Текст книги "Гарри Поттер и принц-полукровка"

Гарри в голову не пришло ослушаться. Дрожа всем телом, он медленно поднялся и взглянул на пол; в воде алыми цветами расплывались пятна крови. У него не было сил даже попросить Миртл замолчать, и та выла и стенала со все возрастающим наслаждением.

Злей вернулся через десять минут. Он вошел в залитый водой холодный туалет и закрыл за собой дверь.

– Прочь, – приказал он Миртл. Та рыбкой нырнула в унитаз, и воцарилась звенящая тишина.

– Я не хотел, чтобы так получилось, – сразу сказал Гарри. Его слова разнеслись эхом. – Я ничего не знал про это заклинание.

Злей, не обращая внимания на его лепет, тихо проговорил:

– Кажется, Поттер, я тебя недооценивал. Кто бы мог вообразить, что ты владеешь столь черной магией? Откуда ты узнал об этом проклятии?

– Я… где-то прочитал.

– Где?

– По-моему… в библиотечной книге, – лихорадочно сочинял Гарри. – Не помню названия…

– Лжец, – бросил Злей.

У Гарри пересохло в горле. Он знал, что собирается сделать Злей, и никак не мог ему помешать…

Все вокруг затуманилось; Гарри старался ни о чем не думать, однако учебник Принца-полукровки, призрачный и размытый, как-то сам собой выплыл на поверхность сознания…

И вот он уже опять стоял в разоренном затопленном туалете и неотрывно смотрел в черные глаза Злея, вопреки здравому смыслу надеясь, что его страхи напрасны и тот не видел злополучной книги, но…

– Принеси свой рюкзак, – вкрадчиво приказал Злей, – и учебники. Все до единого. Сюда. Быстро!

Спорить было бесполезно. Гарри развернулся и по воде зашлепал из туалета. Едва оказавшись за дверью, он пустился бегом в гриффиндорскую башню против потока школьников. Все изумленно таращились на Гарри, мокрого и в крови, выкрикивали какие-то вопросы, но он никому не отвечал и бежал дальше.

Он был совершенно потрясен – как будто любимый домашний питомец вдруг превратился в дикого зверя. О чем только думал Принц, когда писал в учебнике такое заклинание? И что будет, когда это увидит Злей? Расскажет ли он Дивангарду – тут у Гарри скрутило живот, – чему Гарри обязан поразительными успехами в зельеделии? Отберет ли, уничтожит ли книгу, которая столь многому научила Гарри… стала другом и наставником? Нельзя допустить, чтобы это случилось… никак нельзя…

– Куда ты?.. Почему ты мокрый?.. Это что, кровь?

Рон стоял на вершине лестницы и ошарашенно смотрел на Гарри.

– Мне нужен твой учебник, – задыхаясь, сказал Гарри, – по зельеделию. Скорей… давай сюда…

– Но как же Принц-полу?..

– Потом объясню!

Рон вытащил из рюкзака и протянул Гарри «Высшее зельеделие»; тот проскочил мимо, нырнул в общую гостиную и, не обращая внимания на изумленные взгляды тех немногих, кто успел вернуться с ужина, схватил свой рюкзак. Затем выпрыгнул в портретную дыру и понесся назад через коридор на седьмом этаже.

У гобелена с танцующими троллями он резко затормозил и, прикрыв глаза, заставил себя идти медленно.

Мне нужно место, чтобы спрятать учебник… Мне нужно место, чтобы спрятать учебник… Мне нужно место, чтобы спрятать учебник…

Он трижды прошел туда-обратно вдоль ровной стены. Открыл глаза. Наконец-то – дверь! Гарри распахнул ее и, шмыгнув внутрь, захлопнул за собой.

И тотчас же обомлел. Зрелище поневоле потрясало – несмотря на то что он был в панике, спешил и очень боялся предстоящего разговора со Злеем. Гарри очутился в зале, огромном как собор. Столбы света из высоких окон падали на целый город всевозможных предметов, спрятанных многими и многими поколениями учеников «Хогварца». В этом городе имелись улицы и переулки, проложенные среди шатких пирамид сломанной мебели, которую сунули сюда то ли неумелые колдуны, то ли домовые эльфы, пекущиеся о красоте замка. Здесь были тысячи книг – надо полагать, запрещенных, разрисованных или краденых; крылатые катапульты, пилозубые пчелы – в некоторых еще теплилась жизнь, и они неуверенно парили над горами прочей контрабанды; треснувшие бутыли с застывшим зельем; шляпы, украшения, плащи; скорлупа, видимо, от драконьих яиц; сосуды, заткнутые пробками и наполненные зловеще мерцающими жидкостями; ржавые мечи и тяжелый окровавленный топор.

Гарри торопливо нырнул в один из переулков между сокровищами, свернул направо за гигантским чучелом тролля, пробежал по короткому проходу, взял влево перед разбитым шкафом-исчезантом, где в прошлом году потерялся Монтегю, и наконец остановился у большого буфета, когда-то, видимо, облитого кислотой, – его поверхность вся пошла пузырями. Гарри открыл скрипучую дверцу: на полке кто-то уже спрятал клетку непонятно с кем; существо давным-давно умерло, а у скелета было пять ног. Гарри сунул учебник Принца-полукровки за клетку, захлопнул дверцу и постоял, стараясь унять бешено бьющееся сердце… Сможет ли он снова найти буфет посреди этого скопища хлама? Он схватил с крышки ближайшей корзины надколотый бюст уродливого старого ведуна, водрузил его на буфет, для верности нахлобучил ведуну на голову пыльный парик и потускневшую диадему и ринулся обратно, к выходу и в коридор. Там он захлопнул дверь, и она немедленно слилась со стеной.

Гарри со всех ног помчался на шестой этаж, по дороге засовывая в рюкзак «Высшее зельеделие» Рона, и через минуту уже стоял перед Злеем. Тот молча протянул руку. Гарри отдал рюкзак и стал ждать своей участи; он сильно задыхался; грудь разрывалась от боли.

Одну за другой Злей доставал книги Гарри и внимательно их осматривал. Наконец остался только учебник по зельеделию. Злей изучил его очень тщательно, а после заговорил:

– Это твое «Высшее зельеделие», Поттер?

– Да, – ответил Гарри, который никак не мог отдышаться.

– Уверен?

– Да, – повторил Гарри уже чуть нахальнее.

– Это учебник, который ты приобрел у Завитуша и Клякца?

– Да, – твердо ответил Гарри.

– Тогда почему, – осведомился Злей, – на первой странице написано «Рунил Уизлиб»?

Сердце Гарри пропустило удар.

– Это мое прозвище, – сказал он.

– Твое прозвище, – повторил Злей.

– Да… Так меня называют друзья.

– Я знаю, что такое прозвище, – произнес Злей. Холодные черные глаза впились в глаза Гарри; тот старался отвести взгляд. Блокируй мысли… блокируй мысли… но он ведь так этому и не научился… – Знаешь, что я думаю, Поттер? – очень тихо проговорил Злей. – Я думаю, что ты отъявленный лжец и заслуживаешь взыскания. Будешь приходить ко мне каждую субботу до самого конца триместра. Что скажешь, Поттер?

– Я… не согласен, сэр, – ответил Гарри, по-прежнему не глядя на Злея.

– Посмотрим, как ты запоешь после отработки, – сказал тот. – В субботу в десять утра, Поттер. У меня в кабинете.

– Но, сэр… – пролепетал Гарри, в отчаянии поднимая глаза. – Квидиш… последняя игра сезона…

– В десять утра, – прошептал Злей с улыбкой, обнажившей желтые зубы. – Несчастный «Гриффиндор»… Боюсь, в этом году ему светит четвертое место…

И, не проронив больше ни слова, он вышел из туалета. Гарри остался стоять, тоскливо глядя в надтреснутое зеркало и мучаясь тошнотой, какая, он был просто уверен, даже не снилась Рону.

– Не буду говорить: «Я же говорила», – сказала Гермиона час спустя в общей гостиной.

– Слушай, отстань, – сердито бросил Рон.

Гарри не пошел на ужин, начисто лишившись аппетита. Он только что досказал всю историю Рону, Гермионе и Джинни, хотя нужды в этом, по сути, не было. Новость распространилась по школе с потрясающей скоростью – Меланхольная Миртл успела облететь все туалеты замка и от души насплетничаться. Панси Паркинсон навестила Малфоя в лазарете и теперь поносила Гарри на каждом углу, а Злей не преминул передать все подробности происшествия остальным преподавателям. Гарри уже вызывали из общей гостиной к Макгонаголл, и он пятнадцать крайне неприятных минут выслушивал ее нотации. Она долго объясняла, как ему повезло, что его не исключили, а в конце объявила, что полностью поддерживает решение профессора Злея о строгом взыскании.

– Я же говорила, что с твоим Принцем что-то не так, – все-таки не сдержалась Гермиона. – И, согласись, оказалась права.

– Нет, не соглашусь, – упрямо ответил Гарри.

Ему было тошно и без ее попреков; то, что он прочел на лицах своей команды, когда сообщил, что не сможет играть в субботу, было худшим наказанием. Он и сейчас чувствовал на себе взгляд Джинни, но не хотел встречаться с ней глазами, опасаясь разглядеть в них гнев или разочарование. Пару минут назад он сказал ей, что в субботу она будет играть за Ловчего, а Дин временно займет ее место Охотника. Если «Гриффиндор» выиграет, в ликовании после матча Джинни и Дин могут помириться… Эта мысль ледяным ножом пронзила сердце Гарри…

– Гарри! – воскликнула Гермиона. – Как ты можешь защищать свой учебник, когда…

– Слушай, хватит нудить про учебник! – огрызнулся Гарри. – Принц всего-навсего выписал откуда-то заклинание! Он не советовал его применять! Откуда мы знаем, может, он записал то, что применили против него!

– Не верю своим ушам, – вымолвила Гермиона. – Ты оправдываешь…

– Себя я вовсе не оправдываю! – поспешил уточнить Гарри. – Я жалею о том, что сделал, и не только из-за взыскания. Ты прекрасно знаешь, что я не стал бы такое использовать даже против Малфоя, но Принц тут ни при чем, он же не писал: «Обязательно попробуйте, это клево», – он делал записи для себя, а не для кого-то…

– То есть получается, – произнесла Гермиона, – ты намерен вернуть…

– Учебник? Да, – с силой сказал Гарри. – Без Принца я бы не выиграл фортуну фортунату, не знал бы, как спасти Рона от отравления, и никогда бы…

– Не приобрел незаслуженной репутации лучшего зельедела, – ехидно договорила за него Гермиона.

– Гермиона, может, оставишь его в покое? – вмешалась Джинни. Гарри удивленно и благодарно поднял на нее глаза. – Как я понимаю, Малфой хотел применить непростительное проклятие; лучше радуйся, что у Гарри нашелся достойный ответ!

– Разумеется, я рада, что Гарри не прокляли! – ответила явно уязвленная Гермиона, – но в этой сектумсемпре, Джинни, нет ничего достойного, посмотри, куда она его завела! А если учесть, как это повлияло на шансы команды, мне казалось, что…

– Не строй из себя квидишного знатока, – скривилась Джинни, – только опозоришься.

Гарри и Рон изумленно воззрились на девочек: Гермиона и Джинни, которые всегда прекрасно ладили, сидели друг против друга, гневно скрестив руки на груди и глядя в разные стороны. Рон испуганно поглядел на Гарри, схватил первую попавшуюся книгу и быстро за ней спрятался. А Гарри, зная, что ничем этого не заслужил, вдруг преисполнился небывалой радостью, хотя больше за весь вечер все они не перемолвились ни словом.

Увы, его счастье было недолгим: назавтра пришлось терпеть издевательства слизеринцев и, еще хуже, гнев гриффиндорцев, возмущенных тем, что их капитан по собственной глупости лишился права участвовать в финальной игре сезона. Сам Гарри, что бы ни говорил Гермионе, в субботу утром отчетливо понимал одно: он отдал бы всю фортуну фортунату мира, лишь бы оказаться на квидишном поле вместе с Роном, Джинни и остальными. Это было невыносимо – все надели розетки и шляпы и, размахивая флагами и шарфами, щурясь на ярком солнце, шли на стадион, а он спускался по каменной лестнице в подземелье – туда, где не слышно ни отдаленного шума толпы, ни комментариев, ни ликующих криков, ни разочарованных стонов.

– А, Поттер, – сказал Злей, когда Гарри, постучавшись, вошел в печально знакомый кабинет.

Злей, хоть и преподавал теперь несколькими этажами выше, не отказался от своей прежней комнаты; здесь, как всегда, горел тусклый свет, а по стенам стояли все те же банки со скользкими тварями, замаринованными в разноцветных зельях. На столе, явно, предназначенном для Гарри, громоздились старые, затянутые паутиной коробки, одним своим видом обещавшие тяжелую, нудную и бесполезную работу.

– Мистер Филч давно просил, чтобы кто-нибудь разобрался в старых папках, – вкрадчиво произнес Злей. – Здесь собраны записи о нарушителях школьной дисциплины и их наказаниях. Нам бы хотелось, чтобы ты заново переписал карточки, выцветшие и пострадавшие от мышей, рассортировал их в алфавитном порядке и заново сложил в коробки. Без колдовства.

– Ясно, профессор, – ответил Гарри, постаравшись вложить в последнее слово как можно больше презрения.

– А для начала, – с мстительной улыбкой процедил Злей, – возьми коробки с тысяча двенадцатой по тысяча пятьдесят шестую. Там ты встретишь знакомые имена, что придаст заданию увлекательности. Вот, посмотри… – Он изящным движением извлек карточку из верхней коробки и прочитал: – «Джеймс Поттер и Сириус Блэк. Задержаны за наложение запрещенной порчи на Бертрама Обри. Голова Обри раздута вдвое против обычного. Двойное взыскание». – Злей ухмыльнулся. – Приятно: самих давно нет, а записи о великих свершениях целы…

У Гарри привычно закипело в груди. Он прикусил язык, чтобы не отвечать, сел за стол и потянул к себе одну из коробок.

Работа, как и предполагал Гарри, оказалась бесполезной и скучной, при этом (чего, видимо, и добивался Злей) сердце регулярно пронзала боль, едва он натыкался на фамилии отца и Сириуса. Обычно они попадались вместе за разные мелкие хулиганства, иногда с Ремом Люпином или Питером Петтигрю. Но, переписывая сведения об их всевозможных преступлениях и последовавшей каре, Гарри неотступно размышлял о том, что происходит на улице… матч уже должен начаться… Джинни играет за Ловчего против Чо…

Он снова и снова поднимал глаза к большим часам, громко тикавшим на стене. Казалось, они шли в два раза медленней, чем положено; может, Злей специально их зачаровал? Вряд ли Гарри сидит здесь всего полчаса… час… полтора…

К половине первого у Гарри заурчало в животе. Злей, который после выдачи задания не произнес ни звука, поднял глаза в десять минут второго.

– Пожалуй, на сегодня достаточно, – холодно бросил он. – Отметь, где остановился. Продолжишь в десять утра в следующую субботу.

– Да, сэр.

Гарри сунул погнутую карточку в первую попавшуюся коробку и поскорее улизнул из кабинета – пока Злей не передумал. Потом стремительно взлетел по лестнице, напрягая слух и пытаясь понять, что происходит на стадионе. Тишина… значит, все кончено…

Он нерешительно потоптался перед Большим залом, где было полно народу, а затем побежал вверх по мраморной лестнице: все-таки и праздновать победу, и переживать поражения гриффиндорцы предпочитали в общей гостиной.

– Квид агис? – робко спросил он у Толстой Тети, гадая, что происходит внутри.

Та с непроницаемым лицом ответила:

– Увидишь.

И качнулась вперед.

Из дыры за портретом хлынул праздничный гомон. Увидев Гарри, все восторженно взревели, и он отвесил челюсть; несколько рук втащили его в комнату.

– Победили! – заорал Рон, выскакивая из толпы и потрясая серебряным кубком. – Мы победили! Четыреста пятьдесят – сто сорок! Мы победили!

И тут Гарри увидел Джинни, которая летела к нему с огненной решимостью в глазах. Она обхватила его руками – и Гарри без колебаний, без сомнений, нисколько не заботясь о том, что на них смотрят пятьдесят человек, страстно ее поцеловал.

Прошло несколько долгих мгновений – а может быть, полчаса – или даже пара солнечных дней, – и они оторвались друг от друга. В гостиной было очень-очень тихо. Затем кто-то присвистнул, кто-то нервно захихикал. Гарри поднял глаза и поверх головы Джинни увидел Дина Томаса с раздавленным бокалом в руке и Ромильду Вейн, которой явно хотелось чем-нибудь в него запустить. Гермиона сияла, но Гарри искал глазами Рона – и наконец нашел. Тот по-прежнему держал над головой кубок, но лицо у него было такое, будто его как следует огрели дубиной по темечку. Какую-то долю секунды они смотрели в глаза друг другу, а потом Рон еле заметно мотнул головой, словно говоря: «Ну, раз такие дела…»

Чудище в груди Гарри торжествующе взревело. Он улыбнулся Джинни и молча повел рукой на портрет: им обоим настоятельно требовалась длительная прогулка вокруг замка. Вероятно, они даже обсудят матч – если на это останется время.

Глава двадцать пятая
Подслушанная провидица

Роман Гарри и Джинни стал предметом живого интереса многих – главным образом девочек, – зато сам Гарри с приятным удивлением обнаружил, что сделался абсолютно невосприимчив к слухам. Оказалось, что это даже приятно – когда о тебе, для разнообразия, судачат не из-за какой-нибудь истории с черной магией, а потому, что ты счастлив как никогда в жизни.

– Можно подумать, им больше не о чем говорить, – сказала Джинни. Она сидела на полу в общей гостиной, привалясь спиной к ногам Гарри, и читала «Оракул». – Три нападения дементоров за неделю, а Ромильду Вейн интересует одно: правда ли, что у тебя на груди наколот гиппогриф.

Рон с Гермионой громко расхохотались. Гарри их проигнорировал.

– И что ты ответила?

– Что не гиппогриф, а венгерский хвосторог. – Джинни лениво перевернула страницу. – Как у настоящего мачо.

– Спасибо, – ухмыльнулся Гарри. – Ну а у Рона что?

– Пигмейский пуфка – я, конечно, не сказала где.

Гермиона покатилась со смеху, а Рон насупился.

– Смотрите у меня, – он строго погрозил пальцем Гарри и Джинни. – А то передумаю и отзову разрешение…

– Разрешение, – насмешливо повторила Джинни. – С каких это пор мне требуется твое разрешение? И вообще, ты сказал, что лучше Гарри, чем Дин или Майкл.

– Было дело, – неохотно признал Рон. – И пока вы не лижетесь у всех на виду…

– Гнусный лицемер! А сами с Лавандой? Липли друг к другу, как пара угрей, где только можно! – возмутилась Джинни.

Впрочем, наступил июнь, и терпению Рона не грозили слишком тяжкие испытания. Гарри и Джинни проводили вместе гораздо меньше времени, чем раньше: приближались экзамены на С.О.В.У., и Джинни допоздна занималась. Как-то вечером, когда она пошла в библиотеку, Гарри сидел у окна в общей гостиной и якобы доделывал домашнее задание по гербологии, а в действительности заново переживал один особенно счастливый час, который они с Джинни вместо обеда провели на берегу озера. Вдруг между ним и Роном плюхнулась Гермиона, суровая и решительная.

– Гарри, мне надо с тобой поговорить.

– О чем? – сразу насторожился Гарри. Не далее как вчера она ругала его за то, что он отвлекает Джинни от подготовки к экзаменам.

– О так называемом Принце-полукровке.

– Опять двадцать пять, – простонал он. – Забудь ты об этом наконец!

Он боялся возвращаться в Кстати-комнату за учебником Принца, и на зельеделии уже не блистал (Дивангард, которому очень нравилась Джинни, только шутил: мол, бедняга, совсем потерял голову от любви). Но Гарри был уверен, что Злей спит и видит, как бы наложить лапы на учебник, и решил до лучших времен оставить книгу там, где она есть.

– Не забуду, – твердо сказала Гермиона, – пока ты меня не выслушаешь. В общем, так: я попробовала выяснить, у кого могло быть хобби изобретать черные заклинания…

– Да не было у него такого хобби…

– У него, у него… кто сказал, что Принц мальчик?

– Уже обсуждали, – рассердился Гарри. – Он Принц, Гермиона, Принц!

На щеках Гермионы запылали красные пятна.

– Именно! – выкрикнула она, достала из кармана очень старую газетную вырезку и шваркнула на стол перед Гарри. – Вот, посмотри! На снимке!

Гарри взял мятую вырезку и посмотрел на движущееся изображение; Рон тоже с любопытством склонился ближе. С пожелтевшей от времени фотографии смотрела худосочная девица лет пятнадцати, отнюдь не красавица – надутая и угрюмая, с бледным вытянутым лицом и густыми бровями. Подпись внизу гласила: «Айлин Принц, капитан команды “Хогварца” по игре в побрякуши».

– И что? – спросил Гарри, пробежав глазами короткую и скучную заметку о школьном соревновании.

– Ее звали Айлин Принц. Принц, Гарри.

Они посмотрели друг на друга, и до Гарри дошло. Он рассмеялся:

– Да ладно!

– Что?

– Думаешь, она – Принц-полукровка?.. Брось.

– А почему нет? Гарри, в колдовском мире нет настоящих принцев! Значит, это либо прозвище, либо выдуманный титул, которым кто-то решил себя наградить, либо настоящее имя, верно? Нет, ты послушай! Допустим, ее отец был колдун по фамилии Принц, а мать муглянка – получается, что она наполовину Принц!

– Да-да, просто гениально…

– Нет, правда! Может, она гордилась своей фамилией!

– Слушай, Гермиона, я точно знаю: он – не девочка. Просто знаю, и все.

– То есть ты считаешь, что девочки недостаточно умны, – ядовито сказала Гермиона.

– Конечно, целых шесть лет общаюсь с тобой и считаю, что девочки дуры, – оскорбился Гарри. – Нет, понимаешь… то, как он пишет… Я уверен, что Принц – мальчик, я чувствую! А твоя Айлин тут совершенно ни при чем. И вообще, где ты ее откопала?

– В библиотеке, – последовал предсказуемый ответ. – Там огромная подшивка старых номеров «Оракула»… В общем, я постараюсь разузнать о ней побольше.

– Ага, успеха, – раздраженно сказал Гарри.

– Спасибо, – невозмутимо откликнулась Гермиона. – И первым делом, – бросила она уже от портретной дыры, – я просмотрю архивные записи о наградах за успехи в зельеделии!

Гарри хмуро посмотрел ей вслед и вернулся к созерцанию темнеющего неба за окном.

– Никак не может простить, что ты ее в чем-то обошел, – пробормотал Рон, вновь погружаясь в чтение «Тысячи волшебных трав и грибов».

– Ты-то, надеюсь, не считаешь меня придурком за то, что я хочу вернуть учебник?

– Нет, конечно! – разгорячился Рон. – Он гений, твой Принц… и если б не его подсказка про безоар… – он многозначительно чиркнул пальцем по горлу, – я бы с тобой сейчас не разговаривал. В смысле я не говорю, что заклинание, которое ты применил к Малфою, хорошее…

– Я тоже не говорю, – быстро вставил Гарри.

– Но он же поправился? Как новенький, без проблем.

– Да, – кивнул Гарри; Малфой и впрямь поправился, но от совести-то не отмахнешься. – Спасибо Злею…

– В субботу опять пойдешь отрабатывать? – спросил Рон.

– Да, и в следующую тоже, и потом, – вздохнул Гарри. – А еще он намекает, что к концу года мне со всеми коробками не разделаться и мы продолжим в седьмом классе.

Сейчас отработки его особенно злили, поскольку отнимали драгоценное время, которое можно было бы провести с Джинни. Гарри нередко казалось, что Злей это прекрасно понимает, – с каждым разом тот задерживал его все дольше и к тому же отпускал многозначительные реплики: дескать, упускаешь хорошую погоду и прочие удовольствия.

От горьких размышлений Гарри отвлекло появление Джимми Пикса с пергаментным свитком в руках.

– Спасибо, Джимми… Ого, от Думбльдора! – взволнованно воскликнул Гарри, разворачивая послание и пробегая его глазами. – Просит как можно скорее прийти к нему в кабинет!

Они с Роном уставились друг на друга.

– Блин, – прошептал Рон. – Ты же не думаешь… что он нашел?..

– Побегу узнаю. – И Гарри вскочил.

Он вылетел из общей гостиной и торопливо зашагал по седьмому этажу. По дороге он не встретил никого, кроме Дрюзга, который летел навстречу. Тот вяло, по привычке, забросал Гарри мелом и с громким хехеканьем увернулся от порчи. Как только Дрюзг скрылся, на этаже воцарилась тишина; до отбоя оставалось пятнадцать минут, почти все уже разошлись по общим гостиным.

Вдруг Гарри услышал вопль и какой-то грохот. Он замер, прислушиваясь.

– Да как… ты… смеешь… а-а-а-а-а-а!

Крик доносился из ближнего коридора. Гарри кинулся туда, держа наготове волшебную палочку, стремительно завернул за угол и увидел на полу профессора Трелони. Шаль завернулась ей на голову; рядом валялись бутылки хереса – одна разбилась.

– Профессор…

Гарри подбежал к преподавательнице. Несколько нитей бесчисленных сверкающих бус зацепились за ее очки. Она громко икнула, пригладила волосы, взялась за протянутую руку Гарри и встала.

– Что произошло, профессор?

– Ты еще спрашиваешь! – пронзительно взвизгнула она. – Я шла по коридору, горестно размышляя об открывшихся мне мрачных видениях…

Но Гарри почти не слушал. Он лишь сейчас заметил, где они находятся: справа висел гобелен с танцующими троллями, а слева тянулась абсолютно ровная каменная стена, за которой…

– Профессор, вы что, пытались проникнуть в Кстати-комнату?

– …и знамениях, кои… что?

Ее глаза вдруг забегали.

– В Кстати-комнату, – повторил Гарри. – Вы пытались туда проникнуть?

– Я… надо же… не знала, что школьникам известно…

– Далеко не всем, – сказал Гарри. – А что случилось? Вы кричали… вас кто-то обидел?

– Меня… видишь ли. – Профессор Трелони, словно защищаясь, плотнее запахнула шали и подняла на Гарри глаза, сильно увеличенные линзами очков. – Я хотела… э-э… спрятать кое-какие… э-э-э… личные вещи… – И она невнятно забормотала про «злобные наветы».

– Ясно, – кивнул Гарри, поглядев на бутылки с хересом. – Но вам не удалось войти?

Очень странно – комната ведь открылась, когда Гарри понадобилось спрятать учебник.

– Войти-то я вошла. – Профессор Трелони гневно воззрилась на стену. – Но внутри уже кто-то был.

– Да? Кто? – спросил Гарри. – Кто там был?

– Понятия не имею, – ответила профессор Трелони, от такой настойчивости немного оторопев. – Я вошла и услышала голос, хотя за все годы, что я прячу… то есть пользуюсь комнатой… такого ни разу не случалось.

– Голос? Что он говорил?

– Что говорил? Ничего не говорил, – сказала профессор Трелони. – Он скорее… вопил.

– Вопил?

– Торжествующе, – уточнила она.

Гарри впился в нее глазами:

– Мужской или женский?

– Могу только догадываться, но, пожалуй, мужской.

– И он чему-то радовался?

– Как сумасшедший, – презрительно ответила профессор Трелони.

– Как будто что-то праздновал?

– Совершенно верно.

– А потом?..

– Я крикнула: «Кто здесь?»

– А просто так вы не могли понять, кто это? – разочарованно поинтересовался Гарри.

– Мой Внутренний Взор, – с достоинством ответила профессор Трелони, поправляя шали и сверкающие бусы, – был устремлен на материи, находящиеся вдали от торжествующих воплей.

– Ясно, – кивнул Гарри; про Внутренний Взор профессора Трелони он слышал не раз и не два. – И этот человек назвался?

– Нет! – воскликнула она. – В глазах у меня стало черным-черно, и я вылетела из комнаты вперед головой!

– И вы не видели, что к тому идет? – не удержался Гарри.

– Нет, я же говорю, все почернело… – Она замолчала и подозрительно уставилась на него.

– Я думаю, вам надо рассказать профессору Думбльдору. Он должен знать, что Малфой торжествовал… в смысле, что вас вышвырнули из комнаты.

К удивлению Гарри, профессор Трелони горделиво выпрямила спину и холодно произнесла: – Директор дал мне понять, что желает сократить наше общение, а я не из тех, кто навязывает свое присутствие людям, которые меня не ценят. Если Думбльдор предпочитает не обращать внимания на предостережения карт…

Неожиданно ее костлявые пальцы впились в запястье Гарри.

– Снова и снова, как ни раскладывай…

Она драматически выхватила из-под шалей карту и прошептала:

– …башня, пораженная молнией. Катастрофа. Несчастье. И с каждым разом все ближе…

– Ясно, – опять кивнул Гарри. – В общем… по-моему, вам все же лучше рассказать Думбльдору про голос. И как все потемнело, а вас вышвырнуло из комнаты…

– Ты считаешь? – Профессор Трелони задумалась, но Гарри видел, что ей страшно хочется снова поведать кому-нибудь о своем приключении.

– Я как раз иду к нему, – сообщил Гарри. – У меня с ним встреча. Можем пойти вместе.

– Раз так, хорошо, – улыбнулась профессор Трелони. Она наклонилась, подхватила бутылки и без лишних раздумий кинула их в большую сине-белую вазу в стенной нише. – Как мне не хватает тебя на уроках, Гарри, – задушевно произнесла профессор Трелони, вышагивая рядом с ним. – Конечно, ты никогда толком не Видел… зато был замечательным Объектом…

Гарри не ответил; в свое время ему страшно не нравилось быть Объектом ее бесконечных трагических предсказаний.

– Боюсь, – продолжала профессор Трелони, – что наш коняга… прости, кентавр… полный профан в карточном гадании. Я спрашивала его – как ясновидящий ясновидящего, – не ощущает ли и он отдаленных вибраций грядущей беды. Но он буквально поднял меня на смех. На смех!

Она истерично повысила голос, и на Гарри ощутимо пахнуло хересом, хотя бутылки остались в вазе.

– Наверное, глупая лошадь слышала разговоры о том, что я будто бы не унаследовала дар моей прапрабабки. Завистники, дитя, кругом завистники… Знаешь, что я отвечаю таким людям, Гарри? Разве Думбльдор дал бы мне место педагога в нашей замечательной школе, разве доверял бы мне все эти годы, если б я не доказала своей полезности?

Гарри промямлил что-то неопределенное.

– Я хорошо помню нашу с ним первую встречу, – хрипло продолжала профессор Трелони. – Он был так потрясен, так потрясен… Я остановилась в «Башке борова»… Кстати, не рекомендую – клопы, мой мальчик… однако средства подходили к концу… да… Думбльдор оказал мне честь, посетил меня в моей скромной обители… задавал вопросы… признаюсь, вначале мне показалось, что он не слишком высокого мнения о прорицании… и вдруг, помню, мне стало как-то странно, я мало ела в тот день… а потом…

И тут Гарри стал слушать очень внимательно. Он знал, что было потом: Трелони произнесла пророчество, изменившее всю его жизнь, – пророчество о нем и Вольдеморте.

– …нам самым беспардонным образом помешал Злотеус Злей!

– Что?

– Да; за дверью раздался шум, она распахнулась, и мы увидели на пороге тамошнего неотесанного бармена, а с ним Злея. Злей понес какую-то чепуху: якобы поднялся не по той лестнице… Но я-то сразу поняла, что он подслушивал мой разговор с Думбльдором, – Злей и сам тогда искал работу и, очевидно, рассчитывал узнать что-нибудь ценное! И знаешь, после этого Думбльдор вдруг переменился ко мне и пригласил преподавать! По-моему, Гарри, наглость и навязчивость молодого человека, не погнушавшегося подслушивать у замочной скважины, так разительно контрастировали с моей скромностью, моим смиренным дарованием, что Думбльдор… Гарри, мальчик мой?

Она оглянулась, только сейчас сообразив, что Гарри нет рядом; он остановился, и она успела отойти от него футов на десять.

– Гарри? – неуверенно повторила профессор Трелони.

Она глядела на него в страхе и тревоге: наверное, он весь побелел. А он застыл, ощущая, как чудовищное потрясение волна за волной обрушивается на него, вымывая из головы все мысли, кроме одной… как же долго от него скрывали…

Так вот кто подслушал пророчество! Вот кто рассказал о нем Вольдеморту! Злей и Питер Петтигрю вместе навели Вольдеморта на след Лили, Джеймса и их сына…

Все остальное сейчас было не важно.

– Гарри? – повторила профессор Трелони. – Гарри… я думала, мы идем к Думбльдору.

– Стойте здесь, – онемевшими губами произнес он.

– Но, мальчик мой… я хотела рассказать, как меня оскорбили в Кстати…

– Стойте здесь! – гневно повторил Гарри.

Она остолбенела от испуга, а он, промчавшись мимо нее, свернул за угол, в коридор, где несла караул одинокая горгулья. Гарри выкрикнул пароль и, прыгая через две ступени, взбежал по винтовой лестнице. Он не постучал в дверь, а забарабанил; когда спокойный голос ответил: «Войдите», Гарри уже влетел в комнату.