Текст книги "Орел приземлился"

– Господи, Круковски, эта проклятая продажная сука все еще в доме.

Поднимаясь на ноги, он показал на окно. Круковски сказал:

– Я никого не вижу, сэр.

– Скоро увидишь, парень! – воскликнул Шафто, вытаскивая свой кольт с перламутровой рукояткой. – Пошли! – И побежал по дорожке к дому.

Джоанна Грей заперла потайную дверь и быстро поднялась в свое убежище на чердак. Она села к радио и начала передачу на Ландсвоорт. Внизу послышался шум. Дверьми хлопали, мебель перевертывали – это Шафто обыскивал дом. Он уже подошел очень близко, топая в кабинете. Она совершенно ясно слышала его яростный крик, когда он вышел на лестницу.

– Она должна быть где-то здесь!

На лестнице раздался еще один голос:

– Эй, полковник, в погребе была заперта эта собака. Она мчится на вас, как летучая мышь из ада.

Джоанна Грей взяла пистолет и взвела курок, не прекращая передачи. На площадке Шафто посторонился, и Пэч проскочила мимо него. Шафто побежал за собакой в кабинет и увидел, что она скребется о панель в углу.

Шафто быстро осмотрел панель и обнаружил крохотную замочную скважину.

– Она здесь, Круковски! – В голосе его была дикая, почти сумасшедшая радость. – Я ее нашел!

Он выстрелил три раза в упор в замочную скважину. Дерево раскрошилось, замок выпал, дверь распахнулась, и Круковски вошел в комнату, держа наготове автомат.

– Осторожно, сэр.

– Вот уж! К черту! – Шафто начал подниматься по ступенькам, держа перед собой кольт. Пэч проскочила мимо него. – Слезай оттуда, сука!

Когда голова Шафто показалась над уровнем пола, Джоанна Грей выстрелила ему между глаз. Шафто рухнул вниз. Круковски дал из своего автомата непрерывную длинную очередь – она прозвучала, как взрыв. Собака завыла, раздался звук падающего тела, и стало тихо.

* * *

Девлин подъехал к церкви в тот момент, когда Риттер, Альтманн и Вернер Бригель бежали между могил к паперти. Они увидели Девлина, когда он остановил мотоцикл у калитки.

– Ад кромешный, – сказал Риттер. – А полковник все еще там, у моста.

Девлин взглянул вниз на деревню, где Штайнер продолжал стрелять из пулемета, спрятавшись за разбитым «джипом», но вдруг Риттер схватил его за руку и воскликнул:

– Господи, посмотрите, что приближается.

Девлин обернулся. За домом Джоанны Грей он увидел белую машину и три «джипа». Он запустил мотор и ухмыльнулся:

– Так, я сейчас же еду, пока не передумал.

Он съехал с холма, помчался к Лужайке Старухи, через несколько ярдов сошел с колеи и дальше напрямик к мосту. Казалось, он вот-вот свалится с мотоцикла – так его подбрасывало на кочках, и Риттер, наблюдая за Девлином, поражался, как он может усидеть в седле.

Вдруг в ограду возле головы старшего лейтенанта попала дуля. Риттер упал под защиту ограды рядом с Вернером и Альтманном и начал стрелять, когда остатки группы Хастлера наконец перегруппировались и вышли на опушку леса перед церковью.

* * *

Девлин проскочил мост и поехал по колее в лесу. Он был уверен, что встретит людей, поэтому выхватил гранату и вырвал чеку зубами. Выехав из леса, он действительно увидел на опушке «джип» и испуганных людей возле него.

Он как бы уронил гранату позади себя и выхватил другую. За изгородью слева от него еще находились рейнджеры, и когда первая граната взорвалась, он бросил в них вторую и помчался дальше мимо мельницы. Девлин остановился за мостом, где Штайнер все еще лежал за пулеметом.

Не сказав ни слова, Штайнер поднялся, держа пулемет в обеих руках, и, достреливая патроны, дал длинную очередь с такой яростью, что капрал Бликер нырнул под укрытие живой изгороди. В следующую минуту Штайнер отбросил пулемет и вскочил на мотоцикл. Девлин запустил мотор. На большой скорости они проехали по мосту и направились вверх по холму.

В это время из-за угла забора Джоанны Грей показалась белая машина. Гарри Кейн наблюдал за мотоциклом.

– А что это было, черт возьми? – требовательно спросил Гарви.

Капрал Бликер буквально выпал из своего «джипа» и, спотыкаясь, подошел к ним с окровавленным лицом.

– Здесь есть доктор, сэр? Думаю, я потерял правый глаз. Ничего не вижу.

Кто-то вскочил, чтобы поддержать его. Кейн, оглядывая побоище в деревне, прошептал:

– Сумасшедший глупый ублюдок.

Из калитки вышел Круковски и отдал честь.

– Где полковник? – спросил Кейн.

– Мертв, сэр, наверху в доме. Эта леди... она застрелила его.

Кейн поспешно вышел из машины.

– Где она?

– Я... я убил ее, майор, – сказал Круковски, и в глазах у него стояли слезы.

Кейн не нашелся, что сказать. Он сжал плечо Круковски и пошел по дороге к дому.

* * *

На вершине холма Риттер и его два товарища все еще стреляли из-за забора по рейнджерам, находившимся в лесу, когда Девлин со Штайнером подъехали к ним. Ирландец ловко повернул мотоцикл, въехал в калитку. Риттер, Альтманн и Вернер отступали под прикрытием могильных плит и наконец оказались в безопасности на паперти.

Унтер-офицер Беккер оставил дверь открытой, а когда Риттер и другие вошли, захлопнул ее и запер на засов. Пулеметный огонь снаружи возобновился с новой силой. Жители деревни напряженные и обеспокоенные, сбились в кучу. Филипп Верекер, белый от гнева, хромая, подошел к Девлину:

– Еще один проклятый предатель!

Девлин ухмыльнулся:

– Да ладно, – сказал он. – Приятно снова оказаться среди друзей.

* * *

На мельнице наступило затишье.

– Мне это не нравится, – заволновался Вальтер.

– Тебе никогда ничего не нравится, – сказал Брандт и нахмурился: – А это что такое?

Послышался шум машины. Брандт попытался выглянуть из чердачной двери на дорогу, но тут же оказался под огнем. Он отполз и спросил о Мейере.

– Думаю, умер, – ответил Вальтер.

Брандт взял сигарету.

– Подумать только, – сказал он, – канал Альберта, Крит, Сталинград, и где, оказывается, конец пути? В Стадли Констабл! – Он зажег сигарету.

Машина «Белый скаут» шла со скоростью не менее сорока миль, когда Гарви резко повернул руль и врезался прямо в дверь мельницы, выломав ее. Кейн из зенитного пулемета стрелял в потолок помещения пулями 0,50 калибра, которые с легкостью проходили сквозь доски, дробя их. Он слышал предсмертные крики, но продолжал стрелять, поводя пулеметом из стороны в сторону, и прекратил огонь лишь тогда, когда в полу образовались огромные дыры.

В одной из них показалась окровавленная рука. Наступила полная тишина. Гарви взял у одного из солдат автомат, выскочил из машины и поднялся по деревянной лесенке в углу. И почти сразу же спустился.

– Все, майор.

Лицо Кейна было бледным, но он полностью владел собой.

– Ну, ладно, – сказал он, – теперь – к церкви.

Молли подъехала к деревне в тот момент, когда по холму поднялся «джип», на антенне которого развевался белый носовой платок. У калитки кладбища «джип» остановился, и из него вышли Кейн и Декстер Гарви. Когда они шли по дорожке кладбища, Кейн тихо сказал:

– Смотрите в оба, сержант. Вы должны узнать это место снова, если придется.

– Конечно, майор.

Дверь церкви открылась, и на паперть вышел Штайнер. Девлин прислонился к стене позади него, куря сигарету. Гарри Кейн отдал честь:

– Мы встречались, полковник.

Не успел Штайнер ответить, как Филипп Верекер протиснулся мимо Беккера, стоявшего в дверях, и прошел вперед:

– Кейн, где Памела? С ней все в порядке?

– Она чувствует себя прекрасно, отец, – ответил Кейн. – Я оставил ее в Мелтам Хаузе.

Верекер повернулся к Штайнеру. Лицо его было помятым и очень бледным. Глаза сверкали торжеством.

– Она здорово насолила вам, да, Штайнер? Если б не она, вы бы могли сделать свое дело.

Штайнер спокойно сказал:

– Странно, как меняется перспектива в зависимости от точки зрения. Я-то думал, что мы провалились из-за того, что человек по имени Карл Штурм пожертвовал собой ради спасения жизни двух детей. – Не ожидая ответа, он повернулся к Кейну: – Чем могу служить?

– Разве не ясно? Сдавайтесь. Нет смысла продолжать это бесполезное кровопролитие. Люди, которых вы оставили на мельнице, погибли. И миссис Грей тоже.

Верекер схватил его за руку.

– Миссис Грей умерла? Как?

– Она убила полковника Шафто, когда он пытался арестовать ее, и погибла в перестрелке. – Верекер отвернулся с выражением глубокого горя на лице, а Кейн сказал Штайнеру:

– Теперь вы в полном одиночестве. Премьер-министр в безопасности в Мелтам Хаузе под усиленной охраной. Все кончено.

Штайнер подумал о Брандте, Вальтере, Мейере, Герхарде Клугле, Динтере, Берге и кивнул. Лицо его было очень бледным.

– На почетных условиях?

– Никаких условий! – Верекер выкрикнул это так громко, как будто он обращался к небу. – Эти люди появились здесь в британской форме! Должен я вам об этом напомнить, майор?

– Но не сражались в ней, – пояснил Штайнер. – Мы сражались как немецкие солдаты в немецкой форме. Как воздушные охотники. А переодевание было законной ruse de guerre.[10]10
  Военная хитрость (франц.)


[Закрыть]

– И прямым нарушением Женевской конвенции, – ответил Верекер. – Которая не только недвусмысленно запрещает носить в военное время форму противника, но и предписывает смертную казнь нарушителям.

Штайнер увидел выражение глаз Кейна и улыбнулся:

– Не беспокойтесь, майор, не ваша вина. Правила игры и все такое. – Он обернулся к Верекеру: – Ну, отец, ваш бог – это бог ярости. Похоже, что вы потанцевали бы на моей могиле.

– Будьте вы прокляты, Штайнер! – Верекер подался вперед поднял свою палку для удара, но запутался в длинной сутане и упал, ударившись головой о край могильной плиты.

Гарви быстро опустился около него на колено и осмотрел.

– Без сознания. – Он поднял голову: – Но кто-нибудь должен ему помочь. У нас в деревне хороший врач.

– Конечно, забирайте его, – сказал Штайнер. – Забирайте всех.

Гарви посмотрел на Кейна, затем поднял Верекера и отнес его в «джип». Кейн спросил:

– Вы отпускаете жителей деревни?

– Само собой разумеется, поскольку, похоже, начинается новый раунд сражения. – По выражению лица Штайнера видно было, что ситуация немного забавляет его. – Неужели вы думаете, что мы будем держать всю деревню заложниками или выступим, гоня перед собой женщин? Зверствующие гансы? К сожалению, не могу доставить вам такого удовольствия. – Он обернулся: – Отошлите их, Беккер, всех.

Дверь с грохотом открылась, и из церкви начали выбегать жители деревни во главе с Лейкером Армсби. Большинство женщин истерически рыдали. Последней вышла Бетти Уайльд с Грэмом. Риттер Нойманн поддерживал ее мужа, у которого был ошеломленный и болезненный вид.

– Он поправится, миссис Уайльд, – сказал старший лейтенант. – Мне искренне жаль, что это произошло, поверьте мне.

– Да, что уж, – сказала она. – Вы не виноваты. Сделайте для меня, пожалуйста, одну вещь. Скажите мне ваше имя.

– Нойманн, – сказал он, – Риттер Нойманн.

– Спасибо, – просто сказала она, – простите меня за то, что я говорила. – Она обернулась к Штайнеру: – И еще я хочу поблагодарить вас и ваших людей за Грэма.

– Он храбрый мальчик, – сказал Штайнер. – Он даже не раздумывал. Сразу прыгнул. Это требует храбрости, а храбрость – вещь, которая никогда не выходит из моды.

Мальчик смотрел на него во все глаза.

– Вы немец? Почему? – требовательно спросил он. – Почему вы не на нашей стороне?

Штайнер громко рассмеялся.

– Ладно, уведите его отсюда, – сказал он Бетти Уайльд. – А то я полностью размякну.

Миссис Уайльд взяла мальчика за руку и поспешила прочь. За забором женщины толпой спускались с холма. В этот момент на дороге из Хокс Вуда появился «Белый скаут» и остановился, наделив зенитное оружие и пулемет на паперть.

Штайнер сухо кивнул:

– Итак, майор, последний акт. Пусть начнется сражение. – Он отдал честь и взошел на паперть, где стоял Девлин, который на протяжении всего разговора не сказал ни слова.

– По-моему, я никогда не слышал, чтобы вы так долго молчали, – заметил Штайнер.

* * *

Со своего наблюдательного пункта Молли видела, как Девлин вошел в церковь вместе со Штайнером, и сердце ее упало, словно камень. «Господи, – думала она, – я должна что-то сделать».

В этот момент дюжина рейнджеров во главе с чернокожим сержантом бросилась по дороге из леса, который находился довольно далеко от церкви, и поэтому их не было видно. Они побежали вдоль забора и проникли в сад священника через калитку.

Но в дом не вошли. Они перебрались через забор на кладбище, приближаясь к церкви со стороны колокольни, а затем двинулись к паперти.

Охваченная пробудившейся решимостью, Молли вскочила в седло и направила лошадь по вереску к лесу позади дома священника.

* * *

В церкви было очень холодно, ее заполняло множество теней, колебались язычки горящих свечей, да лампа в ризнице излучала рубиновый свет. Их оставалось только восемь, считая Девлина: Штайнер и Риттер, Вернер Бригель, Альтманн, Янсен, Беккер и Престон. Никто из них не знал, что в церкви находился также Артур Сеймур, о котором забыли во время поспешного вывода жителей и который тихо лежал связанный рядом с трупом Штурма в темноте часовни Богородицы. Ему удалось сесть, опираясь о стену, и теперь он старался развязать руки, уставившись своими странными сумасшедшими глазами на Престона.

Штайнер подергал двери на колокольню и в ризницу – заперты, заглянул за занавеску у подножия колокольни, откуда тянулись веревки к колоколам на высоте тридцати футов. Колокола не звонили с 1939 г.

Он повернул и пошел к своим.

– Все, что я могу вам предложить, – это еще одно сражение, – сказал он.

Престон возразил:

– Да это просто смешно. Как мы можем сражаться? У них солдаты, оружие. Нам не удержаться здесь и десяти минут.

– Все очень просто, – сказал Штайнер. – У нас нет выбора. Как вы слышали, по условиям Женевской конвенции мы поставили себя под удар тем, что надели британскую форму.

– Мы сражались как немецкие солдаты, – настаивал Престон – В немецкой форме. Вы же сами это сказали.

– Спорный вопрос, – продолжил Штайнер. – Я бы свою жизнь на него не поставил, даже с хорошим адвокатом. Лучше пуля здесь и сейчас, чем расстрел потом.

– Не пойму, что вы-то так волнуетесь, Престон, – сказал Риттер. – Вам-то, без сомнения, грозит лондонский Тауэр. Боюсь, что англичане никогда сильно не уважали предателей. Вас повесят так высоко, что вороны не достанут.

Престон опустился на скамейку, закрыв лицо руками.

Ожил орган, и Ганс Альтманн, сидя высоко над местами хора, крикнул:

– Прелюдия Иоганна Себастьяна Баха, особенно подходящая к нашему положению, называется Умирающим".

Голос его разносился под сводами:

– О, как обманчивы, о, как быстротечны уходящие наши дни...

Одно из окон под куполом разлетелось. Автоматная очередь выбила Альтманна из кресла органиста на скамьи хора. Вернер повернулся и, согнувшись, открыл огонь из «стена». Рейнджер повалился вниз головой из окна и упал между скамейками. В этот момент вылетело еще несколько окон под натиском мощного огня, полившегося в церковь. Вернеру пуля попала в голову, когда он бежал по южному проходу, и он упал лицом вниз, не издав ни звука. Кто-то неистово строчил из пулемета.

Штайнер подполз к Вернеру, перевернул его и двинулся дальше, пробираясь по ступенькам, чтобы проверить, что с Альтманном. Он вернулся по южному проходу, держась за скамейками, под непрекращающимся огнем.

Девлин подполз к нему:

– Как дела?

– Альтманн и Бригель убиты.

– Кровавая баня, – сказал ирландец. – У нас нет ни одного шанса. Риттер ранен в ноги, а Янсен убит.

Штайнер пополз вместе с ним в глубь церкви, где Риттер, лежа на спине между скамейками, перевязывал ногу индивидуальным пакетом. Престон и Беккер скрючились около него.

– Ты в порядке, Риттер? – спросил Штайнер.

– Им не хватит нашивок за ранение, господин полковник, – Риттер улыбался, но видно было, что боль очень сильная.

Американцы все еще стреляли сверху, и Штайнер кивнул в сторону двери в ризницу, которая была еле видна в тени, и сказал Беккеру:

– Посмотри, нельзя ли пулями открыть эту дверь. Мы здесь долго не продержимся, это точно.

Беккер проскользнул в тени за амвоном, не поднимаясь. Когда он выстрелил из «стена» с глушителем, раздался такой звук, будто щелкнула металлическая задвижка.

Огонь прекратился, и Гарви крикнул сверху:

– Не хватит ли, полковник? Это все равно что стрелять по рыбе в бочке, и мне это не нравится, но мы вас всех перебьем, если надо будет.

Вдруг Престон, не выдержав, вскочил на ноги и выбежал на свободное место у амвона:

– Да, я иду! С меня хватит!

– Ублюдок! – воскликнул Беккер, выскочил из тени у двери ризницы и ткнул Престона в голову дулом ружья. Заговорил пулемет, очередь была короткой, она прошила Беккера сзади, и он упал на занавеску у подножия колокольни. Умирая, он ухватился за веревки, и колокол звучно зазвенел впервые за много лет.

Опять наступила тишина, и Гарви крикнул:

– Даю вам пять минут, полковник.

– Нам надо спрятаться, – тихо сказал Штайнер Девлину. – Внутри ризницы нам будет лучше, чем здесь.

– Надолго ли? – спросил Девлин.

Раздался тихий скрип, и Девлин, напрягая глаза, увидел, что кто-то стоит у входа в ризницу, там, где угрожающе болталась выломанная дверь. Знакомый голос позвал:

– Лайам!

– Господи, – сказал Девлин Штайнеру. – Это Молли. Откуда, черт побери, она взялась? – Он подполз к ней и через мгновение вернулся. – Пошли! – сказал он, подхватив Риттера под левую руку. – Лапочка нашла нам выход. Воспользуемся им, пока парни наверху ждут.

Они проскользнули в тени, поддерживая Риттера с двух сторон, и проникли в ризницу. Молли ждала около потайной панели. Когда они вошли, она заперла дверь и повела их по лестнице к туннелю.

Было очень тихо, когда они вышли в холл дома священника.

– Что дальше? – спросил Девлин. – Нам далеко не уйти с Риттером в таком состоянии.

– Машина отца Верекера стоит во дворе за домом, – сказала Молли.

А Штайнер, вспомнив что-то, сунул руку в карман:

– Ключи-то у меня.

– Не валяйте дурака, – сказал ему Риттер. – Не успеете включить мотор, как рейнджеры облепят вас, как пчелы.

– За домом есть ворота, – сказала Молли. – И колья в изгороди. Мы можем толкать этот маленький «моррис» сотни две ярдов. Пустяки.

Они были уже у края первой лужайки на расстоянии полутора сотен ярдов, когда в церкви возобновилась стрельба. Только тогда Штайнер запустил мотор и рванул на огромной скорости по колеям через поле, следуя указаниям Молли, до самой дороги вдоль берега.

После того как панельная дверь в ризнице закрылась с тихим щелчком, в часовне Богородицы что-то задвигалось – это встал Артур Сеймур, которому удалось освободить руки. Он тихо прошел по северному проходу, держа в левой руке моток веревки, которой Престон завязал ему ноги.

Было совсем темно, светились только свечи у алтаря и лампа в ризнице. Сеймур наклонился, чтобы убедиться, что Престон еще дышит, поднял его и перекинул через свое мощное плечо. Затем повернулся и пошел по центральному проходу к алтарю.

Гарви начал беспокоиться. Внизу в церкви было так темно, что он ни зги не видел. Он щелкнул пальцами, чтобы ему дали полевой телефон, и сказал Кейну, который находился у ворот в машине:

– Тихо, как в могиле, майор. Мне это не нравится.

– Дайте очередь. Посмотрите, что будет, – ответил Кейн.

Гарви просунул дуло автомата в окно и дал очередь. Ответа не было. Вдруг солдат справа схватил его за руку.

– Там внизу, сержант, у амвона. По-моему, кто-то движется.

Гарви рискнул включить фонарь. Молодой солдат закричал от ужаса. Гарви быстро осветил фонарем южный проход и сказал в полевой телефон:

– Не пойму, что тут делается, майор, вы уж лучше сами загляните туда.

Минуту спустя автоматная очередь разбила замок входной двери, и она с грохотом подалась. В церковь стремительно вошли, держа оружие наготове, Гарри Кейн и дюжина рейнджеров. Но ни Штайнера, ни Девлина не было. Только Артур Сеймур, стоя на коленях в первом ряду, при неровном свете свечей неотрывно смотрел в чудовищно распухшее лицо Престона, повешенного перед распятием.

Глава 19

Для своих личных нужд премьер-министр занял в Мелтам Хаузе библиотеку, выходящую на заднюю террасу. Когда Гарри Кейн вышел от него в семь тридцать, его уже ждал Конкоран:

– Как он?

– Очень заинтересовался, – сказал Кейн. – Хотел услышать все про сражение. Похоже, Штайнер его очаровал.

– И всех нас. Что мне хотелось бы знать, это где сейчас этот проклятый человек и этот ирландский негодяй.

– Во всяком случае, не близ коттеджа, в котором он жил, можете быть спокойны. Как раз перед тем, как я вошел в дом, Гарви доложил мне по радио, что когда они поехали проверить девлиновский коттедж, то обнаружили там двух инспекторов из спецуправления, которые его ждали.

– Господи боже мой, – сказал Конкоран. – Как, скажите на милость, они вышли на него?

– Какое-то полицейское расследование. Во всяком случае, маловероятно, что он появится там. Гарви оставил там на приморской дороге несколько засад, и сейчас ничего другого мы сделать не можем, пока не подойдет подкрепление.

– Оно подходит, друг мой, поверьте мне, – сказал Конкоран. – С тех пор как вы починили телефон, у меня было несколько долгих разговоров с Лондоном. Не пройдет и двух часов, как весь Северный Норфолк будет заблокирован. К утру большая часть этого района будет фактически на военном положении. И это положение не отменят, пока не поймают Штайнера.

Кейн кивнул.

– Нет сомнения, что он не окажется вблизи премьер-министра. Мои люди стоят у его дверей, у террасы и не меньше двух дюжин в саду с автоматами. Лица их покрыты черным кремом. Я им ясно приказал сначала стрелять. О несчастных случаях поговорим потом.

Открылась дверь, и вошел молодой капрал, держа в руке листки машинописного текста:

– У меня окончательные списки, если вы хотите их посмотреть, майор.

Он вышел, и Кейн пробежал глазами первый листок.

– Они предъявили тела немцев отцу Верекеру и некоторым жителям деревни.

– Кстати, как он? – спросил Конкоран.

– Сотрясение мозга, но в остальном вроде в порядке. По их показаниям, все налицо, кроме Штайнера, его заместителя Нойманна и, конечно, ирландца. Остальные четырнадцать погибли.

– Но как же, черт возьми, они скрылись, вот что мне хотелось бы знать.

– Да они разбили дверь в ризницу, чтобы спрятаться от выстрелов Гарви и его людей. Моя версия такая: когда Памела и эта девушка Прайор пошли через туннель в дом священника, они так спешили, что не заперли как следует потайную дверь.

Конкоран сказал:

– Как я понимаю, эта молодая особа Прайор оказывала негодяю Девлину повышенное внимание. Вы не думаете, что она могла как-то быть связана с этим делом?

– Не думаю. По словам Памелы, девушка горько сокрушалась по поводу всего.

– Еще бы, – сказал Конкоран. – Ну а какие потери с вашей стороны?

Кейн посмотрел на второй листок:

– Включая Шафто и капитана Мэллори, двадцать один убит, восемь ранены. – Он покачал головой: – Из сорока. Большой будет шум, когда дело станет известно.

– Если станет известно.

– Что вы хотите сказать?

– Лондон уже дает ясно понять, что это дело не должно иметь огласки. С одной стороны, не хотят пугать людей. Но с другой стороны, вы подумайте, что произошло: немецкие парашютисты спрыгивают на Норфолк, чтобы захватить премьер-министра! И почти что осуществляют свою цель! Это довольно страшно. А что это за Британский свободный корпус? Англичане – эсэсовцы! Представляете, как бы это выглядело в газетах? – Он вздрогнул. – Я бы этого проклятого человека повесил своими руками.

– Понятно.

– А теперь посмотрите на все с точки зрения Пентагона. Ударная американская часть, элита из элит, в боях с горсткой немецких парашютистов несет семидесятипроцентные потери.

– Не знаю, – покачал головой Кейн. – Это значит, что масса людей должна молчать.

– Идет война, Кейн, – сказал Конкоран. – А в военное время людей можно заставить делать, что им велят. Это просто.

Дверь открылась, и появился молодой капрал:

– Лондон снова на проводе, господин полковник.

Конкоран поспешно вышел. Кейн, выходя за ним, закурил сигарету и прошел мимо охраны. Он спустился по ступенькам и прошелся по террасе. Шел сильный дождь, было очень темно. В воздухе чувствовался запах тумана. Может, Конкоран прав? Возможно, и так. Мир во время войны достаточно сумасшедший, чтобы поверить чему угодно.

Кейн спустился в сад, и в то же мгновенье чья-то рука схватила его за горло, а в спину уперлось колено. Тускло блеснул нож. Кто-то спросил:

– Кто такой?

– Майор Кейн.

Фонарик вспыхнул и погас.

– Простите, сэр, капрал Бликер.

– Вы должны быть в постели, Бликер. Как глаз?

– Пять швов, майор, но все обойдется. С вашего позволения, сэр, я пойду.

Он растворился в темноте, а Кейн остался стоять, широко открыв глаза.

– Никогда до конца своих дней, – тихо сказал он себе, – я даже и не начну понимать людей, своих соплеменников.

* * *

По сводке погоды на всем Северном море вплоть до утра был ветер три-четыре балла со шквалами дождя и морским туманом.

Торпедный катер шел хорошо, и к восьми часам прошел минные поля и вошел в главный прибрежный судоходный проход.

За штурвалом стоял Мюллер. Кениг, подняв голову от лоции, на которой он тщательно проложил последний участок их курса, сказал:

– Мы в десяти милях восточнее Блэкни Поинт, Эрих.

Мюллер кивнул, напряженно всматриваясь в темноту:

– Этот туман не в нашу пользу.

– Ну, не знаю, – ответил Кениг. – Может, порадоваться ему, пока операция не кончится.

Дверь с грохотом отворилась, и вошел ведущий радист Тойзен. Он подал радиограмму.

– Из Ландсвоорта, господин лейтенант.

Взяв радиограмму, Кениг прочел ее, поднеся к лампе на штурманском столе. Долго смотрел на нее, а потом смял в комок.

– Что там? – спросил Мюллер.

– "Орел" взорвался. Все остальное – слова.

Наступила тишина. Дождь бил в стекло. Мюллер спросил:

– А нам какой приказ?

– Действовать, как я найду нужным. – Кениг покачал головой: – Подумать только. Полковник Штайнер, Риттер Нойманн – все это прекрасные ребята.

Впервые с детства ему захотелось заплакать. Он открыл дверь и выглянул в темноту. Дождь бил в лицо. Мюллер осторожно сказал:

– Конечно, всегда есть надежда, что некоторые из них выйдут живыми. Один или двое. Вы же знаете, как это бывает?

Кениг захлопнул дверь:

– Вы хотите сказать, что надо бы все-таки подойти туда? – Мюллер не ответил, и Кениг обернулся к Тойзену: – И вы тоже?

Тойзен сказал:

– Мы давно уже вместе, господин лейтенант. Я прежде никогда не спрашивал, куда мы идем.

Кенига наполнила отчаянная радость. Он хлопнул Тойзена по спине.

– Ладно, тогда передайте сигнал.

* * *

Во второй половине дня и вечером состояние Радла непрерывно ухудшалось, но он отказался лежать в постели, несмотря на просьбы Витта. После последнего сообщения Джоанны Грей он оставался в радиорубке, откинувшись в старом кресле, которое принес Витт, пока оператор связывался с Кенигом. Боль в груди не просто усилилась, она распространилась на левую руку. Он был неглуп и знал, что это значит. Да это было и несущественно. Все теперь было несущественно.

Без пяти восемь оператор повернулся к нему с победной улыбкой:

– Поймал их, господин полковник. Сообщение получено и понято.

– Слава богу, – сказал Радл и начал неловко открывать портсигар, но пальцы не слушались его, и Витт пришел ему на помощь.

– Осталась только одна, господин полковник, – сказал он, вытаскивая русскую папиросу и вставляя ее Радлу в рот.

Оператор лихорадочно писал текст в своем блокноте. Он оторвал листок и обернулся:

– Ответ, господин полковник.

Радл почувствовал странное головокружение и почти перестал видеть. Он попросил:

– Прочтите, Витт.

– Навестим гнездо. Некоторым птенцам может понадобиться помощь. Счастливо. – У Витта вид был растерянный: – Почему он добавил это слово, господин полковник?

– Потому, что он все хорошо понимающий молодой человек, который подозревает, что мне удача потребуется так же, как и ему. – Он медленно покачал головой: – Откуда они появляются, эти ребята? Проявлять такую отвагу, всем жертвовать – ради чего?

Витт забеспокоился:

– Господин полковник, пожалуйста...

Радл улыбнулся:

– Так же как и эта последняя русская папироса, все хорошее раньше или позже кончается. – Он повернулся к оператору и напряг все силы, чтобы сделать то, что он должен был сделать по крайней мере два часа назад: – Теперь можете связать меня с Берлином.

* * *

На восточной окраине фермы Прайоров находился полуразрушенный коттедж. Он стоял за лесом по другую сторону от главной дороги, выше Хобс Энда. Здесь нашел убежище «моррис».

Было семь пятнадцать, когда Девлин и Штайнер, оставив Риттера на попечении Молли, осторожно пошли через лес на рекогносцировку. Они подошли в тот момент, когда Гарви со своими людьми по дороге у дамбы вышли к коттеджу Девлина. Ирландец и немец отступили в лес, чтобы обдумать положение.

– Дела неважные, – сказал Девлин.

– Вам не надо заходить в дом. Вы можете успеть вовремя дойти до берега через болото, – указал Штайнер.

– Зачем? – вздохнул Девлин. – Я должен сделать ужасное признание, полковник. Я уходил в такой дьявольской спешке, что оставил радиотелефон на дне мешка, полного картошки, который висит за кухонной дверью.

Штайнер тихо рассмеялся:

– Мой друг, вы всегда остаетесь верны себе. Бог, должно быть, сломал форму после того, как вас вылепил.

– Знаю, дьявольский характер, – сказал Девлин. – Но в сложившихся условиях я не могу без радио вызвать Кенига.

– Вы думаете, он не подойдет без сигнала?

– Так договаривались. Как приказано, в любое время между девятью и десятью. И еще. Чтобы ни случилось с Джоанной Грей, возможно, она передала что-то в Ландсвоорт. Если Рад передал это Кенигу, тот со своими ребятами, возможно, уже возвращается.

– Нет, – сказал Штайнер. – Не думаю. Кениг подойдет. Даже если не получит вашего сигнала, все равно подойдет к берегу.

– Почему?

– Потому что он мне так сказал, – спокойно ответил Штайнер. – Так что видите, можете обойтись без радиотелефона. Даже если рейнджеры будут прочесывать район, они на берег не пойдут, потому что на картах он заминирован. Если вы попадете туда заранее, то можете пройти в прилив по морскому рукаву по крайней мере четверть мили.

– С Риттером в его состоянии?

– Ему нужны только палка и плечо, на которое можно опереться. Однажды в России он прошел с пулей в правой ноге восемьдесят миль за трое суток. Когда человек знает, что оставаться для него смерти подобно, он мобилизует все свои силы. Вы сэкономите очень много времени. Встретите Кенига на подходе.

– Вы с нами не идете. – Это была констатация факта, а не вопрос.

– Думаю, вы знаете, куда я должен пойти, друг мой.

Девлин вздохнул:

– Я всегда был убежден, что человеку надо дать возможность идти в ад так, как ему хочется, но для вас мне хотелось бы сделать исключение. Вы даже близко не подойдете. Вокруг него выставят больше стражи, чем будет мух на банке с вареньем в жаркий летний день.