Текст книги "Клиника «Амнезия»"

– Ладно, – сказал Рей, допив свою чашку. – Я сейчас схожу в город и позвоню оттуда в администрацию порта. Интересно, а где сейчас моя жена? Вы, ребята, не присмотрите за баром? Если кто-нибудь придет, подайте ему пива и скажите, что я буду через полчаса. Хотя трудно себе представить, кому взбредет в голову приходить сюда в такую погоду, впрочем, в пятницу вечером всякое случается.

– Нет проблем, – ответил я.

– Солита, – повернулся Фабиан к дочке Рея. – Не хочешь ли еще раз показать мне находку?

Девочка приблизилась к нему. В руке у нее была по-прежнему зажата монетка. Я сильно сомневался, что она позволит Фабиану хотя бы прикоснуться к своему сокровищу, хотя это и был его подарок. Однако, вопреки моим ожиданиям, девочка, не сводя с Фабиана восхищенных глаз, послушно протянула ему находку.

– Вот видишь, здесь изображен ацтекский царь Марадона. Он отважно сражался против жестоких конкистадоров, когда те вторглись в Южную Америку. Эта монетка – лишь малая часть его огромных сокровищ. Видишь, вот здесь написано «Мехико-86»? Выходит, что эта монетка из его царства в Мехико, она отчеканена, должно быть, в 1586 году.

– Сражения с конкистадорами происходили позднее, – возразила Сол. – Нам так рассказывали на уроках истории.

– Тогда ты все знаешь даже лучше меня, – был вынужден отступить Фабиан. – Ну давай, топай за папочкой.

Сол смерила его задумчивым взглядом, однако спорить не стала. Положив монетку в карман, она выбежала из бара и бросилась вслед за отцом. К ножке стула, на котором сидел Фабиан, приблизился попугай и настороженно остановился.

– Довольно противоречивая версия англо-аргентинской схватки за Кубок мира, – заметил я.

– Замолчи, – довольно добродушно оборвал меня Фабиан. – Знаешь, я начинаю понимать, зачем люди заводят детей. Поскольку они с возрастом утрачивают правильный взгляд на мир – грубая реальность слишком грубо вторгается в их жизнь, – то заводят детей, что дает им возможность еще раз взглянуть на окружающий мир незамутненным взором. Своего рода компенсация за личные неудачи.

– Должен ли я понимать это так, что ты, так сказать, махнул на себя рукой?

– Нисколько. Ни за что и никогда.

– И все-таки признай. То, что Рей утром рассказывал про купол на горе, исключает возможность того, что там находится клиника, в которой лечат жертв амнезии.

– С чего ты это взял? Твой Рей знает об этом не больше нас самих. Единственное, что нам известно, – тот, кто там живет, отказывается от всех связей с окружающим миром.

– Но яхта… Ее пассажиры скорее напоминали туристов, чем пациентов клиники.

Фабиан закурил сигарету и принялся раскачиваться на стуле. Его голос то взлетал ввысь, то резко падал вниз. Мой друг принялся комментировать мое убогое воображение, ловко обходя препятствия, нагроможденные реальностью у него на пути.

– У меня появилась новая теория, – признался он. – Мы знаем, что здесь предполагалось строительство клиники…

– Теоретически предполагалось.

– Но до сих пор не знаем наверняка, действительно ли этот купол…

– Скорее всего нет.

– Яхта, которая едва не потопила нас, вполне могла предназначаться для морских прогулок пациентов. Их мог прописать своим подопечным главный врач.

– Послушай, Фабиан. Мы же видели их. Никакие это не пациенты. Это люди, которые прекрасно проводили время, получая от этого огромное удовольствие.

– Верно. Они получали огромное удовольствие, радуясь тому, что дарит им настоящее время.

– Что же это, по-твоему?

– По-моему… Если… если ты потерял память, то это, наоборот, обретение настоящей свободы. Может ведь быть такое, что тебе не хочется, чтобы память вернулась? Что, если люди на яхте были счастливы и веселились лишь потому, что самым безнадежным из них доктор Меносмаль прописал веселье в качестве единственной формы лечения? – Похоже, Фабиан сам восхитился собственной импровизацией. – Знаешь, это превосходная гипотеза.

– Неплохая, согласен. Но послушай…

– Думаешь, я сдамся? Ни за что. Я ни за что не отступлюсь от нее. – Он снова зажег сигарету и глубоко затянулся. – Ни за что и ни перед кем.

В следующее мгновение ножки стула подкосились, и мой друг навзничь полетел на пол.

– Включая пернатых! – крикнул он и захохотал. – Слышишь меня? Ни перед кем!

– Арк-к.

– А ты слышишь? – спросил я. – Сюда кто-то идет.

13

Появление Салли Лайтфут все изменило. Без нее все еще могло бы закончиться нормально, однако стоило ей появиться на сцене, как все пошло наперекосяк. Салли стала чем-то вроде мощного катализатора, подтолкнувшего дальнейшее развитие событий. В ее присутствии все конфликты, которые раньше разрешались сами собой, разрослись в непримиримый антагонизм. Тогда, конечно, мы об этом еще не подозревали, иначе с самого начала проявили бы бдительность.

То есть я хочу сказать, что я проявил бы бдительность.

Салли прикатила на грузовике-пикапе марки «шевроле». Мы услышали урчание двигателя еще на расстоянии – оно перекрывало даже шум дождя. Мы тотчас перестали смеяться, забыв о том, что ножки стула, на котором сидел Фабиан, подгрызены злобным попугаем. Фабиан неуклюже поднялся на ноги, а когда Салли вошла в бар, я тоже встал. Мы поприветствовали посетительницу в самоуверенной манере мальчишек, которым поручено ответственное задание, и словно роботы выдали заранее приготовленную фразу:

– Рея нет, он вернется через минуту, какие напитки вам предложить?

Нежданная гостья перебила нас:

– Это здесь?

Сначала я мысленно дал ей тридцать с небольшим. Позднее выяснилось, что тридцати ей еще нет. На ней был традиционный туристический наряд: мешковатые камуфляжные брюки, коричневые башмаки. Короткие светлые волосы перехвачены голубой банданой. Все это, несмотря на дождь, словно пудрой было присыпано пылью. Кстати, кожа ее противоречила традиционному образу завзятой туристки: бледная, незагорелая, как у человека, который все время проводит в закрытом помещении. На шее у нашей гостьи на кожаном шнурке поверх ярко-красной футболки с неаккуратно обрезанными рукавами болтался зуб какого-то неведомого животного.

– Так это здесь? – еще раз требовательно осведомилась она и повторила вопрос по-испански. Кстати, в обоих случаях уловил легкий акцент, в котором, как мне показалось, звучали скандинавские нотки. – Estaaqui? Или вы оба разучились разговаривать?

– М-м-м. Рея здесь нет. Он хозяин этого бара. Он будет…

– Если бы то, о чем я вас спрашиваю, было здесь, вы наверняка поняли мой вопрос. Значит, этого здесь нет. Что ж, хорошо.

Незнакомка приложила руку ко лбу, как будто фиксируя какую-то мысль, и из-под банданы выскользнула прядь волос. Зачесанные со лба волосы наверняка остались бы на месте, если бы не одна любопытная деталь: у нежданной гостьи отсутствовали две последние фаланги пальца, на котором носят обручальное кольцо, словно кто-то аккуратно их обрубил. Девушка сощурила глаза, и они превратились в треугольнички; как будто высеченные на ее лице, они оставались в таком положении примерно полминуты. Сама же она напряглась, отчего казалось, будто тело ее подрагивало и слегка раскачивалось подобно часовой пружине. Но наконец мысль была локализована, треугольнички исчезли, и две бледные руки безвольно повисли вдоль тела.

– Хорошо, – произнесла она. – Это хорошо. Но скоро оно здесь будет. Значит, придется подождать, если, конечно, мои расчеты верны и его прибьет сюда волной, чего нельзя гарантировать. А вы, ребята, я смотрю, не слишком-то похожи на серферов и явно не разбираетесь в волнах. Эй, сейчас бы пива и чего-нибудь поесть. И в койку.

– Мы не работаем здесь, – объяснил я.

– Но мы могли бы помочь вам, – сказал Фабиан. – Вы сказали, что вам хочется пива. Нет проблем. Позвольте обслужить вас. Прошу вас садиться, если только найдете стул, не изуродованный нашим попугаем.

Фабиан подошел к холодильнику в дальнем углу бара, достал влажную от испарины бутылку пива и протянул ее посетительнице, предварительно протерев горлышко собственной рубахой.

– Что касается еды, то Реймонд, наш метрдотель, в настоящее время занят переговорами с администрацией порта, но он скоро вернется.

Не глядя на него, Салли Лайтфут взяла бутылку, сделала долгий глоток и вытерла губы тыльной стороной ладони.

– Здесь нечего есть? – удивилась она.

– Меня зовут Фабиан, – ушел от ответа мой друг. – А это Анти. Мы здешние постояльцы. Мы бы с удовольствием накормили вас, но не знаем, где тут у Рея хранится провизия. Но, может, пока мы будем его ждать, вы согласитесь отведать кусочек моей плоти?

– Спасибо за предложение. Обычно я не ем мяса, – ответила Салли. – Но будем считать, что ты курятина или вроде того. И все-таки лучше я подожду.

Фабиан обиженно отвернулся, он явно не ожидал, что она его отбреет.

– Как вас зовут? – поинтересовался я в надежде поддержать беседу.

– Салли Лайтфут.[3]3
  Салли Лайтфут в буквальном переводе с английского означает Салли Быстроножка. – Примеч. пер.


[Закрыть]

Фабиан фыркнул и вновь вступил в разговор:

– Вы краснокожая? Индианка?

– Неужели я похожа на индианку? – повернулась она ко мне. – Твоему другу недостает сообразительности. Похоже, в вашем дуэте за мозги отвечаешь ты.

Фабиан, дважды потерпевший поражение, притворился, что пытается собрать воедино останки стула. По крыше по-прежнему барабанил дождь.

– Интересное имечко, – осмелился заметить я.

– Вымышленное, – призналась Салли. – Но если ты со мной поладишь, я расскажу тебе, откуда оно взялось.

То, что последовало за этими словами, показалось мне отчасти ритуалом наведения лоска, отчасти проверкой на комплектность. Салли провела рукой сначала по одной ноге, потом по другой – от лодыжки и вверх, насколько позволяли брюки. Затем настала очередь рук. Левая скользнула по правой, начав с запястья и закончив свой путь под мышкой, после чего двинулась в обратном направлении. Закончилась эта процедура обследованием левой кисти левой руки в том месте, где виднелся аккуратный обрубок среднего пальца. Перехватив мой пристальный взгляд, Салли прикрыла рукой изуродованный палец, то ли лаская, то ли скрывая от посторонних глаз.

– Про это тебе знать еще рано, – пояснила она.

Фабиан – до этого он демонстративно удалился в угол с бутылкой пива – вернулся за наш столик. Внутри бара пахло кофе и соком лайма – уютный островок суши, пропитанный теплыми, домашними запахами посреди вселенского потопа. Этот день в отличие от вчерашнего не погибнет, поглощенный пламенем, – он захлебнется водой. Под неумолчный аккомпанемент дождя мы сидели молча среди поломанных стульев под темными балками, с которых свисали оборванные фонарные цепи.

– Рей скоро вернется, – произнес я, прочистив горло.

– Может, нам есть смысл сходить и проверить, оно уже здесь или нет? – предложила Салли.

– Что именно? – уточнил Фабиан.

– Сейчас увидишь. Пойдемте со мной.

Салли встала и, шагнув под дождь, направилась к берегу. Казалось, будто привычная береговая линия смыта водой – она поднималась все выше и выше, грязная, как после стирки. Тугие струи дождя и разбушевавшийся океан словно задались целью уничтожить сушу, образовав смертельное орудие пытки – этакий гибрид челюстей и швейной машинки. Салли, казалось, ничего этого не замечала. Если мы с Фабианом морщились под струями дождя, то ее лицо оставалось умиротворенным, как будто она попала в родную стихию.

– Вы что-нибудь видите? – спросила она.

– А что мы ищем?

– Горизонт должен выглядеть иначе. Должна измениться его текстура. Впрочем, скоро вы сами поймете.

У Фабиана был такой же озадаченный вид, что и у меня. Мы неуклюже последовали за Салли. Берег был усеян всякой всячиной, выброшенной приливом, – тут и обломки дерева, утыканные гвоздями, и ржавая бочка из-под нефти, и пальмовые листья, и зеленые кокосы. Однако ни один из этих предметов не подходил под ее описание.

– Наверно, шторм не пожелал расстаться с ним, – задумчиво произнесла Салли. – Впрочем, может, это я ошиблась. – Она разулась и теперь шагала босиком по песку. В ее облике одновременно читались и тревога, и предвкушение чего-то непонятного. – И все-таки оно должно быть где-то поблизости. Если же нет, то мне нет смысла здесь оставаться. У вас случайно не найдется бинокля? – спросила у нас Салли. Я заметил, что пыль с ее лица смыло водой.

Дождь немного утих. Над землей и водой появился легкий туман.

– Главное, чтобы оно было здесь. Только тогда я успокоюсь.

– Что оно? – спросил Фабиан.

– То, чем я зарабатываю на жизнь.

– Я понимаю, но что вы ищете?

– Если я правильно понял, вы сказали, что будто бы должна измениться текстура воды? – осторожно поинтересовался я. Футах в пятидесяти от берега океан показалась мне почему-то более плотным, чем обычно, едва ли не каким-то шероховатым на ощупь. На волнах покачивалось нечто, большей частью скрытое водой. Мне показалось, что это нечто шевелится.

С носа Салли упала капля, а сама она расплылась в улыбке.

– Это оно!

Что бы такое это ни было, двигалось оно главным образом по воле волн, которые играли им словно исполинским мячом. Его явно несло к берегу, но в туманной дымке очертания оставались смутными. А потом до меня донеслись звуки. Резкие и пронзительные, словно кто-то не мог поделить добычу, они тем не менее доносились со стороны загадочного предмета, синхронно совпадая со странными движениями на его поверхности.

– Я уже целую неделю охочусь за ней. Если добуду лишь какую-то ее часть, то мне ничего не заплатят. Что же, теперь можно вернуться в бар. Утром она все еще будет здесь.

– Может, вы нам все-таки объясните, что это? – спросил Фабиан.

– А вы ничего не поняли? Это же мертвый кит.

– О!

Пауза.

– Салли. Если кит мертвый, почему он издает какие-то звуки?

– А, вот вы о чем. Это мои помощники. Они возьмутся за работу лишь тогда, когда тушу отнесет ближе к берегу и станет ясно, что им ничего не грозит.

И вновь недоуменное молчание.

Салли посмотрела на нас и раздраженно вздохнула. Затем вскинула руки, как будто раскрывая объятия дождю, широко улыбнулась и крикнула:

– Грифы! – Мы тупо уставились на морскую гладь. – Давайте вернемся обратно, и я вам все объясню.

Мы безмолвно последовали за ней, опасаясь ляпнуть что-то лишнее в новоявленном мире неведомых правил.

– Сейчас покажу, – сказала Салли, направляясь мимо бара в направлении подъездной дорожки, ведущей к домикам для постояльцев. Развязав веревку, она приподняла кусок толя, которым была прикрыта задняя часть ее голубого пикапа. Там, сваленные беспорядочной кучей, лежали китовые кости, от которых исходил маслянистый, с еле различимой гнильцой запашок. Мне стало противно, словно я заглянул в оскверненную могилу.

– Видите? Это все, что мне пока удалось собрать. Я режу кита от головы до хвоста, причем время работает против меня. Точнее, не кита, а китиху, потому что это самка. Ее череп лежит рядом со мной в кабине, на пассажирском сиденье, а прочие кости – здесь, в кузове. Кроме тех, конечно, что остались в ворвани. Эта особь – совсем еще малышка, иначе она просто не уместилась бы в грузовике.

– Но ведь тут все свалено в кучу, – заметил я, силясь разобраться в китовых останках.

– Ничего страшного. В музее наверняка есть специалисты, которые в курсе, как все это правильно соединить, – отозвалась Салли. – Одно лишь я знаю точно: мне не заплатят, пока я не представлю им полный комплект.

– Кто не заплатит?

– Сотрудники Музея естественной истории в Каракасе. Мой гонорар – пять тысяч долларов за один комплект скелета кита. Без всяких налогов и лишних вопросов. Скелет хотят выставить в фойе музея. Я выслеживала китовую тушу вдоль всего побережья с того момента, как узнала, что на прошлой неделе она всплыла на поверхность на полпути от берегов Колумбии. Каждые два дня тушу то прибивает к берегу, то уносит в открытое море. Я лишь жду, когда ее снова выбросит на берег, после чего целый день вырезаю кости – спасибо за помощь моим друзьям. Затем я вновь отпускаю ее на волю волн, а сама держу путь на юг. – С этими словами Салли накрыла кузов толем. – Как вы думаете, ваш Рей еще не вернулся? Я умираю от голода.

В воскресенье утром, когда мы с Фабианом только проснулись, Салли уже ушла на пляж. По какой-то неведомой причине Рей отнесся к новой постоялице с подозрением и открыто выражал свои сомнения, жаря для нас утром яичницу. И как только такая банальность, как завтрак, способна обладать столь потрясающей силой? Я до сих пор помню вкус яичницы, приготовленной Реем в то утро: чуть подгоревшие коричневатые края белка; бархатистые желтки, взрывающиеся от прикосновения к ним ломтей темного плотного хлеба.

– Хотел бы я знать, кто дал ей разрешение анатомировать животных? – возмущался он, ставя перед нами чугунную сковородку. – Знаете, если каждый начнет анатомировать первое встречное животное… Не нравится мне это дело. Есть в этом что-то такое неправильное.

– Что-то я вас плохо понимаю, – возразил я. – Что тут такого, ведь это же дохлый кит. Почему бы ей на нем немного не заработать? Или пусть, по-вашему, туша гниет себе в море?

– Я вам скажу, почему я против таких вещей. Потому что это неуважение к животным, – сказал Рей и ткнул в мою сторону кухонной лопаткой. – Вы, парни, думаете, что вы умные, а на самом деле ничего не знаете.

Фабиан в это время снова протирал лицо смоченными в спирте ватными тампонами. Это занятие со дня нашего приезда на побережье превратилось едва ли не в манию.

– Согласен, – объявил он, бросая в пустую пепельницу грязный комок ваты. – То, что она делает, – омерзительно.

– Чем сегодня будем заниматься? – спросил я.

– Я обещал Сол снова взять ее собой на поиски сокровищ, – ответил Фабиан, закуривая сигарету.

– И каким образом ты намерен найти новые «сокровища»? – съехидничал я. – Если не ошибаюсь, у тебя всего одна медалька.

– Вдруг сегодня нам попадутся настоящие сокровища? Или ты об этом не подумал? Насколько я понимаю, ты предпочел бы остаться здесь с этой чокнутой бабенкой.

– По крайней мере она не малолетка какая-нибудь, – еле слышно парировал я. Я опасался, что Рей может услышать наш разговор, так что моя реплика пропала втуне. Судя по всему, Фабиан даже не расслышал моих слов. Что, впрочем, не помешало ему одарить меня свирепым взглядом. Я залпом допил кофе и зашагал в направлении берега.

Опустившись на колени, Салли Лайтфут срезала массивным разделочным ножом гниющую китовую ворвань. Волосы высоко подвязаны банданой, на руках длиннющие резиновые перчатки синего цвета, чуть ли не до подмышек. Неподалеку расхаживали грифы, жадно набрасываясь на каждый новый кусок ворвани, который Салли отбрасывала в сторону. Время от времени какой-нибудь стервятник, набравшись смелости, вонзал клюв в тушу кита. Судя по всему, хищные птицы чувствовали себя вполне непринужденно в обществе Салли, видя в ней родственную душу.

– Они вас не боятся? – полюбопытствовал я.

– Абсолютно не боятся, – ответила она, даже не оглянувшись на меня и продолжая орудовать ножом. К блестящей от пота щеке прилип кусочек ворвани, на лоб, выбившись из-под банданы, выползла прядка волос. – Вообще-то они чрезвычайно бесцеремонны. Эти хищники мне ничуть не мешают, правда, я боюсь, как бы они вконец не обнаглели и не утащили уже вырезанные косточки. С них станется. Я сейчас занимаюсь хвостом, а там кости очень маленькие, так что за птицами нужен глаз да глаз.

Салли запястьем убрала со лба прядь волос, и я вновь обратил внимание на ее руку – один резиновый палец перчатки был пуст.

– Я как раз подбираюсь к тому месту, где можно отсечь хвост от туши. Потом я унесу его, чтобы в спокойной обстановке разделать на части, а остальное оставлю на берегу. По правде говоря, мне будет скучновато без грифов, я привыкла к их компании. Признайся, ты наверняка считаешь меня ненормальной? Эй, птичка! Не подходи близко!

Салли удалось отделить внушительный пласт мяса от массивной кости возле передней части хвоста, а вот отрезать сам хвост у нее пока не получалось. Я подошел ближе, думая ей помочь.

– Нет, не надо. Здесь грубая мужская сила не требуется. Я и так уже почти все сделала сама. Было бы в высшей степени неразумно взять в помощники юного монстра, который переломает киту позвоночник. Нет, как-нибудь обойдемся без посторонней помощи, тем более что гонорар причитается мне одной. Так что все придется делать самой. – Я отошел в сторону и собрался было вернуться в бар, но Салли остановила меня: – Это вовсе не значит, что тебе нельзя остаться возле меня. Можешь занимать меня разговорами, пока я работаю.

Я уселся на песок рядом с ней – так, чтобы ветер гнал прочь от меня тошнотворный запах дохлятины, и по возможности держась на безопасном расстоянии от грифов. Из бара вышли Фабиан и Сол и, бросая на ходу друг другу мяч, направились к скалам, над которыми возвышался загадочный купол. Фабиан курил первую утреннюю самокрутку. Я подумал, что у него хватит ума не предлагать травку Сол. Впрочем, она, должно быть, с раннего детства привыкла к запаху марихуаны. Было бы странно, если бы Рей не курил дурь. Пусть поступает как хочет, решил я. Внутренний голос подсказывал мне, что невмешательство стой стороны – самая мудрая политика. Я поговорю с ним позже. Будем надеяться, что с искателями сокровищ ничего не случится.

– Может, расскажешь мне, почему тебя зовут Салли Лайтфут? – поинтересовался я.

Моя собеседница немного отодвинулась назад и поморщилась, видимо, от гнилостного запаха, вырвавшего из полости китовой туши.

– Видишь ли, – начала Салли, – история такова. Когда я вышла замуж, мне сказали, что следует взять фамилию мужа, поскольку он тот человек, который отныне возьмет на себя заботу обо мне. Человек, на которого я могу положиться. Вот я и полагалась. Этот мужчина был для меня всем на свете, – сказал она и, сморщив нос, ловко отхватила ножом крепкую полоску хряща. – Ты не мог бы почесать мне нос? Нет, не здесь. Вот здесь. Выше. Отлично. Спасибо. Если хочешь, можешь вытереть руку о мою спину.

Однако примерно через полтора года после замужества стало ясно, что все рассуждения о доверии и надежности – миф. Один человек всегда превращается в костыль для другого. В моем случае все получилось так, что в муже я не нашла опоры; наоборот, он время от времени даже поколачивал меня. Чего-чего, а этого я, признаться, не ожидала. Поэтому после того как мы… стали жить каждый своей, жизнью, я решила, что в следующий раз я возьму фамилию только того человека, которому действительно смогу доверять. В принципе я могла бы вернуть свою девичью фамилию, но не захотела этого делать. Я решила стать совершенно новым человеком. Ты не мог бы отогнать вон того грифа? Просто замахнись на него лопатой, если он не отойдет. Спасибо.

Все закончилось тем, что меня занесло океанологом на Галапагосы. Я по специальности биолог. Поэтому знаю, как устроен кит и как следует разделывать его тушу. И вот однажды я сидела у моря на острове, населенном только животными – кроме меня, людей больше не было. Я наблюдала за черепахами, а сама тем временем покручивала на пальце обручальное кольцо, не зная, как с ним поступить: оставить или выбросить в море. Вдруг когда-нибудь мне понадобятся деньги – тогда кольцо можно будет продать. Видимо, металлический блеск кольца привлек внимание краба. Гигантского краба. На Галапагосах нужно помнить две вещи. Первое: животные на этих островах не боятся людей, потому что там никогда не было хищников. И второе: по той же самой причине вся живность на Галапагосах имеет огромные размеры.

– Знаю. Я там был в прошлом году.

– В таком случае тебя не должно удивлять имя Салли Лайтфут. Так называется одна разновидность краба. Его назвали в честь знаменитой танцовщицы с Карибских островов. Обитают такие крабы только на Галапагосах. Этот краб имеет поразительную красно-синюю расцветку. Потрясающе красивое создание. И вот такой краб неожиданно вцепился мне в палец. Причем именно в тот момент, когда я размышляла, что мне сделать с кольцом. В общем, цап меня за палец и скрылся в море. Своего рода некий знак свыше.

– Он откусил вам кусок пальца? – переспросил я, ожидая, что за этим последует.

– Да.

– И… что?…

– Остальное я отрезала сама, – спокойно продолжила Салли. – Я вернулась к своей лодке. Достала из аптечки скальпель и закончила начатую крабом работу. Я нисколько не усомнилась в необходимости того, что сделала. Никогда в жизни я еще не чувствовала себя так хорошо, как в те мгновения. Я села на черный камень, который лизали морские волны, и, обрезав палец вместе с кольцом, выбросила его в воду. Кольцо соскользнуло сразу и исчезло в морских глубинах. А сам палец пошел ко дну гораздо медленнее. Мне запомнилось, как, погружаясь все глубже и глубже, он оставлял в воде красный маслянистый след. Я наблюдала, как к нему устремились рыбы, и все пыталась запомнить место, где он пошел ко дну. В те мгновения я не испытывала боли. Думаю, рыбы слопали мой палец за считанные секунды. Сейчас рана зарубцевалась. Стала… вот такой. Похожей на ЭТО, Смотри.

Я тупо уставился на кучу серой ворвани, которую лизал прибой. Я боялся, что стоит мне поднять взгляд, как я не смогу оторвать глаз от несуществующего пальца Салли.

– Краб принял за меня очень важное решение. Хотя он причинил боль, заставив лишиться пальца, но в то же время сделал меня сильнее. Я назвала себя Салли Лайтфут в память о нем. Теперь это мое имя.

С этими словами обладательница имени «Салли Лайтфут» положила только что вырезанную кость в стоящее рядом пластмассовое ведерко. Прежде чем снова вернуться к работе, она бросила на меня быстрый взгляд.

– Я лишь ответила на твой вопрос, – сказала она.

Утром я наблюдал, как Фабиан и Сол направились к северной оконечности пляжа. Я надеялся проследить, куда именно они пойдут, однако в какой-то момент они просто исчезли из поля моего зрения. Я почти весь день провел в обществе Салли, лишь пару раз отлучившись, чтобы захватить из бара пиво и бутерброды. Она же так и не отошла от китовой туши и во время наших с ней разговоров практически не отводила взгляда в сторону. Она намеревалась доделать работу прежде, чем волны смоют китовую тушу назад в океан и унесут ее прочь от Педраскады.

– Не кажется ли вам, что вы рискуете? – сказал я, сделав глоток пива. – Стоит вам утратить бдительность, как вас смоет волной, и тогда грифы набросятся уже на вас. Зоологи будут ломать головы над загадкой: «Китовая ворвань вместе со скелетом женщины… невероятно… Вы видели когда-нибудь нечто подобное, Джонс?» Вас будут возить по всему миру, выставляя в музеях рядом с засушенными мертвыми головами и телом замерзшей во льду инкской принцессы.

– А у тебя богатое воображение, ничего не скажешь, – негромко произнесла Салли, продолжая орудовать ножом.

– Я не шучу. Если бы меня здесь не было, кто знает, чем все могло бы кончиться.

По мере того как день клонился к закату, я время от времени бросал взгляд на северный край пляжа. Там неумолчно клокотал прибой, волны яростно дробились о скалы. С вершины высокой скалы, на которой стоял таинственный купол, струился неяркий свет. Фабиана и Сол нигде не было видно. Черт, ведь скоро начнется прилив, он отрежет им обратный путь! День незаметно перешел в вечер. К этому моменту беспокойство окрепло настолько, что готово было перейти в отчаяние, но тут на берегу появились две знакомые фигуры.

Оставив Салли, я взял в баре бутылку пива и пошел навстречу Фабиану и Сол. Сквозь порывы ветра до меня донесся их смех.

– Ну как, нашли новое сокровище? – полюбопытствовал я, протягивая Фабиану пиво.

– Весьма любезно с твоей стороны, – поблагодарил меня тот. – Пока еще нет.

– Но обязательно найдем, – добавила Сол.

– Найдем, – согласился Фабиан. – Не может ведь нам везти каждый день.

Мы втроем зашагали к гостевым домикам.

– Но, – добавил Фабиан, – мы нашли кое-что очень интересное. Сол показала мне пещеру, в которую можно забраться, если обойти вокруг подножия скалы. Туда можно попасть только во время отлива. Через вход в пещеру есть шанс пробраться в толщу скалы. Там очень темно, и было невозможно понять, как далеко уходит пещера. Сол считает, что там пробит тоннель со ступеньками. Они якобы ведут прямо в купол.

– На самом деле?

– Именно. Ты только представь себе – отыскать тайный коридор, который ведет на вершину скалы! Или тайник контрабандистов!

– Я согласен с Реем. Незачем лишний раз рисковать. Я бы не советовал вам совать туда нос, – как можно спокойнее отреагировал я.

– Тогда поступай как хочешь. Мы же завтра снова вернемся туда. Захватим с собой фонарик, верно, Солита? А ты, Анти, решай сам, идти с нами или нет.

– И что вы там делали целый день? – поинтересовался я.

– То, чем обычно занимаются спелеологи. Мы поймали в гроте удивительного краба. Я хотел развести костер, чтобы сварить его нам на обед, но Сол мне не позволила, и мы отпустили его на волю. Потом мы какое-то время искали сокровища. Рассказали друг другу несколько историй.

– Фабиан рассказал, как ты дал отпор грабителям в Кито. Тем, которые напали на тебя с ножами и водяными бомбами, – сообщила Сол.

– Правда? – удивился я. – Я польщен. Только не надо верить всему, что он тебе рассказывает.

– Фабиан – самый лучший рассказчик во всем мире, – решительно возразила девочка. – Когда-нибудь он напишет целую книгу, издаст ее и станет знаменитым писателем.

– Ты так думаешь? – усомнился я.

– Да, я думаю, что так и будет, – улыбаясь, ответил Фабиан. – Это мой новый план. Неплохо задумано, верно?

– Очень даже неплохо.

Сол направилась к бару в поисках отца, который почти весь день занимался приготовлением для нас «великого кулинарного шедевра». Фабиан, отхлебывая на ходу пиво, зашагал вместе со мной к нашему домику.

– Знаешь, Сол – удивительное создание. Эх, жаль, что у меня нет сестры! – воскликнул он и дружеским жестом положил мне руку на плечо. – Ну а как ты тут? Развлекался в обществе кита?

Фабиан отомкнул навесной замок, и мы вошли в хижину.

– Ты уверен, что Рей не возражает против ваших с Сол прогулок по пещерам? – спросил я, беря в руки полотенце.

– Слушай, он же старый хиппи. Да и вообще они с Кристиной весь день готовили ужин. Я бы на их месте только радовался, что никто не вертится под ногами. Я для них что-то вроде бесплатной няньки. И вообще Сол просто чудо, мы с ней прекрасно ладим.

Я не нашелся, что ответить.

– Что молчишь? – недовольным тоном осведомился Фабиан. – Неужели думаешь, что между нами было что-то непристойное? – понизив голос, спросил мой друг. – О боже. Да ей же всего десять. Я бы ни за что…

Наконец я обрел дар речи.

– Нет, конечно, я понимаю, ты ничего такого не допустил бы. Слушай, я пойду ополоснусь под душем, смою с себя запах этой жуткой китовой ворвани. Может, позднее напьемся как следует?

– Да ты не в своем уме, – констатировал Фабиан.