Текст книги "Кремль 2222. Край вечной войны (сборник)"

Михаил Мухин
Душелов

«Поганый город! Поганые муты», – злился про себя Андрей. – «Поганые Нео! Поганая жизнь!»

По пробитой каске били крупные капли дождя. Этот нудный звук сводил с ума. Голова раскалывалась, каждый удар капли приносил с собой страдания, подобные старинной китайской пытке. Единственное, что заставляло молодого маркитанта не снимать каску, годами выработанный инстинкт воина-торговца. Любую вещь, даже самую бесполезную, можно продать. Те же нео с руками оторвут эту каску.

Как же быстро небо заволокли тучи… Теперь уже и не осмотришь кровоточащие раны. Камуфляж свисал клочьями, весь мокрый и тяжёлый от дождевой воды и крови. Тяжело дыша, раненый все равно пытался идти дальше. Но куда? Он потерял все ориентиры и двигался вперед только на автомате. Скорее всего, он уже сбился с пути – в руинах это проще простого, даже самый опытный следопыт мог в них заблудиться. Ходили слухи о живых лабиринтах, где человек плутал целыми днями, пока не умирал от жажды и голода или не кончал жизнь самоубийством. Но молодой маркитант не верил этим россказням. Кто же такое расскажет, если все, кто попадал в такие ситуации, погибали? Подобные слухи растут из детских страшилок, которыми пугают матери непослушных детишек.

«Мама… – горько вздохнул Андрей. – Прости меня, мама. Все мои товарищи погибли, а я бежал… как последний трус. Если сдохну, не плачь по мне, мама, я не достоин твоих слез».

Силы оставили Андрея. Он споткнулся и упал на выщербленный асфальт, неловко подвернув при падении простреленную руку, которую тут же пронзила нестерпимая боль. Пистолет выпал из здоровой руки и улетел куда-то в сторону. Андрей закричал, но его вопль потонул в раскатах грома.

– Я всё-таки сдохну, – прошептал раненый. – Правильно говорил отец, лишь два пути есть в жизни – победа или смерть, и вся жизнь это путь к победе… А я оступился… дурак…

Тяжело дыша он подполз к полуразрушенному дому, кое-как сел, прислонясь спиной к холодной стене. Надо б найти потерянный пистолет, но было слишком темно, чтобы его увидеть. Маркитант ждал вспышки молнии. И дождался.

Пистолет блеснул в паре метров от Андрея, но это было не единственное, что бедняга увидел. Вспышка молнии отразилась в глазах жуткого существа. Чем-то оно напоминало крысособаку, но было больше неё… Намного больше. Мокрая шерсть свисала клочьями с могучего мутанта, а из длинной пасти, полной острых зубов, свисала книзу нитка тягучей слюны. Никогда раньше о таких тварях Андрей не слышал.

Эхом громового раската прозвучал утробный рык мута. Андрей из последних сил бросился к своему пистолету. Превозмогая боль, он выбросил вперед здоровую руку, схватил оружие и принялся стрелять в смутный силуэт, слегка подсвеченный неверным светом выглянувшей луны. Совсем рядом послышался визг и тяжелое дыхание раненого зверя… но ожидаемого удара страшных клыков не последовало. Темный силуэт неожиданно развернулся – и скрылся в стене дождя.

Андрей обессиленно откинулся на спину. Он не знал, сколько времени так пролежал, сжимая в ладони рукоять пистолета. Прошла вечность, прежде чем маркитант разжал стиснутые зубы и застонал от отчаяния. Слезы потекли по его щекам, смешиваясь с дождевыми каплями. Андрей плакал, впервые за много лет чувствуя себя беспомощным и одиноким. Как он мог поддаться страху и бросить своих умирать? Проклятые нео… Проклятый мутант! Проклятый город!!!

Он попытался встать. Ничего не вышло, потеря крови давала о себе знать. Андрей снова пополз к зданию. Нащупав мокрый кирпич, он с трудом встал и прислонился к стене. Снял каску, которая теперь только мешала. Струи дождя забарабанили по макушке, стало немного легче.

Маркитант слабо улыбнулся. Ну, вот и все. Говорят, облегчение приходит перед смертью. Хотя те, кто это проверял на себе, тоже уже никому ничего не расскажут. Очередная легенда, но на этот раз, похоже, правдивая…

Снова сверкнула молния, отблеск которой выхватил темный прямоугольник входа в полуразрушенное здание. Двери не было, но это и к лучшему. Андрея начал бить озноб от ледяного дождя и кровопотери, и маркитант решил, что подыхать все-таки лучше под крышей. Осторожно опираясь о стенку, он поднялся на ноги и тихонько пошел, стараясь снова не задеть простреленную руку.

Несмотря на дырявую крышу, внутри было все-таки посуше, чем снаружи. Луна, уже более уверенно выглянувшая из-за туч, осветила груды металлического и строительного мусора, лужи на полу и кучи полусгнившего тряпья, вероятно служившие постелями то ли людям, то ли бродячим нео. А в углу помещения, вытянувшись, лежало тело того самого огромного мутанта. Андрей прислушался. Нет, не дышит. Выходит, пистолет маркитанта отсрочил смерть своего хозяина еще на пару часов.

В углу, на относительно сухом месте, лежал старый, порванный в нескольких местах матрас. Раненый подошел к нему и бессильно упал. Сырой матрас и насквозь промокшая одежда неприятно холодили тело. Андрей попытался заснуть, но ничего не получалось – ныли раны, а в голове роились мысли:

«Меня сожрут этой же ночью, неважно, сдохну я или буду еще жив. Раны, кажется, снова начали кровоточить. На этот аппетитный запашок сбегутся все мутанты в округе! Кстати, и не я один здесь аппетитно пахну… И ничего с этим не поделать…»

Андрей думал о том, что уходит слишком молодым. Он надеялся, что умрёт стариком, прожив жизнь, полную приключений. И вот теперь он ощущал дыхание смерти на своем лице, лежа рядом с трупом мутанта, которого убил своими руками. Старики говорили, что это хорошее соседство, мол, враг, которого ты взял с собой в Край Вечной войны, будет сопровождать тебя там и помогать на Пути Воина. Ну что ж, хоть в чем-то повезло, если, конечно, это не очередная легенда…

Внезапно ему захотелось пить. Да так, что хоть стреляйся. Можно было, конечно, нахлебаться из лужи на полу, но, несмотря на свое состояние, Андрей понимал, что тут же выблюет грязную, вонючую воду.

Он привстал, превозмогая боль. Двигаться приходилось медленно, опираясь о стену. Ему хотелось выть, но маркитант понимал, что это привлечёт тварей, и лишь крепче стискивал зубы. Оглядевшись вокруг, Андрей заметил какую-то чудом уцелевшую дверь. Подойдя к ней, толкнул, и она открылась с жутким скрипом ржавых петель. Половины крыши над тесным помещением не было, и Андрей при свете луны разглядел разбитую ванную, умывальник и совершенно целое зеркало над ним – большую редкость в сожженном мире.

«Эх, принести б его домой, да Ленке подарить, вот бы она обрадовалась, – мечтательно усмехнулся про себя Андрей. Но потом вздохнул, дивясь собственному равнодушию: – Не видать мне ни дома, ни Ленки. Никогда».

На умывальнике лежала опасная бритва – ржавая, но вроде целая. Вряд ли она сохранилась со времен Последней войны, небось здесь было чье-то временное пристанище, пока муты не сожрали неведомых путников.

«Может, вены взрезать? – пришла вялая мысль. – Или пулю в висок надежнее? Или же дождаться естественной смерти, благо недолго осталось…»

Внезапно сквозь шум дождя он услышал странные звуки – будто в соседнем помещении, откуда он только что вышел, кто-то ходит – мягко, неторопливо, еле слышно постукивая когтями по полу. Андрей схватился за поясную кобуру… Пусто. Ствол остался там, возле матраца.

«Идиот!» – пронеслась мысль.

Рука сама схватила бритву – хоть какое-то, да оружие! Хотя понятно, что в его состоянии даже для вшивой крысособаки он весьма легкая добыча.

Мягкие шаги приближались. Вот они замерли возле самой двери в ванную.

Андрей затаил дыхание. Каждый удар сердца гулко отдавался в висках. Дверь заскрипела, словно на нее кто-то надавил с другой стороны.

Раненый – откуда силы взялись?! – привалился к ней плечом, надавил всем весом. Чушь крысособачья, один удар мутанта – и он отлетит в сторону, словно мешок с костями. Но именно в эту секунду Андрей понял: он хочет жить! Любой ценой!! Старики говорили, что иногда Зона исполняет желание умирающего. Еще одна сказка, в которую ему вдруг очень захотелось поверить.

– Жить!.. – взвыл Андрей, со всех сил наваливаясь на дверь. – Я! Хочу!! Жи-ииить!!!

* * *

Небольшая группа людей расслабленно сидела у костра, тихонько травя друг другу разные истории. После ужина самое то, развалясь на траве, развлечь себя и товарищей по оружию очередной страшилкой. Хорошо, когда можно вот так расслабиться. Пост хоть и дальний, но тихий, уже несколько месяцев с той стороны не выходил к нему никто – ни муты, ни кио, ни био. Его так и называли: «Тихий пост».

– Ходят слухи, – говорил старший, методично начищая меч, – что бродит по выжженному городу мёртвый маркитант-Душелов. Предал он своих, предал Механика великого своего. Умереть должен был, но перед смертью попросил Зону жизнь ему оставить. Она и оставила, только не совсем такую, как он рассчитывал. Жизнь после смерти в собственном мертвом теле – это ж тоже жизнь, как ни крути. Только души в том теле нет. Вот он и таскается по Зоне, пожирая людские души, да только все насытиться не может. И мертвый крысоволк при нём, которому маркитант скармливает мясо своих жертв.

– Крысоволк? – переспросил один из караульных, отличавшийся от товарищей густой, окладистой бородой. – Это что за тварь такая?

– Мутант редкий, – пояснил рассказчик. – Таких уже давно в наших краях не встречали. Так что увидишь крысоволчару двухметрового, знай – Душелов поблизости. Ненасытный, страшный, мертвый…

– Жуть какая… – пробормотал сидевший ближе других к костру молодой парень, крепче сжимая в руках автомат.

– Да хорош уже молодежь пугать, командир! – встрял один из дозорных. – Мамка новобранцев в детстве не допугала, так ты решил наверстать?

– У всякой легенды две стороны, – усмехнулся рассказчик. – Одна, типа, сказочная, слушаешь – и понимаешь, что небылицы все это, так, для развлечения придуманные. Ко многим та сказка так до конца жизни и остается повернутой одной стороной. Но здесь, внутри кольца МКАД, на сожженной земле случается, что легенды выживших явью становятся. Лучше, конечно, для всех нас, чтоб сказки сказками и оставались. Особенно страшные сказки. Но человеку нужно знать, что его ждет, – авось успеет перед смертью озвучить Зоне свою последнюю просьбу. Так что если, например, сейчас выйдет из вон тех кустов Душелов, знайте – хвататься за оружие, конечно, можно и нужно, да только бесполезно. Души-то наши он заберет по-любому, но если успеет кто перед смертью загадать правильное желание, глядишь, и услышит его Зона, и шанс даст…

– Здоров ты байки травить, командир, – хлопнул себя по коленям бородач. – Пойду-ка я караульных проверю, а то что-то больно тихо сегодня даже для Тихого поста.

Он поднялся на ноги – и вдруг замер, вслушиваясь в темноту.

Со стороны развалин, заросших густым кустарником, послышался треск веток. В полосу света шагнул человек в изорванном, выцветшем от времени камуфляже, на котором виднелись темные следы засохшей крови. Лицо человека было смертельно бледным, но в его глазах плясало кровавое пламя – возможно, отраженный свет костра. Во всяком случае, очень хотелось в это верить.

– Доброй ночи, воины, – удивительно чистым и ровным голосом проговорил гость.

– И тебе поздорову, путник, – ответил командир, вставая и поудобнее перехватывая рукоять меча. – Куда путь держишь?

– Куда Зона направит, – улыбнулся гость. И показалось караульным, что нет у него во рту ни языка, ни зубов, только чернота непроглядная, откуда на всех словно холодом дохнуло.

– Не обессудь, но хотелось бы мне, чтоб она тебя обратно направила, – сказал командир. – Здесь люди живут, и мутантам тут не место.

Черная тень за спиной путника колыхнулась, и из темноты вышел огромный крысоволк, скаля страшные зубы в почти человечьей ухмылке.

– Хорошее желание, – одобрительно кивнул ночной гость. – И я обязательно уйду. Но сначала мне надо завершить одно дело и накормить моего друга. Ты ведь хочешь есть, правда? – произнес он, фамильярно почесывая за ухом четвероногого монстра.

Люди вскочили со своих мест, кто выхватывая из ножен мечи, кто передергивая затворы автоматов. Лишь самый молодой из них остался на своем месте. Крепко зажмурившись, он скороговоркой повторял снова и снова:

– Жить… Я хочу жить…

Александр Козин
Перехожий

Падение было неприятным. Вылетев с непонятно какой высоты, я пошел по низкой траектории. Неужели к дождю? Первое же соприкосновение с поверхностью резко снизило мою скорость и заставило несколько раз подпрыгнуть, больно ударяясь об поверхность земли поверхностью меня. После чего я и остановился, притеревшись щекой по асфальту. Благо во время падения капюшон завернулся под голову и физиономия моя не пострадала. Если б не он, стерся бы я до самой черепушки – скорость полета вполне к этому располагала. Еще бы, ведь из предыдущего мира меня вышвырнуло, наподдав под зад, ударной волной нехилого такого взрыва. В эквиваленте кил на сто, а то и на все двести. И не мудрено – я сам его и устроил.

При мысли, что я снова в другом мире, меня прошиб крупный озноб, и стало так тоскливо, что хоть вой. В кои-то веки, за все свои скитания я нашел место, где хотел бы остаться, но нет – мир снова от меня избавился, как от вредного и чужеродного тела, которым я собственно и являлся. Я вспомнил Апрель, её бездонные изумрудные глаза и милые ушки, которые так забавно краснели, когда она смущалась или… испытывала другие сильные эмоции. И снова захотелось завыть, по-настоящему, от души, так, чтобы чертям в аду тошно стало. Что я и попробовал сделать, но вместо этого только застонал, нагоняя еще большую тоску, и попытался сфокусировать взгляд на поверхности, на которой лежал. Взгляд сфокусировался. Оказалось, что я лежу вовсе не на асфальте, а на спрессовавшейся до каменной твердости угольной крошке и пыли.

Стенания мои были прерваны самым беспардонным образом: судя по звуку тяжелых шагов, некто весьма крупный бежал в мою сторону. Оторвавшись от самобичевания, я перевел взгляд туда, откуда приближался грохот шагающего локомотива. И сразу забыл обо всем.

«Локомотив» был метров двух с половиной ростом, чрезвычайно мохнат и по выражению морды агрессивно настроен. Как аргумент своей агрессивности он вскинул в лапище небольшое бревно с торчащими во все стороны ржавыми железяками.

– Вааааггггггххххх! – взревел он. Или это я заорал, шустрым ершиком покидая траекторию движения бревна?

Дубина врезалась в землю, подняв настоящее облако угольной пыли. Мне показалось, что в спину ударила взрывная волна, не слабее той, что зашвырнула мою бренную тушку в этот мир. Не обращая внимания, я продолжал катиться, а бревнышко в лапах мохнатого агрессора продолжало вздыматься и опускаться. Ему б сваезабойным молотом пойти работать – цены бы не было.

В какой-то момент мне надоело изображать бильярдный шар и дожидаться, пока мохнорылый детина натешится. К тому же тоска смертельная полностью покинула меня, уступив место адреналиновому куражу. Извернувшись в очередной раз, я раскинул ноги, как заправская балерина. О чем едва не пожалел – еще немного, и дубина дотянулась бы до моих первичных мужских признаков. Но я кое-что выиграл – чтобы ударить, могучему и мохнатому пришлось согнуться, и его голова оказалось очень близко.

Я выдернул из кобуры на бедре старый и безотказный «Маузер К-96». Длинный ствол ткнулся детине под нос, палец выбрал слабину спуска. Но чертов неандерталец обыграл меня! Громадная пасть мгновенно распахнулась и сомкнулась, едва не отхватив ковшом нижней челюсти мою руку. Зубы, больше похожие на обломки ребер крупного рогатого животного, скрежетнули на вороненом стволе. Но не тут-то было, мохнорылый! Это тебе не новомодные пластиковые игрушки, это настоящий хеви металл, детка!!!

Маузер громыхнул трижды. Голову монстра откинуло назад, да и сам он отпрянул с громогласным ревом, хватаясь за башку и выпрямляясь во весь громадный рост. Поразительно, но монстр не собирался падать, и уж совсем не собирался умирать. Я покосился на пистолет в руке, скользнула шальная мысль – может, патроны бракованные? Но я тут же откинул её – отдача и звук выстрела имели место быть, да и громила за голову схватился не по причине неожиданно возникшей умной мысли. Ну, это не удивительно, встречали уже раньше – три сквозных в голову, мозг не задет. Ему, мозгу, в такой эпической черепушке вольготно должно быть, просторно, есть куда сместиться в случае опасности.

Моя человечность не позволила безучастно наблюдать за мучениями бедной зверушки, и, хорошенько прицелившись, я всадил еще одну пулю. Внезапные идеи, как и остатки мозга, покинули голову громилы, и он, отпустив многострадальную голову, рухнул плашмя, прощально хрюкнув.

– Ух… – выдохнул я, мысленно добавив крепкое словечко.

Подойдя поближе, я рассмотрел бывшего противника. Настоящая громадина, похожая на человеческих прародителей. Покатый лоб, мохнатость, все как в учебнике, только вот… шкура местами лопнула, выпуская наружу узлы вздувшихся мышц. От чего это его так расперло, от чувства собственной значимости? Впрочем, неважно. Хороший гад – мертвый гад. А гадом я считаю любого, кто покушается на целостность моей драгоценной тушки.

И только тут я обратил внимание на необычность окружающей среды. В воздухе скользили обрывки черного дыма, угольной пыли, поднятой нашими телодвижениями. Только скользили они необычно – стремительно и по прямой, при этом плотной завесой закрывая от меня окружающий пейзаж. Я машинально подставил руку, стараясь поймать угольное облачко. Не получилось. Я потер ладонь, стараясь все таки обнаружить следы угля, взглянул получше, даже понюхал. Малось есть, но недостаточно, чтобы так портить пейзаж.

– «Вот те нате, лосось в томате, – подумал я. – Никакая это и не пыль».

И действительно, великому и мохнатому надо было плясать тут несколько часов, чтобы поднять такое количество черной пыли. А уж о себе я молчу. И что это за… необъяснимое явление, не поддающееся моему пониманию? Черный свет, что ли? Такое объяснение было самым простым, но совершенно нелогичным. И так неуютно мне вдруг стало, что сразу захотелось переместиться в какое-нибудь уютное и понятное место, пусть с угольной пылью, но без черного света. Сказано – сделано – шагаю вперед.

Площадка, на которой мы с мохнорылым устроили битву, была метров тридцати в поперечнике и находилась в неглубоком котловане, окруженном каменными и бетонными обломками. Проходя мимо одного, я машинально рассмотрел его и даже потыкал подобранной поблизости палочкой. Определенно бетон, даже огрызок арматуры сбоку торчит. Значит, я попал в не совсем захудалый мир, населенный агрессивными милашками. Тут определенно есть люди разумные, способные делать бетонные конструкции.

На краю котлована черный свет внезапно оборвался, и я шагнул в мир, полный ярких красок и звуков. Ну, мне так сначала показалось, ибо как только я вылез из ямы, так сразу узрел следующую картину: пара братанов моего мохнатого знакомца выясняют отношения с парой моих братанов, в смысле, людей. При моем появлении и те, и другие замерли, как молнией пораженные. Долю секунды я наслаждался стоп-кадром, после чего принял решение: раз начал воевать против мохнорылых, то и продолжу. Эти экземпляры уступали в размерах своему эпическому сородичу, но все равно превосходили людей.

Все в том же замедленном режиме я увидел, как поднимается Маузер, дергается затвор и две пули летят к мохнатым головам. Я даже успел увидеть, как расширяются зрачки обезьянцев, и прочесть в них неподдельное изумление. Неандертальцы оказались слабее своего громадного сородича и умерли почти сразу, дуэтом свалившись на черный грунт. Я и сам был изумлен не меньше – не было у меня такой эпической меткости.

И вообще, я больше по взрывам…

На несколько секунд повисла неловкая пауза. Я поглядел на двух аборигенов, они тоже вперились в меня, будто ничего удивительней в жизни не видели. И чего, спрашивается, уставились? Перед вами первый проходимец… в смысле первопроходец, между мирами, прошу любить и жаловать.

– Здрасте, – нарушил я затянувшуюся паузу и додумал про себя: «Кто такие, чего уставились?»

Спасенных было двое. Седой, но крепкий старик, замерший на порожке телеги с фургоном с занесенным для удара посохом, и довольно крепкий юноша, присевший у деревянного колеса. В руках юноша держал довольно архаичный на вид огнестрел, что, впрочем, не указывало на его дееспособность. Как же это в моем мире называлось? Или мортира, или карамультук, нет, не помню.

Спасенные как-то синхронно моргнули при звуке моего голоса, словно он разморозил их. Старец вздохнул полной грудью, а юноша ненавязчиво повернул ствол огнестрела в мою сторону.

– И тебе здравствовать, мил человек. Спасибо, что спас нас. – Старик говорил вполне приветливо, но чувствовалась в голосе какая-то дрожь, то ли волнение, то ли подозрительность. – Ты кто будешь?

Я не успел рта раскрыть, как юнец выскочил из-под колеса, уже в открытую вскидывая фузею к плечу и откровенно намереваясь продырявить меня.

– Маркитант это, Евлампий, пристрелить его – и дело с концом! – возопил юнец, опасливо приближаясь на шаг.

Вот уж не думал, что тут принято «пристреливать» спасителя. Хотя в разных мирах и обычаи разные.

Навершие посоха поднялось вверх и, описав дугу, ткнулось в макушку воинственного стрелка. Наверняка точно так же старик погонял скакунов с сиденья погонщика, тыкая посохом между ушами. Я присмотрелся к этим самым скакунам. Ба, да это же фенакодусы, хищные предки обыкновенных лошадей, я сталкивался с ними в мире Апрель. Лошадки, верно, тоже почувствовали во мне нормального человека и агрессии не проявляли.

– Заткнись, недоросль! Какой он тебе маркитант?! – свой удар старик сопроводил негромким, но внушительным криком.

– Ну так… по одежде! – юнец едва не выпустил свое оружие, схватившись рукой за ушибленное место.

– Был бы маркитант, порешил бы всех на раз. – Теперь старик говорил громким шепотом, словно и не стоял я от них в трех метрах. – Тихо ты! И уважительней, это побратим смерти. Кто знает, что у него на уме.

А на уме у меня было много всего, особенно – с чего это они записали меня в какие-то побратимы смерти?

Громким «Кхм!» я привлек внимание к моей скромной персоне. Оба спутника, как по команде, повернулись в мою сторону.

– Если вам интересно, звать меня Игрок. По профессии инженер…

– Житель трех заводов, что ли? – перебил не в меру нетерпеливый юноша.

– Нет, – ответил я. – О трех заводах мне не известно, но прибыл я издалека, так что с местностью не очень знаком.

– Я Евлампий, а это Ерема. Он ученик еще, так что прости его несдержанность, – выдохнул старик, присаживаясь на сидушку телеги.

– Какой я тебе ученик? – обиделся Ерема, но резво умолк, едва Евлампий приподнял посох, правда, сделал это скорее из уважения, чем из страха быть ударенным.

– Странное имя – Игрок. Непотребными играми увлекаешься?

Я вдруг вспомнил, как на далеких зараженных землях один торгаш инфой спросил у бармена: «Это что за птица? Не боишься ему доверять, вдруг не вернется?» А тот ответил: «Это Игрок, он вернется. Что с ним ни делай – он всегда возвращается».

Я улыбнулся воспоминаниям и мысли, что смогу вернуться туда, куда хочу. Будь неладны все эти проклятые земли и прочие острова дармового счастья. Тогда я еще был сталкером, а не перехожим между мирами. Спросите, что такое сталкер? Честно, не отвечу. Сталкер это не профессия, и даже не стиль жизни. Это, наверное, состояние души.

– Нет, Евлампий, такими играми не увлекаюсь, и никогда не интересовался. Любил я когда-то в развлечении участвовать – военно-полевые игры называется, так за то и прозвали.

– Это тренировки воинского искусства, что ли? – подозрительно прищурился Ерема.

– Ага. Они самые.

– Так какое же это увлечение? У нас они поди ж каждый день проходят, без них никак. Норма жизни.

В нормальный мир меня забросило, если тут военные маневры – норма жизни и никак без них не обойтись. Это дома я еще до сталкерства был военным, а тут, получается, самый обычный человек.

– Так откуда, ты говоришь? – не унимался Ерема.

«Оттуда, где Макар телят не пасет! – с досадой подумал я. – Вот же прицепился, как клещ, ничем его не отцепишь!»

Ответить ему я не успел – в дальнем конце улицы из-за фасада разрушенного здания появился еще один мохнатый обитатель здешнего мира. Расстояние для выстрела было великовато, даже несмотря на аномально повысившуюся меткость. Может, поближе подойдет, тогда и уложу его без шуму и пыли?

Но мохнорылый не бросился в атаку с куском заточенной арматуры наголо, а обернулся назад и издал рык такой мощности, что у меня зазвенело в ушах, а фенакодусы недовольно заржали.

– Живей! – крикнул Евлампий. – Ерема, в фургон, назад! Пришлый, ко мне давай. Выследили они нас!

А старик умеет командовать, несмотря на степенную манеру говорить и держаться. Я не заставил себя уговаривать и сиганул на ступеньку, а с нее на дощатое сиденье. Евлампий подстегнул фенакодусов, и телега весьма бодро понеслась вперед. Мне даже показалось, что она вот-вот развалится от столь стремительной гонки по кочкам и выбоинам. Но она выдержала, и мы пока довольно успешно удирали от преследователей, по широкой дуге объезжая котлован, из которого я появился на этот свет.

Кстати, о преследователях. Я высунулся из-за тента фургона, оглядываясь назад, и увиденное мне совсем не понравилось. Мохнорылых было больше десятка, тряска и их постоянное перемещение мешали сосчитать точнее. Скача следом, иногда на двух ногах, а иногда перебирая всеми четырьмя лапами, аки зверьё какое, они настырно нагоняли нас, помахивая в воздухе мощными дубинами и самодельными копьями.

Я выстрелил, не особо надеясь на успех, и снова полет пули показался мне замедленным, я, вроде, даже разглядел, как она впилась в мохнатое плечо, но это не остановило преследователя.

– Кто это? – выкрикнул я.

– Знамо кто! – ответил Евлампий. – Нео. Кто ж еще?!

Ага, точно. Нео… И как я сам не догадался! У них же на лбу написано.

– И чего эти нео хотят? – я перезарядил пистолет, решая, стрельнуть еще или поберечь патроны.

– Так знамо чего – человечинки! – в голосе старика слышалось явное удивление.

Час от часу не легче – то дубиной норовят зашибить, то пристрелить, теперь вот вообще сожрать решили.

– Что ж вы места такие для прогулок выбираете, где охота на людей в порядке вещей? – я снова высунулся из-за тента фургона и едва не схлопотал камнем по уху.

Слишком ретивого нео сшиб выстрелом из мушкета Ерема. Как все-таки это орудие называется, ведь точно я его где-то видел?

– Так отбились мы от обоза. Боярин Данила в крепость караван вел с оружием, и мы с ними. Так этот красавец… – Евлампий мотнул головой назад, подразумевая Ерему, – заснул. Ну и я спал. Заблукали, в общем, в темноте. Тут недалеко, но наши нео от крепости погнали, и те нам путь отрезали. Сутки по окрестностям шарахаемся, выхода найти не можем, такой мерзости насмотрелись…

Его прервал жуткий рык. Отдать должное – реакция и соображалка у старца были отменные. Он резко откинулся на спинку скамьи, освобождая мне сектор для стрельбы, чем я и не преминул воспользоваться. Мохнатый, почти догнавший телегу, нарвался на пулю, споткнулся и покатился кубарем по черной пыли.

– Ерема! – взревел Евлампий, не хуже недавнего нео. – Етить тебя, растудыть!

Впрочем, он тут же осекся и поправился:

– Негоже пожилому мужу сквернословить. Ерема, ты чего не стреляешь?!

– Стреляю! – В подтверждение раздался грохот очередного выстрела. – Четыре пули осталось, да пороха чуть.

– Выстрелов нет, пикой коли. А, ну да, мы же пику потеряли, когда от нео драпали, – буркнул Евлампий себе под нос. – Послал бог помощника.

Я призадумался – какое это оружие везет фургон, что его нельзя извлечь и использовать против врагов по прямому назначению?

Мы мчались, нео догоняли. Ружбайка Еремы громыхнула еще четыре раза и смолкла. Улица заканчивалась, и что нас ждет в конце, мне было категорически не известно.

– Слушай, а из чего другого Ерема не может стрельнуть? – спросил я старика, наблюдая, как устают фенакодусы, тянущие непомерный груз, и как приближаются мощные мохнатые фигуры. Теперь они не отвлекались на размахивание дубинами и гневные рыки, а дружно опустились на четыре лапы, сосредоточившись на преследовании.

– Так выстрелов нет, – удивился Евлампий.

– Так фургон же с оружием. – В подтверждение я ткнул локтем в брезентовую стенку.

– Не то это оружие. Не готово оно, – ответил Евлампий, понукая фенакодусов, хоть те и так неслись не пределе сил.

Позади рыкнуло – один из преследователей попробовал достать Ерему в прыжке, но тот извернулся и ткнул его саблей. Не сильно в общем, но нео остановился. Резко замерли и его товарищи, парочка даже кувыркнулась через головы, не справившись с ускорением. Не издав ни звука, мохнатая банда помчалась назад. Мне показалось это очень подозрительным. И не зря.

Не сбавляя хода, телега приближалась с странному образованию, находящемуся между разрушенными домами. Полукруглое нагромождение из обломков плит, камней и металлических конструкций, метра три – четыре в высоту, в равной степени могло быть оборонительным бруствером и гнездовьем титанической птицы. Или насекомого.

Перебивая мои мысли, Евлампий заорал:

– Био!

Интересно – у них тут все так коротко и ясно именуется или есть исключения?

В следующий миг мне стало не до размышлений, вечер по-настоящему перестал быть томным – из-за бруствера показались сначала передние лапы, а потом и весь владелец уютного гнездышка. Громадный паук выскочил на склон бруствера и замер, как заправский каракурт, выставив вперед стальные жала. И хоть на металлическом корпусе расползлись пятна ржавчины и вмятины, я ни на секунду не засомневался, что стальное насекомое растерзает нас троих вместе с фенакодусами и телегой. Теперь ясно, почему драпнули нео.

Мы успели миновать отвал, когда паук ринулся в погоню. Что-то басовито свистнуло, и метательный снаряд размером с хорошее бревно пронесся над нами, едва не задев фургон. Возьми он чуть левее, и наша песенка была бы спета. Тем не менее, еще минута, и она точно будет спета – био не нео, хоть и заносит его, и скрипят приводы на могучих, бронированных ногах, но скорость у него гораздо приличнее, чем у мохнорылых, а в конце улицы все усыпано крупными обломками, через которые наши колеса ни за что не переедут.

– Туда! – неожиданно даже для себя заорал я. Евлампий неожиданно для себя подчинился, направив фургон в узкий переулок, ширины которого должно едва хватить для телеги, не говоря уже о широком и плоском био. Но как только мы миновали проезд, я осознал свою ошибку. Осознал и прочувствовал – телега оказалась в каменном мешке, выход из которого перегораживала толстая стальная туша био, со скрипом и надрывным визгом приводов прорывающаяся внутрь. Стальные ноги прочерчивали в земле глубокие борозды, со стен падали камни, выдавленные прочным корпусом, но метр за метром робот двигался вперед.