Текст книги "Холодное, холодное сердце"

Придется импровизировать, поскольку нет возможности применить заранее заготовленные инструменты. Ну ничего, фантазия подскажет ему, что делать. Она всегда подсказывала и открывала безграничные возможности.

Он сел верхом на ее обнаженное тело. Закинув назад голову и закрыв глаза, он представил себе последующий ритуал. Он принялся ласкать себя, усердно работая рукой. С наступлением преждевременной эрекции его чувственные стоны сменились раздраженным ворчанием. Девушка тихо застонала и, открыв глаза, посмотрела на него. Тут им овладела бешеная ярость. Он стал свирепо пинать ее ногами, колотить кулаками, следя, однако, чтобы она не потеряла сознания. Пока еще он не хотел этого.

Кэрол Джордан лежала перед ним совершенно беспомощная, ощущая сильную боль от ударов, но все еще ясно сознавая, что с ней происходит. Малик встал и подошел к прилавку. Когда он повернулся к ней, ее глаза округлились от ужаса, она издала долгий приглушенный вопль. Ухмыльнувшись, он опустился перед ней на колени, и в руке у него сверкнул нож.

– Ну что, ты готова, сучка?

Крики Кэрол Джордан не были слышны снаружи. Она сделала последнюю отчаянную попытку вырваться; ее тело извивалось и корчилось, когда Малик провел ножом по ее животу, вспарывая верхний слой кожи.

– Еще не готова? – спросил Малик певучим детским голосом. – Ну, готова или нет, я иду.

* * *

Шабаз Джонсон, пошатываясь, брел по причалу; он остерегался не только полицейских, но каждого, кто мог бы отнять у него только что раздобытые сокровища. У него было испитое лицо, покрытая расчесами кожа; воспаленные глаза в красных прожилках, белки с желтым отливом. Одежда грязная и драная, походка неустойчивая и неровная. Все это создавало бы комичное впечатление, если бы не было очевидно, что Шабаз серьезно озабочен. А озабочен он был тем, где ему спрятать раздобытый им «крэк». На этот раз ему крупно повезло, и он искал место, где мог бы спрятаться и закурить свою трубку. Где никто бы ему не помешал. А ему так хотелось затянуться. Ужасно хотелось.

Он медленно прошел перед киосками, пока не наткнулся на узкий проход. Кажется, нашел подходящее место, обрадовался он. Одна из боковых дверей была открыта, и он направился прямо к ней. Проскользнул внутрь и присел на корточки в темном углу, готовясь хотя бы временно облегчить свои страдания.

Порывшись в кармане, вытащил маленькую стеклянную пробирку с «крэком» и вдруг принюхался. Какой-то сильный запах щекотал ноздри. Запах знакомый. Но что это? Под ногами он ощутил что-то жидкое, липкое. Обмакнув в жижу палец, поднес его к носу, снова принюхался. И тогда, наконец, узнал запах.

Шабаз Джонсон вскочил на ноги, попятился в сторону прилавка и почувствовал, что запах стал еще сильнее. Он задел обо что-то ногами и всмотрелся в тускло освещенное пространство под прилавком. Разглядев то, что лежало у него под ногами, он буквально вывалился из двери в узкий проход и выбежал на причал, едва не опрокинув пожилую пару, которая вышла на утреннюю прогулку.

Испуганная видом Шабаза, его нечленораздельными криками и дикими жестами, пожилая пара заковыляла прочь. Мелкими испуганными шажками они быстро вышли с причала на близлежащую улицу. Из-за угла, как раз перед ними, вывернул полицейский автомобиль, и они отчаянно замахали руками.

Глава 27

Было семь пятнадцать, когда Джули Хаузер свернула с Оушн-Паркуэй в Бруклине направо, на Сёрф-авеню. На первом же перекрестке она сбавила ход, вглядываясь в название улицы.

– Мы проехали Брайтон-Бич-авеню, она осталась на один квартал сзади, слева, – сказал Калли.

– Я знаю. Я хотела бы сперва остановиться.

С тех пор как они приехали в город, Калли заметил в ней какую-то трудноуловимую перемену. В ней появилось что-то новое, чего он прежде не замечал. Об этом говорил весь ее вид, но более всего – глаза, которые все время внимательно ко всему присматривались. Она смотрела на людей, проезжающих в автомобилях, стоящих на углу или собирающихся на спортивных площадках и в скверах, мимо которых они ехали. Потом он понял, в чем дело. Она наблюдала за всем, как это делал бы полицейский. Все под подозрением, пока богатый оперативный опыт не подскажет, исходит или нет от них какая-нибудь угроза, преступники они или их жертвы.

Они миновали стоявшие справа Брайтуотер Тауэрс, а за ними Трамп-Виллидж, и все это время глаза Хаузер продолжали рыскать по улице.

– Это где-то здесь, – сказала она. – Я думаю, на Западной восьмой улице. За Аквариумом.

– Где – здесь? – спросил Калли.

Хаузер сбавила скорость и прочитала указатель.

– Мы приехали.

Она свернула на Западную восьмую улицу и проехала полквартала, ища места для парковки перед Шестидесятым полицейским участком.

Калли увидел ряд стоящих под углом, передними колесами на тротуаре, сине-белых полицейских машин и вывеску над входом.

– Полицейский участок?

– Да, Шестидесятый.

– Какого черта нам делать в полицейском участке?

– У меня есть тут старый друг, Тони Гримальди. Я хотела бы с ним поздороваться. Поговорить кое о чем.

Она заглушила двигатель и хотела выйти, но Калли поймал ее за руку.

– Мы же договорились, что будем работать одни. Никаких полицейских.

– Мы можем показать ему фотографию Малика; лишний глаз не помешает.

– Ни в коем случае.

– О'кей. Я только спрошу его о том парне, которого ты разыскиваешь. О Силкине. Возможно, он знает, где тот ошивается.

– Я знаю Силкина, – сказал Калли. – И мне не нужна никакая помощь. И мне известно, откуда начать поиски.

– Хорошо. Но я все же не могу проехать мимо, не предупредив Тони, что я здесь, – сказала Хаузер. – Я скажу ему, что работаю над новым материалом, а это правда.

Калли неохотно вышел из машины и поднялся вслед за ней на крыльцо перед участком.

– Привет, Лей, – окликнула Хаузер дежурного офицера, что на местном сленге соответствовало его званию лейтенанта. – Тони Гримальди здесь?

– Кто спрашивает?

– Его старая напарница.

– Обратитесь в группу детективов. Вверх по лестнице и налево, – сказал лейтенант, всматриваясь в лицо Хаузер. – Мы знакомы?

– Нет. Но хотели бы познакомиться?

Лейтенант рассмеялся и вновь углубился в лежавшие перед ним бумаги.

Хаузер стала подниматься вверх по лестнице. Калли следовал за ней, заинтригованный открывшимися в ней новыми чертами. Теперь у нее был чисто нью-йоркский выговор. Свободное фамильярное обращение с дежурным офицером казалось естественным и непринужденным. Она вновь была уличным полицейским, вернувшимся в свою родную стихию; спокойная, уверенная в себе, энергичная. Почему же она все-таки ушла, с недоумением подумал он.

Они вошли в комнату, где помещалась группа детективов, и глаза Хаузер пробежали по столам, стоящим вдоль правой стены. Трое детективов сидели, ссутулившись, над старыми, видавшими виды пишущими машинками, двое других разговаривали по телефону. Тот, что сидел за столом поближе, поднял глаза. – Где Тони Гримальди?

Детектив ткнул пальцем на дверь в стене и продолжал печатать. Маленькая комната, похоже, служила для отдыха: здесь было несколько шатких столиков с кофейными чашками и журналами и стульев, на консоли стоял телевизор, а вдоль одной из стен – холодильник, кофеварка и автомат с закусками.

Хаузер остановилась в дверях и, улыбаясь, смотрела на Тони Гримальди. Он сидел за одним из столов, перед кружкой кофе, с пирожком в руке; другой рукой он стряхивал крошки с досье, которое читал. Он был без пиджака, в рубашке, с закатанными рукавами; с левой стороны, под мышкой, виднелась кобура с тупоносым револьвером, которым пользуются детективы. Он был коренаст и мускулист, с оливковым цветом лица, с коротко остриженными волосами впереди и по бокам, но длинными, до самого воротника, сзади. В его правом ухе сверкала серьга с крошечным брильянтиком. Словом, типичный, хорошо знающий свое дело нью-йоркский детектив.

– Все так же готов набить брюхо при любой возможности? У тебя уже горб спереди вырос! – сказала Хаузер с широкой улыбкой.

Гримальди поднял глаза, узнал ее, и его смуглое красивое лицо озарилось радостным светом.

– Джули! – воскликнул он, вскочил, обнял ее, затем отстранил на расстояние вытянутой руки. – Кого я вижу, да это же старушка О'Крюгер! Просто не верю своим глазам.

– А ты поверь, – сказала Хаузер, целуя его в щеку. На ней были потертые джинсы, черная, видавшая виды шелковая блузка и мешковатая серая твидовая куртка. Этот ее наряд дополняли поношенные кроссовки «Найк». Гримальди отступил назад и устремил на нее иронический взгляд.

– Отлично выглядишь. Не иначе как разграбила дом Мэри Поппинс.

Сразу же было заметно, что их соединяет искренняя, сердечная дружба, чувствовалось взаимное уважение и любовь. Калли невольно улыбнулся. Было заметно также, что их дружба связана с какой-то давней историей. Такие прочные, теплые отношения вырабатываются в опасных положениях, когда люди зависят друг от друга и могут полностью рассчитывать друг на друга. Он слегка позавидовал их дружбе, ему не хватало такой теплоты, и он знал, что обречен на одиночество. Потому что никогда никому не сможет доверять.

– Эй, Салливэн, – окликнул Гримальди детектива, сидевшего за столом прямо напротив двери. – Посмотри, кто пришел.

Тот поднял лицо, на котором отчетливо, как на географической карте, запечатлелось его ирландское происхождение.

– И кто же это? – спросил Салливэн, окидывая Джули беглым, но внимательным взглядом.

– Джули Хаузер. Мы работали вместе в отделе по борьбе с наркотиками. Я тебе рассказывал о ней.

– Да?

Да. Два года назад она ушла в отставку. И теперь вот стала шлюхой.

– Побойся Бога, Гримальди, – со смешком сказала Хаузер. – Я репортер, а не шлюха, – объяснила она Салливэну.

– Тут есть какая-нибудь разница? – шутливо спросил тот с серьезным видом.

Хаузер улыбнулась.

– Ваша взяла.

– Сколько лет не виделись? – спросил Гримальди. – Три, четыре года?

– Около трех.

– Ты еще не вышла замуж?

– Пока нет.

– Ну, тогда ясно, в чем дело. Ты ждешь, когда я сделаю тебе предложение. Ты ведь скучаешь обо мне?

– Ужасно. Каждую ночь вижу тебя во сне.

– Ничего удивительного. Такое уж на мне лежит проклятье. Я ничего не могу с этим поделать. Куда ни пойду, женщины глазеют на меня с нескрываемым восхищением.

– Ты все еще страдаешь манией величия, я вижу. Ну что ж, внеси в свой список и мое имя. Как ты поживаешь?

– Настолько хорошо, насколько может поживать белый гетеросексуальный мужчина, по уши занятый работой.

– Ах ты бедное, политически несознательное дитя. Насколько я понимаю, ты опять завалил экзамен на звание сержанта.

– В пятый раз. Между нами, конечно. Я думаю, это делается в рамках антиитальянской кампании.

– Ну и трепло же ты!

Гримальди рассмеялся и вновь стиснул ее в объятиях.

– Я правда скучаю по тебе, Хаузер. У нас были неплохие времена.

– Да, были.

– А что ты делаешь здесь? Просто проезжала мимо и зашла?

– Собираю материал для статьи.

– В последний раз я слышал, что ты работаешь в «Вашингтон пост». Пишешь только о Нью-Йорке?

– Мы пишем обо всем мире, Гримальди, – сказала Хаузер и показала на лежавший перед ним на столе экземпляр «Дейли ньюз». – Не то что эта паршивая газетенка, которую ты почитываешь.

– Это неплохая газета. Уйма картинок. А над чем ты работаешь сейчас? Может, поделишься?

– Занимаюсь ограблением грузовика с бумагой для печатания денег. Это ограбление произошло около шести недель назад.

Стоявший в стороне Калли метнул на нее предостерегающий взгляд. Гримальди перехватил этот взгляд и только тогда понял, что Калли пришел вместе с Хаузер.

– Я тоже этим занимался. Мы помогали секретной службе совершить налет на склад, где она была сложена. Мы захватили все, за исключением одной кипы. Из этой кипы можно изготовить тридцать миллионов «баков». Но самих фальшивомонетчиков мы так и не нашли. Но это проблема не наша, а ФБР. Ты знаешь что-нибудь новенькое об этом?

– Нет, только разнюхиваю.

Гримальди показал подбородком на Калли.

– Он с тобой?

– Ах, прости. Майк Калли – Тони Гримальди, – сказала Хаузер.

Мужчины обменялись рукопожатием. Гримальди внимательно смерил его взглядом.

– Вы на службе? – спросил Гримальди, приняв его за своего.

– Нет, – ответил Калли – Так просто слоняюсь.

– Да? – с явным недоверием переспросил Гримальди.

– Тебе нужна какая-нибудь информация об ограблении? – спросил он Хаузер.

– Может, позднее. Я заехала просто так. Хотела, чтобы ты знал, что я здесь.

– Хорошо было бы поужинать, выпить винца, прежде чем ты уедешь. Поболтать о том о сем. О старых днях. Мы так давно не виделись.

– Если будет время.

В дверях появился дородный детектив, лейтенант, одетый в хорошо сшитую костюмную тройку.

– Гримальди, – сказал он, – на брайтонской набережной нашли тело. Офицер, который его обнаружил, говорит, что оно сильно покалечено. Отправляйся туда. – С этими словами лейтенант вышел.

– Труба зовет, – сказал Гримальди, надевая пиджак. И, повернувшись к Хаузер, добавил: – Поехали с нами. Мой напарник сегодня в суде. Ты как раз работала над расследованием убийств. Поезжай со мной, как в доброе старое время... И вы тоже, – обратился он к Калли.

– Стало быть, ты не возражаешь? – спросила Хаузер.

– Нет, конечно. Женщины иногда бывают очень полезны.

– Затрахал ты меня!

– Если бы, если бы!

Гримальди направился к лестнице, а Хаузер повернулась к Калли.

– Я пробуду там недолго, затем мы займемся нашим делом. К тому же еще только семь тридцать. Все кругом закрыто. А преступление совершено как раз на Брайтон-Бич.

Калли хотел один отправиться на поиски Малика и встретиться с ней позднее, но почувствовал, как рискованно отпускать Хаузер одну с ее друзьями-полицейскими. Он посмотрел на часы и кивнул в знак согласия.

– Но мы должны уехать оттуда не позднее восьми тридцати.

– Хорошо, – сказала Хаузер, устремляясь вслед за Гримальди.

Группа предварительного осмотра и медицинский эксперт были уже на месте; нацепив свой значок на наружный карман пиджака, Гримальди нырнул под желтую ленту и поднял ее, пропуская Калли и Хаузер. Он не обратил внимания на посыпавшиеся градом вопросы теле– и газетных репортеров, уже собравшихся за лентой и удерживаемых шеренгой полицейских в мундирах.

– Они со мной, – сказал он одному из полицейских, который хотел остановить Калли и Хаузер. – Кто нашел тело?

– Какой-то полоумный, – сказал полицейский, указывая на Шабаза, который стоял рядом, давая показания другому полицейскому, и нетерпеливо переминался с ноги на ногу, в ожидании, когда можно будет принять наркотик.

– Где жертва?

Полицейский показал на проход между двумя киосками. Гримальди направился к открытой двери с правой стороны. Калли и Хаузер последовали за ним. Окно на фасаде киоска было широко распахнуто, чтобы группа предварительного осмотра могла работать при ярком утреннем свете.

Медицинский эксперт стоял на коленях перед зверски изувеченным телом Кэрол Джордан; вытащив из кармана хирургические перчатки, Гримальди присоединился к нему.

Калли и Хаузер стояли в стороне, прислонившись к стене, но могли видеть и слышать все происходящее.

Едва увидев тело, Калли скривился и отвернулся. Он заметил, что взгляд Хаузер стал суровым, но она сохранила спокойствие и выражение ее лица не изменилось. Ей случалось видывать и худшее. Она повернулась к нему, и он угадал ее мысли.

– Итак, что мы имеем? – спросил Гримальди у медицинского эксперта, который делал свое дело, сохраняя такой же невозмутимый вид, как и Хаузер.

– Резаные раны, – ответил медицинский эксперт, – Ты слышал об убийстве в Нью-Джерси вчера вечером?

– Да. Мы получили факс сегодня утром. ФБР считает, что это дело рук «Трупосоставителя». Похоже, в Вирджинии для него стало слишком жарко.

– А судя по этому убийству, сейчас он здесь, в Нью-Йорке.

– Он опять совершил убийство? В Нью-Джерси? – спросила Хаузер, подвигаясь ближе к телу. – Вчера вечером?

– В Мэнсфилде, – ответил Гримальди. – Молодая девушка лет двадцати или чуть старше.

– Была ли там записка? – спросила Хаузер.

– Да, – не раздумывая, подтвердил Гримальди и тут же спохватился, вспомнив, кем работает его прежняя напарница. – Забудь о том, что я сказал, Джули. Эфбээровцы ничего не сообщают прессе о записках.

– Посмотрите-ка, – сказал медицинский эксперт, извлекая пинцетом из вагинальной полости сложенный листок бумаги. Гримальди взял записку и стал осторожно ее разворачивать.

Хаузер заметила, что записка написана на квитанции. Толстая пачка квитанций лежала на прилавке. Тут же находилась и шариковая ручка.

– Уберите эти квитанции и ручку в пакет, – сказала она детективу из группы предварительного осмотра.

Детектив посмотрел на нее так, словно хотел сказать: «Кто ты, черт побери, такая?»

– Она свой человек, – заметил Гримальди.

– Извините, – произнесла Хаузер. – В свое время я тоже занималась этим делом.

Гримальди хотел было прочитать вслух содержание записки, но Хаузер опередила его.

– "Недолго пробудешь ты с нею", – проговорила Хаузер, глядя в упор на Калли. – А на записке, найденной в Нью-Джерси, вероятно, было написано: «Не зря говорили подруги ее».

Гримальди быстро повернулся к ней. Он заметил, как они с Калли обменялись взглядами, и теперь вопросительно смотрел на свою бывшую напарницу.

– Я чего-нибудь не понимаю?

– Один из моих источников информации сообщил мне содержание первых четырех записок, но я не опубликовала их. Это слова одной песни в стиле кантри. Убийца составляет короткие отрывки из этой песни.

– Ты занимаешься этим убийцей-маньяком?

Хаузер кивнула. Гримальди встал и кивком головы позвал ее наружу. Он отвел ее от полицейских и репортеров. Калли последовал за ними.

– Послушай, Джули, ты моя подруга, и я люблю тебя, – сказал Гримальди. – Но у меня такое чувство, будто ты чего-то недоговариваешь. Ты занимаешься серийными убийствами и появляешься как раз в то время, когда он убивает свою очередную жертву. История о подделке денег только прикрытие?

– Нет, это часть общей истории.

– Какова же остальная часть?

– Этого мы не можем сказать, – вмешался Калли, не без оснований опасаясь, как бы Хаузер не сболтнула чего-нибудь лишнего.

Голос Гримальди зазвучал октавой ниже, с грубой прямотой, а его палец уставился прямо в лицо Калли.

– Послушай, я тебя не знаю. Но вижу, что под кожаной курткой ты носишь пушку. Ведь у тебя нет лицензии на ношение оружия, верно?

– Есть, но не с собой, – извернулся Калли. – Я могу дать тебе номер телефона, позвони, там тебе все объяснят, но думаю, что тебе не стоит совать руку в банку со скорпионами.

– Может, да, а может, нет. Ты из федеральной полиции? Из секретной службы? Из ФБР?

– Я бы предпочел не говорить на эту тему.

– Но ты и так высказался достаточно ясно.

Гримальди повернулся к Хаузер.

– Может, ты скажешь мне, что происходит?

– Не могу. Не сейчас, во всяком случае.

– Джули, это ведь я, Тони.

– Я знаю. – Она посмотрела на Калли, который отвернулся и покачал головой. – Я должна поговорить с ним несколько минут, с глазу на глаз. О'кей, Тони?

– О'кей. Но только не пудри мне мозги. Если ты что-нибудь знаешь об этом психе, который зарезал девушку, выкладывай. Я буду внутри, – сказал Гримальди и пошел прочь.

– Мы должны рассказать ему, Калли, – сказала Хаузер. – И дать ему фото Малика.

– Нет. Во мне все кипит, как и в тебе, когда я вижу, что он вытворяет, но поймать его должен я. Обещаю тебе, что я его поймаю.

– А пока ты будешь его ловить, он убьет кого-нибудь еще? Когда мы договорились с тобой, что я буду молчать, само собой подразумевалось, что он прекратит убийства. В прошлом месяце он убивал по одной девушке каждую неделю, теперь он убивает каждый день. Этого не предусмотрел наш уговор.

Калли понимал, что стоит на зыбкой почве, но не хотел сдаваться.

– Этого не предусмотрел и мой уговор, но мы должны довести дело до конца. Я чувствую, мы вот-вот его поймаем.

– Боже мой, Калли. Ты не можешь допустить, чтобы убийства продолжались. Тони хорошо знает свой участок, у него тут есть осведомители, он знаком со всей этой братией из русской мафии, и у него куда больше шансов захватить Малика, чем у нас или ФБР.

– Послушай. По всей вероятности, Малик приехал сюда, чтобы получить причитающуюся ему долю поддельных денег. И если клише, как утверждает Грегус, находятся у него, это означает, что печатник получил их поздним вечером или сегодня рано утром. На то, чтобы отпечатать деньги, уйдет большая часть дня. Стало быть, Малик пробудет здесь по крайней мере еще несколько часов.

– А если он еще кого-нибудь убьет?

– Малик не подозревает, что мы здесь, но если по всему городу забегают полицейские, показывая всем его фотографию, сразу же узнает об этом. Как пить дать. Если мы призовем на помощь твоего друга, Малик уйдет в глубокое подполье. А получив деньги, бесследно испарится; ищи тогда ветра в поле.

– А если получит деньги, прежде чем мы его найдем, все равно испарится.

– Дай мне еще день, – сказал Калли. – Если я не найду его сегодня, то предупрежу Грегуса, что выхожу из игры, и присоединюсь к Гримальди.

– Ты же сказал, что если к концу дня деньги будут напечатаны, Малик скроется. О чем же мы договариваемся?

Хаузер стояла, глядя на берег. Как ни хотелось ей подготовить сенсационный материал, она больше не могла утаивать информацию, которая помогла бы поймать Малика. Она повернулась спиной к Калли. Ей казалось, что она нашла приемлемый компромисс.

– Договоримся так. Можешь согласиться, можешь – нет. Если не согласишься, я расскажу Тони все, что знаю. Ты дашь ему фотографию Малика с тем условием, что если он отыщет его, ты будешь принимать участие в его захвате. Если ты сам поймаешь его, никаких проблем не будет. Если это сделает Тони... ну что ж, я уверена, что твои друзья в Лэнгли сумеют прикрыть свои задницы. – Она умоляюще заглянула ему в глаза. – Ты должен рассказать ему, Калли, должен договориться с ним о сотрудничестве. Все остальные варианты неприемлемы.

Калли знал, что она права. Вид изувеченной девушки на Брайтон-Бич поставил его лицом к лицу с ужасающей реальностью. Все это уже нельзя было рассматривать как операцию, проводимую Управлением в целях предотвращения утечки важной информации. Он также знал, что Малик никогда не сдастся живым, а его смерть устроит все заинтересованные стороны.

– Но мы ничего не расскажем твоему другу об интересе, проявляемом к этому делу Управлением, а также о прошлом Малика. Идет?

– Идет. Но ты недооцениваешь его. Ты думаешь, он не вычислил, кого ты представляешь?

– Вычислить можно все что угодно. Но получить подтверждение своим предположениям – дело совсем другое.

– Хорошо. Можешь не рассказывать ему, что ты из ЦРУ. Придумай любую легенду, чтобы объяснить свой интерес. Все, что он должен знать, это кого ловить.

– Позови его сюда, – сказал Калли. – Я с ним поговорю.

Через минуту Хаузер вернулась вместе с Гримальди.

– Вы хотите мне что-то сообщить? – спросил он.

– Только сперва мы должны договориться. Я сообщу вам все, что могу, но работать будете вы сами. Не сотрудничая с ФБР.

– Никаких проблем. Я намерен разыскать преступника и не хочу, чтобы расследование превратилось в трехъярусный цирк и серию конференций на высоком уровне.

– И если вы найдете его, я должен присутствовать при захвате.

– Даю слово.

Калли вынул из задернутого «молнией» кармана куртки фотографию Малика, снятую во время его проверки, и вручил ее Гримальди.

– Вот тот преступник, которого вы разыскиваете.

– "Трупосоставитель"?

– Да, это он.

– Вы уверены?

– На все сто.

– И...

– И – что?

– Как его зовут? Какие есть о нем сведения? Что он здесь делает? Откуда вы знаете, где его искать? И все прочее.

– Я не знаю, какое имя он носит сейчас.

– Каково его настоящее имя?

– Вам нет необходимости это знать.

– Почему бы мне не решить самому, что мне надо знать?

– Так не пойдет.

– В самом деле?

– Послушайте, Гримальди. Я готов с вами сотрудничать в той мере, в какой могу, но не разыгрывайте со мной крутого парня и не пытайтесь выжать из меня то, чего я не могу сказать. Если я, в свою очередь, нажму на вас, вы станете рядовым регулировщиком, разъезжающим на мотороллере. Я и так уже рассказал вам больше, чем имею право, поэтому перестанем спорить, чья штука длиннее, и объявим перемирие.

Гримальди пошел на попятный.

– О'кей, но я должен знать, зачем он сюда приехал, только тогда я смогу начать поиски.

– Он был замешан в похищении бумаги для печатания денежных знаков. У нас есть основания полагать, что в его распоряжении есть клише для изготовления фальшивых банкнот. Если это так, он приехал лишь для того, чтобы получить отпечатанные деньги; после этого он сразу же улетучится. Поэтому у нас мало времени. Найдите место, где печатаются деньги, и он в наших руках.

– Сколько еще ваших людей действует в районе, который обслуживает мой полицейский участок?

– Ни одного.

– Вы знаете кого-нибудь из его знакомых здесь?

– Только одного, и мы с Хаузер проследим за ним.

Гримальди пристально посмотрел на фотографию.

– Давно она снята?

– Три года назад.

– Он продолжает носить очки, бороду, усы?

– Вчера вечером был без них.

– Вы видели его вчера вечером?

– Около семи часов. Он столкнул нашу машину с дороги в Вирджинии.

– Не хотите рассказать об этом подробнее?

– Нет, – ответил Калли.

– Я знал, что вы так скажете. Ну, ладно, но только, пожалуйста, ведите себя тихо. Если найдете его, позовите меня. У вас нет тут никаких юридических прав, и я не хочу никаких перестрелок из вестернов в самом центре Брайтон-Бич.

Гримальди повернулся к Хаузер.

– Будь осторожна, Джули. Эти русские – крепкие орешки; колумбийские картели и ямайские группировки, с которыми нам до сих пор приходилось иметь дело, по сравнению с ними просто ребятишки, поющие в хоре. Им помогают накачивать мышцы прежние советские олимпийские чемпионы-тяжелоатлеты, и они сейчас усиленно занимаются вывозом наркотиков, в том числе и героина из бывших советских республик. Парни они умные и крутые, и убить для них все равно что муху прихлопнуть. В этом году на мне висит восемнадцать нераскрытых убийств. Большинство из них были совершены днем, и никто ничего не видел. Мы пробовали расследовать эти убийства, но везде натыкались на закрытые двери. Никто из них не хочет, чтобы его записали в «стукачи», как они называют осведомителей. Ко всему прочему никто из полицейских не знает русского языка; я сам учился на курсах русского языка, но без особого успеха. Единственная фраза, которую мне необходимо было запомнить по-русски: «Я ничего не знаю», потому что этой фразой они отвечают на все вопросы.

Недавно я допрашивал одного из русских. Кое-кому из его друзей не понравилась его компания, и они вывернули ему ногу, как крендель. Я допрашивал его об одном человеке, которого мы подозревали в убийстве. Он засмеялся, показал на свою скрюченную ногу и сказал: «Вы что, поступите со мной хуже, чем они?» Большинство из них побывали в советских тюрьмах, наши тюрьмы для них как загородные пансионы. Они пережили КГБ и ГУЛАГ, не боятся ни нас, ни кого-нибудь другого и прибегают к насилию с большей легкостью, чем любой псих или наркоман, каких тебе или мне приходилось встречать. Почти все наши ребята их побаиваются этим людям ничего не стоит вырезать или перестрелять всю семью полицейского.

– Картина ясна, – сказала Хаузер.

– Даже не думайте справиться с ними сами, – сказал Гримальди, вручая ей свою визитную карточку. – На обороте – телефон моего радиопейджера. Сообщайте мне о каждом пустяке.

Гримальди посмотрел на Калли.

– Вы не хотите ничего добавить об этом парне?

– Хочу. Все, что вы сказали, относится и к нему в еще большей степени, чем к другим. Никакого сравнения с психами, с которыми вам приходится иметь дело. Он ни за что не дастся вам в руки, поэтому забудьте о всяких ваших правилах. Стреляйте первыми, и стреляйте на поражение, я гарантирую вам, что его не удастся захватить живым.

– Вы знаете этого парня?

– Лучше, чем хотелось бы.

– Тогда ответьте: он сотрудник ЦРУ или бывший сотрудник ЦРУ?

– Нет, он не сотрудник, – вмешалась Хаузер.

– Но вы-то сотрудник ЦРУ, верно? – настаивал Гримальди.

Калли ничего не ответил.

– О'кей, не хотите сказать, не надо. Обойдем это, как вы сказали, молчанием.

– Хорошо. Потому что я все равно ничего не отвечу.

– Никакой пальбы. Как только вы узнаете что-нибудь новое, позвоните мне. Договорились?

– Договорились, – ответил Калли, зная, что вряд ли им представится возможность выполнить эту просьбу. – Так же поступайте и вы.

Хаузер накарябала на листке номер своего радиотелефона и вручила его Гримальди.

– Телефон у меня в сумке. Я буду вместе с Калли.

Гримальди взял листок.

– Помни, Джули. Не играй ни в какие игры с этими людьми. – И с этими словами он повернулся и пошел обратно к киоску.

– Ты была хорошим полицейским? – спросил Калли у Хаузер, когда они покинули причал и возвратились к машине.

– Думаю, да.

– Почему же ты ушла?

– Это долгая история.

– Расскажи мне о ней.

– Как-нибудь в другой раз. – Ее тон не оставлял сомнения, что тема исчерпана.

– О'Крюгер? – сказал Калли.

– Что?

– Гримальди назвал тебя старушкой О'Крюгер.

Хаузер улыбнулась.

– Я полуирландка, полунемка.

– Плохое сочетание. Напился в стельку и с песней «Залив Гэлуэй» вторгся в Польшу.