Текст книги "Ветер надежды"

Глава 20

Сидя в огромном кресле в своем рабочем кабинете, Адам Клейхилл вытянул ноги, сложил руки на пухлом животе и уставился на кончики ботинок. Он был странно спокоен. Со времени случайной встречи с Элли Хилл он пребывал либо вот в таком отрешенном молчании, либо взрывался по любому поводу и рычал на слуг. Когда он был в ярости, то метался по кабинету, ругался самыми грязными словами, бросался всем, что попадалось под руку, требовал невесть чего и набрасывался с кулаками на слуг, так что они все в результате разбежались. В доме остались лишь Джозеф и Цецилия. Прачка ушла первой – после того как он ударом кулака свалил ее с ног, за ней поместье покинула повариха. Вместе с помощницей по кухне они просто выскользнули ночью через дверь черного хода. Это случилось после того, как он швырнул в них кастрюлей с горячим супом, вопя, что эти помои годятся только на корм свиньям.

Дэлла слонялась туда-сюда по своей комнате и кипела от гнева. Впервые в жизни она не смогла заставить Адама объяснить ей, в чем, собственно, дело. Она знала, что неожиданно, словно чертик из табакерки, объявился новый отпрыск Адама, который, ко всему прочему, оказался придурком, что, несомненно, не прибавит Клейхиллам славы. Она сделала все от нее зависящее, чтобы вывести старика из мрачного состояния. Она даже предложила себя, да только он не заинтересовался, остался равнодушен, словно каменный идол. Это навело ее на мысль, что, возможно, он болен не только физически, но от всех этих потрясений потерял и разум. Дэлла остановилась у окна. Она еще никогда не видела Адама таким. Он уже несколько дней не причесывался и не принимал ванну. До сегодняшнего утра он и не брился. Сегодня она сама взяла мыло, теплую воду и бритву, отнесла к нему в кабинет и лично побрила его. А он тем временем так и сидел, никак не реагируя на ее упреки и не поддерживая разговор, молча глядя перед собой и куря одну сигару за другой. Пепел с сигар падал на пол.

Проклятый старый дурак! Как жаль, что она так и не узнала, написал он завещание в ее пользу или нет. Ведь когда-то он собирался разделить все между ней и Кейном. Позже, когда Кейн принял сторону Купера Парнелла и Гриффина, Адам сообщил ей, что Кейн не получит ни цента его денег и ни пяди его земли.

Она выглянула из окна. Что же делать? Есть только один выход – самой спросить у него! Она посмотрела в зеркало и проверила, в порядке ли ее прическа, затем еще раз подушила запястья и грудь, так и выпиравшую из тесного платья, и спустилась вниз.

В доме стояла тишина, лишь на кухне позвякивала посуда – это Джозеф и Цецилия пытались приготовить еду. Дэлла развела в стороны тяжелые бархатные шторы, закрывавшие дверь в кабинет Адама, и вошла. Адам сидел в том же положении, в каком она оставила его несколько часов назад. Ноги все так же вытянуты, голова откинута на спинку кресла.

– Папа, дорогой, ты не проголодался? Ты ведь не съел ни крошки с самого утра. Я велела Джозефу поджарить тебе яичницу с перцем, ты же любишь такую, да?

Дэлла склонилась над Адамом, заглянула ему в лицо и мило улыбнулась.

Адам взглянул на нее, затем снова уставился вдаль. Все больше раздражаясь, Дэлла подвинула стул и села так, чтобы он видел ее. Она наклонилась вперед, и ее платье соблазнительно приоткрыло грудь. Она накрыла его руку своей.

– Поговори со мной, Адам. Мне так одиноко.

Он снова поднял глаза. Слава Богу, он наконец-то задержал на ней взгляд. Она улыбнулась. Тут он выдернул руку из-под ее ладони и снова отвел глаза в сторону.

– В чем дело, дорогой? Выговорись, и тебе станет легче. Не бойся. Ты же знаешь, как я люблю тебя. Ты можешь поделиться со мной чем угодно, папа Адам. Я тебя пойму. Мы ведь одна семья.

Он даже виду не подал, что расслышал и понял ее слова, разве чуть дрогнули веки. Злость ярким пламенем разгоралась в Дэлле и вскоре полностью завладела ею. Да кто он такой, к дьяволу, чтобы сидеть истуканом и делать вид, что не слышит ее? Люди получше его платили по сто долларов за часок в ее обществе, да еще какие! А тут она вынуждена тратить свое драгоценное время на эту жалкую развалину, сидеть у его ног и умолять взглянуть на нее!

Она решительно встала. Не стоит заговаривать с ним, когда она прямо-таки кипит от злости. Злость – плохой помощник в таком щекотливом деле. Следует очень осторожно выбирать слова и тонко задать вопрос, на который необходимо получить ответ. Она постаралась успокоиться, начав буквально по пунктам выстраивать линию поведения. Затем вернулась к стулу и снова села.

– Дорогой, мне необходим совет, а ты единственный, кто сумеет подсказать мне, как поступить. Ты слышишь меня?

Его взгляд на мгновение задержался на ней и снова устремился куда-то в сторону. Она приободрилась и продолжила:

– Как ты знаешь, я довольно успешно вела дела все эти годы и сколотила значительное состояние. Я составила завещание, дорогой, по которому все оставляю тебе. И тут мне пришло в голову: вдруг Кейн, как самый близкий родственник, заявит свои права и после моей смерти отнимет у тебя все, что я тебе завещала. Я не хотела бы, чтобы в его руки попало хоть что-то из моего имущества, после того что он натворил.

Адам повернулся в ее сторону, и в его глазах затеплился огонек интереса. Наконец-то! Взгляд Адама впился в ее лицо, глаза сощурились и зло сверкнули. Похоже, его мозг снова заработал.

– И это все, что тебя волнует? – Голос его угрожающе зашипел, но Дэлле было плевать на это, лишь бы он и дальше говорил с ней.

– Нет, дорогой. Я хотела бы также узнать, не сможет ли Кейн каким-либо образом отнять у меня наследство?

– Какое наследство? – спокойно поинтересовался Адам.

– Ну вот это поместье. – Она взмахнула рукой. – То, что ты оставишь мне, если ты, конечно, сделаешь это.

Адам вскочил так неожиданно и с такой прытью, что она вскрикнула. В мгновение ока он оказался перед ней и так испугал ее, что она, откинувшись, чуть не опрокинулась вместе со стулом. Его кулаки замелькали в воздухе, словно он был на боксерском ринге, и лишь благодаря ее хорошей реакции безумец не попал ей в лицо. Она не понимала, хочет ли он ударить ее или она просто оказалась у него на пути, но на всякий случай вскочила и отбежала в сторону. Он заметался по комнате словно ужаленный, подбежал к стене и замолотил по ней кулаками. Когда приступ ярости прошел, он снова повернулся к Дэлле.

– Я знал, что тебя интересует только это! Сука! Все вы, женщины, скроены на один лад. Все, что тебе нужно от меня, это моя земля! Только когда она окажется в твоих загребущих руках, ты обретешь покой, да? Ты хочешь знать наверняка, написал ли я завещание? Ведь так, Дэлла? И оставил ли все тебе? Думаешь, старый дурень скоро помрет и преподнесет тебе на тарелочке с золотой каемочкой ранчо с отличными жеребчиками – целый конный завод и ковбоев, которые не прочь развлечь тебя в постели!

Адам помотал головой.

– Я прав, Дэлла? Я тебя раскусил, да? Тебе всегда было наплевать на все, кроме денег и жеребца в постели…

– Прекрати эти пошлые разговоры, Адам! Сплошные грубости! Я вежливо задала тебе простой вопрос.

– Заткнись! – рявкнул он. – Закрой свою пасть! Уж мне ли тебя не знать? Да каждый дурак знает, что ты собой представляешь, Дэлла! Ты шлюха! Сука!

– Да, я шлюха, и, надо сказать, отменная! И не закрою рот по твоему приказу! С тех пор как ты встретил ту бабенку в городе, ты ведешь себя словно спятивший от любви теленок, и мне это чертовски надоело. Я устала от постоянной ругани! – заорала она в ответ.

– Убирайся с моего ранчо! Слышишь? Вон отсюда! Я не желаю больше тебя видеть! – проревел он. Лицо его побагровело, жилы на шее напряглись и стали похожи на канаты. Он налетел на вешалку, отлетел к столу и смел на пол чернильницу.

Страх шевельнулся в груди Дэллы: наверное, она поторопилась и все испортила.

– Ну что ты, папа. Не стоит так горячиться…

– Хватит! Не смей больше звать меня «папа», а не то!.. Я тебе не отец! И даже не отчим! Я тебе никто! Я даже не был женат на твоей зашнурованной сверху донизу высокомерной сучке-матери!

Дэлла так и взвилась от этих слов.

– Как это понимать? – холодно поинтересовалась она.

Он не ответил, развернулся и протопал в другой конец комнаты, раздвинул шторы и выглянул в окно. Затем развернулся и подошел к Дэлле.

– Я оставлю это ранчо Соединенным Штатам Америки, то есть правительству, с указанием устроить здесь парк. Они поставят в его центре статую – я на белом коне – монумент великому человеку, который отвоевал и уберег эту землю от краснозадых.

Он раскинул руки в стороны, а затем сжал кулаки и заколотил ими по своей груди.

– Это я, Адам Клейхилл, был первым белым, который возделал эти земли, привел их в порядок и не позволил раздробить на кусочки. Адам Клейхилл согнал с этих земель дикарей, Адам Клейхилл не позволил поселиться здесь всем этим одиночкам, которые толпами двинулись вслед за строителями дорог и начали захватывать куски земель. Все это заслуга Адама Клейхилла. Всемогущий Господь, да когда они услышат, что я собираюсь сделать с этим ранчо, они на коленях станут умолять меня стать новым губернатором Колорадо, иначе не получат и клочка моей земли!

– Сомневаюсь, чтобы твой адвокат согласился с подобным завещанием, – с наигранным равнодушием произнесла Дэлла, отчаянно желая узнать, издевается ли Адам или такая бумага уже существует.

– Да что ты, к дьяволу, понимаешь в таких вещах?

– Но ведь он уже составил предыдущее завещание, не так ли?

– Я еще ни разу в жизни не писал завещания! Но теперь сделаю именно так, как сказал! Можешь быть уверена в этом так же, как в том, что ты шлюха! Я войду в историю наряду с Джоном Фримонтом[1]1
  Фримонт, Джон Чарлз (1813–1890) – военный картограф и исследователь-первопроходец.


[Закрыть] и нашим великим всезнайкой Кастером, который полагает, что достаточно просто поселить краснокожих за забором. Я же считаю, что их надо убивать, и тогда не возникнет никаких хлопот и претензий. Это единственный способ, клянусь Богом!

Адам, словно разъяренный бык, метался по комнате, слова срывались с его губ вперемешку с руганью.

Злоба так переполнила Дэллу, что ее даже затошнило.

– Ты! Да ты не смог справиться с одним-единственным краснокожим! Логан Хорн побил тебя по всем статьям! Его ранчо еще больше твоего, и оно процветает! Ты только посмотри на себя! Ты же старая развалина, и чем скорее подохнешь, тем лучше будет для всех, и для меня в том числе!

Адам продолжал метаться по комнате, словно не слышал. Но вдруг он остановился прямо перед ней, и лицо его превратилось в застывшую маску ненависти. Из уголков рта стекала слюна.

– Ты – подзаборная шлюха! Ты сговорилась с Кейном погубить меня! Я никогда бы не женился на тебе, но во всем этом жалком захолустье не нашлось ни одной проститутки, а я смертельно скучал. Этот чертов портье пообещал, что передаст свидетельство о браке лично мне в руки, а сам сбежал. Будь проклята и ты и твой придурок-сын! Чтоб вам обоим провалиться в ад!

Он неожиданно отвесил Дэлле звонкую пощечину, затем шлепнул ее по другой щеке.

Дэлла остолбенела. Он точно свихнулся! Он даже не понимал, кто перед ним. Он выглядел таким разъяренным, таким безобразным и безумным, что ужас парализовал ее. Она медленно развернулась и хотела было бежать, но он вцепился в ее плечо и резко развернул лицом к себе.

– Выслушай меня, Элли! У тебя не было ничего, кроме… – Голос его возвысился до оглушающего крика, дикая гримаса скривила лицо. – О, я знаю, о чем ты думала! Да, да, знаю! Ты сука! – вопил он. – Боже, как я тебя ненавижу! Я убью тебя! Я… убью…

Он протянул к Дэлле вторую руку, но она вырвалась и попятилась. Уголки его рта опустились, взгляд ничего не выражал, глаза остекленели, и он навис над Дэллой, словно его подвесили на шнурах. И тут его ноги, словно расплавившись от ярости, подкосились, и он рухнул на пол.

Дэлла застыла в ужасе, не соображая, что делать. Затем она завизжала и стала звать Джозефа.

* * *

Ванесса вышла на крыльцо, чтобы позвать мужчин обедать, когда крошечная двухколесная повозка с запряженной в нее гнедой лошадкой свернула в аллею, ведущую к их дому. Экипаж остановился у крыльца, и из него вышел мужчина.

– Добрый день, как поживаете?

Это был высокий худой молодой человек в помятом плаще поверх черного костюма. Чисто выбритое лицо украшали небольшие усы и маленькая аккуратная бородка.

– Добрый день. – Ванесса заметила, как из сарая выскочили Кейн и Джон и бегом припустились к крыльцу.

– Я доктор Уоррен. Эта маленькая бестия, везущая меня, захромала. О, как поживаете, сэр? – поинтересовался гость у приблизившегося Кейна. – Доктор Уоррен. Я как раз сообщил этой молодой леди, что моя лошадь захромала.

Кейн протянул доктору руку:

– Кейн де Болт. Моя жена, миссис де Болт, и мистер Виснер.

Уоррен пожал руку Кейну, снял шляпу и поклонился Ванессе, затем протянул руку Джону. Лицо молодого доктора светилось дружелюбием. Говорил он с ярко выраженным южным акцентом.

Джон подошел к гнедой и осторожно поднял ее больную ногу. Доктор потрепал лошадь за ушами.

– Она так страдала, что вряд ли смогла бы довезти меня до города. Я и подумал, может быть, вы одолжили бы мне на время лошадку. Я бы на обратном пути вернул ее и забрал свою.

– Что-нибудь придумаем, – ответил Кейн. – А между тем моя жена как раз позвала нас обедать. Вы не хотели бы присоединиться к нам?

– Огромное спасибо. Я был бы счастлив.

– У лошадки глубокий порез на голени, Кейн. Доктор может взять одну из моих лошадей, а мы отведем беднягу в сарай и наложим хвойный компресс, чтобы рана не загноилась. – Джон начал деловито распрягать гнедую, которая послушно стояла, словно понимая, что ей хотят помочь.

– Может быть, вы займетесь компрессом после обеда, Джон? – спросила Ванесса. – Вы же знаете, как тетя Элли не любит, когда ее пшеничный хлеб остывает.

– Я буду через секунду, мисси.

Кейн провел гостя на кухню и представил его Элли, Мэри Бэн и всем остальным. Все уселись за стол, и Элли попросила Генри произнести благодарственную молитву. Будучи гостеприимной хозяйкой, она, как только перед всеми были поставлены наполненные едой тарелки, завела с доктором вежливую беседу.

– Я не ошибусь, если скажу, что у вас произношение коренного южанина, доктор?

– Да, мэм, я родился и вырос в Миссисипи, неподалеку от места, где произошла битва за Шилох.

– Гм, а я почему-то считала, что эта резня была в Теннесси.

– Так оно и есть, мэм. Просто я родом из Корнифа, с другой стороны границы.

– Жуткая была битва. Отец Ванессы служил армейским доктором и много чего рассказывал об этом кровопролитии.

– Мой отец тоже был врачом. Он… провел большую часть войны в тюрьме на севере.

Доктор с удовольствием принял предложенную ему тарелку с мясом и принялся с аппетитом поглощать его.

– Я всего несколько дней назад узнал, что в наших краях появился доктор, – заметил Кейн.

– Я здесь всего пару месяцев. Наверное, сказалось загадочное обаяние гор, но меня сюда вдруг потянуло, словно магнитом.

– Обычно сюда притягивает золото.

– Да, сэр, – рассмеялся доктор. – Чего я только не наслышался, пока добирался сюда. Якобы стоит только набрести на хороший горный ручей и зайти в него, как можно начинать собирать в свою сумку слитки. Спасибо большое, – поблагодарил он Генри, передавшего ему хлеб. – Но золото вовсе не гарантирует счастья в жизни, даже за него не купить здоровья. Пациент, от которого я еду, имеет, казалось бы, все, что можно пожелать: большое ранчо, прекрасный дом, слуг. Но, уверен, он с радостью поменялся бы с беднейшим из бедняков, если бы взамен мог получить здоровье и надежду жить.

– Это кто-нибудь из живущих поблизости, доктор? – поинтересовался Кейн.

– По моему мнению, в этом штате все живут очень далеко друг от друга, мистер де Болт. Здесь сплошь небо, горы и равнины. Моим пациентом является мистер Клейхилл. Его ранчо примерно в десяти милях отсюда. Вы знаете его?

– Да, конечно. – Кейн бросил взгляд в сторону Элли. Она внимательно смотрела на доктора, но ее лицо ничем не выдало волнения.

– Один из его ковбоев прискакал ко мне вчера вечером. Мне пришлось провести в доме мистера Клейхилла всю ночь. Он перенес тяжелейший апоплексический удар.

Доктор попросил добавки, на которую вылил чуть ли не кружку соуса. Он явно до чертиков проголодался.

– Мистера Клейхилла парализовало? – спросила Элли, решив, что Уоррен больше ничего не скажет на эту тему.

– О, вам известно, как протекает подобная болезнь, мэм?

– Да, немного. Я знаю, что есть несколько типов апоплексии.

Ванесса, как и все остальные, не сводила с Элли глаз.

– Это у него не временное состояние. Это гораздо серьезнее. Мистер Клейхилл практически парализован. Он может дышать, слегка поворачивать голову и двигать пальцами одной руки.

Доктор снова стал есть и надолго замолчал. Проглотив, он добавил:

– Печально, очень печально.

– Мистер Клейхилл умирает?

Уоррен взглянул на милую хозяйку, задававшую столько вопросов. Он также посмотрел на Кейна, нетерпеливо ожидавшего ответа, да и все остальные, похоже, проявляли неожиданный интерес к судьбе Адама Клейхилла. Лишь старик, занимавшийся его лошадью, да двое ковбоев молча продолжали есть.

– Доктор, – снова нарушила молчание Элли. – Я миссис Клейхилл и имею полное право знать, в каком состоянии находится мой супруг.

Трезвый и спокойный голос Элли заставил всех поднять глаза. В комнате воцарилась тишина. Доктор просто онемел от такого поворота, но быстро опомнился. Чего не бывает в жизни!

– Извините, я и не подозревал… Мистер де Болт представил вас как…

– Хилл. Мой сын и я взяли себе эту фамилию. Видите ли, мы с мистером Клейхиллом давно не живем вместе. Тем не менее он остается по закону моим мужем. Он при смерти?

– Мистер Клейхилл в сознании, но возможность говорить полностью утеряна. Он может прожить несколько дней, а может и год. Вполне возможно, что он уже умрет к тому моменту, когда я приеду со следующим визитом. Обычно пациент после подобного удара живет лишь несколько дней. Если же этот срок благополучно минует, то у него появится шанс прожить месяцы и даже годы, при условии хорошего ухода, конечно. Иногда паралич остается до самой смерти, иногда исчезает через несколько месяцев, может пройти частично, может полностью. Невозможно предсказывать что-либо точно, все зависит от сил организма и его способности сопротивляться болезни.

– Кто за ним ухаживает?

– Э-э… там его дочь.

– Падчерица, – быстро поправила Элли.

– Известны случаи, когда пациенты быстро восстанавливают физические силы, в то время как их разум остается затуманен. Потеря речи после удара наступает чаще всего, если парализует правую часть тела, что и произошло с моим пациентом. Интересно, что мистер Клейхилл все слышит и отлично понимает, что ему говорят, но совершенно не способен вымолвить хоть слово.

– Его падчерица хорошо заботится о нем?

– По-настоящему за ним ухаживает мексиканка да еще слуга негр. У мисс Клейхилл, кажется… э-э… нет должного терпения для ухода за лежачими больными.

Доктор быстро бросил взгляд на Элли и Кейна и густо покраснел.

– Возможно, вы пожелаете…

Он резко оборвал фразу, заметив ледяное выражение глаз Элли.

Джон встал из-за стола, громко застучав сапогами по дощатому полу. Хукеры словно ждали этого и тоже, как по команде, вскочили. Напряжение достигло апогея.

– Если хотите, док, то я запрягу вам нашу лошадку. И не волнуйтесь за свою гнедую. Она передохнет, и через день-два вы ее не узнаете.

– Буду вам весьма обязан.

После ухода Хукеров и Джона Элли медленно встала и поставила на стол кофейник. Она налила всем кофе и, когда подошла к Генри, положила ему на плечо руку, словно нуждалась в его поддержке. Генри и Мэри Бэн сидели рядышком, и Элли видела, как малышка стиснула руку Генри. Все-то она понимает, с благодарностью подумала Элли. Слава Богу, что она так любит Генри!

– Тьфу, пропасть! Я и позабыла про пирог. А Джон так просил испечь его! Ладно, оставлю ему кусочек на ужин.

Больше об Адаме Клейхилле не было сказано ни слова до самого отъезда доктора.

– Миссис Клейхилл…

– Зовите меня, как все, миссис Хилл, доктор.

– Вы позволите мне заехать к вам завтра?

– Было бы славно, если бы вы поспели к обеду или ужину.

– Благодарю вас, мэм. Должен признаться, что это был лучший обед с тех пор, как я прибыл в Колорадо.

– Теперь моя очередь поблагодарить вас – за столь высокую оценку моего кулинарного искусства.

Когда доктор уехал, Кейн и Генри вернулись к столбам, которые уже почти обозначили границы кораля. Женщины принялись за уборку и мытье посуды.

– Девочки, вы не будете против, если я ненадолго удалюсь к себе в комнату? – спросила Элли, рассеянно глядя в окно.

– Конечно, нет, тетя Элли. Мы с Мэри Бэн сейчас нагреем воды и помоем посуду. Это не займет и десяти минут.

– Мне надо немного подумать… побыть одной.

Элли посмотрела на Ванессу.

Племянница подошла к ней, нежно обняла, на секунду крепко стиснула ее плечи и подтолкнула к двери. Затем она прислушалась к удаляющимся шагам тети и принялась за дело.

– Что это значит, Ванесса? Думаешь, она все еще любит того подлого старикашку? – Мэри Бэн уже наливала горячую воду из чайника в огромную сковороду.

– Не знаю. Она любила того, каким он ей казался годы назад.

– Я очень надеюсь, что она его разлюбила. Было бы еще лучше, если бы она его возненавидела. Тогда ей будет не так больно, когда он умрет. И пусть ему воздастся по заслугам за то, что он сотворил с ней и Генри.

Вытирая посуду, Ванесса размышляла над словами Мэри Бэн. Элли как-то сказала ей, что любовь и ненависть – самые сильные человеческие чувства. Они уживаются рядышком в людском сердце, ведя между собой постоянную борьбу. Именно поэтому люди иногда причиняют боль самым дорогим для них существам. Как и Мэри Бэн, Ванесса надеялась, что любовь Элли переросла в ненависть. Потому что если кто на земле и заслужил ненависть, то это был Адам Клейхилл.

Вечером, после того как посуда после ужина была вымыта и Хукеры с Джоном собрались отправиться в свой сарай, Элли сделала заявление, заставшее всех врасплох.

– Я решила, что Генри, Мэри Бэн и я отправимся на ранчо Клейхилла, и я займу подобающее мне положение хозяйки дома миссис Клейхилл.

Искренность Элли не вызывала сомнений.

– Тетя Элли! – Ванесса не смогла скрыть изумления.

– Прежде чем вы начнете возражать, я хотела бы объяснить, почему я приняла подобное решение. Сегодня я еще раз перебрала в памяти все двадцать лет, прошедшие с тех пор, как Адам Хилл бросил меня. Я сидела и вспоминала свое отчаяние, когда узнала, что осталась не просто одна, а еще и беременной. Денег у меня не было. Родители умерли, крыши над головой тоже не было. Существовали лишь сестра и ее муж, которые могли мне помочь. Слава Всевышнему: они с радостью сделали это. Там и родился Генри, и мой зять сам принял роды.

Тихие слова Элли отчетливо звучали в полной тишине.

– Я осталась жить на ферме зятя, растила сына и Ванессу, мать которой умерла после родов. Мой муж, отец Генри, отвернулся от нас и бросил, словно мы ничего не значим. Он получал мои письма, где я умоляла поведать хоть что-нибудь о судьбе того, кого считала своим мужем, и оставался глух к моему отчаянию. Все эти годы он жил здесь, целый и невредимый, в то время как я проливала слезы и горевала о нем.

Прежде чем продолжить, Элли взглянула на лица окружающих. Ее чудесные глаза затянулись влагой, когда она посмотрела на своего красивого сына, сидевшего на стуле рядом с молодой женой.

– Этот человек задолжал Генри и мне двадцать лет нормальной жизни. Я собираюсь заставить его заплатить за это.

Генри напрягся и наклонился вперед:

– Ты хочешь, чтобы мы переехали к нему жить, ма?

– Вот именно. Я – миссис Клейхилл. Независимо от того, что я чувствую по отношению к этому человеку, я являюсь законной хозяйкой его дома. А ты имеешь право жить там, Генри. Я постараюсь взять на себя заботу о больном. Надеюсь, что справлюсь с этим не хуже мексиканки и слуги.

– Но, ма. Он не захочет, чтобы мы…

– Мне глубоко наплевать, чего он там захочет. Он сейчас неподвижно лежит на кровати, а я соответственно закону – его жена. Я стану распоряжаться в его доме и заботиться о нем так, как сочту нужным. Я собираюсь отправиться туда завтра утром.

– Тетя Элли… – Ванесса беспомощно оглянулась на Кейна, ища его поддержки, и была поражена, увидев, что тот прячет довольную улыбку. Он взял жену за руку и утешающе пожал ее. Ванесса снова повернулась к тете. – А как же насчет Дэллы Клейхилл?

– Ее зовут Дэлла де Болт, – внес поправку Кейн. – Она сама присвоила себе имя Клейхилл.

– Но как Элли сладит с твоей сестрицей, ты подумал об этом, Кейн?

– Ей нечего возразить мне. – Уверенность Элли казалась непоколебимой.

– Совершенно верно, – снова поддержал Элли Кейн.

– Кейн?

– Мне кажется, Элли хорошо обдумала свое решение, прежде чем принять его. Не волнуйся, любовь моя.

– Но ей будет тяжело справиться с Дэллой, слишком неравные у них силы.

– Это еще бабушка надвое сказала. Кроме того, мы увидим все собственными глазами, потому что поедем вместе с Элли.

– Благодарю вас, Кейн. Я очень надеялась услышать именно это.

– Придется паковать все вещи? – спросил Генри.

– Естественно, сынок. Ничего нельзя делать наполовину. Я человек основательный.

– Но мне он совершенно не нравится. Я вовсе не желаю видеть его. Такой подлый старикашка! Я хотел бы остаться здесь с Кейном.

Мэри Бэн заметила отчаяние на лице Элли и потянула Генри за руку, чтобы он наклонился. Через секунду она уже шептала мужу на ухо:

– Я тоже на дух его не переношу. Но ты же видишь: твоя ма твердо решила поехать туда, а она всегда знает, что делает. Мы просто обязаны быть рядом и помогать ей по мере сил. Если уж она сможет вынести общество старого негодяя, то мы тем более.

Генри взглянул на жену, и лицо его осветилось любовью и нежностью. Он вдруг словно открыл в ней нечто, о чем никогда не подозревал. Его глаза засияли, и он стал еще красивее.

– Мэри Бэн, ты умница, каких свет не видывал! А мне это и в голову никогда не приходило. Ма, Мэри Бэн считает, что мы просто обязаны поехать с тобой и помогать тебе, как сумеем. Ты больше всех пострадала от этого типа. И если уж ты сможешь находиться с этим негодяем рядом, то нас точно от этого не убудет.

– Генри! – прошипела Мэри Бэн и бросила испуганный взгляд на свекровь.

– Чего это ты подскочила, словно тебя ужалили? Я только повторил твои слова.

– Но можно было прекрасно обойтись без этого слова!

– Все в порядке, Мэри Бэн, – успокоила ее Элли. – Твое описание мистера Клейхилла точь-в-точь совпадает с моим мнением о нем.

Кейн погасил лампу, скользнул под одеяло и обнял Ванессу.

– Я так волнуюсь за нее! – продолжила разговор Ванесса. Они обсуждали события, происшедшие после ужина.

– Думаю, тебе следует быть готовой к неожиданностям, дорогая. У этой женщины несгибаемая воля и плюс к тому достоинство, которого хватит на целую армию.

– Но, Кейн, они наговорят ей кучу гадостей!

– Ты имеешь в виду, что Дэлла вспылит, раскипятится и начнет ругаться? Элли справится с этим. У Дэллы нет никаких законных прав, чтобы петушиться.

– Но если мистер Клейхилл умрет, оставив по завещанию все твоей злющей сестрице, то у нее появятся права.

– Если это случится, Элли обратится в суд и получит ту часть, которая по закону принадлежит ей и Генри. Не волнуйся, родная. Логан и Купер позаботятся о том, чтобы все было по справедливости. А теперь прекрати болтать и подумай обо мне.

Лежа в его объятиях, опьяненная его нежностью, она изнемогала от счастья и думала, как изменяется мир вокруг, когда их сердца бьются в унисон. Она подняла голову и поцеловала его, закрыла глаза и блаженно отдалась прикосновениям его сильных нежных пальцев. Каждое его касание, каждый жест дышали нежностью. Он прижал ее голову к своей груди, бормоча:

– Ах моя сладкая, моя единственная любовь!

Его пальцы зарылись в ее волосы. Подняв руку, она коснулась его лица. И сразу поняла, что он улыбается.