Текст книги "Такой же предатель, как мы"

Она много раздумывала о том, как будет собираться. Интересно, можно ли сложить грязную одежду в спортивную сумку Перри. И так далее – всякие дурацкие мелочи, позволяющие мечтать о том, как она выберется из Парижа и помчится к Наташе. Перри оплатил три ночи в отеле, так что номер оставался за ними до конца дня. Они намеревались сложить вещи прямо перед отъездом – вечерним поездом в Лондон. В их нынешнем мире это был самый естественный способ добраться до Берна. Так люди обманывают возможную слежку, чтобы попасть туда, где их по идее вовсе быть не должно.

В массажной комнате клиентам выдавали халаты. Перри и Дима переоделись. Они снова сидели втроем за столом – по часам Перри, уже двадцать минут. Олли в белом халате склонился в углу над ноутбуком, поставив сумку в ноги; время от времени он что-то записывал и передавал Гектору, а тот складывал бумажки в кучку перед собой. Атмосфера замкнутого пространства напоминала подвал дома в Блумсбери: вином не пахло, но было нечто столь же успокаивающее в доносившихся звуках реальной жизни – в бульканье труб, голосах из раздевалки, шуме спускаемой в туалете воды, треске неисправного кондиционера.

– Сколько достанется Лонгригу? – спрашивает Гектор, взглянув на одну из бумажек.

– Полпроцента, – бесстрастно отвечает Дима. – Как только «Арена» получит банковскую лицензию, Лонгриг получит деньги. Через год – вторая выплата. Еще через год – третья и последняя.

– Куда придут деньги?

– В Швейцарию.

– Номер счета знаете?

– До Берна я ничего не знаю. Иногда мне называют только имя. Иногда только номер.

– Джайлс де Солс?

– Комиссионные. Это я только на словах слышал. Эмилио говорит: де Солсу особая комиссия. Может, Эмилио хочет ее себе захапать. После Берна буду знать наверняка.

– Комиссия в каком размере?

– Пять миллионов. Может, Эмилио врет. Он старый жулик. Все тырит.

– Пять миллионов долларов?

– Естественно.

– И когда они будут выплачены?

– Тогда же, когда Лонгриг получит свое, но наличными и без всяких условий. Срок – два года, не три. Половина – в момент официального основания банка «Арена», другая – после года работы. Том…

– Что?

– Слушай меня… – Дима внезапно оживляется. – После Берна у меня будет все. Если захочу, подпишу договор. И ничего не буду подписывать, если не захочу. Перевези мою семью в Англию. Я еду в Берн, подписываю договор, ты увозишь мою семью, а я за тебя жизнь отдам. – Он оборачивается к Перри. – Ты видел моих детей, Профессор. Мать вашу, да за кого вы меня принимаете? Вы ослепли, или что? Моя Наташа просто с ума сходит, ничего не ест. – Гектору: – Сейчас же увези моих детей в Англию, Том. Тогда будет сделка. Моя семья в Англии – я для вас разузнаю все. И мне плевать.

Но если Перри тронут этим призывом, то на орлином лице Гектора написан суровый отказ.

– Ни за что, – отвечает он и неумолимо продолжает, заглушая протесты Димы: – Ваша жена и дети останутся на месте до четверга – пока вы не подпишете договор. Если они куда-нибудь денутся до подписания, то поставят под угрозу и себя, и вас, и сделку. Скажите, у вас в доме есть охранник – или Князь его убрал?

– Игорь. Мы его сделаем вором. Мне нравится этот парень. Тамаре тоже. И детям.

«Мы его сделаем вором», – мысленно повторяет Перри. Дима будет жить в своем загородном доме в Суррее, Наташа – учиться в Роудин-Скул, а мальчики – в Итоне… мы его сделаем вором?

– Лично вас охраняют двое. Ники и этот второй.

– Люди Князя. Они меня убьют.

– В котором часу вы подписываете договор в Берне?

– В десять. Утром. Бундесплатц.

– Ники и его коллега присутствовали при сегодняшнем заключении договора?

– Нет. Они ждут за дверью. Идиоты.

– В четверг их тоже не будет?

– Ни за что. Может, посидят в вестибюле. Господи, Том…

– А после подписания договора банк устроит торжественный прием в честь этого события. Не где-нибудь, а в отеле «Бельвю палас».

– В половине двенадцатого. Большой прием. Все празднуют.

– Понял, Гарри? – Гектор обращается к Олли, и тот жестом показывает: понял. – Ники и его коллега будут на приеме?

Гектор становится все энергичнее, а вот Диму самообладание покидает.

– Моя сраная охрана? – возмущается он. – На приеме? Вы охренели? Сука Князь не собирается мочить меня в гребаном отеле «Бельвю»! Он подождет неделю. Или две. Может, сначала убьет Тамару и моих детей. Откуда я знаю?

Гектор не отводит горящих глаз.

– Итак, давайте уточним, – настаивает он. – Вы уверены, что ваши охранники – Ники и его коллега – не будут присутствовать на приеме в «Бельвю»?

Огромные плечи печально поникли. Отчаяние Димы почти ощутимо физически.

– Уверен? Да ни в чем я не уверен. Может, они и придут. Господи, Том…

– Предположим, они придут. На всякий случай. Но они ведь не пойдут за вами в туалет.

Нет ответа – Гектор его и не ждет. Он отходит и из-за плеча Олли смотрит на экран компьютера.

– Скажите, как вам нравится такой вариант. Вне зависимости от того, будут ли Ники и его коллега сопровождать вас в «Бельвю палас», ближе к середине мероприятия, например в двенадцать часов, вы пойдете в туалет. Гарри, покажи мне нижний этаж… В «Бельвю» два туалета на первом этаже. Один – в вестибюле справа, за стойкой регистрации. Так, Гарри?

– В точку, Том.

– Дима, знаете, где это?

– Конечно знаю.

– Так вот, туда вы не пойдете. Чтобы попасть в другой туалет, нужно повернуть налево и спуститься по лестнице. Он в подвале, им мало кто пользуется, потому что далеко. Лестница – между баром и лифтом. Знаете эту лестницу? На полпути вниз – дверь. Открывается внутрь, когда не заперта.

– Я в этом баре часто пью. Знаю лестницу. Но ночью у них заперто. Может, днем иногда тоже.

– Днем в четверг дверь не запрут. Спускайтесь по лестнице. Дик пойдет за вами следом. Из подвала есть запасной выход на улицу. У Дика будет машина. Куда он вас отвезет – это будет зависеть от договоренности с Лондоном. Выясню сегодня вечером.

Дима снова взывает к Перри, на сей раз со слезами на глазах:

– Я хочу, чтоб моя семья была в Англии, Профессор. Скажи своему аппаратчику, ты же их видел. Сначала отправьте детей, потом меня. Ничего страшного. Если Князь меня шлепнет, когда моя семья будет в Англии, – мне наплевать.

– А нам – нет, – гневно отвечает Гектор. – Нам нужны живыми и ваша семья, и вы. Мы хотим, чтобы вы счастливо и беззаботно жили в Англии. И пели для нас соловушкой. В Швейцарии сейчас разгар учебного года. Какие у вас планы насчет детей?

– После похорон я им сказал – к черту школу, устроим каникулы. Может, вернемся на Антигуа или в Сочи поедем, отдохнем, развлечемся. После похорон я им много чего наговорил… Господи.

Гектора невозможно растрогать.

– Значит, они сидят дома, не ходят в школу, ждут вашего возвращения и, возможно, готовятся к переезду, хотя и не знают куда?

– Я им говорю: у нас каникулы с секретом. Сюрприз. Может, они и верят. Не знаю.

– Что будет делать Игорь утром в четверг, когда вы поедете в банк, а затем в «Бельвю»?

Дима потирает нос.

– Может, пойдет в магазин. Или повезет Тамару в церковь. Или Наташу – в конный клуб. Если она не будет читать.

– В четверг утром Игорь должен пойти в магазин. Сумеете передать это Тамаре по телефону так, чтобы звучало совершенно обыденно? Пусть составит длинный список и велит Игорю закупить провизию к вашему возвращению.

– Ладно. Наверное.

– Наверное?

– Ладно, скажу Тамаре. Она немного не в себе. Но она надежная. Точно.

– Пока Игорь будет ходить по магазинам, Профессор заберет вашу семью, и начнутся каникулы с секретом.

– В Лондоне.

– Или в другом безопасном месте. Зависит от того, как быстро мы сможем договориться о вашем переезде в Англию. Если я предъявлю полученную от вас информацию и сумею убедить наших аппаратчиков насчет остального поверить на слово – особенно насчет данных из Берна, – мы отправим вас и вашу семью в Лондон в четверг вечером, специальным самолетом. Обещаю. Профессор свидетель. Если нет – спрячем вас в безопасном месте и будем присматривать за вами, пока наш Номер один не скажет: «Везите их в Англию». Вот, я честно изложил вам ситуацию. Перри, вы можете подтвердить.

– Да.

– Как вы намерены фиксировать новую информацию во время подписания договора в Берне?

– Никаких проблем. Иду к менеджеру банка. Говорю ему: сделай-ка мне копию этой бумажки, мне надо копию, прежде чем подпишу договор. Он мой друг. Если не захочет – хер с ним. У меня хорошая память.

– Как только Дик увезет вас из «Бельвю», вы получите диктофон и запишете все, что видели и слышали.

– Только не за границу.

– Вам не придется пересекать никаких границ – кроме английской. Обещаю. Перри, вы свидетель.

Перри свидетель. Но еще несколько секунд он сидит молча, прижав длинные пальцы ко лбу и незряче глядя прямо перед собой, погруженный в какие-то свои мысли.

– Том говорит правду, Дима, – наконец подтверждает он. – Он мне тоже дал слово, и я ему верю.

Глава 14

Люк встретил Гейл и Перри в аэропорту Цюрих-Клотен в четыре часа на следующий день, во вторник. Ночь на Примроуз-Хилл они провели без сна, тревожась каждый о своем: Гейл преимущественно о малышках и о Наташе – почему вдруг та замолчала? – а Перри о Диме и о том, что Гектор отныне будет направлять их из Лондона. Операцией теперь руководил Люк при поддержке Олли и, за неимением других агентов, самого Перри.

Люк привез их в старинную гостиницу в долине, в нескольких милях от делового центра Берна. Гостиница была очаровательна, но сама долина, некогда идиллическая, превратилась в угнетающее скопище безликих кварталов, неоновых вывесок и порносалонов. Когда Перри и Гейл зарегистрировались, Люк устроился вместе с ними за кружкой пива в тихом уголке ресторана. Вскоре к ним присоединился Олли, уже не в берете, а в широкополой черной шляпе, лихо заломленной набок, – но в остальном это был прежний неугомонный Олли, жаждущий поделиться последними известиями.

Но сначала Люк изложил свои новости. С Гейл он держался сухо и отстраненно – никакого флирта.

Оптимальный, по мнению Гектора, вариант не сработал. После предварительного разговора в Лондоне (Люк не упоминал Мэтлока в присутствии Перри и Гейл) Гектор не получил разрешения на перевоз Димы и его семьи в Англию сразу же после подписания договора. Таким образом, вступал в действие запасной план, а именно – безопасное место на территории Швейцарии, пока в Лондоне не скажут «да». Гектор и Люк долго размышляли, куда лучше перевезти беглецов, и решили, что, учитывая многочисленность семейства, отдаленность и секретность – отнюдь не синонимы.

– Олли, ты с нами согласен?

– Целиком и полностью, Люк, – ответил тот, со своим неуловимым иностранным акцентом.

В этом году лето в Швейцарии началось рано, продолжал Люк. Поэтому лучше укрыться среди многолюдья, чем торчать у всех на виду в горной деревушке, где каждое незнакомое лицо становится объектом пристального внимания. Особенно если это лицо принадлежит здоровенному лысому русскому, к которому прилагаются две маленькие девочки, двое шумных подростков, невероятно красивая юная дочь и не вполне здоровая жена.

Да и самим оперативникам, работающим без страховки, удаленность вовсе не на руку, решили они. Как раз наоборот, поскольку маленький аэропорт Берн-Бельп идеально подходит для тайного вылета на частном самолете.

После Люка отчитался Олли, кратко и осторожно, – он тоже был в своей стихии. Он сказал, что изучил множество вариантов и остановил свой выбор на съемном шале на окраине популярной туристической деревни Венген в долине Лаутербруннен. Час езды на машине от их нынешнего места пребывания (или пятнадцать минут поездом).

– И если кто-то обратит на это шале внимание, то и я к этому «кому-то» присмотрюсь повнимательнее, – угрожающе заключил он, поправляя широкополую шляпу.

Затем практичный Люк вручил каждому бумажку с названием шале, адресом и номером телефона для нешифрованных звонков – на случай проблем с мобильниками, хотя Олли и заверил, что связь в деревне безупречная.

– И долго Дима и его семья будут там сидеть? – спросил Перри, исправно играя роль защитника Диминых интересов.

Он, в общем, не ожидал развернутого ответа, но Люк оказался на удивление покладист – Гектор на его месте вряд ли стал бы что-то для них разжевывать. А Люк объяснил, что нужно преодолеть ряд юридических барьеров в Уайтхолле – в департаменте эмиграции, министерстве юстиции, внутренних дел и так далее. Все усилия Гектора направлены на то, чтобы отложить максимум формальностей до того момента, когда Дима и его родные получат убежище в Англии.

– По моим приблизительным подсчетам, это займет три-четыре дня. Если повезет – меньше, если нет – больше. После этого маршруты отступления начнут засоряться.

– Засоряться? – лукаво переспросила Гейл. – Как канализация?

Люк покраснел, потом посмеялся вместе со всеми и поспешил объяснить. Подобные операции (хотя, конечно, ни одна не похожа на другую) приходится постоянно перекраивать, сказал он. Как только Дима исчезнет – то есть в четверг в полдень, с божьей помощью, – на него непременно начнется охота, хотя трудно предугадать, в какой форме.

– Я хочу сказать, Гейл, что с завтрашнего дня начнется обратный отсчет, и мы должны быть готовы на ходу менять план действий, если понадобится. Но мы справимся. Это наша работа, нам за это платят.

Посоветовав всем троим лечь спать пораньше («и звоните в любое время, если что-нибудь понадобится»), Люк вернулся в Берн.

– Если вдруг будете звонить в отель, не забудьте: меня зовут Джон Брабазон, – напомнил он с натянутой улыбкой.

Из окна номера на втором этаже роскошного бернского отеля «Бельвю палас» открывался вид на реку Ааре и далекие черные горы на фоне заката. Оставшись в одиночестве, Люк первым делом попытался связаться с Гектором – и услышал голос, приказывающий «оставить, черт возьми, сообщение, если только у вас не наступил конец света». «А если наступил, – закончил за него Люк, рассмеявшись вслух, – работайте дальше и не нойте». Как он и подозревал, Гектор вел бюрократическую дуэль не на жизнь, а на смерть, напрочь позабыв о понятии «рабочие часы».

На самый крайний случай у него был и второй номер, но поскольку никакой катастрофы не произошло, Люк оставил бодрое сообщение, заверив, что конца света пока не намечается. Мильтон и Дулитл – на посту и в отличном настроении, Гарри работает безупречно, передавай привет Ивонн. Потом он не спеша принял душ, надел лучший костюм и пошел знакомиться с отелем. Чувство освобождения было еще более полным, чем в «Королевском клубе». Босиком Люк мог обойти полмира. Никаких панических инструкций с пятого этажа, назойливых наблюдателей, кружащих над головой вертолетов и прочих сомнительных атрибутов современной разведки. Более того – никаких кокаиновых магнатов, никакого сарая в сердце джунглей. Только Люк и его верные солдаты, в одного из которых он, как водится, влюблен. А еще – Гектор, который ведет в Лондоне отчаянный бой и, разумеется, готов его прикрыть.

– Возникнут сомнения – гони их прочь. Это приказ. Не задумывайся, просто, черт возьми, действуй, – настойчиво советовал Гектор за последним стаканчиком виски в аэропорту Шарль де Голль накануне вечером. – Все равно козлом отпущения буду я. В этой гонке нет второго приза. Твое здоровье – и да поможет нам бог.

Что-то шевельнулось в душе Люка в тот момент – мистическое ощущение общности, родства с Гектором, выходящее за рамки рабочих отношений.

– Как там Эдриан? – спросил он, вспомнив неуместный намек Мэтлока и пытаясь исправить чужую ошибку.

– Лучше, спасибо. Намного лучше, – ответил Гектор. – Психолог говорит, все уже почти в порядке. Еще полгода – и его выпустят, если будет хорошо себя вести. А как поживает Бен?

– Прекрасно. Прекрасно. Элоиза тоже, – ответил Люк, уже жалея, что начал этот разговор.

Невероятно красивая немка-дежурная за стойкой регистрации сказала, что герр директор, как обычно, в баре с гостями. Люк отправился прямо туда. Он легко находил общий язык с людьми, когда ему это было нужно. Не закулисный артист вроде Олли – скорее маленький нахальный британский солист.

– Сэр? Меня зовут Брабазон. Джон Брабазон. Я впервые здесь остановился. Можно вас на пару слов?

Можно. Герр директор мужественно приготовился выслушать претензии.

– Это один из самых роскошных, безупречно выдержанных в стиле ар-нуво отелей – вы же, наверное, не употребляете слово «эдвардианский», – где мне доводилось останавливаться в моих путешествиях.

– Вы тоже заняты в гостиничном бизнесе?

– О нет. Я простой, скромный журналист. «Таймс», Лондон, колонка путешествий. Прибыл сюда вовсе не за материалом, по частному делу…

– …а здесь наш бальный зал, который мы называем «Королевским салоном», здесь маленький банкетный зал – «Дворцовый салон», а это «Почетный салон», где проходят коктейли. Наш шеф-повар – настоящий мастер по части закусок. И разумеется, ресторан «Терраса» – для такой славной погоды, как сегодня – неизменное место встреч изысканного бернского общества. Но у нас останавливаются и иностранные гости – здесь ужинали многие известные личности, включая кинозвезд. Мы можем предоставить вам полный список, а также меню.

– А кухни? – поинтересовался Люк, которому отнюдь не хотелось полагаться на волю случая. – Можно взглянуть, если ваши повара не возражают?

– Напротив, они будут польщены, мистер Брабазон.

Когда герр директор показал все, что можно было, и Люк должным образом восхитился и сделал множество скрупулезных пометок – и полдюжины фотографий на мобильник («Герр директор не возражает? Разумеется, газета пришлет собственного фотографа при первой возможности» – о, конечно!), – он вернулся в бар, угостился шикарным сэндвичем и бокалом красного вина и самостоятельно добавил несколько необходимых штрихов. В том числе такие банальные детали, как туалеты, пожарные и запасные выходы, парковка, тренажерный зал на крыше (в проекте). Затем он вернулся в номер и позвонил Перри, чтобы удостовериться, что у них все в порядке. Гейл спала. Перри тоже уже засыпал. Люк подумал, что сейчас он как никогда близок к Гейл в постели. Ближе уже не будет.

Он связался с Олли.

– Все отличненько, спасибо, Дик. С транспортом тоже – если ты вдруг волнуешься. Что ты, кстати, думаешь об этих арабских фараонах?

– Не знаю, Гарри.

– Я тоже. Впрочем, мой принцип: никогда не доверяй копам. А так все в порядке?

– Да. До завтра.

И напоследок Люк позвонил Элоизе.

– Хорошо тебе там, Люк?

– Да. Спасибо. Берн – очень красивый город. Нужно как-нибудь приехать сюда всем вместе. С Беном.

Мы всегда так разговариваем – ради Бена. Пусть видит, что у него нормальные родители.

– Хочешь поговорить с ним? – спросила Элоиза.

– А он еще не спит? Только не говори, что он занимается испанским.

– У вас там время на час вперед, Люк.

– Ах да, конечно. Тогда, пожалуйста, позови его. Если можно. Привет, Бен.

– Привет.

– Я в Берне, за грехи мои. В Швейцарии. Берн – столица Швейцарии. Здесь есть потрясающий музей. Музей Эйнштейна, один из лучших в мире.

– Ты ходил в музей?

– Заглянул всего на полчасика. Вчера вечером, когда прилетел. Они как раз были вчера открыты допоздна. Музей – буквально через дорогу от отеля. Ну я и пошел.

– Зачем?

– Да так, захотелось… Консьерж посоветовал.

– А ты прям взял и послушался?

– Ну да.

– А что еще тебе посоветовали?

– То есть?

– Ты ел сырное фондю?

– Одному его скучно есть. Я скучаю по тебе и маме. Мне нужны вы оба.

– Ага. Ясно.

– Если повезет, вернусь в выходные. Пойдем в кино. Или еще куда-нибудь.

– Мне надо писать сочинение. Можно я пойду?

– Конечно можно. Удачи тебе. О чем пишешь?

– Пока не знаю. Испания, все такое. До свиданья.

– До свиданья.

А что еще тебе посоветовали? Я не ослышался? Звучит как «не снял ли ты проститутку?». Что там ему наговорила Элоиза? И зачем, господи помилуй, я сказал Бену, что был в музее Эйнштейна? Я ведь всего-навсего увидел рекламный буклет на регистрационной стойке.

Он лег, включил «Би-би-си ньюс», потом выключил. Полуправда. Четверть-правда. Мир не осмелится открыть свои тайны. После Боготы Люк обнаружил, что ему порой недостает смелости справляться с одиночеством. До сих пор он изо всех сил старался не рассыпаться на составные части – а теперь ослабел. Люк открыл мини-бар, налил виски с содовой, поставил стакан возле кровати. Один стаканчик – и все. Он скучал по Гейл и по Ивонн. Интересно, сейчас Ивонн бдит над Димиными сведениями или лежит в объятиях идеального супруга? Если она вообще замужем, в чем Люк иногда сомневался. Может быть, она это придумала, чтобы держать Люка на расстоянии. Его мысли вновь вернулись к Гейл. Идеален ли Перри? Наверняка. У всех женщин, кроме Элоизы, идеальные мужья. Он подумал о Гекторе, отце Эдриана. По средам и субботам Гектор навещает своего сына, который сидит в тюрьме и, если повезет, выйдет через полгода. Гектор – тайный Савонарола, как его прозвал какой-то остряк. Фанатик, он стремится реформировать родную Организацию, зная, что бой проигран даже в случае победы.

Люк слышал, что Комитет по предоставлению полномочий обзавелся собственным штабом. Вполне уместная вещь – нечто сверхсекретное, висящее на проводах или погребенное в сотне метров под землей. Он бывал в таких «тайниках» – в Майами и Вашингтоне, когда обменивался данными с дорогими коллегами из ЦРУ, с Агентством по контролю за применением законов о наркотиках, с Бюро по контролю за соблюдением законов об алкогольных напитках, табачных изделиях, огнестрельном оружии и еще бог знает с какими федеральными службами. По мнению Люка, подобные места надежно гарантировали коллективное слабоумие. Он своими глазами видел, как меняются манеры и жесты, когда посвященные отрекаются от самих себя и от здравого смысла, вступая в виртуальный мир.

Он подумал о Мэтлоке, который отдыхает на Мадейре и не знает, что такое левый отель. Мэтлок, который, будучи загнан в угол, извлек из-под полы имя Эдриана и выстрелил в упор. Мэтлок, который сидит у панорамного окна с видом на матушку Темзу и неуклюже пытается давить ему на психику. Сначала кнут, потом пряник, потом то и другое вместе.

Люк не льстился на пряник и от кнута не шарахался. Ему недоставало хитрости, как он сам охотно признавал. Его рабочая характеристика гласила «не способен манипулировать людьми», и он втайне был этим доволен. Люк отнюдь не считал себя кукловодом. Его конек – упрямство. Выносливость. Умение монотонно твердить «нет», что бы с тобой ни делали, сидишь ли ты скованным в сарае или в кресле для посетителей в уютном кабинете Мэтлока под сенью «Лубянки на Темзе», попивая виски и отбиваясь от вопросов. Можно вволю предаваться собственным мыслям, пока слушаешь Билли-Боя:

– Контракт от трех до пяти лет на тренировочной базе, Люк, прелестный домик для жены – поможет уладить проблемы, о которых нет нужды упоминать, – компенсация расходов на переезд, здоровый морской воздух, хорошие школы в округе… Тебе не придется продавать дом в Лондоне, особенно сейчас, когда цены упали… Мой совет – сдай его в аренду и получай прибыль. Поболтай с нашими бухгалтерами на первом этаже, скажи, что я велел тебе к ним заглянуть… Конечно, до Гектора в вопросах собственности нам далеко… – Пауза, чтобы придать лицу подобающе тревожное выражение. – Надеюсь, Люк, Гектор ни во что тебя не втягивает. Ты ведь, извини, не слишком разборчив в своих привязанностях. Говорят, сам Олли Деверо каким-то образом подпал под его влияние, вот уж от кого не ожидал столь опрометчивого шага. Интересно, Олли у него на полной ставке? Или скорее на фрилансе, как по-твоему?

Еще скучнее час спустя пересказывать все это Гектору.

– Билли-Бой сейчас за нас или против? – спросил Люк за тем же прощальным стаканчиком виски в аэропорту Шарль де Голль, когда оба с облегчением отвлеклись от личных тем.

– Билли-Бой станет делать только то, за что, как он думает, его поглядят по головке. Если ему придется выбирать между лесничими и браконьерами, он предпочтет собственную безопасность. Но все-таки человек, который настолько ненавидит Обри Лонгрига, не может быть стопроцентно плох, – подумав, ответил Гектор.

При других обстоятельствах Люк мог бы поспорить с этим оптимистичным утверждением, но только не в канун решающей битвы Гектора с силами тьмы.

Утро четверга наконец настало. Поспать Гейл и Перри удалось совсем немного, однако поднялись они бодрые и охотно позавтракали с Олли, который затем отправился на поиски «королевского экипажа», как он выразился, – а они тем временем составили список и пошли за покупками для детей в ближайший супермаркет. Разумеется, это навеяло воспоминания о шопинге в Сент-Джеймсе в тот самый день, когда Амброз погнал их по лесной тропе, но на сей раз выбор был прозаичнее. Минеральная вода, с газом и без, и прочие прохладительные напитки – ладно уж, давай купим кока-колы (Перри); закуски для пикника – дети обычно предпочитают пряное сладкому, даже если сами этого не сознают (Гейл); маленькие рюкзачки для всей компании, ужасно дорогие; несколько резиновых мячей и бейсбольная бита, раз уж ничего более похожего на набор для крикета не нашлось, – поучим их бить с лёта, а точнее, поскольку мальчики играют в бейсбол, они сами нас поучат.

«Королевский экипаж» представлял собой старый зеленый фургон для перевозки лошадей, с деревянными бортами, брезентовой крышей и двумя загончиками в задней части, разделенными перегородкой. На полу для удобства пассажиров лежали подушки и одеяло. Гейл осторожно устроилась на подушке. Перри, вдохновленный перспективой приключений, лихо вскочил в кузов вслед за ней. Олли убрал пандус и закрыл задний борт. Назначение широкополой черной шляпы внезапно прояснилось – на сцену выступил Олли, веселый цыган, едущий на скачки.

Через пятнадцать минут – Перри засек время – они остановились на мягком грунте. Не шуметь и не выглядывать, предупредил Олли. Дул горячий ветер, брезентовая крыша вздымалась точно парус. По подсчетам Олли, они были в десяти минутах от цели.

Люк-отшельник – так называли его учителя в начальной школе, в честь отважного героя какого-то давно позабытого авантюрного романа. Даже обидно, что в возрасте восьми лет он проявлял такую же склонность к уединению, как и в сорок три.

Он остался Люком-отшельником и пребывал им доныне. В очках с роговой оправой и ярко-красном галстуке, он сидел за серебристым ноутбуком под роскошным куполом вестибюля «Бельвю палас»; через подлокотник кожаного кресла, стоявшего точно посредине между стеклянной входной дверью и Почетным салоном, был переброшен синий дождевик. В салоне собрались на полуденный аперитив представители международной торговой корпорации «Арена» – так гласила красивая бронзовая табличка, указывавшая гостям дорогу. Люк-отшельник наблюдал за визитерами через многочисленные дверные стекла, готовясь самостоятельно умыкнуть отсюда свежеиспеченного перебежчика.

В течение последних десяти минут он с благоговейным отвращением рассматривал сначала Эмилио дель Оро, потом двух швейцарских банкиров, которых Гейл почтила прозвищем «Петя и Волк», – они тихонько вошли в сопровождении нескольких мужчин в серых костюмах. Следом появились два молодых араба (судя по внешности), затем китаянка и какой-то смуглый широкоплечий тип, которого Люк наугад определил как грека.

Вот прибыли скучающим стадом семеро «чистых делегатов» – без охраны, не считая Банни Попхэма и обаятельно томного Джайлса де Солса, который щеголял тростью с серебряным набалдашником в тон неприлично дорогому костюму.

Обри Лонгриг, где тебя носит, когда ты нужен? – мысленно вопрошал Люк. Не хочешь высовываться? Очень мудро с твоей стороны. Безопасное место в парламенте и бесплатный билет на «Ролан Гаррос» – это нормально, как и многомиллионная взятка, и новые бриллианты для безмозглой жены, не говоря уже о должности неисполнительного директора в новеньком английском банке, который ворочает миллиардами свежеотмытых денег. Но вот официальное, публичное подписание договора – это чересчур для тебя. Размышления Люка прервал долговязый, лысый, вечно недовольный член парламента Обри Лонгриг собственной персоной, вошедший вместе с Димой, лучшим в мире специалистом по отмыванию денег.

Люк погрузился в недра кожаного кресла и чуть выше поднял крышку ноутбука, понимая, что если в жизни и существует момент высшего триумфа, то он настал сейчас и больше не повторится. Он вновь возблагодарил богов, в которых не верил, за то, что они с Обри Лонгригом никогда не видели друг друга вживую.

Лишь когда двое прошли мимо, направляясь в Почетный салон – Дима чуть не задел Люка, – он осмелился поднять голову, быстро взглянул на дверное стекло и упорядочил в голове следующую информацию.

Пункт первый. Дима и Лонгриг не разговаривали. Возможно, по чистой случайности получилось так, что они бок о бок поднялись по лестнице. За ними следовали еще двое – крупные мужчины средних лет, типичные швейцарские финансисты – по мнению Люка, именно они, а не Дима, являлись спутниками Лонгрига. Хотя аргумент был шаткий – ведь Дима и Лонгриг могли общаться раньше, – Люк обрел в нем некоторое утешение: когда операция близка к апогею, весьма неприятно обнаружить, что у вашего подопечного с главным действующим лицом какие-то личные отношения, о которых вам неизвестно. В остальном же, что касалось Лонгрига, Люк испытывал лишь безграничное торжество: он здесь, я его видел своими глазами!

Пункт второй. Дима решил явиться в свет с шиком. В честь столь значительного события он нацепил синий двубортный костюм в тонкую полоску и черные итальянские мокасины с кисточками. Неудобно в таких драпать со всех ног, мелькнуло в разгоряченной голове Люка, но ведь драпать никто и не собирается – это будет чинное отступление. Для человека, только что подписавшего себе смертный приговор, Дима выглядел на удивление жизнерадостно. Быть может, предвкушал возмездие и тешил себя надеждой, что воровская честь скоро будет восстановлена, а убитый ученик отомщен. Быть может, невзирая на все тревоги, был рад покончить с ложью, увертками, притворством и уже грезил о прекрасной мирной Англии, готовой принять его семейство. Люку хорошо было знакомо это чувство.

Прием в салоне идет полным ходом. Оттуда доносится низкий баритон, который рокочет, то нарастая, то затихая, – какой-то почетный гость произносит речь, сначала по-русски (неразборчиво), затем по-английски (неразборчиво). Петя? Волк? Де Солс? Нет. Это уважаемый Эмилио дель Оро, Люк слышал его голос в теннисном клубе. Аплодисменты. Тишина, точно в церкви, – все пьют. Тост в честь Димы? Нет, в честь уважаемого Попхэма, который выступает с ответной речью; Люку этот голос тоже знаком, и смех почтенного собрания подтверждает его догадку.