Текст книги "Гарри Поттер и принц-полукровка"

Гном нашел червяка и теперь изо всех сил тянул его из мерзлой земли. Гарри молчал так долго, что Скримджер перевел взгляд на гнома и произнес:

– Забавные ребятки, да? Ну, что скажешь, Гарри?

– Я не вполне понимаю, чего вы хотите, – медленно заговорил тот. – «Примкнуть к министерству»… что это значит?

– Ничего особо обременительного, уверяю тебя, – ответил Скримджер. – Например, если ты будешь время от времени показываться в министерстве, это произведет должное впечатление. Кстати, там у тебя будет масса возможностей побеседовать с Гавейном Робардсом, который сменил меня в дивизионе авроров. Долорес Кхембридж говорит, ты мечтаешь стать аврором. Что же, это очень легко устроить…

В душе Гарри стремительно закипала ярость: то есть что, Долорес Кхембридж оставили в министерстве?

– Попросту говоря, – сказал он таким тоном, словно желал всего лишь прояснить пару неясных моментов, – вы хотите создать впечатление, будто я работаю на министерство?

– Это укрепило бы всеобщий боевой дух. – В голосе Скримджера звучало явное облегчение оттого, что Гарри так быстро сообразил. – Избранный печется о нас, и так далее… народу нужна надежда, ощущение, что дело делается…

– Но ведь, если я буду мелькать в министерстве, – продолжал Гарри, пока еще вежливо, – люди могут решить, что я одобряю вашу политику?

– Ну, – Скримджер слегка нахмурился, – да; мы, в частности, потому и хотим…

– Нет, вряд ли что-то получится, – мило улыбнулся Гарри. – Видите ли, мне ужасно не нравятся некоторые ваши решения. Например, арест Стэна Самосвальта.

Скримджер помолчал, мгновенно напрягшись.

– Я и не ждал, что ты поймешь, – произнес он чуть погодя, скрывая свой гнев намного хуже, чем Гарри. – Суровые времена требуют суровых решений. Тебе всего шестнадцать…

– Думбльдор намного старше, но и он не считает, что Стэн должен сидеть в Азкабане, – перебил Гарри. – Вы сделали Стэна козлом отпущения, а из меня хотите сделать талисман.

Они долго и сурово смотрели друг на друга. Потом Скримджер изрек без тени теплоты:

– Ясно. Ты предпочитаешь – как твой герой Думбльдор – полностью размежеваться с министерством?

– Я не хочу, чтобы мною пользовались, – сказал Гарри.

– Другой счел бы своим долгом послужить министерству!

– Да, а кто-то еще счел бы вашим долгом сажать в Азкабан только настоящих преступников! – Возмущение Гарри нарастало с каждой секундой. – Вы такой же, как Барти Сгорбс. Вы, народ, совсем ничего не можете сделать как надо? То у вас Фудж, который притворяется, что все чудесно, пока людей убивают у него под носом, то вы сами бросаете в тюрьму невиновных и хотите изобразить, будто на него работает Избранный!

– Так ты не Избранный? – резко оборвал Скримджер.

– Вы же сказали, что это не важно? – горько рассмеялся Гарри. – Во всяком случае, для вас.

– Это я зря, – быстро отреагировал Скримджер. – Это было бестактно…

– Нет, всего-навсего честно, – возразил Гарри. – Одна из немногих правдивых вещей, которые я услышал. Вам безразлично, умру я или выживу, важно только, чтобы я помог убедить общественность, будто вы побеждаете в войне с Вольдемортом. Я не забыл, министр…

Он поднял правый кулак. На тыльной стороне замерзшей ладони сверкали белые шрамы от слов, которые Долорес Кхембридж заставляла его вырезать на собственной руке: «Я никогда не должен лгать».

– Не припомню, чтобы вы встали на мою защиту, когда я доказывал, что Вольдеморт вернулся. В прошлом году министерство почему-то не стремилось со мной дружить.

Воцарилось молчание, ледяное, как земля у них под ногами. Гном извлек червяка и радостно обсасывал его, привалившись к нижним веткам рододендрона.

– Что сейчас делает Думбльдор? – бесцеремонно осведомился Скримджер. – Где бывает, когда его нет в «Хогварце»?

– Понятия не имею, – ответил Гарри.

– А если б и знал, не сказал бы, – продолжил за него Скримджер. – Так ведь?

– Не сказал бы, – подтвердил Гарри.

– Что ж, придется мне выяснять самостоятельно.

– Попробуйте. – Гарри равнодушно пожал плечами. – Но вы ведь умнее Фуджа и, казалось бы, должны учиться на его ошибках. Он пытался вмешиваться в дела «Хогварца». И теперь, как вы, может быть, заметили, он больше не министр. А Думбльдор по-прежнему директор. На вашем месте я бы оставил Думбльдора в покое.

Повисла длинная пауза.

– Очевидно, над тобой он славно потрудился, – в конце концов холодно проговорил Скримджер, жестко глядя на Гарри сквозь очки в проволочной оправе. – Человек Думбльдора до мозга костей – так, Поттер?

– Да, так, – сказал Гарри. – Рад, что мы это выяснили.

Он повернулся спиной к министру и зашагал к дому.

Глава семнадцатая
Замутненное воспоминание

Вскоре после Нового года, под вечер, Гарри, Рон и Джинни выстроились перед очагом, собираясь отправиться в «Хогварц», – министерство организовало одноразовое подключение к кружаной сети для быстрой и безопасной переброски учеников в школу. Провожала ребят только миссис Уизли: мистер Уизли, Фред, Джордж, Билл и Флёр были на работе. Миссис Уизли утопала в слезах. Впрочем, надо признать, она почти постоянно плакала с тех самых пор, когда в Рождество Перси вылетел из дома в очках, залепленных пюре из пастернака (авторство этого подвига приписывали себе Фред, Джордж и Джинни).

– Не плачь, мам. – Джинни похлопывала по спине миссис Уизли, рыдавшую у нее на плече. – Все нормально…

– Да, не переживай о нас, – сказал Рон, позволяя матери запечатлеть на своей щеке очень и очень влажный поцелуй, – а тем более о Перси. Он такой дебил, что не велика потеря, правда?

Миссис Уизли расплакалась еще сильнее и обняла Гарри.

– Обещай, что будешь осторожен… не полезешь на рожон…

– А я никогда не лезу, – ответил Гарри. – Вы ж меня знаете, я люблю жить тихо-спокойно.

Миссис Уизли слезливо хихикнула и отступила.

– Ладно, детоньки мои, будьте умницами…

Гарри шагнул в изумрудный огонь и выкрикнул:

– «Хогварц»!

Перед глазами напоследок мелькнули уголок кухни и мокрое лицо миссис Уизли, а затем пламя объяло Гарри целиком. Его закружило, завертело; перед ним пронесся размытый калейдоскоп чужих колдовских жилищ, но картинки исчезали, не успевал он что-нибудь рассмотреть. Чуть погодя движение замедлилось и наконец резко остановилось. Гарри стоял в камине кабинета профессора Макгонаголл, которая, когда он полез через каминную решетку, на мгновение оторвалась от работы и сказала:

– Добрый вечер, Поттер. Постарайтесь не испачкать ковер.

– Что вы, профессор.

Гарри поправил очки и пригладил волосы. В камине тем временем показался вертящийся Рон. Подождав Джинни, все трое вышли из кабинета Макгонаголл и направились в гриффиндорскую башню. По дороге Гарри выглядывал в окна. Солнце уже садилось, и всю территорию замка укрывал снежный ковер, еще плотнее, чем в саду «Гнезда». Вдалеке, перед хижиной, Огрид кормил Конькура.

– Финтифлюшки, – уверенно сказал Рон Толстой Тете. Та была необычайно бледна и от громкого голоса поморщилась.

– Нет, – ответила она.

– Что значит «нет»?

– Пароль сменили, – пояснила Толстая Тетя. – И умоляю тебя, не кричи.

– Нас не было, откуда нам знать?..

– Гарри! Джинни! – К ним подлетела раскрасневшаяся Гермиона в плаще, шляпе и перчатках. – Я вернулась часа два назад, я только что от Огрида и Конь… то есть Курокрыла, – на одном дыхании выпалила она. – Как Рождество, хорошо?

– Да, – с готовностью отозвался Рон, – довольно-таки бурно, Руфус Скрим…

– У меня для тебя кое-что есть, Гарри, – сказала Гермиона, не глядя на Рона и будто не замечая его. – Да, кстати – пароль. Воздержание.

– Точно, – слабым голосом промолвила Толстая Тетя и качнулась вперед, открывая дыру за портретом.

– Что это с ней? – спросил Гарри.

– Переусердствовала на праздники, – закатив глаза, ответила Гермиона и первой пролезла в переполненную общую гостиную. – Они с подружкой Виолеттой выпили все вино у пьяных монахов, знаете, с картины у кабинета заклинаний… Ладно, не важно…

Она порылась в кармане и вытащила пергаментный свиток, надписанный почерком Думбльдора.

– Отлично. – Развернув послание, Гарри узнал, что следующее индивидуальное занятие назначено на завтрашний вечер. – Мне столько всего надо ему рассказать – да и тебе тоже. Пойдем сядем…

Тут раздался громкий визг: «Ронюсик!» – и Лаванда Браун, выскочив неизвестно откуда, бросилась на шею Рону. Народ захихикал. Гермиона мелодично рассмеялась и сказала:

– Вон столик… Ты с нами, Джинни?

– Нет, спасибо, я обещала найти Дина, – ответила та без всякого энтузиазма, чего Гарри, разумеется, не мог не отметить.

Рон и Лаванда стояли, сцепившись в борцовском захвате. Оставив их обниматься, Гарри повел Гермиону к свободному столику.

– А как твое Рождество?

– Нормально, – пожала плечами она. – Ничего особенного. А что было у Ронюсика?

– Сейчас расскажу, – пообещал Гарри. – Слушай, а ты не могла бы?..

– Нет, не могла бы, – сухо ответила та, – даже не проси.

– Я думал, может, за каникулы… ну, ты понимаешь…

– Это Толстая Тетя выпила цистерну пятисотлетнего вина, Гарри, а не я. Ну, говори, что за важные новости?

У нее был настолько свирепый вид, что Гарри предпочел забыть о Роне и передал разговор Малфоя и Злея.

Когда он закончил, Гермиона немного поразмыслила и сказала:

– А ты не думаешь?..

– …что он притворялся, будто хочет помочь, чтобы выведать у Малфоя его намерения?

– Ну… да, – кивнула Гермиона.

– Мистер Уизли и Люпин тоже так считают, – недовольно буркнул Гарри. – Но, значит, Малфой точно затевает какую-то пакость, надеюсь, ты не станешь отрицать…

– Нет, не стану, – медленно произнесла она.

– И действует по приказу Вольдеморта, как я и говорил!

– Хммм… а это имя произносилось?

Гарри нахмурился припоминая.

– Не уверен… Злей точно сказал «твой господин»… Кто же еще?

– Не знаю. – Гермиона прикусила губу. – Может, его отец?

Она уставилась вдаль и задумалась так глубоко, что даже не замечала, как Лаванда щекочет Рона.

– А как поживает Люпин?

– Не ахти, – признал Гарри и поведал о миссии Люпина и его трудностях. – Ты, кстати, слышала когда-нибудь про Фенрира Уолка?

– Да! – испуганно воскликнула Гермиона. – И ты тоже!

– Когда, на истории магии? Ты прекрасно знаешь, я никогда не слушаю…

– Нет-нет, не на истории магии! Малфой угрожал Боргину этим самым Фенриром! Сказал, что Уолк – старый друг семьи и будет следить за Боргином!

Гарри уставился на нее, разинув рот.

– Я забыл! Но это доказывает, что Малфой – Упивающийся Смертью! Как иначе он может связываться с Уолком и отдавать распоряжения?

– Все это очень подозрительно, – выдохнула Гермиона, – если только не…

– Я тебя умоляю! – в раздражении вскричал Гарри. – Тут и спорить не о чем!

– Но… все-таки не исключено, что это была пустая угроза.

– Немыслимый человек, – потряс головой Гарри. – Ладно, увидим, кто был прав… Ты, Гермиона, вместе с министерством, еще попомнишь мои слова. Да, кстати, я умудрился поссориться с Руфусом Скримджером…

Остаток вечера они провели вполне мирно, ругая министерство магии, – Гермиона, как и Рон, считала невероятной наглостью с их стороны просить Гарри о помощи после прошлогодней травли.

Новый триместр начался с приятного сюрприза: наутро на доске в общей гостиной появилось большое объявление:

ЗАНЯТИЯ ПО ТЕХНИКЕ АППАРИРОВАНИЯ

Все, кто достиг или достигнет 17-летия до 31 августа сего года включительно, могут пройти 12-недельный курс техники аппарирования с инструктором из министерства магии.

Просим желающих внести свою фамилию в список внизу.

Стоимость: 12 галлеонов.

Гарри и Рон влезли в толпу около объявления и по очереди записались. Рон как раз вынимал перо, чтобы поставить свою фамилию под Гермиониной, но тут подкравшаяся сзади Лаванда закрыла ему глаза руками и пронзительно пропела:

– Ронюсик, угадай кто?

Гарри обернулся, увидел решительно удаляющуюся Гермиону и догнал ее, не имея ни малейшего желания оставаться с Роном и Лавандой. К его удивлению, Рон поравнялся с ними почти сразу за портретной дырой, очень недовольный и с ярко-красными ушами. Гермиона, не говоря ни слова, ускорила шаг и ушла вперед, к Невиллу.

– Значит, аппарирование, – сказал Рон. По его тону было абсолютно ясно, что обсуждать случившееся запрещается. – Повеселимся?

– Не знаю, – протянул Гарри. – Может, когда сам аппарируешь, оно и ничего, а вместе с Думбльдором мне не очень понравилось.

– А я и забыл, что ты уже аппарировал… Мне надо бы сдать экзамен сразу, – с некоторой тревогой произнес Рон. – Фред с Джорджем сдали.

– Но Чарли-то провалился?

– Да, но он больше меня. – Рон растопырил руки, как горилла. – Так что по его поводу Фред и Джордж не очень-то выступали… в глаза, по крайней мере…

– А когда нужно сдавать?

– Как только исполнится семнадцать. То есть мне – уже в марте!

– Но ты ведь не сможешь аппарировать в замке…

– Не важно, главное, все будут знать, что я могу, если захочу.

Предстоящие занятия волновали не только Рона. Весь день шестиклассники лишь об этом и говорили; возможность пропадать и появляться где хочешь казалась неоценимым преимуществом.

– Здорово будет, когда мы сможем просто… – Шеймас щелкнул пальцами, изображая исчезновение. – Мой двоюродный брат Фергюс вечно меня этим дразнит. Но ничего, я ему отомщу… ни минуты покоя ему теперь не светит…

Погрузившись в счастливые видения, он слишком сильно взмахнул палочкой, и из нее вместо заданного фонтанчика чистой воды забила мощная брандспойтная струя. Ударив в потолок, она обрушилась на профессора Флитвика, и тот упал ничком.

Когда профессор Флитвик высушился мановением волшебной палочки и велел сконфуженному Шеймасу много раз подряд написать: «Я колдун, а не бабуин с дубиной», Рон сообщил:

– А Гарри уже аппарировал! Думб… э-э… один человек брал его с собой. Ну, знаешь, параллельное аппарирование.

– Ух ты! – шепотом воскликнул Шеймас.

Он, Дин и Невилл приблизили головы к Гарри, чтобы выслушать его впечатления. До конца дня Гарри осаждали просьбами описать, что испытываешь при аппарировании. Узнав, насколько это неприятно, все впадали в благоговейный ужас, но ничуть не теряли энтузиазма, и без десяти восемь вечера Гарри все еще терзали бесконечными расспросами. Чтобы вовремя попасть на занятие, ему пришлось соврать, что он должен срочно вернуть книгу в библиотеку.

В кабинете Думбльдора горели лампы; портреты бывших директоров и директрис мирно посапывали в своих рамах; дубльдум стоял наготове на письменном столе. Руки Думбльдора покоились по бокам чаши, правая – по-прежнему черная и обугленная. Почему она не вылечивается? Гарри в сотый раз задумался, откуда могло взяться настолько серьезное увечье, но спрашивать не стал; Думбльдор обещал в свое время рассказать, и к тому же Гарри хотел обсудить совсем другое. Впрочем, не успел он заговорить о Злее и Малфое, как Думбльдор спросил:

– Я слышал, в каникулы ты встречался с министром магии?

– Встречался, – подтвердил Гарри. – Он остался мной недоволен.

– Да, – вздохнул Думбльдор, – мной тоже. Однако, Гарри, нам придется свыкнуться с этим несчастьем и жить дальше.

Гарри хмыкнул:

– Он хотел, чтобы я всем рассказал, какие они в министерстве молодцы.

Думбльдор улыбнулся:

– Видишь ли, изначально это идея Фуджа. Под конец он отчаянно цеплялся за свой пост и хотел встретиться с тобой, попросить о поддержке…

– После всех его прошлогодних подвигов? – взвился Гарри. – После Кхембридж?

– Я говорил Корнелиусу, что ничего не выйдет, но с его уходом затея не умерла. Уже через пару часов после назначения Скримджер потребовал у меня встречи с тобой…

– Так вот о чем вы поспорили! – вырвалось у Гарри. – Это было в «Оракуле».

– Что ж, иной раз и там пишут правду, – сказал Думбльдор, – пусть даже случайно. Да, мы спорили об этом. Итак, Руфус нашел способ до тебя добраться.

– Он обвинил меня в том, что я – «человек Думбльдора до мозга костей».

– Как грубо с его стороны.

– А я сказал, что так и есть.

Думбльдор открыл было рот, но затем снова закрыл. За спиной Гарри феникс Янгус тихо, нежно, мелодично вскрикнул. Гарри вдруг увидел, что яркие голубые глаза Думбльдора несколько увлажнились, страшно смутился и уткнулся взглядом в колени. Однако вскоре Думбльдор заговорил, и его голос был вполне тверд:

– Я очень тронут, Гарри.

– Скримджер хотел знать, где вы бываете, когда вас нет в школе, – сообщил Гарри своим коленям.

– Да, это его живо интересует. – Думбльдор явно повеселел, и Гарри решился поднять глаза. – Он даже установил за мной слежку. Смешно, в самом деле. Посадил мне на хвост Давлиша. Очень недобрый поступок. Как-то раз я был вынужден навести на Давлиша порчу; теперь, к величайшему сожалению, пришлось проделать это снова.

– А они так и не узнали, где вы бываете? – полюбопытствовал Гарри, рассчитывая хоть сколько-нибудь прояснить этот таинственный вопрос, но Думбльдор лишь улыбнулся и взглянул на Гарри поверх очков-полумесяцев:

– Нет, и тебе пока тоже ни к чему… А сейчас предлагаю приступить к занятию, если нет других…

– Вообще-то есть, сэр, – сказал Гарри. – Это касается Малфоя и Злея.

– Профессора Злея, Гарри.

– Да, сэр. На вечере у Дивангарда я случайно… то есть на самом деле я за ними проследил…

Думбльдор выслушал Гарри невозмутимо. Затем после паузы изрек:

– Спасибо, что рассказал мне, Гарри, но предлагаю тебе все это забыть. Не так уж это важно.

– Не так важно? – не веря своим ушам, повторил Гарри. – Профессор, да вы понимаете?..

– Да, Гарри, феноменальные умственные способности позволили мне понять все, что ты рассказал, – резковато ответил Думбльдор. – Не исключена даже вероятность, что я понимаю несколько больше тебя. Повторюсь: я рад, что ты со мной поделился, но, позволь заверить, я не услышал ничего такого, о чем бы стоило беспокоиться.

Гарри молча сверлил директора возмущенным взглядом. В чем дело? Думбльдор действительно приказал Злею выяснить, что затевает Малфой, и давно знает обо всем от Злея? Или он просто притворяется, что ничуть не встревожен?

– Значит, сэр, – Гарри надеялся, что его голос звучит спокойно и вежливо, – вы по-прежнему доверяете?..

– Я, кажется, проявил достаточно терпимости, многократно отвечая на этот вопрос, – сказал Думбльдор уже без намека на терпимость. – Мой ответ неизменен.

– А как же иначе, – раздался ехидный голос; очевидно, Финей Нигеллий только делал вид, что спит. Думбльдор не обратил на него внимания.

– Гарри, я настаиваю, чтобы мы приступили к занятиям. Нам необходимо обсудить куда более важные вещи.

Гарри одолевали мятежные мысли. Что, если он не желает менять тему, а хочет говорить о Малфое, отстаивать свою позицию? Словно прочитав его мысли, Думбльдор покачал головой:

– Ах, Гарри, Гарри, как часто это случается, даже между лучшими друзьями! Каждый считает, что его сведения гораздо важнее тех, которыми располагают прочие!

– Я не считаю, что ваши сведения не важны, сэр, – сухо ответил Гарри.

– Ты прав, они очень важны, – легким тоном отозвался Думбльдор. – Сегодня я должен показать тебе еще два воспоминания. Оба добыты с величайшим трудом, причем второе, с моей точки зрения, существеннее всех, что мне удалось собрать.

Гарри ничего не ответил; он все еще злился, что Думбльдор пренебрег его рассказом, однако не понимал, чего можно добиться, если спорить дальше.

– Итак, – звучно заговорил Думбльдор, – мы продолжаем рассказ о Томе Реддле, которого в прошлый раз оставили буквально на пороге «Хогварца». Ты, разумеется, помнишь, с каким восторгом Реддль узнал о том, что он колдун, как он отказался от моего сопровождения в поездке на Диагон-аллею и как я предупредил его, что в «Хогварце» не терпят воровства… Начался учебный год. Том Реддль, тихий ребенок в поношенной одежде, прибыл в школу и вместе с другими выстроился в очередь на Распределение. Его зачислили в «Слизерин» практически сразу, как только Шляпа коснулась его головы. – Думбльдор взмахнул почерневшей рукой, указывая на полку, где неподвижно лежала древняя Шляпа-Распредельница. – Когда он узнал, что знаменитый основатель его колледжа тоже умел разговаривать со змеями, не могу сказать – возможно, в тот же вечер. Но воображаю, что новость эта немало потешила Реддля и сильно повысила его самооценку… Не знаю, пытался ли он в общей гостиной пугать или удивлять соучеников своим необычным даром, – до преподавателей такие слухи не доходили. Реддль не был наглым или агрессивным. Необычайно одаренный, очень красивый, к тому же сирота – естественно, он привлекал внимание и с первых дней в школе пользовался симпатией учителей. Он казался спокойным, вежливым, очень хотел учиться и почти на всех производил весьма благоприятное впечатление.

– А вы никому не рассказывали, какой он был в приюте? – спросил Гарри.

– Нет. Реддль, похоже, нисколько не раскаи-вался, но я не исключал, что он стыдится былых грехов и хочет начать жизнь с чистого листа. Я решил дать ему шанс.

Думбльдор замолчал и вопросительно посмотрел на Гарри. Тот открыл рот, собираясь заговорить. Вот вам, пожалуйста: вопреки здравому смыслу Думбльдор готов доверять всякому негодяю! Но затем Гарри кое-что вспомнил.

– Но вы не доверяли ему по-настоящему, да? Он сам говорил… Реддль, который вышел из дневника… «Думбльдор никогда не любил меня, в отличие от прочих учителей».

– Ну, скажем… не безоговорочно, – ответил Думбльдор. – Как ты помнишь, я решил за ним последить. Но, признаюсь, вначале мало что узнал. Том был настороже – видимо, понимал, что в эйфории от осознания своей истинной сущности слишком со мной разоткровенничался. Он старался больше ничего не выдавать, однако не мог забрать обратно ни своих слов, ни рассказа миссис Коул. Впрочем, ему хватало ума не пытаться меня очаровать, как он это проделывал со многими моими коллегами… За годы обучения он собрал вокруг себя группу преданных друзей; называю их так за неимением лучшего слова – как я уже говорил, Реддль не питал к ним теплых чувств. Их компания обладала зловещим, но притягательным шармом. Пестрое собрание; к Реддлю тянулись слабые в поисках защиты, амбициозные – в надежде разделить его славу и агрессивные, которые нуждались в лидере, способном научить высшей, утонченной жестокости. Иными словами, подобие его нынешней гвардии; и после «Хогварца» некоторые действительно стали первыми Упивающимися Смертью… Реддль жестко их контролировал, и они никогда не совершали злодеяний открыто, однако те семь лет были отмечены многочисленными неприятными инцидентами, хотя причастность окружения Реддля никогда не удавалось установить наверняка. Самым серьезным преступлением было, разумеется, открытие Тайной комнаты, которое привело к смерти девочки. Как ты помнишь, в этом ошибочно обвинили Огрида… Я собрал совсем немного сведений о Реддле в «Хогварце», – сказал Думбльдор, положив сморщенную руку на дубльдум. – Мало кто был готов поделиться воспоминаниями: люди слишком боялись. Все, что я знаю, добыто уже после того, как он закончил «Хогварц», ценой многих усилий. Кого-то я разговорил хитростью, что-то почерпнул из старых записей, что-то узнал из допросов свидетелей, как муглов, так и колдунов… Те, кого я сумел разговорить, поведали, что Реддль был одержим своим происхождением. Вполне объяснимо, конечно: он вырос в приюте и, естественно, хотел знать почему. Он тщетно искал Тома Реддля-старшего на табличках в трофейной, изучал списки старост в школьных архивах и даже штудировал учебники колдовской истории. В конце концов он вынужден был смириться и признать, что его отец никогда не переступал порог «Хогварца». Мне представляется, что именно тогда он отрекся от своего имени, назвался лордом Вольдемортом и занялся поисками прежде презираемой семьи матери – которая, напоминаю, с его точки зрения, не могла быть ведьмой, коль скоро поддалась столь постыдной человеческой слабости, как смерть… В приюте ему сообщили, что отца его матери звали Ярволо; только на это и приходилось опираться. Реддль упорно просматривал родословные книги древних колдовских фамилий и наконец узнал о существовании потомков Слизерина. На шестнадцатом году жизни, летом, он покинул приют, куда возвращался ежегодно, и отправился на поиски своих родственников, Монстеров. А теперь, Гарри, встань, будь любезен…

Думбльдор поднялся из-за стола, и Гарри увидел у него в руках хрустальный пузырек с клубящимися перламутровыми воспоминаниями.

– Мне очень повезло, что я это достал, – сказал Думбльдор, выливая поблескивающую субстанцию в дубльдум. – После ты все поймешь. Ну что, поехали?

Гарри шагнул к чаше и послушно наклонился. Его лицо коснулось поверхности воспоминаний; он привычно полетел в пустоту и вскоре опустился на грязный каменный пол. Кругом была почти полная темнота.

Он узнал это место лишь спустя несколько секунд – Думбльдор успел приземлиться рядом. В доме Монстеров царило невообразимое запустение; Гарри никогда такого не видел. Потолок толстым слоем затянула паутина; пол покрывала пленка жирной пыли; на столе вперемежку с чешуйчатой от грязи посудой гнила заплесневелая еда. Единственным источником света служил огарок, стоявший у ног мужчины с настолько длинными волосами и бородой, что они полностью закрывали его глаза и рот. Мужчина обмяк в кресле у камина – Гарри даже показалось, что он мертв. Но тут раздался громкий стук в дверь, и человек, вздрогнув, проснулся. Он угрожающе воздел руки: в правой волшебная палочка, в левой – короткий нож.

Дверь заскрипела, отворилась. На пороге, держа старинную лампу, стоял юноша, которого Гарри сразу узнал: высокий, бледный, темноволосый и очень красивый Том Реддль.

Вольдеморт медленно обвел глазами лачугу и остановил взгляд на человеке в кресле. Несколько секунд они смотрели друг на друга, затем мужчина шатко поднялся, свалив пустые бутылки, которые теснились у его ног. Бутылки зазвенели и покатились по полу.

– ТЫ! – взревел он. – ТЫ!

И пьяно пошел на Реддля, выставив нож и палочку.

– Стой.

Это было сказано на серпентарго. Человек наткнулся на стол, опрокинув на пол замшелые кастрюли, и уставился на Реддля. Воцарилось молчание; хозяин и гость мерили друг друга глазами. Первым заговорил мужчина:

– Ты знаешь этот язык?

– Да, – ответил Реддль и вошел в дом. Дверь за ним захлопнулась.

Гарри невольно, хоть и с досадой, восхитился – Вольдеморт явно не боялся ничего. На лице его было написано лишь отвращение и, пожалуй, разочарование.

– Где Ярволо? – спросил он.

– Умер, – последовал ответ. – Уже давно, не знал?

Реддль нахмурился:

– А ты кто?

– Я Морфин, не знал?

– Сын Ярволо?

– Он самый, а кто ж?

Морфин откинул спутанные патлы с грязного лица, чтобы получше рассмотреть Реддля, и Гарри заметил на правой руке кольцо Ярволо с черным камнем.

– Я думал, ты тот мугл, – прошептал Морфин. – Ты прям копия.

– Какой мугл? – рявкнул Реддль.

– Который охмурил мою сестрицу и живет там, в большом доме. – Морфин неожиданно плюнул гостю под ноги. – Ты на рожу совсем как он. Реддль. Но он же ведь небось постарел? Он, как подумаешь, старше тебя…

Морфин стоял и оторопело покачивался, цепляясь за стол.

– Возвернулся он, ясно? – глупо прибавил он.

Вольдеморт не сводил глаз с Морфина, словно оценивая про себя его способности. Сейчас он придвинулся ближе и уточнил:

– Реддль вернулся?

– Ага, бросил ее, и поделом, будет знать, как выходить замуж за мразь! – Морфин опять плюнул на пол. – Да еще и обокрала нас! Где медальон, а? Где медальон Слизерина?

Вольдеморт молчал. Морфин быстро довел себя до исступления; он размахивал ножом и кричал:

– Обесчестила нас, шлюшка! А ты кто такой? Приперся тут и расспрашивает! Все забыто, ясно? Давно забыто все…

Он пошатнулся и случайно отвел глаза. Вольдеморт метнулся вперед. В тот же миг на дом упала очень странная тьма; она загасила лампу Вольдеморта и свечу Морфина, растворила все вокруг…

Пальцы Думбльдора плотно сомкнулись на руке Гарри; они воспарили и быстро возвратились в настоящее. После кромешной темноты мягкий золотой свет в кабинете Думбльдора буквально ослеплял.

– Это все? – сразу спросил Гарри. – Что случилось, почему так потемнело?

– Потому что дальше Морфин ничего не помнил, – ответил Думбльдор, жестом приглашая Гарри сесть. – Утром он очнулся на полу, один. Кольцо Ярволо исчезло… Тем временем по главной улице деревни Малый Висельтон бежала служанка. Она кричала, что в гостиной большого дома лежат три тела: Том Реддль-старший, его мать и отец… Власти муглов были в полном недоумении. Насколько я знаю, им до сих пор неизвестно, как умерли Реддли: Авада Кедавра не оставляет видимых повреждений… за единственным исключением, которое я сейчас вижу перед собой. – Думбльдор кивнул на шрам Гарри. – Зато в министерстве магии сразу поняли, что это колдовское убийство. Кроме того, там знали, что по другую сторону долины живет муглоненавистник – более того, муглоненавистник, отсидевший в тюрьме за нападение на одного из погибших… Министерство навестило Морфина. Его не пришлось допрашивать, не понадобились ни признавалиум, ни легилименция. Он признался в преступлении сразу и сообщил подробности, которые мог знать только убийца. Он заявил, что гордится своим поступком, что много лет ждал подходящего случая. Потом безропотно отдал палочку – как сразу выяснилось, орудие убийства – и безропотно отправился в Азкабан. Его беспокоило только то, что исчезло кольцо отца. «Я его потерял, он убьет меня, – твердил Морфин конвоирам. – Я потерял его кольцо, он меня убьет». И за всю свою жизнь он больше ни слова не говорил. Остаток дней он провел в Азкабане, оплакивая потерю наследства Ярволо, и похоронен около тюрьмы рядом с другими несчастными, кто зачах в ее стенах.

– Значит, Вольдеморт украл палочку Морфина и убил ею? – вздрогнул Гарри.

– Именно, – подтвердил Думбльдор. – У нас нет воспоминаний, которые бы это доказывали, но, думаю, можно с уверенностью утверждать, что так и было. Вольдеморт применил против дяди сногсшибатель, забрал его палочку и пошел через долину к «большому дому». Там он убил мугла, бросившего его мать-ведьму, а заодно и бабушку с дедушкой, истребив тем самым недостойный род Реддлей и отомстив отцу, который никогда его не хотел. Затем он вернулся в лачугу Монстеров, с помощью хитроумного волшебства внедрил в дядино сознание ложные воспоминания, положил палочку рядом с его бесчувственным телом, забрал перстень и скрылся.

– А Морфин так и не понял, что никого не убивал?

– Нет, – покачал головой Думбльдор. – Как я сказал, он дал полное признание и очень гордился собой.

– Но у него оставалось и это воспоминание, настоящее!

– Да, но, чтобы его выудить, понадобилась довольно сложная легилименция, – сказал Думбльдор. – А зачем проникать в глубины Морфинова сознания, если тот уже признался? Однако мне удалось добиться свидания с Морфином в последние недели его жизни; к тому времени я уже собирал сведения о прошлом Вольдеморта. Я насилу извлек настоящее воспоминание и, увидев, что оно содержит, попытался вызволить Морфина из Азкабана. Увы, он умер раньше, чем министерство успело принять решение.