Текст книги "Командировка в лето"

Глава 15

Проснулся Глеб на сей раз где-то в районе пяти, и пробуждение это было отнюдь не печальным. День еще только начал переходить в густые южные сумерки, занавеску распахнутого настежь окна шевелил прохладный предвечерний ветерок, и дышалось в этой благодати удивительно легко и спокойно.

Глеб уселся за шикарный санаторский письменный стол и, раскрыв любимый походный ноутбук, принялся за работу. Вчерне набросал сценарный план, обозначил возможные места съемок, прикинул, кого стоит проинтервьюировать.

Так: начальник милиции – обязательно, пара-тройка местных бизнесменов, в том числе – генеральный «Шератона».

Ларин его как-то видел по ящику, мужик фактурный, да и разговаривать вроде умеет.

И обязательно улицу.

На исходник – пару десятков «проходок», потом при монтаже лишнее само отсеется.

А вот депутаты – пошли они на хрен.

Перебьются.

Неплохо бы еще, кстати, и погранцов зацепить – рядом граница мятежной Абхазии, как там, все в порядке?

Надеюсь, что в порядке…

Так, что еще?

Ага.

С моря бы хорошо поснимать, с катера.

Должен же быть у местной власти какой-никакой катерок?

Обязательно должен.

А это простенькая вроде штука, но настроения добавить должна.

Нужного такого настроения.

Слегка ностальгического.

И – музыка.

Фоновая, но в то же время несущая весьма серьезную смысловую нагрузку.

Что-нибудь типа «Утомленного солнца».

Надо потом будет порыться в архивах.

Здесь важно, чтоб слегка потрескивало.

Чтоб старики за сердце схватились, да и молодежь пробило на легкую эдакую тоску.

Это очень важно, стоит пометить.

Так, что еще?

Психа, может, какого среди аборигенов подыскать? Краеведа там какого-нибудь, насмерть влюбленного в каждую галечину на местном пляже? Чтоб рассказал об истории вопроса…

Нет.

Лишнее.

Перегруз.

Знаем мы этих психов, сначала весь формат к едрене матери переломает, а потом еще руководство Канала кляузами замучает: какое право имели нахальные журналюги, жирующие на народные деньги, вырезать именно это его слово, обращенное к тому самому народу.

На фиг, на фиг…

К терапевту…

Но мысль-то, в сущности, верная – чуток истории не повредит.

Стоп!

У них же здесь где-то дача должна быть!

Та самая, Отца Народов!

Блин!

А ведь это тема…

И в формат ложится так, будто специально под него придумана!

Наследие Империи!

А это, ныне, господа, – ой как модно…

Помечаем…

Когда Глеб оторвался от компьютера, за окном было уже конкретно темно, а в животе не менее конкретно урчало. Он лениво потянулся, накинул куртку, сунул во внутренний карман бумажник, а в боковой пачку сигарет и зажигалку и отправился проторенной вчера дорожкой в «Панораму». Перекусить наскоро и, быть может, выпить пару-тройку стаканов виски – как-никак, заслужил.

Одна идея с дачей Сталина чего стоит…

Может, в профессиональные пиарщики податься?

Да нет, ну его на фиг…

Противно…

В баре его встретил все тот же приглушенный оранжевый свет, пара вчерашних девиц у стойки и в совершенный дребадан пьяный Художник в обнимку с литром «Ред Лейбла», который немедленно сообщил, что Князь с Корном рванули в город по каким-то неимоверно срочным делам, увезя с собой Игорька, а негодяй Рустам послал его на хер и отправился спать в номер.

Вот он, Художник, и надирается здесь, в этой гребаной меланхоличной атмосфере курортного разложения, причем, что характерно, в совершенно не подобающем мужчине его лет и комплекции одиночестве.

Точнее, уже нажрался.

А посему, счас выпивает с любимым начальником по пятьдесят и немедленно отправляется баиньки.

Не то завтра, чего гляди, всю «вертушку» облюет.

Что в присутствии городского головы будет политически неправильно, да и по-человечески как-то некорректно.

Так что, давай, шеф, махнем, и я пошел.

Тихо-тихо так…

Ножками…

Пока еще несут, заразы…

Так они, собственно говоря, и поступили.

А потом Глеб заказал молоденькой симпатичной официантке овощной салат и бризоль, съел их и о чем-то задумался, уткнувшись в рюмку любимого «Ахтамара».

Так задумался, что даже не заметил, как за его столик присела очаровательная молодая женщина.

Настолько очаровательная, что в ее присутствии любому более или менее воспитанному человеку надлежало немедленно встать и щелкнуть отсутствующими шпорами.

Или, на худой конец, сорваться на другой конец города за цветами.

Или хотя бы заказать бутылку самого лучшего шампанского, какое только найдется в этой поганой дыре.

Но Ларин и вправду задумался.

Так задумался, что привело его в чувство только мелодичное:

– Здравствуйте. Не помешаю?

Видок у журналюги, надо отдать ему должное, был настолько ошалелый, что женщина невольно рассмеялась, изящно прикрывая идеальной формы рот с полными чувственными губами узкой ладонью с массивными серебряными кольцами.

– Что? А?.. Да… Нет, конечно… – Глеб постепенно приходил в себя, глядя на неожиданный подарок судьбы и уже смутно понимая, что подобного рода подарки просто так не случаются.

Не дарит злодейка-судьба просто так таких подарков, ой, не дарит…

Незнакомка снова улыбнулась, и Ларин неожиданно понял, что он ее откуда-то знает.

Ах, да…

Корн же вчера рассказывал…

– Меня зовут Ольга, – представилась девушка, подтверждая его догадку. – Вы меня кофе не угостите?

Ларин уже взял себя в руки и потому смог вполне театрально поморщиться:

– Фи, кофе… Как-то это… м-м-м… неправильно, милая Оленька. Таких красивых женщин принято угощать лучшим шампанским…

Ольга неожиданно абсолютно искренне фыркнула:

– Тогда уж лучше коньяк. Такой же, как у вас. Терпеть не могу шампанское: слишком долго проработала манекенкой, перепила… Профессиональный напиток, знаете ли. Между каждыми двумя проходами – по бокалу, иначе эту потогонку просто не выдержать.

Глеб пожал плечами и показал пробегающей мимо официантке на свой бокал, потом поднял два пальца.

Потом еще немного подумал и заказал целую бутылку.

Чего уж там.

Мелочиться-то.

Не пропадет…

Аккуратной струйкой разлил драгоценный янтарный напиток по бокалам.

Вздрогнули.

Глеб ожидал, что леди только слегка пригубит свою порцию.

Ага.

Ольга столь залихватски отправила коньяк по месту назначения, что Ларин посмотрел на нее с нескрываемым уважением.

А она только расхохоталась.

И правда, чего уж там.

Люди взрослые…

Ольга снова лукаво посмотрела в глаза Глебу.

Спокойно так. Вдумчиво. Даже с некоторым вызовом.

– Наверное, мучаетесь вопросом: «Чего эта стерва мне навязывается»?

Глеб недоуменно пожал плечами.

– А вот это глупо. Переигрываете, девушка. Во-первых, льщу себя надеждой, что пока еще не настолько плох, чтобы мной нельзя было интересоваться. Во-вторых, счастлив тот мужчина, которому «навязываются» такие женщины. Ну, и в-третьих, у меня есть правило: ни о чем таких женщин не расспрашивать. Захотите – сами расскажете…

Ольга снова расхохоталась.

– Ой, да бросьте вы, Глеб… Вы ведь Глеб, так? Вам же наверняка Андрюша Корн все про меня рассказал… У меня свой небольшой бизнес: модельное агентство, сейчас не сезон, девочки практически без работы, а вы, насколько мне известно, снимаете рекламный фильм о Южноморске… Вот я и подошла поинтересоваться, может, найдется какая-нибудь работенка? Хоть в массовке, хоть как. Они у меня на гонорарах, зарплаты маленькие, а до сезона еще целых два месяца. Даже три…

Глеб про себя облегченно вздохнул.

Его мысли о цели знакомства были… гкхм… куда более мрачными.

Всякого, знаете ли, повидать пришлось. А в этом городишке, судя по всему, начиналась игра на деньги.

На вполне, знаете ли, большие деньги, господа. Зеленого такого цвета. С портретами не наших президентов.

И минимум с семью, а то и восемью нулями…

Но вроде не врет.

Даже как-то жаль огорчать девушку.

Ларин громко вздохнул и с сожалением развел руками.

– Увы, вас, Ольга, не совсем правильно информировали. Я и вправду снимаю фильм о городе. Но вот только не рекламный, а документальный. И в моей смете расходов на массовку не предусмотрено. А жаль. Честное пионерское…

Лицо Ольги и впрямь было разочарованным.

– Господи, а я-то, дура, надеялась… Опять придется девкам в долг давать… Ладно, Глеб, извините, я пойду тогда.

Глеб, неожиданно даже для самого себя, наклонился и накрыл ее узкую ладонь своей.

– Подождите, Оля… Во-первых, мне действительно жаль, что я ничем не могу вам помочь, а во-вторых, мой проект финансирует некий господин Князев. Если хотите, могу с ним попробовать поговорить…

Ольга слабо и даже как-то беспомощно улыбнулась.

– Дима? Дима даст, безусловно, вот только он все поймет… А попросить у него денег я могу и так. Но не хочу. Ладно, ничего страшного, прорвемся на старых запасах… Спасибо вам за сочувствие, Глеб. Еще раз извините.

И слабо пожала его руку своей узкой ладонью.

Глеб всплеснул руками:

– Да куда же вы, Оля? Нехорошо как… Хоть коньяку со мной выпейте, что ли… Нельзя же так уходить.

Ольга неожиданно горько усмехнулась:

– Коньяку, говорите? А знаете, Глеб, можно, я с вами не просто выпью, а напьюсь? В стельку… В дребадан. Господи, что ж за тоска-то такая… Как, одобряете идею?

– Ну, знаете, Ольга… От таких предложений не отказываются. К тому же уж лучше со мной…

Ольга глубоко вздохнула, сама плеснула себе в бокал щедрую порцию коньяка, резко, залпом, выпила.

– Что, так заметно? И почему это с вами лучше, чем с кем-нибудь еще?

Глеб вздохнул в ответ, снова разлил напиток по бокалам, аккуратно отделил ломтик лимона из слежавшейся горки.

– А я порядочный…

…А потом была безумная ночь.

Дерзкая, ветреная, жадная.

Самым безумным моментом их игр был тот, когда он брал ее на балконе, в серых предутренних сумерках, над шумящим и рокочущим морем: голую, безумно красивую и столь же безумно беззащитную, в нелепых черных ботфортах выше колен, которые она почему-то отказалась снимать, закусывающую нижнюю губу, чтоб не сбежались на ее крики вся обслуга и немногочисленные гости элитного санатория.

А потом, когда уже совсем рассвело, Глеб пошел ее провожать мимо поста охраны, и прямо на крыльце они неожиданно столкнулись с вылезающим из машины измотанным, злым, небритым и абсолютно трезвым Князем.

Князь пожал Глебу руку, рассеянно чмокнул Ольгу в щечку и махнул рукой водителю, велев тому подвезти даму домой.

А потом, когда она уехала, с неожиданным уважением посмотрел на Ларина.

– Да, Глеб, ну, ты даешь… И когда только успел? Самая роскошная баба в городе… Мне, между прочим, не дала…

Ларин хотел было обидеться и даже подумывал дать Князю в морду, но потом понял, что говорит тот вполне искренне.

И для Ольги в этом, кстати, нет ничего оскорбительного.

А Князь тем временем обессиленно опустился прямо на высокие мраморные ступеньки крыльца, прикурил, прикрываясь руками от налетевшего утреннего ветерка, слегка помятую сигарету, похлопал рядом с собой рукой, приглашая присоединиться.

Ларин хмыкнул, но сел, тоже прикуривая.

– Значит так, Глеб: съемки на сегодня отменяются. Алексея Игоревича дернули в Москву. По идее, там все должно быть в порядке, и тогда завтра он вернется. Вот после этого и слетаем.

Глеб недоуменно поднял бровь домиком:

– А если не в порядке?

Князь досадливо поморщился.

– Не гони. Вероятность того, что «не в порядке» – ноль целых, хрен десятых. Просто в Администрации страхуются: чтоб Сочнов остался мэром – вполне в их интересах, несмотря на некоторые его мелкие грешки. Так, почистят слегка… с песочком… чтоб не борзел не по делу, и отпустят в родные пенаты.

Глеб поежился.

Выходя, он по вполне понятной причине не стал надевать куртку, а утренний бриз был довольно прохладен.

– Ну, а все-таки?

– Что «все-таки»? Какие еще «все-таки»? – Князь явно начал заводиться, потом так же неожиданно расслабился и улыбнулся. – Никаких «все-таки», старик, нашим планом не предусмотрено. Так что спокойно занимайся своим делом. Тебе, кстати, что-нибудь нужно?

Глеб перечислил.

Князев слегка поморщился:

– Ну, это не проблема. На сталинской даче сейчас санаторий, не из лучших, но и не из худших. Пустят, куда денутся. Такая реклама… То же самое и по «Шератону». Больше, чем их генеральный, в переизбрании Сочнова мало кто заинтересован… Катер есть у погранцов, есть и у эмчеэсовцев… Тоже не беда. С границей сложнее, надо получать разрешение в округе. Вояки, сам понимаешь, излишняя инициатива у них наказуема… Ладно, решим… Сценарий-то дашь посмотреть?

Ларин недоуменно поднял взгляд на своего временного работодателя.

Тот его что, совсем за дурака держит?

Князь усмехнулся:

– Глеб, я хочу, чтобы ты мне поверил. Фильм – твой. Никакой «джинсы». Абсолютно непредвзятый взгляд. Иначе это будет та самая глухая заказуха, которая скорее повредит делу, чем поможет. Так что никакой цензуры не будет. Не дождешься. Если б мне был нужен просто продажный профессионал, поверь, я бы такого легко нашел. И без всяческого рода геморроев, которые поимел на свою несчастную задницу, привлекая к работе звезду твоего калибра. Вот и все. Захочешь – покажешь, не захочешь – не покажешь. Твое право. Исключительное и суверенное.

Глеб задумчиво почесал слегка взъерошенный утренним бризом затылок:

– Слушай, Дим… Как ты думаешь, коньяку нам где-нибудь здесь в такую рань нальют?

Князь измученно рассмеялся:

– Хорошая тема… Пойдем, есть тут одно местечко…

Глава 16

«Одним местечком», как и следовало ожидать, был тот самый лобби-бар, где они выпивали в первый раз, и который, как оказалось, работал ни много ни мало в круглосуточном режиме.

И там уже потягивал кофе на удивление трезвый, мрачный и какой-то непонятно и неприятно тихий Художник.

Князь заказал две порции коньяка, кофе для Глеба и чашку зеленого чая для себя, любимого. Быстренько все употребил и неожиданно сладко зевнул, почесывая заросшую жесткой суточной щетиной щеку:

– Ну ладно. Пойду-ка я баиньки… Все. Умотался. Вы давайте, мужики, действуйте по своему плану. Не маленькие. Только Игорька не берите, он со мной всю ночь по окрестностям носился. Подойдете к администратору, выделит вам тачку. Не «мерина», разумеется, но, я так понимаю, новая «волжанка» вас вполне устроит. Да… увидите Корна, передайте, чтоб не будил. Если все-таки полезет, предупредите, что будет немедленно послан на хер. Я свою часть вопросов решил, а со своей он и без меня справится… Все, пока… Вечером увидимся…

И ушел.

Слегка пошатываясь.

Может быть, от выпитого, но скорее всего – просто от усталости.

Художник, ни на что не реагируя, продолжал мрачно пить кофе. Глеб сладко потянулся, втайне завидуя Князю, – ему-то поспать сегодня ночью так и не довелось, – и хлопнул по плечу бедолагу-оператора.

– Ну чего, Сань, все понял? Сегодня откатаем «улицу», потом добьешь пейзажиков, и – гуляй, рванина…

Тот только мрачно пожал плечами в ответ.

Мол, сделаем…

Глеб насторожился:

– Да что с тобой? Чего ты такой смурной?

Сашка продолжал мрачно жевать нижнюю губу, изредка запивая это не очень изысканное блюдо маленьким глоточком кофе.

Потом глазами попросил у Глеба сигарету.

Прикурил.

Выдавил:

– Знаешь, шеф, я, кажется, пить бросил…

Ларин задумался.

Потом потрогал слегка вспотевший лоб оператора.

Нет, вроде не горячий.

Странно…

Сашка чуть суетливо пригладил стянутую в роскошный хвост гриву и придвинул стул фактически вплотную к шефу:

– Поклянись, что никому не расскажешь…

Так, блин…

Все страньше и страньше…

– Понимаешь, я ведь вчера не сразу в номер пошел, когда мы расстались… Сначала сюда заглянул… Думаю, а что б не выпить скучающему джентльмену перед отходом ко сну, понимаешь?

Глеб пожал плечами.

Пока – ничего странного.

Наоборот, вполне нормально.

Даже, можно сказать, закономерно.

Сашка нервно стряхнул пепел и продолжил, не сразу собравшись с ускользающими мыслями:

– Ну, так вот… Смотрю, а здесь девчонка сидит… Ну, из этих, из моделек, ты видел… Симпатичная такая, примерно как я, и такая же одинокая… Ну, я и подвалил… Типа, не поговорить ли двум одиноким и совершенно свободным сердцам относительно палки чая…

– И что, не дала?

Вид у Художника после этих слов шефа стал, надо сказать, совершенно обиженный.

– Да ты что, Ларин, совсем с дуба рухнул? Как это она могла не дать! Еще как дала! Не в этом дело…

– А в чем?

– Ну, понимаешь, она подругу ждала… Не дождалась. Пропала подруга на хер… Туда и дорога… Но не в этом дело, просто вместе ждать стали… Ну, под ожидание бутылочку вискаря и уговорили… Потом в номере коньячком догнались. Покувыркались с ней… Очень, я тебе доложу, качественно покувыркались. Ну, я потом и заснул…

Глаза Глеба неожиданно стали совсем-совсем сухими.

И жесткими.

– Что умыкнула? Если камеру – ты у меня в жизни не расплатишься…

Художник слегка отодвинулся и недоуменно покрутил пальцем у виска:

– Ты чо, шеф, совсем охерел? Ее каждая собака в этом санатории знает, они тут летом в ресторане подрабатывают с шоу… Офигеть, не встать… Блин, ему как человеку, а он херню разную гонит…

Глеб успокоился так же быстро, как и напрягся.

Щелкнул пальцами, подзывая пробегающую мимо официантку.

– Еще коньячку, пожалуйста. – И тут же повернулся назад, к Художнику. – Ладно-ладно, извини. Рассказывай.

Тот снова обиженно шмыгнул носом, но тем не менее продолжил:

– Так вот. Просыпаюсь я ночью, гляжу – девочка слиняла. Нет, не дергайся, все честь по чести, записочка у лампы: люблю там, целую, телефончик домашний и все такое прочее. А меня, блин, как на грех, такой срач пробил, что сигареты подхватил, да и бегом на унитаз… Видно, сожрал вчера в этой гребаной «Панораме» что-то не то… Или так пробило, хрен его знает… Неважно. Слушай дальше… Сел я, понимаешь, на стульчак, сигаретку закурил, журнальчик открыл, он у меня с «Шереметьева» не читанный… Все честь по чести…

Художник неожиданно замолчал.

Видимо, собираясь с духом.

Он уже открыл рот, чтобы продолжать, но в этот самый момент, просто как назло, подошла официантка, принесла Ларину заказанный коньяк и ароматно дымящуюся чашку свежесваренного кофе.

И Сашка передумал.

– А… эта… а мне можно то же самое?

Глеб хмыкнул.

– Ты ж вроде пить бросил?

Художник в ответ только рукой махнул:

– А-а-а… Счас вот выпью грамм пятьдесят, и сразу брошу. С концами на хрен…

– Ну ладно, продолжай…

– А что продолжать-то?

– То, что начал, что еще можно продолжить?

– А-а-а, это… Ну, ладно, слушай. Только чтоб никому, понял?!

– Да о чем речь, Сань… Могила!

– Ну, тогда… на чем я остановился?

Глеб невольно заржал:

– На унитазе. Все-все, Сань, не дуйся, уж больно смешно вышло… Рассказывай.

– Ну, так вот, посидел я, подумал… Дела свои сделал, пару сигарет выкурил. Начинаю вставать, а меня кто-то оттуда за конец – хвать!!! И не отпускает ни в какую…

– Откуда – оттуда?

– Откуда-откуда… Из унитаза!!!

Глеб чуть кофе не подавился.

– Ты что, ёбнулся?!

– Во-во, я вначале тоже так подумал. Потом снова подниматься начал, а он – опять. Схватил и не пускает…

– За что схватил?

– За член!!! – Сашка неожиданно разозлился. – Ты чем слушаешь-то, придурок?!!

Глеб осторожно, пытаясь не расплескать, отставил кружку с кофе в сторону.

– И что дальше?

– Что-что, ничего! Сижу, думаю… Потом опять попробовал – не пускает ни фига, плотно так обхватил… Я уж и маму-покойницу вспомнил, и что пить больше никогда не буду, поклялся, а он – ни в какую… И посмотреть боюсь…

Глеб сглотнул надвигающийся смех:

– Чего боишься-то?

– Чего-чего… Ты бы, можно подумать, не испугался, если б тебя снизу из унитаза кто-то за член тащил… Капец. Это или белка собственной персоной, или просто фильм ужасов какой-то…

Сашка нервно закурил, поблагодарил кивком головы официантку, принесшую заказанный коньяк, осторожно принюхался к запаху драгоценной жидкости.

Глеб не выдержал:

– Ну и что?

Художник поморщился.

– Да ничего особенного. Два часа просидел в холодном поту, всех знакомых покойников вспомнил… Их у меня немало набралось, сам знаешь. Даже курить не мог…

– И?..

– И все-таки посмотрел. А чего делать-то оставалось…

– И что там было?

Сашка неожиданно покраснел.

На памяти Глеба подобное случалось – ой, как нечасто.

– Да понимаешь, я, когда заснул, гондон с члена снять забыл… А когда гадил по-крупному, то и пописал заодно, естественно. Вот его и раздуло… А унитазы-то здесь старые, с узкой трубой, вот он в стенки и уперся, как пробка. Я встаю, а он не пускает…

Глеб, на беду свою, как раз в этот момент сделал глоток кофе.

Точнее, не сделал.

Только в рот набрал.

Художник, бедолага, еле увернуться успел.

А то, в придачу ко всем бедам, его б еще и кофе оплевали.

А Ларин, выскочив на улицу, ржал так долго и неистово, что скорее всего разбудил всех немногочисленных обитателей бывшей партийной здравницы.

Сашка наверняка обиделся смертельно, но поделать с собой Глеб ничего не мог.

В его жизни бывало немало смешных историй.

Но эта – лучшая.

Бедный Художник…

Глеб отсмеялся и пошел извиняться и отпаивать Сашку коньяком. Извиниться, по идее, следовало сразу и за то, что он почти наверняка станет клятвопреступником.

Не рассказать это своим приятелям он просто не сможет.

Это было бы совершенно необъяснимой жадностью, глупостью и вообще – настоящим преступлением против человечности…

Ну, да ладно.

Зачем добивать парня…

Ему и так херово.