Текст книги "Избранное"

II

На следующее утро состоялась официальная передача земли Дуайта Сэндерсона, – «именуемой отныне поселком Тру-ля-ля», согласно поправке, внесенной Смоком в контракт. В тот же день кассир Северо-Западного банка отвесил двадцать пять тысяч долларов золотым песком из вклада Смока; с полдюжины досужих зрителей запомнили вес, сумму и личность получателя.

В поселках золотоискателей люди крайне подозрительны. Любой непредвиденный и не сразу объяснимый поступок наводит на мысль о находке новой золотоносной жилы – будь то невиннейшая охота на оленя или ночная прогулка человека, захотевшего полюбоваться северным сиянием. И как только стало известно, что такая заметная личность, как Смок Беллью, выплатил старику Дуайту Сэндерсону двадцать пять тысяч долларов, Доусону нестерпимо захотелось узнать, за что именно заплачены эти деньги. Какое имущество, стоящее двадцать пять тысяч, могло быть припрятано у Дуайта Сэндерсона, умиравшего от голода на своем заброшенном участке. Не находя ответа, Доусон имел все основания заинтересоваться Смоком.

К полудню весь город уже знал, что множество доусонских жителей заготовило легкие походные тюки и припрятало их в различных салунах на Главной улице. Куда бы Смок ни шел, повсюду его провожали бесчисленные взоры. О том, как серьезно все к нему относятся, свидетельствовало то обстоятельство, что никто из многочисленных приятелей не позволил себе расспрашивать его о сделке с Дуайтом Сэндерсоном. С другой стороны, никто не упоминал и о яйцах. Таким же дружеским, деликатным вниманием был окружен и Малыш.

– У меня такое чувство, точно я убил кого-нибудь или болен оспой. Они смотрят на меня во все глаза и боятся заговорить, – признался Малыш, случайно встретившись со Смоком у дверей «Элькгорна». – Взгляни-ка на Билла Солтмена… Вот он идет по той стороне улицы. Он прямо умирает от желания посмотреть на нас, а заставляет себя смотреть вниз. Поглядишь на него, так скажешь, будто он вовсе нас и не знает. А я вот готов держать пари на выпивку, что если мы с тобой завернем за угол и сделаем вид, что спешим куда-нибудь, а потом вынырнем из-за следующего угла, то мы столкнемся с ним нос к носу, – он побежит за нами, как помешанный.

Они проделали этот опыт и, выйдя из-за следующего угла, столкнулись с Солтменом, мчавшимся во весь опор.

– Алло, Билл, – приветствовал его Смок, – куда путь держите?

– Алло. Так себе – гуляю, – ответил Солтмен. – Погодка, знаете ли, чудесная.

– Ха-ха! – закатился Малыш. – Если вы это называете «гулять», то что же вы называете «бежать сломя голову»?

Когда Малыш в этот вечер кормил собак, он твердо знал, что из окружающей его тьмы дюжина глаз следит за каждым его движением. А когда он привязал собак, вместо того чтобы отпустить их на ночную прогулку, ему стало ясно, что он окончательно разжег любопытство Доусона.

Согласно программе, Смок поужинал в городе, а потом предался невинным развлечениям. Куда бы он ни заходил, повсюду он был центром внимания, поэтому Смок нарочно появлялся во всех людных местах. Стоило ему зайти в какой-нибудь салун, как там немедленно собиралась толпа, а с его уходом салун тотчас же пустел. Смок покупал пригоршню фишек, садился за пустующий стол с рулеткой, и не проходило пяти минут, как вокруг него сидели десятки игроков. Он до некоторой степени расквитался с Люсиль Эрол, зайдя в зал оперного театра и с шумом выйдя из него как раз в тот момент, когда она запела популярнейшую свою песенку. За три минуты две трети зрителей улетучились из театра вслед за Смоком.

В час ночи он появился на необычайно оживленной Главной улице и направился к холму, на котором стояла его хижина. Остановившись у подножия холма, он услышал у себя за спиной топот множества мокасин.

В течение часа хижина была погружена во тьму; потом он зажег свечу и, выждав ровно столько, сколько нужно человеку для того, чтобы одеться, вместе с Малышом вышел из хижины и стал запрягать собак. Как только луч света, вырвавшийся из хижины, упал на них, где-то поблизости раздался тихий свист. Точно такой же свист ответил ему у подножия холма.

– Слушай, слушай! – хихикнул Смок. – Они оцепили нас и теперь сигнализируют. Я готов держать пари, что сейчас в Доусоне не менее сорока человек выкатывается из-под одеял.

– С ума они спятили, что ли? – задохнулся от смеха Малыш. – Слушай, Смок, ведь тут нет никакого жульничества. Теперь работать своими руками да ломать спину было бы совсем глупо. Мир доверху набит дураками, и каждый дурак до смерти хочет, чтобы его избавили от его золота. Вот что: пока мы не тронулись, я хочу заявить тебе, что, если ты ничего не имеешь против, я вхожу в половинную долю.

Сани были нагружены необходимыми спальными принадлежностями и продовольствием. Из-под мешков с продовольствием с самым невинным видом выглядывал небольшой моток стальной проволоки, а на дне саней лежал наполовину прикрытый заступ.

Малыш погладил проволоку рукой в рукавице и нежно прикоснулся к заступу.

– Да, – прошептал он. – Я бы и сам, пожалуй, призадумался, если бы увидел темной ночью в чьих-нибудь санях эти штучки.

Они погнали собак вниз по холму, сохраняя полное молчание; спустившись на равнину, они свернули на север, выехали на Главную улицу, миновали деловую часть города и направились к лесопилке, принимая тысячи мер предосторожности. Никто не встретился им на пути, и все же, как только они переменили направление, за их спиной раздался свист. Промчавшись с большой скоростью мимо лесопилки и госпиталя, они около четверти мили ехали прямо. Потом повернули и двинулись обратно тем же самым путем. Проехав сто ярдов, они чуть было не налетели на пятерых людей, бежавших им навстречу. Все пятеро были нагружены походными мешками. Один из них остановил собаку-вожака в упряжке Смока, остальные тотчас же оцепили сани.

– Вам навстречу не попадались сани? – раздался вопрос.

– Нет, – ответил Смок, – это вы, Билл?

– О, черт! Будь я проклят, если это не Смок! – воскликнул Билл Солтмен с самим неподдельным изумлением.

– Что вы тут делаете ночью? – поинтересовался Смок. – Гуляете?

Прежде чем Билл Солтмен собрался ответить, к ним подбежали еще два человека, за ними еще несколько, а топот ног по снегу возвестил о приближении целой толпы.

– Кто это с вами? – спросил Смок.

Не отвечая на вопрос, Солтмен закурил трубку, которая навряд ли могла доставить ему удовольствие после такого смертельного бега. Было совершенно очевидно, что он нарочно зажег спичку, чтобы освидетельствовать содержимое саней. Смок заметил, что глаза всех присутствующих устремились на бухту проволоки и на заступ. А потом спичка погасла.

– Дошли до меня слухи, знаете ли… Так себе – слухи и ничего больше, – промямлил Солтмен с сосредоточенным и таинственным видом.

– Может, вы поделитесь со мной и Малышом? – спросил Смок. Раздался чей-то саркастический смешок.

– Куда вы держите путь? – спросил Солтмен.

– А вы кто такие? – отпарировал Смок. – Комитет безопасности?

– Мы так только… интересуемся, – сказал Солтмен.

– Разумеется, мы интересуемся, – раздался из тьмы еще чей-то голос.

– Послушайте, – вмешался Малыш, – мне страшно хочется знать, кто тут самый сумасшедший.

Все нервно засмеялись.

– Поехали, Малыш! Нам некогда, – сказал Смок, подстегивая собак. Толпа сомкнулась за санями и двинулась вслед за ними.

– Послушайте, а не ошибаетесь ли вы? – поддразнил Малыш. – Когда мы повстречались с вами, вы все шли куда-то, а теперь возвращаетесь, нигде не побывав. Может, вы путеводитель потеряли?

– Идите вы к черту, – любезно предложил Солтмен. – Мы идем, куда нам нравится. И нам не нужны путеводители.

И сани Смока, с Малышом у шеста, выехали на Главную улицу под конвоем шестидесяти человек, нагруженных походными мешками. Произошло это в три часа утра, так что лишь ночные гуляки видели процессию и смогли поведать о ней на следующий день Доусону.

Спустя полчаса сани взобрались на холм. Собак выпрягли у дверей хижины, на глазах у шестидесяти свидетелей, сумрачно ожидавших продолжения.

– Спокойной ночи, ребята! – крикнул Смок, закрывая дверь.

Через шесть минут свеча погасла, а еще через полчаса Смок и Малыш тихонько выскользнули из хижины и, не зажигая света, стали запрягать собак.

– Алло, Смок! – сказал Солтмен, подойдя к ним так близко, что они могли разглядеть его силуэт.

– Простите, Билл, не могу пожать вам руку, – любезно ответил Смок. – Где же ваши друзья?

– Пошли промочить горло. А меня оставили присматривать за вами, Смок, что я и намерен делать. Ну так как же, Смок? Что вы задумали? Допустим, что вы не можете пожать нам руку, но почему бы вам не посвятить нас в дело? Ведь мы – ваши друзья. Вы это знаете.

– Иной раз можно посвящать друзей в свои дела, а иной раз и нельзя, – увильнул Смок. – В данном случае – как раз нельзя, Билл. Идите-ка лучше спать. Спокойной ночи.

– О спокойной ночи и речи быть не может, Смок. Вы плохо знаете нас. Мы люди цепкие.

Смок вздохнул:

– Ну что ж, Билл, если уж вы уперлись, то, я знаю, вас не переубедишь. Трогай, Малыш, довольно копаться.

Как только сани тронулись, Солтмен пронзительно свистнул и бросился вслед за ним. От подножия холма и по всей равнине раздались ответные свисты. Малыш правил санями, а Смок и Солтмен шли подле, бок о бок.

– Слушайте, Билл, – сказал Смок. – Я хочу предложить вам кое-что. Хотите один принять участие в деле?

Солтмен не колебался ни одной секунды.

– И предать товарищей? Нет, сударь. Все примут участие.

– Тогда начнем с вас! – крикнул Смок. Он быстро согнулся, обхватил Солтмена и бросил его в глубокий придорожный снег.

Малыш прикрикнул на собак и погнал запряжку на юг, по дороге, которая вела от разбросанных по пологому склону хижин к окраине Доусона. Смок и Солтмен катались по снегу, вцепившись друг в друга. Смок думал, что все шансы на его стороне, но у Солтмена оказалось на пятьдесят фунтов больше хорошо тренированных мускулов. Раз за разом опрокидывал он Смока на спину, и каждый раз Смок не делал никаких попыток встать и лежал спокойно. Но как только Солтмен пытался оторваться от него и уйти, Смок хватался за него, и начиналась новая свалка.

– Вы свое дело знаете, – признался Солтмен по прошествии десяти минут. Он сидел верхом на Смоке и тяжело дышал. – Но я все-таки каждый раз укладываю вас.

– А я вас держу, – задыхаясь, ответил Смок. – Мне больше ничего и не надо, – лишь бы удержать вас. Как вы думаете, куда отправился Малыш?

Солтмен сделал отчаянную, но безрезультатную попытку освободиться. Смок схватил его за лодыжку, и тот вновь растянулся во весь рост. От подножия холма донеслись тревожные вопросительные свистки. Солтмен приподнялся и ответил пронзительным свистом, но Смок тотчас же схватил его, ткнул лицом в снег и уселся на него верхом, придерживая за плечи и не давая поднять голову. В этой позе их застали золотоискатели. Смок расхохотался и встал.

– Спокойной ночи, ребята, – сказал он и стал спускаться с холма, преследуемый шестьюдесятью доведенными до белого каления золотоискателями.

Он повернул на север, миновал лесопилку и госпиталь и дошел по руслу реки вдоль отвесных скал до подножия Оленьей горы. Обойдя индейский поселок, он остановился у устья Оленьего ручья, повернулся и оказался лицом к лицу с преследователями.

– Вы мне надоели, – сказал он, делая вид, что рассвирепел.

– Мы вам не навязываемся, – вежливо пробормотал Солтмен.

– Нет, нисколько, – прорычал Смок, еще лучше имитируя гнев, и вернулся под усиленным конвоем в Доусон.

Два раза пытался он свернуть на девственную пелену снега, покрывавшего реку, и оба раза вынужден был отказываться от своей затеи и возвращаться на тропинку, которая вела к Доусону. Он вышел на Главную улицу, прошел ее всю, перебрался по льду, сковывавшему реку Клондайк, в Клондайк-сити и вновь вернулся в Доусон. В восемь часов, когда уже забрезжил рассвет, он усталой походкой направился в ресторан Славовича, где столики брали положительно с бою.

– Спокойной ночи, ребята, – сказал он, заплатив по счету и уходя.

То же самое пожелание он повторил, взобравшись на холм. Был уже день, и никто больше не преследовал его; толпа проводила его взглядами до дверей хижины и разошлась.

III

В течение двух дней Смок слонялся по городу, окруженный неусыпным наблюдением. Малыш исчез вместе с санями и собаками. Его не было видно ни на Юконе, ни на Бонанце, ни на Эльдорадо, ни во всем Клондайке. Оставался один Смок, который рано или поздно неизбежно должен был сделать попытку связаться со своим пропавшим компаньоном; и на Смоке сосредоточилось всеобщее внимание. Вечером второго дня он заперся в своей хижине, в девять часов потушил свет и завел будильник на два часа утра. Часовой, стоявший у дверей хижины, услышал звон будильника, и когда, получасом позже, Смок вышел из хижины, его поджидали уже не шестьдесят золотоискателей, а человек триста. Яркое северное сияние освещало диковинную сцену: Смок под усиленным конвоем спустился в город и проследовал в «Элькгорн». Салун тотчас же наполнился возбужденной, сгорающей от любопытства толпой, которая четыре томительных часа смотрела, как Смок играет в криббэдж со своим старинным приятелем Бреком. В начале седьмого Смок покинул «Элькгорн» и с выражением одновременно презрения и насмешки на лице, ни на кого не глядя, никого не узнавая, пошел вверх по Главной улице; толпа в триста человек последовала за ним, сбившись в кучу и завывая:

– Хромоногий! Колченогий! Улю-лю-лю!

– Спокойной ночи, ребята, – сказал он горько, дойдя до дамбы, где начиналась тропа через скованный льдом Юкон. – Я иду завтракать, а потом завалюсь спать.

Триста глоток ответили ему о своей готовности следовать за ним; толпа спустилась на лед и, предводительствуемая Смоком, направилась к «поселку» Тру-ля-ля. В семь часов утра они взобрались на идущую зигзагами тропинку, миновали крутые утесы и подошли к хижине Дуайта Сэндерсона. В окно, заклеенное пергаментом, пробивалось мерцание свечи, а из трубы вился дымок. Малыш широко распахнул дверь.

– Заходи, Смок, – приветствовал он товарища. – Завтрак готов. А это что за люди?

Смок обернулся, стоя на пороге:

– Ну, спокойной ночи, ребята. Надеюсь, прогулка доставила вам удовольствие.

– Подождите минутку, Смок! – крикнул Билл Солтмен голосом, в котором звучало разочарование. – Я хочу сказать вам два слова.

– Жарьте, – приветливо сказал Смок.

– За что вы заплатили старику Сэндерсону двадцать пять тысяч? Отвечайте.

– Вы меня огорчаете, Билл, – ответил Смок. – Я перебрался сюда, так сказать, на летние каникулы, а вы являетесь ко мне с целой бандой и пытаетесь устроить мне перекрестный допрос, в то время как я только и думаю о тишине, спокойствии и завтраке.

– Вы не отвечаете на вопрос, – возразил Солтмен.

– И не отвечу, Билл. То, о чем вы меня спрашиваете, – мое частное дело с Дуайтом Сэндерсоном. Еще какие-нибудь вопросы?

– Как обстоит дело с заступом и стальной проволокой, которые лежали в ваших санях?

– Не ваше дело, почтеннейший и дражайший Билл. Впрочем, если Малыш хочет, он может ответить вам.

– Это я-то? – воскликнул Малыш, выскочив из хижины. Он раскрыл рот, потом задумался и повернулся к своему компаньону. – Между нами говоря, Смок, я не думаю, чтобы это было их дело. Идем в хижину. А то из кофе вся душа выкипит.

Дверь захлопнулась, и толпа в триста человек разбилась на растерянные, ропчущие кучки.

– Знаешь, Солтмен, – раздался чей-то голос, – я думал, что ты откроешь нам секрет.

– Никогда я не обещал этого, – яростно ответил Солтмен. – Я говорил, что это сделает Смок.

– Ну и…

– Вы знаете столько же, сколько я. Все мы знаем, что Смок здесь что-то маринует. Иначе с какой радости стал бы он платить Сэндерсону двадцать пять тысяч? Уж, во всяком случае, не за этот поганый участок!

Дружный крик поддержал Солтмена.

– Ну хорошо, а что мы теперь будем делать?

– Я, например, пойду завтракать, – беззаботно сказал Уайльд Уотер Чарли. – Вы завели нас в тупик, Билл.

– А я тут при чем? – огрызнулся Солтмен. – Во всем виноват Смок. Да и не в этом дело. А вот как насчет двадцати пяти тысяч?

IV

В половине девятого, когда уже окончательно рассвело, Малыш приоткрыл дверь и выглянул наружу.

– Ого! – воскликнул он. – Все до одного вернулись в Доусон. А я думал, что они тут разобьют лагерь.

– Не беспокойся – приползут обратно, – заверил его Смок. – Будь я не я, если ты не увидишь здесь половину доусонских жителей прежде, чем мы управимся. Ну а теперь иди сюда и помоги мне. Надо будет работать.

– Ой, ради бога, дай отдышаться! – взмолился Малыш через час, созерцая плоды их работы – стоящий в углу хижины ворот с приводным ремнем, обвивающим вал.

Смок слегка налег на ворот – ремень скользнул и заскрипел.

– Выйди из хижины, Малыш, и скажи, на что похож этот звук.

Стоя у закрытой двери, Малыш услышал скрипение ворота, поднимающего груз, и поймал себя на том, что невольно высчитывает глубину ямы, из которой этот груз извлекается. Затем последовала остановка, и он мысленно представил себе ведро, раскачивающееся под самым воротом. Потом зашуршала быстро разматываемая веревка, и, наконец, раздался глухой удар ведра о дно ямы. Он распахнул дверь и ворвался в хижину с сияющим лицом.

– Замечательный звук! – воскликнул он. – Я чуть было сам не поверил. Ну а что дальше?

Дальше в хижину втащили с десяток мешков, набитых камнями. А в течение дня, посвященного лихорадочной работе, последовало еще множество «дальше».

– Сегодня же вечером ты переправишься на собаках в Доусон, – дал последнюю инструкцию Смок после ужина. – Собак оставишь у Брека; он позаботится о них. Там будут следить за каждым твоим шагом, так что ты никуда сам не ходи, а пошли Брека в магазин А. С. Company купить весь динамит, который там есть, – двести-триста фунтов. И пусть Брек закажет у кузнеца штук шесть сверл для твердого камня. Брек – парень с головой; он объяснит кузнецу в общих словах, какой товар нужен. Дай Бреку точное описание участка, чтобы он мог зарегистрировать его завтра у приискового комиссара. А в десять часов будь на Главной улице и прислушивайся. Запомни, я не хочу, чтобы взрывы были очень громкими. Доусон должен услышать их, – но не больше, чем услышать. Я устрою три взрыва, с разным количеством динамита, а ты заметь себе, который из них будет больше всего похож на настоящий.

В десять часов утра Малыш бродил по Главной улице, чувствуя на себе сотни любопытных взглядов, и прислушивался. И вот он услышал очень слабый и отдаленный звук взрыва. Через полминуты раздался второй, достаточно громкий, чтобы привлечь к себе внимание прохожих. А потом последовал и третий – такой сильный, что все обитатели Доусона высыпали на улицу.

– Ну и дал же ты им встряску! – задыхаясь, воскликнул Малыш часом позже, когда добрался до хижины в Тру-ля-ля. Он схватил Смока за руку. – Посмотрел бы ты на них! Случалось тебе когда-нибудь наступить на муравейник? Так точно выглядел Доусон! Главная улица кишела народом, когда я проходил по ней. Завтра тут яблоку негде будет упасть. А если и сейчас кто-нибудь не ползет сюда, то я не знаю, что такое золотоискатель.

Смок усмехнулся, подошел к самодельному вороту и раза два повернул его – ворот заскрипел. Малыш вытащил мох из щелей между бревнами, из которых были сложены стены, и устроил два глазка по обе стороны хижины. Потом потушил свечу.

– Начинай, – шепнул он через полчаса.

Смок несколько минут медленно вращал ворот, потом остановился, достал оцинкованное ведро, наполненное землей, и с лязгом опустил его на кучу камней, доставленных в хижину накануне. Потом он закурил папиросу, прикрывая огонек спички рукой.

– Их трое, – прошептал Малыш. – Эх, если бы ты их видел! Знаешь, когда ты загрохотал ведром, они прямо-таки затряслись. А теперь один из них стоит у окна и пытается заглянуть внутрь.

Смок раскурил папиросу и взглянул на часы.

– Надо делать это регулярно, – шепнул он. – Мы будем поднимать каждые четверть часа по ведру. А тем временем…

Он тщательно завернул камень в холстину и ударил по нему долотом.

– Великолепно! – застонал Малыш, умирая от восторга. Он бесшумно отполз от глазка. – Все трое, голова к голове, – я почти вижу, как они разговаривают.

С этого момента до четырех часов утра они каждые четверть часа поднимали по воображаемому ведру при помощи ворота, который скрипел, вращался вокруг своей оси и не поднимал ничего. Потом ночные гости удалились, и Смок с Малышом легли спать.

Когда рассвело, Малыш осмотрел следы мокасин.

– Один из них был верзила Билл Солтмен, – решил он. Смок кинул взгляд на реку.

– Принимай гостей! Два человека идут по льду.

– Нет! Ты посмотри, что будет в десять часов, когда Брек зарегистрирует заявку. Сюда набьется не меньше двух тысяч.

Малыш взобрался на верхушку крутого утеса и взглядом знатока окинул ряд установленных ими заявочных столбов.

– Самая настоящая жила – комар носу не подточит, – сказал он. – Человек опытный, пожалуй, мог бы даже указать ее направление под снегом. Собьет с толку кого угодно. Спереди она скрыта скалой, а вон сбоку – разветвляется. Ну, совсем настоящая жила, с той только разницей, что ее там нет.

Когда те двое, что перешли реку, взобрались по зигзагообразной тропинке на откос, они нашли хижину запертой. Билл Солтмен, шедший впереди, на цыпочках подошел к двери, прислушался, потом поманил Уайльда Уотера. Изнутри доносились скрип и скрежет ворота, поднимающего тяжелый груз. Они дождались остановки, а затем услышали, как веревка размоталась обратно и как ведро вновь стукнулось о камни. Четыре раза в течение часа слышали они этот звук. И наконец, Уайльд Уотер постучал в дверь. Изнутри донесся какой-то приглушенный шум, потом наступило молчание, затем снова что-то зашумело, и через пять минут Смок, тяжело переводя дыхание, приотворил дверь не более чем на вершок и выглянул наружу. Его лицо и рубаха были осыпаны каменной пылью. Он приветствовал посетителей с подозрительным радушием и прибавил:

– Обождите минутку, сейчас я к вам выйду.

Он натянул рукавицы, протиснулся в дверь и подошел к посетителям. Зоркие глаза последних заметили, что рубаха его вылиняла и запылилась на плечах и что на коленях брюк видны следы наспех счищенной грязи.

– Рановато вы явились с визитом, – заметил он. – Ну, что хорошего на том берегу?

– Ну, Смок, – сказал Уайльд Уотер конфиденциальным тоном, – будьте откровенны. У вас тут что-то есть.

– Если вы насчет яиц… – начал Смок.

– Ах, да забудьте вы про яйца! Мы пришли по делу.

– Стало быть, вы хотите купить участок земли? – затараторил Смок. – Тут есть замечательные места для построек. Но мы, знаете ли, еще не можем приступить к продаже. Мы еще не произвели разбивки. Наведайтесь на той неделе, Уайльд Уотер, и я покажу вам чудесный, в смысле тишины и спокойствия, участок, если вы серьезно задумали перебраться сюда. На той неделе разбивка, наверное, будет кончена. До свидания. Жаль, что не могу пригласить вас в хижину, но Малыш… вы ведь знаете его, – он ужасный чудак. Затвердил себе, что живет здесь ради тишины и спокойствия. Теперь он спит, и мне бы очень не хотелось будить его.

С этими словами Смок горячо пожал им руки. Не переставая болтать, он шагнул через порог и запер дверь.

Посетители посмотрели друг на друга и покачали головой.

– Штаны видел? – хрипло прошептал Солтмен.

– Видел. И плечи тоже. Он копался в яме. – Уайльд Уотер окинул взглядом занесенное снегом ущелье и вдруг увидел нечто такое, что заставило его свистнуть.

– А ну, взгляни-ка туда, Билл! Вон туда, куда я показываю пальцем. Ведь это же разведочная шахта! А по сторонам-то… видишь, там, где на снегу следы от их ног. Если это не подпорки, то я вообще не знаю, что такое подпорки. Это – жила, теперь все ясно!

– А ты посмотри, какая она огромная! – воскликнул Солтмен. – Они наскочили на жилу, бьюсь об заклад!

– А ты обратил внимание на откос? Скалы-то какие! Все сползают в расщелины. Все ущелье – сплошная залежь!

– А ты обрати внимание на реку, на тропинку, – вздохнул Солтмен. – Похоже, что сюда прет весь Доусон, – как, по-твоему?

Уайльд Уотер посмотрел на реку и увидел, что вся дорога вплоть до дамбы в Доусоне усеяна людьми. На самой дамбе тоже кишел народ.

– Как тебе будет угодно, а я пойду взгляну на эту разведочную шахту, прежде чем соберется народ, – сказал он и, повернувшись, побежал к ущелью.

Но тут распахнулась дверь хижины, и на пороге появились оба хозяина.

– Эй, вы! – крикнул Смок. – Куда вы идете?

– Выбрать себе участок, – откликнулся Уайльд Уотер. – Посмотрите на реку. Весь Доусон бежит покупать участки, и мы хотим перебить у них лакомый кусочек. Так, Билл?

– Вот именно, – подтвердил Солтмен. – Тут есть все для постройки прекрасного предместья. И населения в нем будет, по-видимому, чертовски много.

– Все это так, но мы не продаем участков в том районе, куда вы идете, – ответил Смок. – Продажные участки направо и вверх по скалам. А этот кусок, от реки до ущелья, мы покамест придержим. Поворачивайте!

– А мы облюбовали как раз этот кусочек, – вызывающе сказал Солтмен.

– Он не для вас, говорю я вам! – резко ответил Смок.

– И против прогулки вы тоже возражаете? – настаивал Солтмен.

– Решительно! Ваши прогулки начинают надоедать мне. Идите обратно!

– А я полагаю, что мы все-таки прогуляемся туда, – бросил Солтмен. – Идем, Уайльд Уотер!

– Предупреждаю вас, вы нарушаете закон! – сказал Смок резким тоном.

– Нет, мы просто гуляем! – беспечно крикнул Солтмен и, повернувшись, двинулся дальше.

– Эй, остановитесь, Билл, не то я продырявлю вам шкуру! – прогремел Малыш, выхватывая два мрачного вида револьвера 44-го калибра и взводя курки. – Сделайте-ка еще один шаг, и я просверлю ваш проклятый костяк в одиннадцати местах. Поняли?

Солтмен остановился, пораженный.

– Кажется, начинает понимать, – шепнул Малыш Смоку. – Но если он не послушается, то я здорово влопался. Не могу же я стрелять! Что делать?

– Слушайте, Малыш, будьте благоразумны, – взмолился Солтмен.

– Идите сюда, и мы потолкуем, как благоразумные люди, – ответил Малыш.

Когда первые участники похода осилили зигзагообразную тропинку и собрались на скалу, они все еще толковали как благоразумные люди.

– Нельзя назвать человека нарушителем закона только за то, что он хочет выбрать себе участок, – доказывал Уайльд Уотер, а Малыш возражал:

– Но поселок – частная собственность, и этот участок – тоже частная собственность, вот и все. Он не продается, говорю я вам…