Текст книги "Восьмой день"

Глава 16

Новокаина в домашней аптечке не оказалось, но Барзан отыскал гвоздичное масло. Дэнни смочил им ватный тампон, осторожно прижал к разбитым деснам. Боль вспыхнула, но вскоре почти стихла.

– Мне очень жаль, что так получилось, – произнес Барзан.

Дэнни промолчал. А что сказать? Его чуть не замучили до смерти, а теперь Барзан сожалеет о случившемся. Понаслаждался, наблюдая за мучениями несчастного, и извиняется. Но на данный момент хозяином положения был Барзан, а Дэнни едва передвигал ноги.

– Представляете, я ничего не знал о судьбе Кристиана. – Барзан снова тяжело вздохнул. – Хотя подозревал, что с ним что-то случилось.

– Вы были друзьями?

– Да. – Барзан пригладил волосы. – Послушайте, вам сейчас лучше отдохнуть. Я распоряжусь, чтобы приготовили постель, а поговорим мы позднее.

Очень своевременное предложение, тем более что к разговорам Дэнни совершенно не был расположен. Когда он произносил какое-нибудь слово, в левом ухе стреляло и сильно отдавало в нижнюю челюсть. Барзан отослал куда-то слугу, и тот вернулся, толкая перед собой антикварное кресло на колесиках. Дэнни предпочел бы идти сам, но ноги не слушались. Они действительно были как перезрелые помидоры, готовые лопнуть в любую секунду. Прерывисто вздохнув, он устроился в кресле, откинул голову на спинку.

– До ужина! – крикнул вслед Барзан.

* * *

Он заснул в кожаном кресле у окна. Разглядывал двор, опустив ноги в тазик с ледяной водой, и отключился. Глубокий сон без сновидений длился несколько часов, потом Дэнни вздрогнул и выпрямился, пытаясь сообразить, где находится. Вспомнил быстро. Солнце за окном уже стало розовым, а вода в тазике теплой. Из соседних комнат доносился голос Билли Холидей[95]95
  Билли Холидей (1915 – 1959) – выдающаяся американская джазовая певица.


[Закрыть].

Дэнни медленно поднялся, постоял и поковылял по плиточному полу в ванную комнату. Открыл краны, отрегулировал температуру воды и с трудом влез в ванну. Во всем теле чувствовалась необыкновенная слабость, кружилась голова, поташнивало. Он заставил себя повернуться к зеркалу, посмотрел и застонал. Рубашка залита кровью, нижняя губа разорвана, щека распухла, правый глаз закрыт. Внизу на месте зуба зиял пробел.

Ванна его восстановила, но до нормального состояния было еще далеко. На столе в комнате Дэнни увидел серебряный поднос с бутылкой холодного пива «Сан-Паулу герл». Рядом лежала упаковка перкосета[96]96
  Сильное жаропонижающее и обезболивающее средство.


[Закрыть]. Вот это то, что надо. Он проглотил две таблетки, запив водой, и облачился в одежду, приготовленную для него по указанию Барзана: льняные темные слаксы, белую рубашку и большие кожаные босоножки.

Скорее бы начал действовать перкосет, подумал он, и поковылял вслед за слугой в гостиную, где его встретил Реми Барзан в кресле у затопленного камина.

Слуга принес пива. Барзан поднял бокал:

– Ваше здоровье! А теперь расскажите о своих отношениях с Зебеком.

Вначале произносить слова было трудно, но когда перкосет подействовал и боль стихла, Дэнни разговорился. За час ему удалось осветить большую часть событий: встреча с Зебеком в «Клубе адмиралов», поиски компьютера Терио, убийство Инцаги, бегство в Стамбул. Барзан внимательно слушал, задавая по ходу вопросы, как хороший журналист. Появился слуга с пиалами дымящегося чесночного супа и блюдом с сыром и хлебом. Дэнни с жадностью набросился на вкуснейшую еду, с удивлением обнаружив, что очень голоден. Наконец рассказ был закончен. Барзан попросил уточнить кое-какие детали, о которых Дэнни упомянул вскользь. О телефонных разговорах Терио с Пателом, о том, как люди Зебека постоянно находили его, о дискетах, оставшихся в рюкзаке.

– Итак, вы передали ему список людей, которым звонил Кристиан накануне гибели, – промолвил Барзан. – И сколько в нем было фамилий?

– Две, – ответил Дэнни. – Вернее, три.

– Пател…

– …Ролвааг…

– Норвежец. – Барзан задумался. – Как его зовут?

– Оле Гуннар, – сказал Дэнни.

Барзан кивнул.

– А третьим в списке были вы, – признался Дэнни.

– Вот, значит, откуда Зебеку стало известно о моем знакомстве с Кристианом.

– Если бы я знал, что такое случится! – сокрушенно проговорил Дэнни. – Ведь добыванием сведений о междугородных переговорах занимаются все частные детективы. Это обычная практика.

– Все понятно, – произнес Барзан. – Один из этого списка уже убит. Даже двое, если считать мою квартирную хозяйку. В тот день она взяла мой автомобиль…

– Мне об этом рассказали в Стамбуле. Доната, из вашего офиса.

– В полиции сообщили, что мощность заряда была эквивалентна килограмму тротила, – продолжил Барзан. – Взрыв произошел, когда она включила зажигание. Почти во всех домах квартала повылетали стекла, а ее тело пришлось собирать по частям. – Он посмотрел на Дэнни. – Знаете, почему Зебека интересовали файлы в компьютере Терио, который тот подарил Инцаги?

– Наверное, там были какие-нибудь технологические секреты. А у вас есть предположения?

– Я не предполагаю, а знаю точно.

– И что же было на этих файлах? – нетерпеливо спросил Дэнни.

– Сведения о годичных кольцах.

– Простите, не понял.

– Я сказал, что Зебека очень интересовали компьютерные файлы со сведениями о годичных кольцах.

«Неужели так действует перкосет?» – удивился Дэнни.

– Какие годичные кольца?

– Вот почему Кристиан звонил в Норвегию Ролваагу, – произнес Реми Барзан, будто не слышал вопроса. – Кстати, вы пытались с ним связаться?

– Пока нет.

– Может, пришло время. Где он живет?

– Институт, куда звонил Терио, находится в Осло.

– Его нужно предупредить. И получить отчет.

– Какой отчет?

Реми помрачнел.

– Боюсь, мы уже опоздали.

Он встал, прошел к телефону на антикварном письменном столе. Долго дозванивался до справочной службы в Норвегии, затем в институт. Дэнни задремал – сказалось действие лекарства, – и вдруг из динамика раздался женский голос. В институте включился автоответчик.

– Конечно, – сказал Барзан, – ведь сейчас в Норвегии ночь. – Он уже наклонился положить трубку, как другой женский голос на том конце линии быстро произнес:

– Hallo! Vaersa snill[97]97
  Алло! Подождите, пожалуйста (норв.).


[Закрыть].

Барзан догадался, о чем идет речь, и подождал секунд двадцать.

– Hallo, – снова произнес женский голос. – Таак[98]98
  Говорите (норв.).


[Закрыть].

– Вы говорите по-английски? – спросил Реми.

– О да.

– Я хотел бы побеседовать с Оле… Оле Ролваагом.

– Оле? – переспросила женщина. – Мне очень жаль, но это невозможно.

– Тогда я оставлю для него сообщение.

– Не имеет смысла.

– Вы хотите сказать, что…

– Да… он умер. Одиннадцатого августа. Произошел несчастный случай, – пояснила женщина. – Оле ехал с работы на мотоцикле, а машина… сбила его и скрылась.

– Водитель сбежал с места происшествия? – уточнил Реми.

– Да. Оле умер на месте. А эту машину так и не нашли.

Реми Барзан откашлялся.

– Дело в том, что мистер Ролвааг…

– Доктор Ролвааг, – поправила его женщина.

– Он выполнял работу для моего друга, Кристиана Терио.

– Какую?

– Анализ образца. С кем я могу побеседовать по поводу получения экземпляра отчета?

– Со мной, – сказала женщина, растягивая слова на скандинавский манер. – Все отчеты хранятся в нашей базе данных. Разумеется, нужно будет оплатить.

Реми начал перечислять данные: фамилию заказчика (Кристиан Терио), примерную дату подачи заказа, но женщина его остановила.

– У нас в каталоге фамилии заказчиков расположены по алфавиту. Пожалуйста, произнесите фамилию по буквам.

Он произнес.

– Пре-е-екрасно, – сказала она. – Я посмотрю.

Примерно с минуту из динамика было слышно только, как щелкают клавиши компьютера.

– Нет, – наконец промолвила она. – Здесь я этого файла не нахожу. Правда, недавно у нас был сбой компьютерной системы. Надо посмотреть физические файлы, связанные с образцами. Вы будете ждать? Или перезвоните?

– Конечно, я подожду, – ответил Реми.

По его поведению Дэнни догадался, что сведения о годичных кольцах очень важны. Через некоторое время женщина снова взяла трубку.

– Очень жаль, но этот файл исчез. Нет даже образца, хотя я вижу, что он там был. Плексигласовый футляр остался, а его нет. И самое главное! – гневно воскликнула она. – Отсутствует запись в журнале о его выносе. Такого в нашем институте еще не случалось. Существует порядок, который…

– И что же теперь делать? – спросил Барзан.

– Завтра я подробно все выясню, а вы перезвоните.

– Спасибо. Я так и сделаю.

– Как ваша фамилия?

– Реми Барзан.

– Хорошо. Я оставлю для вас сообщение.

– Спасибо.

– До свидания.

Как только Реми положил трубку, Дэнни забросал его вопросами:

– Что за отчет? О каком образце вы с ней говорили?

Реми Барзан посмотрел на часы и встал.

– Мы обсудим это завтра, после того как вы посетите стоматолога. А сейчас отправляйтесь спать, а я позвоню кое-куда.

* * *

Утром Дэнни осмотрела молодая женщина, подруга Реми Барзана. Наложила на губу швы. Потом вывела его во двор к джипу, где сидел огромного роста парень с «М-16» и читал комиксы. Увидев Дэнни, он улыбнулся и бросил книжку на заднее сиденье. В молчании они проехали примерно тридцать миль до небольшого городка. Парень остановил джип у заведения с красноречивой вывеской. Гигантский коренной зуб излучал во все стороны флюиды радости. Вывеска напомнила Дэнни английский паб в Вашингтоне, «Счастливый зуб» кажется. Он немного заволновался, но доктор Цирлик работал очень профессионально и без боли. За час на месте отсутствующего зуба он приспособил коронку из нержавеющей стали. Поднес к Дэнни зеркало. Тот глянул и поморщился. Сверкающая металлическая коронка ему не понравилась. Пустое место выглядело красивее, но дело было сделано, и они поехали обратно.

На вилле его ждал Реми Барзан. Он сидел во дворе за длинным деревянным столом и читал газету. По обе стороны лежали собаки, словно заключив хозяина в бежевые круглые скобки. Барзан показал на стул напротив. Дэнни сел.

– У вас очень уютный дом.

Реми улыбнулся.

– Дом не мой. – Увидев на лице Дэнни удивление, он добавил: – Вилла принадлежит моему другу, депутату парламента, который живет в Анкаре. Если я остановлюсь у кого-либо из родственников, Зебек найдет меня через день-два. А так есть шанс продержаться дольше.

– Сейчас он получит бонус. В дополнение к вам еще и меня, – заметил Дэнни.

Реми Барзан усмехнулся.

– Вы в любой момент можете уйти.

Но Дэнни некуда было уходить. Он специально приехал в Узельюрт, чтобы встретиться с Реми Барзаном. Теперь же, когда выяснилось, что Оле Гуннар Ролвааг мертв, Реми остался его единственной надеждой.

– Здесь-то он, надеюсь, нас не отыщет.

Барзан отрицательно покачал головой.

– Отыщет, он ведь иезид. У меня на блокпостах свои люди, которые регулярно докладывают обстановку, но все равно это лишь вопрос времени.

– Неужели наши дела настолько плохи?

Реми улыбнулся.

– Не обязательно. Может, мы переедем куда-нибудь до того, как он нас обнаружит. Раскусим его раньше, чем он нас. Давайте верить в лучшее.

Дэнни посмотрел на Реми Барзана и тоже улыбнулся. Этот человек наблюдал, как его мучили. За это вроде бы следовало ненавидеть, а он, наоборот, проникался к нему все большей симпатией. Дэнни нравились его скромность, чувство юмора, неизменная доброжелательность.

– У вас есть братья, сестры? – спросил он.

– Конечно, – ответил Реми. – У моего отца шесть сыновей и три дочери. Кроме того, есть еще четыре дяди, пять теток, двадцать двоюродных братьев и сестер, бабушки и дедушки. Два моих брата служат в армии. Один в правительственной, другой в РПК. Охотятся друг за другом. Два занимаются бизнесом. Один легальным, другой не очень. Еще один брат занимается политикой. И наконец, я. Вначале пробовал заняться виноделием – у меня есть отличный виноградник в Капподакии, – а потом ушел в журналистику. Во французской прессе я занимаю отдельную нишу, освещаю курдские проблемы. – Он засмеялся и налил себе и Дэнни скотча без льда. – А у вас?

– Двое братьев и я. Ни генералов, ни сенаторов.

– Вам повезло, – пошутил Реми.

Прибыл слуга с кофе-эспрессо и блюдом фисташковой пахлавы.

– Вы обещали рассказать о годичных кольцах, – напомнил Дэнни.

– Этим мы займемся позднее. А пока расскажите, что вы знаете о нас.

– О ком?

– Об иезидах, – сказал Барзан. – Или вообще о курдах.

Дэнни вспомнил разговор со священником.

– Инцаги объяснил что-то, но… я был настолько зациклен на компьютере, что почти ничего не запомнил. Насчет иезидов знаю только, что они поклоняются дьяволу.

– Дело в том, что у курдов нет своего государства, как и у евреев до образования Израиля. Когда-то курды заселяли всю Месопотамию, где сейчас расположены Турция, Ирак, Сирия, Иран и Азербайджан. Нас тридцать миллионов, и сосредоточены мы в регионе площадью не более Техаса. Если бы у нас было собственное государство, Курдистан, численность его населения была бы больше, чем в любой арабской стране, кроме Египта. Вот почему этого никогда не случится. Да, у нас есть собственный язык, обычаи, но для формирования суверенного государства этого мало. Хотя в борьбе за создание такого государства сепаратисты отдали и продолжают отдавать жизни. Мешают этому, с одной стороны, племенная обособленность курдов, а с другой – желание стран сохранить свою территориальную целостность.

Иезиды – это одна из субэтинических курдских групп. Есть курды христиане, мусульмане, последователи Заратустры, иезиды и такие, которых вообще сложно классифицировать. Но все они многие столетия боролись с местными властями. Неудивительно, что их издавна считают мятежниками и жестоко с ними расправляются. Даже не в древности, а сравнительно недавно вырезали целые деревни, уничтожали язык и культуру курдов. В Ираке против них применяли биологическое и химическое оружие. В Турции они много десятилетий вели партизанскую войну. Она до сих пор продолжается, хотя не так интенсивно.

– Тяжелая вам выпала доля, – посочувствовал Дэнни.

– Мне-то еще повезло, – сказал Реми, – а вот Зебеку действительно пришлось пережить настоящий ужас. Его родителей убили, а сам он остался в подземном городе.

– В подземном городе? – переспросил Дэнни.

– Да. В местах проживания курдов много подземных городов. Вся западная Анатолия продырявлена ими. В одной только Капподакии их дюжина. Чтобы попасть туда, туристы выстраиваются в очередь. Правда, самые знаменитые подземные города находятся в Сирии.

– И как они устроены?

– Как муравейники. В туфе – это такой камень, который легко обрабатывать, – прорезаны ходы, помещения. Археологи считают, что первые такие города появились где-то в девятитысячном году до новой эры. Их возраст почти как у сфинкса.

– Они большие? Или вроде стамбульской Цистерны?

– О, много больше. Недалеко от Узельюрта есть подземный город Невазир. Он имеет километр в поперечнике и семь этажей в глубину. Там довольно сложная вентиляционная система, разные люки и складские помещения для пиши и воды. В этом городе несколько недель могут автономно жить тысячи человек.

– Но зачем? С какой целью построены города?

– Точно никто не знает. Вроде бы в древности в них можно было укрыться от всяких напастей. Когда завоеватели опустошали целые районы. Именно в Невазир увели Зебека после гибели родителей, поскольку там было самое безопасное место. Но людей, которые оставили его там одного и должны были на следующий день прийти, убили. И он, шестилетний, провел четыре или даже пять дней под землей на глубине тридцать метров. Причем в полной темноте, потому что свеча скоро выгорела.

– Да, ужасно.

– Когда его вывели на свет, первое время он вел себя как дефективный. Но Зебек все-таки выжил, а многих просто уничтожили. Ведь в этих краях часто проводили так называемые этнические чистки. Кто побогаче, тот закрывал свой дом и уезжал. Переждать где-нибудь, пока ситуация улучшится. Меня родители в пять лет увезли в Париж, а у Зебека нашлись родственники в Риме. Я вернулся сюда шесть лет назад.

– Уехала вся ваша семья?

– Кроме дедушки. Он остался присматривать за домом.

– Вы говорите о шейхе Мунире?

Реми кивнул.

– Вас не удивляет, что я его знаю? – спросил Дэнни.

– Нет. Мне сообщили, что вы с ним виделись. Кстати, эти двое, которые привезли вас сюда, даже не знаю, как их назвать… ну, что-то вроде гвардии. Но конечно, так обращаться с вами он им не поручал.

– Значит, Мунир у вас вроде… мэра?

Реми засмеялся.

– Он один из пяти старейшин. Это очень почетное звание, потому что именно совет старейшин пяти географических районов, где проживают иезиды, выбирает пожизненного верховного правителя, имама.

– Но если ваш дедушка иезид, значит, и вы тоже?

– Разумеется. Иезиды – очень древний народ. Миф о всемирном потопе был известен в Курдистане раньше, чем появился Ветхий Завет.

– Вы совершенно не похожи на человека, который поклоняется дьяволу, – признался Дэнни.

Реми Барзан улыбнулся:

– Я вообще вне религии.

– А шейх Мунир?

– Да, он исповедует культ ангела-павлина, или малак-тавуса. По-вашему – Люцифера. – Увидев недоумение на лице Дэнни, Реми добавил: – Если хотите, называйте это поклонением дьяволу, но суть в ином. Для иезидов малак-тавус – самый могущественный из всех ангелов, любимец Бога.

– Он же Люцифер, – заметил Дэнни.

– В верованиях иезидов, – объяснил Реми, – отсутствует понятие первородного греха и борьбы за людские души. В «Черном писании» сказано, что Бог создал землю за шесть дней, а на седьмой отдыхал. Когда же наступил восьмой день, он перенес свой интерес на другое, а за своим творением поручил надзирать ангелу-павлину. Рано или поздно должен наступить день, когда он сойдет к людям, и тогда миром станут править иезиды, единственный народ, который его почитает.

Дэнни этот разговор уже наскучил, поскольку не имел никакого отношения к тому, что случилось с ним, Терио и Пателом. Он попытался сменить тему:

– Вчера вы упомянули, что Терио послал вам какие-то файлы.

– Да, по электронной почте. Но они так и не прибыли.

– Еще вы сказали, будто они имели отношение к каким-то годичным кольцам, – напомнил Дэнни.

Барзан кивнул.

– С Кристианом мы познакомились в Стамбуле, где он занимался научной работой. Мы быстро подружились, и я познакомил его кое с кем в Диярбакыре. Он был там во время покушения на имама. – Реми посмотрел на Дэнни. – Духовному предводителю иезидов было восемьдесят семь лет, из которых пятьдесят он служил имамом.

– И как это случилось?

– Как в кино. Двое на мотоцикле. Один едет, другой стреляет.

– Они, конечно, скрылись?

– Да.

– Но зачем? Человеку было восемьдесят семь лет…

– Вы хотите спросить, кто это сделал? Полиция обвиняет в этом Рабочую партию Курдистана.

– А вы?

– Я просто знаю, что имама убили люди Зебека. После покушения Кристиан приехал в Узельюрт. Он готовил большую работу об иезидах и очень хотел увидеть санджак. Говорил, что такая возможность предоставляется раз в жизни. – Барзан бросил взгляд на Дэнни. – Это религиозная святыня, статуя, точнее, бюст. У каждого рода иезидов есть свой санджак, у некоторых даже два. Наш находится в Невазире, подземном городе, о котором я говорил. – Один из псов, лежащих рядом с хозяином вдруг поднял голову и негромко гавкнул, будто чему-то удивился. Реми погладил его и продолжил: – Кристиан просто бредил подземными городами. Говорил, будто это единственный пример в мире «истинного коллективизма».

– И как он собирался увидеть санджака?

Барзан усмехнулся.

– Это очень трудно сделать. Дело в том, что его уже пятьдесят лет вообще никто не видел. Но я нарушил законы, потому что… – он пожал плечами, – вам уже известно, что я человек нерелигиозный. Для меня санджак – просто предмет материальной культуры.

– Но почему его столько лет никто не видел?

– Во-первых, его прятали, чтобы спасти от уничтожения. Дело в том, что Турция даже после Ататюрка по-прежнему оставалась исламским обществом. Вы, наверное, знаете, что в исламе запрещено изображать существа, имеющие душу. Вот почему на фресках в старинных церквах у святых стерты лица. По этой же причине мусульмане заштукатурили мозаику в соборе Айя-София. Сунниты уничтожают любые изваяния и картины, на которых изображены люди. Помните, как сравнительно недавно талибы разрушили статую Будды в Афганистане? Они… – Барзан затруднился с выбором нужного английского слова. – Как у вас называют тех, кто уничтожает религиозные образы?

– Иконоборцы, – предположил Дэнни.

– Вот именно! – воскликнул Барзан. – В Турции храмовые стенные росписи повсюду уничтожены, лица тщательно соскоблены; кстати, и животных тоже. Эта тенденция присуща не только исламу. В христианстве в восьмисотом году тоже существовали иконоборцы. Многие столетия длился сезон охоты за любым произведением искусства, где было изображено лицо. В общем, санджак прятали в Невазире. Он хранится там до сих пор, задрапированный покрывалом, которое снимают только во время выборов имама на совете старейшин. Считается, что санджак в этот момент подает им какие-то знаки. – Реми усмехнулся. – Для меня санджак – всего лишь изваяние, для деда – святыня, а весь ритуал открытия его на совете старейшин преисполнен глубокого смысла.

Неожиданно собаки вскочили и с яростным лаем ринулись к воротам. Одновременно зазвенел мобильный телефон Реми. Он поднес его к уху, произнес несколько слов и встал.

– Я скоро вернусь.

– Что-то случилось? – спросил Дэнни.

– Нет, просто приехали ребята с ближайшего блокпоста. Они заглядывают ко мне каждые два дня.

* * *

Пока Реми общался с солдатами, Дэнни пытался осмыслить услышанное. Никакой ясности не возникало. Зачем Зебек убил престарелого имама? И как это связано с религиозной святыней, хранящейся в подземном городе?

Через несколько минут Реми Барзан вернулся. Следом плелись собаки. Дэнни напомнил ему о годичных кольцах.

– Вы так и не объяснили, что это такое.

– Мы скоро дойдем и до годичных колец, – успокоил его Реми. – Закончим с санджаком, а потом вы сами все поймете. Значит, Кристиан очень хотел увидеть святыню иезидов, хотя бы на фотографии. И я это устроил. Показать фотографию?

– Конечно.

Реми принес из дома снимок и, улыбаясь, протянул Дэнни.

– Вот. Мне очень интересно проследить за вашей реакцией.

Снимок был сделан со вспышкой. Небольшой альков, выдолбленный в туфе медового цвета, заливал резкий белый свет. В центре на некоем подобии алтаря стоял великолепный бюст, вырезанный из дерева. Бюст… Зеревана Зебека.

Дэнни ойкнул. Коротенькие волосы на затылке, очевидно, поднялись дыбом.

– Это он?

Реми засмеялся.

– Кристиан реагировал примерно так же.

Дэнни не верил глазам. Это был Зебек. Тяжелые веки, то же скуластое лицо, ямочка на подбородке и волосы, спускающиеся треугольным выступом ко лбу. Совпадением это никак быть не могло. Значит, санджак – это Зебек? Или наоборот?

– А разве Терио с ним встречался?

– Он его видел однажды в Диярбакыре, не зная, кто это такой. Зебек то ли выходил из «бентли», то ли садился в него.

– И он его узнал?

Барзан кивнул.

– В наших местах «бентли» встречаются редко, и Кристиан рассмотрел мужчину.

Дэнни вспомнил разговор с Инцаги за обедом («А вы думали, дьявол ездит на „роллс-ройсе“?»). Вспомнил встречу с Белцером в «Клубе адмиралов» («Говорят, он связан с мафией… реинкарнация дьявола»).

– И что же теперь получается? – воскликнул он. – Зебек – это тавус?

Реми Барзан собирался ответить что-то, но снова зазвонил мобильный телефон. Разговор длился не более минуты. Реми встал и произнес:

– Меня ждет машина. Я должен идти.

– Вы уезжаете? – спросил Дэнни.

– Да. Повидаться с дедом.

– А когда вернетесь?

– Через день или два. Утром старик отправляется в Диярбакыр, оттуда в Цюрих. Мне нужно побеседовать с ним до отъезда.

– Но вас могут увидеть!

– Нет.

– А как мне себя вести?

– За всем проследит Лайла. Она лечила вашу губу. Старайтесь не держаться на виду, и все будет в порядке.

* * *

Вечер Дэнни провел в библиотеке. Опустил ноги в тазик с раствором морской соли, принял перкосет. Обнаружив на столе катушку толстой медной проволоки и опрессовочные клещи для беспаечного соединения проводов, он начал делать маску Зеревана Зебека и занимался этим до ужина. Получив наконец удовлетворительный результат, он смотрел на него несколько минут, а потом скатал проволоку в шар и бросил в мусорную корзину.

«Оказывается, опрессовочные клещи – классная штуковина, – подумал Дэнни. – Можно сделать что-нибудь интересное. Надо обязательно придумать что-нибудь для Барзана. Вроде как подарок в благодарность за то, что он не позволил замучить меня до смерти».

Вкусы у владельца виллы были эклектические. Большая коллекция джазовых компакт-дисков и огромный стеллаж во всю стену с альбомами по искусству. О некоторых художниках и исполнителях Дэнни не знал. Когда слуга принес на медном подносе ужин – пюре из нута, ливанский салат «табули», рис, овощные кебабы, хлеб, бутылку холодного белого вина, – он заканчивал пролистывать систематический каталог работ Кейллибота, слушая компакт-диск скандинавской джазовой певицы Лизы Экдхал.

Все складывалось не так уж плохо, вот только Кейли… Дэнни мужественно сопротивлялся искушению позвонить ей. Ведь она наверняка бросит трубку. А если даже не бросит, то что он ей скажет?

* * *

Утром его ступни были почти нормальными. Дэнни надел свои кроссовки, но тут же снял. Позавтракав во дворе, сходил в библиотеку за опрессовочными клещами и проволокой. Сел под абрикосовым деревом и принялся за работу. Прошло часа два. Лайла, женщина, которая зашивала ему губу, подошла и, увидев его творения, засмеялась и захлопала в ладоши.

– Это для шиша… верно?

Дэнни кивнул:

– Конечно. А что такое шиш?

Она подняла самую крупную вещь и промолвила:

– Это кинк?

Его вдруг осенило: это же шахматные фигуры.

– Да! – воскликнул он. – Король… а это ладья. Вот слон.

– Так хорошо! – сказала она. – Вы, я думаю… вы… есть настоящий художник.

– Спасибо.

Дэнни даже смутился. Ему еще никогда никто не говорил таких милых комплиментов. Пальцы уже устали, и он отнес клещи в библиотеку. Сел за стол перед компьютером. Пока программа загружалась, смотрел, что делается на экранах мониторов наблюдения. На одном были видны ворота, у которых дремали собаки. На втором картинка менялась каждые несколько секунд. Гостиная, кухня, холл. Третий отслеживал ситуацию за воротами, а четвертый показывал обстановку в сарае, где мучили Дэнни. Просто не верится, что Реми Барзан все время сидел и спокойно наблюдал.

Дэнни хотелось проверить свою электронную почту, он даже начал печатать фамилию, но передумал. Люди Зебека вполне могут влезть в серверы компаний «Америка онлайн» и «Йеху» и проследить весь путь не только к провайдеру, но и конкретному компьютеру, откуда передано сообщение. Он выключил компьютер и стал рыться на книжных полках. Нашел английское издание Орхана Памука «Белый замок», прилег на кушетку у окна почитать. Неожиданно его разбудила Лайла.

– Уже вечер. Пора есть. – Улыбаясь, она включила свет, показала на поднос рядом с компьютером. – Хорошо. – И, взмахнув рукой, вышла.

На подносе стояли пиала с дымящимся чечевичным супом, тарелка с рисовой долмой, бутылка холодного пива. Все выглядело очень вкусным. Дэнни начал есть, наблюдая по телевизору за ходом футбольного матча. Играли турецкие команды высшей лиги. Хорошая игра. Приятный вечер. Он чувствовал, что выздоравливает.

* * *

Реми Барзан приехал на следующий день поздно вечером, и поговорить не удалось. Но Дэнни разбудили в семь утра, пригласили в библиотеку, где его ждал хозяин. Они сделали по глотку кофе, как вдруг раздался глухой стук. Оба вскочили, посмотрели на застекленную стену, выходящую во внутренний дворик. Реми подошел, вгляделся.

– Птица. Увидела отражение деревьев в стекле и полетела. – Он грустно улыбнулся. – Садовник говорит, что каждый месяц здесь погибают несколько птиц.

Дэнни увидел птицу на земле, рядом с цветущим кустом.

– Может, она не погибла. – Он тихонько стукнул три раза костяшками пальцев по голове: этому его научила тетя Марта, потому что мертвые птицы – плохая примета.

Барзан помешал кофе.

– Я пытался уговорить Мунира отложить встречу, но он отказался.

– Какую встречу?

– Старейшин. В которой принимает участие и Зебек. Они встречаются через восемь дней в Цюрихе, в отеле «У озера».

– И Зебек тоже там будет? – удивился Дэнни. – Он же маньяк.

Реми задумчиво кивнул.

– Не сумел я отговорить деда не ездить в Цюрих. Дело в том, что каждый год там собираются все улема на шуру. – Он пояснил: – Улема – так на нашем языке называют старейшин рода, а шура – это когда они собираются вместе на совет. Помимо общественных, у деда в Швейцарии есть личные дела.

– Какие?

– Ну… ему там оказывают интимные услуги.

– Проститутки?

– Да.

Дэнни улыбнулся.

– Но ему, наверное, уже перевалило за восемьдесят?

– Деду скоро исполнится семьдесят пять. Шура собирается в Цюрихе каждый год в одно и то же время в одном и том же месте. Но сейчас это будет скорее похоже на заседание совета директоров холдинга «Тавус».

Дэнни удивленно вскинул брови.

– Помните, я вам рассказывал о санджаке? – спросил Барзан. – Так вот, он фальшивый. Зебеку каким-то образом удалось заменить оригинал.

– Зачем?

– Чтобы совет провозгласил его новым имамом.

– Неужели такое может случиться?

– После смерти имама, чтобы назвать имя преемника, старейшины собираются в подземном городе Невазир в помещении, где хранится санджак. Процедура занимает несколько дней или недель. Как выборы папы римского. Слишком многое поставлено на карту.

– Но почему старейшины должны избрать Зебека? Они его хорошо знают? Ведь вы упоминали, что он с детства живет в Италии.

– В Турции есть телевизионное шоу, – произнес Реми, – похожее на «60 минут»[99]99
  Еженедельный американский информационно-публицистический тележурнал; выходит в эфир с 1968 г.


[Закрыть]. Очень популярное. Обычно туда приглашают знаменитостей: политиков, спортсменов, кинозвезд. Но иногда в качестве гостей там появляются турецкие эмигранты, достигшие успеха на новой родине. Например, художники, предприниматели ставшие известными в Лондоне или Нью-Йорке. Телезрителям как бы напоминают, что Турция – страна западной демократии.

– И Зебек был гостем шоу?

– За два месяца до убийства имама. Но вначале он приказал вырезать из дерева бюст. Потом подсунуть его вместо оригинала. И только после этого отправился на шоу.

– Кое-кто из старейшин видел шоу…

– Его видели все, – уточнил Барзан. – Это одна из самых популярных передач в стране. Тем более что это была сенсация. В подобную программу курда никогда не приглашали. А тут на вас с экрана смотрит симпатичный бизнесмен, выпускник Массачусетского технологического института.

– Ведущие подчеркивали, что он курд?

– Нет, – ответил Реми. – В Турции «Зереван Зебек» звучит так же, как в США или Европе «Менахем Гольдберг». Фамилия и имя говорят сами за себя. Кстати, если бы он жил здесь, ему бы пришлось взять турецкую фамилию. Потому что все началось меняться только совсем недавно.

– И что случилось потом?

– Проходит месяц, другой, и в Диярбакыре убивают имама. Через два дня в Невазире собирается шура. С санджака снимают покрывало, и… все потрясены. Они хорошо помнят человека, которого показывали по телевизору. Это он.