Текст книги "Обманный Дом"

– Может быть, это кто-то другой? – предположил Даскин.

– Нет, они все одинаковые. Все статуи до одной.

– Откуда ты знаешь?

– Знаю, и все, – ответила Лизбет. – Знаю. Но меня напугали глаза. Они какие-то… знакомые.

– У меня есть предположение, – сказал Даскин, заметив, что Лизбет расстроена. – Может быть, лицо этой статуи стало другим, потому что ты изменила мнение о Картере.

Лизбет обернулась, глаза её сверкнули.

– Ты сказал мне, что он добрый, и мне хочется в это верить, но разве мысли могут изменить камень?

– Наверное, – пожал плечами Даскин, вспомнив о том видении, что предстало перед ним, когда Лизбет снился сон.

– Понятно, – сказала Лизбет чуть погодя и нахмурилась.

– Ты, похоже, не очень-то удивлена. Лизбет пожала плечами.

– Мне мало что удалось понять в жизни.

– А я так не думаю. Ты можешь это как-то объяснить?

– Я плохо себя вела?

Даскин сочувственно рассмеялся.

– Почему ты смеёшься? – покраснев, спросила Лизбет. – Я ничего смешного не сказала.

– Прости. Я не для того пришёл сюда, чтобы над тобой смеяться. И ты не сделала ничего плохого. И все же случай уникальный.

– Я постараюсь больше так не делать.

Даскин положил руку на плечо Лизбет, но тут же вспомнил об их поцелуе и убрал руку.

– Не в том дело. Дело в другом: судя по всему, анархисты проводят через тебя энергию, излучаемую Краеугольным Камнем, для того чтобы строить этот дом. Мы догадывались об этом, а я об этом слышал собственными ушами от Человека в Чёрном. Видимо, в строительстве задействована часть твоего подсознания, и ты имеешь доступ к энергии Камня. Во многом этот дом – твоё творение. Я уверен, что ты способна по собственному желанию менять его планировку, создавать потайные ходы. Я думаю, именно этим ты и занималась на протяжении нашего путешествия.

Лицо Лизбет медленно залилось краской. Она обернулась к Даскину. Глаза её яростно сверкали.

– В чем ты винишь меня? Ты думаешь – я чудовище?!

– Я ни в чем тебя не виню, – нежно проговорил Даскин, стараясь успокоить девушку. – Но мы могли бы проверить, действительно ли ты обладаешь такими способностями и под силу ли тебе ими управлять.

– Нет! – вскричала Лизбет, забыв об осторожности. – Я не знаю как. Не знаю!

Она резко отвернулась и долго молчала.

Они сидели рядом в безмолвии. Даскин размышлял о силе воли Лизбет, о её чудовищном даре, он искал слова, чтобы успокоить её, и не находил. Первой подала голос Лизбет.

– Я должна просить у тебя прощения за вспышку. Я много лет прожила в одиночестве, и единственным мои учителем была книга, в которой множество споров и противоречий. В Иннмэн-Пике все было не так, там жили добрые люди. И все же твои слова путают меня. Ты говоришь, что я обладаю могуществом, но у меня никогда не было никакого могущества. И все же порой ночью, стоит мне закрыть глаза, я вдруг что-то вижу… И тогда мне кажется, будто я – часть стены, стул или стол. Мне виден весь дом. И это пугает меня.

– Почему? – спросил Даскин.

– Потому что… если у меня такое могущество… я могла бы бежать отсюда.

– А тебе этого не хочется?

– Хочется, но я боюсь.

– Анархисты тебе ничего об этом не говорили?

– Человек в Чёрном называет меня проводником. Давным-давно он сказал, что я стану аватарой Порядка, но вот только я не знаю, что такое «аватара».

– Это означает «воплощение». Они хотят, чтобы ты стала воплощением Порядка, порядком во плоти. Они хотят сотворить мир, в котором все будет распланировано, упорядочение.

– А я думала, что «аватара» – это ястреб, и все ждала, когда же я превращусь в ястреба. Бывало, я представляла, как у меня ноги становятся когтистыми лапами, а руки – крыльями. Лучше стать воплощением Порядка, чем ястребом?

– Нет. Уверен – нисколько не лучше. Я бы предпочёл стать ястребом. Но мне не хотелось бы, чтобы ты стала тем или другим.

Лизбет улыбнулась:

– Мне тоже. Меня это пугает.

Они продолжили путь. Лизбет шла вперёд с непоколебимой уверенностью. Тянулся час за часом, а они все шли по тускло освещённым переходам, и хотя Даскин начал сомневаться, что. этот путь их куда-либо выведет, Лизбет ни разу не ошиблась – её словно вёл вперёд некий внутренний компас. Они миновали настоящий лабиринт коридоров, которые пересекались через каждые десять ярдов. Звук шагов по мраморным полам разносился негромким эхом, и оно сопровождало Даскина и Лизбет в пути. И вот наконец они подошли к лестнице. Поднявшись по ней, они оказались перед вмонтированным в стену медным колесом. Повернув колесо, они услышали шипение, и в сторону отъехала часть стены. Даскин и Лизбет шагнули в тёмное пространство. Судя по тому, как гулко здесь звучало эхо, Даскин сделал вывод: они попали в огромный зал.

– Ты знаешь, где мы находимся? – спросил он.

– Не уверена. Я тут ни разу не бывала, но, похоже, мы на верном пути.

Даскин кивнул. Ему было весьма не по себе – он, взрослый человек, казалось, послушно следовал инструкциям маленькой девочки, игравшей в «веришь – не веришь». И все же… Все, во что верила Лизбет, должно было быть правдой.

– Нам нужно свернуть направо, – сказала она, взяла Даскина за руку и, не дав ему даже зажечь свечу, уверенно зашагала вперёд – так, словно перед ней лежала нарисованная на полу дорога.

Прошло несколько минут, и Даскин увидел впереди еле заметную белесую полоску света. Они осторожно приоткрыли дверь и оказались в великолепном по красоте зале.

Только осторожность удержала Даскина от того, чтобы присвистнуть от восторга. Зал был огромен, как внутренность собора. Стены завершались куполом, выкрашенным в небесно-голубой цвет. Откуда-то лился рассеянный утренний свет. Изображённые по краю купола виноградные лозы создавали впечатление леса, тянущегося к небесам. В самой середине купола было нарисовано солнце в зените, над горизонтом белела луна. По всему пространству купола были разбросаны облака в форме сердечек и херувимов. А на полу лежали матерчатые куклы, набитые ватой тигры, стояли деревянные домики, игрушечные парусники и ещё множество всевозможных вещиц. Многие из них имели гигантские размеры, словно служили игрушками какому-нибудь младенцу-великану. Совсем рядом стояла красная деревянная повозка высотой в десять футов.

– Я бы назвала эту комнату Комнатой Дня, – сказала Лизбет. – Разве тут не красиво?

– Очень красиво, особенно после того, как столько времени пробродишь в темноте. Но погоди, что с тобой?

Лизбет была явно расстроена. Дрогнувшим голосом она ответила:

– Если бы я знала про эту комнату, я бы все эти годы приходила сюда играть. У меня было бы такое чудесное, счастливое место!

– Анархисты ни за что тебе этого не позволили бы, – покачал головой Даскин и взял её за руку. – Сомневаюсь, чтобы они знали об этой комнате.

Пройдя дальше, они встретили на пути ещё несколько предметов, которые показались им знакомыми: модели дома графа Эгиса в Иннмэн-Пике и жёлтого локомотива, уменьшенные в восемь раз, глиняные фигурки котят, собак, мышей, кобылы Джуди, маленькие тряпичные куклы, изображавшие Даскина, Сару, Старину Арни, графа Эгиса и даже саму Лизбет в детстве. Была и ещё одна фигурка, с мрачным, не знакомым Даскину лицом.

– А это кто? – спросил он.

– Это мой отец. Он пропал давным-давно. Лизбет поджала губы.

– С тех пор ты его не видела?

– Нет. «Нет, Кэти, – скажет старичок. – Я не могу любить тебя, ты ещё хуже, чем мой братец».

Некоторое время они шли в молчании. Потом Даскин не выдержал и спросил:

– Лизбет, ты понимаешь, что эту комнату создала ты?

– Я? Нет, не понимаю. Даскин взглянул ей в глаза.

– Посмотри! Ведь это все сотворила ты, все эти вещи! Посмотри на кукол, на повозку, на сердечки по углам. Это ведь то же самое, что и статуи, изображающие Сару, графа Эгиса, меня. Неужели ты думаешь, что их изваяли анархисты? Они держали тебя в темноте, потому что хотят, чтобы мир был соткан из мрака. Они дали тебе книгу «Грозовой перевал», чтобы научить тебя отчаянию, но в этом зале, которого не видела даже ты сама, ты сотворила свет!

Лизбет устремила взгляд к небесно-голубому куполу. Её глаза тоже были небесно-голубыми, призрачными, загадочными, огромными.

– Я не могла сотворить все это, – испуганно проговорила она. – Тут слишком красиво, а во мне нет красоты.

– Как ты можешь судить об этом? О, Лизбет, да разве ты не видишь, какие у тебя чудесные глаза? Нет, ты, ты создала все это! А если бы у тебя не было сердца, ты бы ни за что не сумела этого создать.

– Я не могла, – проговорила она дрожащими губами. На глаза её набежали слезы. – Меня держали в темноте, потому что я плохо себя вела. У меня отняли все хорошее. И если бы я была хорошая, он бы не утащил меня!

Она задрожала с головы до ног, зубы её застучали.

– О ком ты?

– Я… – Она закрыла ладонями лицо. – Глаза у той статуи! Если это был не Картер…

Она стала задыхаться, хватать ртом воздух. Даскин сжал её руку.

– Кто это был? Чьё лицо было у статуи? Лизбет закрыла глаза.

– Я вижу Картера. Я вижу Картера! Но за его лицом прячется кто-то другой! Я не хочу смотреть!

– Ты должна понять, кто это, – решительно проговорил Даскин, хотя настроение Лизбет и пугало его. – Я здесь, с тобой. Чьё это лицо?

Она взвыла по-звериному и отчаянно, хрипло вскричала:

– Папа! Это был папа! Это он отдал меня им! Он меня отдал! Почему он отдал меня? Это был папа! Это был папа!

А потом она расплакалась, разрыдалась так горько – Даскин никогда в жизни не видел, чтобы кто-то так горько плакал. Это был крик души, тёмная, глубочайшая тоска, рождённая одиночеством и предательством. Она бросилась в его объятия и плакала до изнеможения, а он только обнимал её и гладил её золотистые волосы. Но почему-то Даскин решил, что это очистительные, целительные слезы.

Выплакавшись, Лизбет смущённо отстранилась.

– Ты, наверное, презираешь меня за мою слабость.

– Я восхищаюсь тобой, – торопливо проговорил Даскин. – Я не знал более сильного человека. Тебя предал отец, но все это время ты сражалась с врагами – одна, не имея ни помощи, ни надежды на спасение, в темноте, ты сражалась с ними. И им не удалось побороть твой дух, сломить тебя.

– Но зачем он сделал это? Зачем мой отец отдал меня анархистам? Неужели я для него ничего не значила?

– Нет. Не думай так. Нам не дано знать, что побудило его к такому поступку. Моя мать тоже совершала ужасные поступки. Люди становятся дурными не сразу, а постепенно, шаг за шагом. И все же, каковы бы ни были причины его поступка и независимо от того, сделал он это под чьим-то влиянием, или его одурманили, или он просто лишился рассудка, – ты сама тут совершенно ни при чем. И ни в чем не виновата.

Потом Лизбет уснула посреди мягких игрушек и кукол, а Даскин стерёг её сон. Только здесь Даскин наконец мог рассмотреть Лизбет при свете дня, и пока она спала, он не спускал с неё глаз. Пусть её лицо покраснело от слез – она все равно была дивно хороша собой. Растрёпанные волосы обрамляли голову и плечи и отливали золотистым блеском. Дерзко вздёрнутый подбородок, маленькие, нежные, неулыбчивые губы… Но больше всего Даскина привлекал в Лизбет её мятежный дух, родственный ему. Правда, в этом он сам бы себе не осмелился признаться, потому что взрывы её эмоций пугали его, он боялся и её ранимости, и её могущества. Он думал о том, какой станет Лизбет, оказавшись в уютной гостиной, когда она будет сидеть и безмятежно пить чай, и её роскошные волосы будут уложены в красивую причёску по последней моде? Неужели и тогда она останется неприрученной, дикой, останется свечой, готовой вспыхнуть, как только её поднесут к пламени?

Проснувшись, Лизбет улыбнулась – печально и радостно одновременно.

– И правда, какая красивая комната. «Завтра это все покажется мне сном. Я не смогу поверить в то, что видела, к чему прикасалась, что снова говорила с тобой».

– Неужели ты заучила наизусть «Грозовой перевал» от корки до корки? – спросил Даскин.

– Почти всю книгу, хотя любимые места помню лучше, – ответила Лизбет и села. – Я её перечитывала столько раз все эти годы и разыгрывала по ролям. Кроме этой книги, мне не с кем было поговорить.

– Должен признаться, что к стыду своему, я её не читал, – сказал Даскин. – А вот Сара наверняка читала. Лизбет изумлённо взглянула на него.

– Не читал? А я думала, эту книгу читали все. – Признание Даскина её явно смутило. Помолчав, она сказала: – Это история любви.

– Судя по тому, что слышал, мне трудно в это поверить, – отозвался Даскин. – По-моему, это история мести.

– О нет! Это на самом деле история любви, потому что любовь – это предательство и боль.

– И ты веришь в это?

Лизбет смотрела на Даскина. Глаза её вдруг растерянно забегали.

– Так меня любит Человек в Чёрном. Даскин покачнулся, как от удара.

– Так вы… любовники?

– Любовники? – Лизбет рассмеялась. – О нет. Мы с ним – как Кэти и Хитклифф. Он относится ко мне как к дочери. Дарит мне по двенадцать свечек. Заботится обо мне.

– И тебе хочется именно такой любви?

– Мне… Но просто другой любви я не знала.

– Когда мы вернёмся в Эвенмер, ты будешь свободна и сможешь сама выбирать, как жить.

– И я смогу жить в старом доме в Иннмэн-Пике, с Сарой и графом Эгисом?

– Сара там больше не живёт, но ты могла бы, как и она, жить во Внутренних Покоях. Лизбет задумалась.

– И мне можно будет держать мышку? Даскин рассмеялся:

– Мышку? Мы раздобудем тебе щенка! Глаза Лизбет озарились радостью.

– Я не видела щенков… так давно!

Они пошли дальше по залу. Куда – это было ведомо только Лизбет. Обернувшись к Даскину, она смущённо спросила:

– Если эта комната – творение моего разума… то я – ребёнок? Ты так думаешь?

– С какой стати я должен так думать?

– Но ведь тут так много игрушек…

– На самом деле я думал о том, что в тебе так много неистраченной нежности. И ещё я думал о том, как выглядела бы комната, которую сотворил бы я.

– Наверняка она была бы ещё более чудесна, – улыбнувшись, сказала Лизбет.

– Не знаю, – покачал головой Даскин. – Получается, что несколько поколений в моем семействе по материнской линии были анархистами. Не сказались ли на мне эти родственные связи? Вдруг моя комната оказалась бы битком набитой всякой анархической мишурой? Здесь я впервые всерьёз задумался о разглагольствованиях моего двоюродного братца.

– Это больно? Ну, то есть душе твоей больно от этого? Даскин вздохнул:

– Больно. Большую часть моего детства меня окружала ложь. Почти с рождения меня воспитывали как анархиста. Если бы я вырос где угодно, а не во Внутренних Покоях, я бы непременно стал анархистом. Быть может, даже стал бы одним из тех, кто тебя похитил. Мне неприятно думать об этом.

– Ты бы ни за что так со мной не поступил, – уверенно проговорила Лизбет. – Ты добрый, Даскин. Ты был добр ко мне с первой встречи – ещё тогда, на вокзале в Иннмэн-Пике. Ты всегда был добрый. И хотя, как ты говоришь, тебя растили анархистом, ты им не стал.

– Однажды Сара сказала мне, что я – беспокойная натура, – отозвался Даскин. – Думаю, она права. Возможно, из-за влияния анархистов я не знал своего истинного призвания. Видимо, моя мать прилагала немало сил к тому, чтобы я его не знал.

– Но ты сам избрал свой путь, – возразила Лизбет. – Иногда Человек в Чёрном говорит мне слова, от которых мне становится приятно. Он говорит о том, что я стану принцессой, что я стану управлять Новым Порядком, что настанет день – и люди будут поклоняться мне в холодных залах этого дома. И все же я никогда не мечтала о том будущем, которое он мне обещает. Я мечтала о Малом Дворце в Иннмэн-Пике. Я мечтала о траве и холмах и о звёздах на настоящем небе. Я мечтала о малиновках. Он все отнял у меня, но этого не отнял.

Даскин усмехнулся.

– Твоя храбрость придаёт храбрости и мне. Я готов сразиться с анархистами! Я последую твоему примеру и не сверну с собственного пути. Какие же они глупцы! Они даже не в силах понять истины, заложенной в этом зале!

– Этого я не знаю, но они очень жестоки. И нам нужно поскорее уйти отсюда. Нам предстоит путь по тёмному туннелю – самому тёмному на свете.

– Ты боишься?

– Да. Но мы должны пройти этим путём.

ПОТАЙНОЙ ЗАЛ

Мистер Хоуп поднялся из-за своего письменного стола в бильярдной. В комнату, печатая шаг, вошёл капитан Глис. Они обменялись рукопожатиями, и Хоуп налил Глису чая из серебряного чайника.

– Сразу перейду к делу, сэр, – сказал Глис, – потому что знаю, как вы волнуетесь. Мы прошли весь Глубинный Переход от начала до конца и наткнулись на дверь, изготовленную из материала, не похожего ни на один из виденных мною раньше. Его не брали ни пули, ни ломы, и в конце концов, понимая, что дело безотлагательное, я приказал взорвать динамитом дверь, а потом – стену. Безрезультатно. Из какого бы материала ни состоял Глубинный Переход, этот материал сделан не людьми. Мы все испробовали. Мне очень жаль.

Хоуп пожал плечами и провёл ладонями по лицу.

– Этого я и боялся. Уже не впервые мы обнаруживаем в Доме непроходимые места. Думаю, с этой дверью не совладал бы и Меч-Молния. Есть у вас какие-нибудь предложения?

– Отправить войско в Шинтогвин. Но последствия такого шага вам должны быть понятны.

– Да, – печально кивнул Хоуп. – Погибнут сотни наших воинов. Но сколько же мы можем ждать? Говард Макмертри сражался на стороне анархистов во времена Войн за Жёлтую Комнату. Следовательно, мы вправе предположить, что Сару, Еноха и Чанта заманили в ловушку. Я уже испробовал все дипломатические каналы. Шинтогвин не идёт на переговоры. Муммут Кетровиан, как выяснили наши агенты, пуст. Там не осталось ни души. Дом каждый день претерпевает все новые изменения.

– Мы начали мобилизацию, – сказал Глис. – Через две недели у границ Шинтогвина будет стоять войско.

– Через две недели – и это в то время, как у нас нет никаких вестей от лорда Андерсона, – проговорил Хоуп, и его глаза лихорадочно блеснули. – Хорошо. Думаю, настало время действовать смело и решительно. Продолжайте приготовления. Боюсь, я выбрал не самое удачное время для того, чтобы стать дворецким в Эвенмере.

Капитан Глис встал. Они с Хоупом снова пожали друг другу руки.

– А я думаю, что удачного времени для того, чтобы стать дворецким в Эвенмере, попросту не подберёшь. С этими словами он удалился.

Следуя туда, куда вёл его осколок Краеугольного Камня, Картер вошёл в ярко освещённый зал. Крейн и Макмертри последовали за ним. В пустынном зале царила неестественная тишина. Ярус за ярусом к потолку вздымались сводчатые галереи, а квадрат потолка виднелся на немыслимой высоте. Повсюду, излучая ясный золотой свет, горели люстры, фонари и лампы. В удлинённых нишах стояли золочёные статуи, изображавшие Сару, графа Эгиса и даже самого Картера. Ступени лестниц были инкрустированы перламутровыми изображениями бабочек и щенячьих мордашек. Столбики перил венчали бронзовые фигурки малиновок. А вдоль стен тянулись вездесущие тернии.

– Чем-то напоминает раннеэйлириумскую эпоху, – негромко проговорил Крейн. – А ради этого стоило и постранствовать, что скажете, мистер Макмертри?

– Быть может, и стоило, мистер Крейн, – в зависимости от того, чем закончится наше странствие.

Они прошли вдоль галереи, лавируя между статуями, и уже находились почти в центре зала, когда Макмертри вдруг схватился за сердце и, пошатнувшись, привалился к стене.

– Вам плохо? – встревоженно спросил Крейн.

– Вдруг стало тяжело дышать, – признался Макмертри. – И грудь сдавило. У меня порой прихватывает сердце. Моё лекарство в кармане пальто.

Картер помог Макмертри сесть и нашёл в кармане его пальто баночку с белыми таблетками. Макмертри положил одну из них под язык. Он сидел, тяжело дыша.

– Подождём, – сказал Картер.

– Нет, лорд Андерсон, – покачал головой Макмертри. – Нет времени. Вам надо идти. И вам, мистер Крейн. Я вас догоню. Анархисты могут идти следом за нами. Я догоню вас к тому времени, как вы найдёте Краеугольный Камень.

– Мне бы не хотелось бросать его здесь, – сказал Картер Крейну.

– Время от времени у него случаются такие приступы, лорд Андерсон. Думаю, бояться особо нечего. Вам лучше спрятаться в одной из этих ниш, мистер Макмертри. Там вы будете в безопасности, верно?

Картер неохотно, повинуясь необходимости, продолжил путь вдоль галереи. Крейн шёл рядом с ним. Вскоре они спустились по лестнице.

– Краеугольный Камень здесь. – тихо проговорил Картер.

– Где? – взволнованно спросил Крейн.

– Там, – указал Картер.

Из зала уводил широкий коридор. В двадцати футах от входа в него на гранитном постаменте стояла каменная плита. За ней, чуть дальше, виднелись распахнутые стеклянные двери. Ветер шевелил лёгкую занавеску на карнизе, а за дверью было тёмным-темно. Почему-то от этого зрелища у Картера мурашки по спине побежали.

– Вы уверены, что это он? – пытливо спросил Крейн.

– Да. Я ощущаю исходящую от него силу. Нам нужно только забрать его и выйти через эти двери.

– В таком случае моя работа, как и ваша, завершена, – заявил Крейн и приставил к груди Картера пистолет. – Окажите мне такую любезность и бросьте оружие.

– Что вы делаете? – ошеломлённо вопросил Картер.

– Исполняю свой долг – долг анархиста, – ответил Крейн. – Ни с места, лорд Андерсон, предупреждаю вас! И пусть вас не смущает мой возраст. Я меткий стрелок. Прошу вас, бросьте оружие.

Картер положил свой пистолет на пол. Он стоял молча. Мысли его лихорадочно метались.

– В молодости я потерял всех родных – они умерли от чахотки. Тогда я и обратился к философии анархизма. Я был первым, кто узнал о Краеугольном Камне, это случилось двадцать лет назад. С тех пор Общество замышляло его похищение. Ещё тогда, когда Полицейский украл Ключи Хозяина, конечной целью было именно похищение Камня. Именно я подслушал ваш разговор с Даскином и использовал полученные сведения для того, чтобы заманить в Обманный Дом вашу жену, Фонарщика и Часовщика.

– Сара здесь? – не веря собственным ушам, проговорил Картер.

– Здесь. Анархисты умеют превращать неблагоприятные обстоятельства в благоприятные. Как только мы узнали о том, что вы решили отправиться в края Внешней Тьмы, мы решили этим воспользоваться. Все сработало отлично, и в итоге вы привели нас к Камню. О да, я вижу, как вы удивлены. Мы и в самом деле потеряли его. Вернее – мы недооценили способности Лизбет как проводника энергии Камня. Она обладает сильнейшей волей, эта девчонка. Шесть месяцев назад Камень неожиданно исчез. Человек в Чёрном его всюду искал, а потом догадался, что девчонка его каким-то образом передвинула, перенесла – бессознательно, конечно. Потом мы узнали об осколке. Я бы мог легко убить вас, пока вы спали, и забрать его, но беда в том, что только вы ощущаете притяжение Камня. И не надо на меня так смотреть, лорд Андерсон, – спокойно продолжал Крейн. – Я не такой уж злой человек. Совсем наоборот. Настанет день – и вы ещё поблагодарите меня за это, когда мы станем жить в мире, спасённом от смерти и отчаяния.

– Но ведь вы сами видели, как действует Краеугольный Камень, – возразил Картер. – Неужели механические уродцы на равнине – это тот идеал, к которому стремятся анархисты?

– Зрелище… неприятное, – проговорил Крейн. – Я открыто признаюсь в этом. И архитектура здесь отвратительная! Но только потому, что большая её часть создана неразвитым, необразованным разумом Лизбет. Только этот зал и является исключением и вселяет в меня надежду на то, каким станет грядущий мир.

– И что вы намерены делать сейчас? – спросил Картер.

– Мы ждём Человека в Чёрном. За мной и мистером Макмертри следили с того мгновения, как мы проникли в дом. Моя работа будет полностью завершена, как только мы заберём Краеугольный Камень.

– Боюсь, ваша работа уже завершена, мистер Крейн. – прозвучал голос позади. Из-за статуй вышел Макмертри, нацелив на старого друга пистолет.

– Мистер Макмертри! – вальяжно проговорил Крейн. – Как мило с вашей стороны присоединиться к нам.

– Да-да, пожалуйста, бросьте пистолет, мистер Крейн, – без тени иронии произнёс Макмертри. – У меня нет желания ранить вас. Все эти годы! Но только совсем недавно я начал подозревать, что вы – анархист. Вот почему я и разыграл сердечный приступ.

– Вы всегда отличались догадливостью, – процедил сквозь зубы Крейн. – Но я вовсе не намерен сдаваться. Я хороший стрелок, а если вы потянете спусковой крючок, я тут же пристрелю лорда Андерсона, если только вы раньше не пристрелите меня. Мне бы очень не хотелось его убивать, но его смерть предпочтительнее утраты Краеугольного Камня. Я готов умереть за общее дело, старый друг, и вы знаете: я не лгу. Но в любое мгновение сюда придут другие анархисты. У вас нет шанса уцелеть, если только вы не решите примкнуть к нам. Вас снова примут в наши ряды.

– Я не желаю, чтобы меня принимали, мистер Крейн, – покачал головой Макмертри. – Я отказался от всего этого давным-давно, после того, как закончились Войны за Жёлтую Комнату. Да, это правда, лорд Андерсон. Когда-то я сражался на стороне анархистов. Но их доктрина ошибочна. Им ни за что не добиться того, что они обещают.

– Мы сумеем сделать это, – хвастливо проговорил Крейн. – Мы сможем создать новый мир. Мы сумеем вернуть мою жену и детей, мы будем жить в совершенстве и гармонии.

Картер был беспомощен под дулом пистолета. Он отчаянно пытался вызвать в сознании Слово Правления. На миг оно сверкнуло перед его мысленным взором обугленной искрой, но померкло, и он не успел поднести его к губам.

– Мистер Крейн, заклинаю вас, – дрожащим голосом проговорил Макмертри. – Ради тех лет, что мы работали вместе, бросьте пистолет. Это ваш последний шанс.

– Нет, – ответил Крейн, сдвинул брови и крепче сжал рукоятку пистолета. – Я всегда был оптимистом, не так ли, мистер Макмертри? Хотелось бы верить, что вы не пристрелите старого компаньона. К тому же вы наверняка давно не упражнялись во владении оружием. Когда кожаный сапог долго не обувают, он деревенеет, и его можно выбросить.

Макмертри ничего не ответил. Он старательно прицелился и нажал на курок. Лорд Андерсон вздрогнул, решив, что выстрелы прозвучали одновременно и что в следующее мгновение он умрёт, но Крейн, не издав ни звука, рухнул на пол. Бросившись к нему, Картер увидел, что архитектор-анархист мёртв. Пуля, выпущенная Макмертри, угодила ему в лоб.

Макмертри разжал дрожащие пальцы и выронил пистолет. Тот со стуком упал на пол. Он бросился к Крейну, приподнял его голову, прижал к груди и зашептал:

– Ты ошибался, Филлип. Я всегда был метким стрелком. Но ты не мог этого знать. – Он тихо заплакал и все повторял: – Старый мой друг. Старый друг. Я убил лучшего друга.

Понимая, что сделать уже ничего нельзя, Картер выпрямился, поднял с пола свой пистолет и шагнул к Краеугольному Камню. Осколок, казалось, вот-вот вырвется из его пальцев. Несмотря на многочисленные надписи и сверкающие, словно до блеска начищенная медь, изображения четырех херувимов, камень выглядел довольно обыкновенно, и все же Картер остановился, не дойдя до него десять футов. От камня исходила невероятная, страшная сила, почувствовать которую мог только Хозяин. В этой немыслимой энергии слились воедино искра Творения, мощь солнц, зарождение жизни, чернота межзвёздных пространств. Картер готов был в священном трепете рухнуть на колени перед Камнем, готов был и в страхе бежать от него. Но ему открылось и другое. Он понял, с какой целью Камень был похищен, и что он на самом деле сопротивлялся, хотя, как ни парадоксально, ничего живого в Краеугольном Камне не было.

Картер глубоко вдохнул, шагнул к Камню и протянул к нему руки, намереваясь снять его с постамента. Он инстинктивно зажмурился. От камня не исходило свечения, но излучаемая им энергия проникала в самый мозг, и у Картера не было сил смотреть на него.

– Этого более чем достаточно, лорд Андерсон! – прозвучал позади чей-то голос.

Обернувшись, Картер, к своему ужасу, увидел Грегори, который целился в него из винтовки. Возле коленопреклонённого мистера Макмертри застыли двое Превращённых.

– Нет! Только не ты! – вскричал Картер, потрясённый до глубины души. – Неужели в нашем отряде все через одного предатели?

– Мне очень жаль, – не дрогнув, проговорил Грегори. – Я думал, что хотя бы Даскин перейдёт на нашу сторону по доброй воле. Надеюсь, что это ещё возможно. Мне не по душе была роль шпиона, хотя и играл я из самых благих побуждений. А теперь бросьте оружие. Мне не хотелось бы вас убивать.

Картер положил на пол пистолет и оба Меча-Молнии, мысленно проклиная себя за то, что уже дважды его застигли врасплох. И тут он ощутил приближение знакомой могущественной силы. Взгляд его метнулся к лестнице. По ней спускался Человек в Чёрном, укутанный в непроницаемые одежды, в сопровождении целой свиты Превращённых, среди которых были жуткие подобия Еноха, Чанта, Сары, Нункасла и нескольких воинов Белой Гвардии. В это страшное мгновение Картер понял, что это не подобия, что это его близкие и друзья. Грудь его сдавило, колени подкосились.

– О, Сара! – простонал он, не в силах сдержаться. – Только не ты!

– Это она, – произнёс Человек в Чёрном негромким, но леденящим кровь голосом. – Превращение почти завершено. Вы даровали нам победу, лорд Андерсон. Если бы уцелел мистер Крейн, мы бы схватили вас, а затем устроили бы ваш побег в его сопровождении, и вы бы так или иначе привели нас сюда. Краеугольный Камень найден, и вы у нас в руках. Мы пытались уговорить Даскина стать Хозяином Дома, но он отказался. Теперь он нам больше не нужен. Вы – Хозяин, и как только вы тоже подвергнетесь Превращению, у этого Дома будет Хозяин, хотите вы этого или нет. Наша победа близка.

Картер отчаянно пытался собраться с мыслями, но они разлетались, словно рой напуганных пчёл.

– Я узнаю тебя, – выговорил он наконец. – Я чувствую исходящую от тебя силу. Зачем ты прячешься под одеждами? Покажи себя, Леди Порядок!

Человек в Чёрном утробно расхохотался.

– В Эвенмере ты мог повелевать мною, но здесь тебе это неподвластно! Однако я сделаю то, о чем ты просишь. Пробил час снять маски.

Человек в Чёрном сорвал с головы шляпу. Чёрные, цвета воронова крыла пряди рассыпались по его плечам. Он отбросил вуаль, и перед Картером предстало два лика. Первый принадлежал старику-мудрецу, а второй – прекрасной женщине, которую Картер некогда знал под именем Анины. Тёмные глаза, лунно-белая кожа, удивительно правильные черты, несвойственные смертным. Она негромко рассмеялась, и смех её был подобен звону колокольчиков. Лик старца исчез, как и не было его.

– Славная была игра, не правда ли? Совершённая по симметрии!

– Но что же стало с Верховным Анархистом? – изумлённо вопросил Картер.

– По глупости своей он вздумал управлять Силами Порядка, не осознав до конца суть Краеугольного Камня. Он с самого начала был слишком дерзок и амбициозен – ещё тогда, когда запустил свои машины, дабы сотворить подобие моей силы в Иннмэн-Пике, и тогда, когда пытался одолеть тебя здесь. Он теперь со мной, как видишь, но только больше он ничем не может управлять. Он, как и Лизбет, стал воплощением Порядка.