Текст книги "Доказательства вины"

ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ТРЕТЬЯ

– Это Томас, – сообщил я Черити, махнув рукой в сторону брата, поджидавшего нас у церкви. – Он опаснее, чем кажется.

– У меня черный пояс, – пояснил Томас.

Секунду-другую Черити, подняв бровь, смотрела на Томаса.

– Вы тот самый вампир Белой Коллегии, – сказала она, – который водил моего мужа в тот стрип-бар.

Томас одарил Черити белозубой улыбкой.

– Право же, приятно, когда тебя помнят. И работать с кем-то, у кого есть мотивация. – Он ткнул пальцем мне в грудь и добавил, понизив голос: – Для разнообразия.

Взгляд Черити не изменился. Он не был ни ледяным, ни дружелюбным. Казалось, он вообще лишен эмоций. Так смотрят на проходящих мимо больших собак – оценивающе, без экзальтации.

– Я ценю то, что вы бились плечом к плечу с моим мужем. Но я хочу также, чтобы вы понимали: то, кем вы являетесь, дает мне повод относиться к вам с подозрением. Пожалуйста, не делайте ничего, что могло бы усугубить эти мои подозрения. Я не игнорирую угрозы.

Томас поджал губы. Я почти ожидал, что взгляд его вспыхнет гневом, но этого не случилось. Он просто кивнул:

– Понято, мэм.

– Вот и хорошо, – сказала она, подходя к минивэну. – Вы поедете на заднем сиденье.

Я открыл рот, чтобы возразить, но Томас положил руку мне на плечо и покачал головой.

– Ее машина, ей и устанавливать правила, – негромко сказал он. – Я могу относиться к такому с уважением. Значит, и ты можешь.

Вот так мы забрались в машину и отправились обратно к дому Карпентеров.

– Как Мыш? – поинтересовался Томас.

– Лапа повреждена, – ответил я.

– Им пришлось чертовски здорово постараться, чтобы сделать это, – заметил он.

– Потому я и оставил его, – сказал я. – Довольно с него испытывать судьбу. И потом, он поможет Фортхиллу присматривать за детьми.

– Вот-вот, – хмыкнул Томас. – Интересно, мне одному начинает казаться, что Мыш не совсем обычная собака?

– Я всегда так считал, – улыбнулся я.

– Не уверен, что он полностью соответствует стандартам породы.

Черити оглянулась через плечо.

– На вид он похож на кавказца.

– Не может быть. – Я удивился. – Он что, еще и танцевать умеет?

Черити тряхнула головой.

– Это порода собак, выведенных в Советском Союзе, в горах Кавказа для охраны военных объектов. Одна из немногих пород, достигающих таких размеров. Только им положено быть гораздо агрессивнее, чем ваша собака.

– О, при необходимости он может быть очень даже агрессивным, – заверил я.

Томас углубился в вежливую беседу с Черити о породах собак, а я прислонился головой к стеклу и сразу уснул. Проснулся я, когда машина остановилась. Черити и Томас переговаривались, занося в минивэн какие-то вещи. Я снова задремал и не просыпался до тех пор, пока Томас не тряхнул меня за плечо.

– Мы приехали к тебе домой, Гарри.

– Угу, – пробормотал я. – Сейчас. – Я поморгал немного, прогоняя сон, и выбрался из машины. – Томас, – сказан я, – свяжись от моего имени с Мёрфи и скажи, что она нужна мне здесь и сейчас. И… вот… – Порывшись в кармане, я нашел там белую салфетку и маркер и написал на салфетке номер. – Позвони по этому телефону. Скажи, что я звоню с личным маркером.

Томас взял у меня бумажку и вопросительно посмотрел на меня.

– А конкретнее?

– Не обязательно. Там знают, зачем они мне нужны. Это просто знак, что пора собраться у меня.

– А почему я? – поинтересовался Томас.

– Потому что мне некогда, – отрезал я. – Так что если не хочешь играть с опасными магическими пророчествами, позвони по этому чертову номеру и не заставляй меня тратить энергию на объяснения.

– Яволь, Гарри, – буркнул Томас немного обиженно, но я-то знал, что он сделает все как надо.

– Волосы? – спросил я у Черити.

Она протянула мне чистый белый конверт. Лицо ее застыло как маска.

– Спасибо. – Я взял конверт и направился к двери. Томас и Черити двинулись за мной. – Я буду работать в подвале. Пожалуйста, не шумите и не слишком расхаживайте по комнате.

– Почему? – удивилась Черити.

Я устало отмахнулся.

– Вопросы потом, ладно? Мне нужен максимум сил для того, чтобы найти, куда они забрали Молли, я и так уже начинаю пороть горячку. Дайте мне сконцентрироваться. Потом все объясню. – «Если жив останусь», добавил я про себя.

Я почувствовал на себе взгляд Черити и посмотрел на нее. Она чуть заметно неловко кивнула. Я отключил обереги, и мы вошли. Мистер подошел поздороваться. Первым делом он приложился плечом к моим ногам (опыт помог мне сохранить равновесие), потом потерся боком о ноги Томаса, получив от моего сводного брата положенную порцию ласки. После чего изрядно удивил меня, проделав то же самое с Черити.

Я покачал головой. Эти кошки… Принципиальности ни на грош.

Черити, хмурясь, осмотрелась по сторонам.

– Очень ухоженно, – заметила она. – Я ожидала больше… хлама.

– Он вообще производит обманчивое впечатление, – заявил Томас и полез в ледник.

Я не стал реагировать на подначки. У меня не было времени на положенное полное ритуальное очищение и медитацию, но за день я изрядно изгваздался, как телесно, так и духовно, поэтому обойтись без душа я не решился. Я закрылся в спальне, разделся, зажег свечу и полез под душ. Холодная вода хлестала по телу, и я драл кожу мочалкой, пока она не сделалась розовой, как у младенца, а потом как следует вымыл голову.

И все это время я искал у себя в мозгу какое-нибудь тихое местечко, укрытое от боли и чувства вины, от страха и злости. Я отодвинул в сторону все ощущения, кроме связанных с душем, и без особых осознанных усилий мои движения приобрели ровный ритм ритуала, не уступающего японской чайной церемонии, а обыкновенная душевая превратилась в священное место для медитации.

Мне ужасно хотелось в кровать. Мне ужасно хотелось спать. Хотелось тепла. Смеха. Я выделил каждое из этих желаний по очереди и отложил в долгий ящик до тех пор, пока мой мир не сделается таким местом, в котором я смогу позволить себе такие вещи. Впрочем, с одной, последней эмоцией я не справился. Как ни старался, я не смог помешать страху отыскать лазейку в мои мысли. Первое включение Маленького Чикаго представляло собой одну огромную неизвестную величину. Если мои расчеты верны, в моем распоряжении окажется чертовски мощное средство наблюдения за происходящим в городе.

Но если я допустил хоть небольшую ошибку, Молли погибла. Или хуже, чем погибла. И уж тогда я точно узнаю, что же это за свет в конце длинного коридора.

От этого страха я отделаться не мог. Он намертво встроился в ситуацию. Поэтому вместо того чтобы бороться, я попробовал найти с ним общий язык. В умелых руках и страх может превратиться в нечто полезное. Я оставил для него в голове маленькое уютное местечко, что-то вроде умственной корзинки для мусора – приходилось надеяться, что он не вздумает выпрыгнуть оттуда в самый неподходящий момент.

Я выбрался из-под душа, вытерся и снова закутался в свой белый халат. Стараясь не растерять концентрации, я забрал свой рюкзак, белый конверт и спустился с ними в лабораторию. Люк за собой я закрыл. Если Маленький Чикаго взлетит на воздух, наложенные мною заклятия не позволят энергии вырваться из подвала, что должно значительно ограничить размеры ущерба. План, конечно, не идеальный, но другого у меня не было.

Нельзя сказать, чтобы эта мысль меня очень грела, когда я остановился перед моделью на столе. Всего одна крошечная ошибка…

Я положил конверт на край стола, рюкзак – на полку, а сам двинулся вокруг стола, зажигая свечи спичками. Сделать это с помощью заклятия было бы быстрее и проще, но для намеченного мне требовалась вся остававшаяся энергия до последней капли. Поэтому зажигание каждой свечи я превратил в небольшой ритуал, сосредоточиваясь на своих движениях, на точности, на взаимодействии холода и тепла, света и тьмы, огня и тени.

Я зажег последнюю свечу и повернулся к Маленькому Чикаго.

Здания сияли в свечном свете серебром, воздух вибрировал от встроенной в модель энергии. Чуть слышный голосок здравого смысла нашептывал мне, что зря я это затеял. Напоминал, что я могу облажаться, потому что устал и разбит, и что гораздо разумнее поспать и предпринять попытку со свежими силами.

Этот голос я тоже отодвинул в сторону. Колебаться было поздно. Я повернулся лицом к столу и врезанному в столешницу кругу из серебра.

Ласкиэль возникла между мной и столом – в своем обычном белом хитоне, с рыжими волосами, заплетенными в тугую косу. Она выставила обе руки перед собой.

– Я не могу тебе это позволить, – негромко сказала она.

– Ты, – заметил я так, словно это касаюсь меня очень мало, – почти так же некстати, как тот телефонный звонок.

– Это лишено смысла, – настаивала она. – Хозяин мой, я умоляю тебя изменить свое решение.

– Мне некогда спорить с тобой, – буркнул я. – Надо дело делать.

– Дело? – переспросила она. – Ты имеешь в виду – увиливать от своих обязанностей?

Я слегка склонил голову. В моем тогдашнем состоянии все эмоции, которые я испытывал, казались чрезвычайно далекими и почти совершенно несущественными.

– Как это?

– Посмотри на себя, – проговорила она тихим, рассудительным тоном, каким обращаются обычно к психам или горьким пьяницам. – Прислушайся к себе. Ты устал. Ты ранен. Ты отягощен виной. Ты напуган. Ты просто уничтожишь себя.

– И тебя вместе со мной? – спросил я.

– Именно, – подтвердила она. – Я не страшусь конца существования, хозяин мой, но мне не хотелось бы исчезнуть из-за того, что кто-то слишком самонадеян, чтобы понять, что он задумал.

– Я не самонадеян, – возразил я.

– Еще как. Ты знаешь, что это, возможно, тебя убьет. И если выйдет именно так, ты освободишься от всякой ответственности за то, что случилось с девушкой. В конце концов, ты героически погиб в попытке найти ее и вернуть. Тебе не придется присутствовать на ее похоронах. Тебе не придется объясняться с Майклом. Тебе не придется признаваться ее родителям в том, что их дочь мертва из-за твоей некомпетентности.

Я не ответил. Эмоции подобрались чуть ближе.

– Это не что иное, как замысловатый способ самоубийства, предпринятого в момент слабости, – продолжала Ласкиэль. – Я не хочу видеть, как ты уничтожишь себя, хозяин мой.

Я смотрел на нее. Я поразмыслил над ее словами. Она могла говорить правду. Ну и пусть.

– Отойди, – буркнул я. – Пока я тебя сам не отодвинул. – Я спохватился. – Постой-ка. Что это я? Можно подумать, ты в состоянии мне помешать. – И я просто шагнул сквозь образ Ласкиэли к столу, на котором лежал белый конверт.

Белый конверт вдруг закружился на месте, а потом превратился в дюжину конвертов – совершенно неотличимых друг от друга, и каждый вертелся юлой.

– Очень даже в состоянии, – негромко произнесла Ласкиэль. Я поднял взгляд и увидел, что она стоит с противоположной стороны стола. – Я была свидетельницей начала времен. Я видела, как возник из ничего ваш смертный мир. Я видела, как рождаются звезды, как соткалась ваша планета, как в нее вдохнули жизнь, как вырос ваш род, что правит ею. – Она оперлась о стол обеими руками и наклонилась ко мне, буравя взглядом ледяных голубых глаз. – До сих пор я вела себя, как и подобает гостю. Но не принимай почтительность за слабость, смертный. Молю тебя, не заставляй меня предпринимать дальнейших действий.

Я сощурился и сделал попытку включить взгляд.

Прежде чем я успел это сделать, моя левая рука вспыхнула.

Больно, больно, БОЛЬНО. Огонь пожирал мою руку, как ни пытался я сдержать его браслетом-оберегом. Воспоминания об ожоге в том захваченном вампирами подвале захлестнули меня, и нервные окончания с готовностью откликнулись.

Я сдержал крик, стиснув зубы с такой силой, что они едва не начали крошиться.

Это иллюзия, напомнил я себе. Воспоминание. Призрак, не более того. Он не может навредить тебе, если только ты сам не позволишь ему сделать это. Я изо всех сил оттолкнул от себя воспоминание, нацелив на него острие моей воли.

Иллюзия дрогнула, боль исчезла, а огонь погас. Мгновение спустя организм впрыснул в кровеносную систему заряд эндорфинов, и концентрация начала рушиться. Я тяжело привалился к столу, держась за него правой рукой, а левую рефлекторно прижимая к груди. Потом опустил взгляд на конверты и сосредоточивался на них до тех пор, пока все иллюзорные не сделались прозрачными. Тогда я протянул руку и взял настоящий конверт.

Ласкиэль невозмутимо следила за моими действиями.

– Рано или поздно я прорвусь через все, что ты ставишь на моем пути, – выдохнул я. – И ты сама это прекрасно знаешь.

– Да, – согласилась она. – Но тебе не удастся сосредоточиться на заклинании, пока ты не избавишься от меня. Я могу заставить тебя потратить все силы на сопротивление, и тогда ты тоже не сможешь работать. Даже если я просто задержу тебя до рассвета, дальнейшие твои попытки потеряют смысл. – Она подняла голову. – Что бы ни случилось, твое заклятие не будет успешным.

Я негромко усмехнулся, и Ласкиэль чуть нахмурилась.

– Ты забыла одно обстоятельство, – сказал я.

– Какое?

– Получается заколдованный круг. Если ты будешь раскачивать лодку, я могу погибнуть, пытаясь осуществить заклятие. Выходит, так и так, все эти упражнения – в любом случае попытка самоубийства. Так стоит ли стараться?

Она стиснула зубы.

– Ты скорее убьешь себя, чем прислушаешься к разумным доводам?

– Не просто убью, а замочу к чертовой матери, так сказать.

– Ты сошел с ума.

– Дай мне пару таблеток «Алка-Зельцер», и у меня еще и пена изо рта пойдет. – Я посмотрел на Ласкиэль в упор. – Есть девочка, которой нужна моя помощь. Я скорее умру, чем брошу ее так. Я в любом случае испытаю заклятие. Так что угребывай.

Она в досаде тряхнула головой и отвернулась.

– У тебя очень много шансов погибнуть.

– Бывало и больше.

Я достал из конверта прядь детских волос, положил на стол нож и зажег церемониальные свечи. Черт возьми, падший ангел был прав. Страх неприятно шевелился во мне, и пальцы тряслись так сильно, что первая спичка сломалась, не успев загореться.

– Если ты должен это сделать, – заговорила Ласкиэль, – попытайся по крайней мере остаться в живых. Позволь мне помочь.

– Ты можешь помочь мне, заткнувшись и убравшись к чертовой матери, – ответил я. – Адским Огнем мне здесь не поможешь.

– Возможно, – согласилась Ласкиэль. – Но есть и другой способ.

Краем глаза я заметил слабое мерцание и, повернувшись, увидел медленно пульсирующее серебристое сияние над полом в самом центре моего магического круга на полу. В двух футах под этим местом покоился Темный Динарий, в котором заключалась остальная часть Ласкиэли.

– Возьми монету, – предложила она. – По крайней мере я смогу защитить тебя от побочных реакций. Умоляю тебя, не бросайся своей жизнью безрассудно.

Я прикусил губу.

Черт подери, мне не хотелось умирать. А мысль о неудаче при спасении Молли представлялась мне едва ли не более страшной, чем смерть. Владелец одной из тридцати древних серебряных монет получал в свое распоряжение чудовищную силу. С такой поддержкой мне, возможно, удалось бы справиться с заклятием, и даже если бы оно пошло вразнос, я смог бы выжить под зашитой Ласкиэли. Непонятно откуда, но я знал еще, что при желании достал бы монету из-под бетона в считанные секунды.

Секунду-другую я смотрел на серебристое свечение.

А потом повернулся к Ласкиэли и раздраженно прищурился.

– Ты еще здесь?

Лицо Ласкиэли застыло в бесстрастной маске, однако когда она заговорила, в голосе ее звучала едва уловимая, но явственная угроза.

– С тобой гораздо проще иметь дело, когда ты спишь, мой хозяин.

И она исчезла.

Страх клокотал во мне крутым кипятком. Я пытался унять его, но прежней степени отстраненности достичь так и не удавалось – до тех пор, пока я не подумал о маленьком Дэниеле, каким он лежал под моим магическим взглядом – раненным, когда он защищал свою семью от того, что послал на их дом я.

Я подумал о братьях и сестрах Молли. О ее матери, ее отце. О полной смеха, радости и веселья буйной жизни, которой жила семья Майкла.

А потом я уколол кончик пальца ножом, приложил к нему локон детских волос и положил волосы в круг с Маленьким Чикаго. Вторую каплю крови я использовал для того, чтобы замкнуть круг и начать заклинание. Я закрыл глаза, сосредоточился, пробормотал длинную фразу на латыни и вдохнул в модель жизнь.

На мгновение мир вокруг меня размылся, а потом я вдруг увидел, что стою на столе, у входа в мой собственный дом. Поначалу мне показалось, что серебристая модель резко увеличилась в размерах, но потом я понял, что дело обстоит как раз наоборот. Это я уменьшился до масштаба Маленького Чикаго, точнее, мои чувства воспринимали мир изнутри модели, тогда как тело мое стояло исполинской Годзиллой у стола, бормоча слова заклинания.

Я закрыл глаза и подумал о Молли, о капле моей крови на пряди ее волос, и к моему удивлению мое уменьшенное «Я» понеслось по улице. Усилий для этого требовалось не больше, чем крутить педали велосипеда. Мостовая подо мной и окружавшие меня здания светились белой энергией, гудевшей как высоковольтные провода.

Блин-тарарам, Маленький Чикаго заработал! Еще как заработал! Ощущение торжества охватило меня, и скорость моего полета по улицам возросла. Я несся по городу, а вокруг мелькали неясные, призрачные образы людей, что двигались в эту минуту по настоящему Чикаго. Но потом заклятие дрогнуло, и я вдруг понял, что ношусь по кругу, как потерявшая след гончая.

Что-то не сработало.

Я чуть напрягся и обнаружил, что стою, тяжело дыша, в своем настоящем теле, глядя на Маленький Чикаго сверху вниз.

Не дав себе отдышаться, я взял рюкзак и вывалил Боба к себе на колени.

Глаза его сразу же загорелись.

– Пойми меня правильно, громила, ты мне нравишься, – заявил он. – Но не настолько.

– Заткнись, – укоротил я его. – Я только что пытался использовать Маленький Чикаго для того, чтобы найти след Молли. Не удалось.

Боб зажмурился.

– Неужели получилось? Модель действительно заработала? И не взорвалась?

– Сам видишь, – буркнул я. – Все работало очень даже ничего. Но я использовал самое простое поисковое заклятие и не смог обнаружить ее следа. Что не так с этой чертовой штукой?

– Положи меня на стол, – попросил Боб.

Я послушно выполнил его желание. С минуту он молчал.

– Все в порядке, Гарри. Модель работает как надо.

– Черта с два она работает, – вскипел я. – Я этим поисковым заклятием сотни раз пользовался. Значит, барахлит модель.

– Говорю тебе, работает отлично, – возразил Боб. – Давай посмотрим на это с другой стороны. Если это не твое заклятие и не модель… Слушай, что ты использовал для наведения заклятия?

– Прядь ее волос.

– Это детские волосы, Гарри.

– И что?

Боб презрительно хмыкнул.

– А то, что от них никакого толка. Гарри, дети – это как огромный чистый лист. С тех пор, как срезали эту прядь, Молли изменилась во всех отношениях. Она почти ничем не напоминает того человека, с которого эти волосы срезали. Естественно, твое заклятие не смогло ее обнаружить.

– Черт! – рявкнул я. Это не приходило мне в голову, но, похоже, дело обстояло именно так. Мне еще не приходилось использовать для этого заклятия детские волосы – за исключением одного раза, когда я искал ребенка. – Черт, черт, черт!

Крошечная ошибка.

Совсем крошечная.

И я подвел Молли.

ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ЧЕТВЕРТАЯ

Я отвернулся от стола и медленно поднялся по стремянке в гостиную.

Черити сидела на углу дивана, низко опустив голову; губы ее беззвучно шевелились. При моем появлении она вскочила и повернулась ко мне. Томас, ставивший чайник на мою дровяную плиту, оглянулся через плечо.

Я покачал головой.

Черити побледнела и медленно опустилась обратно.

Я подошел к Томасу, достал из шкафа пузырек аспирина, вытряхнул на ладонь три таблетки и, морщась от противного кислого вкуса, прожевал все три. Потом запил их водой.

– Ты позвонил? – спросил я у Томаса.

– Угу, – ответил он. – Собственно, Мёрфи будет здесь через минуту.

Я кивнул ему и, держа в руках стакан воды, уселся в кресло у камина.

– Я надеялся, мне удастся найти ее, – сказал я Черити. – Мне очень жаль. Я… – Я тряхнул головой и замолчал.

– Спасибо за попытку, мистер Дрезден, – тихо ответила она. Взгляда она не поднимала.

– Волосы были детские, – объяснил я. – С ними не получилось. Слишком старые волосы. Я не… – Я вздохнул. – Слишком устал, чтобы сразу об этом подумать, – признался я. – Простите.

Черити посмотрела на меня. Я ожидал увидеть на ее лице страх, злость, возможно, немного сомнения. Ни того, ни другого, ни третьего я не обнаружил. Вместо этого на нем было то, что я замечал иногда на лице у Майкла, когда ситуация складывалась совсем уж погано. Какое-то тихое спокойствие, совершенно не сопоставимое с ситуацией, и источника или природы его я не знал.

– Мы ее найдем, – тихо заверила она меня. – Мы вернем ее домой. – В голосе ее звучала непоколебимая уверенность, с какой говорят обычно о таких простых и очевидных вещах, как дважды два – четыре.

Я не ответил на это горьким смехом. Я слишком устал. Но я покачал головой и уставился в погасший камин.

– Мистер Дрезден, – тихо продолжала она. – Я не стану притворяться, будто знаю о магии столько, сколько вы. Я только уверена, что вы обладаете значительными способностями.

– Недостаточными, – буркнул я. – Недостаточными, чтобы от них был какой-то толк.

Краем глаза я увидел, что Черити улыбнулась. По-настоящему улыбнулась.

– Вам нелегко признать, что порой вы так же беспомощны, как мы все.

Возможно, она была права, но я не стал произносить этого вслух.

– Я допустил ошибку, и Молли может пострадать. Я не знаю, как дальше жить с этим.

– Все ошибаются, – сказала Черити, и в голосе ее я услышал нотку задумчивой констатации факта. – И вы, при всех своих способностях.

– Это не утешение, – тихо произнес я. Я оглянулся на нее и увидел, что она пристально смотрит на меня. – Не утешение для Молли.

– Вы сделали все, что могли, чтобы помочь ей? – спросила меня Черити.

Я произвел не особо успешную попытку пошевелить мозгами.

– Угу.

Она развела руками:

– Тогда вряд ли я могу требовать от вас большего.

Я удивленно уставился на нее.

– Что?

Она снова улыбнулась:

– Да. Мне самой странно слышать то, что я говорю. Я относилась к вам нетерпимо. Я держалась с вами неприятно.

Я устало отмахнулся.

– Угу. Но я могу понять почему.

– Я вижу, – согласилась она. – Вы все поняли. Но потребовалось все это, чтобы я поняла сама.

– Что поняли?

– Что большая часть той злости, которую я на вас изливала, относилась на самом деле не к вам. Я боялась. Я позволила страху править мной. А это заставляло меня причинять боль другим. – Она опустила голову. – И я позволила ему ухудшить положение Молли. Я так боялась за нее, что это привело к войне между нами. Я сама толкала ее к тому, чего пыталась заставить избежать. И все из-за страха. Я боялась, и я наказана за это.

– Все боятся время от времени, – сказал я.

– Но я позволила страху править собой. Мне стоило бы быть сильнее этого, мистер Дрезден. Мудрее. Всем нам стоило бы. Бог завешал нам не страх, но любовь, силу, владение собой.

Некоторое время я переваривал услышанное.

– Вы что, приносите извинения? – спросил я.

Черити подняла бровь.

– Я пока не настолько мудра, – ответила она слегка раздраженно.

На этот раз даже я не удержался от усмешки.

– Мистер Дрезден, – сказала она. – Мы все сделали всё, что в наших силах. Теперь время молиться. У нас остается вера.

– Вера? – переспросил я.

Она смотрела на меня спокойными, уверенными глазами.

– В то, что рука сильнее вашей или моей защитит мою дочь. Что нам покажут путь. Что Он не оставит тех, кто верует, в час нужды.

– Я не настолько верую, – признался я.

Черити снова улыбнулась – устало, но уверенно.

– Моей веры хватит на нас обоих. – Она встретилась со мной спокойным взглядом. – Есть ведь силы и помимо вашей магии или тех темных духов, что противостоят нам. Мы не одиноки в этой борьбе, мистер Дрезден. Нам не нужно бояться.

Я отвел глаза прежде, чем мы успели заглянуть друг другу в душу. И прежде, чем она успела увидеть в них слезы. Как бы Черити ни относилась ко мне в прошлом, она осталась со мной, когда фишки закончились. Она заботилась обо мне, когда я был ранен. Она поддержала меня тогда, когда вовсе не обязана была делать этого. И какой бы она ни была со мной едкой, язвительной и резкой, я ни на секунду не ставил под сомнение ее любовь к мужу, к детям или искренность ее веры. Я мог ее недолюбливать, но уважал всегда.

И теперь больше, чем когда-либо.

Я только надеялся, что она сказала правду насчет того, что мы не одни. Сомневаюсь, чтобы я в глубине души верил в это. Поймите меня правильно: я ничего не имею против Бога, разве что он мог бы быть чуть менее иносказательным да еще чуть более разборчивым в выборе наемной силы. Люди вроде Майкла или Черити, ну и в меньшей, конечно, степени Мёрфи время от времени заставляют меня призадуматься над вопросами веры. Впрочем, мне кажется, я не из тех, кого Бог по-настоящему хотел бы видеть вблизи своего дома или своих людей.

Блин! У меня в мозгу сидит падший ангел. Мне, можно считать, повезло, что я не общался с Майклом или кем-то еще из Рыцарей в качестве противников.

Я покосился на ведерко из-под попкорна в углу у двери, где стояли мои посох, жезл, шест для занятий боевыми искусствами (очень не мешает в качестве дополнения к моим чародейским причиндалам), трость-шпага, зонтик и деревянные ножны «Фиделаккиуса» – одного из трех мечей, которые носили Майкл и его братья по оружию.

Последний из тех, кому принадлежал этот меч, сказал мне, что я должен хранить его и передать следующему Рыцарю. Он сказал, что я узнаю, кому и когда. С тех пор меч который год стоит в ведерке из-под попкорна. Когда в мой дом вломились нехорошие парни, они не обратили на него внимания. Томас, проживший со мной почти два года, никогда не дотрагивался до него и не заговаривал о нем. Я не знаю даже, замечал ли он его вообще. Меч просто стоит в углу и ждет.

Я покосился на меч, потом поднял взгляд к потолку. Если Богу действительно хотелось бы помочь нам хоть немножко, самое время дать мне знать, кому, черт подери, вручить этот меч. Хотя бы это. Впрочем, не думаю, чтобы это так уж нам помогло. С «Фиделаккиусом» или без него, сил надрать кое-кому задницу у нас хватало. Чего нам не хватало – так это информации, а без нее от способности надрать задницу не было никакого толка.

С минуту я смотрел на меч. Так, на всякий случай.

Никаких световых эффектов. Никаких шумовых эффектов. Даже слабых шевелений интуиции – и того нет. Я пришел к выводу, что если Небо и решило помочь нам, то наверняка не так.

Я откинулся на спинку кресла. Черити снова углубилась в беззвучные молитвы. Я пытался соображать, но получалось неважно: единственная внятная мысль, которую я родил, – это надежда, что Господь Бог не прогневится на Молли за то, что ей помогаю я.

Я оглянулся через плечо. Томас слушал весь наш разговор, сохраняя почти сверхъестественно-непричастный вид. Правда, при взгляде на Черити в глазах его появлялось легкое беспокойство. Он переглянулся со мной – похоже, он разделял мои чувства. Потом он предложил нам по чашке чая и вернулся к плите. Черити молилась.

Не прошло и десяти минут, как постучала Мёрфи и отворила дверь. Если не считать Томаса, она была единственной, кому я доверял настолько, что дал амулет, позволявший беспрепятственно миновать мои обереги. Она оделась как обычно на работу: черные брюки и пиджак, белая блузка, удобные туфли. За ее спиной брезжили серые предрассветные сумерки. Мёрфи окинула комнату взглядом, нахмурилась и закрыла за собой дверь.

– Что случилось?

Я наскоро описал ей ситуацию, заканчивая рассказом о провале моей попытки найти след девушки.

– Значит, ты пытаешься отыскать Молли? – спросила Мёрфи. – С помощью заклятия?

– Угу, – кивнул я.

– Мне казалось, это для тебя рутинное занятие, – заметила она. – В смысле, я помню не меньше четырех-пяти раз, когда ты проделывал это при мне.

Я покачал головой:

– Тогда я искал, где находится кто-то или что-то. Теперь я ищу место, где Молли находилась прежде. Это совсем не одно и то же.

– Но почему? – не поняла Мёрфи. – Почему нельзя пойти прямо к ней?

– Потому что фетчи забрали ее с собой, – объяснил я. – Она сейчас в Небывальщине. Отсюда я не могу запеленговать ее. Все, что я могу, – это найти место, где они переходили из мира в мир, а уже оттуда попробовать найти ее саму.

– А-а. – Она нахмурилась и подошла ко мне. – И для этого тебе нужны ее волосы?

– Угу, – кивнул я. – Которых у нас нет. Так что мы застряли.

Она задумалась.

– А что-то другое тебе не подошло бы?

– Обрезки ногтей, – сказал я. – Или кровь – если достаточно свежая.

– Ну-ну, – пробормотала Мёрфи. – А ее, – она кивнула в сторону Черити, – ее кровь не подойдет?

– Что? – не понял я.

– Она же родная мать девочки, – объяснила Мёрфи. – Кровь от крови. Это не годится?

– Нет. – Я покачал головой.

– Разве? – не сдавалась Мёрфи. – Почему?

– Потому что… – Я нахмурился. – Э…

Я посмотрел на Черити. Вообще-то между родителями и детьми существует магическая связь. Сильная. Моя мать в свое время сложила заклятие, действовавшее только на нас с Томасом и подтверждавшее, что мы с ним братья. И эта связь работала – при том, что родство у нас с ним только по матери. Кровная связь – едва ли не самая глубокая из всех, что известны магии.

– Что ж, может и получиться, – негромко произнес я. Подумал еще немного и вскочил. – Блин-тарарам, не просто получиться. Для такого заклятия, возможно, это даже лучше!

Черити не произнесла ни слова, но взгляд ее сиял той самой спокойной, неколебимой силой. Вот на что похожа вера, подумал я.

Я кивнул ей, а потом повернулся к Мёрфи и торжествующе поцеловал прямо в губы.

Мёрфи даже зажмурилась от неожиданности.

– Ага! – заорал я. – Мёрфи, ты молоток! Слава команде Дрездена!

– Эй, это я молоток, не ты, – возразила она. – Слава команде Мёрфи!

Томас фыркнул. Даже Черити не сдержала улыбки, хотя продолжала сидеть, закрыв глаза и наклонив голову, – должно быть, благодарила Всевышнего.

Мёрфи задала именно тот вопрос, которого мне не хватало, чтобы нащупать ответ. Помощь свыше? Что ж, я не возражаю против такой, тем более с учетом того, чья дочь попала в беду. Вполне возможно, именно так оно и было. Я мысленно снял воображаемую шляпу и помахал ею в сторону небес, потом повернулся к люку в лабораторию.

– Черити, я надеюсь, вы не откажетесь пожертвовать каплю ради дела?

– Еще бы, – откликнулась она.

– Тогда за работу. Приготовьтесь выезжать, ребята. Я недолго. – Я задержался и положил руку на плечо Черити. – А потом мы вернем вашу дочь.

– Да, – прошептала она, глядя на меня сияющими глазами. – Да, обязательно.

На этот раз заклятие сработало на все сто. Черт, я мог бы и сам догадаться, где фетчи нашли самый удобный переход из своего королевства в Чикаго. Такие вещи представляются очевидными, но только после того, как про них узнаешь.