Текст книги "Такой же предатель, как мы"

– Можешь вернуться в контору после ланча и сказать Королеве кадров: «Спасибо огромное, но я предпочту отмотать свое на первом этаже». Сиди там, жди пенсии, держись подальше от наркобаронов и чужих жен, расслабляйся и плюй в потолок до конца жизни. Никаких синяков и шишек.

Люк выдавил улыбку:

– Проблема в том, что я не мастер плевать в потолок.

Но Гектора было уже не остановить.

– Я предлагаю тебе билет в никуда без пункта назначения, – горячился он. – Если согласишься – ты в глубокой жопе пожизненно. В случае провала мы – два неудавшихся разоблачителя, которые пытались нагадить в родном гнезде. В случае победы нас объявят вне закона в Уайтхолле, Вестминстере и всех промежуточных инстанциях. Не говоря уже о конторе, которую мы по мере сил любим, чтим и слушаемся.

– Это вся информация?

– Ради нашей с тобой безопасности – да. Никакого секса до брака.

Они подошли к двери. Гектор достал ключ.

– А насчет Билли-Боя… – начал он.

– Что?

– Он за тебя возьмется. Без вариантов. По принципу кнута и пряника. «О чем с тобой говорил чокнутый Мередит? Что он затевает, где, кого нанимает?» Если он назначит тебе встречу, сначала посоветуйся со мной – и потом тоже доложишь. Чистеньких в этом деле нет. Все виновны, пока не доказано обратное. Уговор?

– До сих пор я неплохо держался на перекрестных допросах, – отозвался Люк, решив, что пора постоять за себя.

– И все-таки? – не унимался Гектор.

– Кстати, речь, случайно, не о русских? – с надеждой спросил Люк.

Впоследствии он подозревал, что в эту минуту его посетило откровение свыше. Он был русофилом и искренне жалел, что его изъяли из обращения якобы из-за чрезмерных симпатий к мишени.

– Может быть, и о русских. Да, черт возьми, о ком угодно, – отрезал Гектор, и его большие серые глаза вновь загорелись фанатичным огнем.

Согласился ли в конце концов Люк на это предложение? Сказал ли он: «Да, Гектор, я пойду за тобой с завязанными глазами и скрученными руками, точно как в колумбийском плену. Да, я присоединюсь к твоему загадочному крестовому походу»?

Нет, не сказал.

Даже когда они сидели за ланчем (который, по восторженному отзыву Гектора, был вторым по убогости в мире, но стремился к первенству), Люк по-прежнему терзался сомнениями и гадал, не приглашают ли его принять участие в кулуарной войне, в которую время от времени против ее воли втягивают Организацию – с самыми печальными последствиями.

Начало любезного застольного разговора также отнюдь не развеяло его тревогу. Сидя в столовой клуба, похожей на склеп, за столиком в двух шагах от кухни, Гектор демонстрировал Люку умение вести беседу окольными путями в общественных местах.

За порцией копченого угря он принялся расспрашивать Люка о семье – причем имена его жены и сына назвал правильно; таким образом Люк убедился, что Гектор ознакомился с его личным досье. Когда подали мясной пирог и капусту (сердитый пожилой чернокожий официант в красном пиджаке привез то и другое на лязгающей металлической тележке), Гектор перешел к личной, но довольно безобидной теме – брачным планам его любимой дочери Дженни. От этих планов она, по его словам, недавно отказалась, поскольку парень, в которого она влюбилась, на проверку оказался полным дерьмом.

– Со стороны Дженни это была не любовь, а зависимость – совсем как у Эдриана, только, слава богу, не от наркотиков. Парень – садист, а у нее известная склонность к мазохизму. На ловца и зверь бежит. Мы не вмешивались – толку от этого? Бесполезно. Купили им очаровательный домик в Блумсбери, полностью обставленный. Ублюдок хотел ковры с трехдюймовым ворсом, от стены до стены, поэтому Дженни они вдруг тоже понадобились. Лично я их терпеть не могу, но что тут поделаешь? Дом в паре минут ходьбы от Британского музея. Но Дженни наконец избавилась от этого подонка, слава богу, умница моя. Дом купили за бесценок, хозяин разорился, так что деньги я не потеряю. Отличный садик.

Старик официант появился вновь – он неизвестно зачем принес горшочек кастарда. Когда Гектор жестом отослал его, он вполголоса выругался и зашаркал к следующему столику.

– Отличный подвал, в наши дни это редкость. Правда, воняет немножко. Но ничего страшного. Раньше там был винный погреб. Зато никаких простенков. И ездить удобно. Счастье, что она не родила от этого типа. Знаю я Дженни – наверняка они не предохранялись.

– Повезло, – вежливо поддакнул Люк.

– Да уж, – согласился Гектор, подаваясь вперед, чтобы шум с кухни не заглушал его голос. Люк уже сомневался, вправду ли у Гектора есть дочь. – Я тут подумал, что ты бы мог временно туда перебраться. Дженни теперь в этот дом, разумеется, ни ногой, а присматривать за ним надо. Сейчас дам тебе ключ. Помнишь, кстати, Олли Деверо? Сын белорусского турагента из Женевы и продавщицы из закусочной в Харроу. Выглядит как сорокапятилетний мальчишка. Помог тебе вывернуться, когда ты запорол «жучки» в санкт-петербургском отеле, помнишь?

Люк хорошо помнил Олли Деверо.

– Говорит по-французски, по-итальянски и по-русски. Лучший закулисный артист в нашем деле. Платить ему будешь наличными – их ты тоже получишь. Приступишь к работе завтра утром, ровно в девять. Даю тебе время, чтобы собрать манатки в административном отделе и перенести свои кнопки-скрепки на четвертый этаж. Да, с тобой в паре будет работать одна милая дама по имени Ивонн, фамилия не важна, профессиональная ищейка, стальная воля, стальные яйца.

Снова прикатила тележка официанта. Гектор порекомендовал фирменное блюдо клуба – хлебный пудинг. Люк сказал, что это его любимое лакомство. Вот теперь кастард будет в самый раз, спасибо. Старик удалился, возмущенно ворча.

– И учти, с сегодняшнего утра ты – один из горстки избранных, – сказал Гектор, вытирая рот старой матерчатой салфеткой. – Ты – номер седьмой в виртуальном списке, считая Олли, и восьмого без моего на то разрешения не будет. Уговор?

– Уговор, – ответил на сей раз Люк.

Так что, если подумать, он все-таки согласился.

Во второй половине дня, под ледяными взглядами коллег-отщепенцев из административного отдела, Люк, у которого кружилась голова от скверного клубного кларета, собрал, как выразился Гектор, свои «кнопки-скрепки» и перетащил их в отдельный кабинет на третьем этаже – грязную, но довольно удобную комнатку с табличкой «Целевая группа по контрпретензиям», ждавшую очередного обитателя. Принесенный с собой старый кардиган он зачем-то повесил на спинку кресла, где тот пребывал и доныне, точно призрак своего хозяина. Люк заглядывал в пятницу вечером, здоровался с кем-нибудь в коридоре и записывал вымышленные недельные расходы, которые впоследствии исправно покрывал, оплачивая коммунальные услуги по дому в Блумсбери.

На следующее утро – кажется, здоровый сон к нему потихоньку возвращался – Люк отправился пешком в свое новое обиталище, точь-в-точь как сейчас. Только в тот, самый первый, день на Лондон обрушился бешеный ливень, вынудивший Люка надеть длинный непромокаемый плащ и шляпу.

Сначала он осмотрел улицу. Кому он нужен в такую погоду? Но от некоторых рабочих привычек невозможно избавиться, вне зависимости от того, хорошо ли ты спишь и много ли ходишь пешком. Теперь на юг – и ныряем в переулок, выходящий аккурат к нужному дому, под номером 9.

Дом был именно таким, как его описал Гектор, – красивый даже под проливным дождем трехэтажный кирпичный особнячок с плоским фасадом, свежевыкрашенным белым крыльцом, ярко-синей дверью и многочисленными окнами – комнатными, слуховыми, подвальными.

Отдельного хода в подвал нет, заметил Люк, поднимаясь на крыльцо; он отпер дверь, вошел и остановился на коврике, прислушиваясь, затем стянул мокрый плащ и вытащил из портфеля сухие тапочки.

На полу лежал новый толстый ковер вульгарного ярко-красного цвета – наследие говнюка, от которого Дженни так вовремя избавилась. Старинное кресло с высокой спинкой – обитое новенькой кожей (ярко-зеленой). Большое зеркало в заново позолоченной раме. Гектор намеревался окружить любимую дочь роскошью – после успешной атаки на стервятников-капиталистов он, вероятно, мог себе это позволить. Две лестницы, одна наверх, другая вниз, тоже застеленные толстым ковром. Люк позвал: «Кто-нибудь дома?» – но не получил ответа. Он заглянул в гостиную. Настоящий камин, эстампы Робертса, диван и кресла в дорогих чехлах. На кухне – современное оборудование и простой сосновый стол. Люк отворил дверь в подвал и снова крикнул: «Извините… есть тут кто-нибудь?» Тишина.

Он поднялся на второй этаж, не слыша собственных шагов. На площадку выходили две двери; та, что слева, – снабжена стальной пластиной и замками на высоте плеча. Дверь справа была самая обыкновенная, за ней обнаружились две незастеленные кровати и маленькая ванная.

К кольцу с ключом от входной двери не зря был прицеплен еще один. Люк отпер левую дверь и вошел в неосвещенную комнату, где пахло женским дезодорантом, каким обычно пользовалась Элоиза. Он на ощупь поискал выключатель. Тяжелые красные бархатные шторы, туго натянутые и сколотые огромными булавками, внезапно напомнили ему время, проведенное в американской больнице в Боготе. Никакой кровати. В центре комнаты – чистый стол «на козлах», офисное кресло, компьютер и лампа. На противоположной стене висели черные портьеры до полу.

Выйдя на площадку, Люк перегнулся через перила, снова крикнул: «Кто-нибудь дома?» – и вновь не услышал отклика. Тогда он вернулся в комнату и раздвинул портьеры. Поначалу Люк подумал, что перед ним огромный, во всю стену, архитектурный план. Но план чего? Затем он решил, что это, должно быть, какие-то фантастические формулы. Но какие?

Он рассматривал цветные линии и читал тонкие курсивные надписи – поначалу ему показалось, что это названия городов. Но разве города могут называться Пастор, Епископ, Священник и Викарий? Линии – пунктирные, сплошные, черные, переходящие в серые и постепенно исчезающие, лиловые и синие, сходящиеся где-то к югу от центра…

И все они поворачивали, петляли, изгибались, складывались, меняли направление, вверх, вниз, во все стороны, как будто бы сын Люка, Бен, в очередном необъяснимом приступе ярости заперся в этой комнате, прихватив с собой коробку цветных мелков, и исчертил всю стену.

– Нравится? – спросил Гектор из-за спины Люка.

– Ты уверен, что эта штука висит не вверх ногами? – поинтересовался тот, решив не выказывать удивления.

– Она называет ее «Анархия денег». В самый раз для галереи Тейт Модерн.

– Она?

– Ивонн. Наша Железная Дева. Работает в основном по вечерам. Это ее кабинет. Твой – наверху.

Они вместе поднялись на чердак, превращенный в жилое помещение, с обнаженными балками и слуховыми окнами. Там стоял одинокий стол, точно такой же, как у Ивонн. Гектор отчего-то не любил письменных столов с выдвижными ящиками. Обычный компьютер, без каких-либо посторонних подключений.

– Мы не пользуемся наземными линиями связи, – сказал Гектор с тихой горячностью, к которой Люк уже привык. – Никакой «горячей линии» в штаб-квартиру, никакой электронной почты, шифрованной или нешифрованной. Все документы, с которыми мы тут имеем дело, находятся на этих маленьких оранжевых штучках и хранятся у Олли. – Он показал Люку обычную пластмассовую флешку с цифрой «7» на корпусе. – Если куда-то едешь – берешь ее с собой, одна флешка в один конец. Ясно? Расписался по прибытии, расписался по отъезде. Олли следит за перемещениями и ведет журнал учета. Проведешь пару дней с Ивонн – научишься. Остальные вопросы – по мере возникновения. Все ясно?

– Кажется, да.

– Вот и мне так кажется. Поэтому расслабься, думай о благе Англии, не слоняйся без дела – и не напортачь.

А заодно подумай о «нашей Железной Деве». Профессиональная ищейка, стальные яйца и дорогой дезодорант, как у Элоизы.

Этому совету Люк изо всех сил старался следовать в течение последних трех месяцев – он искренне надеялся исполнить наказ и сегодня. Дважды Билли-Бой Мэтлок вызывал его, чтобы задобрить или пригрозить – или то и другое, – и дважды Люк уклонялся, придумывал небылицы и лгал по указке Гектора. Он вывернулся, но это было непросто.

– Ивонн не существует – ни на небе, ни на земле, – в первый день же объявил Гектор. – Ее нет и не будет. Ясно? На том и стой. Даже если Билли-Бой подвесит тебя к люстре за яйца – Ивонн не существует на свете.

Не существует? Скромной молодой женщины без макияжа, в длинном темном дождевике с остроконечным капюшоном, которая возникла на пороге в первый день освоения домика в Блумсбери с неуклюжим портфелем в обнимку, как будто только что выхватила его из бурного потока, – ее нет и не будет?

– Привет, я Ивонн.

– Люк. Проходите же, проходите скорее.

Мокрое рукопожатие в коридоре. Олли, лучший закулисный артист в нашем деле, нашел вешалку для дождевика Ивонн и отнес его в ванную, чтобы вода стекла на кафельный пол. Рабочие отношения – которых уже три месяца официально не существует – начались. Табу, наложенное Гектором на бумаги, не распространялось на объемистый портфель Ивонн – Люк понял это тем же вечером. Все, что приносила Ивонн в своем портфеле, в нем же и уходило. Она была не просто исследователем, но и тайным информатором.

В ее портфеле могла притаиться толстая папка документов из Английского банка, Управления по финансовым услугам, казначейства, агентства по расследованию особо тяжких преступлений… Однажды вечером, в пятницу – Люк никогда этого не забудет, – на свет божий появилась стопка из шести пухлых томов и россыпь аудиокассет из священных архивов Центра правительственной связи (портфель чуть не треснул по швам). Олли, Люк и Ивонн все выходные копировали, фотографировали и переснимали материалы всеми возможными способами, чтобы рано утром в понедельник вернуть их законным владельцам.

Добывала ли она информацию законным путем, крала ли, выпрашивала у коллег и подчиненных – Люк понятия не имел. Он лишь знал, что, как только Ивонн появлялась, Олли немедленно тащил портфель в свое логово за кухней, изучал содержимое, переносил его на флешку и возвращал владелице, а она, в свою очередь, – тому департаменту Уайтхолла, где официально числилась на службе.

Это тоже было тайной, о которой никто не заикался ни в те долгие вечера, когда Люк и Ивонн сидели вместе в кабинете, сопоставляя громкие имена стервятников-капиталистов, переводивших миллиарды долларов через три континента со скоростью молнии, ни на кухне, за фирменным супом Олли. (Томатный был его коронным блюдом, луковый тоже получался неплохо, а крабовую похлебку, которую он приносил наполовину готовой в термосе и доваривал на газовой плите, все единодушно признавали истинным чудом.) Но для Билли-Боя Мэтлока Ивонн никогда не существовало. Недаром же Люка неделями тренировали противостоять допросам. Его мастерство отточил месяц, проведенный в наручниках в лесном логове сумасшедшего наркобарона, пока Элоиза переваривала новость, что ее муж – отъявленный бабник.

– Так что там у нас с разоблачителями, Люк? – спрашивает Мэтлок за чашкой чаю, в уютном уголке своего огромного кабинета, куда он пригласил Люка поболтать (Гектору докладывать необязательно). – Уж кто-кто, а ты в информаторах знаешь толк. Я как раз вчера тебя вспоминал, когда зашла речь о новом старшем преподавателе для наших рекрутов. Чудесный контракт на пять лет, как раз для человека твоего возраста, – произносит Мэтлок медовым голосом.

– Если честно, Билли, я могу только гадать, как и ты, – отвечает Люк, памятуя о том, что Ивонн нет и не будет, даже если Билли-Бой подвесит его к люстре за яйца – чуть ли не единственный метод допроса, не испробованный подельниками наркобарона. – Откровенно говоря, Гектор добывает информацию как будто прямо из воздуха. Просто поразительно, – добавляет он с подобающим недоумением.

Мэтлок как будто его не слышит – или, возможно, ответ ему не нравится, потому что все его добродушие испаряется без следа.

– Имей в виду, назначение на должность преподавателя – это палка о двух концах. Мы ищем ветерана, чья карьера послужит образцом для наших идеалистически настроенных молодых сотрудников. Обоего пола, естественно. Мы должны убедить комиссию в том, что в биографии потенциального кандидата нет никаких компрометирующих фактов. Секретариат, разумеется, порекомендует обратить на это внимание. Возможно, нам придется слегка подкорректировать твое резюме…

– Это очень щедрое предложение, Билли.

– Да, Люк. Очень щедрое. И до некоторой степени зависящее от твоего нынешнего поведения.

Кто такая Ивонн? В течение первого месяца она сводила Люка с ума – теперь он это понимал и признавал. Ему нравились ее сдержанность и скрытность – и очень хотелось проникнуть за этот барьер. Он не сомневался, что ее ароматное тело в обнаженном виде может похвастать классическими линиями. Они сидели рядом часами, буквально щека к щеке, перед экраном компьютера или перед настенной росписью, достойной галереи Тейт Модерн, чувствуя исходящее друг от друга тепло и время от времени случайно соприкасаясь руками. Ивонн и Люк вместе шли запутанными тропами, иногда по ложному следу, то забредая в тупики, то переживая краткие триумфы, и все это – на расстоянии нескольких дюймов, на втором этаже загадочного дома, где большую часть дня они оставались наедине.

И по-прежнему ничего – вплоть до того вечера, когда они сидели, измученные, за кухонным столом, наслаждаясь фирменным супом Олли и (по предложению Люка) бокалом айлейского виски из коллекции Гектора. Неожиданно для себя Люк напрямую спросил Ивонн, какую жизнь она ведет за пределами дома в Блумсбери и поддерживает ли ее кто-нибудь на этом нелегком пути. С грустной стариковской улыбкой, которой тут же устыдился, он добавил, что, в конце концов, опасны не вопросы, а ответы. Ведь так?

Опасный ответ прозвучал далеко не сразу.

– Я государственный служащий, – наконец сказала Ивонн механическим голосом участника телевикторины. – На самом деле меня зовут иначе. Где я работаю – не твое дело. Впрочем, вряд ли ты хочешь знать именно это. Меня, как и тебя, нашел Гектор. Но, опять-таки, ты спрашиваешь не об этом. Тебя интересует моя ориентация. А также – не хочу ли я с тобой переспать.

– Ивонн, я ничего такого не имел в виду! – неискренне запротестовал Люк.

– К твоему сведению, я замужем за человеком, которого горячо люблю, у нас трехлетняя дочь, и я не хожу налево, даже с такими славными парнями, как ты. Так что давай-ка доедим суп, – предложила она.

И тут, как ни странно, оба добродушно расхохотались, после чего мирно разошлись по своим углам. Напряжение спало.

А Гектор? После трех месяцев общения, хоть и урывками, Люку так и не удалось постичь Гектора. Лихорадочный взгляд, непристойные тирады в адрес высокопоставленных мошенников – источника всех зол… Досужие языки в конторе намекали, что Гектор, спасая семейный бизнес, прибег к отточенным за долгие годы службы на «темной стороне» методам, которые даже по крайне сомнительным лондонским стандартам считались бесчестными. Что же повлекло его в крестовый поход против могущественных злодеев – месть или чувство вины? Олли, обычно не склонный сплетничать, не сомневался: познав на собственной шкуре запрещенные приемы городской элиты и отплатив той же монетой, Гектор в одночасье превратился в ангела мщения.

– Он дал обет, – признался Олли на кухне однажды поздно вечером, пока они ждали появления Гектора. – Прежде чем покинуть наш мир, он хочет спасти его. Даже если это его убьет.

Люк вечно беспокоился. С самого детства он тревожился обо всем подряд – примерно так же, как влюблялся.

Он одинаково волновался о том, не отстают или не спешат ли на десять секунд его часы, и о том, куда катится брак, пустой и безжизненный во всем, кроме кухни.

Он беспокоился, нет ли у постоянных истерик Бена иной причины, кроме переходного возраста, и не настраивает ли Элоиза мальчика против отца.

Он беспокоился о том, что хорошо ему только на работе, а за ее пределами – даже сейчас, на улице – в голове у него сплошная неразбериха.

Он беспокоился о том, что зря, наверное, не придавил свою гордость и отверг предложение Королевы кадров походить к психологу.

Он беспокоился о Гейл, о своем влечении к ней и ко всем девушкам, похожим на нее, – к девушкам с огоньком в глазах вместо мрачного облака, которое окутывало Элоизу даже в самые солнечные дни.

Он беспокоился о Перри и старался ему не завидовать. Люк гадал, какая ипостась одержит верх в чрезвычайных обстоятельствах – бесстрашный искатель приключений или наивный университетский моралист. И есть ли вообще разница?

Он с тревогой думал о неизбежной дуэли между Гектором и Билли-Боем Мэтлоком: кто из них сорвется первым? Или притворится, что сорвался.

Покинув безопасную сень Риджентс-парка, Люк смешался с толпой воскресных покупателей, жаждущих скидок. Расслабься, сказал он себе, все будет в порядке. За штурвалом не ты, а Гектор.

По пути он отмечал все, что бросалось в глаза. После Боготы городские приметы приобрели для него особое значение. Если меня похитят – это последнее, что я увижу, прежде чем мне завяжут глаза.

Китайский ресторан.

Ночной клуб.

Книжный магазин.

Запах молотого кофе, который я чувствовал, когда боролся с нападавшими.

Занесенные снегом сосны на картине, которую я увидел в витрине сувенирного магазинчика, прежде чем меня оглушили.

Дом номер девять, в котором я заново родился. Три ступеньки до двери. Теперь веди себя как нормальный человек.