Текст книги "Кремль 2222. Край вечной войны (сборник)"

Роман Мельников
Два товарища

Мы бежали от красного Поля Смерти. Я был ранен после боя с дампами. Мой друг по оружию Костя тащил меня на себе. Я просил бросить меня, потому что Поле было всё ближе и ближе, а Костя бежал медленно. Силы покидали его. «У тебя жена, которой ты нужен, – говорил я ему. – Брось меня, иначе мы умрём вдвоём!»

Но он продолжал меня нести.

Бег сменился быстрым шагом. Я уже чувствовал, что Поле совсем близко. От него исходила какая-то волна, из-за которой по телу постоянно бежали мурашки. Видеть его я не мог, так как глаза были залиты кровью. В бою один из дампов сильно саданул меня по голове палицей. Кровь шла не переставая, голова раскалывалась. Я думал, что потеряю сознание, но Костя сунул мне в нос ядрён-траву, запах которой шибает прямо в мозг и не даёт вырубиться какое-то время.

Мы двигались уже совсем медленно. Еле-еле шли. Я слышал тяжёлое дыхание Кости. Он сделал шаг и споткнулся. Мы повалились на землю. Костя упал на бок, а я на спину. Но больно не было. Я уже ничего не чувствовал. Жизнь выходила из меня.

– Оставь меня… Я уже… мертвец, – прошептал я ему.

Он тоже что-то сказал в ответ, но что именно, я не расслышал. Затем он поднял мою правую руку, коснулся моих сжатых в кулак пальцев (судорогой свело) своим кулаком правой руки. Это наше приветствие и прощание перед боем и после. Подобие ритуала, наудачу, так сказать. Сейчас же это означало, что мы больше никогда не увидимся.

Костя отпустил мою руку и ушёл. Я этого не видел, кровь на глазах запеклась сухой коркой. Я уверен – если б не Варвара, он тащил бы меня и дальше, невзирая на то, что сам может погибнуть. Но ещё давно я взял с него обещание: если я буду при смерти, не рисковать своей жизнью ради меня. Вот этот момент и наступил. И Костя сдержал обещание.

Я лежал, ожидая мучительной смерти. Мне доводилось видеть, что творит с людьми и нео Красное Поле. Очень жуткое зрелище. После изощрённого издевательства Поля трудно догадаться, кем была раньше та куча плоти, которой становится живой организм.

Я почувствовал, как меня обволакивает теплая волна. А через секунду моё тело затряслось в ужасных судорогах. Было ощущение, что какой-то великан выкручивает мне руки и ноги. Голова пульсировала болью, глаза вдавливались в глазницы. Невидимые иголки впивались в кожу под ногти на руках и ногах. Это было ужасно. В тот момент я хотел умереть как можно быстрее. Но смерть часто любит поиграть с обреченными.

Когда я пришёл в себя, была ночь. Всё тело болело, попытка встать не удалась. Из-за головокружения я сразу же упал на живот. Мне нужно было полежать, чтобы еще раз попробовать подняться. Но не здесь, не посреди улицы ночью…

И я пополз в полуразрушенную многоэтажку, что была справа от меня. Ползти было тяжело, но я не останавливался. Если смерть смилостивилась надо мной, оставив в живых, нужно найти хоть какое-то укрытие на ночь, чтобы не стать ужином для мутантов. А утром, если хватит сил, отправлюсь в Кремль.

Я вполз в здание. На ночлег обосновался на лестничной площадке первого этажа, так как сил хватило доползти только туда. Улегся на холодный пол и моментально отключился.

Утром я проснулся оттого, что солнце светило в глаза через дыру в стене. Я зевнул и потянулся. Но что это? Мои руки! Они стали длинными, мускулистыми, волосатыми и чёрного цвета! А на пальцах были уже не обломанные ногти, а крепкие, острые когти. Я резко вскочил, оглядел себя. Изменение претерпело всё тело, теперь я весь стал похож на животное. А что с моим лицом?

Я хотел закричать, но вместо крика зарычал как крысо-собака.

Потрясённый таким ужасом, я очутился на улице и побежал в сторону Кремля. Бежал я так быстро, как никогда не бегал. Все это влияние Красного Поля!

Я бежал и молил Бога, чтобы меня узнали. Чтобы приняли обратно в Кремль!

Как же я был рад, увидев вдалеке стены родимой крепости.

Когда я подбежал к воротам Кремля, на меня нацелили копья и луки все часовые. Один из людей на стене прокричал мне:

– Эй, ты кто или что?!

Я хотел выкрикнуть своё имя, но вместо этого из горла вырвалось лишь нечленораздельное клокотание. Когда у меня не вышло назваться и во второй раз, ярость заполнила меня. Неожиданно для самого себя я схватил огромный камень, лежавший рядом, и метнул его в сторону с диким рёвом.

– Вали прочь, животное! – крикнул часовой на стене.

Но я не хотел уходить. Мне некуда было идти. И я начал стучаться своими большими кулачищами в ворота крепости.

– Огонь!!! – донеслось сверху.

На меня осыпался град из стрел и копей. Две стрелы вонзились мне в правую руку, одно копьё оцарапало левую ногу. И я побежал прочь от стен родной крепости…

В этот же день я стоял перед давным-давно поверженным боевым роботом и смотрел на своё отражение в его металлическом корпусе. Я видел монстра, трёхметрового, чёрного, как ночь. У него были длинные руки, мощные ноги, очень широкие плечи. А глаза… Правый большой и красный, а левый маленький, прищуренный, жёлтый. Уши острые. Зубастая пасть. Когда я был человеком, у меня не было переднего зуба. А сейчас зубов даже больше сорока. Боже, какой же я ужасный.

Я задрал голову кверху и заревел, но серое небо лишь скорбно молчало.

* * *

Прошло уже три месяца после моего превращения в это чёрное нечто. Я стал быстрым и кровожадным охотником. Моя жертва даже не успевает понять, кто её убил. Я неуязвим. Раны на мне затягиваются за считаные секунды. Сила моя велика, я могу оторвать башку жалкому нео, а потом содрать с него шкуру.

Я уже сделал себе кровать из корпуса биоробота и трёх шкур нео. Еще одну шкуру я обмотал вокруг пояса, и она свисает до колен. Питаюсь чем угодно, в еде я неприхотлив. Употребляю в пищу растения, мутантов и жуков. Но очень люблю щупальца шамов, поджаренные на костре с диким луком, и суп из мяса руконогов, сваренный в их же панцире. Просто пальчики оближешь.

Но шамов редко получается встретить. Эти твари, как только завидят меня, создают плотный туман и пытаются в нем скрыться. Как бы ни был я быстр, мне редко удается их поймать. Приходится изрядно побегать. Сильно выматываюсь. Но оно того стоит.

Бывало, устраивали на меня охоту и нео, и шамы. Но ничего у них не выходило. Я слишком силён для них.

Порой меня тянет отведать человеческого мяса. Но я всё не решался. Ведь я сам когда-то был человеком. Я даже помогаю своим бывшим соплеменникам, время от времени. Когда на Кремль собираются напасть нео, часть их отряда погибает, так и не дойдя до стен Кремля. За это люди прозвали меня Чёрный Страж.

Сегодня я опять присматриваю за кремлёвскими воинами. Они устроили поход в отдалённый район, чтобы собрать ядрён-траву. Хорошо, что я пошёл за ними. Гнусные дампы напали на людей. Сначала я наблюдал за боем, но потом решил вмешаться, когда заметил, что дампов значительно больше, чем людей.

Я выпрыгнул из-за проржавевшего остова автомобиля в толпу мутантов и одним взмахом руки отбросил в сторону пару гниющих тварей. Три арбалетчика выстрелили в меня, но я успел прикрыться одним из дампов, так, что одна стрела попала ему в голову, другая в грудь, а третья – мне в ногу. Я оскалился, бросил на землю труп мутанта, выдернул стрелу из ноги и воткнул её в глаз живой мумии, прыгнувшей на меня сзади. Остальных дампов перебили уже кремлёвские, пока мутанты отвлеклись на меня.

Когда на поле боя остались только я и отряд из четырех сильно израненых кремлёвских воинов, я нырнул в заросли ядрён-травы. Никто за мной не пошёл. Мне пары ядрён-травы не так страшны, как человеку. У того, кто войдёт сюда, начинает кружиться голова, и он теряет сознание. А потом аспиды, обитающие в глубине зарослей, поедают спящую жертву.

Вышел я из неё, только когда кремлёвские воины ушли.

На поле битвы дампов и людей осталось много трупов. В том числе и два человека. Один из них был сильно ранен, но всё же дышал. Я склонился над ним. Короткостриженый, лет тридцати мужчина с рыжей бородкой. Вот убрать бородку и усы, и будет вылитый… Костя!

Он был ранен в грудь и истекал кровью, но его товарищи сами нуждались в помощи и не могли его взять с собой. Наверное, ушли за подмогой – кремлевские своих не бросают. Только вряд ли та подмога успеет. Мутанты, привлеченные запахом свежей крови, придут раньше.

Я подхватил Костю на руки и побежал к себе в убежище. У меня имелись нужные травы, чтобы обработать рану.

Добравшись до своего логова, я положил Костю на кровать – огромную относительно его маленького тела – и пошёл в другую комнату за соком плющ-удава и листьями зубуха. Сок плющ-удава обладает целебными свойствами. А зубух – это лопух, но только с зубками по краям листа. Ещё в Кремле я узнал, что если на рану выдавить сок плющ-удава и приложить листья зубуха, то они, вступая в реакцию с соком, впиваются зубками в кожу вокруг раны. И сами отлипают, когда рана заживает.

Я проделал нужную процедуру. Костя зашипел, не открывая глаз, когда маленькие коготки зубуха впились в его кожу. Судя по ране, лежать ему придётся около недели в моей обители. Потому что когда листья присасываются к коже, нельзя тревожить человека. В противном случае рана может долго не затягиваться. Так это или нет, я не хочу проверять. Пусть лучше полежит у меня. А потом я отнесу его в Кремль.

Костя был без сознания сутки. За это время я сходил на охоту и убил небольшого руконога. За друга я не беспокоился. Моя обитель находится на четвёртом этаже одной из многоэтажек. Наверх никто не залезет, кроме меня. Окна закрыты обломками роботов, лестница обвалена. Мне приходится карабкаться по торчащим из стен арматуринам, оставшимся от некогда существовавшей лестницы.

Через сутки Костя пришёл в себя, но ещё ничего не соображал. Я сварил ему суп из руконога, которого убил прошлой ночью, и заставлял есть через силу. Он плевался, молил Варю не кормить его этой гадостью. Но Варвары здесь не было, и потом, что другое ему можно было дать из еды? Ничего. В Кремле специально животных выращивают для еды. А здесь дикая и опасная природа – питайся тем, что повезет найти или убить.

Суп из руконога еще не самое страшное, что придётся терпеть Косте. Завтра будет готова настойка из трав. Запах этой настойки даже мне не нравится, а Косте и подавно. И вкус у неё тоже должен быть ещё тот. Но что поделать, лечение редко когда приятно.

Наутро настойка была готова. Я попытался заставить Костю её выпить. Он меня оплевал ею с ног до головы, но половину всё же выпил. Это хорошо. Значит, выживет.

В течение пяти дней я мучил его невкусной едой, приготовленной то из нео, то из руконога, то из хоммута. Хоммут ему понравился больше всего – им он не плевался особо. А после еды я заливал ему в рот настойку.

На шестой день он очухался. Утром, когда я вновь собирался накормить Костю, он открыл глаза, взглянул на меня и закричал. Он хотел было вскочить с кровати, но я положил свою большую лапу на его плечо и прижал вниз. Костя начал вырываться и колотить меня по руке. Я хотел ему все объяснить, сказать, что вставать ему нельзя, но не мог. И просто показал на листья зубуха, присосавшиеся к его груди. Бунтарь успокоился, лёг, но не сводил с меня испуганного взгляда.

– Ч-чёрный Страж, – наконец прошептал он, что-то поняв.

Я кивнул и протянул ему панцирь руконога с супом из его бывшего хозяина, горячий, только что приготовленный. Но Костя отрицательно покачал головой. Пришлось рыкнуть, держа панцирь в вытянутой руке. Костя понял, что лучше не отказываться от предложения, и через «не хочу», кривясь, съел весь суп. Я забрал панцирь и положил его на старый, ветхий стол. С этого же стола взял маленькую стеклянную бутылочку, в которой был травяной настой. Бутылочку я ещё давно нашёл под землёй, когда охотился на хоммутов. Решил, что пригодится. Вот, пригодилась.

Костя взял бутылочку и понюхал её, не сводя с меня глаз. Как же он сильно сморщился!

– Это та самая гадость, что я пил каждый день? – спросил он.

Я кивнул.

Костя левой, свободной, рукой зажал нос и до дна выпил настойку.

– Фу, пакость какая! – раненый бедолага очень смешно скривил лицо.

Я улыбнулся. Наверное, страшно, когда перед тобой стоит чёрное здоровое существо и лыбится во все сорок зубов.

Вечером листья зубуха отпали с груди Кости. Рана затянулась, и на её месте остался небольшой шрам, который окружали два кольца маленьких красных точек – следов от зубок листьев. Когда зубух отпадает, зубки остаются в коже. Через какое-то время они сами рассасываются. Это длится от нескольких часов до суток.

Теперь больному можно было отправляться домой.

Эти дни, что он лежал у меня, я хоть и не мог поговорить с ним, но был рад, что забочусь о старом друге. Жаль только, не знает он, что я – это его друг, Демьян. Хотя, стоп! Как я мог забыть про наше старое ритуальное рукопожатие?

Я подошёл к кровати и вытянул по направлению к Косте сжатый кулак. Он посмотрел сначала на мою лапу, затем на меня. По его глазам я понял, что он напуган и удивлен, даже дёрнулся немного, когда я резко подскочил к нему с вытянутой лапой. А я ухал, кивал на нее, старался как мог, чтобы он понял и вспомнил наш ритуал.

Наконец мой друг медленно поднял дрожащую руку, сжатую в кулак, и коснулся моего кулака. Затем я быстро разжал лапу и протянул ему раскрытую ладонь. Костя положил на нее свою руку. Я сжал её несильно и улыбнулся, взглянув в глаза друга. Он сидел ошарашенный, что-то тихо бормоча себе под нос. Потом замолчал, громко сглотнул и спросил дрожащим голосом:

– Дёма?

Я улыбнулся и кивнул.

Он отшатнулся назад.

– Нет, быть этого не может… Я же видел, как ты… Поле… Демьян…

Я заметил, как у него по левой щеке покатилась слеза. Я тоже не выдержал и пустил слезу. Ни разу за все три месяца, что я был этим существом, мне не было так плохо, как сейчас.

– Я каждый день молился за твою душу, Дёма! Я думал, потерял друга. А друг оберегал нас всё это время.

Костя говорил без умолку. А я всего лишь кивал ему, да ухал и лепетал, размахивая руками. И, кажется, он меня понимал. Наверняка он понимал меня. Мы ведь с детства вместе. Помню, как я язык обжег горячим чаем. Неделю немой ходил. За это время Костя научился понимать меня без слов по одним только жестам.

Так мы и беседовали до самой ночи. Потом я склонил голову набок, положив ее на сложенные ладони. Это значило, что пора спать. Затем я зашагал на месте, ткнул пальцем в товарища и попытался сказать: «Кремль». Но вышло только что-то типа: «Кхрррм». Но он меня понял.

– Ты хочешь, чтобы мы сейчас легли спать, а потом я пойду в Кремль?

Я ткнул в него пальцем, потом в себя и кивнул.

– Вместе?

Я опять кивнул.

* * *

– Смотри, на стене, кажется, Владимир из дружины! – крикнул Костя, когда мы подходили к воротам Кремля.

– Стоять! Вы кто? – донеслось сверху.

– Владимир! Это я – Константин. А это, – он указал на меня, – Чёрный Страж. Он спас меня. Вылечил.

– Мы думали, ты умер там!

– Нет, не умер. Открой ворота. Мы войдём.

– Не могу. Не велено мутантов пускать.

– Но это Демьян! Помнишь, я говорил, что он несколько месяцев назад в Красном Поле умер? Так не умер он. Просто стал таким.

Неужели меня пустят обратно домой? Сомневаюсь. Ратмир не такой великодушный, чтобы пускать мутировавших воинов в свой дом. Даже если эти мутировавшие воины до сих пор помогают Кремлю в борьбе с другими мутантами.

– Подожди немного, сейчас я позову Ратмира. – Владимир исчез из виду.

Вооружённые часовые наставили на нас луки, арбалеты и копья.

Спустя короткое время на стене появился Ратмир.

– Здравствуй, Константин. Рад, что ты жив! Мы посылали поисковую экспедицию за телами, но никого не нашли.

– Проехали, – буркнул Костя. Похоже, я оказался прав тогда. Труп его товарища мутанты сожрали раньше, чем пришла экспедиция.

– Мне сказали, что Чёрный Страж – твой друг, – произнес Ратмир. – Но ты знаешь правила, мы не можем позволить порождениям Последней Войны жить вместе с людьми.

– Но!..

– Никаких «но»! – оборвал Ратмир. – Либо ты заходишь без него, либо уходи с мутантом.

Чего тут думать? Костя не станет выбирать между мутировавшим товарищем и женой-красавицей. Он не сможет выжить в опасном мире без защиты. Я-то сильный, я смогу. А вот он – нет. Гордый он, чтобы постоянно скрываться за моей спиной. И здешняя кухня ему не по вкусу. Другое дело стены Кремля, защищающие людей от опасности, и Варвара, которая всегда готовит что-то вкусное.

– Кстати, Костя… Тут дело такое. Скончалась Варвара твоя два дня тому назад, – с жалостью сказал Ратмир.

Костя побелел. Глаза как-то странно округлились.

– Скончалась?.. – повторил Костя, будто стараясь убедить себя в смерти любимой жены.

У меня сжалось сердце. Варя, рыжеволосая красавица, с ее голубыми-голубыми глазами. Костя любил ее больше жизни.

– Как? – раздался глухой голос моего товарища – Как это случилось?

– «Комок», Костя, – спокойно сказал Ратмир. – Это был «комок».

Неужели она была больна «комком»? Я слышал, что у человека, заразившегося этой болезнью, в горле воспаляется какой-то нерв. С каждым днём он становится всё больше и больше, пока человек просто не задыхается. Это очень мучительная, но относительно быстрая смерть. Мучения наступают на третий день болезни, когда из-за «комка» становится больно глотать еду и воду. Больному приходится отказаться от этого и морить себя голодом и жаждой. На седьмой день «комок» разбухает, полностью перекрывая дыхательные пути. Затем человек катается по кровати, держась руками за разбухшее горло, и глотает воздух, пока не придет смерть. Тело подлежит немедленной кремации, чтобы не заразился кто-то ещё.

Правда, не ясно кое-что. «Комок» могут подхватить слабые иммунитетом люди или же беременные… Не может быть. Она была беременна? Наверняка она была беременна! Иммунитет у Вари был хороший на всякие заразы. А во время беременности иммунная система, насколько мне известно, ослабевает и возможен риск подхватить любую инфекцию.

Костя тихо всхлипывал, что-то шепча себе под нос.

Я разобрал только «он ещё не родился». Выходит, она и правда была беременна.

Но потом мой товарищ мгновенно затих. Встал и поднял взгляд на Ратмира.

– Ты говоришь, что я могу войти без него или же уйти с ним? – спокойно спросил Костя.

– Да. Именно так, – подтвердил Ратмир.

– Хорошо. Я решил!

– Что ты решил, Константин? – воевода потупил взор.

Устав есть устав. Он не мог принять меня назад.

– Пошел ты к чертям крысособачьим! Говоришь, мой друг это порождение Последней Войны? Мутант? Да он более человечен, чем ты! Он не одичал за стенами крепости, а продолжал помогать нам. А ты, гнида, гонишь его из родного дома!

Мне было очень приятно, что Костя заступается за меня.

Лицо Ратмира побагровело от злости, но, несмотря на это, он произнес:

– Я сочту это за нервный срыв в связи со смертью твоей беременной супруги и позволю тебе войти в Кремль.

Костя молча склонил голову. Сейчас он спокойно подумает и решит идти в Кремль. Там ему будет лучше. А жить со мной значит подвергать свою жизнь опасности и есть всякую дрянь.

– Кос-тя, – сказал я.

Он развернулся, удивлённо глядя на меня.

– Ты что-то сказал?

– Иди в кре-пость.

Чудо, я смог сказать пару слов! Раньше я не мог говорить, хотя, в общем-то, и не особо старался. Но, как говорится, захочешь – сможешь.

– Он говорит? – спросил Ратмир.

– Я с тобой, дружище! – сказал мне Костя, проигнорировав вопрос воеводы. – Идём.

Мы успели удалиться от ворот на несколько шагов, когда за нашими спинами раздался голос Ратмира:

– Больше можешь не возвращаться в Кремль!

– И не вернусь, пока ты будешь воеводой, – не оборачиваясь, усмехнулся Костя. И тут же поправился: – Мы не вернемся.

Шамиль Алтамиров
Грром среди ясного неба

Орда мохнатых тел, вытянувшись неровной дугой, с ревом кинулась в атаку. Одних настигали стрелы защитников поселения, других нещадно рубили на подступах отряды стражников, третьи же, перепрыгивая ров и взбираясь на стену, находили смерть на копьях, дубинах и в зубах – таких же нео.

Армия кочевых нео, сколоченная из двух кланов, решила объединиться и взять нахрапом укрепленный форт процветающих нео-животноводов. Но не получилось. Оборонявшихся было больше, они оказались также искусней нападающих, организованней. Да и все же нападать сложней, чем обороняться. Понеся тяжелые потери, орда отхлынула подобно пенистой волне, атакующей утес.

Обычно безумствующие мохначи, сбиваясь в стаи, нападали на других нео, осаждали нерушимо стоявший вот уже два столетия Кремль – оплот человечества, движимые лишь лютой ненавистью, звериной жаждой, низменными желаниями. Но не теперь. Сейчас сплотившейся орде нео, что подобно саранче налетела на средней руки поселение оседлых нео, живших разведением крысопсов и туров, попросту некуда более податься. Выжить, выжить любой ценой.

Древний шаман, Хацыг, задержавшийся на этой пропитанной кровью и радиацией земле вот уже без малого на полтораста лет, предсказал страшное – идет Смерть. Смерти в поросших редкой травой пустошах и каменных развалинах древней Московии всегда хватало, но этой… «Не будет места никому, сгинут все племена, будто и не было. Бежать, бежать из насиженных мест, туда, на окраины, где нет жилищ древних хомо» – вещал плешивый старец. Древний, беззубый Хацыг дрожа от страха произнес лишь одно слово, одно имя… Снайпер. Слава о страшном воине, демоне, что скользит (как гласит молва) сквозь Миры, давно бередила умы, не давала покоя вождям больших и малых племен мохначей нео. Предводители верили молве, поверили Хацыгу, потому, объединив силы кланов, решили вырезать подчистую мирных нео и занять приглянувшееся поселение, однако нашли здесь лишь смерть.

Битва окончена. Стоны раненых и умирающих, рычание цепных крысопсов, заживо жрущих незадачливого нео, с торчащей из ноги стрелой. Выбеленные солнцем, поросшие клочковатой, почти опавшей шерстью старики, кряхтя от натуги, собирают оружие, железо и украшения с тел павших. Отрубленная голова пустыми глазами взирает на свое же тело, лежащее чуть поодаль. Уже спекающаяся кровь собралась в темные лужи, над которыми, трепыхая перепончатыми крыльями, вьются малые летуны. Уже и не разобрать, кто друг, а кто враг, – кругом мертвые нео. Несколько запряженных могучими турами волокуш свозят тела. Что похуже – на компост, к ямам за огородами, а те, что получше, – на еду. Враг разбит, их вожди еще долго, а может быть, уже никогда не вернутся… Но и у селян не все гладко, многих пастухов, воинов и пахарей уже не вернуть. И так происходит раз за разом, беспокойные, голодные соседи точат клыки, глотают слюну и нападают, нападают, нападают…

Вот и сейчас, после битвы, внутри победившего племени назрел конфликт. Объявился новый претендент, желающий стать вождем.

– Я, Грраг, сын Грраса, вызов бросаю тебе. Ты не вождь сильного клана. Ты только турам хвосты крутить горазд. Мы можем захватить всех хомо, вырезать до одного. Можем убить и сожрать других нео. Но ты не хочешь драк, говоришь, что мы не должны! Мы лишь раз за разом защищаемся, отбивая атаки бродячих тварей! Встань и дерись! Вызов! – одетый в жилет из туровой шкуры, косматый и одноглазый нео вскинул к небу дубину, сработанную из ствола целого шагай-дерева, и заревел. Собравшаяся на шум толпа разделилась на два лагеря. Одни требовали нового вождя, другие же, потрясая дубинами, защищали вождя нынешнего. Молчавший все это время вождь Грраст тяжело поднялся со своего «главного места», большого, не весть откуда притащенного кресла, украшенного мелкими косточками, автоматными гильзами и черепами стальных сколопендр.

– Я Грраст, сын Граа, принимаю твой вызов. – Сказав это, немолодой уже нео оглядел беснующееся племя, ища подслеповатыми глазами среди сонма мохнатых, одетых в шкуры тел жену и сына. Но смог разглядеть лишь Рауру – седого однорукого нео, старого друга. Их взгляды встретились. Седой Рауру мерно качнул головой, без слов понимая, что от него хочет вождь и старинный товарищ, и скрылся в толпе.

Племя расступилось, освобождая место для битвы.

Грраг, разминая огромные ручищи и помахивая дубиной, позировал перед сородичами. Вождь же, скинув с себя лишние цепи и мелкие побрякушки – символы положения и власти, стоял, вынув из заплечных ножен меч. Старое, доброе оружие Грраст взял в бою с могучим, почти как нео, бородатым хомо. Они долго бились, прежде чем один из них пал, после чего меч перешел к новому хозяину.

Противники сошлись. Грраг ударил первым, широко размахнувшись массивным оружием. Вождь же не стал отражать удар мечом, а просто шагнул в сторону, пропуская падающего по инерции противника мимо себя. Он не хотел убивать своего сородича, даже покусившегося на власть вождя племени. Не хотел, потому не ударил в спину, а лишь чиркнул кончиком острия по ноге Гррага.

Подскочив из пыли и золы старого кострища, Грраг взвыл, поднял дубину над головой и прыгнул, пытаясь ударить сверху вниз, метя сучковатой дубиной в голову вождя. Отразив удар, вождь сделал шаг назад и ударил противника ногой в грудь. Проехав на заду несколько метров, Грраг, осоловевшими глазками уставившись на вождя, некоторое время лежал в грязи, затем спешно поднялся и вновь бросился в атаку, вращая над головой своё оружие.

Грраст, высматривавший в толпе сородичей седого Рауру, чуть было не пропустил удар. Сучковатая дубина, утыканная ржавыми гвоздями, вскользь прошла по заросшей жесткой щетиной щеке и разорвала в клочья острыми и твердыми, как камень, сучками длинное ухо. Кровь залила правую строну головы и плечо. Взвыв не столько от боли, сколько от досады, вождь Грраст отпрыгнул в сторону, уходя от нового удара и прижимая ладонь к окровавленной голове. Грраг же ликовал, потрясая дубиной, чувствуя слабину противника и предвкушая скорую победу. Толпа мохначей, от мала до велика, ревела от восторга.

Глядя на позерство подлого подстрекателя и откровенного труса Гррага, вождь решил проучить выскочку раз и навсегда. Нет, не убить, но проучить так, чтобы всем стало понятно – «Грраст все еще силен, Грраст вождь!». Мысли в голове вождя пронеслись галопом, как стадо фенакодусов, изгоняя и вытаптывая все прочие мысли.

Подняв свой меч, старый вождь встал в стойку, так же, как это делал тот бородатый хомо, прежний хозяин меча, – широко расставив ноги и выставив оружие перед собой. Грраг, криво усмехнувшись и сплюнув в пыль тягучую желтую слюну, шутя перекинул дубину из руки в руку, замахнулся, якобы метя в голову, но, в последний момент выправив полет дубины, ударил прямо, метя острым навершием в грудь противнику. Вернее, попытался ударить.

Вождь не стал ждать, пока неповоротливый увалень Грраг проткнет его своей деревяшкой, как малого летуна. Сделав обманный маневр, в последний момент уйдя от каменно-твердого острия и развернувшись волчком, он нанес лишь два удара. Первым перерубил дубину у самой рукояти, попутно лишив Гррага нескольких пальцев. Вторым же ударом, развернув меч плашмя, выбил выскочке Гррагу колено в обратную сторону.

Перекрывая гвалт озверевших нео, отчетливо хрустнуло дважды – сначала дерево, затем кость. Воя и катаясь по земле, как укушенный сколопендрой крысопес, Грраг хватался попеременно то за руку без пальцев, то за неестественно выгнутую ногу.

Толпа притихла. Молчали сторонники и Гррага, и Грраста. Все ждали развязки. И мяса. Горячего, сочащегося кровью, только что живого мяса. Ждали последнего удара. Но вождь не собирался кормить толпу предателей еще одним предателем. Подойдя к жалобно скулящему противнику, Грраст ощутимо пнул его под ребра, переворачивая на спину. Скорчившийся Грраг испуганно уставился на вождя и замолк. Грраст поставил ногу на грудь поверженному врагу, уперев острие меча ему же в шею, обратился к племени:

– Сородичи! Вы поддержали этого подлого и трусливого Гррага. Вы ликовали, когда он бросил вызов мне, вашему вождю. Вы заплыли жиром. Вам хорошо, вам вкусно жрать мясо туров, что мы пасем. Жир сытой жизни заполнил ваши пустые головы. И сейчас вы ждете тушу этой вонючей крысособаки, – вождь указал рукой на притихшего в пыли Гррага. – Вы хотите воевать с жуками, охотиться на хомо, подкупая шайнов и шамов. Зачем?!

Ответом вождю было лишь утробное урчание сотни желудков.

Вдруг в толпе наметилось шевеление. Расталкивая мохнатых, вонючих нео, вперед протиснулся маленький, поросший темной шерсткой мальчик.

– Отец! – крикнул парнишка, не осмеливаясь подойти ближе. Сзади, из толпы, показался старый Рауру, прижал ребенка единственной рукой к себе.

Жесткий взгляд вождя потеплел, морщинистое в шрамах лицо разгладилось, а толстые губы произнесли:

– Сын…

Глаза, полные отцовской любви, мгновенно остекленели, взгляд потерял осмысленность, а рот раскрылся, вываливая толстый синий язык. Вождь пыльной кучей рухнул на землю. Племя загудело, как рой диких пчел. Маленький нео вскрикнул, пытаясь вырваться из лап своего седого наставника. Старик с трудом удерживал мальца.

Из пыли, опираясь на меч вождя обрубками пальцев левой руки, встал Грраг. С ржавого шипа его дубины, разорвавшей ухо вождя, на землю стекла гнойно-желтая капля яда, полученная из желез болотного аспида.

– Я победи-и-л! – прорычал Грраг. – Я теперь вождь!

По приказу нового вождя забили десяток откормленных туров, чтобы насытить племя и отпраздновать начало новой жизни. Вечером, с наступлением темноты, по всему стойбищу горели огромные костры, были расставлены вертела, на которых жарились, шипя стекающим жиром, целые туши. Все племя от младенцев и до вождя могло наесться вдосталь. Также по случаю праздника приготовили несколько бочек воды, настоянной на болотных яблоках и полосатом перце. И пока Грраг и остальные были заняты поеданием мяса и дурманили себя настойкой, три незаметные тени покинули стойбище, скрываясь в спустившейся на землю темноте.

Опасаясь мести Гррага, старый Рауру, маленький Грром и его мать Рри бежали из племени навсегда.

Многие годы племя под предводительством старого вождя не воевало с людьми, не совершало набегов на другие племена нео, вело мирную и оседлую жизнь. Грраст приказал выкопать вокруг поселения ров, построить некое подобие стены из обломков, камней, бревен. Патрули днем и ночью охраняли от набегов зверей и других нео окраины поселения и огороды. Ночью и днем гортанное: «Не надоело!» разносилось по округе, распугивая любителей легкой поживы. Нео разводили туров и крысопсов, их мясо, шкуры, поделки из кож возили на базары, выменивая у маркитантов на семена, мотыги, соль и прочее, что было нужно для жизни. Племя процветало. Но так было при Гррасте, а что же будет под властью Гррага?

Трое беглецов под прикрытием ночи удачно прошли кишащее тварями и плотоядными лианами обширное болото, благо что ближе к полуночи из-за туч вышла большая и яркая луна, залившая призрачным светом все вокруг. Каждая коряга, бочаг или разинутая в ожидании жертвы зубастая пасть плоского, но длинного как бревно болотника было видно при лунном свете словно днем.