Текст книги "Якудза: преступный мир Японии"

Глава четвертая. Знакомьтесь: Михиль Брандт

Михиль Брандт присматривала аспирантуру в США. В Японию она приехала, когда я уже занялся делом «Накатоми», и я был бесконечно рад, что она здесь. Она была моей правой рукой, и я должен был как следует ее встретить. Мы решили вместе пойти на концерт, так что встреча обещала быть не только рабочей. К тому же я не хотел слишком сильно ее нагружать – она приходила в себя после болезни.

Она приехала в пятницу ближе к вечеру, очень деловая, в длинной юбке, блузке цвета подсолнуха и строгих очках. Был теплый октябрь. Лето вело себя как ленивый студент, которому никак не хочется возвращаться к своим занятиям.

Михиль всегда казалась мне похожей на эльфа – милое круглое лицо и большие щеки, как у бурундука. Когда она улыбалась – а улыбалась она часто, – ее карие глаза сверкали, а под ними появлялись морщинки. Она любила всласть посмеяться и, поскольку выросла в Японии, очень по-японски прикрывала рукой рот, но это не помогало заглушить смех. Невысокого роста, она двигалась легко и проворно.

В тот вечер она привезла целую стопку законченных и полузаконченных отчетов. Я поблагодарил ее, похвалил за то, что она выследила «Голубую гору» и «Бизнес-мозг», попросил положить все отчеты мне на стол в соседней комнате, а потом мы направились в «Голубую ноту», чтобы послушать, как Галь Коста исполняет музыку легендарного бразильского композитора Антонио Карлоса Жобима. Нам предстояло долго идти до ближайшей станции, но она любила прогуляться.

– Джейк, я жду не дождусь этого вечера. Большое спасибо за билеты. – Она крепко сжала мою руку, пока мы шли к Роппонги. Ей было легко держать меня за руку – хотя я намного выше нее, руки у меня длинные, как у гиббона. Я не хотел, чтобы она неловко себя чувствовала оттого, что билеты мне дорого обошлись.

– Мне только в радость. Это меньшее, что я могу для тебя сделать. Считай это небольшой прибавкой к своей паршивенькой зарплатке.

– Как я выгляжу? – спросила она. – Мне хотелось принарядиться по такому случаю.

– Ты будешь самой элегантной канарейкой, – ответил я, указывая на ее ярко-желтую блузку. Она рассмеялась, прикрывая рот.

– Ты беспощаден.

– Да нет, ты классно выглядишь. Изумительный наряд. Я недостоин держать тебя под руку. Спасибо, что помогаешь скрасить мою никуда не годную внешность.

Ей всегда удавалось поднять мне настроение. Она прямо-таки излучала счастье. Уверен, большинство людей были бы злы на весь мир, доведись им пережить то, что пережила она. Уже подходя к станции, мы взялись за руки. Я пытался вспомнить, сколько уже знаком с Михиль, потому что мне казалось, будто я знаю ее всю свою жизнь.

Но нет, всего около четырех лет…

Впервые я увидел ее в 2004 году, когда еще работал криминальным репортером в «Емиури симбун», крупнейшей газете Японии, Михиль училась в японском Университете Васэда и изучала вопросы иммиграции. В то время мне поручили прикрывать департамент столичной полиции Токио, в частности, заниматься вопросами организованной преступности. Торговля людьми становилась признанной проблемой страны. Меня пригласили принять участие в форуме по этому вопросу, организованном ООН. И вот, когда я проводил спонтанную экскурсию по кварталу красных фонарей для нескольких стажеров посольства США, она последовала за мной. Тогда-то мы и познакомились.

Она уже окончила Калифорнийский университет в Лос-Анджелесе по специальности «политология и международные отношения». Она исследовала международные трудовые нормы и помогала нуждающимся женщинам. Она была очаровательной, дружелюбной, любопытной, смелой и умной. Энтузиазм, который она излучала, был заразителен. Наша дружба развивалась быстро. Мне стыдно признаться, но поначалу она казалась мне просто милой заводной куклой. Мне потребовались годы, чтобы осознать, как много она для меня значит и как личность, и как помощница в моих расследованиях.

Михиль сопровождала меня на конференциях, сотрудничала с неправительственными организациями, которые борются за права жертв торговли людьми в Японии. Покинув газету в ноябре 2005 года, я семь месяцев работал над углубленным исследовательским проектом по торговле людьми, финансируемым Государственным департаментом США. В процессе работы я нанял Михиль в качестве научного ассистента, потому что она, как и я, свободно говорила на японском и английском языках и обладала обширными знаниями о проблеме и ее аспектах.

И в процессе всего этого она едва не погибла. Я никак не мог предвидеть того, что едва ее не убило, да и она тоже.

Я помню вечер, когда все началось. Я только приступил к работе над докладом о торговле людьми для Государственного департамента США, и Михиль работала над ним вместе со мной, проводя исследования и сопоставляя информацию.

Она хотела пойти потанцевать со своей подругой Крис из Кореи. Единственным известным мне местом, где танцевать было весело, был «Желтый клуб», расположенный в переулках Роппонги. Они играли техно и транс, и это было настолько ритмично, что даже я попадал в такт. Составить нам компанию в этот вечер я попросил специального агента Ларри Футу. Конечно, он согласился. Ну а Кен, бывший офицер разведки и неисправимый ловелас, пригласил себя сам. Не поймите меня неправильно: Кен мне нравится. Даже несмотря на его привычку разводить меня на траты, превышающие мою зарплату.

Михиль надела джинсы и изумрудно-зеленую рубашку, очень подходившую к ее карим глазам. Мне сказали, что они у нее карие, но мне они всегда казались темно-зелеными (признаюсь, я немного дальтоник). Она, как всегда, поинтересовалась:

– Как я выгляжу?

– Как сексапильная Эм-энд-Эмс.

Она пихнула меня в плечо.

– Спасибо, Джейк.

– Всегда пожалуйста, Мими.

Ее все называли Мими. Это прозвище она получила еще в детстве, только я не помню, при каких обстоятельствах.

Появился Ларри с бокалом мартини в руке, как всегда, в костюме, и заявил:

– Михиль, ты великолепна. Не слушай Адельштейна – ему нравятся только стриптизерши выше него ростом.

– Не обязательно выше, – возразил я, – это просто предпочтение.

Ларри повел Михиль на танцпол, и где-то около полуночи, когда мы болтали с Крис, Михиль вдруг пошатнулась и пробормотала:

– Джейк, что-то мне нехорошо.

Я взял ее за плечи, помог сесть. Она вся побелела как полотно. Мы с Ларри вызвали ей такси и отправили домой. Я написал письмо ее родителям. Три дня спустя после попытки связаться с ней я получил ответ.

Михиль диагностировали лейкемию. Нужно было немедленно начинать лечение. Я был в шоке. Ей поставили Т-клеточный лейкоз-лимфому взрослых, тип лейкемии, который обычно встречается после сорока, а ей было всего двадцать три. Врачи честно сказали, что она вряд ли доживет до следующего года. Медицинская литература подтвердила, что у таких пациентов выживаемость составляет три процента. Я не верил, что она выживет. А вот сама Михиль, как ни удивительно, ни разу в этом не усомнилась.

Я навещал ее в больнице. Принес портативный DVD-плеер и подборку хороших и ужасных фильмов, чтобы ей было чем заняться долгими часами в постели. В августе 2005 года врачи дали добро на трансплантацию стволовых клеток костного мозга от ее брата Дэниела – они по результатам испытаний идеально ей подходили. Это редкость даже среди братьев и сестер. В общем, свершилось чудо, и к осени ее выписали из больницы, и она быстро пошла на поправку.

И еще кое-что странное. После первой трансплантации костного мозга у нее начали виться волосы, и она стала похожа на маленькую сиротку Энни из одноименного фильма. Я, конечно, немного над этим посмеялся – такой уж я друг, – но не стал постоянно называть ее Энни, потому что я все-таки человек тактичный, а некоторые шутки хороши только один раз.

В результате всего этого у нее не было работы, а она хотела поступить в аспирантуру, так что я ее нанял. Для меня это было очень важно. Она не была уверена в своих способностях по части японского, но от нее требовалось знать всего лишь несколько слов и понятий, необходимых для работы, – черт, да я и сам не все их знал. Когда я в этом признался, она сделала для нас обоих карточки.

Сначала я не хотел поручать ей слишком много работы из опасений за ее здоровье, но она настояла. В конце концов ее рвение утомило меня, и я уступил. Она посетила несколько конференций в качестве моего доверенного лица, всегда собирая полезную информацию, контакты и материалы. Она проводила интервью со связанными сторонами и сопровождала меня на встречах с государственными чиновниками. Она была незаменима для проекта, работала очень усердно и за очень небольшую плату.

И еще Михиль, к моей великой радости, оказалась прекрасным исследователем. Я не поручал ей самые серьезные задачи до конца 2007 года, в котором ей была проведена вторая трансплантация костного мозга – тяжелое испытание. Тогда мы в основном поддерживали связь через гугл-чат. Это было нечто.

12 марта 2007 г., 9:06

Я: Привет, Мими!

Михиль: Привет! Ты прикинь, я уже дома! Завтра мне установят катетер, поэтому врач сказал, что я могу ночевать где хочу.

Я: Угу! Я видел катетеры. Они для химиотерапии, да?

Михиль: Угу, и трансплантации.

Я: Теперь тебя можно называть Бионическая Джейми?

Михиль: Ахаха. А разве ее звали не Бионическая женщина?[7]7
  Телесериал Дэвида Эйка 2007 года.


[Закрыть]

Трансплантация прошла успешно. К ноябрю 2007 года Михиль снова была готова работать полный рабочий день.

Не то чтобы я вспоминал обо всем этом, пока мы шли к вокзалу, но все же я думал о Михиль. Когда мы приблизились, она нежно сжала мою руку и не дала налететь лбом на вывеску женского бара.

Концерт был прекрасен. Я люблю послушать талантливых певиц, а Галь Коста – большая молодец. Мы заняли хорошее место в кабинке, выпили несколько тики-коктейлей. В наших камеди-баттлах, ставших неизменной составляющей тесной дружбы, Михиль всегда высмеивала меня за то, что я вечно заказываю самые девчачьи напитки, желательно с бумажным зонтиком.

– Михиль, – отвечал я ей на это, – я провожу большую часть своей общественной жизни, выпивая с полицейскими, преступниками, адвокатами, прокурорами, сотрудниками правоохранительных органов и людьми с низким уровнем жизни. Так что это всегда сначала пиво, за ним саке, виски или сетю (картофельная водка). В лучшем случае мартини с водкой, и то потому, что его пьет агент 007. Хватит с меня мужских напитков!

– Что ж, ты мог бы проявить смелость и заказать колу «Малибу». Может быть, твои собутыльники проникнутся уважением к твоему выбору. Я-то ведь стараюсь.

– Вряд ли. Скорее мой авторитет окажется окончательно подорван.

Если была зима, Михиль непременно указывала на мой зеленый (оранжевый, синий, фиолетовый) свитер и заявляла:

– Любой мужчина, нацепивший такой свитер, уже подорвал свой авторитет, так что с таким же успехом можно пойти ва-банк.

Это был наш маленький манзайский номер. Моя любовь к ярким кашемировым свитерам возникла из-за того, что в конце зимы их можно очень дешево купить на сайте Lands’ End. И она об этом знает.

Мне всегда было с ней очень комфортно. И не было ничего более расслабляющего, чем слушать голос Галь, когда Михиль прижималась ко мне, а я ее обнимал.

Было удивительно прохладно. Голос Галь Косты, гладкий, как шелк, соблазнял, завораживал, как пение сирены, гипнотизировал. Как будто она была заклинательницей змей, а змеей, выходит, стал я. Михиль тоже понравился концерт, но после химиотерапии она еще не привыкла веселиться допоздна и вскоре сонно замурлыкала.

Когда мы собрались уходить, Михиль спросила, не хочу ли я съездить с ней и парочкой ее друзей в Хаконе, посмотреть на горячий источник и музей скульптур. Мне бы очень хотелось, но нужно было работать, и она это понимала. Дело «Накатоми» было серьезным, а сроки нам поставили жесткие.

Я решил, что наиболее плодотворно будет взяться за кайша-я. Михиль проделала огромную работу по поиску их офиса в Токио. Получив фото моей визитки от Сасаки, она провела проверку регистрации фирмы и всех полученных сведений, после чего обнаружила, что у нее есть филиал в Токио. На всякий случай она отозвала корпоративную регистрацию этого офиса. Оказалось, что представительный директор у них тот же самый.

Я так и думал, что компания, бизнес которой заключается в покупке и продаже сомнительных фирм сомнительным людям, будет настоящим кладезем информации. Успех был не за горами.

Глава пятая. Хочешь пирожных – иди к пирожнику

Кажется, люди думают, что в Японии нет преступности, но они глубоко ошибаются. Уличная преступность – низкая, но процветают мошенничество и финансовые преступления. Существует огромная инфраструктура преступного мира, благодаря которой грабить людей и предприятия гораздо проще, чем вы можете себе представить. Когда такая компания, как «Олимпус», разоблачается в мошенничестве с бухгалтерским учетом на сумму в миллиард долларов, это становится новостью, но другие мелкие финансовые преступления упоминаются на последних страницах газет, если упоминаются вообще.

Подпольная экономика Японии огромна. Легальная секс-индустрия приносит миллиарды долларов, нелегальная, по всей видимости, еще половину. Один только объем выручки от эротического массажа, известного здесь как «модное здоровье», составляет около 515 миллиардов иен в год. Это все легальные доходы. Бары-грабители, известные как боттакури, приносят организованной преступности 10 миллионов долларов в год. Мошенничество с переводом денег ежегодно приводит к потере сбережений гражданских лиц от 300 до 500 миллионов долларов США.

На корпоративном уровне у «Леманн Бразерз» в 2008 году украли 350 миллионов долларов, большая часть которых так и не была возвращена. В результате мошенничества с инвестиционным фондом AIJ пропал почти миллиард. Крупномасштабные преступления не могут быть совершены без инфраструктуры преступного мира с ее подставными бухгалтерскими фирмами, фиктивными компаниями или старыми компаниями, которые теперь используют в мошеннических схемах, службами управления рабочей силой и другими инструментами, позволяющими объединить все это воедино. Кайша-я – одна из частей этой инфраструктуры.

Суффикс «я», идущий после названия профессии, как правило, означает специалиста. Например, мясо по-японски – нику, мясник – нику-я. Продавец овощей – яо-я. Пекарь – пан-я.

Распространен этот суффикс и среди представителей нелегальных профессий. Один из моих любимых терминов – атари-я. Атари означает «быть ушибленным», и атари-я специализируются на том, чтобы попасть под автомобиль (или сделать вид, что попали), а потом стрясти с водителя как следует. Довольно прибыльный бизнес, если только водитель не из тех, что собьет тебя и сбежит с места происшествия. Слово «атари» я легко запомнил, потому что фирма с таким названием одно время производила видеоигры, и я уже достаточно старый, чтобы это помнить.

Существует и современная версия старой профессии – смартфон-атари-я. Эта работа гораздо менее опасна для преступника, но и доход приносит куда меньший. Смартфон-атари-я скрываются в вокзальных туалетах, в торговых центрах, кинотеатрах и универмагах в поисках рассеянных придурков. По иронии судьбы, лучшими мишенями становятся те, что, не отрываясь, смотрят в свои дорогие смартфоны.

Атари-я с силой налетает на таких и «роняет» свой телефон, а потом достает другой, с уже треснувшим экраном, и начинает громко ругаться и требовать компенсацию. Иногда они работают в команде: один человек играет жертву, а другой – очевидца. Стоимость ремонта экрана айфона может легко варьироваться от десяти до сорока тысяч иен, так что они выбирают золотую середину – пятнадцать тысяч, которые для многих проще заплатить, чем иметь дело с полицией или стоять на своем.

Время от времени полиция арестовывает кого-то из преступников за мошенничество, но это редкий случай. Доходы смартфон-атари-я оцениваются в несколько миллионов долларов в год.

Цель атари-я всегда состоит в том, чтобы заставить вас выплатить им компенсацию, а не обращаться в суд или рисковать связями с полицией. Они могут объединиться с дзидань-я (продавцом договоров), который умеет оказывать давление на людей, чтобы заставить их заключить сделку. Обычно дзидань-я как-то связан с якудза, а может, даже состоит в их числе.

В последние годы, по мере того как число адвокатов в Японии увеличилось, количество дзидань-я сократилось. Однако в прежние времена японским гражданским судам требовалось вечное разрешение гражданского спора, шансы на получение оплаты были низкими, а адвокаты стоили дорого. А вот если обратиться к местным якудза, чтобы они помогли разрешить спор или взыскать причитающиеся деньги, это давало какую-никакую гарантию того, что вопрос будет решен быстро и вы получите половину того, что вам причитается. Остальное заберут якудза, но половина лучше, чем ничего.

Продавец мертвых компаний или фирм, подлежащих вторичному использованию, называется кайша-я. Как вы уже знаете, существует множество причин, по которым покупать у них компании может быть выгодно. Некоторых из них я не знал, пока не пообщался с самим кайша-я. Есть замечательная японская поговорка о японских липких рисовых пирожных под названием моти:

Моти ва моти-я.

Хочешь пирожных – иди к пирожнику.

Вообще она употребляется в том смысле, что любое дело лучше доверять профессионалу. Но я как репортер всегда интерпретировал эту поговорку: спрашивать обо всем лучше экспертов.

Пришло время встретиться с кайша-я.

Офис компании располагался недалеко от западного выхода со станции Икебукуро. Этот район представлял собой захудалый, второсортный Квартал красных фонарей (развлекательный Диснейленд для взрослых в Синдзюку), который, как мне хотелось бы сказать, знавал лучшие дни, но я не думаю, что он когда-то процветал. Офис нашего дилера компаний-зомби, которым руководил человек по имени Акио Кумагая, некогда находился неподалеку от западного выхода со станции Синдзюку, быстро развивавшегося района, полного высотных офисных зданий, модных отелей и дорогих ресторанов. Вот он какие-никакие лучшие дни, пожалуй, видел.

Я попросил Сайго отвезти меня в офис и подождать снаружи. До компании было примерно пять минут езды от вокзала, она располагалась на четвертом этаже многофункционального здания, судя по его виду, построенного еще в шестидесятых. На первом этаже был магазин соба, а если и был лифт на четвертый, то я его не видел. Почтовые ящики на первом этаже были в открытом доступе, и я нашел тот, что с наклейкой «Бизнес-мозг». Наклейка чуть выцвела, других надписей на ней не было. Я поднялся на четвертый этаж, постучал в металлическую дверь и распахнул ее, когда хриплый голос велел:

– Войдите.

В офисе оказалось на удивление много места. Стены были заставлены книжными полками, битком набитыми папками, справочниками, юридическими справочниками и даже парой книг на тему, как бороться с подставными компаниями организованной преступности. Планировка показалась мне очень странной. В глубине комнаты за деревянным столом сидел мужчина; перед ним лежала груда документов, стояли компьютер и большое многофункциональное устройство, сочетающее в себе сканер, факс, принтер. Окна выходили на другое здание, шторы были опущены.

На потолке висела флюоресцентная лампа, но она была выключена. Часть помещения освещали стоявший в углу большой торшер и настольная лампа. У владельца кабинета был неплохой вкус.

Так я впервые увидел Акио Кумагая. На нем были белые туфли, белый костюм с накладными плечами, красный галстук и роскошный золотой «Ролекс» на левом запястье. Толстые круглые очки почти идеально повторяли форму его толстых круглых щек. Я не мог сказать, лысеет ли он, потому что свои седые волосы он коротко стриг. Да, еще он был худым. Казалось, Бог собрал его из разных частей, как будто приделал голову одной куклы к туловищу другой: большая голова, толстые щеки, худое тело, выпученные глаза. Может быть, у него было заболевание щитовидной железы. Он чем-то напомнил мне капитана корабля.

Я представился ему. Много говорить не стал, а прямо рассказал ему, почему и как я там очутился. Честность, казалось, застала его врасплох.

Мы быстро поладили. В какой-то момент я спустился вниз и купил кофе. Еще приобрел бутылку дешевого виски «Сантори» в винном магазине через дорогу. Вернувшись, плеснул немного нам в кофе. Пока мы болтали обо всякой чепухе и ходили вокруг да около, я как бы между делом упомянул, что знаю о его раскопках в Западном Синдзюку.

– Что случилось? Я думал, у такой компании, как ваша, все будет хорошо.

Он покачал головой.

– Раньше это был неплохой бизнес, и я прилично зарабатывал. Компании-призраки, или зомби-компании, как их ни назови, представляли какую-никакую ценность. Зомби-компанию можно было продать за высокую цену. Полноценные корпорации с акциями стоили больше всего. Раньше, чтобы создать корпорацию – кабусикигайся, требовался капитал в размере десяти миллионов иен, то есть девяноста тысяч долларов. Корпорация с ограниченной ответственностью, она же югенгайша, обходилась подешевле, но все равно не меньше трех миллионов иен или тридцати тысяч долларов. Такие суммы для большинства были просто неподъемны. Мои корпорации уходили за десять тысяч долларов или чуть больше, в зависимости от того, сколько им было лет. Но в две тысячи третьем году они изменили законы. Теперь компанию можно основать только за одну цену.

Он знал, о чем говорил. 2006 году законы о компаниях были пересмотрены, и требование минимального размера капитала было фактически отменено. Это была отличная новость для стартапов, но плохая для таких людей, как он.

Я кивнул, выражая сочувствие. Он был красноречив, полон энтузиазма и явно эрудирован. Если заткнуться и внимательно слушать кого-то, кто по-настоящему увлечен своей работой, можно узнать много ценной информации. Скука – главный враг исследователя. Но когда прислушаешься как следует, то, что поначалу казалось скучным, может стать интересным.

– Да, – сказал я, – в наши дни от такой компании, как ваша, наверное, немного пользы, – это прозвучало несколько обидно, и я испугался, не задел ли его профессиональную гордость.

– Нет, этот бизнес, в отличие от многих предприятий, которыми мы торгуем, еще не совсем умер. Некоторые компании, уже получившие специальные разрешения или лицензии, могут быть полезны для того, кто начинает свой бизнес, потому что нет первоначальных затрат на их создание. В последние несколько лет я начал торговать некоммерческими организациями, которые служат отличным прикрытием для… Ну, вы поняли.

Он не сказал «якудза». Он просто провел рукой по лицу, изображая шрам.

– Думаю, для авторитетных компаний существует возможность так называемой регистрации с черного входа. Может быть, сейчас это даже более распространено, чем раньше, – предположил я. У него загорелись глаза.

– Совершенно верно. Вы знаете кого-нибудь, кому это нужно?

Я понял, что между нами начала зарождаться какая-то связь, хотя, может быть, не совсем та, что мне требовалась. И все же это взаимопонимание было приятно.

Регистрация с черного входа имеет место быть, когда фирма сливается с зарегистрированной на фондовом рынке компанией, чтобы избежать первоначальной проверки, и фактически становится публичной. Предположим, сейчас 2006 год, и ваша компания производит секс-игрушки, которыми можно управлять с помощью смартфона, назовем ее «Смарт Секс». Ваш продукт – высокотехнологичные секс-игрушки. Вряд ли ваша фирма войдет в списки фондовых рынков, но если вы на свой ограниченный капитал приобретете компанию-зомби, у вас может появиться шанс.

Теперь предположим, что вы купили фирму по производству пейджеров в те времена, когда пейджеры были чем-то крутым. Назовем ее «Биг Бип». Она была зарегистрирована во второй секции Токийской фондовой биржи и сейчас почти прекратила свое существование. Вы покупаете ее, объединяете со «Смарт Сексом» и получаете зарегистрированную на бирже компанию. Вы даже можете изменить название компании на что-нибудь вроде «Бип Смарт Биг Секс». Теперь это законно. Вы можете одалживать деньги в банке. Ваш когда-то сомнительный бизнес теперь полностью легален. Вот вам и преимущество регистрации с черного хода. На протяжении многих лет чеки по таким листингам были в лучшем случае номинальными.

Токийская фондовая биржа очень консервативная, и проверки, прежде чем внести фирму в список, она проводит очень строгие. Чтобы попасть в первый или второй раздел, нужен большой капитал. Но если вы умело воспользуетесь компанией-зомби (другими словами – «черным ходом»), у вас появится возможность попасть на Токийскую фондовую биржу. В общем, Кумагая – весьма полезный парень.

Конечно, у регистрации с черного хода есть и другое применение – завоевание доверия инвесторов для совершения крупномасштабного мошенничества. Тут Кумагая был прав: его бизнес-модель не была полностью мертва, просто ее оборот уступал 2003 году.

Я вынул из внутреннего кармана конверт, набитый деньгами. Чтобы он казался пообъемнее, я напихал туда в основном купюр по пять тысяч иен, но сверху и снизу положил солидные, по десять тысяч. В общей сложности вышло двести тысяч иен или две тысячи долларов США. Я прикинул, что примерно столько же составляет двухмесячная арендная плата за грязный офис Кумагая.

Я видел, что его терзают сомнения, так что решил немного его успокоить:

– До того, как приняться за это дело, я работал журналистом. Моя этика осталась прежней. Вы для меня – источник. То, что вы мне скажете, останется со мной, и я никогда никому не расскажу о нашем разговоре, если вы не дадите мне разрешения. И даже в этом случае я, скорее всего, не стану упоминать ваше имя. Мне просто нужно знать, кому вы продали компанию – не имя, указанное в регистрации, а имена тех, кто на самом деле владеет компанией, купившей у вас фирму. – Я положил конверт на стол, вне досягаемости Кумагая, придержал пальцами края.

– Вы можете мне пообещать, что не расскажете обо мне в вашем отчете?

– Да. Обещаю, что не буду вас вмешивать. Мне просто нужно знать, кто купил фирму. Не название фирмы, потому что его я уже знаю. Людей, стоящих за этой фирмой.

Кажется, я его убедил. Он написал имя на розовом квадратном стикере и придвинул ко мне. Я посмотрел на имя, порвал стикер и выбросил в мусорное ведро возле стола.

– Спасибо.

– «Рачи-гуми», – произнес он. – Вы их знаете?

Я кивнул. Я действительно их знал. Это была группа третьего уровня в «Ямагути-гуми». Группа второго уровня, стоявшая над ними, имела офисы в префектуре Сидзуока.

– Вы знаете что-нибудь о фирме под названием «Голубая гора»? – и я протянул ему конверт. Я мог бы подождать, пока он ответит и на этот вопрос, но мне хотелось показать себя порядочным человеком. Он яростно потер подбородок, как будто это могло каким-то образом завести его мозг. Искры, может, и летели, но двигатель не заводился.

– У вас есть о ней что-нибудь?

Я показал ему печатные материалы с названием компании и их адресом, которые приобрел во время работы. Он ушел в кабинет, дверь которого располагалась возле его стола. В этом кабинете стояли полки с блокнотами, телефонными книгами, списками компаний и папками. Десять минут спустя он вернулся с толстым блокнотом. Нужную страницу он уже пометил розовым стикером.

– Раньше по этому адресу располагался офис подставной компании Миогуми. Теперь имя другое, но цель, вероятно, та же. Это все, что мне известно.

Я глубоко поклонился в знак благодарности и указал на кабинет, полный блокнотов и переплетенных печатных материалов.

– Что этам такое?

– Мейбо. Справочники, некоторые корпоративные, некоторые криминальные. Это мой побочный бизнес. Имена, номера телефонов, списки клиентов. Вся эта информация очень ценна.

Я не стал говорить то, о чем думал. Эта информация была невероятно ценной для тех, кто занимался мошенничеством, особенно в отношении пожилых людей. Чтобы убедить дедушку или бабушку, что вы их внук и отчаянно нуждаетесь в финансовой помощи, вам нужно сначала узнать их имя и номер телефона. Кумагая, конечно, это понимал. Но кто я такой, чтобы судить? Он продавал информацию. По работе он не обязан был знать, что его клиенты сделают с этими данными. Я мельком заглянул в кабинет и увидел справочник сотрудников Асахи Симбун, на вид довольно старый. Интересно, подумал я, сохранилась ли у меня телефонная книга Йомиури. Кажется, да. Я не собирался ему ее продавать. Это было бы плохой и глубоко непорядочной идеей. Люди, информация о которых указывалась в этой книге, были моими коллегами. Но я солгал бы, сказав, что эта мысль не приходила мне в голову.

– У вас есть список подставных компаний, работающих в Токио? – спросил я и подумал, что это было бы очень ценно.

– Только один – префектуры Канагава. Знаете, такие каталоги составляет только полиция. Надо быть довольно глупым якудза, чтобы составить список своих подставных компаний.

– Люди глупы во многих отношениях. И людям нравится отслеживать, кто есть кто в этом мире. Полиция и якудза – не исключения, пусть даже это и глупость, – возразил я.

Он усмехнулся.

– Ладно, буду начеку. Может, организуем совместный бизнес?

– Думаю, мы вполне могли бы.

Я спросил, можно ли взять с собой один из еженедельных журналов, которые лежали у него на столе, чтобы мне было что почитать на обратном пути.

– На здоровье, – ответил он.

«Голубая гора» располагалась в здании, сдаваемом в аренду под офисы, в районе Синдзюку, в двух минутах ходьбы от станции Ниси-Синдзюку на линии Маруноути – красной линии метро. Я хорошо знал этот участок, потому что он был ближайшим к полицейскому управлению Синдзюку. С 1999 по 2001 год я обслуживал Четвертый округ, в который входили Синдзюку и Кабукичо, и провел много времени в этом полицейском участке. На верхних этажах находился пресс-клуб полицейских репортеров, где у каждого был отгороженный уголок и собственный стол. Еще была большая комната с татами и множеством футонов, где можно было вздремнуть днем или в конце пьяной ночи, перед началом рабочего дня. У меня возникло искушение просто зайти в клуб, но мне пришлось напомнить себе, что я больше не репортер и уже не могу воспользоваться этими привилегиями.

Большую часть здания занимали небольшие офисы, сдаваемые в аренду. На одном из этажей было общее пространство с конференц-залами, цветными принтерами и торговыми автоматами. «Голубая гора», согласно данным о регистрации компании, импортировала кофе и находилась на пятом этаже, в офисе 509. Брошюра, которую я взял у входа, сообщила мне, что 509 – довольно большой офис, но арендная плата за него составляла менее 1200 долларов в месяц. Это была разумная плата за аренду в таком районе. Может быть, люди действительно платили больше за престижный адрес, чем за услуги. Как я и ожидал, над дверью 509 кабинета была установлена камера.