Текст книги "Серебряный камень"

Глава 17
Престол

Если бы не саднившее седалище, пронзаемое болью с каждым шагом пони, если бы не постоянно нывшие плечи, если бы не донимавшие Торри голод и резь в глазах, вполне можно было считать, что поездка ему нравилась.

В принципе, почему бы не проехаться верхом в чудесную погоду?.. Дорога живописно извивалась меж холмов долин. Цель путешествия лежала внизу, в развилке, где величавый Джатт соединял свои воды с быстрой Гильфи, чтобы отныне стать Великой Гильфи.

Пони отошли к обочине, пропуская карету и группу сопровождавших ее всадников. Высокий бородатый мужчина сером, высоко вскидывавшем ноги мерине, замыкавший группу, проезжая мимо, обернулся и посмотрел на путников.

Торри съежился, вжал голову в плечи и плотнее закутался в накидку, которой снабдили его карлики. Прямо скажем, выглядел он в ней не очень презентабельно. Как же это все осточертело – плестись на миниатюрной имитации коня, согнув до боли в коленях ноги в коротких стременах, и постоянно кутаться в накидку, пряча лицо!

Отец предупредил его: люди привыкли, что вестри ездят на этих дурацких пони, тоже карликах, только лошадиного племени. Так что если не обратят внимания на трех всадников-переростков, то и вовсе не заметят ничего странного.

Все предельно логично… но легче от этого не становилось.

Предельно логичной в своих рассуждениях была и Мэгги, там, в Сторна Стил.

Я сразу же заподозрила неладное, сказала она.

Осия – да рубит деревья? С какой стати? Спору нет, руки у него золотые. Но то работа тонкая, никак не топорная. Меня ничуть не удивило бы, если бы он что-то чинил, подкручивал, выдалбливал какой-нибудь тайничок в деревянной балке дома или мастерил из дерева очередной запор для дверей.

Но колуном и здоровенной кувалдой раскраивать деревянные колоды?!

Нет, это не Осия, это уже кто-то другой.

Поначалу я сомневалась. Ладно, сказала я себе, Харбард его вылечил, а бедняга столько времени не работал руками, что хочет размяться.

Но уж слишком все было… фальшиво. Я вообще наблюдательная, я много чего замечаю – хотя и не обязательно трезвоню об этом по всему свету. К примеру, недавно в Париже я заметила, как одна добрая душа, не желая расстраивать меня по поводу нового «французского» беретика, на самом деле сделанного на Филиппинах, срезал с него бирку.

И здесь… Женщины восприимчивее мужчин, и, наверное, неудивительно, что именно я обратила внимание на очередную странность: уж слишком уверенно вел себя «Осия» в хижине Харбарда, слишком уютно себя чувствовал. Мужчины, пусть подсознательно, всегда четко представляют себе границы своих владений, хотя и не метят их мочой. Попадая в незнакомое место, ты хорошенько подумаешь, прежде чем взять с полки какую-нибудь вещь, перед тем как сесть, невольно спрашиваешь взглядом разрешения… Словом, не чувствуешь себя как дома.

Я сразу же заметала: он расхаживал там не как гость, как хозяин.

Ладно, я и это готова была списать со счетов. Пусть я просто мнительна.

Но приготовление пищи? Мне приходилось есть приготовленное руками Осии, и не раз, за последний год мы с тобой досконально изучили его кухню. У Осии совершенно другая манера готовить. Нам с тобой пришлось добавлять приправы, и он это стерпел! Понимаешь, у него на глазах переиначиваем его кулинарное творение, а он хоть бы что! Ни слова!

Тебе мало? Хорошо.

Всерьез заподозрив, что Осия – это не Осия, я придумала ловушку – заговорила о Йене. Помнишь, я тогда еще сказала, что у Йена талант влипать в неприятности, что он, дескать, в баре и кружку пива без скандала выпить не может.

Мне пару раз приходилось видеть, как Йен покуривал травку, но ни ты, ни я, ни, думаю, никто другой никогда не видели его пьяным. Никогда. Более того, он совершенно не склонен к импульсивным необдуманным словам или поступкам. Впрочем, не мне тебе говорить.

Итак, Йен непьющий, очень спокойный и уравновешенный человек. И Осии все это отлично известно. Но наш так называемый «Осия» оказался не в курсе.

Вывод: никакой это не Осия.

Полагаю, это сам Харбард, или же Один, или как он изволит себя сейчас величать. Мы все прекрасно знаем, что Древние в той или иной степени обладают способностью к перевоплощению – вспомни Эдды, огненного великана…

Не знаю, что стало с настоящим Осией, но, учитывая ваш с отцом благодушный настрой, я и не подумала выяснять, что за фрукт околачивается под видом Осии на Харбардовой Переправе.

Разумеется, нам не всегда дано понять, что замышляют Древние, однако кое-что ясно. Он не хочет, чтобы мы отправились вслед за Йеном, и усиленно пытался сбить нас с толку – следовательно, опасается, как бы мы не помешали его замыслам.

Давай немного по рассуждаем. Коли ему не удалось нас одурачить, он непременно попробует остановить нас как-то иначе. Но если у него нет при себе копья – об этом говорит пустая стойка у двери, – ему неохота встречаться лицом к лицу с твоим отцом и с тобой. При вас мечи, закаленные в крови Осии. Он сам убил бергениссе мечом Йена и знает, на что способно такое оружие.

Нет, зачем ему рисковать?

Мне пришла в голову мысль – а вдруг он где-то укрыл Осию и не желает его злить, убив нас или по крайней мере тебя с отцом? Придет время, и мы это выясним. А сейчас необходимо заняться более насущными проблемами.

Итак, что мы имеем? Мы имеем оппонента, который считает, что мы способны расстроить какие-то его планы, и потому намерен нам помешать вовремя добраться до Престола. Кроме того, у нас есть понимание того, что просто так к Престолу мы не попадем.

Следовательно, нужно подумать, как туда побыстрее попасть – а такое нам троим, без посторонней помощи, не под силу.

То есть, я имею в виду, что нам понадобятся лошади, неприметная одежда и способ передвигаться скрытно, не оставляя следов, чтобы никому и в голову не пришло, что мы – это мы. Необходимо раствориться в толпе.

В толпе вестри.

Так Торри и оседлал этого принадлежавшего вестри пони. Верхом на пони вестри чувствовали себя не особенно уютно и предпочитали просторные высокие седла. Чересчур долговязому Торри пришлось обходиться вообще без седла – его накидка почти полностью скрывала спину лошадки.

Это была изнурительная поездка, к тому же почти без остановок. Чего хватало, так это денег. Конечно, деньги не решали всех проблем, зато у троих людей и девятерых карликов-вестри было на чем ехать и что пожевать.

К числу непреодолимых проблем относилась усталость, вызванная однообразием дороги. В схватке с ней проиграли все – и Торри, и Мэгги, и даже отец. Постоянная тряска – привалы делали короткие, да и то скорее ради животных, а не всадников, – отупила их настолько, что открывшийся взору город у слияния двух рек путники восприняли с совершеннейшей апатией, будто придорожные кусты.

Город лежал в долине, окруженный крепостной стеной, вели к нему семь мостов. Через врытые в землю широкие трубы в воду устремлялся поток нечистот. Изломанной линией на фоне синего неба возвышались увенчанные шпилями башни с окнами. Внизу, вдоль по улицам и дорогам, серыми и бурыми букашками ползли крохотные людские фигурки и телеги.

Дурин велел остановиться.

– Ну, друзья, – хрипловатым голосом объявил он, – сейчас мы можем отправиться вниз, въехать в город еле живыми и там в темноте рыскать в поисках ночлега. Или же, коль нам предстоит обсудить, как помочь трем Друзьям Отца нашего, мы направляемся вон к той покрытой зеленой травой полянке и спокойно спим там до утра.

Торри силился не показать, как он измотан.

– И как же мы поступим, Дурин? – обратился юноша к вестри, стараясь быть серьезным.

Дурин улыбнулся в ответ:

– Отправимся спать.

Швартовка прошла куда проще, чем ожидал Йен.

Голые до пояса члены команды, отталкиваясь шестами от дна, направили баржу к берегу, где течение было не таким сильным. Смотритель доков выслал им навстречу шесть человек на весельной лодке, напоминавшей гоночную шестерку, откуда на борт баржи забросили тонкий трос. Члены команды проворно продели трос через массивное кольцо на носу баржи и стали тянуть его – к тонкому тросу был привязан канат толщиной с руку взрослого человека. И как только канат был надежно закреплен на кольце, баржа неторопливо вошла в док, где заняла место между еще одной баржей поменьше и шлюпом.

У дока их ожидало целое полчище солдат.

По крайней мере встречавшие выстроились будто солдаты, хотя одеты все были пестро и разнообразно. Впереди стоял субъект в белой блузе и черных кожаных штанах в обтяжку, без каких бы то ни было знаков различия – кроме левой руки. И действительно, единственным знаком различия здесь могла быть лишь пресловутая рука-протез, хотя в этих местах явно отдавали предпочтение не эмали Тюрсонов, а серебристому цвету. В ней был зажат меч – тут традиции совпадали. Черт возьми, да они и спят-то, наверное, не расставаясь с мечами!

Среброрукий мужчина, схватившись правой рукой за поручень, ловко перемахнул на палубу баржи, неожиданно гулко стукнув сапогами по дереву. Мельком пройдясь взглядом по Агловайну Тюрсону и Бирсу Эриксону, он подошел к Йену с Гунгниром в руке и остановился буквально в каком-нибудь метре от юноши.

Остановившись, он грохнул правой ногой о палубу.

Йен ничего подобного не ожидал, однако ни один мускул не дрогнул на его лице. Это был старый трюк фехтовальщиков – привлечь внимание, топнув ногой. Им наверняка широко пользовались еще в ту пору, когда бронзовые мечи уступили место стальным. С тех пор этот трюк, может, и срабатывал раза два-три, но Йен на него не покупался.

Крупнолицый широкоплечий мужчина вытянулся, плотно сжав квадратные челюсти.

– Приветствую вас, – спокойно произнес Йен.

– Я аргентум Хорсел Тюрсон, – громко объявил встречавший. – А ты Йен Сильвер Стоун, вестник, присланный к Престолу? – Из его уст это звучало как обвинение.

– Именно. – Йен тоже заметно поднял голос.

– Как и чем ты можешь подтвердить свои слова, чтобы к тебе отнеслись серьезно? Как докажешь, что ты и есть воспетый в мифах Обетованный Воитель?

Йен так долго сжимал копье, что сейчас приподнял его почти с облегчением.

И тут же медленно опустил, стукнув древком о палубу.

Бушшм!

Баржу ощутимо качнуло, палуба загудела; члены команды в панике стали хвататься за поручни. Гул поплыл над толпой, солдаты инстинктивно сжали висевшие на боку мечи.

– Вряд ли ты захочешь получить более исчерпывающие доказательства, – не пытаясь унять раздражение, заявил Йен. Черт побери, тащиться к черту на рога, чтобы выяснять отношения с каким-то кретином! Да пошли они все!..

Нет, нельзя давать выход гневу. Он обязан убедить этого Хорсела Тюрсона. Очень важно, чтобы ему здесь поверили.

И вновь кольцо Харбарда запульсировало на пальце.

– Мое имя, – продолжил юноша, – Йен Сильверстейн. Я послан сюда тем, кто называет себя Харбардом-паромщиком. Я не претендую ни на что иное, но я тот, кем только что назвал себя. – Йен немигающим взором глядел прямо в глаза встречавшему. – И я ожидаю, что мне поверят.

Довольно долго они стояли, не сводя взора друг с друга, потом аргентум кивнул.

– Я не говорил, что не верю тебе, Йен Сильвер Стоун, – тихо сказал он, приблизив лицо к Йену так, что тот ощутил его горячее дыхание. – Я просто не знаю, кто ты такой. Зато мне известны слухи, будто за тобой гонятся наемные убийцы, чтобы не дать тебе добраться до Престола. Однако я не ребенок, коему в новинку интриги. Не исключено, что эти слухи могли распустить те, кто желает подтвердить подлинность твоих слов.

Отступив на шаг, он повысил голос:

– Стол собирается завтра вечером и готов видеть и выслушать тебя. В Час Длинных Свечей, в Зале Волка.

Его губы сжались.

– Тогда и станет ясно, кто ты такой на самом деле.

Глава 18
Официальные представления

В маленькую смрадную комнатенку в конце Навозной улицы Дурин пришел последним. За несколько минут до него, еле волоча ноги, ввалился Валин.

Путники вошли в стольный город ночью, через Навозные ворота. Около часа Валин потратил на размещение лошадей и поиски подходящего жилья. Разумеется, все это можно было сделать куда быстрее, однако бережливый Дурин из конспиративных соображений запретил сорить золотом и серебром.

Пробудившись утром от бьющего в глаза сквозь затянутые грязноватой бумагой окна солнца, Торри обнаружил, что практически все вестри разбрелись по городу собирать информацию. Юноше не терпелось чем-нибудь заняться, безделье становилось невмоготу, однако двое оставшихся вестри – то ли сиделки, то ли охранники – настоятельно посоветовали ждать, пока не прибудут остальные и не сообщат об обстановке. Скептический взгляд Мэгги добавил веса доводам вестри, и Торри решил остаться.

А отец все спал. Он дважды просыпался, спрашивал, нет ли в нем нужды, спотыкаясь плелся в укромный уголок, где чертовски долго мочился в горшок, а затем, выхлебав бутыль с водой, возвращался на расстеленное на полу возле стены одеяло и снова проваливался в сон.

Поразительно, как долго мог спать отец, если перед этим не на шутку вымотался; не менее поразительно было и то, как долго он мог, если требовалось, обходиться без сна. То же самое относилось к пище и воде.

О его сексуальной жизни Торри и думать не хотел – сыну вовсе не обязательно знать абсолютно все о своих родителях.

Мэгги коротала время за беседами с Виндуром и еще одним вестри с перебитым носом, имя которого содержало столько согласных, что девушка звала его просто Фредом.

И Торри, вооружившись охотничьим ножом, принялся превращать запас дров в древесную стружку.

Это помогало утолить рабочий зуд.

– Он и его друзья здесь, – объявил Валин. – Их баржа пристала к берегу вчера, а сегодня поздним вечером они предстанут перед Столом.

– Но где они находятся? – требовательно вопросил Торри. – Мне необходимо их видеть.

– Нет никакой возможности, – покачал головой Валин. – Во дворце многочисленная стража, а слуг-вестри не нанимают, так что к кому-нибудь из Народа за помощью не обратишься. К Башне нам даже не подойти – нужен пропуск, а кто нам его даст?

Воспаленные глаза Дурина вдруг заблестели.

– Я предлагаю подкупить стражников. Подмазать придется не менее десятка стражников, чтобы проникнуть внутрь, но… – Он развел руками и покачал головой.

Мэгги живо закивала головой в знак согласия, отчего Торри, несмотря на всю серьезность положения, стало жутко смешно. Девушка, выразительно посмотрев на него, пригрозила ему кулачком.

– С другой стороны, – сказала она, – если хоть один из них не согласится брать взятку или же, согласившись, все-таки выдаст нас… – На секунду Мэгги задумалась. – Может, попробуем передать записку?

Варден, вестри, имевший отвратительную привычку постоянно ковырять в носу, ухмыльнулся.

– Попробовать, конечно, можно – если не боишься, что ее перехватят.

– Ну, перехватят – и что? – скептически скривился Дурин. – Хуже не будет, считай, что ничего и не передавал.

Торри покачал головой:

– Нет, будет хуже. Ведь нам надо сообщить время и место встречи.

– А ты явно устал. – Лицо Мэгги осветилось улыбкой. – Уж эту проблему мы решим.

Карлики были в замешательстве.

И Торри тоже – пока не сообразил, что она говорит не на берсмале.

Ах вон оно что… Нет. Среди жителей Тир-На-Ног есть и такие, кто понимает английский. Юноша уже открыл рот, чтобы напомнить ей об этом, но Мэгги его опередила.

– Запабылпа детспакуюпа запабапавупа! – Потянувшись к своему рюкзаку, она достала ручку и записную книжку. – Давайте определим время и место встречи.

Под наблюдением стражников по обеим сторонам балюстрады Йен снова нанес укол в левую руку Бирса Эриксона. За поединком пристально следили стоявшие вверху у перил Ивар дель Хивал и Марта; Ивар понимающе усмехался, Марта же бурно аплодировала каждой ошибке своего брата.

Ну, положим, эти взгляды были еще приятны, но то, что с гостей не сводили глаз, стоило им лишь выйти из комнаты, положительно действовало на нервы. Да какое там «выйти из комнаты»!.. Наверняка за ними следили даже в личных покоях!

Умом Йен понимал – на месте хозяина замка он ни за что не позволил бы трем чужеземцам свободно разгуливать, где им заблагорассудится, – но легче от этого не становилось. С другой стороны, город полнился слухами о наемных убийцах, собиравшихся прикончить Обетованного Воителя, а во дворце, заверил аргентум, гости в полной безопасности.

Свежо предание…

Что ж, чем скорее Йен объяснит, что никакой он не Обетованный Воитель, тем лучше.

И все же здесь было совсем не дурно, даже если не считать присутствия Марты.

Вандесты любили незамысловатые названия, что Йену нравилось, пусть даже порой и возникала путаница. Сам город носил название Престол, его клиновидный район между двумя сливавшимися реками также назывался Престолом, Престолом нарекли и территорию крепости, и большое здание Резиденции в северо-восточном углу внутреннего двора замка. Так что когда говорили о Престоле, понять, о чем идет речь, можно было только из контекста.

В самом Престоле внутри Престола, что внутри Престола, названия также отличались незамысловатостью. Был, разумеется, Престол, был Зал, где заседал – или находился? – Стол. Зал представлял собой длинное здание четырехугольной формы, стены которого казались сложенными из вставших вплотную друг к другу колонн. Это здорово походило на Парфенон, рисунки которого не раз приходилось видеть юноше, хотя колонны греческого храма были поизящнее и не заросли сплошным зеленым ковром из плюща и дикого винограда.

Внушительными размерами выделялась Резиденция; именно там поселили Йена и его спутников, а также иных представителей знати, не наделенных правом участия в заседании Стола.

Внутренний двор Престола обустраивали и озеленяли на протяжении многих лет, пока он не превратился в самый настоящий, даже прилизанный сад, перестав быть просто лужайкой. Живые зеленые изгороди самых странных форм перемежались фонтанами; струя одного фонтана, изогнувшись, падала в чашу другого, окатывая водяной пылью листву.

Длинная веранда, протянувшаяся вокруг всей Резиденции, была не худшим местом, где в тени навеса, обдуваемый прохладным ветерком, Йен коротал часы полуденного зноя за вновь полюбившимся занятием: фехтованием.

В противоположность бою на мечах, которому его учили Ториан Торсен и Ивар дель Хивал, тренировка шла на эспадронах, то есть краеугольным камнем схватки служила рука с оружием.

Годы занятий у опытных преподавателей научили Бирса Эриксона, что ключом ко всему была и остается рабочая кисть, то есть кисть руки, сжимавшей клинок. В сражении настоящим оружием укол в бедро или плечо свободной руки может тебя замедлить, но ранение должно быть очень глубоким, чтобы решить исход схватки. Укол в ногу – особенно чувствительны коленные чашечки, хотя сгодится и любое другое место – тоже снизит твою скорость, не более того. Однако если клинок соперника угодил тебе в кисть, считай, ты больше не боец.

Кисть не только самая важная цель, но и самая незащищенная. Любой выпад, любой удар выводят ее вперед, к клинку соперника. Таким образом, на первый план выходит чувство пространства. Держи под контролем дистанцию между собой и противником, и при каждой атаке он будет открывать тебе рабочую руку.

Поэтому Бирс Эриксон, как и большинство бойцов его времени, строил свою стратегию вокруг кисти – как собственной, так и Йена. Его излюбленной уловкой было выдвинуть клинок чуть дальше, чем следовало, тем самым заманивая его, после чего должен был последовать сокрушительный ответный удар.

И Йен разнообразил игру, сперва блокировав атаку Бирса Эриксона, а затем сделав лобовой выпад, который в настоящем бою подставил бы грудь юноши под клинок соперника, а здесь позволил провести туше.

Бирс Эриксон был готов продолжать – и улыбка на его лице говорила о том, что он умел проигрывать, – однако Йен поднял руку.

– Хватит, прошу вас! Будьте снисходительны к старику.

Опустившись на каменную скамейку рядом с парапетом, он с благодарностью принял из рук Марты стакан холодной воды. Удивительно, как быстро выматываешься, фехтуя. Причем устаешь не только физически – хотя попробуй-ка побегай взад и вперед по дорожке; нет, тут еще и нервное напряжение, необходимость быть постоянно начеку, не позволяя себе ни на секунду расслабиться.

В сопровождении двух стражников из Зала через сумрачный проход с арками, щурясь от яркого света, вышел Арни Сельмо. Стражники застыли по обеим сторонам арки у входа.

– Только что расстался с парочкой твоих серебряных марок, – понизив голос, сообщил старик.

– Прикупил что-то?

Арни, кивнув, запустил пальцы в карман рубашки и извлек оттуда сложенный листок бумаги.

– Кажется, да.

Дрожащей от волнения рукой юноша взял листок.

Печатными буквами шли слова: Йену Сильверстейну. Встрепачапа напа угпалупа напавозпанойпа ипа плопащападипа напа запакапатепа.

Ага, значит, Торри где-то здесь! Решился все же отправиться следом.

Ивар дель Хивал подошел ближе, пытаясь заглянуть в бумажку.

Йен протянул ему листок и с некоторым удовлетворением отметил, как на лбу исполина возникли недоуменные складки.

– Как по-твоему, могу я выйти в город?

Ивар дель Хивал поджал губы.

– Не знаю, какие указания у стражи – выпускать тебя отсюда или нет. – Он тряхнул головой. – Надо спросить…

– Или же последовать известному правилу: легче вымолить прощение, чем позволение.

Стянув с себя мокрую от пота майку, Йен вытер ею грудь и подмышки. Рядом с ножнами, где покоился «Покоритель великанов», лежала свежая белоснежная туника. Надев ее, юноша опоясался мечом.

– Ладно, попробуем, – произнес Йен.

И махнул Марте, которая поднялась и подошла к нему.

– Давай прогуляемся по саду, – предложил он, взяв девушку под руку и жестом велев остальным остаться.

Арни, мгновенно сообразив, в чем дело, принялся заговаривать зубы страже; тем же самым, но в отношении Бирса Эриксона, занялся и Ивар дель Хивал.

Йен и Марта пошли по узкой извилистой тропинке, сыроватой от долетавших сюда брызг фонтана.

– Марта, – обратился юноша, – мне нужно в город. А я в нем впервые и не знаю, что и где. Ты мне поможешь?

Резко остановившись, Марта удивленно втянула в себя воздух.

– Довольно недвусмысленная просьба… – Лицо девушки осветила бледная улыбка. – Да, дорогой мой Йен, я тебе помогу. Ты только кивай и соглашайся со всем, что бы я ни говорила. А потом, когда я велю тебе кое-что сказать, заставь их поверить своим словам.

Ворота, ведущие из Башни, прикрывала опускная решетка. В ней имелась дверь, что показалось юноше странным, пока он не заметил еще одну решетку – дальше в арке. Все стало понятно: стража могла без труда проверять всех входящих и выходящих, а в случае необходимости быстро изолировать замок, опустив внешнюю решетку.

– Маркграфиня Марта, – громко произнес толстый бородатый стражник, – надеюсь, вы не собираетесь выйти в Престол без сопровождения.

– Ах, господин старший алебардщик Эскобен, – ответила Марта. – Конечно же, нет! – Она указала на Йена. – Кажется, вы незнакомы с моим женихом Йеном Сильвер Стоуном?

Стражник с ног до головы осмотрел Йена.

– Мне время от времени докладывают разное… Но о помолвке я не слышал ни слова.

– Вот как. – Улыбка Марты мгновенно стала ледяной. – Так вы считаете, он отклонит мое предложение?

– Ни в коем случае, маркграфиня. Ни один мужчина в здравом уме не откажется стать вашим супругом. – Стражник махнул рукой в сторону Резиденции – или по крайней мере в сторону сада, закрывавшего Резиденцию. – Я слышал, он дает уроки фехтования брату маркграфини, достопочтенному Бирсу Эриксону.

Марта мелодично рассмеялась.

– Пожалуй, можно сказать и так. А еще можно сказать, что достопочтенный Бирс Эриксон, искусный и опытный боец, постыдно беспомощен перед моим женихом. – Тут же улыбка исчезла с ее лица. – Возможно, как-нибудь и вам захочется подучиться у него; я знаю, он всегда рад новым партнерам. – Она взглянула на Йена. – Пожалуйста, скажи господину старшему алебардщику, что ты готов защитить меня.

Юноша посмотрел толстяку-стражнику прямо в лицо.

– Я позабочусь о безопасности маркграфини.

– Нисколько не сомневаюсь, – ответил тот, даже не взглянув на Йена, и взмахом руки подозвал к себе напарника. – Эран, будь любезен…

Нет, так дело не пойдет – стражник ему не поверил.

– Стоп! – рявкнул Йен. – Смотреть в глаза, когда я с вами разговариваю!

И снова на большом пальце начало пульсировать кольцо Харбарда. Отчего? Дело не только в эмоциональном напряжении – ничего подобного не происходило, когда он был в постели с Мартой или принимал вызов Бирса Эриксона. Досадно, если у тебя на пальце штуковина, которая до боли впивается в кожу, когда тебе позарез надо договориться со стражником.

– Повторяю, – стараясь подавить гнев, промолвил Йен, – я готов защищать маркграфиню.

Марта положила руку на плечо Эскобену.

– Не хотите же вы сказать, что улицы Престола небезопасны для прогулок?

– Нет, маркграфиня, ничего подобного я не утверждаю. И да, маркграфиня, я верю, что в обществе этого молодого человека вам ничего не грозит, – не отрывая взора от Йена, произнес Эскобен. – Даете ли вы слово защищать ее ценою своей жизни, если потребуется?

– Разумеется, – кивнул в ответ Йен.

Эскобен повернулся к солдату.

– Эран, открой дверь, если тебе не в тягость.

– Но…

– Без всяких «но». Маркграфиня желает осмотреть город.

Вскоре они миновали последние башни, обороняющие подъемный мост, и вышли к торговым рядам. Рулоны ткани и кожи, кипы одежды, бижутерия и скобяные изделия, парное мясо и овощи только что с грядок – чего тут только не было!

Пронзительные голоса зазывал следовали за ними по пятам.

– Прошу, прошу, почтенный господин, пройдитесь ладонью по моей шерсти, ощупайте ее. Высочайшее качество! Никаких добавок, одна только чистейшая шерсть. Из нее выйдет великолепный кафтан…

– Прошу вас, достопочтенная госпожа, вот мои бальзамы, лосьоны, мази – специально для вашей нежной кожи! От них она станет еще нежнее…

– Господа! Попробуйте моих приправ, прошу вас!

Йен едва заметно улыбнулся.

– Для знати есть все, не так ли?

Марта просунула свою руку ему под локоть.

– Ну, не все, но многое. Так куда мы идем?

– Никаких «идем». Дальше я пойду один. – Юноша посерьезнел. – Объяснишь дорогу и возвращайся в Замок. Скажешь там, что я решил погулять по городу, а ты не нашла на рынке ничего для себя интересного.

– Ты что, собираешься здесь, – Марта обвела рукой торговые ряды, – меня бросить? После того, как поклялся защищать?

Здесь , другими словами, на рыночной площади, торговали товарами для знати. Здесь, в нескольких десятках метров до ворот в крепость, стоило лишь крикнуть, как на выручку тебе бросится целый полк стражников. Где-где, но здесь Марте опасаться как раз было нечего. К тому же Йен и не собирался уходить, пока она не скроется за воротами.

– Не хочу, чтобы ты стал из-за меня клятвопреступником, – поджав губы, объявила девушка.

– Марта…

– Йен! – Вкрадчивые нотки сменились на металл, рука Марты крепче сжала его локоть. – Жена подчиняется мужу, хотя умный муж не станет злоупотреблять этим. Дочь слушается отца, а после его смерти – старшего брата. Но ты мне не муж, не отец и не старший брат. Ты просто обещал вывести меня на прогулку в город, так в чем же дело?

– Ладно, – растерянно пожал плечами юноша. – Будь по-твоему.

Хватка ее ослабла, и довольная собой Марта хихикнула, будто пятилетняя девчушка.

– И куда мы направимся?

Ничего не поделаешь – как говорится, семь бед…

– Где Навозная улица выходит к Площади?

Она кивнула в направлении мощенной булыжником улочки, лежавшей прямо перед ними.

– Идем туда. Могу я спросить, с кем нам предстоит встретиться?

– С одним моим хорошим другом. Возможно, даже и не с одним.

– Ну и прекрасно, – ответила Марта. – Не зря говорят, что по друзьям мужчины всегда можно понять, каким он станет мужем.

– Ах вот оно что! – Йен рассмеялся. – Я-то думал, что ты все равно решила выйти за меня замуж.

– Конечно, решила, – сказала девушка. – Но если ты вдруг окажешься хорошим мужем, отпадет нужда тебя отравить или заколоть во сне кинжалом. – Она нежно чмокнула его в плечо. – Ну что, пошли?

Площадь оказалась не совсем площадью – это была длинная, широкая, шедшая под уклон улица, вдоль которой правильными рядами стояли дома. Две усыпанные гравием пешеходные дорожки разделял поросший травой газон. Пышные вязы, чуть ли не срастаясь кронами, образовывали некое подобие зеленого туннеля, дарующего прохладу и свежесть и защищавшего от еще довольно жарких лучей заходящего солнца. Дома здесь выглядели солидно, это были основательные строения с оштукатуренными белоснежными стенами; в глубь каждого дворика тянулись ухоженные дорожки, которые вели, как пояснила Марта, к каретным сараям позади главных строений.

Молодые люди неторопливо шагали вдоль зеленого газона. Время от времени навстречу попадались прохожие, поглядывавшие на молодую пару, впрочем, без особого любопытства. В блузе и кюлотах Марту вполне можно было принять за дочь процветающего торговца, да и девушки, прогуливающиеся в обществе вооруженного мечом спутника, были отнюдь не редкостью – за время, пока они шли, Йен насчитал четыре подобные пары, пока не перестал считать и волноваться.

– Хотелось бы мне знать, – сказала Марта, – над чем ты ломаешь голову, когда молчишь.

По мере того как улица спускалась вниз, дома становились менее презентабельными. Большие постройки постепенно уступили место строениям поменьше, белоснежные стены превратились в грязно-серые, с облупившейся кое-где штукатуркой, широкие проезды и обсаженные розами дорожки у домов сменились узкими тропинками и обычной, местами покосившейся оградой.

Нет, это были отнюдь не трущобы, но уже и не то, что величаво красовалось на вершине холма.

– В Престоле есть поговорка, – пояснила Марта. – О том, как сложно взобраться на этот холм и как легко с него скатиться. – Девушка указала на один из небольших домиков. Такому вряд ли нашлось бы место там, наверху, однако здесь он выглядел вполне пристойно – аккуратно подстриженная живая изгородь, белые стены. – Забыла имя… глава семьи занимается перевозками на баржах, и до последнего времени дела его шли вполне успешно. Они жили не здесь, а там, повыше, и уже заглядывались на один из огромных особняков на самой вершине холма. Однажды в шторм принадлежащая им баржа столкнулась с баржей конкурента… Стол решил дело в пользу конкурента. – Губы Марты упрямо поджались. – Если не в этом поколении, так в следующем, но они обязательно поднимутся наверх.

– Ты всегда так далеко заглядываешь в будущее?

– Это у вас, у мужчин, умение заглянуть в будущее – признак ума, а у женщин – суровая необходимость.

У подножия холма, примерно в сотне метров от речной дамбы, был разбит парк; Навозная улица огибала его справа. Стояли на ней сплошь мазанки – деревянные каркасы, покрытые подобием штукатурки. Такие постройки обходились дешево, но иными достоинствами не щеголяли.