Текст книги "Теория струн"

И в этот момент от нижней платформы стали откалываться и взмывать вверх огромные куски камня. Мысль родилась сама собой – на этих своеобразных лифтах ему и следует ехать.

Привстав, Ганни выждал пару секунд, потом прыгнул. На миг он завис в воздухе над пропастью, после чего полетел вниз, ускоряясь с каждой секундой. Сердце замерло в груди, фантазия заработала на полную мощность и пустилась рисовать жуткие, кровавые сцены. Конечно, во время подобного бунта реальности может произойти, что угодно, но на этот раз Ганни повезло. Подхваченный очередным каменным кругляшом, он устремился вверх. Вскоре темнота поредела, а камень стал замедляться. Вверху виднелась дыра, здорово похожая на ту же воронку, через которую Мэтью провалился под землю. Вот только странная полость, больше похожая на последствия подземного взрыва, ничем не напоминала первый тоннель. Впрочем, это было неважно.

Попадая в полость, камни теряли несвойственную им летучесть, и, по пологим параболам, опускались по краям пещеры. Дальше пришлось карабкаться самому. Но, не смотря на постоянно осыпающийся песок, Мэтью выбрался достаточно быстро. Высунув голову из дыры он тут же понял, что это именно та воронка, через которую он попал под землю. От такого путешествия точно могут мозги набекрень свернуться.

Песок оказался неожиданно горячим. Настолько, что казалось, пропекает через подошвы вибрамовских ботинок. Но куда большее удивление вызвал горящий на дороге седан. Автомобиля Ичина нигде поблизости не было. Это уже хорошо. Вот только непонятно, зачем японец поджег седан? Со злости, что ли? Но раз его нет, значит, укрытие, предложенное таинственным незнакомцем, как-то все же сработало. Приближающихся клубов пыли тоже видно не было. Ганни набрал номер Уолтера.

– Дружище, как ты? – спросил он.

– Весь извелся! – пробурчал Хант. – Ты сквозь землю там провалился?

– Представь себе, именно так! – с улыбкой ответил Мэтью.

– А Ичин?

– Понятия не имею. Поджег нашу развалюху и слинял, неизвестно почему.

– Я его видел, – глухим голосом сообщил Уолтер. – И, признаться, оплакивал тебя.

– Это с чего?

– Потом расскажу. Но гоняться за нами он точно не будет. Чувак, скажу я тебе, словно под удар лазерной пушки попал. Фредди Крюгер выглядел куда более привлекательно. Насколько ты далеко от моего холмика?

– Километра четыре, – прикинул Ганни.

– Ну, тогда топай ко мне. Отсюда до города ближе.

Слова Уолтера заинтересовали Мэтью. Может, не показалось, что песок горячий? Может Струны, оборванные под землей неизвестной силой, привели к каким-то огненным катаклизмам тут, наверху? Тогда и горящий седан объяснить не сложно.

Сунув телефон в карман, Ганни выбрался на дорогу, и бодро направился по ней в сторону города. Открытка в кармане давала надежду, что таинственный незнакомец не просто друг, а что в обозримом будущем намечается личная встреча с ним. Надо будет составить список вопросов, и попросить ответить на них. В качестве приза. Это будет круто, это не с Белой Дамой болтать.

Глава 13
в которой Рихард Шнайдер и Томас Кроссман понимают, как можно заработать на использовании реликта и совершают неожиданное открытие.

Через несколько дней жизнь Кроссмана, недавно протекающая размеренно и скучно, стала похожа на жизнь полоумного ученого из фильма «Назад в будущее». Его мозг едва не вскипал от открывающихся перспектив практического применения реликта, он разрабатывал один проект за другим, в виде наметок и набросков.

Оказалось, что реликт – великолепный материал для литейного дела. Не имея никакого поверхностного натяжения, он очень точно заполнял любую литьевую форму, там становился твердым и обретал свое удивительное свойство. Кроссман, черпая жидкий реликт из источника прямо ковшом, отлил для начала несколько кубиков, затем более сложные элементы, сверла, фрезы.

К сожалению, использовать можно было не все. Из-за очень низкой температуры. На открытом воздухе реликт начинал быстро вымораживать газы из воздуха, переводя их сначала в жидкое, а потом и в твердое состояние. В результате на любой детали быстро намерзала «шуба».

Чтобы этого избежать, готовые детали из реликта приходилось упаковывать в аэрогель или держать под вакуумным колоколом. С вращающимся инструментом особых проблем не возникало, стоило, взяв его щипцами, вставить в патрон станка и запустить двигатель, обмерзание прекращалось, поскольку пленка сжижающегося газа тут же слетала со сверла под действием центробежной силы. Тут же выяснилось, что каким бы сильным не было трение инструмента о материал, нагрева не возникало – реликт тут же поглощал все тепло. Это позволяло проводить обработку на огромных оборотах, не боясь испортить деталь или сверло.

Управлять поглощением тепла оказалось совсем не сложно. Достаточно было упаковать небольшую пластинку из реликта в аэрогель, оставить щель, а длину щели регулировать с помощью шторки из того же аэрогеля. Так, всего за пару дней, Кроссман без труда переделал все холодильные установки компании, начиная от огромных, для охлаждения готового композита, заканчивая бытовыми холодильниками.

– Пиво на пикнике теперь можно держать ледяным! – довольно потирал руки Шнайдер.

Но двигать разработки дальше собственных холодильников Шнайдер пока запретил, боясь разглашения информации. Чем больше проходило времени с момента, когда источник реликта оказался внутри территории «Шнайдер энд Компании», тем больше Рихарда одолевала паранойя.

– Нас сдадут, – сообщил он Кроссману в один из вечеров, когда уже можно было чуть отдохнуть и расслабиться с пивом. – Ты понимаешь, чем мы овладели? Если хоть кто-то из работников проговорится, сюда пригонят армейский спецназ, отнимут у нас источник, и объявят его зоной национальных интересов. Нам останется только дырка от пончика.

– Так никто из работников не знает про реликт! – рассмеялся Кроссман, открывая протянутую банку пива.

Они вышли из лаборатории на свежий воздух, и уселись на скамейке в курилке. Светил молодой месяц, но его сияние скрадывали мощные прожектора, установленные по периметру ограждения.

– Ты же никого в новый корпус не впускаешь, даже охранников. – Томас с удовольствием отхлебнул пива.

– Вот! – Чувствовалось, что для Рихарда за сегодня это уже не первая банка. – Не впускаю. И не пущу. А они возьмут, и стуканут в ФБР, мол, может Шнайдер там трупы прячет в яме с негашеной известью. Нагрянут они, и бац, найдут источник реликта. Нас, может, и не убьют, но все наши планы накроются тазиком. Но я знаю, что делать. Мы все нахрен замаскируем. Источник закатаем в бетон. Сделаем тайный вход. Поставим люк из реликта, который они и атомной бомбой не вскроют…

– Успокойся, – посоветовал Томас. – Наоборот, надо внедрять разработки.

– С ума сошел? Спалят махом.

– А что толку прятать курицу, несущую золотые яйца? Какая разница, отнимут у нас источник, или мы его просто не будем использовать в собственных целях? Нужно внедрять! Но так, чтобы никто не понял, как оно работает.

– Чушь! Что угодно можно взломать, вскрыть….

– Да? – Кроссман отхлебнул пива и рассмеялся. – Пойди, сломай коробочку из реликта, с толщиной стенок в один микрон. Даже если ты для этого применишь водородную бомбу, коробочка ни на микрон не деформируется. Это уже очевидно. Я предлагаю защитить тайну реликта самим реликтом.

– Так-так… – Рихард взбодрился. – Типа, работает какое-то устройство в бронированном корпусе?

– Именно. Мы не будем говорить, что там нет элементов питания. Наоборот, скажем что есть. И что они работают три года, а потом мы их бесплатно заменим.

– Вот это ход! Да ты гений, старик! А за эти три года мы, во-первых, сколотим такое состояние, что и ФБРовца сможем подкупить, если сунется, а во-вторых, оформим на все изобретения патенты. И такие, что засудим любого, кто попробует сунуться в наши секреты. Благо, живем все же стране, где право капиталиста стоит на первом месте. Что у тебя готово?

– Да хоть те же холодильники. Нужно только над маскировкой подумать. Можно вывести из реликтового бокса медный змеевик, ну, для отвода глаз. Типа он и работает.

– А если отпилят, а холодильник продолжит работать? – забеспокоился Шнайдер.

– Не отпилят. Мы внутрь зальем реликт. Пусть пилят.

– Гениально. Но под эту идею надо и компанию переименовать.

– Думаешь?

– Уверен! С патентами будет проще. Назовемся «Реликт Корпорейшн». А?

Кроссман не стал возражать.

Через неделю идея уже давала финансовые плоды. Для начала, без особого шума и презентаций, руками местных коммивояжеров, они начали продавать мобильные бытовые холодильники по триста долларов за штуку. Как только удивленные фермеры начали их охотно брать под брендом «Реликт Корпорейшн», Шнайдер оформил патент на «экономичный охлаждающий элемент», не выдавая его устройства, а лишь продемонстрировав чистый функционал.

Он решил, что о реликте, как о веществе с чудесными свойствами, вообще не будет говорить никому. По крайней мере, до поры. Если заявить о таком открытии, государство сразу же возьмет его под крыло. А так – обычные «экономичные холодильники», в устройстве которых не постулировалось никаких новых принципов. Кому они интересны? Если их кто-то вскроет, то лишь года через четыре, когда они продолжат работать вопреки всем законам здравого смысла. Да и то. Никто из жадных фермеров не станет ломать полезную вещь, пока она работает. Так, на чистой психологии, Шнайдер обеспечил себе внушительную фору по времени, в течение которой, государство вообще не могло обратить внимание на деятельность мелкой производственной фирмы с громким названием «Реликт Корпорейшн».

Тем ни менее, этими мерами Шнайдер не ограничился. Он все же провел серьезные работы по маскировке источника, так как боялся, что рано или поздно кто-то попробует его вывести на чистую воду. Соорудив над лужей нечто вроде бетонного саркофага, устроив в нем люк из закатанного в аэрогель реликта, он возвел на этом фундаменте трансформаторную подстанцию, чтобы никому и в голову не пришло под ней копать. Допуск к источнику имелся только у Кроссмана, и ни у кого больше, а с «трансформаторной» были сняты все ограничения доступа и любая секретность.

– Хочешь что-то надежно спрятать, – заявил он Кроссману, явившись к нему. – Положи это на самое видное место.

В этом было рациональное зерно. Впрочем Томаса занимали другие вещи.

– У меня тут одна идея появилась, – признался он. – Реликт ведь имеет температуру абсолютного нуля. При ней проявляется явление сверхпроводимости. Я в этом не очень рублю, но вообще это трендовая тема. На исследования в этой области тратятся большие деньги, все стараются найти такой материал, который будет работать при вменяемых температурах. Но пока выше температуры жидкого азота не поднялись.

– Интересно… – Шнайдер плюхнулся в свободное кресло. – Что это дает?

– Ну, пока, из яркого, можно говорить о магнитной левитации. Чтобы ее реализовать, нужно много энергии на охлаждение. У нас же энергия не расходуется. Да и вообще себестоимость элемента у нас почти нулевая. Черпанул ковшом из источника, и все дела. Продавать же такую штуку, например, в качестве шасси для поездов, движущихся без трения, можно за сотни тысяч долларов. На каждую продажу. А если комплект на поезд, то и больше.

– Нет. Секретность вся развалится. Поинтересуются, как мы такого достигли, и все такое. Придется колоться.

– Не придется, – уверенно заявил Кроссман. – Я придумал ход, который выведет нас на открытый рынок, и даже на рынок военных заказов.

– Шутишь?

– Нисколько.

– Поделись. – Шнайдер сощурился.

– Мы построим установку для синтеза реликта.

– За каким хреном его синтезировать, он в источнике не кончается!

– Не тупи! – Кроссман поморщился. – Мы не будем ничего ситнезировать. Мы построим сложный агрегат, с запатентованным, а потому секретным, принципом работы. Имеем право. Надо его соорудить настолько сложным, чтобы на взгляд вообще было невозможно понять, что к чему.

– Но ведь разберут и проанализируют! – упорствовал Шнайдер.

– Пусть разбирают! Без секретных ингредиентов для синтеза он работать не будет. Ингредиенты мы никому выдавать не намерены…

– Наоборот тогда! – Рихард подхватил идею. – Выдадим ингредиенты, какие-нибудь, бредовые, а технологию самого синтеза, выдавать не будем. Типа температура процесса, магнитные поля, какие-нибудь.

– Да, так лучше, – оценил Кроссман. – Вообще голову сломают, если попытаются без нас разобраться. Более того, часть модулей сделаем из реликта, неразборными. Вроде как мы сделали установку, нагнали ведро реликта, а потом защитили самые ценные модули. Штук пять, например. И тогда сам черт не поймет, как все вместе работает.

– Гениально! Вот только они нашу лавочку могут просто прикрыть. Допустим, решением сената. Объявят, что мы используем плохо исследованное вещество, которое может представлять потенциальную опасность, и что мы не выдаем его секрет…

– Да. Я тоже об этом думал, – признался Кроссман. – Но я потому и заговорил о сверхпроводимости, которая может иметь применение на транспорте и даже в военном деле, например для создания мощных электромагнитных орудий. Если мы сделаем что-то, нужное всем, но никто, кроме нас, повторить этого не сможет, лавочку не прикроют. Никто не захочет отказываться от полезных вещей, исходя из бредней сенатского совета о какой-то надуманной опасности. К тому, же реликт никакой опасности не несет. Я его во всех диапазонах проверил. Он ничего не испускает, никаких вредных паров, да и какие пары при абсолютном нуле? Он ничего не излучает, да и что может излучать абсолютно черное тело? Безопасность, полная инертность, реликта легко доказуема. Точнее, чтобы выдвинуть версию о его опасности, ее надо обосновать. Мало заявить, что вещество мало исследовано.

– Согласен, – кивнул Шнайдер. – Но пока мы торгуем холодильниками, нас могут прикрыть. Без холодильников обойдутся, поверь, а сенатский совет найдет основания, почему не нужно без особой нужды внедрять малоизученное вещество.

– Без особой нужды. Согласен. Тогда моя задача, создать нужду в нашем продукте.

Через неделю после этого разговора Кроссман, изучив теорию и практику сверхпроводимости, а так же эффект Мейснера, взялся за опыты. Начал он с простого – просто нанес слой реликта на плоскую пластину из сверхпроводящего материала. Стоило таинственному веществу затвердеть и почернеть, он тут же начал охлаждать сверхпроводник до нужной температуры, и как только эффект возник, магнит, лежащий на пластине, воспарил сантиметра на два.

Но для практического применения такой подход не годился. Кроссман понимал, что надо поднимать в воздух не магнит, а пластину с реликтом, чтобы потом делать не рельсы, к примеру, сверхпроводящими, а, наоборот, шасси поезда. Это было сложнее, так как на постоянных магнитах реализовать такое довольно сложно. Нужно было заставить устройство парить над обычным проводником, в котором бы возбуждалось магнитное поле. В физике Кроссман был не очень силен, но пришлось поломать голову, так как на данном этапе Шнайдер не дал бы привлечь постороннего.

Когда не силен в теории, лучше всего исходить из практики. Не долго думая, Томас собрал осциллограф, частотомер и несколько генераторов на одной стойке, и принялся эксперементировать методом «научного тыка». Его интересовало в первую очередь, как реликт поведет себя при подаче на него постоянного и переменного электрического тока. В принципе, Кроссман надеялся, что реликт проявит собственные сверхпроводящие свойства, и это бы во многом облегчило задачу, но чуда не произошло. Пластина из реликта попросту поглощала любую приложенную к нему электрическую мощность без остатка, демонстрируя нулевое электрическое сопротивление, но, при этом не выталкивала магнитное поле, как положено при эффекте Мейснера, а, напротив, полностью поглощала его.

Пришлось сооружать реостат для снижения тока, и пробовать воздействовать на реликт переменным напряжением и переменным магнитным полем. Поначалу все шло, как обычно – поле и ток без остатка поглощались реликтом. Кроссман сделал несколько записей, повернул ручку генератора на другое значение, и тут произошло совершенно неожиданное – пластина с реликтом взорвалась.

Точнее, в первый миг так Томасу показалось – яркая вспышка, грохот, удар. Ученый потерял сознание, но падение на пол привел его в чувство. Если бы не это, дело было совсем худо, так как от мощной вспышки на нем загорелся лабораторный халат, что могло кончиться несовместимыми с жизнью ожогами. Но, придя в сознание, он перекатился по бетонному полу, сбил пламя, а затем избавился и от тлеющего халата. Кресло, на котором он сидел всего несколько секунд назад, тоже пылало, наполняя воздух удушливым дымом. Дыхание перехватило, Кроссман рванул к выходу, но не для того, чтобы броситься наутек, а чтобы схватить со стены углекислотный огнетушитель.

Задержав дыхание, он сбил пламя при помощи огнетушителя, и лишь потом позволил себе выскочить из помещения на лестницу, и там отдышаться. Сверху послышался грохот шагов – Рихард, услышав хлопок через дверь своего кабинета, поспешил на помощь. Увидев друга живым, он облегченно выдохнул.

– Что случилось? – спросил он.

– Еще не знаю, – признался Кроссман. – Но вроде обошлось без особых последствий.

– Что взорвалось?

– Не уверен, но, возможно, реликт.

– Ни хрена себе! – присвистнул Шнайдер. – Такого поворота я не ожидал.

– Я тоже, – признался Томас.

Включив вытяжку, они провентилировали помещение лаборатории и принялись исследовать пострадавшее рабочее место. С первого взгляда было ясно, что взорвался не сам реликт, так как керамическая пластина с нанесенным на нее слоем таинственного вещества покоилась на столе. А вот слева и справа от нее в пластике виднелись две оплавленных дыры.

– Что за фигня? – удивился Кроссман. – Электроды взорвались?

– Какие электроды? – не понял Шнайдер.

– Понимаешь, я пропускал ток через слой реликта. Сначала постоянный, потом начал пробовать переменный. Результат был одинаковым. Реликт поглощал все, что к нему прикладывалось. Я опробовал две частоты, а когда переставил генератор на третью, произошел взрыв. При этом положение реостата я не менял! Сопротивление цепи было все время одинаковым.

– Реостат создает только активное сопротивление, – задумчиво произнес Рихард. – Но когда речь идет о переменном токе, начинает проявлять себя и реактивное сопротивление. Получается, на какой-то частоте, реликт поменял свои параметры именно по этому значению.

Но Кроссман слушал вполуха. Его взгляд был прикован к пластине, которую теперь покрывал слой не черного вещества, а серого. Цвета полежавшего на воздухе свинца. Понятно, что при взрыве с нее сбило комок намороженных из воздуха газов. Но почему они не намерзают теперь? И почему слой перестал быть пугающе черным?

Томас поднес ладонь к керамической пластине, но не ощутил исходящего от нее ледяного холода.

– Пластина, кажется, теплая… – прошептал Томас.

– Что? Черт! Тащи тепловизор!

Кроссман сбегал за прибором. Замер однозначно показал, что серый теперь слой реликта, нанесенного на керамику, имел ту же температуру, что и окружающий воздух. Не ниже и не выше.

– Тебе удалось испортить реликт! – обрадовался Шнайдер. – Он перестал поглощать тепло!

– Какой с этого толк? – Томас вздохнул. – Если он перестал тепло поглощать, значит, он перестал поглощать любую другую энергию.

– Думаешь?

– А как может быть иначе?

– Надо проверить. У меня есть револьвер в кабинете. Подожди. Я сбегаю, а ты закрепи пластину на чем-нибудь.

– Лучше тогда во двор. А то еще срикошетит пуля, – посоветовал Кроссман.

– А, да! Точно! Давай, я спущусь.

Шнайдер умчался за оружием, а Кроссман, усмехнувшись, вынес пластину во двор. Поразительно, ее можно было держать в руках, не боясь моментального обморожения пальцев. Впервые Кроссману удалось ощупать слой реликта пальцами. Ощущение было странным. Серый слой, совершенно гладкий на вид, тактильно воспринимался как бархатистый. День клонился к вечеру, опускалась осенняя прохлада. Томас притащил со склада деревянный щит, облокотил его на ограждения, а к нему приложил пластину.

– Вот! – одобрил Рихард, выходя из здания. – Самое то! Отходи!

Он поднял револьвер, и выстрелил метров с пяти. Раздался грохот, за ним душераздирающий визг рикошета. Пластина подлетела в воздух, кувыркнулась, и плюхнулась обратно в траву.

– Ни хрена себе! – присвистнул Томас. – Выдержала! Хотя керамика должна была разлететься в пыль.

– Вот так, случайность может привести к великому открытию! – с довольным видом произнес Шнайдер, осматривая пластину.

На серой поверхности реликта, измененного переменным током, виднелось блестящее пятно оставшегося после попадания свинца. И никаких больше следов.

– Надо под микроскопом осмотреть, – предложил Кроссман. – Но так, вроде бы, механическая энергия полностью поглощена. А ведь слой реликта всего в пару десятков микрон. Прикинь! Тончайшая пленка остановила пулю! При этом образец не холодный!

– Что-то с ним случилось при прохождении тока именно этой частоты, – уверенно заявил Рихард. – Причем, реликт потерял только часть свойств, не все. Пулю он держит, но не поглощает тепло. И часть света он стал отражать. Такого тоже никогда не было.

С этим трудно было не согласиться. Серая пленка действительно выглядела просто как серая пленка. Без всякой мистики. Разве что слегка бархатистая.

– Вот на этом мы точно заработаем миллиарды! – уверенно заявил Шнайдер. – И всех облапошим! Комар носа не подточит! Если ты с любым куском реликта сможешь повторить этот фокус, мы в дамках.

– Почему?

Они вернулись в лабораторию, и Кроссман положил пластину под микроскоп.

– Во-первых, мы можем делать броню для военных. Непревзойденную! Лучшую в мире! И никто, кроме нас, ее делать не сможет. Даже если найдут второй источник реликта, в чем я уже сомневаюсь, они все равно не смогут делать броню. Потому что без твоей обработки реликт настолько холодный, что с ним работать нельзя. Нужна термозащита, а это сводит на нет все его преимущества. Наша броня по прочности не уступает первичному реликту, но имеет температуру окружающей среды. Это все. Рынок наш. Надо только соорудить «установку синтеза», и всем гнать в уши, что мы реликт получаем, а не добываем. Ты формулу, кстати, придумаешь?

– Да. Помозгую, – ответил Томас. – А во-вторых что?

– Во вторых, в таком виде, ну, после обработки, реликт не выглядит настолько таинственным, как до нее. Не обладает свойствами идеально черного тела. Понимаешь? Поэтому все легко съедят нашу версию с синтезом.

– Да, съедят, – ответил Кроссман, не отрываясь от окуляров микроскопа. – Еще потому, что никто никогда, за всю историю человечества, не обнаруживал источник реликта.

– Есть идеи, откуда он взялся? – осторожно спросил Рихард.

– Ни одной.

– Ну и хрен с ним. Зато с практическим применением все ясно.

– Никаких следов повреждения! – внимательно осмотрев пластину, сообщил Кроссман. – Если бы не цвет и температура, от первородного реликта не отличить. Попробую еще несколько типов воздействий.

Через полчаса в поведении измененного реликта стала просматриваться логика. Он отлично справлялся с поглощением механической энергии, не резался, не сверлился, держал пулю, но не поглощал энергию теплового и оптического диапазона. Однако лазером прожечь дыру в пластине все же не удалось. Достигнув температуры в сто девятнадцать градусов по шкале Цельсия, он нагреваться переставал, снова отравляя энергию непонятно куда. Зато охлаждался он до любой температуры, а затем снова возвращался к комнатной, как наблюдалось бы с любой пленкой любого материала.

– Ты его сдвинул! – радовался Рихард. – Просто сдвинул. Смотри, первородный реликт поглощает энергию в абсолютно всех спектрах. А у обработанного появилось узкое окошко поглощения. От инфракрасного до ультрафиолета включительно. Гамма-кванты и рентген он же поглощает?

– Да, я попробовал, поглощает… – с задумчивым видом ответил Томас. – Логика, действительно, есть. Обработка переменным током строгой частоты прорубила в непрерывном спектре его свойств узенькую полоску. Возможно, при воздействии другими частотами тока, можно эту полоску сдвинуть как бы в другую часть спектра. Например, реликт останется ледяным и абсолютно черным, но его можно будет гнуть, придавать ему форму фрезами и сверлами.

Но, прежде чем пробовать, решили позаботиться о безопасности. Одного взрыва с последующим пожаром Шнайдеру оказалось достаточно. Притащив со склада несколько бронестекол, производством которых, в числе прочих композитов, занималась фирма, друзья собрали прозрачный защитный бокс.

– Клеммы надо потолще, – подумав, решил Шнайдер. – Чтобы не полыхнули, как прошлый раз. Похоже, они вообще в плазму превратились. Вот тебе и взрыв. Реликт тут ни при чем.

– Да, похоже, – согласился Томас. – Но я бы пока не стал ничего менять.

– Если ничего не получится, вернемся к первому варианту, – успокоил его Рихард.

– Это если из-за толстых клемм, не произойдет термоядерный взрыв, – пошутил Кроссман.

Но Шнайдер шутки не понял, задумался.

– Да. Ни хрена мы не знаем про этот реликт. На опасную встали дорожку.

– Если не на нее, то только холодильники фермерам продавать, – с иронией произнес Томас.

– Да. Верно. Нет, от такой золотой жилы, как обработанный реликт, отказываться глупо. Будем рисковать. К тому, же, если произойдет термоядерный взрыв, мы даже испугаться не успеем.

Пришлось сходить к источнику, взять немного первородного реликта и, пока тот не застыл, ввести в него два толстых медных цилиндра.

Установив за стеклами бокса новый объект для излучения, Кроссман хотел подключить его к генератору через реостат, но оказалось, что генератор сгорел.

– Чушь, конечно, – сообщил Томас, – но такое ощущение, будто ток не от генератора шел, а, наоборот, к нему от реликта, и спалил выходную схему.

Пришлось поменять генератор, но выставить на нем ту же частоту и форму сигнала.

– Три, два, один! – отсчитал Томас и воткнул вилку удлинителя в розетку.

В следующий миг провода, идущие от генератора, раскалились до бела и перегорели, но толстые медные цилиндры выдержали. С реликтом тоже вроде ничего не произошло, но намороженная на нем корка льда начала таить.

– Обработка есть! – радостно воскликнул Шнайдер. – Все, мы с тобой магнаты! Миллиардеры! Надо быстро заняться липовой установкой синтеза, и настоящей установкой по обработке, чтобы любую деталь любой формы можно было обрабатывать безопасно, и не палить каждый раз генератор.

– Ну, это не сложно, – прикинул Томас.

– Как только будет готово, мы заявим о получении нового вещества! Запатентуем, и все, пипец! Никто нас уже не нахлобучит! Ты представь глаза военных, когда мы им покажем вертолет, прибавивший в весе всего пять граммов, но который невозможно сбить ни из какого орудия! Мы на этом озолотимся!

Шнайдер отодвинул бронестекло, взялся за медные клеммы, торчащие из кубика реликта, и тут же отлетел назад, словно его лягнул мул. В воздухе остался шлейф дыма с запахом паленой кожи.

Кроссман бросился к другу, но тот не подавал признаков жизни. Борясь с подступающей паникой, ученый принялся делать Рихарду искусственное дыхание и непрямой массаж сердца. К счастью, на третьем выдохе изо рта в рот, Шнайдер дернулся, задышал, и открыл глаза.

– Ни хера себе! – прохрипел он. – Током шарахнуло!

– Откуда там ток? – поразился Кроссман. – Просто из кубика торчат две клеммы!

– Как тогда я на спине оказался? Говорю, там ток! Помоги встать!

Пришлось осторожно подключить к клеммам высоковольтный вольтметр, но оказалось, что напряжение не так уж велико, всего сто двадцать четыре вольта.

– Глазам не верю! – Шнайдер помотал головой. – Так это же как в сети! Вот же повезло!

– Не совсем. Тут постоянное напряжение, а в сети переменное. К тому же, в других странах, в Европе, например, в сети не сто вольт, а двести двадцать.

– Без разницы. Ты посмотри, он генерирует электричество!

– С напряжением ясно, – сдерживая эмоции, ответил Кроссман. – Надо мощность проверить.

Но тесты привели друзей в замешательство. Кусок реликта с внедренными в него электродами отдавал столько энергии, сколько из него пытались взять, словно он черпал электроны из какого-то неведомого пространства и выдавал их в любых количествах.

– Об этом заявлять мы пока не будем, – уверенно заявил Шнайдер. – Пусть постоит, поработает. А мы пока займемся установками, патентами, и работой с прессой. Начнем с брони. Она военным точно понравится.

– Погоди, – с задумчивым видом произнес Томас. – Та, первая, пластинка электричесва не генерировала! Мы ее оба в руках держали.

– Да, факт. – На лице Шнайдера проявилось беспокойство. – От чего это может зависеть? Может, от толщины слоя?

– Нужен еще реликт! – уверенно заявил Кроссман. – Ты сходи, принеси, а я пока спаяю диодную защиту, чтобы генераторы не палить.

– Да, хорошо! – Шнайдер схватил черпак и помчался к источнику.

Томас достал диод, хотел впаять его в разрыв генераторного провода, задумался. Переменный ток через диод не пойдет. Такая защита решительно не годилась. Пришлось вынуть из многожильного провода тонкую медную жилу, и применить в качестве плавкого предохранителя. Напряжение с генератора ее не спалит. А вот когда долбанет током сам реликт, она сгорит, и оборвет цепь, сохранив жизнь генератору.

– Готовь электроды! – Рихард вернулся с черпаком еще не застывшего реликта и встал у литьевой формы.

– Черт! – воскликнул Кроссман. – Лей так, а то застынет. Найдем, как подключить клеммы. Не успел! С предохранителем провозился.

Когда кубик реликта застыл, его уже не стали прятать за бронестеклом. Смысла в этом не было никакого, уже стало ясно, что причиной взрыва был переход проводов в состояние плазмы под действием колоссального тока.

– Без клемм неудобно, – прикинул Шнайдер. – Надо хоть перчатки взять.

– Не бойся, я предохранитель поставил. Ничего не полыхнет.

Кроссман сам поднес щупы генератора к противоположным граням кубика, и материал тут же утратил черноту, быстро начал терять низкую температуру и приобретать вид обычного свинца. Но самодельный предохранитель не вспыхнул, как того ожидал Томас.

– Хрень какая-то… – пробурчал он, касаясь образца щупами вольтметра. – Реликт изменился, а напряжения на нем нет.

Кроссман взял кубик в руки, тот оказался, по ощущениям, немного тяжелее свинца.

– Пусто.

– Интересно… – Шнайдер задумался. – Раз на раз не приходится. Это плохо.

– Нет, погоди! – Кроссмана осенило. – Мы клеммы вставили!

– Думаешь, из-за них? – с сомнением произнес Рихард. – В любом случае, их теперь никак не вставить. Придется еще раз бежать.