Текст книги "Иона"

~~

Элли шла по пустому причалу, глядя на яхты и моторные баркасы, привязанные к буям на спокойной поверхности воды. Она уже позвонила в штаб-квартиру таможенной и налоговой службы в Лондоне и запросила сведения о сэре Энтони Слодене. Через час она снова позвонила и была обескуражена: сэр Энтони оказался уважаемой фигурой в Сити, председателем большой инвестиционной корпорации и директором пяти других компаний, занимающихся разнообразной деятельностью – от издательской до фармацевтики. Во вторую мировую войну он был полковником, дважды был награжден. После войны полезная, но не блестящая служба в Форин-оффисе в конце концов привела его в одну трастовую компанию, и, в конечном итоге, к председательству. Единственное пятно на его имени, если это можно назвать пятном – может быть, «странность» – более точное слово – заключалось в том, что титул рыцаря был получен по представлению бывшего премьер-министра, и публика восприняла это с подозрением из-за различных почестей, воздаваемых бизнесменам довольно сомнительной репутации. Однако в этом вряд ли можно было упрекнуть сэра Энтони.

В Великобритании у него было три поместья: одно в Шотландии – ни более ни менее как маленький замок, – Эшли-холл в Суффолке и домик с террасой в Вестминстере. Выходные сэр Энтони часто проводил на собственной вилле на Альгарве. В его жизни не было скандалов, разве что по поводу жены, ныне умершей, с которой он развелся семнадцать лет назад, и отца, застрелившегося из-за карточного долга, когда Энтони было всего семь лет. Теперь, в свои шестьдесят один, Слоден играл в теннис, сквош и гольф, редко употреблял крепкие напитки, не курил и регулярно устраивал различные пожертвования. Сэр Энтони Слоден занимал десять строчек в «Кто есть кто».

Так что, похоже, его приглашение было совершенно искренним. Последовательность событий заставила Элли и Келсо поверить, что оно имело особое, зловещее значение. Элли отвернулась от бухты и пошла в город. Но какой-то импульс дернул ее изменить направление и срезать угол через пустырь, чтобы еще раз взглянуть на дом Присов. Это семейство являлось ключом ко всему, в нем была изначальная причина расследования. Как эти люди стали жертвой галлюциногенного наркотика?

То, что Элли увидела, подойдя к огородам за домами, заставило ее остановиться, выпучив глаза. С приливом возбуждения она поняла, что может – только может – угадать ответ.

9

– Никто не догадался проверить их пищу. Элли смотрела на Келсо, ожидая его реакции.

Он покачал головой, словно опровергая ее версию, но это не охладило ее энтузиазма.

– Неужели не видишь: если бы кто-то из Присов умер и сделали вскрытие, я уверена, следы лизергиновой кислоты нашли бы в пищеварительном тракте.

– Но заражен был бы весь район, поскольку…

– Не обязательно. Слушай. Когда я сегодня шла через пустырь, старик – тот самый, мимо которого мы вчера прошли, – на своем огороде опускал лейку в канаву – или ручей, назови как хочешь. Я поговорила с ним, и он сказал, что огородники обычно используют эту воду для поливки.

– Но она течет с болот и должна быть соленая.

– Нет, не совсем так. Болота не все засоленные. Вот почему там такое сочетание живности, характерной для соленых и пресных болот. Морская вода проникает только в нижнюю часть. Да, там есть колонка, которой пользуются огородники, но она ближе к домам. Если огородники не хотят поливать грядки из шланга, удобнее брать воду из канавы.

– Но это не объясняет, почему больше никто не пострадал.

– Присам не повезло. Наверное, в воде, которую он зачерпнул, содержалась малая доза кислоты – может быть, еще не растворившийся кристалл. Признаю, вероятность – один шанс на миллион, но случались и более невероятные вещи.

– Ты считаешь, он полил кислотой свои овощи? – Судя по голосу, Келсо не верилось.

– Такова моя догадка. И это не так уж нелогично, правда? Если подумать.

Он уже подумал.

– Ты хочешь сказать…

Она улыбнулась, и это была та же жесткая, без теплоты улыбка:

– Да. Я предполагаю, что где-то тут фабрика по производству наркотиков.

– Но они не такие дураки, чтобы сбрасывать отходы в воду, тем более готовую кислоту.

– Конечно. Это была просто случайность, небрежность, за которую расплатились Прис, его жена и сын. Держу пари, мы узнаем, что в тот вечер они ели овощи со своего огорода.

– Это мы оставим выяснять местной полиции. – Келсо перешел из кухонной секции в жилую за своей сумкой. Порывшись в ней, он вернулся и развернул на столе подробную карту окрестностей: – Посмотрим, откуда течет этот ручей.

Элли придвинула табурет, и они вместе склонились над картой. Келсо пальцем проследил течение ручья, начиная от берега моря. Остановившись, он глубоко вздохнул:

– Там ничего нет.

– Минутку. Вот здесь впадает другой ручеек. – Она в нетерпении указала на приток, и Келсо быстро проследил его течение.

– Нет, не верится. – Он взглянул на Элли, и его глаза расширились.

– Что? – нетерпеливо спросила она.

– Видишь участок, где он протекает через лесистую местность? Эта часть – владения Слодена. Ручей течет мимо Эшли-холла.

Они молча уставились Друг на друга. Потом Элли засмеялась, а Келсо зажмурил глаза и в конце концов тоже рассмеялся.

– Думаешь, это возможно, Джим? – Элли вдруг прекратила смеяться, у нее возникли новые подозрения. – Я хочу сказать, сэр Энтони Слоден, герой войны, покровитель искусств, председатель… О, Боже! Сегодня я узнала еще кое-что: в его бизнес входит и фармацевтическая компания.

– Так что можно без особых проблем получить большое количество лактата кальция и других ингредиентов.

– О Боже, не могу поверить. Все слишком хорошо сходится.

– Нет, не совсем. Это все домыслы. Сам характер этого человека противоречит нашим подозрениям. Сэр Энтони – видная фигура в истеблишменте. У него свой птичий заповедник. Да он просто помешан на здоровье!

Их приподнятое настроение быстро пошло на убыль.

– Домыслы или нет, Джим, но они кое на кого указывают. – В тоне Элли слышалось упрямство. – Ведь так?

– Да, их стоит проверить. Пока не будем докладывать – не люблю выглядеть дураком, – но, думаю, нужно повнимательнее приглядеться к сэру Энтони. Давай завтра пройдемся вдоль ручья, посмотрим, где он протекает через его владения. Может быть, на что-нибудь и наткнемся.

– А сегодня ты не заметил ничего подозрительного?

– Ничего. Конечно, меня не приглашали пошнырять вокруг дома. И у меня сложилось впечатление, что я вроде как прошел допрос. Впрочем, может быть, я показался ему не тем типом, которому следует шнырять в его владениях – похоже, он счел меня радикалом.

– Ну, на копа ты не похож, это точно.

– Да уж.

– Ручаюсь, им это понравилось.

Келсо что-то пробурчал, и Элли не разобрала слов. Он начал рыться в карманах, ища сигареты.

– Ты слишком много куришь, – сказала она.

– Да, мамочка.

Он протянул пачку ей, но Элли покачала головой.

– Хочешь есть? – спросил Келсо.

Она кивнула:

– И пить. Мне сегодня не удалось толком пообедать. Надеюсь, тебе больше повезло.

– Гм, нет.

– Тогда дай мне привести себя в порядок, и я что-нибудь приготовлю.

– Зачем беспокоиться? Давай поедим в городе.

– Идет. И я плачу. У меня сегодня что-то вроде праздника, и вряд ли следует праздновать на средства полиции.

– Не будем отвлекаться, Элли. – Келсо принял серьезный тон. – Может быть, мы просто выдаем желаемое за действительное. У нас нет реальных улик.

– Знаю, знаю. Но согласись: с тех пор, как я здесь появилась, дела пошли живее, а?

Келсо рассмеялся:

– Да, должен признать. – Он помолчал, потом сказал: – По пути из Эшли-холла я звонил в штаб-квартиру.

– Да? – встрепенулась она.

– Элли, я снова пытался отключить тебя от расследования.

– О, господи, почему? – рассерженно спросила она. – Я некомпетентна, да? Я тебе мешаю? Какого черта, что ты им сказал?

– Неважно. Все равно они отказали. Повторили то же, что и раньше: ты хороший оперативный работник, и наши департаменты должны сотрудничать. И сказали, что мне пора повзрослеть.

– Повзрослеть?

– Я сказал, что неудобно делить фургончик с женщиной.

Она закатила глаза:

– И они сказали, что тебе пора повзрослеть?

– И извлечь из этого максимум.

Элли на мгновение вспыхнула.

– Ты доложил о нападении на меня?

– Нет.

– Но… – начала она.

Положив локти на стол, он подался вперед, тыча в нее сигаретой, словно этим мог снять все возражения:

– Если бы я сообщил об этом, они бы прислали сюда целую команду. И потихоньку все бы испортили. Ты знаешь, как они действуют, когда дело касается женщин – наших или ваших. Они выходят из себя, даже когда нападают на мужчин. Я не мог дать им шанса сорвать эту операцию. Понимаешь?

– Да, конечно. И я согласна. Так вот почему ты придумал эту глупость, что неудобно делить фургончик с женщиной?

– Я чувствовал себя идиотом.

– И не только чувствовал. Ну ладно, забудем об этом, хорошо? Я уже говорила, что ты от меня не отвяжешься, так что смирись с этим фактом. А теперь дай мне собраться, и я устрою тебе пир. Кстати, ты выглядишь не лучшим образом.

– Ты не сердишься?

Элли стояла, собираясь выйти из-за стола, и сверху посмотрела на него:

– Сержусь, но это неважно. – Она положила руки на стол. – Ты еще что-то задумал, Джим? Тебя еще что-то тревожит?

«Давай выкладывай», – подумала Элли. Ты не приносишь несчастья, это все людские выдумки.

Келсо вытащил сигарету, избегая смотреть девушке в глаза:

– Нет, ничего. Что еще?

– Хорошо.

Она отвернулась и задвинула дверь между кухонной и спальной секциями. Келсо пригладил свои густые черные волосы и прислушался к ее движениям. Лицо его было мрачно.

~~

Ресторан, на самом деле бывший частью гостиницы, располагался у тихой дороги, выходящей к шоссе на Лондон. Посетителей было мало, и атмосфера располагала к отдыху, была непринужденной – неяркое освещение, ненавязчивое обслуживание.

Элли посмотрела через стол на Келсо и улыбнулась его поглощенности огромным ромштексом на тарелке. Он сосредоточенно ел, хотя поедание мяса вряд ли требовало такого внимания и целеустремленности. Лампа на столе под красным абажуром излучала теплый свет, придавая лицу округлость и мягкость, обычно незаметные. С приглаженными волосами и единственным галстуком – Келсо признался, что когда он его покупал, узкие были в моде; потом, с появлением более широких, галстук устарел, а теперь снова вошел в моду, – он выглядел совсем не тем небритым взъерошенным типом, которого она встретила сначала. У него был нос с горбинкой, в меру твердый подбородок, почти прямые губы, но внимание Элли привлекли глаза. Они отличались глубочайшей синевой, почти черные в неярком освещении ресторана, и были одновременно мягкими и настороженными, когда прямо смотрели на нее. Темным ресницам позавидовала бы любая девушка, и только брови, острым углом изгибаясь над переносицей и опускаясь к скулам, придавали чертам жесткость, что было привлекательно, но немножко устрашающе. Потянувшись к бокалу с вином, Келсо поймал ее взгляд.

Подняв бокал, он улыбнулся, и Элли быстро взяла свой, чувствуя, что краснеет, как школьница, на этот раз от смущения, а не от злости.

– Как твой Строганов? – спокойно спросил Келсо.

– Отлично. А твой ромштекс?

– Хорошо. Я и не знал, что так проголодался.

– Мне казалось, тебе это чувство незнакомо.

Он пригубил вино, глядя на девушку через край бокала.

– Ты так и не объяснила мне, почему, – сказал он, ставя вино на стол.

Она вопросительно посмотрела на него.

– Почему не замужем, – сказал Келсо, снова принимаясь за свой ромштекс.

– Ох.

– Есть какая-то причина?

– Обычная. Все жду подходящего спутника. Наверное, я слишком наивна.

– Не думаю. Ты хорошо искала?

– И не пыталась. Наверное, я слишком люблю свою работу, она занимает все время. Джим, я хочу задать тебе вопрос и буду благодарна, если ты ответишь честно.

– Положить руку на Библию?

– Побудь серьезным хоть минуту.

Он оставил свой ромштекс и положил нож и вилку.

– Давай.

Поколебавшись, Элли сказала, будто нырнула:

– Когда мне рассказали о твоей работе, я кое-что разузнала самостоятельно. О тебе.

Он снова взял нож и вилку и принялся за мясо. Но это не остановило ее:

– Один друг из полиции сказал, что у тебя странная репутация.

– Давай оставим это, Элли.

– Не сердись. Я просто хочу выяснить, не потому ли ты хочешь отстранить меня от расследования. Или просто потому что я женщина и не соответствую твоим стандартам?

– Твой друг сказал, что я приношу несчастье? Иона – так меня называют.

– Он сказал, что несколько операций, в которых ты участвовал, плохо кончились.

– Лишь несколько? Да, пожалуй, лишь несколько, но этого достаточно, чтобы люди поверили в мою способность приносить несчастье. Почему, ты думаешь, меня направили сюда? Моя последняя операция – с нападением на бронированный фургон – провалилась. Один полисмен погиб, а он был всего лишь шофером.

– Но это могла быть не твоя вина.

– Моя. Я видел стрелявшего. И мог остановить его. Но мой револьвер дал осечку. И водитель погиб.

– Но как ты можешь винить себя…

– Знаю. Виноват не я, а револьвер. Но случались и другие вещи. Это просто один пример из цепи несчастий.

– Это глупо, Джим. Думаешь, это случится снова? Тебя это тревожит?

– Почему это должно прекратиться теперь? Оно преследует меня всю жизнь.

– Ты шутишь! Не можешь же ты верить…

– Элли, я знаю, что вокруг меня что-то происходит. Что-то необъяснимое, неподвластное логике. Я просто не хочу, чтобы это касалось других.

– За всю жизнь не слышала такой самоупоенной чепухи. – Элли ощущала злость, но ее голос звучал сдержанно. – Если тебе то и дело не везет, это еще не повод, чтобы упиваться жалостью к себе и воображать, что приносишь несчастье другим.

– Я не упиваюсь жалостью к себе!

– Выслушай меня! – Она поставила бокал на стол, и несколько голов повернулись в их сторону. – Выслушай меня, – повторила Элли тише, но с тем же чувством. – Нет никакого злого рока, никакого Ионы. Люди просто выдумали это, чтобы успокоить свой умишко, это помогает им разложить все беды и несчастья по маленьким аккуратным ящичкам. Это из той же области, что проклятия и чары, ведьмы и упыри. Это не имеет ничего общего с реальностью, Джим!

– Ты не поняла. Ты не знаешь, что случалось.

– Так расскажи. Может быть, пойму что-нибудь.

Он покачал головой:

– Не думаю, что тут можно что-то понять.

Ей вдруг захотелось прикоснуться к нему, прижать его к себе и сказать, что он боится самого себя, что разрушительная часть его сознания заставляет его верить в свое проклятье. Элли взяла его за руку и увидела в его глазах замешательство. На кратчайший момент – она могла ошибиться – ей почувствовалось пожатие, словно Келсо сжал ее руку, но тут же высвободился и снова взял нож и вилку.

– Ладно, – сказала Элли, постепенно подавив эмоции. – Забудем об этом. Не хочу вмешиваться в твои выдуманные переживания. Нам нужно работать вместе, так что будем продолжать. Никаких брошюр Фрейда с моей стороны, никаких чудачеств с твоей. Только дела, забудем все личное. Тебя устраивает?

– Элли, я…

– Устраивает?

– Хорошо. – Он снова придвинул к себе тарелку, а Элли взялась за свою, сама не понимая кипевшей внутри злости. Ей не хотелось думать о его отчуждении.

Остаток ужина прошел в угрюмом молчании, если не считать нескольких формальных любезностей, и когда подали кофе, Элли уже начала жалеть о своей настойчивости в расспросах. Она не собиралась его расстраивать, не собиралась расстраивать себя. Они хорошо работали вместе и могли добиться кое-каких результатов в этом деле. И в Келсо было что-то… Она прикусила губу. Ради Бога, Элли, прекрати! Закончив с кофе, она взяла счет, оставленный на его краю стола. Раньше она собиралась передать Келсо деньги под столом, но потом решила, что он ничуть не будет смущен, если она расплатится сама. Так и вышло, он не смутился, слишком занятый собственными невеселыми мыслями.

Они вышли из ресторана и поехали обратно в город, свет фар прорезал темноту, как лазеры твердую материю. Добравшись до пустынных улиц городка, Келсо свернул на главную улицу, прочь от стоянки трейлеров.

– Думаю, надо бы заглянуть в паб – может быть, сегодня Тревик там.

Элли ничего не сказала, все еще пытаясь разобраться в своих запутанных чувствах.

У стойки было тесно; когда Элли и Келсо вошли, к двери, как клубящийся туман, потянулся дым. Келсо исподтишка осмотрел лица и к своему разочарованию Тревика среди них не обнаружил. Это было странно, поскольку до последнего вечера молодой бородатый рыбак был завсегдатаем паба, Келсо видел его почти каждый день, заходя сюда. Не прогулял ли он снова и работу?

Элли высмотрела свободное место и быстро двинулась туда, а Келсо стал проталкиваться к стойке. Облокотившись, он помахал в воздухе фунтовой купюрой, чтобы привлечь внимание бармена, когда вдруг заметил в конце стойки знакомое лицо.

Это был Том Эдкок, шкипер «Рози». Он сидел, уставившись в свою пинту пива, словно там содержались все горести мира.

Элли не могла взять в толк, почему Келсо снова стал проталкиваться через толпу, направляясь к концу стойки. Он приблизился к грузному, недоброжелательного вида типу с седыми бакенбардами, сидевшему в одиночестве, положив локти на стойку, с мрачным выражением на лице.

– Вали отсюда и оставь меня в покое, – пробурчал мрачный тип и надолго припал к своему пиву.

– Я только хотел спросить, не заказать ли еще по кружке, – терпеливо проговорил Келсо.

– С чего это ты будешь мне ставить?

– Ни с чего. Просто мы болтали вчера, а сегодня у тебя такой вид, будто тебя надо взбодрить.

– Не надо. И уж во всяком случае не тебе.

– Отлично – по крайней мере, прямо.

К Келсо подошел бармен:

– Как обычно?

– Да, пожалуйста. И виски с содовой. – Он снова повернулся к Эдкоку: – Уверен, что не хочешь?

Единственным ответом был низкий рычащий звук. Бармен подмигнул Келсо и отвернулся, направляясь к кранам.

Спрашивать дальше было страшно, но Келсо знал, что нужно:

– Я, м-м-м… Ты не видел Энди?

Молчание было не менее угрожающим, чем рыдание. Эдкок медленно повернул голову к детективу и уставился на него:

– А что тебе за дело до Энди, а? Он тебе кто?

– Я говорил вчера: мы собирались выпить вместе.

– Его нигде нет. И похоже, не будет.

– Что ты хочешь сказать?

Рыбак пропустил вопрос мимо ушей и одним глотком осушил свою кружку. Стукнув ею по стойке, он проревел:

– Повторить сюда же, Рон!

Бармен махнул рукой в знак того, что слышит, продолжая цедить пиво для Келсо.

– Так куда делся Энди? – не отставал тот.

– Пропал. А теперь вали и оставь меня в покое, маленький любопытный ублюдок. От таких, как ты и Энди, все беды.

– Какие беды?

Келсо почувствовал слабость в коленях, когда рыбак медленно поднялся с табурета и навис над ним:

– Я ничего не говорил о бедах. Продолжай в том же духе, парень, и познакомишься с моим кулаком. А теперь убирайся, уйди с дороги!

Оттолкнув Келсо, который отлетел к стойке, он стал прокладывать себе путь сквозь толпу, и посетители понаблюдательнее и поразумнее заранее отходили с дороги.

Келсо отвернулся, и бармен поставил перед ним заказанное.

– Не много надо, чтобы вывести старика Тома из себя, а? – заметил детектив, ему все еще было не по себе.

Бармен только хохотнул, выхватив у него из руки фунтовую банкноту.

– Он просидел тут весь вечер, тупо пил в одиночестве. Не знаю, что на него порой находит.

Келсо перенес пиво и виски на стол к Элли, впрочем, успев отхлебнуть пива.

– О чем это вы там? – спросила она, когда он скользнул на скамейку рядом с ней. – Я думала, он тебя сожрет.

– Ему не понравились мои лощеные манеры. – Келсо отпил еще пива и почувствовал, что нервы успокаиваются. – И, знаешь, я не многого добился.

– Кто это был?

– Шкипер Тревика. И он сказал, что Энди тут больше нет.

– Что он имел в виду?

– Он был не в настроении объяснять. – Келсо нахмурился и поставил кружку на стол. – Однако странно. Он не на шутку встревожился, когда я спросил о Тревике. Сказал, что такие, как я, привели его к беде. И заказал еще пива, но не стал дожидаться.

– Думаешь, этот Тревик сделал что-то такое, что его встревожило?

– Ну, может быть, он просто смылся на пару дней, и старик чувствует, что его подвели.

– Или угодил в какую-то историю, а его шкипер молчит об этом.

– Возможно. Хотел бы я узнать его мысли. Это может оказаться интересным.

Они пригубили свои напитки, и Элли удивилась, когда Келсо придвинулся поближе и положил руку ей на плечи. Она удивленно посмотрела на него.

– Нас считают любовниками, помнишь? – Его глаза блестели весельем. – Им нужно было прислать кого-нибудь поневзрачнее, ты слишком привлекаешь внимание.

Взгляды и перемигивания в ее сторону не остались незамеченными Элли. Она поцеловала Келсо в щеку.

– Просто для правдоподобия, – пояснила она.

Он снова удивил ее, ответив на поцелуй.

– От чувств, – сказал он.

Элли едва заметно покачала головой:

– Ты чудак, Джим. У тебя слишком резко меняется настроение.

– Извини за прошлое. Я знаю, порой со мной трудно, но уверяю тебя: в том, что я сказал, есть доля правды.

– Хочешь поговорить об этом сейчас?

Келсо помолчал, и она поняла, что он решает про себя. Наконец он сказал:

– Нет, Элли. Думаю, нам лучше всего вести себя, как ты сказала: держаться профессионально. Если хочешь знать, я считаю тебя хорошим работником. И мне нравится твое общество.

Элли улыбнулась:

– Хорошо, ты начальник. Что дальше?

– Я чувствую какой-то толчок. Давай пока расслабимся и выпьем, а потом опять заглянем в бухту. Что-то тянет меня туда, как чертов магнит, но не знаю что. Почему-то я чувствую, что ответ кроется там, смотрит на нас.

Элли нахмурилась:

– Я поняла, что ты имеешь в виду – у меня то же чувство. Может быть, те, кто живет там – как ее? Башня Мартелло? – может быть, они замечали что-нибудь подозрительное? Оттуда прекрасный вид на устье и бухту, оттуда виден большой кусок берега.

– Не уверен, что сейчас там кто-то живет. И вряд ли мы можем постучаться в такой час, а даже если и постучимся, что скажем? Их не очень обрадуют вопросы о жизни птиц.

– Верно, но мы можем взглянуть, посмотрим, что там видно. Это может навести нас на какие-нибудь мысли.

Келсо не сказал ей, что провел часы у этой башни и не обнаружил ничего подозрительного, а согласился еще раз посмотреть и зайти внутрь. Он вдруг понял, что эта ночь в фургончике вместе с Элли окажется еще более неспокойной, чем предыдущие.

Они еще поболтали, не касаясь никаких серьезных тем и своего расследования, обсуждая первое, что придет в голову. Элли нравился его спокойный, но тонкий юмор, а ему нравилась ее способность оценить его спокойный, но тонкий юмор. Она была благодарной слушательницей, готовой посмеяться, хотя он сохранял сдержанность; ее природная приветливость начала сокращать дистанцию между ними. Теперь Элли поняла, почему Келсо был таким хорошим тайным агентом; он обладал твердостью – не так заметной сначала, – которая вызывала уважение, и непринужденностью, благодаря которой его принимали в уголовном братстве. Жаль, что прошлые несчастья, преувеличенные, а может быть, и используемые другими, вынуждали его так часто сторониться, прятаться за барьером отчужденности. Дурацкое клеймо, приставшее к нему – и в которое он сам поверил, – кого угодно сделает мрачным.

Часа через полтора они вышли из паба, чувствуя себя значительно лучше, умиротвореннее, чем когда входили. Келсо открыл для Элли дверь «Эскорта». Она смотрела через ветровое стекло, как он прошел к месту водителя, ссутулив плечи от начинавшего моросить дождика, отросшие волосы касались воротника, и улыбнулась, когда он, опершись рукой, прыгнул через край капота, вместо того чтобы обойти его. Она обрадовалась, что он по крайней мере вышел из того подавленного настроения, в котором пребывал ранее.

Келсо сел в машину и включил зажигание. Заметив, что девушка рассматривает его, он спросил:

– Как самочувствие?

– Отлично.

– Хорошо.

Автомобиль тихо отъехал от тротуара, направляясь по главной улице к бухте. Ни Элли, ни Келсо не заметили машину с тремя мужчинами внутри, которые с интересом наблюдали, как они вышли из паба. И только когда «Эскорт» Келсо отъехал на изрядное расстояние, машина двинулась следом.

Апрель 1960-го

Одинокий Рейнджер скакал через чащу, для пущей скорости нахлестывая собственную задницу, потому что никакого коня под ним не было. Вокруг прятались индейцы, пускающие стрелы через пустые окна разбомбленных домов, и ему приходилось увертываться и отклоняться, призывая невидимого товарища делать то же самое. Если кто-нибудь вылезет из засады, то все пропало – придется распрощаться со скальпами. Но тут Одинокий Рейнджер полетел вниз, не разглядев торчащую из земли металлическую трубу. Разбросанные полузарытые в землю кирпичи сделали падение еще более неприятным, и он закричал.

Несколько мгновений он лежал, ошеломленный, борясь со слезами, хотя рядом никого не было, кто бы их увидел, и наконец он сел – уже не свалившийся с лошади Человек-в-Маске, а просто тощий мальчуган. Он принюхался, отряхивая пыль с ладоней, потом нагнулся и потер лодыжку. Из груди вырвался стон – не от боли, а из-за маленькой прорехи на колене джинсов. Мама расстроится – не рассердится, она никогда по-настоящему не сердится на него. Джинсам было всего два месяца, это были его первые длинные штаны, их купили, потому что он сказал ей, что другие ребята смеются над его тощими белыми ногами. И папа тоже не обрадуется.

Мальчик встал на ноги и быстро осмотрел лодыжку. Все нормально, можно ходить. Он еще раз посмотрел на прореху и сдвинул края в тщетной надежде, что они срастутся. Они не срослись, как он и предполагал. Мама заплачет, а папа, может быть, не заметит, хотя он был полисмен и от него мало что ускользало. Мальчик провел пальцем под носом, принюхиваясь. Скотина, обозвал он себя. Его же предупреждали: не играй на развалинах! И вот расплата. Вечером не будет «Права пистолета».

Он похромал к куче мусора и сел, вытянув ноги, чтобы отряхнуть штаны. Стоял теплый день, солнце не палило, но дружелюбно грело. Около уха жужжала единственная муха, вызванная к жизни солнечной погодой. Мальчик отмахнулся от нее, и ему явственно показалось, что ее крылышки коснулись ладони. Почуяв более интересную перспективу, муха зажужжала прочь, к подсыхающим человеческим экскрементам у открытой двери разбитого дома. Мальчик поскреб щеку и отбросил с глаз длинную темную челку. Он знал, что нужно спешить домой, что мама тревожится, когда его долго нет, а папа, как всегда, приготовил ему кое-какую работу по дому, но было так хорошо вот так сидеть среди грязи, хорошо быть не в школе, чувствовать солнечное тепло после долгой нудной зимы. Яркое голубое небо с несколькими пушистыми облачками, неподвижно висевшими в вышине, напоминало, что не за горами долгие месяцы летних каникул. Недели, растягивающиеся словно на годы, дни, тонущие в вакууме времени. Играть, помогать папе, по пятницам смотреть диафильмы, ходить за покупками с мамой, помогать папе, играть, еще играть и еще играть. Потом, если повезет и он закончит школу, другая школа. Средняя школа. Школьная форма, домашние задания. Должно быть, забавно заниматься школьными делами дома. Там будут одни мальчишки, без девчонок. А ему нравились девчонки.

Он заметил цепочку муравьев у правой ноги и присел на корточки, так что колено коснулось подбородка. Насупившись, он взглянул вниз, сосредоточенно рассматривая черные суетливые фигурки. На самом деле там было две цепочки, двигавшиеся в противоположных направлениях так плотно, что казалось, каждый муравей вот-вот столкнется с встречным. Но никто не сталкивался; они останавливались и, как представлялось мальчику, отвлекались на быструю оживленную беседу, а затем расходились, спеша туда, откуда пришел собеседник. Мальчик поднял лежавший рядом обломок кирпича и, стараясь не раздавить никого из крошечных существ, аккуратно положил поперек их пути, чтобы посмотреть на их реакцию. А что бы стал делать он сам, возникни перед ним вот так десятиэтажный дом? Убежал бы на милю, вот что! Но муравьи не убежали и даже не были озадачены возникновением такой громады, а побежали вокруг, и обе цепочки инстинктивно выбрали один и тот же маршрут, так что их контакт не прервался. Мальчик восхищенно улыбнулся.

Он повернулся, когда по кирпичу ударил другой кирпич, целый. С вершины холма из мусора и камней на него смотрели трое мальчишек. Одного он сразу узнал – Билли Кросс, его ровесник и одноклассник. Двое других были старше – лет четырнадцати-пятнадцати, оба в куцых куртках, с враждебными улыбками. Они сбежали с кучи, как три духа смерти, с криками и гиканьем, безрассудно мчась вниз. Один споткнулся и упал у подножия, ободрав колени. Он выругался, валяясь в пыли, двое других затормозили и рассмеялись. Сидящий на корточках мальчик нервно присоединился к их смеху.

– Над чем гогочешь? – Упавший встал и посмотрел на него.

– Да, ты над чем гогочешь, Келсо? – Рядом стоял его одноклассник, сжав в кулаки свои короткие пальцы.

– Ни над чем, – ответил Джимми Келсо, глядя вниз на муравьев и увидев, что новый кирпич расстроил их цепочку и теперь они бегали скорее в панике, чем деловито.

– Кто это?

Другой мальчишка, постарше, мгновение назад сам смеявшийся над своим товарищем, подошел и встал над Джимми.

– Он из моего класса, Джимми Келсо.

Теперь Джимми узнал его – это был старший брат Билли Кросса, Дэйви, учившийся в старшем классе.

– Ты что тут делаешь, пацан? – спросил брат Кросса, ногой швыряя землю на бегущих муравьев.

– Ничего, – ответил Джимми, стараясь отвечать как можно дружелюбнее.

– "Ни над чем", «ничего», – передразнил Дэйви. – Ты и сам никто, что ли?

Джимми молчал, чувствуя неприятную дрожь в животе. Ему не очень нравился Билли Кросс – это был один из тех ребят с тупыми кулаками и тупой головой, которые не закрывали рот во время игр и не открывали на уроках. Джимми как-то подрался с ним и был жестоко избит. Теперь не хотелось повторять этот опыт, особенно когда рядом с Билли был в помощь ему Дэйви…

– Это что за придурок? – К группе присоединился третий, отряхивая грязь с рукава куртки, так что она летела на голову Джимми.

– Он играет с муравьями. – Дэйви Кросс взял кирпич и поднял над головой. – Спутник-три идет на сближение! – Уронив кирпич на муравьев, он раздавил нескольких и радостно захохотал. Джимми начал подниматься, но его грубо толкнули назад.

– Куда собрался? – спросил Дэйви.

– Домой.

– Ах, вот как? А деньги у тебя есть?

Джимми покачал головой. Два трехпенсовика тяжелым грузом оттягивали карман. Мальчишки рывком поставили его на ноги.

– Да? А ну-ка посмотрим!

Джимми попытался вырваться и отступил на несколько шагов.

– Убери руки, – предупредил он.