Текст книги "История запорожских казаков. Военные походы запорожцев. 1686–1734. Том 3"

«Вам всем, товариству и посполитым обывателям орельских мест, доброго от Господа Бога здоровья и благополучия желаю! Уже вашим милостям известно, что я, зная, в каком стеснении живет войско запорожское, а также видя несносные кривды в отношении вас и притеснения, происходящие от Москвы и от наших немилостивых панов, и по всему тому, имея намерение избавить вас от подданства, ушел в крымское государство и с этим делом в Крым ездил. Теперь, когда я вышел с ордами из Крыма к Каменному Затону под Сичу, то тут все войско запорожское, при кошевом атамане и всех куренных атаманах, учинило войсковую раду; в это время утвержден был с крымским государством вечный мир, скрепленный с обеих сторон присягой, после того, на другой раде, по воле всемогущего Бога, меня выбрали гетманом и приказали с теми ордами и с войском запорожским идти войной для вашей обороны против Москвы. Ради этого, рушивши из Каменного Затона со всем запорожским войском и соединившись с тем войском, которое было на Молочной, и со всеми ордами, находящимися при калга-султане, мы пришли до Самары, откуда и шлем вам наш лист настоящий, дабы вы, давши веру тому и учинивши между собой настоящий порядок, выслали на встречу его милости султана и войска запорожского свою старшину и сами в ту военную дорогу с нами на неприятеля своего, москаля, готовились, чтобы не носить больше невольнического ярма на своих вольных казацких шеях и скинуть его с помощью божией. Ведайте, что эта война на москаля не ради чего иного началась, как ради ваших вольностей и общего всенародного посполитого добра. Нет надобности много писать вам, – сами знаете, что делают с вами москали и драпежные (хищные) паны и что вам чинится от арендарей, – все то сами хорошо знаете, потому что они объездили вам ваши шеи и всю вашу худобу позабирали. Станьте же, без всякой отговорки, за свои вольности, беритесь сполна, со всею щирою правдою с нами, войском запорожским, и теперь, когда Господь Бог всемогущий поможет выбиться из-под ярма московскаго, то вы учините у себя такой порядок, какой сами захотите и будете пользоваться такими вольностями, какими пользовались предки ваши за Хмельницкого. Теперь войско запорожское утвердило вечный мир с крымским государством на таких условиях, чтоб Чигиринская сторона Днепра нам отдана была с принадлежностями в тех пределах, как Хмельницкий с ордами отвоевал ее; да чтоб сегобочная сторона, со всеми полками и городами, при нас оставалась, а кроме того, чтоб вольно было, без всякой дани, добывать рыбу, соль, зверей в Днепре, Буге и во всех реках и речках. Тогда выбившиеся, с божиего помощию, от теперешнего подданства, могут, куда захотеть, туда и идти на свою родину, где раньше того кто проживал, – беспокойства и тревоги ему нигде не будет, потому что крымское государство на том и присягу дало свою, что будет нас всегда оборонять от Москвы, от ляхов и от всяких других неприятелей. Если же теперь вы не встанете за свои вольности, то сами знаете, что потеряете; вы останетесь вечными московскими невольниками, и никто за вас никогда более не заступится; а теперь чего у Бога милостивого просили, того и дождались, беритесь только смелей, всеми силами своими за вольность свою. Желая вам, чтобы вы были вольными, жили в покое и во всем успех имели, поручаю вас Господу Богу! Дан на Самаре 1692 року, июля 29. Звишменованный гетман (Петро Иванович) рукою властною. Так как мы имеем работу около добывания Самары, то прибывайте к нам немедленно со всем своим военным порядком; если же не прибудете, то смотрите, чтоб сами не потеряли своего дела»[234]234
  Величко. Летопись. К., 1855, III, 111–113.


[Закрыть].

Разослав свои универсалы по южным малороссийским местечкам и городам, Петрик решил взять приступом в ночь с субботы на воскресенье, июля 31-го дня, Новобогородицкую крепость. С ним были все казаки-ватажане с полковником Сысой и 500 человек татар, как те, так и другие пешие. Казаки и татары подступили к нижнему городу, успели зажечь две башни и несколько дворов и захватить около ста штук овец и несколько ульев, но в это время по ним начал стрелять из пушек гарнизон из верхнего города, и казаки стали отступать. Во время отступления один из полковников Петрика, Кондрат Михайлов, и два казака, Яков Макаров и Иван Демков, попались в руки защитникам города и потом отправлены были в Москву, где они дали свои показания о всем ходе дела Петрика до прибытия на Самару. Приговоренные к смертной казни и помилованные по ходатайству царицы Натальи Кирилловны, но наказанные кнутом и «заорленные» клеймом на левых щеках с буквой В, они сосланы были в Сибирь в дальние города на вечное житье[235]235
  Архив Мин. юстиции, книга Мал. прик., № 66, л. 106–129.


[Закрыть].

Между тем Петрик от реки Самары двинулся дальше к берегам реки Орели. Жители орельских городков Царичанки и Китай-города встретили его с хлебом-солью, и Петрик, не найдя здесь сопротивления, двинулся к Маячке. Петрик ожидал и от жителей Маячки того же, что выказали перед ним жители двух названных городков, но маячанцы, несмотря на посланный им «прелестный лист властного гетмана», отделывались молчанием.

Тем временем гетман Мазепа уже давно собирал полки, чтобы двинуться навстречу Петрику и калга-султану и разом истребить всю их затею. Он дожидался только русской рати, но, не дождавшись ее, послал свои полки к Маячке. Тогда Петрик и калга-султан немедленно повернули назад, быстро перешли речку Самару и очутились на речке Татарке. На Татарке от Петрика ушло большинство запорожцев, кроме 80 человек, с которыми он направился к Перекопу и расположился там в ханских окопах. Гетман донес письмом (октября 20-го дня) в Москву «об отвращении запорожцев от татар», и запорожцам послано было из Москвы жалованье 1000 золотых червовых черяз дворянина Заненого и подьячего Русинова. Посланцы прибыли в Сечь в начале декабря, а 23 декабря оставили ее благополучно и направились через Малороссию в Москву[236]236
  Архив Мин. ни. дел, 1692, подл., № 853, 854, № 30, св. 80.


[Закрыть].

Из Перекопа Петрик вновь стал посылать запорожцам свои письма, развивая мысль, что дело, начатое им, далеко еще не приведено к концу и что он, Петрик, не успокоится до тех пор, пока не окончит его. Но в Сечи он совсем уже не встретил никакого сочувствия. Кошевого Гусака, обвиненного в получении подарков от приходивших с Петриком татар, сменили с кошевства и назначили вместо него Василия Кузьменка; вместе с кошевым сменили судью, писаря и есаула. При смене прежней старшины многие курени были разбиты, сичевая церковь забросана поленьями, торговые люди пограблены[237]237
  Архив Мин. юстиции, 1692, кн. 66, л. 1090.


[Закрыть].

Гетман Мазепа находил, что для удержания запорожских казаков от своеволия на будущее время нужно построить крепость в Каменном Затоне и содержать там постоянный с орудиями гарнизон. Но иначе посмотрели на это дело в Москве.

Правительство обратило внимание на то, что как Петрик, так и запорожцы указывали на два зла, практиковавшиеся на Украине: отдачу в аренду шинков и пожалование чиновникам маетностей или земель вместе с людьми. Спрошенный по этому поводу гетман Мазепа отвечал, что аренда, столь ненавистная украинскому народу через жидов, необходима для добывания денег на войсковые расходы, но что о замене этого способа собирания податей в Малороссии он давно хлопочет и ждет ответа от старших и меньших самого народа особ. Относительно земель гетман отвечал, что маетности, пожалованные чиновным людям по царским указам, отобраны быть не могут; маетности же, дарованные по гетманским универсалам, могут быть и назад отобраны от тех чиновников, которые не состоят у дел или почему-либо негодны к службе. О таких-то маетностях главным образом и хлопотали запорожцы: «Запорожцы много раз писали нам, считая для себя неприятной, а для народа обременительной раздачу многих сел разным лицам в подданство; да и ныне через нарочного нашего посланца знатного казака Юска, которого мы посылали к ним с увещательным листом, словесно наказывали, чтоб маетности от меньших особ были отобраны: не так вступаются они об уничтожении аренды, как об убавке тех маетностей, и если мы их не отберем, то между народом встанет смута. Мы уже давно разослали повсюду универсалы, чтоб никто из владельцев не смел в пожалованных ему селах отягощать жителей большими работами и поборами и делать им какие бы то ни было обиды, чтобы на владельцев притеснителей крестьяне подавали нам челобитья, по которым будет непременно расправа»[238]238
  Бантыш-Каменский. Источники. М., 1859, II, 7.


[Закрыть].

К самим запорожцам в Москве отнеслись, по всем видимостям, вполне благосклонно. В последних числах ноября послан был из Москвы в Сечь воевода Зеленый с милостивым царским жалованьем запорожскому войску. Прибыв в Батурин, воевода Зеленый взял с собой, по указанию гетмана, для охраны казны, короновского сотника Тихона Довгелю да товарища сотни батуринской Сидора Горбаченка. Провожатые воеводы взяли с собой гетманский «упоминательный» лист с предписанием, дабы запорожцы, обретаясь в надлежащей верности к великим государям, приняли с благодарностью милостивое жалованье и служили великим государям всегда в непоколебимой верности и радении. Жалованье было доставлено по назначению, и гетман Мазепа в начале декабря донес о том в Москву[239]239
  Величко. Летопись. К., 1855, III, 129.


[Закрыть].

Но ни царская милость, ни предписание гетмана не могли успокоить запорожскую массу в то время, когда в Крыму находился Петрик с его планами отторжения Малороссии от Москвы. В начале 1693 года Петрик вместе с Нурредин-султаном, Шир-беем и сорока тысячами[240]240
  По разным показаниям, татар было от 30 000 до 10 000, малороссов от 400 до 80 человек; сам гетман показывал 40 000 человек. Величко, III, 140.


[Закрыть] атар, склонив на свою сторону нового хана Селим-Гирея, сменившего собой Саадат-Гирея, вновь собрался походом под малороссийские города. Решено было снова начать с Запорожья.

В начальных числах месяца января прибыл в Сечь из Кызыкерменя некий Шабан и стал спрашивать казаков, по многу ли им царь платит жалованья. Казаки отвечали, что царского жалованья им приходится по 18 шагов. Тогда Шабан спросил казаков, как им лучше, получать ли по 18 шагов, или же, когда придет хан, получать по 10 червонных на казака. Приезд нежданного гостя произвел сильное смятение в среде запорожских казаков. В это же время, а именно января 14-го дня, в субботу прибыл в Сечь известный ватаг, некогда бывший кошевой Федько, и тогда в Сечи открылось настоящее междоусобие. Прежде всего сбросили с кошевства Василия Кузьменка, потом казаки одних куреней пошли войной на казаков других куреней, всю церковь забросали поленьями, одного знатного казака Корсунского куреня убили, всех торговых людей ограбили, на иных платья посдирали, но в конце концов снова вернулись к Василию Кузьменку и на кошевстве его поставили. Все это произошло вследствие прибытия Федька, который, очевидно, держал сторону татар и Петрика, но, не успев склонить к тому Кузьменка, собрался зачем-то уходить в города.

На другой день после происшедшего в Сечи смятения кошевой Кузьменко получил весть от одного казака, видевшегося на Низу Днепра с городчанскими татарскими овчарами, о выходе «некоего султана с ордой» из Крыма к турецким на Днепре городкам: султан ждал Петрика, соединясь с которым думал первее всего ударить на Запорожскую Сечь, а потом идти под малороссийские царского величества города. Кошевой не замедлил сообщить о том Мазепе через знатного Сергиевского куреня казака Максима, выехавшего из Сечи «на зимовлю для прокормления в города», и советовал гетману взять свои меры предосторожности, не допустить басурман до разорения сел и захвата у крестьян животов, и хотя кошевой еще не вполне верил полученным слухам, но все же находил, что «лучше времени быть осторожным, нежели после беды мудрствовать». Вслед за тем тот же кошевой получил «подлинную, неотменную и совершенную ведомость» о выходе из Крыма ханского сына и Петрика с огромной ордой к турецким городкам для похода оттуда под малороссийские города и также поспешил уведомить о том гетмана Мазепу через нарочного гонца, атамана Пашковского куреня. «Простите меня, – заключал свое письмо к Мазепе кошевой, – что худо писал, понеже зело прилежной и скорой приказ был». Гонцу велено было скакать день и ночь, чтобы как можно скорей донести гетману необходимую весть и дать ему возможность достойно встретить врагов.

Вслед за сичевым гонцом поскакал к Мазепе другой гонец, от дозорцы Рутковского, с известием о том, что подлинно «под городки» пришел с Петриком ханский сын, а за ханским сыном идет и сам хан и идут они сперва под Запорожскую Сечь, а оттуда под Переволочну и далее под порубежные малороссийские города. Рутковский немедленно оповестил всех по городам людей о приближении татар и поднял в них настолько дух, что люди ни «сполоху не боятся, ни сумнения меж собой никакого не берут». Но главные пути уже сделались опасными от татар, и всех едущих откуда-либо в Сечь хватают и Петрику отдают. Запорожский казак У майского куреня Яков, приезжавший в Переволочну «за своим никаким делом» и уже выбравшийся было с ватажкой в Сечь, вернулся от Саксагани снова в Переволочну, потому что пройти в Сечь за ордой он уже не мог. «Не с добрым умыслом приезжал в Переволочну сей уманского куреня казак, потому что стал в той господе, в которой стоял Сидорец, а ныне с ватажкою возвратился в Переволочну назад; как они не поступают, мы им не верим, и сами себя стережем». О подлинном настроении запорожских казаков дозорца имел самые верные известия от собственного шпиона, какого-то «писаря кошевого» (то есть писаря при кошевом или писаря войскового), который клятвенно выражал свою готовность верно служить гетману, но за то просил исхлопотать у ясновельможного благодетеля «на вспоможение чего-нибудь, что ни есть доброе», но чтобы только подарок тот дошел по назначению, а не так, как послан был «через Сидорца с прилучившеюся монаршеской казной, когда гостинец тот в раздел пошел»[241]241
  Архив Мин. юстиции, кн. Мал. приказа, 1693, л. 1185–1201, № 66.


[Закрыть].

Но гетман Мазепа и без того всячески старался угождать запорожским казакам и так или иначе расположить их к себе. Так, в это время он послал в сичевую Покровскую церковь полный резной работы, «с изуграским (иконным) украшением, как требует лепота божественной церкви», иконостас. Иконостас этот отправлен был с господарем гадячского замка Степаном Трощинским; с ним посланы были мастера дела, иконник и столяр, первый для того, чтобы поставить на пристойном месте каждую икону, второй для того, чтобы починить попортившееся в дороге. Посылая такой ценный подарок запорожцам, гетман высказывал пожелание, чтобы казаки жили в добром здравии и согласии, имели крепость и силу, всегда побеждали неприятеля и чрез то приобрели добрую славу и чтобы в будущем церкви Божии православные воздвигались не только в самой Сечи, но воссияли бы и на Низу Днепра в жилищах басурманских, на славу монаршего престола и хвалу низового войска[242]242
  Архив Мин. юстиции, кн. Мал. приказа, 1693, л. 1185–1201, № 66.


[Закрыть].

Не о том думали Петрик и его властный покровитель крымский хан. Петрик, по приказанию хана, отправил воззвание в Сечь и приглашал все низовое войско пристать к нему и к бывшим с ним татарам для борьбы против гетмана и царей московских.

«Милостивый господине атамане, и все старшее и меньшее славного войска запорожского низового товариство. Вашим милостям, добрым молодцам, старшему и меньшему славного войска запорожского товариству, отдаю мой низкий поклон и желаю, от Господа Бога доброго здравия, счастливого поведения и над всякими врагами победы и одоления. Ваша милость, все старшие и меньшие добрые молодцы, войско запорожское, уже знаете то, для чего я пошел в Крым и о каком дел с крымским царством прошлым летом я договаривался, – это вы знаете, во-первых, из статей, которые я отослал вам, ваша милость, в письме; во-вторых, изустно вы говорили в Каменном Затоне со мной и с бывшим калгой-султаном и ради этого вы изволили отпустить, ваша милость, охочее войско в виду похода, заодно с ордой, на (украинские) города для освобождения из подданства (Москве) нашей малороссийской породы. Но когда мы пришли с товариством вашим на Русь (южную) и помирились с орельскими городами, тогда в крымском государстве произошло большое замешательство: из Белогорода пришла весть, что мурзы и беи, ходившие на Немцове с ханом, не захотели повиноваться хану; тогда и мурзы, бывшие с нами, встревожились этим и, принудив калгу-султана, не сделав никакого потребного дела, возвратились назад. Придя же в Крым, они как хана, так и ходившего с ними калгу-султана отставили от господарства. Теперь же, когда в Крым пришел новый его милость хан, Селим-Гирей, которого все крымские господа так искренне желали и при котором все хорошее и раньше чинилось, у нового хана, со всем господарством крымским, была рада. На этой раде постановили, если Господь Бог поможет, исполнить то, что хотели: вырвав из московского подданства нашу Украину и освободив ее от всего злого, жить с нами по-братерски, как было при славной памяти гетмане войска запорожских казаков, Богдане Хмельницком. Ввиду этого хан, его милость, отдал приказание идти в поход всем своим силам, а именно: орде крымской, белогородской, ногайской, джаман-саадакам, черкесам и калмыкам, а для совершенной надежды всем придал им своих сейменов, людей огнистых. С этими силами хан, его милость, отправил всех своих сыновей-султанов; наместником от себя назначил славного рыцаря Шан-Гирей (Шагин-Гирея) – султана, которому дал полномочие с вами, добрыми молодцами, запорожским войском, говорить и мир поновить, – тот именно мир, который вы учинили и своею клятвою подтвердили в Каменном Затоне в прошедшее лето. Я снова вам, добрым молодцам, объявляю, что хан, его милость, для нынешнего дела, которое предпринимается ради целости и обороны крымского и малороссийского государства, простит вам, войску запорожскому, все те убытки, которые ваше товариство захватом коней и людей причинили в разных местах государству крымскому. Только вы, ваша милость, добрые молодцы, стойте на одном слове – сделать что-нибудь себе и Украине доброе. Если же вы будете поступать то так, то сяк, как прошлым летом поступали, то смотрите, чтобы вы себя не потеряли, потому что господа крымские все, что меж вами делается, уже уразумели и на том постановили, чтоб с этого времени не иметь от вас ни докуки, ни убытков, ни обмана. Я же вам, добрым молодцам, и советую и прошу вас: возьмитесь вы со всей крепостью за свои войсковые вольности и за целость всего малороссийского и, пользуясь большим собранием орды, идите, ваша милость, со всем товариством и с клейнотами войсковыми немедленно, и мы надеемся, что лишь только вы пойдете, то мы согласимся со всем краем и, при помощи Бога, от Москвы освободимся. Когда же, ваша милость, ныне не пойдете, то ведайте, что вы погубите ваши вольности, а Украины до веку из московского подданства не вызволите. Когда же, ваша милость, ныне пойдете, то как здесь, по выходе из Сечи, кого захотите, старшим назначите, так и на Руси, когда Господь Бог даст нам соединиться с нашим краем, какой пожелаете, порядок учините. А что некоторые между вами, добрыми молодцами, говорят, что и летом, когда орда и войско запорожское ходили в поход, тогда не шли, как обещали, на Москву, а привели орду в свои же казацкие города, то вы, ваша милость, добрые молодцы, сами разумные головы и знаете то, как идти на Москву, не согласившись о том со всем краем. Когда же ныне, ваша милость, изволите пойти, то, лишь только даст Бог, согласимся со всеми городами, тотчас же, при помощи божией, пойдем на Москву и, что там Господь Бог позволит, то мы там, в Московщине, и чинить будем. Тут же вашим милостям, добрым молодцам, сообщаю о малоросских купцах, в Крыму задержанных, о Захаре Яковенке, Зелененьком и Константине. Яковенко пойман с листами от московского и гетманского послов писанными; а за Зелененьким и за Константином то открылось, что они посланы его милостью, господином Мазепою в лазутчиках, в чем они, побранясь между собой, сами признались и если бы не было здесь нас, то с душами и с пожитками все бы здесь пропали, а ныне мы их всех при себе содержим. Вручая вашу милость Господу Богу, вашим милостям желательный приятель и слуга Петр писарь»[243]243
  Архив Мин. ин. дел, 1693, св. 91, № 14.


[Закрыть].

Не довольствуясь отправкой этого обширного воззвания, Петрик вложил в него еще две «цыдулки», и в первой из этих «цыдулок» писал следующее: «И то, ваша милость, добрые молодцы, разумные головы, войско запорожское, рассудите вы, что не всегда московские цари такое вам будут давать жалованье, как теперь часто присылают червонные золотые: это Москва делает потому, что слышит в лесу волка, а когда это дело минет, то не только того жалованья не даст вам Москва; но, помирившись с Крымом (как ныне о том усердно старается), вас из Сечи выгонит, вольности ваши войсковые отнимет, Украины нашей часть отдаст орде в неволю, а остаток возьмет в свою неволю вечную. И тогда к кому приклонитесь, кто вам поможет и кто из неволи (чего не дай Боже) избавит вас? Сами, ваша милость, добрые молодцы, войско запорожское, знаете ту, поистине правдивую, сказку, что за кого стоит крымский хан, тот будет и пан. Если московские цари с крымским ханом вечный мир учинят, о чем так прилежно стараются, то хотя бы вы и к полякам кинулись, то не будет вам от них помощи, потому что поляки и сами Москве ничего не сделают, а Москва с Крымом сделает все, что захочет; теперь уже Москва на Самаре свои города имеет, в Киеве и в Переяславе людей своих держит и в иных наших городах силу (войско) свою имеет; а когда еще запрет Днепр, то никому и никак нельзя будет дохнуть. Дивно то, что прежде вы все жаловались на неправды от Москвы и от своих господ, вы говорили, что нет такого человека, который бы начал дело и подал бы вам повод. А теперь, когда, за божиим позволением, такие люди нашлись на то, ваши войсковые вольности в реке Днепр и в иных местах окрепили, а потом хотели ваших жен и детей и жилища ваши вырвать из московской неволи и от рабства господ украинских, тогда вы неохотно выказали на то вашу волю: вы только охочее войско на Русь пускали, а сами, лучшие люди, в Сечи остались. И разве вам то не любо, что хоть вы Крыму и убытки чините, однако везде вы безопасно, до самого моря добываетесь и рыбой, и солью, и зверем. А к Москве вы привязались даром, как та рыба судак, которой, хотя неводом и не тянут, сама привяжется к нити: сами, ваша милость, знаете, не туда ли рыболов кладет ту рыбу судака, куда и ту, что затянет неводом? Так если и вас москаль затянет в свою мочь, хотя вы теперь и даром держитесь, то так же поступит, как и с теми людьми, которых давно в своей власти имеет. Я советую вашим милостям, добрым молодцам, если вы хотите доброе что сделать и свои вольности спасти, то делайте это ныне же, пока время имеете; а когда время это упустите или потеряете, то уж никогда его иметь не будете, и как лишитесь своих вольностей, так возьмете на свои души грехи всей Украины, которая вами защищается и на вас надеется»[244]244
  Архив Мин. ин. дел, 1693, св. 91, № 14; Архив Мин. юстиции, л. 29, кн. 67.


[Закрыть].

В другой «цыдулке», приложенной к тому же первому воззванию к запорожским казакам, Петрик писал так: «Напрасно, ваша милость, называете меня в вашем письме изменником и прелестником. Чем я вас, добрых молодцев, обманул и прельстил? Разве тем, что предоставил в вашу волю Днепр и все находящиеся возле Днепра речки, где вы всюду, до самого Очакова, безопасно добываетесь и рыбою, и солью, и зверем? Вы сами знаете, какие пожитки от того имеете, однако вам это, кажется мне, немило и недостаточно, что вы меня, вашего слугу войскового, за вольности войска запорожского сердечно убивающегося, безвинно хулите и бесчестите. Знайте, господа молодцы, то, что если это дело пройдет даром, которое я, при помощи божией, для вашей прибыли и для блага нашего малороссийского народа начал, и вы, добрые молодцы, за него не возьметесь, то уж не знаю, будете ли вы добычиться на Низу и на Молочной реке солью, рыбою и зверем»[245]245
  Архив Мин. ин. дел, 1693, св. 91, № 14.


[Закрыть].

Положение запорожцев было таково, что им во что бы то ни стало нужно было выиграть время, пока и сами они усилятся, и гетман Мазепа соберется с полками для отпора наступающих врагов. Для этого нужно было вступить в переговоры с Крымом, – благо повод всегда был налицо: мирные промыслы запорожских торговцев на рыбу и на соль. Поэтому из Сечи отправлена была какая-то депутация к нурредин-султану с письмом и от него к новому хану. Депутаты должны были хлопотать о том, чтобы утвердить присягу, какую заключил еще гетман Богдан Хмельницкий с Крымом и какую при прошлом хане запорожцы заключили в Каменном Затоне.

На представления запорожцев нурредин-султан отвечал письмом из урочища Носоковки. Предпослав кошевому атаману и всему старшему и меньшему куренному товариству свое поздравление, он извещал их о повороте из Крыма запорожских посланцев и о выезде в Сечь вместе с запорожскими посланцами посланцев наияснейшего крымского хана с письмом ко всему запорожскому войску; просил, по прибытии крымских посланцев, прочитать и выразуметь письмо хана, заключить всем войском святой покой и вечное перемирие с Крымом и потом готовиться для союзного действия с нурредин-султаном против врагов Украины и Запорожья. Сам нурредин-султан со всеми крымскими силами уже идет к запорожцам вслед за ханскими послами и когда дойдет до Сечи, тотчас «разговорится с казаками устными речами», а пока желает им всякого добра от Бога[246]246
  Архив Мин. ин. дел, 1693, св. 91, № 14.


[Закрыть].

Но запорожцы за это время уже успели получить известие от гетмана Мазепы о полной готовности дать отпор басурманам и потому сразу переменили свой тон в отношении нурредин-султана. Они ему отписали, что готовы, согласно условию, заключенному с калга-султаном, ввиду того, чтобы безопасно заниматься соляными, рыбными и звериными промыслами, держать полный мир с Крымом, но идти в поход под города русского государя не желают.

Тогда нурредин-султан обратился к запорожцам с листом и напомнил им об их желании подтвердить присягу, принесенную войском в Каменном Затоне. Условия той присяги предъявлены были в ту пору вместо запорожцев Петриком и состояли в том, что казаки обещали идти в воинский поход заодно с крымцами и соглашались отпустить от себя охочее войско под команду калга-султана. Однако в настоящее время они от того обязательства отказываются, заявляя, что на московскую войну не пойдут и при всем том желают такого мира, чтобы им вольно было и рыбой и зверем довольствоваться. «Такого вашего мира нам ненадобно, и от нынешнего времени от нас вы покоя уже никакого иметь не будете; а на то наше письмо, если мира надобно, пусть или сам кошевой атаман с товариществом, подумав, возможно скорей к нам для устного разговора приезжает, или несколько знатных человек из товарищества присылает; если же вам мира ненадобно, то вы на сей нам лист последний учините ответ»[247]247
  Архив Мин. ин. дел, 1693, св. 91, № 14.


[Закрыть].

На все предложения, угрозы и предостережения Петрика и нурредин-султана запорожцы ответили письмом, составленным января 15-го дня войсковым писарем Созонтом Грабовским. Начав отдаленно с небесных знаков, открывающих дурную или хорошую судьбу человека, затем перейдя к почитанию православных царей, всесильно обретающихся панов, родных отцов и матерей, дорогих сродников, начитанный и красноречивый писарь войсковой Созонт Грабовский перешел наконец к самой сущности дела и обратился с жестокими упреками к «проклятому воплощенному врагу» Петрику. «Хотя ты, Петре, именуешься человеком православного рода, но взялся, на все злое устремившись, за такое дело, через которое много христианского народа погибло. Воистину, Господь не потерпит, но отомстит за это. Ты вносишь губительное опустошение мечем своим, вместе с богомерзкими басурманами, в самое основное гнездо православия, Москву, или, правильнее сказать, Малую Россию. Рассуди же сие: на кого та вся клятва падет, как не на тебя самого. И в самом деле, пока ты что-нибудь сделаешь или и ничего не сделаешь Москве, а народу малороссийскому уже явная, через твой с государством крымским воинский поход, пагуба настанет, чего не дай, предвечный царю небесный. Впрочем, об этой твоей губительной затее мы, войско запорожское, доподлинно еще не знаем и желаем вполне доведаться и совершенно убедиться: по наущению ли кого другого, или же сам собою, как нам докладываешь, в листе своем, к нам писанном, якобы за отчизну нашу стоя, поднял на то крымское государство, чтобы, избавившись и освободившись от рабства и подданства как московских, так и наших панов, принять перемирия на вечные времена, вместо совместной жизни с Москвой, от всего государства крымского. Рассуди же ты о том, хорошо ли так будет: отлучившись от своей православной веры, ввергнувши гнездо свое малое, бедную Украину, в соседство с басурманами, этими супротивными дьяволами, гонителями креста господня, мы погубим нашу православную веру и, главное, что нужно сказать, попадем в вечное рабство и неволю, к чему не допусти их, Боже, а нам не дай дождаться этого в вечные времена. А ты, предавшись отчаянию и забывши создавшего и искупившего тебя кровию своей пресвятою, вместо того чтобы видеть после тьмы, в вечные роды, свет не вечерний, наслаждаться, всегда радуясь о Господе, чертогами небесными, – ты самовольно отдался бездонному аду с душою и с телом и устремился на зло и противление Богу всемогущему, – единодушно желаем тебе беседовать на вечные времена. И так как ты имеешь данные тебе ханом, его милостью, клейноты, то с ними и иди от нас, войска запорожского, туда, куда имеешь намерение идти, не надеясь получить клейнотов войсковых: так как ты передался в Крым без нашего ведома, нас оставив, нам изменив и милостью нашею, данною тебе, пренебрег, то и теперь без нашего ведома поход твой делай, а нам больше ни в чем не докучай»[248]248
  Архив Мин. ин. дел, 1693, св. 91, № 14.


[Закрыть].

Еще резче ответили запорожцы нурредин-султану. Они положительно ему объявили, что ни писать «псу» Петрику, ни выходить из Сечи вовсе не желают[249]249
  Архив Мин. юстиции, 1693, кн. 66, л. 1152, 1158, 1168.


[Закрыть]. Это было ответом огромного большинства запорожского войска, и только самая ничтожная часть его, да и то подонки общества, пристала к Петрику.

Таким образом, все предприятие Петрика и его басурманских союзников и на этот раз окончилось ничем. «Они своими погаными попытками монаршеской державы только коснулись», как выразился Мазепа в своем письме по этому поводу в Москву.

Гетман Мазепа остался вполне доволен приемом, оказанным войском запорожских казаков Петрику и пришедшим с ним татарским ордам. Сообщая о том во все малороссийские полки, он писал: «Когда басурмане, желая прежде всего прельстить к своему соединению запорожских казаков, подошли под Запорожскую Сечь, то запорожцы, стоя непоколебимо в верности своей к великим государям и в послушании к нам, отказали им поганцам сурово, говоря, что не только не будут им помогать в злом намерении их, но, если бы они настаивали на своем, готовы будут бой с ними чинить. О том походе татар запорожцы прислали нам известие во вторник, хотя поганцы ударились в среду под Переволочну в поход»[250]250
  Величко. Летопись. К., 1855, III, 240, 242.


[Закрыть].