиками. В Харино их группа должна была объединиться с другими отрядами. Только мужчины скрылись за окраиной села, как к отцу Николаю явилась делегация их жен и матерей, уговорившая священника провести молебен за здравие и скорейшее возвращение ушедших. Отец Николай провел молебен, и к вечеру того же дня все «борцы с большевиками» вернулись по домам целыми и невредимыми. По дороге к Харино их застал сильный дождь, они промокли и решили отложить борьбу с советской властью до более благоприятных погодных условий. На другой день стало известно, что в мологский уезд прибыл карательный отряд латышских стрелков для расправы с врагами советской власти; дошли слухи о расстрелах священников в соседних приходах. Крестьяне советовали отцу Николаю на время скрыться, предлагали убежище: «Батюшка, пойди в любую избу, и будешь цел». Но он неизменно отвечал: «Я не совершал никаких преступлений». А еще через два дня в село вошли латышские стрелки и запросили у комитета бедноты информацию о «врагах народа». Городничев, пользуясь случаем свести счеты с ненавистным ему попом, указал на отца Николая. Священнику вменили в вину молебен за здравие собиравшихся воевать с большевиками сельчан (Городничев утверждал, что это был молебен о даровании победы над большевиками, а в свидетельства тех, кто лично присутствовал на молебне, красноармейцы вникать не стали). Без суда и следствия священника арестовали прямо в церкви и повели на расстрел за огороды к реке. Несколько женщин, работавших неподалеку в капустниках, среди них и Марина Мосягина, спрятались в кустах и видели, как все происходило. Перед тем как раздались выстрелы, отец Николай перекрестился, промолвил: «Господи, прости им: не ведают, что творят!», поднял руку и благословил целившихся в него из винтовок красноармейцев. Раздались выстрелы, отец Николай упал. Стрелки подошли к нему, сорвали с груди серебряный крест и заспорили о том, кому из них он должен достаться. Потом, побоявшись, что за спором о малом потеряют большее, поспешили в дом священника, где в это время другие члены отряда производили грабеж. Под видом обыска красноармейцы унесли из дома все ценные вещи, скрипку отца Николая, серебряные ризы с икон.

Да, отец Николай[144]144
  Николай Любомудров причислен к лику священномучеников Архиерейским собором Русской православной церкви 20 августа 2000 года. Его супруга, Софья Петровна Любомудрова, впоследствии тоже претерпевшая за веру, занесена в списки «Новомучеников и исповедников РПЦ ХХ века».


[Закрыть] знал и предчувствовал, но не убоялся, не спрятался – прошел крестный путь, не озлобившись на гонителей, сохранив верность заповеди любви.

Кто-то скажет: «Ну и глупо – спрятался бы на пару дней, и жил себе дальше». Но у тех, кто исполнен любви, свои мерки пространства и времени, жизни и смерти, потому что любовь объединяет земной мир и небесные чертоги в единое целое. В этом единстве тот, кто не отрекся от заповеди любви на пороге смерти, обретает бессмертие и сам становится светочем для людей. Любящий Бога – воистину Его образ и подобие!

8. Обращение лейтенанта Байдера

Размышления

Лейтенант перелистал страницы лежащих перед ним тетрадей и вернулся к последней строке: «Любящий Бога – воистину Его образ и подобие!». Прочитал ее вслух, закрыл глаза, повторил несколько раз про себя. Память оживила все когда-то виденное, слышанное, пережитое и тут же вспышкой озарения соединила, казалось бы, разрозненные события в единое целое. Стали понятными и просьба Серапиона рассказать об Алисе и отце Петре, и кто такой «барин», которому Настя должна передать тетради. Но самое главное – это неожиданно пришедшее к Евгению Иосифовичу понимание того, что вся его жизнь до этого момента была лишь прелюдией к настоящей жизни. А настоящая только-только начинается, потому что только сейчас он всеми фибрами своей души, каждой клеточкой тела осознал – нет чужой боли и чужой радости, мир един, ибо основа его – любовь. Как все просто и необычайно высоко! Как на фоне заповеди любви убога и зверина другая заповедь, которой Евгений Иосифович Байдер следовал всю свою сознательную жизнь – заповедь ненависти, заповедь насилия, заповедь классовой борьбы.

В Мологском уездном НКВД был стенд с портретами чекистов, погибших в борьбе за советскую власть. Среди них и портрет Иосифа Ароновича Байдера, отца лейтенанта. В первые годы советской власти, провозгласившей равенство всех наций, отделившей церковь от государства и уравнявшей все вероисповедания, в ряды чекистов хлынул поток униженных в годы царизма национальных меньшинств: латышей, поляков, евреев. Они были преданы новой власти до мозга костей, но православную культуру воспринимали как нечто чуждое или даже враждебное им. Потом «на работу» в ЧК потянулись прикрывавшиеся революционной риторикой, но искавшие своей выгоды преступные элементы и люмпен-пролетариат. Для них уже любая культура представлялась чем-то чуждым, непонятным. Идейных чекистов с «холодным умом и чистым сердцем» тогда можно было перечесть по пальцам. Бесконечные зачистки «карающего меча революции» вплоть до расстрелов руководителей высшего ранга положения не спасали, потому что беспрецедентная жестокость органов ЧК была предопределена не столько кадрами, сколько культивируемой по всей стране заповедью ненависти. Необходимость и правомочность насилия пролетариата над эксплуататорами, кулаками, мироедами, попами и несознательными элементами обосновывалась трудами классиков марксизма, выступлениями вождей, бесчисленными статьями в газетах, призывавшими к борьбе, расстрелам, мести…

Подлинные герои не те, чьи портреты украшают стенды в уездных НКВД, а их безвинные жертвы – апостолы достоинства и чести. О жертвах, а не о палачах с болью и нежностью вспоминают на Руси в тишине крестьянских изб. Сила их духа, сила объединяющей людей любви была и остается самой востребованной силой в мире.

Нет, у лейтенанта Байдера, когда он ответил Серапиону, что не знает ни Алисы, ни отца Петра, не было намерения ввести монаха в заблуждение – в тот момент эти имена, как нечто мимолетное, были сокрыты от него сотнями других имен, связанных с громкими делами, с личными обидами, наградами или потерями. Как быстро все меняется: значимое источается до мимолетных эпизодов, а казавшееся когда-то мимолетным соединяет с вечностью. Отец Петр, настоятель Скорбященской церкви в Петербурге, духовник автора записок был в числе первых жертв Красного террора[145]145
  Красный террор – комплекс карательных мер, проводившихся большевиками против социальных групп, провозглашенных классовыми врагами (к этой группе относились и священнослужители), а также против лиц, обвинявшихся в контрреволюционной деятельности. Служил средством устрашения как антибольшевистских сил, так и всего населения.
  Ф. Э. Дзержинский, инициатор Красного террора, определял его как «устрашение, аресты и уничтожение врагов революции по принципу их классовой принадлежности». Согласно Роберту Конквесту, всего по приговорам ревтрибуналов и внесудебных заседаний ЧК в 1917–1922 годах было расстреляно 140 тысяч человек. Исследователь истории ВЧК О. Б. Мозохин называет другую цифру – 50 тысяч человек. Точная цифра вряд ли будет когда-либо установлена, так как далеко не все карательные меры, включая расстрелы, документировались.
  Для сравнения: в царской России – «тюрьме народов», как ее называли большевики, с 1825 по 1905 год по политическим преступлениям было вынесено 625 смертных приговоров, из которых только 191 был приведен в исполнение.


[Закрыть]. Лейтенант Байдер знал об обстоятельствах его гибели из рассказов отца. Произошло это в январе 1918 года, когда по приказу комиссара общественного призрения Александры Коллонтай в Александро-Невскую лавру с целью реквизиции помещений и церковного имущества были направлены матросы и красногвардейцы.

«На территории лавры было полно народа, – рассказывал Иосиф Аронович. – Гремел набат. Нас распределили по объектам. Несколько ребят остались дежурить у ворот, чтобы не допускать в лавру посторонних лиц, кто-то полез на колокольню. Меня и человек семь послали в Митрополичий корпус. В коридоре к нам подступила толпа баб. С нами были две большевички, подруги Коллонтай. Они попытались растолковать верующим, что помещения лавры нужны новым властям для размещения в них беспризорных детей, а позолота с икон пойдет на закупку хлеба голодающим[146]146
  «Забота» большевиков о детях и голодающих была своего рода ширмой для оправдания разграбления храмов и экспроприации ценностей у «классовых врагов». Основную долю этих богатств они тратили на то, чтобы удержаться у власти. В сентябре-октябре 1918 года два «золотых эшелона» с 95 535 кг желтого металла было отправлено в Берлин в качестве платы за подписанный в Бресте мирный договор.
  Помимо золота большевики откупались и территориями. Финляндия, страны Балтии, Польша, Западные Украина и Белоруссия – ни Колчак, ни Деникин, ни Юденич, ни другие лидеры «белого движения» не были готовы к таким жертвам – только большевики! Генерал Маннергейм предлагал Колчаку помощь в борьбе с большевиками, если он признает независимость Финляндии. Колчак отказался.
  Голод, разруха, беспризорные дети, развал и крушение империи – это следствие учиненного большевиками насилия над Россией, а не козни «классовых врагов».


[Закрыть]. Но бабы упрямые попались – никак не хотели расходиться по домам. С улицы вошли два священника, и один из них, вместо того чтобы утихомирить паству, стал нас увещевать не производить насилия над верующими, не издеваться над народными святынями. Кто-то из наших вскинул револьвер и пальнул в него. Священник осел на пол, изо рта кровь брызнула, глаза закатились. Все бы ничего, справились бы и с бабами, но одну из наших большевичек вдруг зашатало из стороны в сторону, она упала на колени, ткнулась попу в грудь, ухватилась ручками за его рясу и зашлась в крике: “Батюшка Петр! Батюшка Петр! Прости за слепоту – не ведала, что творим!” Я рядом стоял. Мне бы оттащить ее, а меня будто кто по рукам связал – ни единым пальчиком не могу пошевелить, аж мурашки по коже пошли и пот на лбу выступил. Подруга ее тоже в ступоре поначалу стояла, а потом как завизжит: “Алиса, бежим отсюда!” И тут же рядом сразу несколько женщин заголосили: “Батюшку Петра убили!”, “Изверги!”, “Убийцы!” Толпа на нас накинулась: плюются, винтовки у бойцов из рук вырывают. Тут уж не до Алисы – так и осталась с попом рядом лежать, а мы, сбившись в кучку и прикрывая шинелями головы, двинулись к выходу. На площади немного пришли в себя, у кого осталось оружие – постреляли в воздух да и ушли в тот раз из лавры ни с чем[147]147
  Протоиерей Петр Скипетров скончался вечером 19 января 1918 года.
  21 января состоялся всенародный крестный ход из всех питерских церквей в Александро-Невскую лавру и затем по Невскому проспекту к Казанскому собору. Здесь митрополит Вениамин обратился к народу со словом об умиротворении страстей и отслужил молебен и панихиду по протоиерею Петру.
  Волна народного протеста, поднявшаяся после убийства отца Петра Скипетрова, заставила большевиков отступить – вплоть до 1933 года они не предпринимали попыток закрыть Александро-Невскую лавру.
  Постановлением Священного Синода Русской православной церкви от 26 декабря 2001 года имя отца Петра включено в Собор святых Новомучеников и Исповедников Российских.


[Закрыть]. До сих пор не могу понять – почтенных лет старичок, семьянин, а ровно как сам свою смерть искал. Рассказывали, что того священника у ворот в лавру сын пытался вразумить, а позже семинарист какой-то увещевал уйти от греха подальше – кругом стреляют, пулеметы развернуты – глупо с пустыми руками на рожон против силы лезть. Но самое непонятное во всей этой истории с лаврой – кто мне тогда руки без веревок вязал, кто страхом сердце сковывал? Даже на фронте, лицом к лицу с врагами ничего подобного не испытывал. После того я и к водочке пристрастился – она мыслям расползтись не дает. А большевичка та, говорят, в монашки подалась – что-то у нее в голове сдвинулось».

«Вот и в моей голове что-то сдвинулось, – подумалось лейтенанту, – а как от этого радостно на душе!» Потом пришли другие мысли: «Как там Настя и Курт – добрались ли до конторы НКВД? Всякое может статься, если не приведется свидеться, надо будет самому исполнить просьбу Серапиона и передать тетради “барину”. Конечно же, старик имел в виду Морозова – другие баре давно за границей или в лагерях».

С «последним помещиком России»[148]148
  В 1921 году Н.А. Морозов передал имение Борок Советскому государству, но в 1923 году специальным постановлением Совнаркома СССР на основании личного распоряжения Ленина усадьба была возвращена прежнему хозяину в пожизненное владение «за заслуги перед революцией и наукой», что дало Морозову повод шутливо называть себя «последним помещиком России».


[Закрыть] Евгений Иосифович знаком был лично – общался в первый год своей чекистской карьеры. Не особо приятное вышло тогда общение. До уездной ЧК дошли сведения о дружбе Морозова с сосланным в мологские края из Ленинграда лютеранским богословом Муссом[149]149
  Мусс Курт Александрович (1896–1935) – родился в Санкт-Петербурге. Закончил богословское отделение Юрьевского университета, затем – православный (!) Петроградский Богословский институт. В апреле 1923 года был приговорен к 3 годам лагерей, но в июне 1924-го освобожден и направлен на поселение в деревню Кашеварка Лацковской волости, расположенную в трех километрах от усадьбы Борок. У него завязываются с хозяином Борка приятельские отношения, и в июне 1926 года Морозов ходатайствует перед Сталиным о предоставлении Муссу права на свободное проживание. Курт возвращается в Ленинград и становится пастором в Петеркирхе (Петропавловская церковь), где окормляет русскую лютеранскую общину Иисуса Христа. В 1929 году пастор Мусс вместе с женой (Еленой Мусс-Чернышевой) был арестован по «Делу кружков Закона Божия при лютеранских церквях Ленинграда» и в августе 1937 расстрелян.


[Закрыть]. Начальство поручило молодому сотруднику провести беседу. Евгений Иосифович явился в усадьбу и потребовал от ее хозяина прекратить дружбу с врагом советской власти. Морозов в ответ выставил чекиста за порог и велел управляющему принять меры, чтобы впредь таких наглецов до него не допускал. Начальство накатало жалобу на помещика Дзержинскому. Спустя пару недель пришла из Москвы бумага, что пастору Муссу прощаются все прегрешения и дается право на свободное проживание в любой точке Советского Союза. Вот с какими связями оказался борковский барин! Больше Евгений Иосифович в Борок носа не совал.

«При случае, коль доведется свидеться с Николаем Александровичем, – прощения попрошу за былое хамство», – решил лейтенант.

За окнами начинало светать. Какое-то время Евгений Иосифович сидел в задумчивости и наконец задал сам себе уже давно подспудно зревшие в голове вопросы: «Как совместить заповедь любви с работой? Если Бог один у всех, разница лишь в обрядах да толкованиях, то какую веру мне, еврею, исповедовать, и главное – где найти наставника, способного направить, поддержать, научить неофита молитвам и обрядам?»

Помолчал, вслушиваясь в доносящиеся из леса голоса птиц, будто не он сам, а эти птицы должны были ответить. Птицы самозабвенно свиристели о своем, птичьем. Им не было никакого дела до лейтенанта НКВД с его вопросами, они просто жили своей жизнью по установленным для них Творцом законам. Не найдя ответа, Евгений Иосифович оставил разрешение вопросов до лучших времен и, поднявшись из-за стола, заковылял из избы во двор – посмотреть на мерную щепочку.

Воды прибыло. Она почти доходила до крыльца, но до пола в избе такими темпами ей еще день или два добираться, а значит, можно спокойно ложиться спать.