Текст книги "Комиссар Его Величества"

Глава 14

Седьмая и последняя часть отчета, составленного капитан-лейтенантом Королевского флота Г. Дж. Дайкстоном о событиях в России весной и летом 1918 года

"Помню, как поначалу поражало меня взаимное недоверие, распространенное среди большевиков. Ведь, в конце концов, это были люди, которые сумели свергнуть вековую монархию, причем, как они утверждали, во имя народа, равенства и братства. Однако, как показали дальнейшие исторические события, доверять друг другу они так и не научились.

Первым объяснил мне это Бронар, презрительно кривясь. В Уральском Совете существовал по меньшей мере десяток постоянно меняющихся «содружеств». Двое комиссаров могли соглашаться между собой по одному вопросу и расходиться в мнениях по трем другим. Содружества раскалывались и соединялись, процветали интриги.

– Дружеских отношений здесь не существует, – объяснил Бронар. – Это слишком опасно.

– Но ведь Свердлов и Голощекин старые друзья, не так ли?

– Старые знакомые и старые союзники, но не друзья. Разве друг станет угрожать расстрелом?

Я не стремился к обществу Бронара – он сам пришел ко мне, узнав от Голощекина, что первоначальный план провалился.

Мы сидели в номере гостиницы «Американа». Бронар держал в руках стакан водки.

– Жаль, что мы так и не знаем, где Николай хранит свои бумаги, – задумчиво произнес он.

Честно говоря, в последнее время я совсем забыл о документе – ведь тот находился в безопасности, в сейфе Финляндского банка. Мои мысли уже много дней были заняты лишь одним – как спасти Романовых.

– Ну и что? – спросил я. – Даже если в мы и знали, мы не могли бы его заполучить.

Бронар взглянул на меня.

– Вы имеете в виду Юровского?

Я кивнул. Тут-то он и начал мне рассказывать об атмосфере, царящей в Уральском Совете.

– Каждые человек, считающий себя политиком, становится жертвой некой идеи фикс, – с ухмылкой рассказывал Бронар. – Скрябин, например, помешался на золоте. Достаточно сказать ему, что ты совершенно с ним согласен: все золото принадлежит трудящимся – и Скрябин будет тебя поддерживать по всем остальным вопросам. К Берзину и Голощекину я тоже подобрал ключ: как и они, требую, чтобы рабочий класс был весь поголовно вооружен.

– Вы хотите сказать, что сумели втереться в доверие н к Юровскому? – удивленно спросил я.

Бронар покачал головой:

– По-моему, вы меня не слушаете. Ни о каком доверии речи идти не может. Юровский никому на свете не доверяет, как и все остальные большевики. Но Юровский знает, что я поддерживаю его в вопросе о Романовых. Он слышал, как я разглагольствую на эту тему, а язык у меня подвешен. Юровский считает, что я союзник его замысла. Однако лично мне, разумеется, он не доверяет. Вы понимаете?

– Да, понимаю. Скажите, позволит он вам войти в дом Ипатьева?

Бронар отхлебнул из стакана.

– Возможно.

– Значит, Голощекина не пустят, а вас пустят?

– Ведь я не Голощекин. Он человек Свердлова, а Юровский более или менее догадывается о планах председателя ВЦИК. Он не дурак и прекрасно понимает, зачем здесь торчит германский поезд.

– Так вы можете проникнуть в дом или нет? – настаивал я.

–А какой смысл? Я так давно требую царской крови – занимался этим еще в Тобольске, – что Николай мне ни за что не поверит. Во всяком случае, бумаги от него я не получу. Нужно, чтобы к нему проникли вы.

– Будет еще лучше, если мы выведем их всех из тюрьмы.

Бронар загадочно улыбнулся:

– Только не подумайте, что я против. Момент настал, и я отлично это понимаю. Конечно, я неплохо устроился в Екатеринбурге. – Он пожал плечами. – Но ничего, если нужно, пошлю все к черту. Итак, чего вы хотите?

– Чтобы вы отвечали на мои вопросы.

Бронар по-кошачьи потянулся. Он и в самом деле был похож на кошку – такой же неторопливый, внешне расслабленный и внутренне собранный.

– Вы ведь не доверяете мне. И не любите меня, верно?

– У нас с вами общая цель, – ответил я.

Бронар рассмеялся.

– Это верно! Мы с вами совсем как большевики. Имеем общие интересы. Для того чтобы заполучить документ, нужно вызволить Романовых. Видите, как кстати, что мы с Юровским союзники.

– Еще как кстати!

– Каждый из членов Совета считает меня своим. Юровский, Голощекин, Белобородов, Берзин. На это ушло немало сил, друг мой, немало подготовки. Вот почему Захаров так хорошо мне платит. Пройдет два года, и Уральский Совет будет закупать у Захарова оружие, а я к тому времени разбогатею и удалюсь на покой.

– Что мы будем делать с латышами Юровского? – спросил я.

– Что вы имеете в виду?

– Если мы его прикончим, как они себя поведут?

Бронар нахмурился:

– Вы никак не уясните себе, что здесь не существует понятия личной преданности.

– Значит, это не его люди?

– Они солдаты революционной армии. Так что не волнуйтесь, ваш план осуществим.

Я не мог скрыть удивления:

– Какой план?

Бронар вздохнул и тут же, к моему глубокому изумлению, изложил мне в точности то, что я собирался предпринять. В его пересказе план выглядел разумным и вполне осуществимым. По мнению Бронара, его следовало как можно быстрее воплотить в жизнь. В этом я с ним согласился. На прощание мы пожали друг другу руки...

* * *

Для спасения императорской четы и их детей требовался автомобиль и три человека. Автомобиль мы достали – почти новый американский грузовик «додж» («Экспроприирован у беглого буржуя», – объяснил Бронар с ядовитым смехом). Голощекин согласился исполнять роль шофера. Остальные двое были мы с Бронаром.

Зачем нам понадобился Голощекин? Прежде всего, из-за своего положения – формально латыши подчинялись комиссару по военным делам. Бронар был мне нужен, чтобы проникнуть к Юровскому.

И вот, вскоре после полуночи 17 июля, грузовик выехал на Вознесенскую и остановился перед Домом особого назначения. У северного края частокола я увидел новое пулеметное гнездо, сложенное из мешков с песком. Юровский готовился к обороне!

К нам подошел один из латышей и стал наблюдать, как Голощекин разворачивает грузовик и въезжает задом в ворота. Винтовку часовой держал на изготовку – еще один признак повышенной боевой готовности.

– Кто такие? – спросил латыш.

– Рузский и комиссар Голощекин, – весело отозвался Бронар. – Вот пропуск. Слушай, товарищ, ты рыбу любишь?

– Рыбу? – переспросил часовой, несколько смущенный веселостью высокого начальства. – Ну как сказать...

– Мы привезли вам целый бочонок селедки. Спасибо, давай сюда, – сказал Бронар, забирая обратно свои пропуск. – Нашли целый склад балтийской селедки в гостинице «Американа». Я сказал себе, что прибалты товарища Юровского наверняка не откажутся от такого угощения. Верно я говорю?

– Так точно.

– Товарищ, – кликнул Бронар, – давай-ка спустим бочонок на землю!

Мы оставили Голощекина в кабине, а сами выгрузили из кузова бочонок с селедкой и присовокупили к нему пару бутылок водки да еще банку соленых огурцов. Этой взятки оказалось достаточно, чтобы беспрепятственно проникнуть в царскую темницу, знаменитый дом Ипатьева. Часовой с большим интересом наблюдал, как мы вносим в дом наши подношения.

Я надеялся, что в этот поздний час Юровский будет спать, однако он встретил нас уже в прихожей. Я увидел худощавого мужчину среднего роста с редкими песочного цвета волосами. Он был одет в короткую белую тужурку, вроде тех, какие носят врачи. Юровский мельком взглянул на меня и нахмурился, потом обернулся к Бронару и спросил:

– Это что еще за фокусы?

За плечом комиссара юстиции стояли двое латышей. Вид у них был спокойный, но чувствовалось, что часовые наготове.

– Да вот, привезли кое-что для твоих ребят, – громогласно произнес Бронар.

Не знаю, был ли он на самом деле пьян. Скорее всего притворялся. Но делал это весьма убедительно. Он еще раз рассказал историю о запасах селедки, обнаруженных в гостинице.

– Я сразу подумал, что ребятам Юровского селедка сгодится. И еще кое-что прихватил, гляди! – Он помахал бутылками водки.

Я внимательно наблюдал за Юровским. Очень многое зависело от того, как он отнесется к этому спектаклю. Кажется, все шло неплохо. Морщины на его лице разгладились. Юровский снисходительно улыбнулся.

– Очень любезно с вашей стороны, проходите. – Он гостеприимным жестом показал на дверь.

Мы последовали за Юровским и выложили наши сокровища на стол, заваленный бумагами. Юровский болтал без умолку:

– Надо же, балтийская сельдь! Мои латыши будут в восторге! Как сегодня было жарко! – и так далее, и так далее.

Мне казалось, что я приглашен на чашку чая к своей старой тетушке.

Мы с Бронаром договорились, что при первой же возможности возьмем Юровского на мушку. У каждого из нас имелся пистолет, и, пристроив бочонок на столе, я резко обернулся, сунув руку в карман. Однако в дверях маячили двое часовых с винтовками – я понял, что придется подождать.

Юровский спросил, кивнув на меня:

– Кто это?

– Яковлев.

Выражение лица Юровского изменилось.

– Но ведь его выслали из города!

– Он вернулся из Москвы с личным посланием от товарища Троцкого командарму Берзину, – объяснил Бронар. – Курьер из центра. Но он умеет водить машину, поэтому я решил его немножко поэксплуатировать. Ты как, Яковлев, не против?

– Да мне-то что, – ответил я.

Юровский не сводил с меня испытующего взгляда.

– Значит, вы теперь человек Троцкого? А раньше работали на Свердлова.

– Я не человек Троцкого и не человек Свердлова, товарищ. Я выполняю приказы, делаю то, что мне говорят.

– Кто говорит?

– Партия. Если уж хочешь знать, кого я больше всех уважаю, так это товарища Ленина.

– Так-так, – пробормотал Юровский и потер подбородок, по-прежнему глядя на меня. – Известны ли вам намерения Троцкого относительно Романовых? Когда вы уехали из Москвы?

– Неделю назад. Я слышал, что в Москве собираются устроить суд, чтоб вся Россия видела.

– Это кто придумал – Троцкий?

– А что, вполне в его духе, – ответил я. – Наглядная агитация и пропаганда.

– И процесс состоится?

– Вряд ли. По-моему, никому до этого нет дела, кроме самого товарища Троцкого.

Эта фраза звучит у меня в мозгу уже много лет. Тысячи раз я вдумывался в произнесенные мной слова, пытаясь понять, не было ли в них чего-нибудь настораживающего. Но мне всегда не хватало проницательности. Я и сейчас не понимаю, где допустил ошибку.

Юровский сказал всего лишь:

– Здесь так душно. Каменные стены за день пропитываются солнцем, а ночью нечем дышать. – Он достал из кармана платок и вытер лоб. – Не хотите водочки, товарищи?

На него вновь напал приступ болтливости. Все-таки он определенно был похож на одну из моих тетушек.

– Скажу вам, товарищи, капиталисты умеют устраиваться в этой жизни. В доме есть даже здоровенный холодильник фирмы «Вестингауз». Из самой Америки привезли! Так что у нас тут и лед имеется. Представляете, какая роскошь! Я сегодня собственноручно приготовил лимонад.

Помню, как я улыбнулся, услышав про лимонад. Мои тетушки тоже без конца готовили прохладительные напитки.

– Хотите лимонаду? – спросил Юровский.

– Еще бы.

Он вышел из комнаты и закрыл за собой дверь, оставив часовых в коридоре. Я повернулся к Бронару и прошептал:

– Когда он вернется, приступаем.

Бронар кивнул:

– Да, как только вернется.

Я сунул руку в карман и проверил, легко ли вынимается пистолет. Потом отошел к окну. Сверху донесся топот шагов по деревянному полу. Я подумал, что это, возможно, царские дети – скоро они окажутся на свободе. Долгое время не доносилось ни единого звука, потом вдруг раздался оглушительный треск.

Я взглянул на Бронара и увидел, что тот сосредоточенно прислушивался.

За треском последовали залпы: один, другой, третий. В доме шла пальба! Я бросился к двери и распахнул ее. Коридор был пуст. Оглядевшись по сторонам, я прислушался. Крик, выстрел, звук падающего тела.

С пистолетом в руке я бросился вперед по коридору и оказался у широкой лестницы. Сбежав по ступенькам вниз, распахнул дверь и оказался в просторном квадратном помещении, окутанном клубами порохового дыма. Напротив меня со странной улыбкой на лице стоял Юровский, в руке он держан дымящийся пистолет. Визгливым, безумным голосом он воскликнул:

– Что, лимонадику захотели?

Я, конечно, догадался обо всем еще при звуке первых выстрелов. Толкнув Юровского, я бросился вперед – там еще гремели выстрелы – и увидел слева еще одну комнату. Спиной ко мне стояла шеренга солдат. Раздалось еще несколько выстрелов, и наступила зловещая тишина.

Я услышал стон, потом завершающий выстрел.

Растолкав солдат, я увидел сцену страшного побоища.

Не стану описывать подробностей. Одиннадцать людей, хороших людей, которые были живы всего минуту назад, теперь лежали на полу мертвые. Вне себя от ужаса, я узнал Николая. Царицу, сына, дочерей, и – о Господи! – Мэри, мою прекрасную Мэри, лежавшую в луже собственной крови... Глаза мне застилала ярость и горячие слезы, поэтому из остальных я успел разглядеть лишь лейб-медика Боткина. Еще четверо убитых, очевидно, были членами свиты.

Тут я увидел, что один из латышей наклонился над Мэри... и стал шарить... шарить по ее телу!

Не раздумывая, я всадил пулю ему в затылок и развернулся, решив покончить с Юровским. Этот негодяй должен умереть! Но Юровского в комнате не было. Я бросился к выходу, но дорогу мне загородил Бронар. Ударом ноги он выбил пистолет из моей руки.

Прочие латыши скрутили мне руки и выволокли меня в соседнюю комнату. Там стоял белый как мел Голощекин, держа на мушке Юровского, на лице которого блуждала тошнотворная торжествующая улыбка.

– Убейте его! – завопил я.

Юровский ухмыльнулся и сказал:

– Что, опоздали?

Я бросился на него, но Бронар вновь преградил мне путь. Меня оттащили в сторону, хоть я извивался и сопротивлялся. Один Бронар, по-моему, не утратил здравости суждений.

Он не просто сохранял хладнокровие, он строил новые планы! Когда Бронар заговорил, меня потрясла холодная рассудительность его слов. Француз обращался к Голощекину, который буквально трясся от страха.

– Не все еще потеряно, – сказал Бронар. – Можно даже извлечь из ситуации кое-какие преимущества.

Преимущества! Он говорил о преимуществах, а вся царская семья лежала расстрелянная всего в нескольких метрах. Да, Бронар не растерялся. Он шагнул к Голощекину и со всей силы влепил ему пощечину.

– Думайте, черт вас побери! Слушайте меня, иначе мы погибли!

– Свердлов! – простонал Голощекин.

– Свердлов ничего не узнает! – оборвал его Бронар.

– Каким образом?

– Я объясню. – Бронар обернулся к Юровскому и спросил: – Помните ту шахту на Коптяковской дороге?

Юровский кивнул, по-прежнему улыбаясь.

– Все там – бензин, масло, кислота.

– Количество?

– Достаточное.

Бронар сосредоточенно сощурился. Потом схватил трубку телефона, стоявшего на столе Юровского, и сунул Голощекину.

– Нам нужен еще один грузовик. Живее!

Вид у Бронара был настолько властный, что Голощекин, занимавший куда более высокую должность, не раздумывая повиновался.

Бронар лихорадочно говорил что-то себе под нос.

Я разобрал слова:

– Тайна... Все выиграют, если дело будет окутано тайной...

Голощекин сказал:

– Второй грузовик скоро прибудет.

– Значит, действуем так, – распорядился Бронар. – Нужно увезти отсюда все трупы – и Романовых и слуг.

Я вновь обрел дар речи и хотел возразить, но Бронар наставил на меня пистолет и сказал:

– Одно-единственное слово – и я вас пристрелю. Слушайте и помалкивайте, черт вас побери.

Он сказал еще, что Юровский заранее приготовил «усыпальницу» для династии Романовых – некую заброшенную шахту, известную под названием Четырехбратского рудника.

– Кроме того, – скороговоркой бормотал Бронар, – у нас еще четверо слуг, убитый латыш и врач. Итого шесть трупов. Вот эти шесть трупов, Юровский, и нужно бросить в шахту. Белые будут в городе через неделю, но рудник они не смогут отыскать и за сто лет. Сверху бросьте одежду Романовых и какие-нибудь безделушки.

– Они все равно узнают! – взорвался Голощекин. – Все узнают! Существуют специальные тесты!

– Заткнитесь! – оборвал его Бронар. – Я же сказал: помалкивайте и слушайте. Белые будут говорить, что большевики убили Романовых. Разумеется. Но они не смогут это доказать, потому что тела-то не те!

– А где будут те?

– Мы с ним, – показал на меня Бронар, – заберем их с собой и похороним. Не сомневаюсь, что Яковлев сторонник христианского погребения.

– А латыши? – вскричал Голощекин. – Они-то знают.

– Пошлите их на фронт! – грубо сказал Бронар. – Вы ведь комиссар по военным делам. Позаботьтесь, чтобы живыми они не вернулись. Или возьмите и пристрелите их сами. Но сначала пусть уничтожат следы!

Вот так, глухой ночью, когда свершаются самые черные дела, свершилось и это черное дело. Трупы слуг и доктора Боткина были брошены в кузов грузовика, в кабине которого сидели Юровский и Голощекин. Мы же с Бронаром взяли на себя печальную обязанность выноса из подвала членов императорской фамилии.

Вы спросите, почему я не отомстил за расстрелянных прямо там, на месте. Отвечу откровенно: я ничего не мог сделать. Кроме того, убитых было не воскресить! Если бы был хоть малейший шанс спасти их жизнь, я бы не задумываясь, не считаясь с риском, попытался бы. Но было слишком поздно.

Кроме того, слова Бронара подействовали на меня. Я знал, что Романовы глубоко религиозны. Они заслуживали христианского погребения, и только я один из присутствующих мог им обеспечить достойные похороны. Я окажу царской семье, и прежде всего моей Мэри, эту последнюю услугу.

Каждое тело мы обернули одеялом (за одеялами пришлось подняться наверх, в спальни), а потом одно за другим отнесли к грузовику и осторожно положили в кузов. Я уверен, что никто нас не видел. Когда с этим было покончено, Бронар вызвал командира латышей и приказал караулу оставаться в Ипатьевском доме до тех пор, пока не поступят дальнейшие распоряжения от товарища Голощекина. Латышам запрещалось выходить из дома и вступать с кем-либо в разговоры. Напоследок Бронар повернулся по мне и приказал:

– Садитесь в кабину. Мы едем на восток по шоссе, а потом свернем на проселок.

– А как же бумага? – спросил я, удивленный его забывчивостью. – Разве вы не собираетесь ее отыскать?

Бронар мрачно посмотрел на меня:

– Теперь это не важно. Едем, пора.

* * *

Было еще темно, когда мы остановились в некоем месте, милях в двенадцати к востоку от города. Фары выхватили из темноты маленькую часовенку и огромный черный силуэт креста, темневшего на фоне неба. Потрясенный, я остановил машину, спрыгнул на землю и огляделся. Вокруг простиралось болото. Крест мне не померещился, хоть он и не был творением рук человеческих. Большое дерево, расколотое пополам ударом молнии, раскинуло в обе стороны обугленные ветви, которые и образовывали подобие креста. Я решил, что более уместного надгробия для императорской семьи мне не найти.

Мы с Бронаром взяли лопаты и стали копать могилу в предрассветном мраке. Почва была топкой, но под деревом я нашел суглинок. Пришлось как следует поработать, ибо Бронар мне почти не помогал. Но я копал яростно, всецело отдавшись физической работе, чтобы хоть на время иметь возможность не думать о кошмаре минувшей ночи. Копая могилу, я дал два обета. Во-первых, убить Юровского; во-вторых – убить Свердлова. Первый собственноручно совершил злодеяние, почву для которого подготовили махинации второго. Оба они заслуживали смерти.

Потом началось самое трудное. Каждое тело нужно было отнести от машины к дереву и опустить в могилу. Я наскоро соорудил что-то вроде носилок из березовых веток и веревок. В гнетущей тишине (мы не обменялись ни единым словом от самого Ипатьевского дома) мы опустили в могилу все семь трупов. Бронар присел на корточки и достал сигарету.

– Только не здесь! – прикрикнул на него я.

Француз пожал плечами, отошел в сторонку и закурил. Он выдохнул табачный дым с видом полнейшего удовлетворения, потом усмехнулся своей отвратительной ухмылкой и сказал:

– Что ж, дело сделано. Мы свою работу выполнили неплохо, а?

– Неплохо?! – взорвался я. – Целая дюжина убитых! Совершено страшное, кровавое преступление! Как вы можете так говорить?

– Никогда не мог понять, почему Захаров прислал сюда именно вас, – пожал плечами Бронар.

– Что вы имеете в виду? Черт бы вас побрал, ну и минуту вы выбрали для своих...

– Да успокойтесь вы, – махнул он рукой. – Мы неплохо поработали, заслуживаем отдыха. Во всяком случае, я.

Я был не в силах дольше выносить его общество. Резко отвернувшись, я отправился к грузовику – мне тоже очень хотелось закурить, а портсигар остался в кабине. Закурив папиросу, я посмотрел на свои дрожащие пальцы, прислушался к бешено бившемуся сердцу, к шуму крови в висках. А Бронар казался таким спокойным!

Оглянувшись, я увидел, что он стоит над могилой в странной позе, прижав руки к лицу. Я вгляделся в полумрак и вдруг понял, что у Бронара в руках фотокамера – он делал снимки!

– Зачем?

Я подбежал к нему и увидел, что француз не терял времени даром. Одеяла, в которые были завернуты августейшие тела, были размотаны так, что лица и одежда были отлично видны! Бронар приготовился сделать еще один снимок, но я выбил камеру у него из рук.

– Да что еще за идиот на мою голову! – рявкнул Бронар и проворно сунул руку в карман.

Я увидел рукоятку пистолета и вцепился ему в горло. Он был ловок, но я двигался еще быстрее, кроме того, меня подстегивала бешеная, мстительная ярость.

Но даже прижатый к земле, Бронар не потерял хладнокровия. Он выдохнул мне в лицо:

– И вы не хотите узнать правды?

Даже в эту минуту он лгал мне. Я же собственными глазами видел подписанный царем документ, который ныне хранился в Финляндском банке. Если бы не это обстоятельство, Бронару наверняка удалось бы меня одурачить – так он был хитер. Согласно его версии, ни в коей степени не противоречившей моему первоначальному убеждению, в тот период, когда я только что приехал в Москву из Англии, находившиеся в Лондоне царские деньги в сумме пятьдесят миллионов должны были быть истрачены на оружие для большевиков. Взамен следовало представить документ, подписанный Николаем.

– А что в этом документе? – спросил я. – Почему вы недавно сказали, что это уже не имеет значения?

– В бумаге царь отказывается от своих прав на депозит, – ответил Бронар. – Но царь мертв, и документ уже не нужен.

Тут я окончательно убедился в том, что он лжет. И еще я понял, что Бронар лгал и раньше, причем не только мне. Голощекина он тоже обманывал.

– Это ты все устроил, – прошептал я.

Он нагло воззрился на меня:

– Я? Что именно я устроил?

– Ты выдал нас Юровскому!

Бронар смотрел мне прямо в глаза:

– Не будьте идиотом! Зачем бы мне это понадобилось?

– Чтобы их всех убили. И ты своего добился. Тогда, даже при отсутствии подписанного царем документа, вопрос решится сам собой. Ведь не будет ни Николая, ни царицы, ни их детей.

У меня словно открылись глаза. Я вдруг понял, зачем нужно было отдельно хоронить врача и слуг, предварительно изуродовав трупы кислотой.

– Сколько всего было денег? – спросил я. – Сколько денег отправил царь в Англию?

Бронар молча смотрел на меня.

– Захаров предложил большевистским властям пятьдесят миллионов, – яростно сказал я. – Половину, верно? Половину от ста миллионов, которые Николай послал в Лондон. Если все члены царской семьи погибли, то остаются наследники. Если же они не погибли, а бесследно исчезли...

Так ко мне пришло озарение. План Захарова и Бронара был дьявольски хитер. И Захаров оказался еще коварнее своего агента. Вы, стающий эти строки, так и так все уже поняли.

Я убил Бронара собственными руками. Потом завершил погребение и набросал схему, чтобы могилу можно было найти. Труп Бронара я бросил в болото – пусть им поживятся хищники, которых француз превосходил жестокостью.

* * *

Осталось рассказать немногое. Карту и фотокамеру я захватил с собой. Но предварительно я дал сам себе еще одну клятву.

Я сумел отомстить Юровскому – через месяц он принял смерть от моей руки. Это произошло в Москве, куда негодяй скрылся, прихватив с собой немало царских драгоценностей.

После этого я примкнул к белым. Во главе отряда белогвардейцев я проник в Тобольск, где все еще стоял у причала пароход «Русь», в трюме которого хранились сокровища. Их я передал в казну адмирала Колчака. Это произошло через несколько дней после падения Екатеринбурга. Какое-то время я сражался в армии Колчака, но в конце концов война и смерть мне опротивели, и я вновь отправился в Москву. Там я забрал из банка драгоценный документ. Свердлову мне отомстить не удалось – к тому времени он умер своей смертью, от болезни.

* * *

Что еще осталось рассказать? Да, Захаров.

К тому времени, когда я вновь оказался в Англии, он уже стал сэром Бэзилом. Его осыпали почестями, хоть никто ему и не доверял. Зато Захаров стал богат как крез.

Вот уж кто заслуживал смерти, так это он, человек, всю жизнь богатевший на смертях других людей. Но я не мог заставить себя сделать это, хотя задача была бы не сложной. Много раз я видел, как он сидит, нередко один, в кафе на Лазурном берегу. Но у меня уже не было сил убивать – слишком много повидал я смертей.

Тогда я решил, что можно покарать его куда эффективнее. Империя Захарова будет разрушена алчностью, благодаря которой она и была создана. Вот как разработал я свой план.

Догадывался ли об этом Захаров? Несомненно. Много лет он охотился за мной. Пенсию в пятьдесят тысяч фунтов стерлингов он выплачивал мне потому, что у него не было выбора. Но от надежды выследить меня Захаров не отказывался до самой смерти. Это у него не вышло. Деньги я неизменно тратил на детей – на тех, кто пострадал в результате многочисленных войн (чего-чего, а войн в нашем столетии всегда было предостаточно).

Захаров непременно отправил бы меня на тот свет, но отыскать меня так и не сумел. Я тоже мог бы убить его, но предоставил его собственной судьбе – решил, пусть лучше стареет и почаще думает о неизбежности смерти.

И вот нас обоих уже нет в живых. В старости я черпал утешение в мысли о том, что, несмотря на многочисленные ошибки, напоследок промаху не дам. Алчность погубит махину, которую сама и воздвигла.

Вы, читающий эти строки, поставили под вопрос ежегодные выплаты и тем самым включили детонатор. Я знал, что рано или поздно найдется в банке алчный человек, который не пожелает платить. Это и станет началом конца Храма Алчности. Остановить процесс будет уже невозможно.

Что же я предпринял? Очень просто: дал на хранение третьим лицам свидетельские показания, три документа.

1. Документ, подписанный Николаем Романовым, где царь отказывается не от пятидесяти, а от пятисот миллионов золотом, отправленных в Лондон Захарову.

2. Мое собственное свидетельское показание, данное под присягой, где я подтверждаю, что Николай II подписал вышеуказанный документ вынужденно, по сути дела под принуждением.

3. Снимки, сделанные в окрестностях Екатеринбурга 17 июля 1918 года. Бронар владел фотографией не хуже, чем наукой предательства. Каждого из убитых без труда можно опознать. Подлинность фотографий подтверждается моим нотариально заверенным свидетельством.

В то время как вы читаете эти строки, копии вышеназванных документов уже отправлены по почте вам, а также нынешнему главе дома Романовых и правительству Советского Союза. Не сомневаюсь, что оба эти правопреемника Николая II не пожалеют усилий, чтобы прибрать к рукам 500 миллионов фунтов стерлингов, многократно приумноженные за полвека благодаря стараниям столь достойного и почтенного банка.

Остаюсь искренне ваш

Г. Дж. Дайкстон".