Текст книги "Спектакль"

Глава 32

Она не писала репортаж из морга в день, когда там была Агнес. Кристоф отправил весточку месье Патиноду, и Кируак замещал ее в тот день. Она все еще не прочитала эту статью.

Ей с трудом давалось написание последующих репортажей из морга, и путь до Le Petit Journal теперь казался бесконечным. Возможно, из-за ее настороженности. Даже с полицейским сопровождением она осознала, что изучает лицо каждого встречного мужчины, которого только можно рассмотреть, думая, не он ли тот, кто забрал у нее Агнес. И она все запускала руку в карман, ища склянку с землей из катакомб, которой не было.

На следующий день после их прочувствованного разговора с Симоной она занесла свою статью и осмотрела почтовую комнату в поисках маленькой коробочки. И нашла одну с крышкой. В точности то, что нужно.

Когда она вернулась на улицу, там была суматоха вокруг столкновения экипажей. Зеваки наводнили улицу, включая остановку парового трамвая. Натали прошла несколько кварталов до другой остановки и уточнила у мужчины, похожего на профессора, что маршрут проходил через площадь Данфер-Рошро.

Тридцать минут спустя она вышла на остановке рядом со скульптурой Бельфорского льва, которая ей нравилась (прежде всего потому, что это был лев, но как символ французского сопротивления немецкой блокаде он тоже впечатлял). Очереди на вход в катакомбы не было, и она надеялась, что туристов внутри не будет тоже.

Не то чтобы она заметила обратное, пока не приблизилась бы на близкое расстояние к группе. Подземные склепы Парижа, полные костей, оставленных душами столетия назад, являлись местом захоронения шести миллионов. Папа говорил, что можно было дойти от Парижа до Германии, если вытянуть тоннели один за другим в прямую линию.

Один шаг на витую лестницу вниз, в катакомбы, один вдох затхлого, влажного воздуха, который звенел смертью, и Натали будто перенеслась назад на много лет, к тому первому разу, когда она попала в подземный склеп.

Папа ее привел. Они с мамой долго не соглашались, несмотря на ее непрерывные просьбы на протяжении многих месяцев. Но когда Жюльетт Лавинь похвасталась, что уже побывала там, Натали было необходимо пойти. (Жюльетт хвалилась тем, как делала необычные «взрослые» вещи, и когда она на следующий год перешла в другую школу, Натали испытала одновременно и облегчение, и сожаление, что теряет достойную соперницу.) Дело было не только в зависти, но еще и в том, и даже, скорее, в том, какие истории она читала и слышала в школе: о бродячих духах, танцующих скелетах и, по рассказам Симоны, которая там была дважды до Натали, о проклятиях, которые навлекали на себя те, кто прошел по некоему особому маршруту внутри катакомб.

Натали просто обязана была это увидеть собственными глазами.

Она просила разными способами, много раз. Наконец, когда это уже почти превратилось в игру, потому что она ожидала отказа, папа сдался. «На мой день рождения, папочка. Мне уже восемь. Я больше не маленькая». Это сработало.

К удивлению Натали, мама тоже не возражала.

Так что на ее восьмой день рождения они отправились в катакомбы, только она и папа. Она была очень горда и входила туда практически вприпрыжку.

Темнота внутри катакомб была гуще и чернее, чем она могла себе представить. Свечи, закрепленные на стенах, освещали лишь краткие участки пути, но у папы была в руках керосиновая лампа, и он шел вперед уверенно, сворачивая на узкие неосвещенные дорожки. Она следовала в нескольких метрах за ним.

Вдоль стен рядами были сложены кости: черепа, конечности, ребра, бедра – все складывалось в причудливые формы и узоры. Она взяла горсть земли с пола около кучи черепов и положила в кармашек. Что было запрещено, как гласили установленные в Париже каким-то взрослым правила «не трогать то» и «не трогать это». Она сделала это втайне от папы.

Каждый сантиметр от пола до потолка. Больше костей, чем она могла сосчитать, комната за комнатой. Отель для мертвецов.

Зловещая атмосфера ее завораживала.

Поначалу.

Через некоторое время она приблизилась, потом еще и вскоре шла так близко, что наступила папе на пятки. Он споткнулся, и лампа отлетела прочь, осветив группу целых скелетов, выстроившихся в ряд, как зрители на представлении. Затем папа встал на ноги, а скелеты исчезли в темноте.

– Ma bichette, держись за меня.

Наугад она потянулась к его ладони и ощутила облегчение, когда ее маленькие пальчики обхватили его сильную, мозолистую руку.

Потом она услышала голоса в проходах между склепами. Они говорили на другом языке – вероятно, испанском – и были, скорее всего, туристами.

«Что если это привидения?»

Воображение Натали никак не хотело после этого успокаиваться, просто не могло. «Миллионы скелетов сложены здесь. Конечно, это место кишит привидениями. Глупо было бы думать иначе».

Даже несмотря на папину уверенную руку, сжимавшую ее, она не доверяла этим катакомбам. Наверняка привидения повсюду. Повсюду! Они почувствуют ее страх и утащат от папы на одну из темных извилистых тропинок, откуда никто никогда не возвращался, и…

Она остановилась как вкопанная, будто ее шнурки привязали к полу.

Папа повернулся к ней.

– Что такое?

– Я хочу уйти.

– Ты испугалась?

– Нет, но я… я думаю, что мы потерялись. Я не хочу здесь теряться, – она не хотела, чтобы папа думал, что она маленькая.

– Не беспокойся об этом! – он сжал ее ручку. – Я знаю здешние тропинки. Обещаю, мы не потеряемся.

С папой она и правда в безопасности. С ним она всегда в безопасности. Кроме того, он не был испуган, так зачем тогда ей пугаться?

Она положила свободную руку в кармашек и дала зернистой земле просыпаться сквозь пальцы. Спустя пару секунд ее охватило незнакомое ощущение: холод, за ним жар, а потом то, что она находилась вне собственного тела.

Затем что-то случилось с ее сознанием.

Она могла видеть, так ясно, будто это происходило у нее на глазах: как задушили девушку, затем забили старика камнем по голове, застрелили мужчину, как маленький мальчик получил стрелу в грудь, а маленькую девочку столкнули в колодец – картинка за картинкой, одно за другим…

Натали тряхнула головой, чтобы избавиться от воспоминания, и вдохнула прохладный, стоячий воздух катакомб.

Было ли это просто игрой воображения восьмилетнего ребенка, первым проблеском ее дара или сверхъестественным наказанием за то, что она забрала горсть земли?

В тот раз она заплакала и попросила папу вывести ее оттуда. Позже она приукрасила историю перед своими одноклассницами, Симоной, а также самой собой, добавив, какой она была храброй в катакомбах. Правда, она чувствовала вину за то, что несколько месяцев умоляла папу ее туда отвести, чтобы доказать, что она там не испугается. В тот раз ей не показалось, что она видит человеческие смерти или чувствует зов духов, и с тех пор не казалось больше.

Что она ощутит сегодня?

Достигнув конца лестницы, она услышала голос дюжего полицейского, доносившийся с верхних ступенек, и голоса впереди, в тоннелях. Кажется, на итальянском, похоже на группу с гидом. Натали столкнулась с ними у каменного портала, который вел к захоронениям, отступая в сторону, чтобы те могли выйти. Пока они проходили мимо, она рассмотрела надпись, высеченную на портале.

“Arrête! C’est ici l’empire de la Mort”[21]21
  Стой! Здесь владения Смерти.


[Закрыть].

Предупреждающий знак, который больше звучит как приглашение исследовать. Чье любопытство не пробудят «владения Смерти»?

Она несколько минут следовала по главной, освещенной свечами дорожке, глядя направо и налево. Вокруг никого.

Было тихо, слишком тихо.

Тихо как в могиле.

Она повернулась, ища глазами своего полицейского. Он стоял вдали, у портала, опершись обеими руками о трость. Он кивнул. Если глаза ее не обманывали, он при этом еще и ухмыльнулся. Впервые кто-то из полицейских контактировал с ней открыто. Она легонько махнула ему рукой, прежде чем снова повернуться спиной.

Натали поглядела в следующий освещенный проход, уходящий влево. Он был ничем не хуже других.

Она шагнула туда, убирая волосы под кепку. Аккуратные колонны позвонков, разделенные рядом черепов, тянулись вдоль стен. Она сунула руку в сумку за своей коробочкой, найденной в Le Petit Journal. Сняв крышку, она опустилась на колени у стены, сгребла немного земли и пересыпала ее в коробку.

И стала ждать.

И еще немного.

Никаких галлюцинаций, привидений, голосов –вообще ничего. Что бы ни случилось с ней в возрасте восьми лет, это ей либо померещилось, либо было связано с ее способностями. Это не было каким-то проклятием, связанным с землей катакомб.

Она закрыла крышку, проверяя, что она плотно прилегает, и положила коробку в сумку.

Вскрик.

«Вот оно. Дело и правда в земле. Оставь ее здесь».

Но звук был не от привидения и не из видения, он был настоящим мужским криком.

Еще один вскрик, прерванный.

Она побежала к главному проходу. Худой мужчина в шляпе стоял над полицейским, держа в руках трость. Только теперь у нее на месте ствола было длинное узкое лезвие. Все это время трость была тайным оружием.

Мужчина посмотрел на Натали.

«У него нет лица».

Мужчина бросился к ней.

Она повернула обратно в тоннель, из которого только что выбежала, и понеслась, пока не достигла разделения на три тоннеля. Справа и слева – неосвещенные, прямо – освещенный. Она обернулась через плечо – он еще не завернул за угол.

«Исчезнуть».

Она вбежала в правый, неосвещенный тоннель. Через несколько метров остановилась и развернулась, неслышно шагая спиной вперед по тропинке. Если он последует за ней, то она будет к нему лицом.

Вскоре дорожка сделала изгиб, и развилка скрылась из виду. Шаги громыхали и вдруг перестали: он достиг развилки.

«Это тот же, кто тогда за мной следил. Та же шляпа, та же фигура. Что насчет лица?»

Дрожа, она отступила в темноту, заворачивая за еще один изгиб. Она шла дальше и дальше, пока рука ее не натолкнулась на что-то холодное. Кости? Нет, металл.

Ворота. Запертые.

Она присела, прикусив язык, чтобы не закричать, вся кожа ее была покрыта потом. Она ждала секунды, или минуты, или часы, или дни.

Нет, минуты. Только минуты.

Может, он уже ушел или сдался?

Вдали, у изгиба, появился огонек. Натали сжала кулаки, глядя, как отблески пламени танцуют на стене, пока не показался мужчина со свечой в руке.

– О, здравствуйте.

Глава 33

Лицо у него все-таки было.

Хотя издалека было легко подумать, что не было. Оно было замотано белым шарфом, как у мумии. Прорези для глаз, носа, рта, а больше ничего.

Маскировка.

«Он – Темный художник».

Натали встала и скользнула вправо, прижимаясь к стене из костей. Она завела руку назад, нащупала череп и попробовала вытащить его.

Череп не поддавался.

– Оружие ни к чему, мой дорогой Писарь. Вы все равно не сможете вытащить ничего. Они сложены плотнее, чем в поленнице, – голос его был мягким, почти снисходительным. – Я не причиню вам вреда. Впрочем, у меня есть пара вопросов, – он вставил свечу в настенное крепление, и свет попал на его руку.

Белые перчатки.

Натали вздрогнула, глаза ее метнулись к пространству за его спиной.

«Смогу ли я пробежать мимо него?»

Он перевел взгляд на нее.

– Нет, вы не сможете сбежать. И даже если смогли бы, то спрятаться не сможете. Я вас услышу.

Она уставилась на него. Это не могло быть правдой. Это не мог быть он. Этот мужчина наверняка просто притворялся, он разыгрывал ее, жестоко и ужасно. Полицейский не был мертв. Он просто без сознания. Это все подвох, подстроенный каким-то отвратительным типом, который решил преследовать ее, угрожать ей и надел белые перчатки, чтобы напугать, и…

– Вы – Темный художник? – Страх выпалил слова из горла Натали высоким, злым голоском.

Мужчина прикоснулся к шляпе и слегка поклонился.

– C’est moi[22]22
  Это я (фр.).


[Закрыть].

Внутренности Натали превратились в жидкость. Ее стало колотить, а затем это вырвалось в крик, настолько громкий, насколько позволял ее голос.

– Ты убил мою подругу!

Слова отразились эхом от стен комнаты, от костяных стен и исчезли в темноте.

– Ты убил мою подругу, – повторила она еле слышно. – Мою красавицу-подругу, которая любила жизнь и дарила эту любовь каждому, кого встречала.

– Она меня тоже сильно впечатлила, – сказал он. – За то краткое время, что я знал ее.

Натали хотела убить его, разрезать на кусочки осколком кости.

– Это была ее идея, а не моя.

– Ее идея? Агнес не просила, чтобы ее убили. Ты сумасшедший.

Отблеск пламени свечи мерцал на его сокрытом лице.

– Нет, я вполне в разуме. К следующей теме. У меня есть вопрос к тебе, вообще даже два.

– У меня пятьдесят вопросов к тебе.

– Очень забавно, Натали.

Ее имя прозвучало жутко в его устах. Она хотела, чтобы оно его задушило, пока выходило.

Он прокашлялся.

– Нечто происходит, когда мои произведения демонстрируются публике, и ты прикасаешься к витрине, впадаешь во что-то вроде транса и произносишь имя жертвы.

Она нахмурилась, готовая все отрицать, но Темный художник ее оборвал:

– Я был там с Одетт, помнишь? Так что скажи-ка мне: что именно происходит?

Натали вытерла потные ладони о брюки и выпрямилась.

– Почему… с чего я вообще что-то буду рассказывать?

С демонстративной небрежностью Темный художник вытащил из кармана сюртука нож и достал его из ножен.

Тот же нож, который являлся ей в видениях.

– Я думала, ты не собирался причинять мне вред.

– Я могу передумать, – он крепко сжал нож и сделал шаг ближе. – Отвечай на вопросы.

«Отвлекай его разговорами».

Она не сводила глаз с ножа, пока отвечала.

– Да, у меня есть дар.

– Подробнее! – Темный художник переступил с ноги на ногу.

Натали выдохнула, чувствуя себя дальше от реальности, чем когда-либо.

– Я… я вижу части сцены убийства через… через твои глаза.

– Жаль, что эти детали нельзя включать в твои репортажи, а? – Его губы раздвинули слои шарфа в ухмылке. – То есть ты не видишь меня, ты видишь через меня. Идеально. Я скрыл свое лицо перед входом в катакомбы на всякий случай. Хотя этот мерзкий полицейский был проблемой. – Он помотал головой.

– Он мертв?

– Вопросы задаю я, – оскалился он, поднимая нож. – Итак, ты выглядишь довольно молодо, так что прости, если я в замешательстве, но ты – одна из нас?

«Нас?»

– Ну, учитывая твой вид, полагаю, будет справедливо сказать, что мы оба в замешательстве, – засмеялся Темный художник. – А я-то подумал, что ты знаешь или догадываешься.

Она стиснула зубы.

– Озаренные, – сказал он драматическим шепотом.

«Что?» Она еще плотнее прижалась спиной и руками к стене черепов.

Темный художник усмехнулся.

– У меня непревзойденный слух благодаря доктору Энару. Мои родители оба были глухими, так что в детстве мне приходилось слушать за троих. Великолепно закольцовано, не так ли?

Натали не ответила.

– Слух мне особенно пригодился сегодня, – продолжил он. – Я слышал, как ты спросила того мужчину на остановке, идет ли трамвай до площади Данфер-Рошро, на расстоянии квартала. – Он крутил в пальцах рукоятку ножа с потусторонним изяществом. – Я тебя слушал какое-то время, пытался тебя застать одну. Однажды у меня почти получилось, если бы я не был таким неуклюжим, я поймал бы тебя до того, как ты впрыгнула в тот экипаж.

Она подавила вскрик. «Я так и знала».

– После этого я стал намного осторожнее, – продолжил он. – Ты меня почти не замечала, хотя была близка к этому в торговой галерее, но какая теперь разница? Это было непросто. Эти чертовы полицейские и эти чертовы общественные места со всеми этими чертовыми парижанами.

Ее пальцы потянулись назад, к черепу, еще раз.

– Еще раз, – сказал он. – Ты одна из нас?

Мускулы в ее ногах напряглись, готовые к прыжку.

– Мои родители были пациентами Энара. У моего отца была магическая способность. У матери – нет, она… Ей делали переливание, но ничего не произошло. Так что я… каким-то образом это унаследовала.

Темный художник склонил свою закутанную голову.

– Так у тебя это от природы?

– Видимо, так. – «Я намного выше его. Один удар по голове – и я смогу пробежать мимо него».

– Какова твоя кровь, интересно… – Заявление, мысль вслух. Не вопрос.

У Натали в ребрах бились летучие мыши, пытаясь вырваться наружу. Она схватила череп, продев пальцы через глазницы.

– Могу ли попробовать твою кровь? – Темный художник шагнул ближе. – Всего пару капель?

Она легонько потянула череп, и весь ряд немного сдвинулся.

– Не беспокойся. Обещаю тебя не убивать. – Он боком придвинулся к свече на стене и задул ее. – Если ты пообещаешь не использовать эту свою впечатляющую способность, чтобы меня сдать.

Она дернула череп из стены и бросила в темноту между ними. Череп влетел ему в голову с приятным треском.

– Ведьма!

Лезвие метнулось к ней со скоростью гадюки. Она почувствовала, как оно задело ее сумку, пока она, споткнувшись, падала на пол за спиной Темного художника.

Чернота, невероятная в своей чистоте, поглотила ее, когда она поднялась на ноги. Ни одной свечи, ни одного проблеска.

– Я задул их все, – прошипел он.

Она бросилась в темноту, ведя пальцами руки вдоль левой стены в поисках пути к тропинке, любой тропинке.

В конце концов она нашла проем и повернула в него. Но не сделала и двух шагов, как растянулась на куче острых камней.

Нет.

Не камней.

Костей.

– Неправильный поворот, – его шепот настиг ее как призрак.

Ее руки нашарили длинную тяжелую кость. Она схватила ее и стала размахивать ею во все стороны, поднимаясь на ноги.

– Показать тебе, где выход? – Шепот, казалось, идет со всех сторон сразу.

Темный художник был прямо перед ней.

Или слева.

Позади?

Полная тишина. Она не слышала ничего, кроме своего сбившегося дыхания.

Затем острие лезвия поцеловало ее в щеку.

Может, Темный художник думал, что Натали сдастся или что она слишком испугается, чтобы шевельнуться?

Ошибался.

В нее будто вселилась молния. Она махнула своим оружием и услышала, как нож отскочил от каких-то костей. Бросилась вправо; он устремился за ней, схватил ее за локоть на секунду, перед тем как поскользнуться и упасть на кучу костей.

Натали вытянула руки, ведя ими по стенам, пока не нашла проем снова. Повернула налево, туда, откуда пришла. Она бежала и бежала, пока не заметила крошечный проблеск приглушенного света в конце другого тоннеля по левую руку.

Его шаги громыхали за ее спиной, громче и ближе с каждой секундой.

Она ускорилась по направлению по тусклому коридору, не спуская глаз с крохотного огонька, размахивая руками, передвигая ногами быстрее, чем когда-либо.

Темный художник был так близко, что она уже слышала его неглубокое свистящее дыхание.

Натали добежала до источника света и повернула за угол направо.

«Главный тоннель».

Она продолжила бежать, но позади нее не раздавалось ни звука: ни шагов, ни свистящего дыхания – ничего.

Она разрешила себе быстро повернуть голову.

Его там не было.

Она бежала к выходу так быстро, как только ее могли нести худые ноги, и увидела группу туристов, спускавшихся по ступеням вместе с гидом. Стоило им увидеть тело полицейского, как раздались крики.

«Темный художник услышал, что они идут. Он прячется».

– Прочь! – крикнула она между вдохами. – Убегайте из катакомб!

Пятеро или шестеро бросилось обратно вверх по лестнице; гид и еще несколько человек склонились над телом, будто боялись оставить его одного.

– Убийца за мной! Бегите!

Они спешно стали подниматься по лестнице, гид замыкал цепочку. Он не сводил с нее глаз, пока Натали не исчезла из вида.

Она побежала по тоннелю, остановившись в паре метров от тела.

Дюжий полицейский лежал там с открытыми глазами, безжизненная рука покоилась на груди. Горло было перерезано лезвием из его собственной трости. Там она и лежала, в сцене своего коварства, окруженная лужей крови.

Натали отвела взгляд. Тяжелый покров печали обернул ее сердце. «Он умер, защищая меня. Его смерть – это моя вина».

Сначала Агнес.

Теперь он.

«Я даже не знаю его имени».

Она посмотрела обратно в тоннель. Пусто. Обманчиво тихо.

Натали опустилась на колени и закрыла глаза полицейского, затем поднялась по этой бесконечной лестнице так быстро, как только могла. Увидев дневной свет, она заметила стоявшую сбоку группу туристов, а также двух приближавшихся полицейских в сопровождении гида. Она подбежала к ним.

– Темный художник пошел за мной в катакомбы и преследовал меня. Он еще там!

Они покосились на нее с недоверием.

Она указала на вход в катакомбы.

– Ваш коллега погиб, сопровождая меня! Я Натали Боден, из морга. Кристоф Ганьон приставил ко мне патруль.

Тут узнавание догнало их, как гром после вспышки молнии. Ее слова вырывались бурным потоком, объясняя, что случилось, прежде чем они успели спросить. Один из полицейских заверил ее, что теперь она в безопасности.

Натали не поверила. Покуда есть Темный художник, Париж будет душить опасность.

Но она отказывалась задыхаться.