Текст книги "Отныне и вовек"

52

В то утро Милт Тербер получил официальное уведомление, подтверждающее, что он произведен в офицеры и зачислен в командный резерв (пехотные войска) в звании второго лейтенанта.

С той же почтой пришло еще одно письмо: штаб полка извещал седьмую роту о предстоящем увольнении командира взвода оружия Питера Дж.Карелсена.

Но про Пита они узнали позже. Сначала лейтенант Росе вскрыл пакет с сообщением о производстве Тербера.

Письмо военного министерства, адресованное командиру роты, было испещрено многочисленными визами, Должно быть, на Гавайях его запустили по инстанциям еще задолго до Перл-Харбора. Когда Росс (с рассчитанным безразличием) перекинул бумагу на стол Терберу, тот остолбенел, будто его поймали на месте преступления. Первым, инстинктивным желанием было скорее, пока никто не увидел письмо, порвать его и бросить в корзину, на самое дно. Но он подумал о Карен Хомс.

Да и потом, Росс ведь уже распечатал пакет и прочел.

Командный пункт седьмой роты на заливе Ханаума первые пять дней после Перл-Харбора помещался в фургончике, реквизированном у торговца воздушной кукурузой. Фургончик стоял в небольшой тенистой роще киав. Через пять дней они привезли из Скофилда палатки, но КП так и оставили в фургончике, якобы из соображений маскировки, а на самом деле потому, что там был деревянный пол, к тому же несколько приподнятый над землей.

Внутри было не слишком просторно, и много места занимал коммутатор полевой связи с позициями, а когда в то утро доставили почту, в фургоне сидело сразу четверо: он сам, Розенбери, Росс и Колпеппер (Колпеппера после нападения на Перл-Харбор повысили в первые лейтенанты и назначили помощником командира роты). Оторвавшись от письма, он увидел, что все трое смотрят на него и ухмыляются.

Он кисло взглянул на них и подумал, что вот такая же фальшивая, глупая и понимающая ухмылка появляется на лицах сослуживцев, когда какой-нибудь болван торжественно угощает всех сигарами, потому что его дура жена родила ему сопливого младенца. Мы-то знаем, как ты сделал ребеночка, лукаво намекает болвану эта ухмылка, мы-то знаем, что для этого было надо. И болван краснеет; а если его жена где-нибудь поблизости, она тоже краснеет; и если бы их сопливый младенец не был и без того красный как свекла, он, наверное, тоже бы покраснел.

– Осталось подписать еще кой-какие бумажки, – с довольным видом улыбнулся ему Росс, когда он отдал письмо обратно. – И принять присягу. Но, в общем и целом, вы теперь полноправный офицер американской армии. Поздравляю, сержант.

– Не американской армии, а армии США, Росс, – усмехаясь, поправил Колпеппер. – Ну-с, сержант, как вы себя чувствуете в новом качестве?

– А как, интересно, я должен себя чувствовать?

– По-другому. – Колпеппер улыбнулся. – Как новообращенный. Как послушница, постригшаяся в монахини.

– Может, заодно с погонами у меня еще и золотые крылышки вырастут? Для комплекта?

Все они сочли своим долгом пожать ему руку. Даже Розенбери. Даже заглянувший на КП второй лейтенант Крибидж – он был из числа недавно пополнивших роту офицеров-резервистов и командовал на Макапуу.

– Когда будете угощать сигарами? – подмигнул Крибидж.

– Сержант Тербер сигары раздавать не собирается, – улыбнулся Колпеппер. – Такая мелочь, как производство в офицеры, для него не повод. Вы, Крибидж, плохо его знаете.

– И тем не менее. – Крибидж продолжал ухмыляться. – Повысили – пусть угощает. Уж на сигару-то я его выставлю.

– Вы, конечно, понимаете, сержант, что вы сейчас всего лишь офицер резерва, – улыбаясь, сказал Росс. – Так что не очень заноситесь. В роте вы по-прежнему числитесь первым сержантом и по-прежнему будете у меня старшиной. Но это, конечно, временно, пока вас не отправят в новом звании куда-нибудь на континент.

– Везет человеку! – с улыбкой добавил Колпеппер.

– Аминь, – ухмыляясь, заключил Крибидж.

– Боже мой! – ахнул Росс. Он только что распечатал другое письмо.

– В чем дело? – спросил Колпеппер.

– Прочтите. – Росс протянул письмо Колпепперу.

Наблюдая за ними, Тербер снова подумал, что это очень напоминает привилегированный, закрытый для посторонних клуб, где молодые джентльмены общаются друг с другом в теплой дружеской обстановке и где строго соблюдаются свои, удобные для всех них законы. Письмо переходило из рук в руки в порядке старшинства званий. Тербер был в этом табеле о рангах четвертым. Розенбери – последним.

Когда подошла очередь Тербера и он взглянул на письмо, ему стало не по себе. В конверте лежал циркулярный приказ военного министерства: все сверхсрочники рядового и сержантского состава, достигшие определенного возраста и имеющие звание ниже мастер-сержанта, подлежат немедленному увольнению в том случае, если они не занимают административные должности и непосредственно участвуют в боевых действиях войск; списки увольняемых необходимо срочно представить в штабы полков, которые обеспечат эвакуацию этих лиц с Гавайских островов; одновременно роты должны подать заявки на замещение вакантных мест. Иначе говоря. Пит Карелсен вылетал из армии.

Как завершающий удар к циркуляру была подколота выписка из размноженного на ротаторе приказа по полку со списком тридцати пяти человек, попадающих под увольнение, причем две фамилии —

штаб-сержант Питер Дж.Карелсен, 7-я рота

рядовой Айк Галович, 7-я рота —

были подчеркнуты красным карандашом.

– Черт возьми, – возмутился Крибидж. – Если у меня заберут Карелсена, от взвода ничего не останется.

– Да, без него там все затрещит по швам, – подтвердил Колпеппер.

О рядовом Айке Галовиче ни тот, ни другой не обмолвились ни словом.

– Загляну-ка я на шестнадцатую позицию, – неожиданно заявил Колпеппер. – Тогда не надо будет проверять их вечером.

– А я, пожалуй, поеду к себе на Макапуу, – сказал Крибидж. – Писем мне все равно нет, чего я здесь буду торчать?

– Хорошо им: погоревали и забыли, – заметил Росс, когда Колпеппер и Крибидж ушли. – Как вы думаете, может, мне подать в штаб рапорт?

– Рапорт ничего не изменит, – сказал Тербер.

– Да, наверно, – безрадостно согласился Росс. – Какого дьявола, сержант! – вдруг взорвался он. – Что же это они со мной делают! Карелсена мне потерять нельзя! Ни в коем случае!

Об Айке Галовиче лейтенант Росс тоже не обмолвился ни словом. С тех пор как он разжаловал Айка в солдаты, он всячески старался куда-нибудь его перевести. Тербер также прилагал к этому некоторые усилия. Но безуспешно. Айка не хотела брать ни одна часть в гарнизоне. Ни за какие коврижки.

– Ублюдки чертовы! – бушевал Росс. – Отсиживают задницы в Вашингтоне, считают на арифмометрах и сочиняют свои дурацкие приказы! Что они там знают о реальном положении дел? Им начхать на то, как их приказ ударит по моей роте. Отвечать-то потом не им, а мне. Сержант, что вы молчите? Ну! Шевелите же мозгами! Думайте!

Тербер в это время и так думал. Он думал о квартале отставников на Кахала-авеню у подножья Дайамонд-Хед. В этот квартал переселился Крокодил Картрайт, когда его уволили из седьмой роты, чтобы освободить место для Тербера. Внезапно все в Тербере восстало, его захлестнул панический, несоразмерный с обстоятельствами страх за Пита. При этом он отнюдь не строил иллюзий, что Пит, мол, будет вспоминать седьмую роту с любовью и благодарностью, когда сентиментальные минуты расставания останутся позади.

– Пит в нашей роте шесть лет. Вы могли бы на этом сыграть, – посоветовал он.

– Да, конечно, – кивнул Росс. – Бедняга. Как бы это его не доконало. Старый ведь уже человек.

Дочитав приказ, Розенбери молча положил письмо на стол.

– Розенбери! – раздраженно крикнул Росс. – Что-то ты паршиво выглядишь. Совсем дохлый. Давно на воздухе не был, наверно. Иди-ка погуляй.

– Есть, сэр, – спокойно сказал Розенбери.

– Он мне на нервы действует, – пожаловался Росс, когда Роэенбери вышел. – До того спокойный, что хоть вешайся… Ну, что будем делать?

Как говорит пословица, старого солдата смерть не берет. Да, старые солдаты не умирают, они переселяются в коттеджи на Кахала-авеню у подножья Дайамонд-Хед. И покупают себе спиннинги и удочки. Чтобы ходить на рыбалку. И оставляют себе свои старые армейские винтовки. Чтобы изредка охотиться. По крайней мере те из них, у кого есть деньги, – например, Крокодил Картрайт. Но Пит в отличие от Крокодила не нажил денег на покере, вернее, не сберег эти картежные деньги. Крокодилу их сберегла жена. А у Пита нет жены. И у Пита не хватит денег даже нанять пожилую экономку, чтобы не спать одному; а чтоб жениться на молоденькой, об этом и мечтать нечего. И в Тербере снова все взбунтовалось, его снова охватил внезапный страх за Пита. Неженатый, навсегда бездетный после сифилиса, не наживший на покере ни гроша. Ни жены, ни детей, ни «кадиллака». И никаких надежд на перемены. Просто одинокий старый солдат-отставник. Сам не зная почему, Тербер чувствовал, что обязан спасти Пита от такой судьбы.

– Вы должны взять Пита, поехать с ним в Скофилд и поговорить с подполковником Делбертом лично, – сказал он Россу.

Росс сидел, напряженно подавшись вперед, но сейчас резко выпрямился и даже слегка отодвинулся от стола.

– Ну, знаете, в этом я не уверен. Зачем же так сразу?

– Вы же сказали, что не хотите его терять.

В Штатах его на первое время определят в какой-нибудь центр подготовки призывников. Будет учить юнцов обращаться с пулеметами. Год-два, а может быть, даже до конца войны. Хорошая, непыльная работенка, в самый раз пожилому человеку. Старого служаку вроде Пита ребята будут охотно угощать пивом – дуй на дармовщинку сколько влезет. Сможет напиваться каждый вечер. И сознавать, что тоже работает на победу.

– А если вам самому съездить? – наконец сказал Росс. – Подполковник вас знает, вы здесь дольше, чем я.

– Нет, лейтенант, не пойдет. Командир роты – вы.

– Правильно, я, – без особого восторга признал Росс. – Но вы же понимаете. Конечно, я хочу сделать как лучше. Только где гарантия, что из этого что-то выйдет?

– Это наш единственный шанс.

– Думаете, получится?

– Должно.

– А если сорвется?.. К ногтю прижмут не вас, а меня.

– Не понимаю, что для вас важнее, – сказал Тербер. – Интересы роты? Или выбить себе капитанские погоны?

– Ха! Вам легко говорить. Сами-то через месяц будете уже в Штатах. А, ладно, черт с ним! – запальчиво сказал Росс. – Ну вас к дьяволу, сержант! Вечно вам подвиги подавай!

От гнева на коварство судьбы смуглое лицо Росса потемнело еще больше. Он прошел к двери и заорал:

– Розенбери! Ты чем это занимаешься? Почему не на месте? Найди сержанта Карелсена, скажи, что я его вызываю. И чтобы одна нога здесь, другая – там!

– Он на Макапуу, сэр, – невозмутимо сказал Розенбери, спокойно ждавший неподалеку от фургона, когда его позовут обратно.

– Тогда бери джип и поезжай за ним, черт возьми! – крикнул Росс. – Думаешь, я сам не знаю, где он? Что это с тобой сегодня?

– Есть, сэр, – спокойно отозвался удаляющийся голос Розенбери.

– Я от этого Розенбери скоро на стенку полезу, – вернувшись, сказал Росс. Опустился на стул и почесал в затылке. – Пожалуй, я сам сяду за руль. Рассела с собой не возьму. Лучше, чтобы мы с Карелсеном остались наедине. По дороге постараюсь объяснить ему все помягче. Так будет лучше, вам не кажется?

– Да.

Росс вынул блокнот и стал набрасывать план разговора с подполковником. Написав несколько строчек, громко ругнулся и принялся все зачеркивать.

– Эти мне ваши гениальные идеи! – сердито буркнул он. – Толкаете меня бог знает на что, а я соглашаюсь. Спрашивается почему?

– Потому что хотите как лучше, – сказал Тербер.

Росс хмыкнул.

– Иногда я перестаю понимать, кто командует ротой – я или вы?

Когда Розенбери привез Пита, Росс все еще сосредоточенно строчил что-то в блокноте, потом так же сосредоточенно все зачеркивал, а в паузах нервно грыз карандаш.

– Пошли, сержант, – мрачно сказал Росс и отложил блокнот. – Нам с вами надо съездить в Скофилд, дело одно есть.

– Так точно, сэр, – по-уставному лаконично ответил Пит и взял под козырек. Старый стреляный воробей, он сразу понял, что дело пахнет керосином. И впервые за долгое время был даже при зубах, хотя со дня нападения на Перл-Харбор Задевал их, только когда ел.

Они молча уехали, оба в полном боевом снаряжении – противогаз, патронные ленты, каска и карабин; Росс был мрачен и угрюм, Пит держался подчеркнуто официально. Тербер, настроившись на ожидание, снова сел работать. Он все еще дожидался их возвращения, когда позвонили насчет Пруита.

Потом они с Расселом приехали с опознания, но на стоянке второго джипа не было. Это означало, что Росс и Пит до сих пор не вернулись.

Рассел довез его до КП и скорее погнал джип на стоянку, ему не терпелось разнести новость по роте. В завешенном светомаскировочными шторами фургончике у коммутатора сидел в облаке табачного дыма Розенбери и невозмутимо решал очередной кроссворд.

– Кто-нибудь звонил?

– Нет, сэр, никто.

– Прекрасно… Слушай ты, сучий потрох! Чтоб больше не смел говорить мне «сэр», – зловеще прошипел Тербер. – Я тебе никакой не офицер! Я всего лишь вонючий первый сержант! Я – старшина, понял?

– Так точно, сэр. – Розенбери вытаращил глаза. – То есть я хотел сказать, я понял, старшой. Извините.

– Если ты еще раз скажешь мне «сэр», я вот этими руками кишки из тебя выпущу и ты их у меня жрать будешь, – пообещал Тербер тихим подрагивающим голосом. Было полное впечатление, что он и вправду жаждет выполнить свою угрозу.

– Ладно, старшой, – примирительно сказал Розенбери. – Извините. Я же не нарочно. У меня просто привычка такая. Старшой, а это действительно был Пруит?

– Да, он. Шлепнули насмерть. Во рву лежит. Грудь разнесло в клочья. Его из «томпсона» пришили. А теперь вали отсюда к чертовой матери! Хочу побыть один, понял?

Когда Розенбери ушел, он выложил вещи Пруита на стол. Все, что осталось от целой человеческой жизни. Не густо.

Достал из кармана ту дешевенькую записную книжку, из другого кармана вынул сложенный листок бумаги и добавил их к кучке остальных мелочей.

Потом опять взял листок в руки, развернул его и разгладил на столе. «СОЛДАТСКАЯ СУДЬБА» – прочел он выведенное печатными буквами название и прочел все девять куплетов, написанных убористым почерком. Потом снова взглянул на листок, снова разгладил его на столе и снова прочел все с самого начала.

Прошел еще час, и было почти одиннадцать, когда они наконец вернулись из Скофилда. Услышав фырчание джипа, Тербер аккуратно сложил листок – на сгибах бумага уже обтрепалась – и запер его вместе с записной книжкой в свой маленький личный сейф из дюралюминия.

По их лицам он понял, что Делберта уломать не удалось.

– Так. – Росс со злостью швырнул каску на голую раскладушку в углу. Оттуда поднялось облачко пыли. – Только одно могу сказать: это все вы, с вашей дурацкой жаждой подвигов! – угрюмо бросил он и осторожно прислонил карабин к столу. Потом сел и грязной рукой потер пыльное лицо. – Почти ночь, а движение такое, что не проедешь. Из Скофилда четыре часа добирались, не меньше.

Пит Карелсен, не снимая с плеча карабин, сделал шаг вперед, вытянулся во фронт и, замерев на месте, как толстозадая кукла-неваляшка, широким уверенным движением бывалого солдата лихо отдал честь.

– Сэр, сержант Карелсен благодарит командира роты за все, что он сделал.

– Ничего я не сделал, – отмахнулся Росс. – Большой Белый Отец занес меня в черный список – вот все, чего я добился.

– Сэр, командир роты старался. Это главное.

– Нет, не главное! – взбешенно выкрикнул Росс. – Главное в этом мире, – он взял себя в руки и говорил спокойнее, – главное в этом мире результат. А у меня результат – ноль. Вся моя затея позорно провалилась.

– Сэр, командир роты старался сделать все, что мог, – сказал Пит.

– Сержант Карелсен, ради бога! – поморщился Росс. – Перестаньте обращаться ко мне в третьем лице, а то можно подумать, что меня здесь нет. Вольно! Отдохните. Расслабьтесь. Мне эти церемонии ни к чему.

Пит отставил левую ногу на уставные двенадцать дюймов и сцепил руки за спиной.

– Сэр, я хочу, чтобы командир роты знал, что я очень благодарен за все, что он сделал, – без всякого выражения проговорил он с каменным лицом солдата, застывшего по стойке «смирно». – Я этого никогда не забуду, сэр.

Росс молча посмотрел на него. Потом снова потер лицо.

– Вы, кстати, можете эту пару дней ночевать здесь, Карелсен. Пока вас не вызовут в Скофилд. Хоть поживете немного в приличных условиях. Скажите сержанту Малло, что я велел выдать вам раскладушку. Поставите ее в штабной палатке. Пусть взвод оружия привыкает обходиться без вас.

– Так точно, сэр, – ответил Пит. – Спасибо, сэр. Слегка наклонив корпус вперед, он медленно и даже с известным шиком перешел в стойку «смирно» и все тем же неторопливым широким движением снова отдал честь. Это было очень красиво.

– Сэр, если командир роты разрешает сержанту уйти, сержант хотел бы считать себя свободным.

– Валяйте, – сказал Росс.

Пит медленно, четко выполнил поворот кругом и двинулся к двери идеальным строевым шагом.

– Что это у вас тут? – Росс показал пальцем на стол.

– Пит, подожди минутку, – окликнул Тербер Карелсена. – Я думаю, тебе тоже захочется послушать. – Он аккуратно разложил вещи и рассказал про Пруита.

– Так-так, – сказал Росс. – Замечательно. Просто потрясающе. Для полного счастья нам только этого не хватало.

– Милт, а когда же это случилось? – спросил от двери Пит. Впервые за все это время его голос прозвучал естественно, по-человечески, в нем даже слышалась тоскливая нотка. И от этого в душе Тербера закипел глухой гнев.

– Около восьми, – бесстрастно ответил он.

Он пересказал им то что слышал от сержанта патруля ВП. Потом, чтобы Россу было понятнее, вкратце рассказал всю предысторию, начиная с того, как Пруит ушел из горнистов.

Кое о чем он умолчал. Например, о покойном штаб-сержанте Толстомордом Джадсоне. И ни словом не обмолвился о том, как с легкой руки Лысого Доума должен был целую неделю прикрывать Пруита в утренних сводках. Про Лорен из «Нью-Конгресса» он тоже не рассказал.

– Что ж, – сказал Росс, дослушав Тербера. – Парень, видно, был не промах. Это же надо умудриться – нарушил чуть ли не все статьи дисциплинарного устава! Чуть не подвел роту под монастырь, а я даже не припомню, как он выглядел.

– Сэр, если командир роты разрешит, я пойду, – сказал от двери Пит. – В данном вопросе я ничем не могу быть полезен ни командиру роты, ни старшине.

– Конечно, сержант, идите, – кивнул Росс. – Ложитесь спать. Нам с вами обоим не мешает выспаться.

– Так точно, сэр. Спасибо, сэр. – Пит снова медленно и четко перешел в стойку «смирно», еще раз великолепным жестом отдал честь и классически проделал поворот кругом. – Милт, – свистящим шепотом позвал он Тербера, выйдя за висевшую перед дверью маскировочную штору. – Я в Скофилде добыл пару бутылок. Экстра-класс. Приходи потом в палатку.

– Что это с ним? – спросил Росс, когда Пит ушел. – Зачем он со мной так официально? Я ведь действительно сделал для него все, что мог.

– Вы его не понимаете, – сказал Тербер.

– Да, совершенно не понимаю.

– Он хочет подчеркнуть, что он – солдат. Старается доказать, что все равно остался солдатом. Вы тут ни при чем, лейтенант.

– Мне иногда кажется, я никогда не пойму, что вы за люди, – сказал Росс. – И что такое армия – тоже.

– А вы не торопитесь, – посоветовал Тербер. – Не вей сразу. У вас впереди еще много времени.

Усевшись на стуле поглубже, он обрисовал Россу ситуацию с подполковником Хоббсом из управления ВП и объяснил, что все с ним уладил. Россу теперь надо только поменьше открывать рот и побольше кивать.

– Мне казалось, у Пруита нет родственников, – удивился Росс.

– А их у него и нет. Но так для всех будет проще. И более того, – Тербер многозначительно посмотрел на Росса, – в списках роты не будет фигурировать убитый дезертир.

– Понимаю, – сказал Росс. – Можете на меня положиться. – Он снова потер лицо. – М-да, хорошенький рапорт получит от меня Делберт. И еще после сегодняшнего разговора. Знаете, возможно, даже к лучшему, что мы избавились от этого Пруита.

– Возможно.

– Вы, наверно, думаете, я бесчувственный сухарь?

– Нет.

– Я отвечаю прежде всего за роту в целом. А не за отдельных людей. И если кто-то один своим поведением ставит под угрозу интересы всей роты, он тем самым опасен и для меня. И я повторяю: я думаю, это даже к лучшему, что мы наконец от него избавились.

– Передо мной вы можете не оправдываться, – сказал Тербер.

– Я должен оправдаться перед собой, – заявил Росс.

– Дело ваше. Но я тут при чем? Если вам так нужно выпустить пар, отмолотите лучше боксерскую грушу.

– Вы, вероятно, считали, что этот Пруит незаурядная личность, да, сержант?

– Нет. Но я считал, что он хороший солдат.

– Судя по вашим рассказам, тот самый случай, – язвительно заметил Росс.

– По-моему, он был ненормальный. Он любил армию. Любить армию могут только ненормальные. Из таких психов, как он, выходят отличные парашютисты-десантники и «коммандос». Будь он повыше ростом, ему бы там было самое место. Он любил армию так, как немногие мужчины любят своих жен. Любить армию до такой степени могут только ненормальные.

– Это правильно, – согласился Росс.

– Во время войны страна дорожит каждым хорошим солдатом. Чем их больше, тем лучше.

– Одним солдатом больше, одним меньше – роли не играет, – устало сказал Росс.

– Вы так думаете?

– В любой войне все решает индустриальная мощь.

– Вот я и говорю, что любить армию может только ненормальный.

– Да, наверное… Ладно. Вы-то скоро уедете, и у вас все останется позади. По крайней мере все это. – Размазывая пыль по грязным щекам, Росс опять потер рукой лицо, потом встал, надел каску и взял свой карабин. – Я пока не ложусь. Мне еще надо съездить на Макапуу, посмотреть, как там дела. Без Карелсена Крибиджу придется туго. Первое время они там попыхтят. Короче, в случае чего, я на Макапуу.

– Будете идти мимо, пришлите сюда Эндерсона или Кларка, пусть сменят меня у коммутатора.

– Кого назначить в первую смену?

– Все равно. Они между собой сами решат. Но Розенбери я хочу поставить последним, он здесь дежурил, пока меня не было.

– Хорошо. – Росс ушел.

Через несколько минут в фургон поднялся ротный горнист Эндерсон. Заспанный и взъерошенный, он вошел в дверь с мрачным видом человека, поставившего на красную масть, когда выпала черная.

– Что, проиграл? – спросил Тербер.

– Надо было заставить его снять колоду, – буркнул Энди. – С Пятницей у меня каждый раз так.

– Сейчас двенадцать. Осталось всего восемь часов. Три часа отдежуришь сам, потом на три часа посадишь Пятницу, а Розенбери – на последние два. Он и так тут весь вечер сидел, пока вы дрыхли. – Тербер встал и взял из угла свою винтовку.

– Понял, старшой. – Энди явно был не в восторге, но куда денешься: пререкаться с Цербером так же бессмысленно, как спорить с папой римским. Особенно когда у Цербера такое настроение. – Старшой…

– Что?

– Это правда насчет Пруита?

– Правда.

– Ну и дела! Сурово. – Энди достал из кармана комикс и уселся перед коммутатором. – Вот уж сурово.

– Да, верно.

Киавы дохнули на него сверху свежим морским воздухом, поздно взошедшая луна еще только поднималась над горами за мысом Коко, и в серебряном свете вся роща казалась одной темной пещерой. С того места, где он стоял, пятнистый мрак рощи круто спускался к ярко освещенному луной плоскому пятачку автостоянки на вершине скалы, откуда они с Карен в тот раз смотрели, как резвились выехавшие на пикник студенты.

Все это было теперь так далеко… Винтовка тяжело оттягивала плечо, и он выбрал наугад одну из проложенных в песке тропинок – с тех пор как рота обосновалась на побережье, тропинки день ото дня становились утоптаннее, глаже и постепенно расползались паутиной по всей роще, петляя между недавно натянутыми палатками, фургоном КП и двумя уборными, стоявшими здесь и раньше. Чистый воздух приятно наполнял легкие и холодил лоб.

Он шагал сквозь рябь лунного света и чувствовал, как внутри у него зреет тяжелая, страшная злоба. Перейдя на другую тропинку, он двинулся к россыпи палаток.

В штабной палатке было темно: Пятница и Розенбери спали. Он снова поменял тропинку и пошел в сторону асфальтированной дороги, за которой чернела палатка вещевого склада.

Там, завесив фонарь одеялом, Пит и Мейлон Старк коротали время за бутылкой, которую Пит привез из Скофилда. В глубине палатки на импровизированном столе – деревянные козлы, сверху положены доски – стоял портативный радиоприемник, и из него неслась танцевальная музыка.

– Да-а, не та теперь рота, и не сравнить, – пьяным голосом мрачно бубнил Старк.

– Заходи, Милт, – гостеприимно сказал Пит и подвинулся на раскладушке. – Мы тут как раз говорим, до чего быстро рота обновилась. Только за последние пару месяцев.

Тербер заметил, что в распечатанной бутылке оставалось еще больше половины. Должно быть, Старк накачался в одиночку раньше и сюда пришел уже тепленький.

– Ерунда! – фыркнул он. – Не быстрее, чем обычно. – Он снял с плеча винтовку, сел рядом с Питом и взял протянутый ему колпачок от фляги, до половины наполненный виски. Залпом выпил и вернул колпачок, чтобы налили еще. – А где Рассел? Я думал, он травит вам про сегодняшнее.

– Он уже ушел, – угрюмо сказал Старк.

– Он сейчас на кухне, – объяснил Пит. – Поварам рассказывает.

– А когда больше некому будет рассказывать? Тогда что он будет делать? – поинтересовался Старк.

– Наверно, запьет, – сказал Пит.

Музыка у них за спиной смолкла, и из приемника раздался голос диктора:

– «Не ищите сигареты „Лаки Страйк“ в зеленых пачках. Да, „Лаки Страйк“ оделись в „хаки“ и ушли воевать».

– Чтобы за два месяца от роты ничего не осталось, я такого еще не видел. – В голосе Старка была скорбь.

– Эй, что за сопли? – презрительно бросил Тербер. – Я думал, посидим как люди. Что вы будто на поминках?

– А это, может, и есть поминки, – с вызовом сказал Старк.

– Тогда надо повеселее. Поминать – так уж весело. Что это за дерьмо по радио? Давайте покрутим, поймаем симпатичную музычку. Джаз какой-нибудь или что-нибудь еще.

– Не трогай, – попросил Пит. – Это «Ваши любимые мелодии».

– Чего ты мелешь? Сегодня же понедельник.

– Между прочим, Пруит был моим другом, – запальчиво сказал Старк.

– А это повтор. Специально транслируют из Штатов для военнослужащих, – объяснил Пит.

– Иди ты? – с издевкой усмехнулся Тербер. – Специальная трансляция? Для военнослужащих? Эк они теперь с нами носятся! Глядишь, скоро начнут нам задницу подтирать.

– Может быть, ты с ним и не дружил, а я вот очень даже дружил, – сказал Старк.

– Да уж я-то, конечно, с ним не дружил. Он мне только нервы мотал, и больше ничего.

– Знаешь, ты кто? Сволочь толстокожая, вот кто! – задирался Старк.

– Милт, не надо так, – сказал Пит. – О покойниках плохо не говорят. Тем более вместе служили. Нехорошо. Даже если он дезертировал – все равно. И даже в шутку не надо.

– В шутку? – переспросил Тербер. – Какие, к черту, шутки!

– Не укладывается это у меня, – вздохнул Старк. И начал перечислять: – Лива – перевелся снабженцем в двенадцатую. Блум – застрелился. Маджио – уволили по восьмой статье. Хомс с О'Хэйером – ушли в штаб бригады. И понаехали все эти олухи резервисты. А теперь еще Пруит.

Тербер саркастически хмыкнул:

– Глупости. Иногда за один месяц из роты даже больше выбывает. Краткосрочники, например, всегда целыми пачками домой отваливают.

– По-твоему, что домой, что в могилу – никакой разницы? – спросил Старк.

– Те, кого ты называл, пока не все покойники.

– Тебя бы убили, я бы посмотрел, как тебе это понравится, – сказал Старк.

– На численности роты это все равно не отражается… Пит, налей-ка нам еще.

– Теперь вот и Пит скоро уедет, – мрачно гнул свое Старк.

– А что же ты про Старого Айка забыл? – Тербер ухмыльнулся.

– Я так даже доволен, – сказал Пит. – Шесть лет в одной роте – это слишком.

– Вполне тебя понимаю, – кивнул Старк.

– Думаете, мне очень нравится ползать по этим вашим скалам на Макапуу? – продолжал Пит. – Что я вам, ящерица?

– …потому что рота теперь уже не та, – бормотал Старк.

– Вы, мужики, как дети. – Тербер фыркнул. – Покажите мне хоть одну роту, где бы ничего не менялось. Чего вы хотите? Чтобы все одновременно состарились, в один и тот же день ушли в отставку, а потом жили где-нибудь все вместе?

Музыка снова оборвалась, и опять раздался голос диктора:

– «Не ищите на прилавках „Лаки Страйк“ в знакомых зеленых пачках. Ваши верные друзья оделись в „хаки“.

– Помяните мое слово, – пророчески вещал Пит. – Кончились на Гавайях золотые денечки. Вот начнут давать увольнительные, сами увидите. Очереди будут такие, что ни к бару, ни к борделю за квартал не подойдешь. Девочки будут работать как на конвейере.

– Я бы и сам из этой роты слинял, – бормотал Старк. – Только мне некуда…

– А старичок Пит будет в это время вкушать сладкие плоды благоденствия, – продолжал Пит. – Дома. В Штатах…

– …Да и было бы куда, все равно никто бы меня сейчас не перевел…

– …Нальет он себе стакашку и вас, голубчиков, вспомнит. Вспомнит, как вы тут на скалах корячитесь…

– …Даже если переведут, всюду одно и то же. Куда ни плюнь – призывники. Куда ни плюнь – резервисты…

– Вы оба совсем из ума выжили, – язвительно перебил их Тербер. – Что эта рота, что любая другая – всюду одинаково. И не важно, война или мирное время. А в Штатах тоже сейчас будет не лучше, тоже начнут всех прижимать.

– Э, нет! – возразил Пит. – Насчет этого не надо.

– …Так что, если даже переведусь, никакого толку, – бубнил Старк.

– Э, нет! – снова сказал Пит. – Там женщин навалом. Они там косяками ходят. Только успевай.

Тэрнер пристально посмотрел на него.

– Заткнулись бы вы оба, – устало попросил он. – Ей-богу.

– Завидую я тебе. – Старк угрюмо глядел на Пита.

– Еще бы ты мне не завидовал! Меня поставят учить призывников. Работенка спокойная, непыльная. Как в конторе. Отработал свои восемь часов, а потом весь день свободен. На черта мне сдалась эта несчастная рота?

– Завидую я, – уныло повторил Старк. – Господи, до чего же я тебе завидую!

– Заткнись! – цыкнул на него Тербер.

– Бары!.. Коктейль-холлы!.. Хочешь – ведешь ее в шикарный отель!.. Роскошные рестораны!.. – Пит мечтательно закатил глаза. – Я знаю, что я говорю. В ту войну тоже так было.

– Вовремя ты уезжаешь, – не успокаивался Старк. – Хоть не увидишь, как наша рота совсем развалится.

– Старк, я кому сказал, заткнись! – приказал Тербер.

– А вы будете спать на скалах! – закричал Пит. – Будете жрать холодную кашу из котелков! Будете тянуть эту вашу колючую проволоку, пока у вас руки-ноги не отвалятся! – Он вскочил с раскладушки. – Будете жить на камнях! – орал он, швыряя в них фразу за фразой. – Ради глотка виски, ради трех минут с девкой будете в очередях давиться! Вашу роту артиллерия накроет первой! И вас же первыми погонят в тыл, на юг, когда мы будем занимать эти вшивые острова!