Текст книги "Семь дней Мартина"

– Ты не успеешь.

– Почему? – Правич презрительно усмехнулся, – Ты, что ли, помешаешь?

– Нет. Ты сам станешь живым мертвецом. Недолго осталось.

– Сколько?! – не сдержался Константин.

– А какая тебе разница? – усмехнулся Мартин.

Правич гневно зарычал.

– Плевать! – воскликнул он. – Я сейчас и тебя заражу!

– Ха! – Мартин резко отскочил назад, и помощник колдуна несколько мгновений попусту размахивал мечом. – Я уже заражен, но проживу дольше твоего.

– Это еще бабушка надвое сказала! Сейчас дотянусь до тебя мечом, вот тогда и узнаем, кто из нас спляшет на чужой могиле.

Звон мечей разносился эхом, и враги далеко не сразу заметили, что к нему добавились глухие удары и непонятно чем издаваемое шуршание. В воображении Мартина нарисовалась картина: Горгона достала из закромов каменный молоток и теперь старательно долбит крышу, чтобы проделать второй вход в башню. Неужели она все-таки боится не темноты, а того, что кто-то перекроет единственный выход? Скорее всего, именно так и было: когда-то люди заколотили все окна, оставив одни ворота, спрятались здесь, и Горгона, влетев в башню, оказалась в полной темноте. Ворота закрыли, и Горгона очутилась на равных с людьми. В полной темноте никто не мог разглядеть ее глаз, как и окаменеть от ее взгляда. Возможно, кто-то и сумел сбежать, пока Горгона пыталась на ощупь отыскать людей. Дождался ночи и сбежал под ее покровом.

Непонятно одно: как и когда, в таком случае, эти люди заколотили окна? Ночью, предшествовавшей побегу? Но с тем же успехом прошлой ночью можно было сбежать, а не забивать окна.

Что-то не вяжется одно с другим.

Кто и зачем заколотил окна?

Справа от Константина раздался треск ломаемых досок: он потерял ориентацию в пространстве и ударил мечом по заколоченному окну. Меч прорубил старое дерево, образовав большую дыру, и верхняя часть башни осветилась впервые за много лет. После плотной тьмы увидеть Мартина оказалось не в пример проще, и помощник колдуна ударом локтя выбил остатки досок, усиливая приток света. Теперь освещалось гораздо больше пространства, и Правич довольно улыбнулся: Мартину не удастся повторить номер с исчезновением во тьме. Он виновато развел руками: мол, извини, что лишил тебя единственной защиты, и теперь тебе не спрятаться. Не в прятки играем, как-никак, а бьемся не на жизнь, а на смерть.

Солнечный луч уменьшился и потускнел. В башне вновь стало темно. Правич на мгновение повернул голову и увидел, что в дыру просунулась голова Горгоны. Сама она смотрела вперед, но шевелящиеся змеи моментально заметили место, где стояли люди, и зашипели в полную силу. Константин не стал дожидаться, пока Горгона посмотрит в его сторону. Ему хватило неприятных ощущений от взгляда ее погибшей товарки, и больше испытывать подобные неприятные ощущения он не желал.

– Не шумите! – угрожающе прошипела Горгона. – Посмотрите на меня!

Правич услышал скрип досок и спохватился, поняв, что хитрый Мартин не стал упускать возможности. Пока Константин отвлекся на Горгону, он подобрался практически вплотную и со всей силы вонзил меч ему в живот.

Правич почувствовал глухую боль, отдавшуюся по всему телу, и удивился, что пронзивший его меч вызывает совершенно не те ощущения, которые положено испытывать. Нет холода металла, нет острой боли, нет запах свежей крови. Посмотреть на место, куда попал Мартин, он побоялся, и вместо этого уставился на врага глаза в глаза: пусть видит страдания убитого, чтоб они ему снились до самой смерти.

Но странное дело: Мартин оказался слишком далеко для человека, который глубоко вонзил меч. Да и оставшаяся часть меча была слишком длинной.

«Не может быть, чтобы он бился полутораметровым мечом, – пронеслось в голове Константина, – У него сил не хватит долго им размахивать. В чем дело?!»

Он уловил во взгляде Мартина удивление и непонимание, и все-таки решился взглянуть на собственную рану. Но никакой раны не было: меч пронзил рубашку и уперся в мышцы живота.

«Заклинание еще действует! – обрадовался Правич. – Но почему тогда мне больно?»

Сердито оттолкнув рукой меч Мартина, он приподнял рубашку и обомлел: живот словно мелом засыпали.

– Что за?… – воскликнул он изумленно: не помнил, чтобы кто-то так над ним издевался. Он дотронулся до живота и похолодел: обычно теплая кожа теперь была холодной. Мало того, живот не поддавался нажиму и не изменился, когда Правич постарался втянуть его в себя. До неправдоподобия рельефный пресс с отлично просматривающимися мышцами не желал гнуться. Константин постучал по нему кулаком, желая стряхнуть мел, и понял, что случилась настоящая беда: никакого мела не было и в помине, вместо нормальных мышц живот состоял из настоящего камня. – Что со мной?

Отошедший на несколько шагов потрясенный Мартин тихо ответил:

– Ты каменеешь.

Горгона наслаждалась паникой Правича, но в то же время на ее лице читался страх.

– Не шумите! – умоляла она. – Лучше посмотрите на меня!

Мартин лихорадочно соображал, что же творится с Константином? Медленно каменеет? но в легенде о Медузе говорилось, что люди превращались в камень за считанные секунды. Что с ним не так? Вот почему меч не разрубил его: Правич вбежал в башню уже частично окаменевшим! Медленно расползается окаменение по его телу, и вскоре помощник колдуна навеки застынет, превратившись в скульптуру.

– Но почему?! – воскликнул Константин.

– Ты только что посмотрел в глаза Горгоне! А от ее взгляда люди каменеют!

– Нет! – сердито выкрикнул Правич, – Я не смотрел на нее!

– Так посмотри! – томным голосом предложила Горгона.

Правича передернуло.

– Тише вы, кому говорю! – вновь зашипела Медуза.

– Сгинь, кикимора болотная! – закричал Правич, взмахивая мечом и бросаясь на Горгону. Та оттолкнулась руками от стены, чтобы вылететь на улицу, но помощник колдуна схватил ее за руку и с силой втянул в башню. Волосы-змеи вытянулись в его сторону, но не доставали до Правича и не могли его укусить.

Раздался оглушительный визг. Противники выронили мечи и закрыли уши ладонями. Горгона заметалась от стены к стене и полетела к выходу из башни, но в темноте стукнулась головой о перила, пробила их и сама упала без сознания на пол. Доски треснули под ее весом, образовав неровный круг вокруг упавшего тела.

– Ты смотрел в глаза другой Горгоны! – выкрикнул Мартин, в ушах все еще стояли отзвуки визга. Он поежился: каким бы жестоким ни был противник, но такой смерти он не желал никому. Медленное окаменение – страшная пытка.

– Нет! – закричал Правич, хватая меч со ступенек и набрасываясь на Мартина. – Ни на кого я не смотрел!

«Что за невезение?! – мысленно вопил он, – Что я сделал?! За что меня так жестоко убиваете?»

Теперь он понимал, что его защитило от удара Мартина не заклинание колдуна, а то, что голова стала каменеть. Медленно и незаметно. Вот почему появились неприятные ощущения в животе.

«Дожил… – подумал он, внезапно почувствовав дикую усталость. – Вот тебе и вторая молодость!»

Мало было неприятностей с пришельцами и слугой царевича, так теперь оказалось, что он заражен смертельной болезнью и заодно превращается в какую-то там по счету скульптуру. Блеск! Сказка! Просто слов нет.

Мартин бежал по лестнице к единственной комнате на самом верху башни. После того, как он увидел, что Правич бледнеет прямо на глазах, не стоило рисковать и вступать с ним в поединок. Враг должен окаменеть с минуты на минуту, и чем позднее он догонит Мартина, тем короче будет сражение.

Эмоции Правича сменяли одна другу в доли секунды. Ощущая усталость и злость, испуг и ярость, он рычал так, что впечатлил даже волка, и метался из одной крайности в другую. Он ощущал ускоряющееся с каждой секундой окаменение внутри, и торопился покончить с Мартином до того, как ноги и руки перестанут его слушаться. Каждый шаг давался ему все труднее и труднее, скорость уменьшилась, и Мартин, отбежавший уже метров на тридцать, остановился и смотрел на то, как Правич с видимым усилием передвигает тяжелеющие ноги.

– Не убегай, трус! – кричал помощник колдуна, – Сразись со мной! Ты боишься биться даже с инвалидами, трус! Я сильнее тебя даже сейчас! Вернись и бейся со мной!

Мартин сделал шаг на ступеньку вниз.

– Ну, давай же, подходи поближе! – почти умолял Правич, размахивая мечом. В отличие от невероятно потяжелевших ног, руки все еще слушались его, как в лучшие годы жизни. Голова непривычно кружилась, вызывая кратковременное чувство падения и потери ориентации, а живот не ощущался совершенно.

Протяжный вой раздался из единственной комнаты башни. Правич, Мартин, волк и Горгона застыли от нахлынувшего ужаса.

«А мне-то теперь чего бояться? – внезапно подумал Константин, сглатывая и ощущая, как сердце ушло в пятки. – Еще одна страшная напасть перед смертью, и ничего больше… Господи, я знаю, что грешен, но дай мне умереть спокойно! Ситуация – ничего не скажешь: по уши в неприятелях, чудовищах и болячках, так до кучи еще какая-то гадость голос подала. Может, это и не голос вовсе, а труба, которая зовет? Архангел протрубил, на обед приглашает».

Очнувшаяся Горгона взвизгнула и, позабыв о том, что перед ней живой волк, которого полагается обратить в каменного, заковыляла к выходу из башни. Сделала три шага и снова упала без сознания. Волк непонимающе уставился наверх, пытаясь разглядеть, кто там так внушительно воет. Его глаза сверкали и снизу казались Мартину двумя зеленоватыми точками-светлячками. Света катастрофически не хватало, но он заметил, что приоткрылась небольшая дверца, и нечто серое неторопливо потянулось из комнаты по ступенькам.

Вой утих, и в наступившей тишине явственно слышалось шуршание чешуек о старые доски. Перед внутренним взором волка моментально предстала змея – только они издают такой шорох.

– Мартин, поторопись! – прокричал он. Ковер-самолет полетел наверх.

Правич шагал вверх, как заведенный. Ноги не желали сгибаться, и приходилось переставлять их всем туловищем. Сердце бешено билось в каменеющей груди, и помощник колдуна проклинал все на свете за то, что не мог окаменеть сразу, как все нормальные люди. Куда-то кровь уже перестала поступать, полностью исчезла чувствительность на ногах. Но мозг все еще сохранял ясность мысли – лучше бы не сохранял, потому что разум забился в истерике, ощущая близкий конец.

– Дай мне умереть в бою, проклятый трусишка! – кричал Правич. Он рубил мечом заколоченные окна, увеличивая потоки света. Мартин спускался навстречу, вытянув меч перед собой. Доски под Правичем уже не просто скрипели, они трещали, и он торопился добраться до противника, пока не проломил лестницу увеличивающимся весом. Голова кружилась все сильнее, и в глазах двоилось.

Мартин подошел и встал напротив Правича. Побледнел, увидев, как по телу врага расползается каменная белизна, как островки нормальной кожи и одежды уменьшаются на глазах, опустил меч и коротко сказал:

– Руби.

– Издеваешься? – вскипел Правич.

Он занес меч над собой и ударил наотмашь. Рука побелела, когда меч почти коснулся до Мартина, и застыла. Правич истерично закричал:

– Черт! Черт!! Черт!!!

Он попытался вздохнуть – не получилось. Посмотрел на правую руку – та окаменела и застыла. На левую – тоже стала каменной. Ради мести перевел взгляд на Мартина – но тот, вопреки ожиданию, остался жив и здоров, хотя побледнел еще больше и в его глазах читалась жалость к погибающему жестокой смертью человеку.

– Не смотри на меня так, мне не нужно твое сочув… – воздух в окаменевших легких закончился, и последнее слово осталось недоговоренным. Но глаза и мозг все еще были живы. Одними губами Константин прошептал единственное слово, и Мартин понял, что он хотел сказать:

– Убей.

Взмах мечом, свист рассекаемого воздуха, удар по шее и…

Полностью окаменевший Правич проломил полы и кубарем полетел вниз с обломками досок. Долетел, проломил полы и разбился на куски.

Мартин мелко дрожал от ужаса и шока.

Ковер-самолет подлетел к нему в тот момент, когда наверху послышался треск ломаемых ступенек, и в свете солнца стало видно, что длинная туша змеи, напоминающей анаконду, проломила несколько лестничных пролетов.

От визга Горгоны заложило уши.

Она не взлетала, даже не поднялась на ноги. Она встала на четвереньки и так поползла к выходу из башни, визжа и действуя на нервы.

– Снова змеи… – устало выдохнул Мартин. – Сколько можно натыкаться на этих ползучих гадов?

– Это не змея. Летим отсюда, пока не поздно. И не смотри в его глаза, хуже будет.

– Хуже, чем от Горгоны?

– Так же, – загадочно ответил волк. – Никогда бы не подумал, что встречу его здесь…

Низкий звук, напоминающий рев стада слонов, заставил Горгону ускорить ход.

Змея ползла через проломы в лестнице и приближалась к ковру-самолету, который отлетел в центр башни и начал подниматься к потолку. Змея повернулась в их сторону, волк и Мартин зажмурились. Свернувшись пружиной, длинное тело ринулось в их сторону, но не долетело: оттолкнувшись от досок, змея проломила их, и ускорение получилось меньше ожидаемого.

Совершив полет по дуге, двенадцатиметровая тварь опустилась на противоположной стороне башни, проломив своим весом лестницу, и рухнула вниз.

Горгона почти доползла до выхода, когда змея, обрушив последние лестничные пролеты, оказалась прямо перед ней. Взвизгнув, Горгона оттолкнулась от пола руками и взлетела высоко вверх. Змея привычно метнулась следом, широко раскрывая пасть.

Мартин разогнал ковер под самым потолком и метнулся к пробитому Правичем окну. Привычно развернул ковер плашмя ставням и вылетел на улицу, выбив перед собой уйму обломков. Следом за ним на улицу полетела перепуганная до смерти Горгона, последним в окно выметнулось красочно сверкающее в солнечных лучах тело змеи.

Обвив Горгону туловищем на высоте тридцати метров, змея повернула ее к себе лицом, раскрыла пасть и проревела так громко, что змеи-волосы на голове Горгоны сдуло назад.

Мартин и волк с приличной высоты наблюдали за происходящим. Визжаще-ревущий узел полетел на землю. А когда Горгона открыла глаза, случилось вполне ожидаемое: змея окаменела под ее взглядом, но через миг окаменела и сама Горгона.

Последняя скульптура, созданная Горгоной упала на землю вместе с окаменевшим создателем и разлетелась тысячами осколков.

Мартин смотрел на происходящее с отвисшей челюстью.

– Не узнал змейку? – спросил волк.

– Откуда? – удивился Мартин. – Хочешь сказать, что это – дальний родственник Нагати, а мы попали на очередное инопланетное шоу?

– Нет. Приземляемся, и я тебе кое-что покажу.

Ковер-самолет направился к месту гибели монстров. Волк приземлился раньше и, оглядевшись по сторонам, уверенно направился к дальней кучке осколков.

Мартин вытер пот со лба. Пережитое за последние минуты сильно его потрясло, и теперь он с трудом справлялся с нахлынувшей дрожью.

Разбившаяся на семь кусков голова змеи обнаружилась минуты через три. Волк остановился, поджидая Мартина, а когда тот подошел, сложил осколки воедино, и они увидели голову змеи с рожками и неправдоподобно большими глазами.

– Ты еще не догадался, кто это?

– Нет. Как-то ничего путного на ум не приходит, – признался Мартин. У него до сих пор перед глазами стоял каменеющий Правич, и вид умирающего врага почему-то не вызывал никаких положительных эмоций. Любой другой на месте победителя ликовал бы от восторга, что обошлось малой кровью, и сражения как такового практически не было, но слишком страшной оказалась гибель Правича, чтобы ликовать.

– На свете мало существ, способных обращать врагов в камень, – намекнул волк.

– Все равно не соображу. Говори без загадок, Всеволод, я не обижусь. Честно.

Волк махнул хвостом.

– Перед тобой, – пояснил он назидательным тоном, – находится самый настоящий василиск. Понятия не имею, как он очутился в этих краях, но Горгона, судя по всему, знала о его существовании и потому боялась заходить в башню. Я думаю, это она забила ставни, чтобы василиск во время ползания по башне не выглянул в окно и не превратил ее в камень.

– А кто его сюда привез? Василиски не водятся в этих краях.

– Есть у меня одно предположение, – сказал волк, но не стал распространяться на эту тему. Он очень хорошо знал повадки некоего затворника, живущего на краю света в личном замке, и полагал, что только ему могло прийти в голову в голову свезти в одно место существ, обращающих своих врагов в камень, и посмотреть, что из этого выйдет. Недаром этот затворник служил источником постоянной головной боли для земной нечисти. Что ни говори, а мир тесен: если не попадешь в ловушку, устроенную инопланетянами, то обязательно столкнешься с шуточками Главного Злодея Земли. Слов нет, хоть на другую планету перебирайся. Не факт, что там не живет местный Главный Злодей Планеты, но никаких доказательств на этот счет нет. Ищем воду.

Мартин встрепенулся, отгоняя от себя мрачные воспоминания.

– Да, ты прав: сначала вода, потом всё остальное.

– Эй, есть кто живой… – прозвучал порядком надоевший призыв из зеркаласьки. Мартин чертыхнулся: за время драки совершенно позабыл о том, что хотел поговорить с Григорием и отвести на нем душу за все хорошее. Сейчас желание скандалить прошло окончательно, погребенное под свежими впечатлениями от случившегося.

С виноватым видом вытащив зеркалаську из кармана, Мартин приготовился выслушать гневную тираду, но вместо разозленного Григория увидел незабываемую картину: мага не было на месте, а перед зеркаласькой, прикрепленной в его кабинете к стене, стояла деревянная кукла, голосом Григория без устали повторявшая многократно слышанную фразу. Мартин прочитал надпись на груди человечка:

– «Автоответчик». Хм. Это что-то новенькое. Григорий, я перезвоню!

Деревянный человечек замолчал, запоминая прозвучавшую фразу, и заговорил уже голосом Мартина:

– Я перезвоню, я перезвоню, я перезвоню…

– Летим! – приказал Мартин, и ковер наперегонки с волком полетел на поиски ручейков с волшебной водой. Дрожь все еще не отпускала его, и, несмотря на страшную жару, он чувствовал себя замерзшим.

По словам Григория, от башни до источников волшебной воды по триста метров. За минувшие века желоба могли разрушиться, но сама вода должна течь до сих пор – иначе тарелка-всеглядка не показала бы это место.

– Готовь фляги! – воскликнул волк. – Вижу первый ручей!

Сердце Мартина учащенно забилось от радости, наконец-то путешествие закончилось. Не зря он потратил столько сил и несколько раз находился на краю гибели – волшебная вода обнаружена, и теперь осталось набрать ее и отвезти друзьям. Переживания недавних минут растворились и отошли на дальний план, чтобы изредка возвращаться в редких кошмарных снах.

– Не глотни воды, – напомнил Мартин, – мы не знаем, мертвая она или живая.

– Не боись, не пропадем.

Волк опустился около ручейка и принюхался.

– Не мертвая точно, – категорично заявил он. – Значит, живая. Сейчас проверим, что к чему.

И выпил немного воды.

Прошла минута.

– Ну, что чувствуешь? – осторожно поинтересовался Мартин. Волк не ответил. Он прислушивался к внутренним ощущениям и не испытывал ничего непривычного.

– Чувствую, что утолил жажду, – ответил он задумчиво. – У меня странное ощущение, что эта вода не мертвая, но и не живая. Она обычная, как и всякая вода вокруг.

– То есть? – испугался Мартин.

– Мы нашли простой ручей, – пояснил волк. – Ищем дальше. Не переживай, Григорий не утверждал, что здесь всего два ручья. Сказано, что их не меньше двух, а сколько всего, мы сейчас подсчитаем.

Ручьев оказалось два. Ни больше, ни меньше.

И в каждом из них текла обычная вода.

Надежда на спасение друзей обрушилась хрустальными осколками с жалобным звоном, обнажив беспросветную черноту отчаяния.

– Вызывай Григория, – приказал зеркалаське мрачный Мартин. Схематическая рожица ужаснулась его виду и ни одним словом не обмолвилась о своих прежних предложениях.

Мартин присел на ковер и только теперь заметил, что брюки болтаются, став слишком широкими.

Пришло время молодеть.

Солнце опускалось за горизонт, и закрывшие половину неба темные грозовые тучи осветились красным светом заходящего светила. Красный оттенок туч создавал поистине потрясающую картину ожидаемого многими фанатиками Конца Света, и Мартин впервые понял, почему его ждут с поистине маниакальным упорством: многие не откажутся постоять на краю высокой скалы в подобную погоду. Наблюдать за тем, как сотни молний разрезают ночное небо и бьют по городам, лесам и людям, как ураганные ветра сносят хлипкие постройки, почувствовать ужасающую мощь светопреставления, ощутить свою причастность к непреодолимой силе и ехидно воскликнуть, потрясая руками над головой:

– А я вам говорил! Я предупреждал! Поздно каяться, грешники, получайте по заслугам!

«Говоря простым языком, – подумал Мартин, – фанатикам завидно, что они оказались отвергнуты этим миром. Хотя есть и простой вариант ожидания Конца Света: кое-кто каждый год закапывает мусор в снегу на собственном огороде и надеется на то, что снег погребет его навеки. Может, именно эти „могильщики“ мусора и трубят повсюду о Финальной Точке Истории Мироздания (и непременно с большой буквы, мол, так величественнее выглядит) – ведь тогда не придется с приходом весны заново собирать закопанный хлам и увозить его куда подальше».

На беду и горе безумцам и лоботрясам, мрачные прогнозы никогда не сбывались. Смешно слушать, как предсказатели намечают дату проведения очередного Конца Света на конец века или тысячелетия: природа не знает цифр – их выдумал человек, он же до кучи придумал и «ужасающую» парочку: Конец Света и Край Света. Возможно, первый наступит тогда, когда человек дойдет до второго, но пока что никаких краев не видно даже теоретически. И летая на ступе Яги или на ковре-самолете под облаками, Мартин хорошо видел, как линия горизонта уходит тем дальше, чем выше он поднимается. Бедному искателю Края Земли не хватало самой малости: скоростной тарелки пришельцев, чтобы облететь Землю, убедиться в отсутствии ее Края, докопаться по этому поводу до пришельцев и быть ими посланным на Край Вселенной – конечной чертой мироздания времен космических полетов. Правда, пришельцы утверждают, что наша Вселенная свернута в одностороннее пространство, и там, где ей положено закончиться, она соединяется со своим же началом. Путешественник обречен носиться по космосу на манер паучка, бегающего по колечку в поисках его конца. Или как яблоко, катающееся по ободку тарелки…

Яблоко.

Молодость.

Смерть.

Живая вода.

Мартин очнулся от философских раздумий, и горестно вздохнул.

Прошла уйма времени, а поиски воды так и не привели к положительным результатам. Маг пребывал в глубокой растерянности и задумчивости, и в тысячный раз перечитывал записи древних магов в поисках точных координат, а Мартин уже сомневался в том, что когда-нибудь наткнется на живую воду. Призрачные следы ее привели его в десятки мест, но нигде не нашлось ни капли волшебной жидкости. Монстры и чудища, древние лабиринты и заброшенные города – увидеть это все оказалось не только опасно, но и безумно интересно, но в итоге Мартин остался у разбитого корыта. Может быть, волшебные ручейки иссякли, а башня давным-давно разобрана по камешку.

Последняя башня оказалась построенной не так давно – от силы две тысячи лет назад. Как и полагал волк, ее в свое время воздвигли не пришельцы, а Кащей – в единственной комнате башни осталась памятная запись, вырезанная на сантиметровой толщины никелевой пластине. В свое время сражаясь с василиском, Кащей заманил его в ловушку и перевез на остров неподалеку от жилья Горгон, в специально отстроенную по данному случаю башню. Знаменитое предсказание гласило, что последняя из рода Горгон и василиск погибнут, когда сойдутся в хватке, и Кащей решил, что если он не устроит им встречу, то ее не устроит никто. Но банально оставить их на поле боя и смотреть, как Горгона и василиск тупо начнут зыркать друг на друга убийственным взглядом, показалось Кащею пресным занятием, и он устроил коварную штуку в своем стиле. Он загипнотизировал василиска и приказал ему спать до тех пор, пока кто-нибудь не потревожит тишину башни. А знакомым с предсказанием Горгонам пояснил: чем надежнее они будут охранять башню, тем больше шансов, что василиск проспит до скончания времен, и их жизни ничего не будет угрожать. С тех пор им периодически приходилось усмирять желающих сойти на берег и войти в одиноко стоящее здание привычными «горгоническими» средствами, и жить в вечном страхе, опасаясь, что кто-нибудь незаметно прокрадется в башню и случайно разбудит повелителя змей. Им самим так же запрещалось заходить в башню под любым предлогом, иначе результат был бы аналогичным: пробуждение василиска. Улететь с острова Горгоны боялись, опасаясь новых шуточек неугомонного Кащея. Напуганные тем, что он не желал каменеть под их взглядом (точнее, поначалу он каменел, да еще как, но после очередного окаменения приобретал новую толику иммунитета и все быстрее и быстрее возвращался к нормальному состоянию), Горгоны смирились с неизбежным соседством спящего повелителя змей, их злейшего врага и соперника. И все шло как по маслу до тех пор, пока Мартин не проломил ворота башни и не раскричался в ней вместе с Правичем, пробудив змея от долгого гипносна.

Мартин смотрел на закат, не отрываясь.

Зима никогда не бывала в этих краях, но напомнила о себе вечерним пейзажем. Жаркий зной пустыни невозможно спутать с морозным дыханием зимы, но барханы отдаленно походили на снежные заносы, и гонимый ветром песок летал точно так же, как и сдуваемые снежинки. В такие минуты Мартину хотело забыть обо всем, что с ним случилось: о тяжелых минутах битвы с кошмарными существами, запросто бы напугавшими своим обликом самого бесстрашного человека. О беде, случившейся с его друзьями, о бесполезных поисках.

Хорошо, что пришельцы решились на неожиданный шаг, и это решение в какой-то мере пошло на пользу Анюте и Ивану: теперь они точно не умрут от чрезмерного омоложения, потому что космический холод уничтожил бактерии и вырабатываемый ими яд. Омоложение остановлено, и это – плюс. Но есть и огромнейший минус: Анюта и Мартин отныне будут лежать замороженными в стеклянных ящиках, и ящики превратятся в гробы, если поиски живой и мертвой воды завершатся ничем.

Мартин думал о том, что не случись первой драки с Правичем, у него была бы прорва времени на поиски воды. Хоть сто лет потратить – с Иваном и Анютой за это время ничего не случится. Пришельцы поклялись не размораживать тела, а в герметичных ящиках они будут храниться до тех пор, пока в лаборатории пришельцев не закончится электричество или не выйдет из строя последний холодильник. Но даже в этом случае шанс сохранить тела существовал: поместить их в искусственную пещеру под зданием. Ведь вечная мерзлота, появившаяся во время последнего мини-ледникового периода, обладала немыслимыми запасами холода. Это позволит Ивану и Анюте храниться практически вечно.

Но скоро наступит последняя минута существования Мартина как разумного человека. Бактерии делают свое черное дело, и их последний носитель тоже превратится в замороженного человечка. Мартина не отправили в холодильник прямо сейчас только потому, что он помолодел всего на три года. Снова стать семнадцатилетним – в этом нет ничего плохого, а вот Анюте и Ивану ко времени заморозки стукнуло по восемь, и Мартин решил, что отправится на ледяной покой, лишь вновь став сверстником друзей.

А если их когда-нибудь оживят и вернут во дворец, начнется самое потрясающее шоу на свете: придворным придется общаться с царевичем, обладающим телом восьмилетнего и разумом двадцатилетнего человека. Пришельцы доказали, что разум не молодеет от яда бактерий, потому что накопленная за годы жизни информация может забыться от времени, но не «отучиться» обратно в книги и учебники.

Однако шоу может и не быть: после заморозки Мартина поиски воды полностью ложились на плечи мага Григория, у которого на самом деле есть прорва времени на основательное изучение древних материалов.

Но как страшно, наверное, оказаться замороженным, а потом проснуться и узнать, что поиски воды затянулись на долгие века. Проснуться в мире, намного превосходящем в развитии сегодняшний день – это катастрофа. Далекие потомки – какими они будут? – могут и не принять пришельцев из далекого прошлого, или станут смотреть на них, как на первобытных зверушек. И вместо дворца царевича с компанией поместят в зоопарк и напишут на клетке табличку «Человек феодальный примитивный, три штуки».

Помолодевшего волка Всеволода (уже можно сказать, Севы) уже отправили к пришельцам и тоже заморозили.

А стражники всего мира с волнением и страхом в душе ждут прихода седьмого дня и появления первых кусающихся мертвецов. В городах и селах прошли тотальные допросы всех жителей на предмет общения с Правичем, и тех, кто с ним контактировал, изолировали от общества в заброшенном северном городе. История как будто пошла по второму кругу: город, в котором кусающиеся мертвецы появились впервые, со дня на день должен был пережить вторую волну их нашествия.

– Что-то я не о том думаю, – спохватился Мартин. Фантазии всегда являлись его коньком, но на этот раз оказались слишком мрачными. При упадническом настроении лучше не фантазировать, только хуже будет.

– Переговоры с магом заказывали? – громким голосом спросило зеркальце. Мартин вздрогнул: зеркальце имело свое мнение относительно того, как надо давать о себе знать, чтобы не повторять дважды, и каждый раз его вопли вводили Мартина в предынфарктное состояние.

Он достал зеркальце из кармашка и с недоумением повертел его в руках: Григорий почему-то до сих пор не появился, и на Мартина пялился усталый зеркальный двойник.

– И где маг?

– Сейчас будет! – ответило зеркальце, и отражение Мартина плавно превратилось в лицо мага.

– Мартин, у меня серьезный разговор, – сказал Григорий.

– А разве у нас были другие? – Мартин уже ничему ни удивлялся и был готов к самым катастрофическим новостям относительно существования или уничтожения живой воды. Бурлящие в душевном котле эмоции вскипели, перекипели, успокоились и накрылись медным тазом. Точнее говоря, толстой крышкой обреченности. – Пришла пора собрать вещи и отправиться к пришельцам за упокоем?

– Ты чего такой мрачный сегодня?

– Нет повода для оптимизма.

– Здесь я с тобой соглашусь, – сказал маг. – Но есть еще одна новость. И я никак не могу определить, отнести ее к хорошим или плохим.

Он приподнял со стола кучу исписанных бумаг.

– Как видишь, я изучил приличное количество документации прошлых лет. Наши отрицательные результаты с научной точки зрения – тоже результат, но нам важнее один-единственный положительный, чем куча отрицательных.