Текст книги "Ни вензелей, ни китайца"

Глава 5

Впоследствии она пыталась припомнить, что же происходило в заведении, которое, надо надеяться, Николай выбрал наугад. Но в памяти всплывали лишь разрозненные сцены, зачастую состоявшие из одной или лишь нескольких деталей. Марина хорошо помнила, что в туалете было душистое мыло, оно отлично пенилось, но её всё равно рвало. Плитка там была, кажется, светло-серая и очень чистая, но, стоя на коленях перед унитазом, она не могла оценить по достоинству всех остальных красот. Марина смутно припоминала бармена: неплохие усы с завитками, но абсолютно неуместная борода. Он пытался шутить, наливая ей виски, и она даже смеялась, но понимая, что чувства юмора у него нет. Людей не было много, и это ей понравилось, как и музыка, то ли лёгкий рок, то ли джаз. Марина ещё помнила, что стены были уставлены дорогим алкоголем и что она сама много пила. Какое-то время спустя у неё ожил также образ какого-то мужичка, с которым она, в шутку, пыталась закрутить роман. Но он, кажется, отпрянул от неё и смерил презрительным взглядом. Или же ей это приснилось, сложно сказать. Ни сколько времени она провела в баре, ни что конкретно ела или пила, она не могла вспомнить. И, главное, Марина совершенно не могла сказать, как после бара она очутилась в постели безвестных для неё двух господ. А именно в их обществе она и обнаружила себя на следующее утро.

Точнее сказать, то были господин и госпожа, как оказалось при внимательном изучении Мариной соседей по кровати. Раскалывавшаяся голова не позволила ей испытать никаких особенных эмоций. Приступ удивления был заглушен Мариной, как только он принёс с собой лишние неприятные ощущения, сильную боль в висках. Они спали, он, обняв подушку, она, свернувшись калачиком и продев ненужное по такой жаре одеяло между ног. Марина скинула и с себя какую-то ткань и обнаружила, что она абсолютно голая. Судорожно протирая глаза и пытаясь привести в порядок растрёпанные волосы, она совершенно не помнила, как очутилась в этом доме. Всё в нём, на первый взгляд, выглядело вполне мирным, если не считать разбросанных бутылок, еды и одежды. А главное, впереди, после гостиной, уставленной цветами, виднелась входная дверь. Марина, стараясь силой мысли унять головную боль, решила, что ей нужно оттуда выбираться. Но, подтянув ноги к груди и проверив, что своими движениями она не разбудила спутников, Марина поняла, что припоминает мужчину, расположившегося справа от неё. Длинные волосы, жёсткая щетина – где она его видела? Боже, да это же Олег! Тот парень, чья жена оказалась лесбиянкой! Марина посмотрела на неё. Длинное загорелое тело, крупный нос, вьющиеся волосы, такой же узкий, как и у Олега, разрез глаз. Марине показалось, что эта девушка и впрямь другой породы, что она не подходит Олегу. Наверняка она очень страстная, в отличие от него. Но боже, как она очутилась в одной с ними кровати!

Марина подумала, что её затащили туда обманом или силой. Она ведь отказала Олегу! Неужели над ней было совершено насилие? Марина направила всё своё внимание на ощущения в теле, но боли не почувствовала. Синяков на ней тоже не было. Но ей всё равно захотелось разбудить Олега и эту его жену, потребовать объяснений, залепить ему пощёчину, прямо как – в её фантазии – Боре. Наверняка он следил за ней, подкараулил её в баре, когда она выпила немного лишнего и под липовым предлогом заманил в эту квартиру. Какие ужасные тут обои – жёлтые, да ещё и в полоску – полная безвкусица. Как жаль, что она не может всего этого им высказать – ей лучше убираться прочь, пока есть такая возможность.

Аккуратно поднявшись, Марина стала ступать меж двух спящих тел, боясь как потерять равновесие, так и разбудить кого-нибудь из бывших соседей. Она очень медленно заносила ногу и так же медленно её опускала, но неупругий матрас вдавливался так глубоко, что чувствительный человек наверняка ощутил бы движение. Тем не менее, она справилась со своей задачей и, отыскав в общей куче вещей своё платье, надела его и подошла к зеркалу. Вид у неё был разбитый, но Марина решила не нервничать хотя бы из-за этого. Она только придала причёске какую-то форму, помассировала те места, где ещё оставался след от кровати и, заметив на тумбочке влажные салфетки, протёрла себе лоб, нос и щёки. Её сумочка, кажется, невредимая, лежала у входа. Марина сообразила проверить главное – телефон был на месте. Она уже была готова надевать босоножки, переживая сильное волнение из-за близости воли, но в этот, самый неподходящий, момент она услышала шуршание в комнате. Жена Олега поднялась и на цыпочках засеменила в гостиную.

– Ты уже уходишь? – сказала она шёпотом, оборачиваясь в простынку и завязывая узелок под мышкой.

Марина понятия не имела, как ей себя вести. Но она решила, что оскорбления прибережёт для Олега.

– Я не помню, как здесь оказалась. – призналась Марина. – Что произошло? Как это получилось?

– Ты позвонила Олегу и мы встретились в баре. Ты была рада встрече!

– Я? Не может быть. Нет. – Марина стала надевать правую босоножку.

– Ты просто не помнишь. – прошептала ей девушка. – Нам было очень хорошо вместе. Куда ты так торопишься? Оставайся на завтрак.

Девушка её раздражала. Удобно ей рассуждать о спешке, когда у неё есть как бы муж, который всем её обеспечивает. А вот у неё, Марины, миллион дел.

– Нам было хорошо? – спросила она. – Что ты имеешь в виду?

– Ты очень чувственная, такая нежная! И отлично целуешься. Твоё тело…

Забыв про вторую босоножку, Марина выпрямилась.

– Ты хочешь сказать?.. Мы с тобой?..

– Ну конечно. – не понимая Марининого ступора, сказала девушка. Для неё секс с женщиной был, судя по всему, обыденностью.

– И?..

– Всё было прекрасно. Мне кажется, тебе очень понравилось, только поначалу ты немного стеснялась.

– Я не…

– Зря ты этому противишься. – перебила Марину её новоявленная любовница. Тебе ведь понравилось.

– Я уже не помню. – Марина не выдержала напора.

– А я помню, поверь мне.

Посмотрев девушке в глаза, Марина оценила её взгляд – очень ехидный. И нажим, с которым она говорила, выдавал эгоистичность её интересов. Марина посмотрела ей через плечо. Олег мирно спал.

– Подожди, – сказала Марина, – а Олег?

– Он не участвовал.

– Но он спал с нами.

– Только спал. До этого мы были с тобой вдвоём.

Не веря своим ушам, Марина истерически посмеивалась. Ей показалось, что информации слишком много, чтобы она могла уложить её в голове вот так вот сходу. Да и что могло поменяться? У неё действительно слишком много дел, чтобы оставаться в этой квартире. Тем не менее, ей стало спокойнее благодаря хотя бы видимому дружелюбию её безымянной любовницы.

– Я очень рада, что тебе всё понравилось. – сказала она. – Но сейчас мне надо побыть одной, так что отпусти меня, пожалуйста, домой.

– Да, конечно. – глаза девушки выражали теперь сожаление.

Надев вторую босоножку, Марина взяла сумочку и стала открывать дверь. Та не поддалась её усилиям, и ей помогла хозяйка квартиры. Их тела снова соприкоснулись. Марина, почувствовав теплоту плоти той, которая сблизилась с ней прошедшей ночью, решила запомнить это ощущение, чтобы получше разобраться в своих чувствах. Девушка хотела напоследок обняться, но Марина силой затворила за собой дверь.

Она выскочила на улицу, отошла подальше от совратившего её дома и вызвала такси. Был уже полдень, солнце грозилось превратить всё в пыль. Марина спряталась от слепящих лучей под аркой жилого дома и вдруг поняла, что очень хочет пить. Уже в дороге к жажде добавилась тошнота. В сумочке Марина не нашла никаких показанных в её состоянии лекарств и поэтому всё, что она смогла себе позволить, это откинуться на спинку сидения и закрыть глаза. На всякий случай она предупредила водителя, что её может вырвать. Тот посмотрел на неё ханжеским взглядом, но принял к сведению. Когда они проехали уже несколько километров, Марина почувствовала себя немного лучше и разблокировала телефон. Двадцать пропущенных, в основном от Иннокентия Максимовича, и ещё больше неотвеченных сообщений. Марине снова стало дурно, но она решила собрать все свои силы, чтобы по крайней мере предупредить Иннокентия Максимовича: её и сегодня не будет. Впрочем, рабочий день был уже в самом разгаре, и она могла представить, как разгневался её босс, не сумев до неё дозвониться. И действительно, тот очень ругался, когда Марина оказалась на линии. Он сообщил ей, что его недовольство можно считать официальным выговором. Такого отношения к себе он не потерпит. Если Марина думает, что она незаменима, то глубоко ошибается. В последнее время от неё так мало пользы, что он может взять на её место любого встречного-поперечного и не прогадает. Марине пришлось объясниться: её нервы расшатались после несчастья, приключившегося с племянником, и вогнали её в такое состояние, что она едва может держать телефон в руках. Пусть Иннокентий Максимович ей поверит и даст шанс исправить положение, как только жизнь её войдёт в прежнее русло. Босс продолжал негодовать, но прочувствованные слова Марины как будто успокоили его. Он понял, что Марина во всяком случае на словах дорожит своим местом. Иннокентий Максимович даже предложил свою помощь, но Марина отказалась. Она пообещала, что на следующей неделе выйдет на работу. Он сказал, что очень её ждёт и пусть Марина поправляется.

Элю она дома не застала. Марина решила не звонить дочери: всё шло слишком наперекосяк, чтобы пытаться что-либо контролировать. Преодолевая головную боль, тошноту и сонливость, она приняла душ, заставила себя съесть большой кусок пирога и только потом позволила себе бокал вина. Когда пульсация боли в висках ослабла, Марина решила подумать о том, что делать дальше. Ей почему-то вспомнилась Надя и Марине живо представилась, как сейчас волнуется эта несчастная мама, не имеющая возможности связаться с сыном. На Марину эта сцена произвела сильное впечатление, и она всем существом своим осознала, что ей нужно действовать. Вот только ей не мешало бы и собой заняться: как всё-таки она оказалась в одной кровати с лесбиянкой? Действительно ли ей было хорошо? И что вообще всё это значит?

Теперь диван заманил Марину, и она, лёжа на нём, попыталась припомнить обстоятельства прошедшего вечера. Но ничего нового ей в голову не приходило. Всё те же плитка и мыло в туалете, бесталанный бармен и ряды дорогого алкоголя. Потом – провал, абсолютная пустота. Неудачные попытки преодолеть эту дыру в памяти и восстановить интересовавшие её события только ещё больше расстроили Марину, и она чуть было не уснула. Но, наверное, этого бы её организм и не смог себе позволить, потому что необходимость спасти Борю она ощущала, как основную жизненную потребность. Обо всём остальном она позаботится позже.

Сев за кухонным столом, Марина налила себе ещё бокал вина. «Это последний» – подумала она, – «только для пользы дела». Что же ей предпринять? Искать ещё одного адвоката не имело смысла, слишком велика была вероятность, что и его бы Боря не принял. Рассказать обо всём Наде, и пусть делает, что хочет? Нет, так поступить она тоже не могла. Похоже, Марине оставалось только отправиться в отделение и попытаться самой поговорить как с мальчиком, так и с сотрудниками ведомства. Она может предложить им многое за ослабление хватки или какие-нибудь преференции. Что она знала точно, так это то, что сумеет найти подход к племяннику. Они уже немного сблизились, пока он жил у них дома. Если бы не этот ужасный поступок с машиной Ники, они бы уже отлично ладили.

Марина узнала у Юрия Герасимовича адрес отделения и, вызвав Николая, стала собираться. Душ она приняла ещё раз, потому что постоянно потела и не включала кондиционер, боясь простудиться. Марина накрасилась и стала подбирать себе гардероб, так, чтобы смотрелось гармонично её миссии и безрадостному характеру заведения, куда ей предстояло отправиться. Вообще-то она любила людей в форме, но недостаточно с ними общалась, чтобы точно понять, где в их сознании лежит грань между соблазнительностью и распущенностью. До второго ей, конечно, нельзя было опуститься. Идею с мини-юбкой Марина отбросила сразу, равно как и обтягивающие джинсы: слишком жарко. А вот льняные брюки свободного кроя и рубашка с вырезом – то, ей показалось, что нужно. Посмотрев на себя со всех возможных ракурсов в зеркало, Марина надела строгие балетки и решила спускаться на улицу.

В дверях ей встретилась Эля. Дочка немного запыхалась, поднявшись, видимо, по лестнице. Как всегда задумавшаяся, вся в своих мыслях. Увидев маму, Эля обрадовалась и бросилась обниматься.

– Давно не виделись, мам! – то ли в шутку, то ли всерьёз сказала Эля.

– Ага. А ты как? Нашла этого своего?

– Кого?

– Ну, того нехорошего дяденьку. – Марина предпочитала выражаться словами, бывшими в употреблении у дочери.

– А-а-а! Да нет, конечно, я и не искала. От Дианы иду.

– От Дианы? Вы же вроде не общаетесь?

– Сегодня вот встретились.

Марина пыталась по выражению лица дочери понять, что та чувствует. Но ничего, кроме усталости, на нём не заметила.

– И как? Чем занимались? – спросила Марина.

– Да разным. К экзаменам готовились, разговаривали, кино посмотрели.

– Ясно, Эльчик, ты меня извини, я побегу. Надо Боре чем-нибудь помочь. Да, кстати, если Надя позвонит, не говори ей, что он задержан.

– Да, хорошо, мам.

Прохлада салона и молчаливое спокойствие Николая подействовали на Марину освежающе. Она решила действовать спонтанно и заранее не готовить никаких речей для сотрудников ведомства. Импровизировать Марине даже нравилось и она была рада тому, что действует в условиях дефицита времени – тут и думать-то некогда. Тем не менее, она решила поинтересоваться мнением Николая:

– Как вы считаете, как добиться от мужчины того, что тебе нужно?

– Что-что? – Николай засуетился, снова неготовый к диалогу.

Марина повторила вопрос.

– Вот уж не знаю. – признался Николай. – Тут вы должны лучше менять разбираться.

– Ох. – поворчала Марина. – Ну будьте смелее, каково ваше мнение?

– Даже не знаю, – сказал, подумав, Николай, – говорят, что путь к сердцу Марины… ой, мужчины, я хотел сказать… Лежит через желудок.

– Говорят, да.

«Какая банальность» – подумала Марина. Нет, ей придётся справляться со всем в одиночку, помощи ждать неоткуда. Она достала из сумочки конверт, которым собиралась махать перед носом у следователей. И хоть в салоне не было жарко, Марина стала использовать его как веер. Спокойствие Николая теперь стало её раздражать, но она сказала ему:

– Завидую я беззаботности вашей нынешней жизни. Семья – это большая ответственность.

– Хм. – сказал Николай, как будто задетый. – Да я бы в общем был рад…

Но вот они уже и приехали. Марина попросила Николая ждать, сколько ни потребуется, но если часа через два её не будет, то звонить её подруге, Нике. Тот всё себе уяснил и не стал задавать лишних вопросов.

Прямо у отделения курила группа сотрудников, в основном молодые люди. Марина подумала к ним присоединиться, чтобы понять образ их мышления, но смутилась из-за любопытных, как ей показалось, взглядов, на неё обращённых. Грязную обшарпанную дверь она открывала как своё спасение. Дежурный, напротив, пожилой, в теле, в огромных очках, смотрел на неё индифферентно. Марина назвала ему имя и фамилию племянника и попросила допустить к нему на небольшой разговор. Но дежурный бесстрастно, как по инструкции, заявил: такого не положено. Марина подняла к окошку руку с конвертом и стала обмахивать им своё лицо. На дежурного она посмотрела выразительно. Тот, соображая сначала долго, но всё ускоряясь, зашелестел бумагами. Прошло минут пять, пока он своими неторопливо-неловкими движениями отыскивал нужную папку. Наконец он сказал:

– Вам к подполковнику Ромашову. Это прямо по коридору, по лестнице наверх, потом ещё раз, итого третий этаж. Комната триста одиннадцать.

Прямо туда Марина и отправилась, не став терять ни секунды. Коридоры отделения встретили её затхлым запахом и бесконечными стендами. На них прикреплённой ли, приклеенной ли, содержалась, казалось, информация на все случаи жизни. Техника любой безопасности и не только её, любая техника. Марина вспомнила про свою фирму: фирму бытовой техники. А вот и мужчины в форме, шагающие совсем не такими стройными рядами, как ей представлялось. Сгорбленные, даже согбенные, они вовсе не выглядели неуязвимыми и чертовски сильными. Устав замечать на себе их взгляды, Марина демонстративно избегала смотреть на сотрудников. Тем скорее она оказалась перед кабинетом номер триста одиннадцать.

Поблизости никого не было, лишь где-то в отдалении сидела одинокая, на вид несчастная женщина. Марина постучалась, делая секундные перерывы между стуками, транслируя подполковнику чувство собственного достоинства. Потом она вошла.

Он сидел за столом, подозрительно пустым для своего высокого звания. Лишь несколько папок и единственная невнятная то ли статуэтка, то ли фигурка – бюст военного чина. Взгляд Марины привлекли сначала фотографии государственных деятелей, пошло развешанные по стенам, потом физиономия подполковника – того же свойства. Массивные щёки его образовывали мешочки кожи и свисали, нос-картошка был покрыт красной вязью сосудов, глаза, глубоко посаженные, суетливо бегали по телу Марины. Он вдруг напомнил ей эксгибициониста, чей облик, судя по рассказам дочери, был похож на то, что она сейчас видела. И брови тоже густые. Она повернулась к вешалке, чтобы отыскать его плащ, но подполковник ей помешал:

– Вы по какому вопросу, гражданка?

Она ему всё объяснила и добавила:

– К вам меня дежурный направил.

– Ах вот как. – сказал подполковник Ромашов. – Ну, присаживайтесь.

Она села напротив него, а он наоборот поднялся. Подошёл к секретеру и достал оттуда бутылку коньяка.

– Будете? – предложил он выпить Марине.

– Нет, благодарю. Мне на сегодня достаточно.

– Ну, как хотите.

Вернувшись на своё место, он сел и уперся локтями о стол. Испытующе посмотрел на Марину:

– Так и что же вы хотите?

Переводя дух, Марина объяснила подполковнику Ромашову: мальчик из неблагополучной семьи, впервые в Москве, испытал сильную зависть, не справился со своими чувствами, хотел просто немного покататься на машине её лучшей подруги, но, увы, не справился с управлением. Если подполковник всерьёз подумает об этой истории, то поймёт, что это настоящая драма, что это не рядовой случай. Понятно, что если бы мальчик кого-то травмировал или, не дай бог, убил, тогда бы совсем другое дело. Но, к счастью, он никому не причинил вреда, кроме себя, ведь с подругой она уже рассчиталась. Пусть подполковник поймёт страдание юной души и сжалится над мальчиком, которому никак нельзя испортить себе будущее. Главное, что урок на всю жизнь он уже получил. Если Марине дадут с ним поговорить, она продемонстрирует полное понимание им ситуации.

Подполковник молчал, довольный своей властью. Вдруг дверь распахнулась:

– Иван Палыч, Иван Палыч! – запричитал молодой человек в форме.

– Не сейчас, Коля. – сказал подполковник. – Закрой дверь.

У Марины возник повод обрадоваться: наверное, Ромашов и правда погрузился в размышления, не хочет, чтобы его от них отвлекали. Тот подождал, пока подчинённый скроется из вида, и перевёл взгляд на стену: там висели оленьи рога. Он долго молчал, но наконец заговорил:

– У нас тут сформировалось негативное впечатление о вашем племяннике. Правила он соблюдает с большой неохотой и всем своим видом показывает, что плевать на них хотел…

У Марины сердце кровью обливалось: ну зачем Боря так себя ведёт? Ромашов продолжал:

– … из какой он семьи, это к его поступкам уже не имеет отношения. У нас ко всем задержанным одинаковые требования. И когда мы видим, как человек пытается поставить себя выше их, мы, разумеется, злимся. И лично я, если вы меня спросите, считаю, что такого типа уже не исправить. А я, поверьте, их много повидал. Не то чтобы он самый агрессивный, но, знаете, понимает плохо.

Он замолчал. Доверчивая Марина расстроилась так, будто всё это – её вина.

– Так что же вы хотите сказать? – спросила она.

– Скажите мне честно: он вам близок, этот мальчик? Вы близкие родственники?

– Ну, мы не так давно знакомы. Пока нет, но он мой племянник.

– Я так и думал. – сказал Ромашов. – Так вот и вопрос: зачем вам всё это? У него своя дорога, у вас своя, уверен, совсем другая. Не лучше ли отгородиться, заборчик поставить? Глядишь, и неприятностей меньше будет.

– Но как же? – недоумевала Марина. – Он живой человек, под одной крышей со мной жил. Тем более молодой. Я чувствую на себе ответственность.

– Ну и бросьте вы это. – не унимался Ромашов. – Куда ему судьбою предначертано, туда и придёт, вы этого не перемените. Что значит молодой? Ему восемнадцать лет. Скорее он вашу жизнь разрушит, чем вы его жизнь наладите. Вы очень рискуете.

– Не знаю. – Марина, почувствовав, что в словах Ромашова есть доля истины, внутренне запротестовала. Зачем он мешает ей делать то, что она хочет? – В этот раз я хочу ему помочь. Если толку не будет, понятно, что я не буду убиваться.

Ромашов встал, подошёл к секретеру и налил себе ещё рюмку. Марине предлагать не стал. Вернувшись за стол, он сказал:

– Ну, глядите. Что же вы от меня хотите?

– Помощи какой-то. – напрямик ответила Марина. – Чтобы это всё не зашло слишком далеко, ну, в тюрьму и так далее.

– Понятно. – сказал Ромашов.

– Вы сможете мне помочь?

– Я… Я пока не вижу поводов. Может быть, я не так хорошо знаю нашего задержанного. Может быть, если бы я узнал о нём больше… Но нам придётся поговорить об этом в другом месте, чтобы иметь время. Не в публичном, конечно, вы же понимаете. Ну, вот у меня дома обстановка будет располагать. Там мы можем обсудить дела вашего племянника.

– У вас дома?

– Так точно!

– Я вас правильно понимаю? – спросила, немного помолчав, Марина.

Посмотрев ей в глаза, Ромашов ехидно улыбнулся. Он любил ситуации, в которых люди зависели от его воли. Дать или не дать – вот его любимая дилемма.

– Думаю, что да. – сказал он очень игриво, вальяжно, кивнув в конце фразы. Марине из-за его нахальства стало противно.

– Некрасиво вы поступаете. – сказала Марина. – Мне теперь очень неприятно здесь находиться.

– Да? – будто бы удивился Ромашов. – Понимаю вас. Ваше предложение тоже для меня неприятно.

Марина разозлилась. Подспудная мысль, что Ромашов и есть тот эксгибиционист, всплыла в её сознании, и ей стало противно вдвойне. В сердцах она бросила:

– Значит с вами не всё в порядке!

Затем она встала и, не оборачиваясь на пытавшегося растянуть расставание Ромашова, вышла из кабинета.

Марина чувствовала себя оскорблённой, но, удаляясь от отделения, где был заточён племянник, отходя от переживаний, вызванных наглостью Ромашова, начинала жалеть о содеянном. Как бы теперь её резкость в том ужасном кабинете не спровоцировала ухудшение отношения к Боре и его делу. В Ромашове она не обнаружила достаточно достоинства, чтобы этот разговор остался между ними и не имел последствий. И, самое-то главное, может быть, это был её единственный шанс вытащить Борю. Марина подумала, что если бы подготовилась к такому развитию событий, то, может, и не вспылила бы…

Теперь у неё не оставалось никаких возможностей помочь мальчику. Он вспоминался ей, такой трогательный с этой несчастной гитарой, что до сих пор лежит в его комнате. А он – там, в клетке. Он приехал, чтобы поступать в институт, чтобы учиться, а вот уже пятница заканчивается, наверняка последний день для подачи документов. Скоро ей придётся рассказать обо всём Наде. Её жаль вдвойне: она не только может потерять сына на несколько лет, но и вряд ли что-то поймёт во всей этой истории. Марине вдруг стало очень печально и больно. «Человек так уязвим» – подумала она. – «Как вообще жить, если любой день может принести новость, которая заставит тебя страдать?»

Николай вёз Марину в бар, в тот же самый. Она решила напиться ещё раз, ведь что ещё ей оставалось? Ей бы как-нибудь прожить выходные, а дальше всё пойдёт своим чередом. Ситуацию с Борей ей придётся отпустить. Она не справилась, но вряд ли и могла.

– Николай, вы не хотите выпить? – спросила Марина.

– Ну что вы. Я же за рулём.

– Ну, на такси поедете.

– Да нет, благодарю, но я не могу… Мне нельзя.

– А вы попробуйте. – предложила Марина. – И посмотрим, что будет.

– Нет-нет-нет, увольте.

Решимость, с которой Николай отказался от выпивки, Марине понравилась. Она почувствовала, что рядом с таким кремнем может быть безответственным и слабым ребёнком. Жаль, что Николай в предпенсионном возрасте. И особенно жаль, что он как будто уже выдохся.

– Чем будете на выходных заниматься? – спросила Марина.

– На дачу поеду. – сказал Николай. – Может, порыбачу.

– Один поедете?

– Один, один.

«А не составить ли мне Николаю компанию?» – подумала Марина. В этой поездке у неё наверняка будет столько новых впечатлений и хлопот, что обо всём остальном она невольно забудет. Но, представив себя в резиновых сапогах и безрукавке, она решила: в бар, лучше в бар.

Вскоре они прибыли к заведению, и Марина отпустила водителя, пожелав ему хороших выходных. Рабочий день только заканчивался, жара ещё не думала спадать, и посетителей в баре можно было пересчитать по пальцам одной руки. Ни одного знакомого лица Марина не обнаружила и, довольная этим, заказала себе бренди и пошла в любимый туалет с душистым мылом и серой плиткой.

Вернувшись, она выпила пару рюмок и, пожелав ещё развлечений, решила позвонить Нике, может, та присоединится к ней? Но Марина одёрнула себя: Ника пропала после получения денег, не звонит, не пишет. Наверное, и она ощутила какой-то надлом в их отношениях. Как это странно бывает – как будто никто из них не сказал другому ни единого плохого слова, не сделал ничего предосудительного, но в отношениях всё равно наступил кризис. На душе у Марины стало тоскливо. Потом она вновь вспомнила про Борю, про Элю, которая скоро уезжает, про работу, полную неопределённости, про несчастную сестру Надю… Всем им Марина посвятила по рюмке. Какой-то мужчина, в рубашке, высокий, с идеальной укладкой хотел подсесть к ней, но Марина попросила оставить её в одиночестве. Она тут сидит одна и поминает всё хорошее, что было в её жизни. Если хочет, пусть подсаживается в другой раз, когда она будет что-нибудь праздновать. Но Марина поняла, что всё-таки хочет с кем-то поговорить, только с кем-то знакомым, ну, услышать родной голос. Она вспомнила про Тима: кажется, именно с ним у неё состоялся последний жизнеутверждающий разговор.

– Тим, – сказала она ему игриво по телефону, – вот смотри. Если бы ты не сыграл со мной ту шутку про бывшего моего мужа, я бы, наверное, не стала встречаться со своей подругой Никой. Не встретилась я бы с ней, мой племянничек не угнал бы у неё машину. А не угони он машину, не сидел бы он сейчас в клетке, а я бы не отчаивалась из-за того, что ничего не могу поделать. Вот и скажи, кто виноват в моих бедах?

– Я… – сказал Тим. – Только я… Накажи меня!

– Тьфу ты! Я с тобой серьёзно говорю. Как будешь компенсировать?

– Дай время подумать, ладно?

– Ну, ладно, ладно. До завтра тебе время.

– Идёт. А с мужем-то как дела?

– С мужем? А что с мужем?

Тим откашлялся.

– Ну, может вы встречались? Мне кажется, тебе бы стоило.

– Нет, зачем? Что за глупости? Это в прошлом.

– Может, он бы тебе помог. Муж всё-таки, хоть и бывший.

– Ты шутишь? – вскипела Марина. – Уродские шутки.

Но пока Тим ей что-то говорил, своей обычной насмешливой интонацией, Марину осенило: точно, ведь у Кирилла отец работает в органах. Она поспешила распрощаться с коллегой, напоследок обвинив его в токсичности, тоже в шутку.

Она вдруг испытала нечто вроде прилива сил. И Марина знала, что дело вовсе не в бренди. Фантастическая уверенность в том, что всё будет хорошо, как тогда, лет двадцать назад, выбила из Марины и остатки усталости, и всякий пессимизм. Всё плохое, что было в их отношениях с мужем, будто растворилось в подготовленной самой судьбой необходимости встречи с ним. Она тут ни при чём, сам неумолимый рок вынуждает её обратиться за помощью к бывшему мужу. А дальше – будь что будет. Но всё-таки, пока буря эмоций улегалась, она поняла, что совесть её не вполне чиста. Желая испытать судьбу, Марина позвонила Нике, чтобы попросить её провести переговоры с Кириллом вместо неё. Она сказала:

– Ник, мне нужна твоя помощь. Отец Кирилла работает в органах и он мог бы помочь с освобождением Бори. Но я совсем не хочу, – тут она соврала, – связываться с Кириллом. Не могла бы ты ему позвонить и объяснить ситуацию?

Но Ника отстранённым голосом сказала:

– Не пытайся впутывать меня в твои отношения с этим человеком. Я знаю, что тобой движет, и не намерена способствовать твоему падению.

«Падению?» – удивилась Марина. Ладно, она попробует решить этот вопрос через дочь. Но Эля заявила маме:

– Это, мам, твоя идея. Не хочу быть испорченным телефоном.

– Но Эльчик… – взмолилась Марина.

– Мам, я устала. Давай ты как-нибудь сама.

Второй прилив сил оказался ещё мощнее первого. Будто бы ей в кровь ввели несколько миллиграммов – или сколько там нужно – адреналина? Теперь у Марины не оставалось выбора, её близкие сами навели её на эту опасную дорожку. Им же она доверит разгребать последствия, ведь она просила, умоляла, чтобы её избавили от необходимости звонить Кириллу. Открыв список контактов, Марина нашла букву «К» и долго смотрела на его имя. Всего лишь одно слово, а сколько воспоминаний, и ещё больше чувств. Каждый слог его имени отзывался особенным эхом из эмоций в её сознании. Но Марина нашла в себе силы подавить всколыхнувшиеся в ней чувства. В этот раз она должна быть бесстрастной.

– Алло! – раздалось на том конце телефонной линии.

– Привет! – сказала Марина, обрадовавшись тому, что его номер за десять лет не изменился. – Я к тебе по важному и серьёзному делу. Просто так не стала бы звонить.

– Гкхм… – заворчал Кирилл. – Подождите, а это кто?

Вот как! Ей захотелось бросить трубку.

– Марина это. Знакомое имя?

Помедлив пару секунд, он сказал:

– А, это ты. Что случилось?

– Ты занят сейчас?

– Ну так. Пью.

– Я слышала, что у тебя несчастье. Вообще-то и у меня тоже. Ты где сейчас?

– В баре каком-то.

Марина оглянулась: уж не получилось ли так, что?.. Но нет, Кирилла она не обнаружила.

– И я в баре. Подъезжай в мой?

– Всё настолько серьёзно? – спросил Кирилл.

«Какой же мерзкий» – подумала Марина. Вечно его приходится уговаривать.

– Да, дело срочное.

– Окей. Говори адрес.

Её охватило волнение. Кирилл был тем человеком, который первым сумел достучаться до её чувственности, который возбуждал в ней эмоции всей человеческой их гаммы – и влюблённость, и ревность, и обиду, и тоску, и уязвлённость, и всемогущество, и даже ненависть. И чувства эти возникали в ней настолько неподконтрольно, что она даже побаивалась рядом с ним находиться. И в особенности сложно Марине было предсказать, как отреагируют её душа и тело на его появление после продолжительной разлуки. Да ещё и под влиянием полудюжины рюмок бренди. Пару минут она раздумывала о том, как ей себя вести, как не дать застать себя врасплох. Но случилось именно это последнее: вскоре после завершения разговора к ней подсел мужчина и, повернувшись в его сторону, Марина узнала в нём Кирилла.