Текст книги "Дар Элизабет"

Заметив, что Мэриан нахмурилась, она настойчиво продолжала:

– Разве ты отказалась бы от него и позволила бы ему умереть, даже если бы знала, что никто в городе не будет разговаривать с тобой? – Элизабет услышала шорох за своей спиной и поспешила закончить, видя, что Мэриан побледнела после ее слов: – Ты, может быть, думаешь сейчас, что самое страшное на свете – быть связанной с человеком, который не имеет титула и к тому же может остаться инвалидом на всю жизнь. Но дай ему шанс, Мэриан! Ты поймешь, что самое страшное – это угроза потерять его!

– Элизабет!

Она в изумлении обернулась, услышав низкий голос Хоксли, так как ожидала обнаружить у тебя за спиной Оакс. Выражение его лица поразило Элизабет: оно было серьезным и решительным, как будто Натан только что сделал очень важное открытие.

Наверное, его встревожили ее слова о Мэтью, но Элизабет не жалела, что произнесла их: для нее важнее была реакция Мэриан. И теперь у нее появился шанс соединить судьбы Мэриан и Мэтью. Если время, которое она проведет с ним во время операции, не сблизит их и не даст Мэриан необходимой уверенности в своих чувствах, тогда им лучше расстаться. Хоксли откашлялся и мягко сказал, открывая перед ними двери:

– Доктор Камерон ждет вас.

Когда все они вышли в холл, Элизабет подошла к Тарру и прошептала:

– Пожалуйста, не пускайте никого в комнату Мэтью.

Они тихонько прошли туда и встали у двери.

Глава четырнадцать

Однажды в детстве Натан неловко спрыгнул с дерева и упал на спину. Тогда он долго не мог дышать – достаточно долго, чтобы потерять охоту к прыжкам с деревьев. Именно так он чувствовал себя сейчас – и все из-за слов Элизабет: «Ты поймешь, что самое страшное на свете – угроза потерять его».

Неужели он может потерять Мэтью?! Внезапно возникшее чувство пустоты заставило его осознать, что он всегда был уверен: они с Мэтью будут друзьями до самой старости. В деревне они были соседями и пережили вместе множество приключений: рейды по местным полям, всевозможные шалости и выходки, веселое соперничество. Натана и Мэтью объединяло очень похожее чувство юмора и истинная любовь к земле. Мысль о том, что он может когда-нибудь приехать в Стэндбридж и не найти там Мэтью, была ужасна.

Внезапно еще одна страшная мысль пронзила Хоксли. Он снова услышал те слова, но теперь они звучали немного иначе: «Самое страшное на свете – потерять ее». Только сейчас он понял, каким мог стать мир без Элизабет. Отчаяние, которое последовало за этим пониманием, было неожиданно болезненным. Элизабет всегда присутствовала в его сознании, она была частью его жизни даже тогда, когда они расставались. Он вспомнил годы, проведенные рядом с ней, и удивился, как хорошо все сохранилось в памяти.

Элизабет на семейных вечерах в Стэнд-бридже, когда были еще живы их родители, его восхищение ее детскими шалостями… Как она всюду следовала за ним тогда и копировала каждое его движение! После смерти их родителей он привык относиться к ней как к младшей сестренке и был поражен, увидев в Пэкстоне рыжеволосую дерзкую девчонку, которая постоянно передразнивала его и пресекала любые попытки контролировать ее. А как доблестно пыталась Элизабет спасти Мэриан! Как они смеялись, когда Мэриан перехитрила его и расстроила все их планы…

Он вспомнил, как отчаянно боролась Элизабет со слезами, когда он отослал ее в Шотландию, и собственную глупую гордость от того, что так удачно избавил ее от опасности…

И только минувшей ночью он, кажется, оценил Элизабет по-настоящему и был просто поражен тем, что дитя, которое он поклялся защищать, превратилось в прекрасную женщину, которая выстояла и расцвела, несмотря на ее мучительное изгнание.

И он желал эту женщину! Кто еще мог бы так разогреть его кровь, как она, а ведь они протанцевали всего один вальс! Кто еще привел бы его тело в такой трепет?!

Нет, Хоксли решительно не мог представить себе жизнь без Элизабет!

Веселые голоса, совершенно неожиданные в комнате такого тяжелого больного, вернули его на землю. Мэтью лежал, бодро потягивая шотландское виски, выданное ему доктором, в ожидании, предстоящей операции. Не менее оживленный доктор сидел рядом, болтая со своим пациентом, как будто ничего особенного не должно было произойти. Никому бы и в голову не пришло, что оба сильно волнуются. Мэтью посмотрел через плечо и сказал:

– Ты знаешь, Хоксли, я чувствую себя гораздо лучше! Похоже, виски действует на меня благотворно. Если доктор оставит эту бутыль здесь, я думаю, мне не понадобится операция.

Доктор Камерон решительно забрал у него стакан и спросил:

– Кстати, Мэтью, где тебя ранили? Я встречал твое имя в курьерских списках.

– Подстрелили, когда я забирал донесение французских шпионов старины Веллингтона. Впрочем, об этой истории вы никогда не узнаете, тем более из курьерских списков.

Доктор Камерон прищурился при упоминании знаменитого генерала.

– Шпионов Веллингтона?

– Спросите Натана: он один из тех, кто организовывал… О, извини, Натан! Я чуть не проболтался!

Мэтью кротко улыбнулся доктору Камерону и покачал головой.

Хоксли был не в состоянии сделать ему выговор, хотя и отметил про себя, что Мэтью, пожалуй, слишком простодушен для их нелегкой работы.

А Мэтью, не встретив упреков, приободрился и начал свой рассказ:

– Я шел в патруле, но оторвался от других, чтобы забрать донесение, которое должно было быть оставлено для меня в корнях старого дуба. Нужно было пройти по руслу маленького ручья, чтобы найти этот дуб, и я спешился. Итак, я был без лошади, один, когда дюжина французов атаковала меня. Я не скоро забуду их алые мундиры и обнаженные сабли, сверкающие на солнце.

Он попросил доктора снова наполнить его стакан, и Камерон после минутного колебания согласился. Голос Мэтью опять набрал силу:

– Так как нас застали врасплох и их было больше, я громко крикнул, чтобы предупредить товарищей. Я выстрелил в проклятого француза, который намеревался скакать в ту сторону, где меня ждали друзья. А в следующий момент я упал. Сначала я даже не понял, что произошло – казалось, просто потерял равновесие. Но подняться я не смог и покатился с берега ручья. Это меня спасло. Кое-как я перебрался на другую сторону и осмотрелся в поисках старого дуба, но вокруг были лишь здоровые и сильные деревья. Намного более здоровые, чем я в тот момент! Французы вернулись, чтобы посмотреть, что со мной. Но к этому времени я заметил рядом дуб, под корнями которого со стороны ручья было достаточно места, чтобы спрятаться, что я и сделал.

Мэтью внезапно откинулся на подушки и закрыл глаза. Создавалось впечатление, что он уснул, но Мэтью продолжал рассказывать с закрытыми глазами:

– Когда меня нашли и отправили в госпиталь, я однажды услышал, как хирург говорил о том, что придется ампутировать ногу. Я не был уверен, говорит ли он обо мне или о парне на соседней койке: тот тоже был ранен в ногу. Как бы то ни было, я решил ретироваться и подумал, что будет честно, если я предложу соседу вместе догнать мой полк, который был командирован домой.

Доктор издал одобрительный возглас, а все остальные облегченно засмеялись. Мэтью, воодушевленный реакцией аудитории, продолжал:

– Сосед помог мне выбраться из госпиталя, и мы пережили ужасное путешествие в какой-то жуткой карете, которая довезла нас до берега. А там мы сели на катер, везущий курьеров в Лондон.

В его голосе зазвучали грустные нотки:

– А сейчас вы хотите все-таки отрезать мою несчастную ногу! Я не думал, что все это так кончится…

Доктор добродушно рассмеялся:

– Вовсе нет, вовсе нет, мой мальчик! Разве мы позволили бы дамам сидеть здесь и держать тебя за руку, если бы задумали такое недостойное дело?

Мэтью быстро натянул одеяло до подбородка и слабо пробормотал:

– Дамам?!

В этот момент Элизабет легонько подтолкнула Мэриан поближе к Мэтью и прошептала что-то ей на ухо. Мэриан послушно взяла Мэтью за руку и храбро улыбнулась ему. Она была не в состоянии что-нибудь сказать, но улыбки, которыми обменялись молодые люди, заставили облегченно вздохнуть не только Элизабет, но и доктора Камерона.

Элизабет и доктор подошли к столу, чтобы вымыть руки и надеть белоснежные передники, специально принесенные с кухни. Вскоре операция началась.

Хоксли, пройдя через военные испытания, насмотревшись на человеческое горе, поразился тому, сколь сильные эмоции вызывают в нем страдания людей, которых он любил. Даже Мэриан, эта глупенькая маленькая болтушка, тронула его тем, как она склонилась над головой Мэтью, а ее слезы капали на его лицо и смешивались с его слезами.

Элизабет испытывала столь же сильные чувства. Даже стараясь изо всех сил сосредоточиться на своей работе, она иногда не выдерживала и вытирала слезы краем рукава. Когда она отвела взгляд от Мэтью и Мэриан и посмотрела на Хоксли, в обязанность которого входило удерживать тело Мэтью в неподвижном положении, их взгляды встретились, и они долго глядели в глаза друг другу. В этот момент что-то произошло между ними, как будто возникла новая, более сильная связь. Нечто подобное однажды уже произошло в Пэкстоне…

Хоксли посмотрел на милое лицо Элизабет, на ее носик, усыпанный крошечными веснушками, и подумал, что она, вероятно, прочла его мысли, когда Элизабет вдруг вспыхнула и отвела взгляд.

– Ну, разве у нас плохо получается, мой мальчик? – обратился доктор Камерон к Мэтью, накладывая повязку на его рану.

Так как Мэтью уже давно находился без сознания, доктор и не ждал от него ответа. Он улыбнулся своим помощникам, на чьих побелевших лицах блуждали еще более слабые улыбки, чем его собственная. Но напряженная тишина в комнате, кажется, совсем не беспокоила доктора, он выпрямился, протянул руку и хлебнул из бутылки Мэтью.

В тот же момент тишина нарушилась, и уже настоящие улыбки появились на лицах у всех. Доктор взял тарелочку с кусочком металла и протянул ее Элизабет.

– Положите в бутылку и запечатайте для мальчика. Ему захочется показать это своим внукам. Прекрасный образец французской ручной работы!

– Элизабет!

Голос Хоксли разбудил ее. Она открыла глаза и увидела колеблющийся огонек свечи: Хоксли неслышно проскользнул в комнату и закрыл за собой дверь. Почему он вошел без стука? Заволновавшись, Элизабет села на кровати.

– Дедушка? Мэтью? Что случилось, Натан?

Только тут она заметила, что на Хоксли черный дорожный плащ. Он собрался в путь! Взглянув на каминные часы, Элизабет обнаружила, что он разбудил ее в четыре утра. Ее сердце тяжело забилось. Не в силах о чем-либо спрашивать, она молча смотрела на Хоксли, а тот присел на край ее кровати и заговорил:

– Паук объявился опять. Только что нам сообщили, что вчера на континенте убиты его агенты. Он явно дал приказ своим наемникам замести все следы его шпионской деятельности, а сам собрался залечь на дно. Но перед этим он решил уничтожить своих врагов.

– И нашу семью?

– Дедушка убежден, что с ним Паук расправится в последнюю очередь, но мы все равно оставляем здесь надежную охрану. Сегодня Паук совершил нападение на Фостера и Виггела в их собственных домах, и мы с Вулфи едем предупредить других об опасности.

Когда он закончил, Элизабет с тревогой спросила:

– А вы сами едете с охраной, Натан? Что, если вы встретите его и он нападет на вас?

Хоксли мрачно ответил:

– Именно этого мы и добиваемся, Элизабет. Мы хотим устроить ему ловушку.

Элизабет чувствовала, что непременно скоро вновь встретится с Пауком – именно она, а не Натан! Надо попытаться сосредоточиться: вдруг ей прямо сейчас удастся увидеть монстра? Элизабет закрыла глаза, убрала из своего сознания все оборонительные барьеры и стала ждать. Ничего! Ни цвета, ни ощущений… Тогда она спросила:

– Что я могу сделать?

Хоксли поколебался: ему явно не хотелось просить ее о помощи.

– Мы давно не говорили о твоей способности читать мысли людей…

– Да, эта тема не очень популярна в наших разговорах.

Он смущенно улыбнулся:

– Помнишь, как я просил тебя перестать внедряться в чужие мысли?

– Ты хочешь сказать – потребовал?

– Можно сказать и так, – нехотя согласился Хоксли. – Я думаю, ты проигнорировала мои требования, как обычно? Но это к лучшему: именно сейчас…

– О, Натан, это ужасно! Ты хочешь, чтобы я узнала его, прочитав его мысли? Но я не уверена, что смогу! Я четыре года пыталась отучиться от этого!

Стараясь скрыть разочарование, Хоксли спросил:

– Но как тебе это удалось?

– Сначала я пыталась отвлечься самыми простыми способами: считала ступеньки лестницы, читала что-нибудь… А потом начала изучать медицину и иностранные языки.

– А не можешь ли ты хотя бы временно восстановить эту способность? Или чужие мысли совсем перестали являться тебе?

Элизабет была рада, что в комнате горела всего одна свеча: она почувствовала, что сильно покраснела, вспомнив, как прочла мысли Хоксли о ней во время танца на балу.

– Иногда что-то прорывается. Обычно это как музыкальный фон на званом вечере, когда ты его, в общем-то, не слышишь.

– Но почему ты решила подавить в себе эту способность? – с любопытством спросил Хоксли. – Уж, наверное, не потому, что я просил тебя об этом?

Элизабет поколебалась, не зная, как ответить.

– Видишь ли, это стало настоящим стрессом, особенно когда я начала взрослеть и больше понимать. В Шотландии я почувствовала, что просто не смогу жить, если не избавлюсь от своего проклятия…

– Если это до сих пор так действует на тебя, Элизабет, мне, наверное, не следует просить тебя об этом. Однако ситуация сейчас решающая.

Сердце Элизабет болезненно сжалось, но она сказала с преувеличенной бодростью, стараясь за иронией скрыть свой страх:

– Могу ли я попрактиковаться на тебе?

– Ради того, чтобы поймать Паука, – все, что угодно! – Хоксли встал, подошел к окну и вернулся обратно.-Я не знаю, как долго нас не будет. Если нам не удастся найти его, нашим последним шансом станет попытка восстановить твой дар. Тарр будет охранять тебя, а ты тем временем подумай, что можешь сделать, практикуясь на окружающих. Если мы в Вулфи не найдем его в ближайшие дни, мы вернемся и будем ходить на все балы, на все светские сборища… И тогда ты нам понадобишься.

Он опять присел на ее кровать и сменил тему:

– Если со мной что-нибудь случится, Вулфи и Тарр дадут тебе точные указания. А пока ты не должна ничего предпринимать самостоятельно. Ты обещаешь мне это, Элизабет?

Она молча кивнула, боясь расплакаться. Разве могла она думать о собственной безопасности, когда над Натаном нависла такая страшная угроза?!

– Я хочу сказать тебе еще кое-что, Элизабет.

Она еще раз кивнула.

– Мне хотелось бы верить, что ты сможешь простить меня…

У нее сразу высохли слезы.

– Простить тебя?

– За то, что я послал тебя в Шотландию, ничего не объяснив. Тогда мне казалось, что я не мог поступить иначе. Но я хочу уехать сегодня, зная, что ты не сердишься на меня.

– О Боже!

Элизабет казалось, что забыть его эгоистичную жестокость почти невозможно. Но как она могла отпустить его, не дав ему надежды на прощение? Она старалась говорить честно, но не могла смотреть ему в глаза – иначе не сказала бы ни слова.

– Когда ты спас Мэриан, я была так благодарна, что ты поверил мне, что тебя не оттолкнула моя ужасная тайна. Я думала, мы станем друзьями, что я не буду больше так одинока, что мне будет с кем поговорить. Но оказалось, что я не могла ошибиться более…

Хоксли внимательно смотрел на нее, начиная хмуриться, и она заторопилась, чтобы успеть сказать все:

– То, что ты сделал, Натан, было ужасно! Ты лишил меня семьи, не спросив, хотела ли я этого, ничего не обсудив со мной! Ты приехал к нам, тебе не понравилось то, что ты увидел, и ты выгнал меня. Не обязательно было привозить меня в Лондон, но ты мог хотя бы оставить меня в Пэкстоне. Мне ведь удавалось скрывать свои способности и не позорить твою семью.

Элизабет закончила свою обвинительную речь, и ей вдруг стало стыдно. Напрасно она позволила себе так выплеснуть свой гнев, нужно было солгать и сказать, что она простила его.

Так как Хоксли молчал, Элизабет решилась посмотреть на него. Она думала, что знает все возможные выражения его лица, но жалость, которая была сейчас в его глазах, изумила ее. Наконец он сказал прерывающимся голосом:

– Я отослал тебя не от страха, что ты опозоришь мою семью, Элизабет! Я боялся за твою безопасность. – Она выпрямилась, пораженная его словами. Хоксли кивнул и продолжал: – Ты тогда сама доказала мне, что твои видения сбываются. А в снах о наших родителях ты отважно бросалась на монстра. Помнишь, как ты описывала его нож? Я узнал его. Я знал, что ты в опасности!

Мысли путались в голове Элизабет. Она не представляла, что четыре года провела в Шотландии именно по этой причине.

– Но почему ты не объяснил мне все?

Хоксли невесело усмехнулся.

– По-твоему, я должен был рассказать ребенку, что ее монстр – реальный человек? Что это он убил ее родителей и с удовольствием перережет горло и ей? – Его голос смягчился. – Я мог это сделать. Но я предпочел позволить тебе ненавидеть меня, только бы не травмировать твою детскую душу. – Она растерянно посмотрела на него. Хоксли пожал своими могучими плечами. – В те дни я думал, что знаю ответ на все, Элизабет. Я был самонадеянным молодым глупцом! Я должен был послать с тобой Юнис и Мэриан или нанять хорошую охрану, чтобы ты была в безопасности на родине, в Пэкстоне. Вместо этого я решил, что поймаю Паука за пару недель и верну тебя домой…

Он взял ее за руки, а когда она попыталась освободиться, сжал их сильнее. Она была почему-то благодарна ему за это. Сейчас он говорил резко, со странным чувством, которое она не могла определить.

– Элизабет, расскажи мне, о чем ты думаешь. Неужели нет надежды, что мы вновь станем друзьями? Неужели ты даже не веришь в то, что я говорю правду?

– О, Натан, как я могу объяснить это? Ты должен понять, что я провела четыре года, защищая себя от тебя, строя между нами стену – такую высокую, чтобы ты никогда больше не смог причинить мне боль. Я готова доверить тебе мою жизнь: если ты завяжешь мне глаза, выведешь на скалу и прикажешь идти вперед, потому что так надо, я не буду колебаться. Но, – добавила она осторожно, – если ты пообещаешь, что никогда больше не отвергнешь меня, я вряд ли смогу поверить тебе. И это не недоверие, Натан, это страх.

Он сидел неподвижно, так как ее слова были выше его понимания. Эта тишина была неприятна им обоим.

Затем Хоксли нежно провел ладонью по ее щеке и подбородку. Он посмотрел в ее глаза, и она смогла лишь беспомощно подчиниться его властному взгляду, не в силах дать ему то, что он хотел. Она знала: он чувствует, что любые слова бесполезны. Они не сблизят их, не смогут уменьшить барьер между ними. Но сейчас ей страстно хотелось, чтобы он нашел какие-то особые, волшебные слова, которые вернут их обратно в Пэкстон, вернут то блаженное время, когда она доверяла ему, как никому другому. Вместо этого он попросил ее о том, что она могла исполнить.

– Обещай мне, Элизабет, что, если я вернусь, ты не покинешь меня, пока я не попробую все исправить. Что ты не убежишь, как ребенок, но останешься, как женщина, как целительница, какой ты и являешься на самом деле. – Он прижал ее руку к своей щеке, и ей была приятна эта ласка. Его нежность давала ей новую силу и веру в себя. – Возможно, между нами никогда не будет большего, чем сейчас, но то, что у нас есть, слишком дорого мне, чтобы не бороться за это. Ты обещаешь мне? Клянешься?

Она слабо улыбнулась и прошептала:

– Клянусь.

Он встал, и ее рука бессильно упала на кровать. Не отрывая от нее своих глаз, Хоксли хрипло произнес:

– Тогда храни тебя Господь, Элизабет! Я…

Она не могла этого вынести, откинула одеяло, вскочила и прижалась к его груди.

– Теперь ты пообещай мне, Натан, что не будешь геройствовать в попытке настигнуть Паука! Лучше потерпеть поражение, чем…

Он крепко обнял ее, и она решила, что это только ответ на ее слова, желание успокоить и ободрить. Но когда Элизабет увидела его лицо, ее мнение изменилось.

Глаза Натана казались почти черными – с такой страстью он смотрел на нее. Внезапно он наклонился к ее губам, его руки скользнули по ее волосам и шее и Элизабет почувствовала, как томительное волнение распространилось по всему телу. Его губы были теплыми, и она чуть не застонала от их осторожного прикосновения – такого горячего, такого нежного. Натан как будто пробовал ее губы на вкус, и Элизабет почему-то казалось, что ей знакомы его губы, ее собственные ощущения, этот запах его загорелой кожи…

Натан зарылся лицом в ее волосы, затем начал целовать ее лоб, щеки, губы снова и снова.

– Разомкни губы! – приказал он, и она повиновалась, не успев осознать его просьбу. Он властно притянул ее к себе и поцеловал, уже по-другому, не так, как раньше. Он коснулся языком уголков ее губ, и она застонала, пронзенная новыми ощущениями.

Натан засмеялся и притянул ее еще ближе, изо всех сил прижимая к себе. Она утонула в его объятиях без всякого сопротивления; весь мир перестал существовать для нее, остались только прикосновения и поцелуи этого мужчины.

Элизабет чувствовала его руки на своей шее и плечах, они двигались медленно, словно желая запомнить каждый ее изгиб. Когда его рука коснулась ее груди, она задрожала от наслаждения и почувствовала, что с ним происходит то же самое.

– Сумасшествие! – простонал он и медленно отпустил ее, поцеловав легко и нежно, как в первый раз. Все кончилось так же, как началось: они стояли рядом, и Элизабет прижималась лицом к его груди.

Она никак не могла прийти в себя, сосредоточиться на мыслях, которые сумбурно мелькали в ее голове. Теперь она знала, что такое страсть… О Боже, если это и есть то оружие, которым пользуются мужчины, неудивительно, что столько девушек потеряли свою невинность!

Натан взял ее на руки, отнес на кровать и укутал одеялом до самого подбородка. Улыбка играла на его губах, когда он нежно сказал:

– Знай, Элизабет, я никогда не пожертвую тобой ради чего бы то ни было!

Она никак не могла заснуть. Какая-то часть ее души ликовала в надежде, что он скоро вернется и упоительная сказка продолжится, а другая спорила с первой, что это больше никогда не повторится. Элизабет была уверена, что не будет спать всю ночь.

На самом деле, этой ночью она прекрасно выспалась и впервые за несколько дней проснулась отдохнувшей. Солнце лилось в спальню, когда Салли принесла ей тосты и шоколад, проворчав:

– Приехала леди Лоуден, а Марш прячется на кухне.