Текст книги "Собрание сочинений в 20 т. Том 9. О причинах упадка и о новых течениях современной русской литературы. Статьи 1880–1890-х гг."

«В первом сборнике критических статей “О причинах упадка и о новых течениях русской литературы”, – утверждает Мережковский, – я пытался объяснить учение символизма не столько со стороны эстетической, сколько религиозной»[62]62
  Мережковский Д.С. Автобиографическая заметка // Мережковский Д.С. Полн. собр. соч.: В 24 т. М.: И.Д. Сытин, 1914. Т. 24. С. 114.


[Закрыть]. Однако не стоит абсолютизировать это позднее высказывание писателя, хотя он и понимал литературу как «своего рода церковь»[63]63
  Мережковский Д.С. О причинах упадка и о новых течениях современной русской литературы // Мережковский Д.С. Полн. собр. соч.: В 24 т. М.: И.Д. Сытин, 1914. Т. 18. С. 181.


[Закрыть]. В своих воспоминаниях о муже Гиппиус неслучайно делала оговорку: «Д.С. Мережковский – писатель религиозный, как всем известно. Что таким был в течение нескольких последних десятилетий своей жизни – слишком ясно, но был ли он религиозен с юности – это вопрос»[64]64
  Гиппиус-Мережковская З. Дмитрий Мережковский. Париж: YMCA-Press, 1951. С. 40.


[Закрыть].

На лекциях, легших в основу брошюры, «маленькому, странно-неуклюжему, хотя европейски корректному человечку, вещавшему с кафедры все эти вечно новые истины»[65]65
  Перцов П.П. Литературные воспоминания. 1890–1902 гг. / Вступ. ст., сост., подгот. текста и коммент. А.В. Лаврова // М.: Новое лит. обозрение, 2002. С. 88.


[Закрыть], из глубины аудитории сочувственно внимал П.П. Перцов. Своими впечатлениями от услышанного он поделился в письме Д.П. Шестакову: «Лекции эти не совсем ясны для меня, но все же в них было много дельного, напр[имер] о свободе творчества, о красоте как главном мериле произведений искусства, о близости истинной красоты и истинной свободы и т. п…»[66]66
  Цит. по: Там же. С. 375.


[Закрыть]. Иначе говоря, критика Мережковского производила впечатление не столько религиозной, сколько эстетической, причем не только на Перцова, но и на журнально-газетных рецензентов, встретивших эти выступления, а следом и брошюру, враждебно (см. «Примечания»).

Полноценный разговор об этой работе возможен только в контексте появившегося почти одновременно с ней поэтического сборника «Символы» (1892). Так теоретические суждения писателя могут быть подкреплены их творческим воплощением. По всей вероятности, именно к этому стремился сам Мережковский. Недаром он говорил: «Критики – всегда враги, поэты – всегда друзья, и стремятся разными путями к одной цели»[67]67
  Мережковский Д.С. Вечные спутники // Мережковский Д.С. Полн. собр. соч.: В 24 т. М.: И.Д. Сытин, 1914. Т. 18. С. 78.


[Закрыть]. «Наконец книга вышла… – Сообщал автор. – Сегодня в понедельник вдруг – объявление на первой странице среди других книг: Д. Мер<еж>ков<ский> – «Символье» (!!!) Что это значит? Я озаглавил книгу “Символы” (Песни и Поэмы). И вместо этого Символье – что-то похожее на Воронье»[68]68
  НИОР РГБ. Ф. 331. К. 51. Ед. хр. 58. Л. 13 об.


[Закрыть]. Непривычное название сборника стало созвучным новому художественному направлению в России. Вопросом о том, что такое символ, Мережковский специально задается в работе «О причинах упадка…», но не дает строгого определения. Упреки по его адресу сводились к тому, что писатель не разграничивает понятия «символ», «аллегория», «тип». Следуя за мыслью автора, мы можем определить семантический ореол этого понятия, попытаться воссоздать тот набор смыслов, которые он имел в виду: символы «должны естественно и невольно выливаться из глубины действительности»[69]69
  Мережковский Д.С. О причинах упадка и о новых течениях современной русской литературы // Мережковский Д.С. Полн. собр. соч.: В 24 т. М.: И.Д. Сытин, 1914. Т. 18. С. 216.


[Закрыть], выражать «безграничную сторону мысли»[70]70
  Там же. С. 217.


[Закрыть]; содержание символов в основе своей религиозно, при этом ими могут быть характеры (Санчо Панса и Фауст, Дон Кихот и Гамлет, Дон Жуан и Фальстаф). Некоторые из этих значений были указаны Мережковским в ранних статьях о Кальдероне и Сервантесе, которые затем вошли в «Вечные спутники»: «Символы – это философский и художественный язык католицизма. Таинства религии открываются верующим в символах. Из них состоит богослужение, они украшают церковь и служат материалом для религиозного искусства»[71]71
  Мережковский Д.С. Вечные спутники // Мережковский Д.С. Полн. собр. соч.: В 24 т. М.: И.Д. Сытин, 1914. Т. 17. С. 85.


[Закрыть] религии, вся поэзия, все искусство народов является только рядом символов»[72]72
  Там же. С. 100.


[Закрыть].

В первой половине 1890-х гг. в сознании писателя причудливо сочетались, с одной стороны, установка на интуитивно-эмоциональное познание действительности, мечты о новом идеализме, а с другой – еще не укрепившаяся религиозность, поиск божественного идеала (как в язычестве, так и в христианстве). Для Мережковского существовало три равнозначные величины: культура, культ, религия. Неслучайно он долго колебался с названием второго сборника стихотворений. Первоначальный вариант «Неведомому Богу» в декабре 1891 г. был заменен на «Вечные волны». И только в начале 1892-го появляется окончательный заголовок – «Символы»[73]73
  Кумпан К.А. Д.С. Мережковский-поэт (у истоков «нового религиозного сознания») // Мережковский Д.С. Стихотворения и поэмы / Вступ. ст., сост., подгот. текста и примеч. К.А. Кумпан. СПб.: Академический проект, 2000. С. 52–53.


[Закрыть]. При этом каждый вариант был значим для Мережковского и не потерялся в бумагах. Первый встречается в эпиграфе к сборнику: «…И став Павел среди Ареопага, сказал: “мужи Афиняне, по всему вижу, что вы благочестивы. Ибо, проходя и осматривая ваши святыни, я нашел жертвенник, на котором написано: Неведомому Богу. Сего-то, которого вы, не зная, чтите, я проповедую вам”»[74]74
  Мережковский Д.С. Символы (Песни и поэмы) // Мережковский Д.С. Полн. собр. соч.: В 24 т. М.: И.Д. Сытин, 1914. Т. 23. С. 4.


[Закрыть]. Второй, немного изменившись, переходит в название сборника критических статей «Вечные спутники», на страницах которого автор обращается к религиозно-мистической сущности искусства (культуры).

В работе «О причинах упадка…» Мережковский говорит о «мистическом содержании» как одном из трех (наряду с «символами» и «расширением художественной впечатлительности», которое, в свою очередь, служит предвестником ницшеанского периода в творчестве писателя середины 1890-х гг.) главных элементов «нового искусства», призванных преодолеть «упадок» (среди его причин – настроение публики, «падение» языка, «система гонораров» как «орудие, посредством которого публика порабощает своих поденщиков, своих писателей»[75]75
  Мережковский Д.С. О причинах упадка и о новых течениях современной русской литературы // Мережковский Д.С. Полн. собр. соч.: В 24 т. М.: И.Д. Сытин, 1914. Т. 18. С. 192.


[Закрыть], мелкая пресса, в которой можно найти «зародыши всех болезней, всех пороков, всех нравственных гниений»[76]76
  Там же. С. 195.


[Закрыть], издатели, редакторы). При этом Мережковский не проводит четкой границы между понятиями «мистический», «идеалистический», «религиозный», «художественный», «божественный». Это звенья одной цепи[77]77
  Позднее писатель пересмотрит отношение к религии и творчеству, мистицизм уступит место религиозности (см.: «Боря, Боря, мальчик мой любимый, единственный…»: Письма Д.С. Мережковского Андрею Белому / Вступ. ст., публ. и коммент. А. Холикова // Вопросы литературы. 2006. № 1. С. 169).


[Закрыть]. «В сущности, – заявляет писатель, – все поколение конца XIX века носит в душе своей то же возмущение против удушающего мертвенного позитивизма, который камнем лежит на нашем сердце»[78]78
  Мережковский Д.С. О причинах упадка и о новых течениях современной русской литературы // Мережковский Д.С. Полн. собр. соч.: В 24 т. М.: И.Д. Сытин, 1914. Т. 18. С. 215.


[Закрыть]. Чуждый научному, нравственному и художественному материализму, Мережковский берется отстаивать позиции нового идеализма в искусстве. В этой связи закономерно, что в настоящем томе впервые под одной обложкой с текстом «О причинах упадка…» опубликована тематически близкая ему статья того же 1893 г. – «Мистическое движение нашего века».

Взгляд Мережковского на современный литературный процесс определяется словами: «Только то поколение, которое научится ценить доброе и прекрасное в своих предшественниках, прощать их недостатки и признавать их силу, имеет право надеяться на будущее. Живое взаимодействие, примирение прошлого и настоящего – вот величайшая основа всякой культуры»[79]79
  Мережковский Д.С. О причинах упадка и о новых течениях современной русской литературы // Мережковский Д.С. Полн. собр. соч.: В 24 т. М.: И.Д. Сытин, 1914. Т. 18. С. 246.


[Закрыть]. Это высказывание определяет идейно-эмоциональный настрой всей брошюры «О причинах упадка…», которая, в отличие от большинства манифестов, лишена не только наступательного характера, но и стремления порвать связи с ближайшей традицией. Писатель оказался не готов к реальной роли лидера «нового искусства», но его лекции вкупе с «Символами» и «Юлианом Отступником» оказали сильнейшее влияние на людей, провозгласивших себя «вожаками» русского символизма. Сам он принадлежал к «детям ночи» (еще одно авторское наименование – «слабые и нежные дети вечерних сумерек»[80]80
  Там же. С. 230.


[Закрыть]) – это поколения рубежных эпох, обреченные рождаться и умирать в «смутные, страшные сумерки, когда последний луч зари потух и ни одна звезда еще не зажглась, когда старые боги умерли и новые не родились»[81]81
  Мережковский Д.С. Вечные спутники // Мережковский Д.С. Полн. собр. соч.: В 24 т. М.: И.Д. Сытин, 1914. Т. 17. С. 242.


[Закрыть].

Постоянно возникающие здесь отсылки к «Вечным спутникам» не кажутся нам случайными. В последнем прижизненном собрании сочинений Мережковский поместил обе работы подряд, нарушив при этом хронологию. Представляется, что данное решение было глубоко продуманным. В очерке «Пушкин», завершающем «Вечные спутники», говорится о «черной осени», «невидимом ущербе» и в финальном предложении – об «убыли пушкинского духа в нашей литературе»[82]82
  Там же. Т. 18. С. 171.


[Закрыть]. Эти слова как нельзя лучше корреспондируют с основным мотивом размещенного дальше «манифеста» «О причинах упадка…». И хотя при подготовке «Вечных спутников» писатель основательно «причесал» свои ранние тексты, внес в них серьезную стилистическую и содержательную правку, с публикациями, оставшимися за пределами сборника, их сближает эстетическая направленность и устойчивый интерес к широкому культурному контексту. Последние, в свою очередь, представляют Мережковского-критика «без глянца». Но в этой неряшливости и разношерстности – их специфическое преимущество и естественное обаяние для историка литературы Серебряного века.

А.А. Холиков